Электронная библиотека » Вадим Давыдов » » онлайн чтение - страница 29

Текст книги "Год Дракона"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 21:14


Автор книги: Вадим Давыдов


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 29 (всего у книги 48 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Елена зажмурилась и закрыла лицо руками. Все слова, подумала она. Все слова, кроме одного, – самого главного.

* * *

Майзель вытащил телефон и раскрыл его:

– Да. Сейчас подойду, величество. Будь.

Надо взять себя в руки, решила Елена. Ведь ещё ничего не закончилось, и случившееся со мной – лишь часть большого плана. Чего же они хотят, как и где намереваются нанести нам удар?! Думай, Елена. Думай!

– Ёлочка.

– Я в норме, Дракон, – Елена улыбнулась.

Он увидел, чего ей это стоит. И от нежности к этой женщине, от гордости за неё, – ему перехватило горло.

– Идём. Величество ждёт.

– Тебя.

– Нас.

– Врёшь.

– Спросишь его сама.

– А вот и спрошу, – Елена встала. – Идём.

* * *

– Где ты был?! – напустился на него Вацлав, едва Майзель прошёл сквозь завесу в командный пункт. – Нечего тратить время на всякую падаль!

– Я тоже нервничаю, величество, – кивнул Майзель. – Спасибо тебе. За всё.

– Обращайся, – буркнул Вацлав.

– Я этого никогда не забуду.

– А я тебе и не дам, – усмехнулся король и посмотрел на Елену. – Ты как?

– Спасибо, ваше величество, – Елена приподняла несуществующий кринолин и обозначила книксен. – Бывало и хуже, но значительно реже.

– Понятно, – Вацлав подкрутил и без того щегольски закрученный пшеничный ус. – Давай, Дракон, доложи соображения. У нас тут полный кризис жанра.

– Конечно, – Елена перевела взгляд с Вацлава на Майзеля и нахмурилась. – Они вас подловили. Вы оба взбесились, особенно Дракон. Это всё из-за меня. Я, я во всём виновата.

– Перестань, – разворачиваясь к ней, хрипло произнёс Майзель. – Перестань, слышишь?!

– Не перестану, – голос Елены зазвенел. – Дикари всегда бьют по символам. По самым уязвимым местам. Они используют меня, как прикрытие, – для чего? Вы сейчас начнёте им мстить, а они спустят с поводков своих шахидов, – под вопли демократической общественности, – как же, это кайзер с Драконом во всём виноваты! Неужели не ясно?!

Они все смотрели на неё – операторы, гвардейцы, король, генералы. И Майзель смотрел на неё, – кажется, впервые он так на неё смотрел:

– Какая же ты, мой ангел, – Майзель протянул руку и провёл пальцами по её дрожащей щеке. И, как всегда от его прикосновений, проснулась под сердцем у Елены бабочка. – Жизнь моя, какая ты молодец.

Он снова развернулся к экрану и произнёс только одно слово:

– Ватикан.

Вацлав, багровея от бешенства, вцепился руками в стол:

– Генштабу – боевая готовность, режим работы – круглосуточный по штатам военного времени. Егерям, воздушному флоту, морякам, ракетчикам и космосу – боевая готовность. Активировать все цели. Александра на мой личный терминал, срочно. Иштвана, Бориса, Михая, Квамбингу, – всех на оперативную связь, немедленно. Дай мне минуту, Дракон.

В помещении началась обычная тревожная беготня – не нервозная, а нормальная, рабочая, только все как-то быстрее задвигались. Елена стояла, сжав кулаки, – её всю трясло, мелко-мелко. Майзель шагнул к ней, обнял, и Елена почувствовала, как утихает дрожь.

На экране снова появился Вацлав:

– Ты, – он указал подбородком на Майзеля, – сейчас же отправляйся в Рим и привези мне понтифика. Я пробил тебе коридор в Пратика ди Маре[48]48
  Военная база в 60 км от Рима.


[Закрыть]
, там посадишь «Сирокко» и пересядешь на вертолёт. Дозаправщики поднимутся в воздух с минуты на минуту. К вечеру – самое позднее – ты должен быть в Праге.

– Ясно, – кивнул Майзель и повернулся к операторам. – Где спутник с масс-спектрометром?

– Сейчас – над Африкой, Сридеземноморье станет доступным, – офицер-наблюдатель посмотрел на экран, – примерно через пятьдесят минут.

– Бомба? – еле слышно спросила Елена, прижимая тыльную сторону ладони к губам. – В Ватикане?!

– Послезавтра открывается Всемирная Ассамблея Синода епископов, – мрачно отозвался Вацлав. – Уже практически все там. Я отправил Итальянскую когорту Легиона в Рим почти в полном составе. Первые центурии прибудут в Пратика одновременно с тобой, поступят в твоё распоряжение. С д'Амброзио мы пришли к общему знаменателю – Флавио пока ничего не узнает.

Когорта – это чуть ли не полк, подумала Елена. Начальник итальянского Генштаба не доложит премьеру?! Господи, да что же творится?!

– Дракон! Это бомба?! – почти крикнула Елена.

– Не знаю, – рявкнул Майзель. – Увидим. Операторам – смотрите любые необычные концентрации каких угодно веществ! Расщепляемые материалы – ненужный риск при транспортировке и хранении, – он повернул голову к Елене. – Есть технологии куда более кондовые, но ничуть не менее эффективные.

– Я с тобой.

– Сейчас же, – скривился Вацлав и, подавшись вперёд, воткнул палец в Елену. – Ты возвращаешься в Прагу. Как приземлишься – немедленно ко мне!

Изображение обладало потрясающим эффектом присутствия – Елене показалось, будто палец монарха и в самом деле упёрся ей в лоб. Она тряхнула головой:

– Зачем я вам понадобилась, ваше величество?

– Для спокойствия – Дракона и моего, – отрезал король. – Будешь вместе с Мариной за детьми присматривать, вместо того, чтобы болтаться, где попало.

– Ваше величество, я не могу.

– Молчать! – взревел Вацлав, похоже, по-настоящему рассердившись. – Ты – моя подданная, а я – твой король! Я приказываю тебе прибыть во дворец и поступить в распоряжение её величества впредь до особых указаний. С тобой – всё!

– Не всё, – Елена вскинула голову. Слёзы высохли, словно их и не было никогда, а ставшие чёрными от гнева глаза засверкали. – Я не собираюсь исполнять… эмоциональных приказов. Я не солдат, не лакей и не фрейлина, чтобы держаться за юбку королевы. Да, у меня слёзы близко – но это не значит, будто я сопливая институтка. Понятно, ваше величество?!

– Вот это да, – прищёлкнул языком Вацлав. – Ну, ты и распустил её, Дракон.

– Она такая, величество, – сияя, кивнул Майзель. – Моя Ёлка. А ты думаешь – почему я с ней, а она – со мной?

– Запомните. Вы. Оба, – отчеканила Елена. – Я не ваша. Я ничья. Я сама. Своя собственная. Я была, есть и буду с тем, с кем хочу, когда хочу и сколько хочу. Понятно вам?!

– Неподражаемо, – хмыкнул Вацлав.

И вдруг, подмигнув Майзелю, заговорил таким голосом, от которого все – абсолютно все, даже Елена – размякли и заулыбались:

– Пёрышко ты наше драгоценное, – пропел Вацлав. – Шипуленька ты наша славная. Да перестань же ты топорщиться, Христа ради. Я же любя. Ты же нас всех до смерти напугала. Ну, подумай, – куда же мы без тебя?! Приезжай, пожалуйста. Ты нужна сейчас королеве. А королева – тебе. Твой король просит тебя, ежуленька. Приедешь?

Ну, надо же, подумала Елена, пытаясь не улыбаться и не в силах с собой совладать. Солдафон в мармеладе – такого блюда я ещё не пробовала!

– Приеду, ваше величество, – вздохнула она, кладя голову Майзелю на плечо. – Когда вы так просите, – не могу же я вам отказать?! Только вместе с Драконом. И с понтификом.

– Консенсус с рупором оппозиции достигнут, – совершенно иным, протокольно-скрипучим голосом объявил Вацлав. – Полный и безоговорочный. – И согнал улыбку с лица: – Всем занять места согласно штатному расписанию!

Экран погас. Майзель посмотрел на Елену:

– Креатура, да?

Елена стукнула Майзеля кулаком и спрятала лицо у него на груди.

Ватикан. Октябрь

Елена спрыгнула на брусчатку. «Афалина» с опознавательными знаками посольства висела в полуметре над землёй прямо на площади Святого Петра, точно посередине между фонтаном и обелиском. Площадь была удивительно, пугающе пустынна. Со всех сторон доносились звуки полицейских сирен – видимо, не я одна обалдела, с усмешкой подумала Елена.

– Ты сумасшедший, – прошипела она, едва поспевая за Майзелем. – Можешь сказать, наконец, что вы узнали?!

Всю дорогу он говорил по телефону – Елена ничего не слышала из-за шлема.

– Нет, – отрезал Майзель. – Абсолютный приоритет – доставить Рикардо к Вацлаву. Ёлка, не донимай меня сейчас вопросами, пожалуйста!

Швейцарцы и папские жандармы знали Майзеля в лицо, и его выражение не оставляло пространства для кривотолков. Не утруждая себя даже междометиями, он нёсся по анфиладе дворцовых покоев, – казалось, двери распахиваются от одного его взгляда. Елене же смотрели вслед, будто видели призрака. Да, уж тут-то женщины в скафандрах и со сферой в руках пролетают нечасто, мысленно хмыкнула Елена.

Понтифик встретил их в кабинете – к двери он, похоже, не успел подойти.

– Салют, Рикардо, – Майзель подтолкнул Елену вперёд. – Вот – это Елена. Ёлка, это его святейшество. Позывной – «Падре». Будьте знакомы.

Только сейчас Елена поняла – разговор происходит по-русски. Она, конечно, успела подхватить свою нижнюю челюсть, – но уже практически у самого пола.

– Сколько языков ты знаешь, Рикардо? – Майзель легонько хлопнул Елену по спине, приводя в чувство. – Двадцать?

– Двадцать четыре, – улыбнулся Урбан IX. – Здравствуй, дитя моё. Я так рад видеть тебя невредимой.

Он наклонился – очень высокий – и поцеловал её в темечко, отстранился и улыбнулся.

– Здравствуйте, ваше святейшество, – пробормотала Елена по-чешски, не сомневаясь – её поймут и без переводчика. – Вы уже знаете…

– Падре, – снова улыбнулся понтифик. – Конечно, я знаю, дитя моё.

– Ну, хватит телячьи нежности разводить, – вмешался Майзель. – Ёлка, отвернись, – Падре нужно надеть скафандр.

Они все друг на друга чем-то неуловимо похожи, вдруг поняла Елена. Гордая посадка головы, ясный, уверенный взгляд, достоинство и благородство. Наполовину чех и наполовину русский, итальянец и мадьяр, румын и болгарин, серб и еврей. Но как же это возможно?!

– Не хочешь ничего рассказать? – слегка удивился понтифик.

– И ты туда же, – скривился Майзель. – По дороге! «Птичка» ждёт, двигатели работают!

– Я позвоню Флавио, если не возражаешь.

– Возражаю, – сверкнул глазами Майзель. – Вся его администрация протекает, как дырявая крыша! Рикардо, поторопись, – Вацлав уже сто раз позвонил!

– Мог бы и мне позвонить, – покачал головой понтифик. – Хорошо, помоги мне, – я сам надевать эту штуку никогда, наверное, не научусь.

Рим – Прага. Октябрь

Войдя в воздушное пространство Короны, «Сирокко» снизил скорость. Полёт из Рима выполнялся на относительно небольшой высоте и в сопровождении истребителей. Елена с облегчением освободилась от шлема и посмотрела на экраны обзора: два «Сапсана» с эмблемами югославских ВВС помахали крыльями и разошлись в стороны, взяв курс на Любляну, а их место тотчас же заняли такие же «Сапсаны» с золотыми коронованными львами лейб-гвардейской истребительной эскадрильи на фюзеляжах.

– Представьте себе такой расклад, мои дорогие, – Майзель помог понтифику снять сферу. – Ни для кого не секрет, сколько набежавших в Италию гастарбайтеров и мигрантов работает в хозяйстве Вечного города. Представили? – увидев, как переглянулись Елена и Урбан, как дёрнулось адамово яблоко князя епископов и как дрогнули ноздри Елены, он кивнул с каким-то даже удовлетворением. – Не особо продвинутые работники, зато непьющие, исполнительные и не умничают без спроса. Спокойно работают себе в газовых, водоремонтных и прочих компаниях, в метро и в канализации. Никому и в голову не придёт ведь, что устраиваются они на работу целенаправленно и с ведома руководства, и происходит это годами, – годами! А зарплаты очень скромны, и народ с запросами уходит, вымывает его напрочь. И вот уже не только бригады и смены, а целые очереди смен и бригад только из этих людей и состоят. Ах, какое раздолье для экономии – то есть обноса – городского бюджета!

– Дракон, – в голосе Елены слышалась укоризна. – Это же…

– Паранойя, – радостно подтвердил Майзель. – Точно! Но это Дракон – параноик. А все остальные – нормальные, добродушные, открытые люди. И поэтому все наши замечательные друзья трудятся себе – годами! – без всякого контроля вообще. Не привлекая к себе ровным счётом никакого внимания. Не болеют, не бастуют, чинят, паяют, примус починяют, безобразий не нарушают. А вы знаете, как легко, имея доступ к изолированным пустотам в катакомбах Рима – Рима, ё-моё! – сделать и разместить боеприпас объёмного взрыва?! А уж вакуумно-фосфорные закладки на газовые коллекторы, на воздуховоды навесить и добавить немножечко растёртых в пыль титана и марганца, – это ж и вовсе как два ногтя обкусить! А мини-заряды в системах наблюдения и контроля состава воздуха – тоже чепуха, если ты их обслуживаешь и ремонтируешь. С электричеством, правда, не повезло: распределительные щиты дублированные, но и с этим наши трудолюбивые муравьи просто замечательно справились. И погодите, это же только начало, – Майзель взглядом усадил порывавшуюся вскочить Елену. У понтифика дрожало верхнее левое веко – партизанский опыт, пусть и устаревший изрядно, услужливо рисовал в мозгу соответствующую картинку. – А если учесть, что планы и схемы закладок им серьёзные, вдумчивые люди рисовали, причём – за очень немалые деньги, становится совсем весело. Теперь вообразите: час пик в римском метро, которое, что уж скрывать, дышит почти на ладан. Целая куча пустот под Ватиканским холмом, и практически везде – газ в открытом доступе. Да, не забудьте водохранилища и водозаборники, где не ведётся, несмотря на инструкции, экспресс-анализ в реальном режиме времени на отравляющие вещества, галлюциногены и боевые штаммы, – это Италия, детка! А ещё у нас тут сейсмоактивная зона. Синхронизировать подрыв – ничего нереального. И что же мы имеем, дорогие товарищи? Правильно! Имеем картину Репина «Приплыли»: был Ватикан – нет Ватикана! Одна воронка. И миллиона три жертв в качестве бонуса. Примерно. Можно больше.

– Надо эвакуировать город, – подался к Майзелю понтифик.

– Эвакуировать Рим?! – скривился Майзель. – Никто в городе к этому не готов, эффект будет – как будто заряды сработали! Первый зам начальника Разведупра Генштаба уже там, на местах лучшие люди, – можете мне поверить. Мелким бреднем прочёсывает город Итальянская когорта – выберем всех. Во всяком случае, взрыва, тем более такого, как планировалось, не получится.

– Боже мой, – одними губами произнесла Елена. – Музеи. Библиотека. Микеланджело. Рафаэль. Почему?! Почему?!

– Ты рассуждаешь, как разумный человек, – мягко укорил её понтифик. – Ты мыслишь, дитя моё, нормальными, приемлемыми категориями: война, победа, поражение. Мы привыкли считать войну абсолютным злом, недоразумением: как будто война – это нелепая ссора добрых, на самом-то деле, соседей, или друзей. А это – совсем иная война. Настоящая. Переиначив себя, став ещё терпимее или ещё беднее, мы ничего не добьёмся – только ослабим себя. Они не хотят нас победить. Они жаждут нас уничтожить, стереть самую память о нас. В их фантастическом мире нет для нас места. А мы не потерпим поражение – мы исчезнем.

– Они хотят открутить назад время, – подхватил, почти перебивая понтифика, Майзель. – Чтобы мы впали в дикость и ужас. Чтобы шарахались от каждого звука. Чтобы перестали смеяться, ходить в кино, летать в отпуск к морю, любить друг друга свободно и весело, – иногда слишком свободно и весело, но это, на самом деле, пустяки. Они не понимают ни наших шуток, ни наших слёз. Ничего. Они хотят, чтобы нас просто не было. Нигде. И поэтому им не место среди нас. Ты веришь, будто они хотят жить с нами в мире и согласии?! Дар-эль-Ислам[49]49
  Мир Меча (араб.) – мир «неверных», который должен быть покорён мусульманами, и все жители которого обязаны обратиться в ислам. Под этим термином исламские идеологи понимают весь остальной мир.


[Закрыть]
и Дар-эль-Харб[50]50
  Мир «истинно верующих» (араб.)


[Закрыть]
. Вот что звенит в их пустых, как перевёрнутый медный таз, головах. А мы им мешаем. Если они доберутся до оружия, которое может нас уничтожить, они применят его, не задумавшись ни на секунду. Им не нужны ни наши чудеса, ни наши богатства, они готовы закопать все это вместе с нами, лишь бы не было нас.

– Но почему?!

– Это ислам, – тихо проговорил понтифик. – Не тот ислам, о котором тебе рассказывали в школе на уроках истории – ислам Улугбека и Хайяма, Фирдоуси и Авиценны, а ислам настоящий. Ислам Хомейни, Бин Ладена, Арафата и Аль-Вахабба. Огонь, выжигающий душу. Быть может, лишь у малой толики что-то осталось.

– И отделять овец от козлищ не очень-то получается, – прищурился Майзель.

И вот это уже по-настоящему страшно, подумала Елена, пристально вглядываясь Дракону в лицо. Почему же я не боюсь? Потому, что верю ему?

– Позвони Флавио, – обращаясь к викарию Христа, буркнул Майзель. – Скажи, ты в Праге с рабочим визитом. И пусть молчит, как рыба!

– Хорошо, – кивнул понтифик и снова повернулся к Елене. – Ты устала, дитя моё. Давай отложим этот разговор.

– А вы? Вы – не устали? Вы все?!

– Устали, – вздохнул Майзель. – Но у нас вариантов нет.

– Ну, значит, и у меня нет, – отрубила Елена.

Понтифик достал аппарат и быстро произнёс несколько фраз по-итальянски.

– Флавио очень растерян, – он покачал головой. – Наверное, мне следовало бы находиться сейчас рядом с ним.

– Нет! – воскликнула Елена. – Вы не имеете права рисковать собой. От вас всё ещё слишком много зависит – от вас лично!

– Она права, святейшество. И, кстати, не только права.

На экране появилось изображение Вацлава:

– Здравствуй, Падре. Можно сказать, большой тревоге – отбой. Хотя работы, конечно, предстоит ещё немало.

Понтифик прикрыл веки и осенил себя крестным знамением:

– Здравствуй, сын мой. Спасибо, – это по-настоящему хорошая новость.

Они опять успели, – по лицу Елены катились слёзы. Как им это удаётся?!

– Легко, – посмотрев на Елену и, кажется, без особого труда прочитав её мысли, усмехнулся Майзель. – Когда знаешь, что именно ищешь и где, картинка резко проясняется.

– Легко, легко, – передразнил его Вацлав. – Дракон, тебе персональное.

– Да чё там, – буркнул Майзель. – Обращайся. Ёлку благодари, она всё придумала.

– Проваливающийся в тартарары Ватикан – это, пожалуй, хороший повод перейти в наступление по всем фронтам, – покачала головой Елена. – А ведь у них большие батальоны, и сдержать их было бы, мягко говоря, непросто.

– В дырочку, – Майзель кивнул и бросил взгляд на экран. – Только они всё равно опять облажались. Так всегда происходит, когда являешься с ножом на перестрелку. Величество, какие планы?

– Ты с Падре по прибытии – сразу ко мне. Елена, как и договаривались, – к Марине.

– Не пойдёт. Я отвезу Падре в Замок – у тебя слишком много народу крутится, кто-нибудь, не дай бог, сболтнёт. Ёлка за ним присмотрит, а я – сразу к тебе. Потом, когда чуток рассосётся, заедешь. Ёлка, справишься?

– Да.

– Спасибо.

– Обращайся.

– Эй, – обеспокоенно посмотрел на неё Вацлав. – Ты как, пёрышко?

– Да что ты заладил: «как», «как»?! – рассердилась Елена и всхлипнула. – Обыкновенно!

– Марина переживает, – сообщил Вацлав. И показал Елене пудовый кулак, по-фельдфебельски ухмыляясь: – Смотри у меня!

– Я с вами со всеми скоро с ума сойду! – окончательно рассвирепела Елена. – Ты, неотёсанный солдафон, и ты, говорящая ящерица, – она указала пальцем в сторону Майзеля, – хотите меня уморить?! Я за всю жизнь столько не ревела и не хохотала, сколько за эти полгода! Разве можно так жить?! Падре, скажите им!

– Ябеда, – сказал Майзель и улыбнулся.

Так сказал и так улыбнулся, – это оказалось последней каплей. И Елена развела настоящую сырость.

Прага. Октябрь

Не получив никаких специальных указаний, Елена проводила понтифика в их с Майзелем «квартиру» в Замке, внутренне содрогаясь от этой идеи. Но, кажется, наместнику Святого Петра было всё равно – или он умело скрывал эмоции. Увидев, как римский епископ ориентируется в помещениях, Елена заметила:

– Всё-таки в типовой планировке есть свои преимущества. Вы, вероятно, бывали здесь?

– Да, – согласился понтифик, – и чувствую тут себя вполне уютно. Он так и не построил себе дома?

– Вы же его знаете, Падре, – усмехнулась Елена.

Настроения исполнять роль гостеприимной хозяйки у Елены вовсе не наблюдалось, но ведь она обещала, – боже мой, какой…

– Какой невероятно длинный день, – покачал головой викарий Христа. – Ты ведь это хотела сказать, не так ли?

– Почему я не удивлена вашим умением читать мысли? – вскинула брови Елена. – Ах, нет – вы ведь, конечно же, тоже понимаете женщин.

– Дракон понимает женщин? – сеточка морщин у глаз понтифика обозначилась чётче. – Ох, Даниэле. Какая самонадеянность!

Елена спросила, уже почти привыкнув к отсутствию языкового барьера:

– Вы голодны, Падре?

– Я прямо слышу, как ты произносишь это слово с прописной буквы, – улыбнулся понтифик. – Пожалуй, я выпью немного мацони и съем кусочек сыра. Где-то в холодильнике должен быть пекорино.

– Они, наверное, прямо из Интернета продукты получают, эти холодильники, – пробормотала Елена, распахивая дверцу. – Пекорино – это такой твёрдый, жёлтый? С чёрной корочкой?

Пекорино, конечно, нашёлся. Елена нарезала сыр, налила мацони в подходящую кружку и поставила еду перед понтификом:

– Приятного аппетита, Падре.

– Спасибо. Присядь, дитя моё. – Он внимательно, пристально посмотрел на Елену: – Поговори со мной. Тебе станет легче, вот увидишь.

– Простите, святой отец, ибо я согрешила, – Елена присела напротив Урбана. – Каково это – годами выслушивать повествования о проступках, о преступлениях? И как при этом не утратить веру в людей, не потерять желания жить?

– Вот поэтому, дитя моё, – кто-то же должен вас выслушать? Расскажи мне.

– Ах, Падре…

Этот высокий, худой и красивый старик, невероятно ясный и живой для своих восьмидесяти пяти, которые недавно без всякой помпы и шумихи отметил, оказался потрясающим слушателем. Только за одно это умение в него можно было бы без памяти влюбиться. Елена, не ощущая никакой дистанции между собой и понтификом, вдруг поняла, как не хватало ей такого внимания – уже много, много лет. Пожалуй, с тех самых пор, как не стало родителей, особенно – отца. Они же почти ровесники, подумала Елена. А Дракон? Нет, Дракон – это другое! Сидеть у него на кухне и раскрывать душу преемнику князя апостолов – кто бы ни напророчил Елене подобное каких-то полгода назад, был бы осмеян и уничтожен. А теперь слова лились из Елены потоком. И когда она, наконец, умолкла, понтифик погладил её по руке:

– Всё, что с нами случается, делает нас сильнее, если не убивает нас. Если бы не твоя беда, кто знает – стала ли бы ты той, кем стала? Встретила бы его? Полюбила бы? А он?

– Вина, Падре. А он…

– Беда, дорогая. Беда, – настойчиво повторил понтифик. – Я знаю, что с ним происходит. Он столько лет убеждал себя: такого не может случиться, он обречён на одиночество, и встретить свою единственную ему не суждено. Слава Всевышнему, он ошибся. Дай ему лишь немного времени.

– Сколько, Падре?!

– Не знаю, Елена. Не спеши. Вы так ещё молоды – оба.

– По сравнению с вечностью.

– И по сравнению с вечностью – тоже. Не забывай, дитя моё, – он еврей. У него особые отношения со временем и с пространством. И со Всевышним, конечно же.

– Да какой же он еврей, Падре, – улыбнулась Елена. – Он русский большевик, космическое переиздание.

– Ну да, – кивнул понтифик. – Да, но это – лишь одна из многих его сторон. Он идёт напролом, а молитва, учение для него – окольный путь. Но только такой мятежный дух мог поднять и повести за собой стольких людей. Ребе гневается на него, и это тоже по-человечески объяснимо. Он слишком похож на Спасителя.

– Что вы говорите такое, Падре?! – в ужасе прошептала Елена.

– Я знаю, что говорю. О, это так по-еврейски – спорить с Господом, отстаивать свою правоту, требовать справедливости: здесь, сейчас, немедленно. Да, он и сам временами тяготится тем, что взвалил на себя. Но если ты любишь его, ты должна разделить его ношу. Он всё ещё жалеет тебя, не уверен – готова ли ты.

– На что только я не готова, Падре!

– Тогда – не падай духом.

– Какие вы слова знаете, Падре.

– Я же люблю вас, дети мои, – светло улыбнулся понтифик.

– Что же теперь будет, Падре? Вы знаете?

– Нет, дитя моё, – я ведь священник, а не оракул.

– Вы сказали тогда, в самолёте – я устала. Да, это так – я устала от непонимания, Падре! Падре, ну, почему же они такие, почему?! Что они курят и пьют, что делает их такими?!

– Всё сразу, Елена, – глухо отозвался понтифик. – Я читал «Ярость пророка» – это страшная, горькая книга. Я чувствовал, как тяжело тебе было её писать. Как ты стремилась остаться – нет, не вежливой – справедливой, беспристрастной. Но у тебя не получилось. Я скажу тебе, почему. Ты увидела то, чего многие не могут, или не хотят, или не хотят и не могут, увидеть. Со всеми нашими проблемами и ошибками мы для тебя – свои. Нас можно критиковать, сердиться на нас, ругать, на чём свет стоит – но есть надежда быть услышанной, а даже, возможно, и понятой не совсем превратно. А на той стороне тебя не услышат – ты женщина из Дар-эль-Харба, посмевшая непочтительно отозваться о Дар-эль-Ислам. Ты – непокорная. Мы все – непокорные: добрые и злые, верующие и атеисты, богатые и бедные, женщины и мужчины. На самом деле ты хотела быть услышанной нами: сделайте же что-нибудь, так продолжаться не может! Не так ли?

– Так, – Елена прикрыла ладонью глаза, словно не желая дать понтифику в них заглянуть. – Так, именно так. Вы правы, Падре. И это ужасно!

– Ужасно. Согласен, – понтифик снова дотронулся до её руки. – Нельзя позволить им победить – за путь сквозь дикость и ненависть мы заплатили слишком высокую цену. Мы не можем отступать – уступки толкуют как слабость. Но мы обязательно найдём выход. Ведь мы люди, и поэтому обязаны его найти.

– Надеюсь, – Елена убрала ладонь от лица. – Что же мне ещё остаётся? А вот и они, – наши рыцари без страха и упрёка, – кивнула она в сторону раздвигающихся дверей, поднимаясь навстречу входящим – Дракону и монаршей чете.

* * *

– Что произошло, Елена? Он обидел тебя чем-то? – оставшись с Еленой наедине – мужчины отправились в кабинет, – спросила Марина. – Ты так внезапно исчезла!

– Нет! – вскрикнула Елена, словно от удара. – Дело не в нём. Во мне.

– Что же так ест тебя, дорогая? Чувство долга? Солидарности? В чём ты чувствуешь себя виноватой? Что с тобой? Я смотрела на вас и думала, – Господи, ну, наконец-то! А потом… Пойми, дорогая: то, что с ним происходит, происходит и с нами. Со мной. Ты знаешь, как много он для нас значит. Он сильный, он не подаёт виду, но я же чувствую! Что случилось, Еленушка?!

– Ничего не случилось. То есть, случилось, – но очень давно, и не с нами – со мной. У меня никогда не будет детей, Марина.

Королева, зажмурившись, прижала руку к губам, другой стиснув запястье Елены, почти сделав ей больно, и долго молчала. Потом спросила глухим, полным слёз голосом:

– Он знает?

– Да. Конечно. Он всегда всё знает. Даже то, что ему совершенно не следует знать.

– Мы можем что-нибудь сделать?

– Что? Ах, нет, Марина, какие глупости. Давно никто ничего сделать не может. Я пыталась когда-то.

– И поэтому ты…

– И поэтому тоже. Нельзя жить с любимым мужчиной и не хотеть от него ребёнка. Хотеть – и не иметь, – тоже. Хотеть самой, знать, – и он хочет, знать, – он жалеет тебя? Нельзя. Жалость убивает любовь. Беспомощность – невыносима. Он сильный, ты права. Он сильнее всех, кого я знаю. Он даже меня сильнее, хотя я думала – так не бывает. А это… Он не может не мочь. Это немыслимо. Он, который всё может?! Дракон, повелитель стихий, не может сделать ребёнка какой-то вздорной, смазливой щелкопёрке?! Когда я вижу, как дети виснут на нём, как он говорит с ними, как тормошит и как они все вместе смеются – я готова убить себя, понимаешь, Марина?! Когда-нибудь это раздавит его. Или он возненавидит меня. И я, право, не знаю, чего я больше боюсь. Лучше я исчезну. Ему только-только исполнилось сорок, – что это за возраст?! Начало пути. Любая…

– Ему не нужна любая, Еленушка, – перебила её королева. – Ты нужна ему!

– Ах, Господи, да всё понимаю я, всё! Разве можно кого-нибудь с ним сравнить?! Он слишком хорош для меня.

– Разве ты в чём-то виновата?!

– Конечно, Марина. Конечно, я виновата. А кто?! Кто мог бы заставить меня, если бы я не захотела тогда… это… – Елена замолчала, зажмурилась на мгновение. И снова посмотрела на королеву чёрными сухими глазами на белом, как полотно, лице: – Я сама захотела избавиться от ребёнка. Мне было девятнадцать лет, я оказалась одна в чужой стране, и мужчина, которому я верила, предал меня. Но это не может ни извинить, ни оправдать меня, хотя кое-что объясняет. Я сама испугалась, позволила себя убедить – и сделала это. И теперь я могу сколько угодно уговаривать себя и поддаваться на уговоры других, будто у меня не было выбора, не было выхода. Возможно, и так. Только детей у меня больше не будет. И я сама это решила. И отвечать за это мне тоже самой предстоит, и тут, и там, – Елена резко дёрнула подбородком в сторону и вверх, в небо. – Только мне. Больше я никого не имею права впутывать. Тем более – его. Я уж как-нибудь сама.

– Но ведь ты любишь его, Еленушка!

– Люблю?! Ах, Марина! Какая же это любовь?! Кто-то души наши в одну слепил, пополам разрезал и каждому по половинке отдал. И рвутся из нас эти половинки, чтобы снова слиться в одно, и тащат нас на себе, за собой. И быть я с ним не могу, и уйти не могу, и жалко мне нас обоих до крика, – я же вижу, как рвёт его на куски моя боль!

– Прости меня, Еленушка. Это я виновата. Я даже подумать о таком не могла.

– Никто не мог, Марина. Я и сама не могла. Что же мне делать-то, боже мой?!

– А ты не хочешь лечь в клинику? Совсем скоро новый специальный центр откроется, – спросила Марина, не глядя на Елену. – Есть же какие-то… технологии?!

– Что?! Ах, перестань, Марина. Это абсолютная непроходимость.

– А всё остальное?

– Всё остальное, – Елена издала смешок, больше похожий на стон. – Всё остальное – лучше и не бывает. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но чудеса – это не конвейерная продукция, Марина. – У Елены вдруг встала перед глазами, как живая, старуха из булочной, напророчившая ей аж двоих детей, и снова похожий на стон смешок вырвался у неё из груди. – Разве можно рассчитывать на чудо?!

– Рассчитывать – нельзя, – согласилась Марина. – А вот надеяться – можно. И нужно.

– О чём ты, Марина?!

– Не расставайся с ним, Еленушка. Прошу тебя – не оставляй его. Он без тебя не сможет – как и ты без него. И что-то непременно случится. У меня такое предчувствие.

– Делай, что можешь, и да случится, что должно, – Елена усмехнулась. – Тебе не кажется, это непристойно, – так растаскивать человека на цитаты? Ведь он же человек, правда? Всего лишь человек. И он ни разу не произнёс это вслух, – вдруг простонала Елена. – Ни разу, ты можешь вообразить?! Всё, что угодно, – я хочу тебя, я жить без тебя не могу, я дышу тобой, ты жизнь моя, ты моя сказка, – всё! Только «люблю» – не сказал ни разу! Почему, Марина?!

– А ты?

– Я?!

– Ты сказала?

– Нет…

– Так и будете бороться, да? Уступи, Елена. Ты женщина. Скажи первой. Увидишь, что будет, – Марина взяла голову Елены обеими руками и поцеловала в лоб. – Послушай меня, дорогая. Я всё-таки старше – немножко. И я тебя очень люблю. У меня никогда не было такой подруги – и уже не будет. И такого друга, как Дракон, больше не будет тоже. Я не могу позволить, чтобы два таких бесконечно дорогих мне человека страдали и мучили себя понапрасну. Я этого не допущу.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации