Текст книги "Номады Великой Степи"

Когда в августе 1754 года Амурсана, потерпев поражение в борьбе с Дабачи бежал в Халху и обратился к маньчжурскому императору с просьбой дать ему войска, чтобы свергнуть хунтайши, он был встречен с распростертыми объятьями. В Маньчжурии было все готово для решительного наступления на последний оплот независимых номадов. В подвластных кочевьях была проведена всеобщая мобилизация. Для нужд армии коней отбирали даже у заезжих купцов и пограничной стражи. Каждый воин был вооружен ружьем, саблей, копьем, луком с 40 стрелами. С Пекина подошли закаленные в боях Знаменные войска, вооруженные сильной артиллерией.

Ранней весной 1755 года почти двухсоттысячная маньчжурская армия вторглась в Джунгарию. Наступление велось по двум направлениям: из Баркуля под командованием Юн Чана и из Улясутая под командованием Баньди. Начальником авангарда северной армии был назначен Амурсана, получивший от императора княжескую степень цинь-вана. Авангардом южной колонны командовал другой князь-предатель Сарал. В конце апреля оба отряда, соединившись в долине р. Боротала у оз. Эбинор, подошли к р. Или, переправились через нее и двинулись дальше, не встретив ни малейшего сопротивления, не сделав ни одного выстрела, не выпустив ни одного снаряда. Дабачи-хунтайджи бежал не приняв боя, бросив свою жену и детей. Джунгары, изнуренные междоусобицами и эпидемией оспы, сдавались на милость победителей, даже не пытаясь сопротивляться [Златкин И. Я.].

В течение года Джунгария пала и была разделена на четыре провинции: Хойт, Дербет, Хошоут и Чорос, наместники которых назначались богдыханом. Несмотря на практически бескровное покорение местного населения, маньчжурские войска, наводнившие Джунгарию, развернули настоящий геноцид джунгар. Китайский историк Вэй Юань писал: «В Джунгарии насчитывалось несколько сот тысяч семей, четыре десятых умерли тогда от оспы, две десятых бежали в Казахстан и в Россию, три десятых было уничтожено великой армией» [Химитдоржиев Ш. Б.].

Сопротивление маньчжурам попытался возглавить все тот же Амурсана, но предателю, шедшему в авангарде маньчжурских войск, удалось собрать под свои знамена едва ли пять сотен бойцов. Явно не достаточно для борьбы с оккупантами, но вполне достаточно, что бы прорваться к своему старому союзнику Аблай-султану в казахские степи. Правда, глава Среднего жуза оказался не слишком радушным хозяином: идею урвать кусок от умирающего ханства горячо поддержал, но на своих условиях. Амурсана жаловался, что «Аблай-султан держит его и прибывших с ним 230 ойратов как, невольников, насильно принуждая сопровождать казахские отряды в экспедициях против маньчжуров» [Златкин И. Я.].

Понять Аблая не сложно, его подданные, измотанные междоусобицами и войной с джунгарами, нуждались в передышке, а первая же попытка прийти на помощь вчерашним врагам привела к ответному вторжению маньчжурских войск в казахские степи. Оказавшись между двух огромных империй, султан проводил знаменитую политику «между львом и драконом»: кланяясь двум господам и пытаясь при этом объединить под своей властью казахские рода.

Оставшись один на один со всей мощью Маньчжурской империи, проводящей в отношении их политику геноцида, джунгары стали массово переходить под защиту русской укрепленной линии, добиваясь принятия их в подданство. Вместе с ними под руку Российского императора запросились южные алтайцы – те самые, которые за сто лет до этого положили предел распространению русской экспансии в земли Толоса. Указом коллегии иностранных дел от 2 мая 1756 года сибирскому губернатору В. А. Мятлеву дано указание «зенгорцев, желающих быть в подданстве Ея Императорского Величества, принимая, препровождать по линиям в волские калмыки… но хотя б они в соединение к волским калмыкам и не пошли, от подданства Ея Императорского Величества не отказывать, но по вышеозначенным ли рекам или в других местах внутри границы им кочевать позволить» [Указ коллегии…].

В 1757 году среди джунгарских беженцев, ищущих убежища в России, оказался и больной оспой Амурсана. Ему так и не удалось объединить соотечественников и дать отпор маньчжурским захватчикам. Последнего претендента на джунгарский престол русские власти приняли и поселили в окрестностях Тобольска, где он тихо скончался в сентябре того же года. Вместе с ним умерла последняя надежда джунгарского народа на восстановление независимости. А следом исчез и сам этнос. Эпидемия оспы и беспощадный геноцид со стороны маньчжурских властей привели к тому, что к 1759 году имя джунгар было окончательно стерто с лица земли. Выжили только те жалкие крохи, что послушно переселились в халхаские земли или бежали под защиту русских крепостей.

Попытка возродить Джунгарское ханство была предпринята в 1771 году Убаши-ханом, который собрал, по разным данным, от 120 до 200 тысяч калмыков, кочевавших на левобережье Волги, и убедил их покинуть Россию и переселиться в пустые джунгарские степи, откуда уже успели уйти основные силы маньчжур. Помимо желания вернуться на родину предков, калмыков гнала на восток политика русского правительства: ограничение ханской власти, принудительное «осаждение» на землю, массовые наборы войск для не слишком успешных войн с Турцией. Из 45 тысяч калмыцких кибиток в путь отправилось 33 тысячи. Переход такого количества потенциальных воинов под руку богдыхана был явно не в интересах России, но посланные императрицей Екатериной II войска генерал-майора Давыдова и генерал-майора Траубенберга, с требованием «употребить все старание о их к Волге возвращении», не смогли догнать калмыков.

Масса переселенцев, ведомых мечтой о возрождении Родины, буквально смела казачьи форпосты Яицкой линии и вторглась в казахские земли, где их встретили предупрежденные генералом Рейнсдорфом вооруженные отряды Нурали-хана, султанов Аблая, Уруса и Адиля. Уверения калмыцких старейшин в том, что они пройдут, не вытаптывая пастбищ, не были услышаны: полтора столетия непрерывной вражды – надежные беруши. «Калмыки потеряли в пути более 100 тысяч человек убитыми, пленными, замерзшими, умершими от голода, желудочных болезней и почти все имущество и скот» [Дорджиева Е. В.]. Те немногие, кто сумел добраться до границ Маньчжурской империи, были встречены усиленными военными соединениями. Пришельцев поселили в изолированных районах Восточного Туркестана, удаленных от собственно имперских земель. И хотя за Убаши сохранили титул хана, но самоуправления калмыки были полностью лишены, а заодно изоляция разрушила и все межродовые связи. Очень быстро они растворились в общей массе населения империи, а все их попытки вернуться в Россию пресекались самым жестоким образом.

Массовый исход калмыков имел еще одно крайне значимое последствие – ликвидацию Калмыцкого ханства – последнего очага самоуправления номадов в Европе. Остатки калмыцкого народа вошли в состав Астраханской губернии, «улусы фактически приравняли к уездам, для надзора за порядком в которых назначались русские приставы» [Дорджиева Е. В.].

Конечно ликвидация калмыцкого самоуправления и истребление ушедших в Джунгарию калмыков, которые на протяжении столетия верой и правдой служили Русскому престолу – само по себе событие не рядовое. А для казачества, и в первую очередь Донского казачьего Войска, в состав которого калмыки вошли еще в 1694 году, такое отношение к собратьям по оружию со стороны Санкт-Петербурга сыграло роль последней капли, прорвавшей плотину народного гнева. Благо за время правления Романовых обид и притеснений со стороны имперских властей накопилось с избытком: религиозных, политических, экономических и социальных. Это и изменение канонов официальной веры, и гонения на староверов, которых среди казачества было большинство. Это последовательное искоренение традиционных казачьих вольностей, включая введение института наказных (назначаемых сверху) атаманов, и переход в ведение казны ряда исконных казачьих промыслов. Это непрерывные и мало результативные войны в Европе, унесшие жизни десятков тысяч молодых казаков. Это и произвольное переселение властями казаков на новые места, которое, по сути, ставило казаков на одну доску с крепостными крестьянами.

Началось все на Яике (р. Урал), где казаки-староверы отказались преследовать и истреблять калмыцких беженцев. Для расследования факта прямого неподчинения приказу из Санкт-Петербурга, где у кормила власти теснились выходцы из католической Европы: Эрнст Бюрен, Генрих Остерман, Бурхард фон Мюнних и другие «русские» министры «русской» императрицы Софьи Августы Фредерики Анхальт-Цербстской, прибыл «русский» генерал Михаэль фон Траубенберг. Ни на какие соглашения с «бунтующими холопами» он идти не пожелал и расстрелял из пушек мирную казачью делегацию, шедшую к нему вместе с женами и детьми, дабы подать очередную челобитную. Разъяренные казаки смели столичное войско, а самого генерала вытащили из под крыльца, где он отважно прятался и, порубив на куски, бросили на съедение собакам.

После чего восставшие собрали Круг, избрали новое руководство, которое сместило всех наказных старшин и взяло власть в свои руки…. А затем отправили в Оренбург и Санкт-Петербург делегации с уверениями в верноподданнических чувствах и челобитными к Божьей Помазаннице Императрице всея Руси Софье-Екатерине. Но все ходоки были заточены в Петропавловскую крепость, а само восстание было жестоко подавлено карательной экспедицией под командованием «русских» генералов Иоганна Рейнсдорпа и Мангуса фон Фреймана. Казаки вместе с семьями решили было податься в Бухарские земли, но были возвращены с полпути обещаниями монаршего всепрощения. Учинённая после этого кровавая расправа над вернувшимися зачинщиками бунта всколыхнула всю Степь.

Восстание охватило земли Яицкого войска, Оренбургский край, Урал, Прикамье, Башкирию, часть Западной Сибири, Среднее и Нижнее Поволжье. В ходе восстания к казакам присоединились калмыки, башкиры, татары, казахи, чуваши, мокшане, удмурты, эрзяне… Потомки номадов, многие из которых давно оставили кочевой образ жизни, буддисты и мусульмане, православные и староверы, не зависимо от веры и языка, объединились в попытке свергнуть иноземцев, безо всякой войны захвативших власть в России. В этом их охотно поддержали уральские рабочие и крепостные крестьяне охваченных восстанием губерний. Возглавил бунт Емельян Иванович Пугачёв – донской казак, уроженец Зимовейской станицы, назвавшийся Петром Федоровичем – свергнутым внуком Петра I.

Напомню, что император Петр III (Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский) – единственный сын старшей дочери Петра I, после полугода правления был убит 28 июня 1762 года в результате дворцового переворота, приведшего к власти его супругу – дочь Прусского князя. Каким бы не был император Петр Федорович, но он был Романовым по крови – потомком Михаила Федоровича, избранного на царствование на всенародном «курултае». Екатерина II с русским Царским Домом была связана только своим замужеством, за Петром III. Будучи уличена в прелюбодеянии (на момент дворцового переворота она была беременна от Григория Орлова) и напрямую причастна к убийству мужа, ни по церковному канону, ни по светским законам, ни просто по совести, наследовать ему она не могла. Конечно, Софья-Екатерина была не первой иноземкой на Российском престоле, но первой из иноземцев, насильно захватившей императорскую корону, убив законного монарха. И далеко не все в многонациональной стране готовы были принять новую прусскую династию Анхальт-Цербстских.

На этом фоне нехитрая уловка с провозглашением Пугачева выжившим Петром III, нашла самый широкий отклик среди народов Руси, недовольных засильем иноземцев во властных структурах, многие из которых и по-русски не говорили. Для того, что бы понять насколько это походило на немецкую оккупацию, достаточно сказать, что о своем победном походе против яицких казаков и Пугачёва «русский» генерал Фрейман написал опус под заглавием «Getreue Darstellung der Expedition wider die jaikischen Kosaken, wie auch wider den Rebellen Pugutschew»; этот рассказ был напечатан в «Neue Nordische Miscellaneen».

Развернулась настоящая гражданская война, вынудившая императрицу срочно заключить мир с Османской империей и перебросить все регулярные войска для борьбы с «воскресшим мужем». Противостояние завершилось в конце лета 1774 года победой правительственных войск под командованием премьер-майора Ивана Михельсона (Johann von Michelsohnen) в битве у Чёрного Яра. Зачинщики восстания были схвачены и казнены.

Восстание под предводительством Пугачева стало последней серьезной попыткой потомков номадов Дикого поля отстоять свой status quo и вернуть Российскую империю на прежний путь развития, когда она позиционировалась как правопреемница древней кочевой империи. И их поражение привело к практически полному искоренению остатков номадных вольностей и традиций в европейских степях. Изменилось само понятие казачества: из пусть и смешенной, но, прежде всего, этнокультурной общности, они были преобразованы в военно-служилое сословие. Запорожская Сечь была упразднена, остальные казачьи войска были преобразованы в воинские подразделения, которые быстро утратили этническое единство из-за произвольного перемешивания казаков по воле императрицы. Так остатки калмыков были рассредоточены по Терскому, Кубанскому и Донскому казачьим войскам. Вместе с утратой этнической целостности казачество вскоре утратило и родной язык – различные диалекты кыпчакского языка, который, правда, вплоть до начала XX века сохранялся во многих станицах на правах «домашнего» языка.

Кстати, далеко не все казаки смирились с новым статусом. Несогласные ушли искать счастья на чужбине. Так порядка 15 тысяч запорожцев перешли на службу турецкому султану, где на выделенных им землях в дельте Дуная, основали Задунайскую Сечь, которая просуществовала вплоть до русско-турецкой войны 1828—1829 годов.

Схожие по своей сути события немногим ранее имели место и на землях Толоса – в Маньчжурской империи, где затянувшаяся маньчжуро-джунгарская война вызвала мятеж халхаских монголов. Поводом для восстания послужила казнь халхаского главнокомандующего Эринцин-Доржи, обвиненного в побеге Амурсаны. В июле 1756 года восставших возглавил халхаский тысячник Ценгуньжаб, снявший свои отряды с джунгарского фронта. Вскоре к нему присоединилась большая часть Халхи и некоторые джунгарские повстанцы. Для подавления восстания маньчжуры бросили четырехсоттысячную армию, параллельно бросив все дипломатические силы дабы рассорить между собой повстанческие отряды.

Ослабленные войной, унесшей многие тысячи жизней монгольских воинов, а еще больше занесенной из Джунгарии оспой и суровой, многоснежной зимой 1755—56 годов, вызвавшей массовый падеж скота и, как следствие, голод, повстанцы не смогли оказать серьезного сопротивления регулярным войскам империи. Уже в январе 1757 года Ценгуньжаба и его сыновья были схвачены и казнены в Пекине. Тушету-хан, Цецен-хан и многие другие высшие чиновники Халхи были сняты с постов, разжалованы, лишены титулов и званий. После чего восстание быстро пошло на убыль. А следом Маньчжурские власти ликвидировали последние остатки суверенитета номадов Толоса.

Так же как и в России, регулярная армия, сформированная и вооруженная по европейскому образцу, продемонстрировала свое превосходство над традиционным ополчением номадов. Продуманная тактика ведения боя и жесткая дисциплина восторжествовали над личной воинской выучкой и удалью «народов, натягивающих лук». Однако было бы не правильным считать, что пролитая повстанцами кровь была совсем уж напрасной. «Бедственное положение монгольского народа породило массовое стихийное движение за добровольное присоединение Монголии к России. В течение 1755—1757 гг. между руководящими кругами монгольских феодалов и представителями русского государства шли секретные, но довольно интенсивные переговоры о возможности и об условиях перехода Монголии в подданство России» [Русские архивные материалы…]. И хотя сами переговоры так и не достигли успеха, но, в купе с восстанием Ценгуньжаба, они привели к утрате Маньчжурским императорским домом доверия к халхасцам. Как следствие, экспансия на запад была остановлена у границ Джунгарии и Восточного Туркестана. Казахские жузы получили отсрочку и возможность самостоятельного выбора к какой из двух империй им присоединиться.

После падения Джунгарского ханства, подавления восстаний и ликвидации автономии номадов в маньчжурских и российских владениях, относительную независимость и самоуправление, построенное в традиционной для номадов форме, сохраняли, по сути, только казахские жузы.

Хотя независимость их была к тому времени весьма условной. Хан Среднего жуза Абулмамбет, считающийся всеказахским лидером, старался проводить политику лавирования «между львом и драконом», платя подати и уверяя в своих верноподданнических чувствах и императора Хун Ли, и императрицу Екатерину. Младший жуз по сути находился под властью Оренбургской администрации, его лидер Нурали-хан был утвержден в ханском достоинстве Санкт-Петербургом. Старший жуз, так же присягнувший на верность российской короне, раздирали междоусобицы: ханами себя провозглашали и Даир, сын Барака, и Есим, сын Самеке, и Болат, сын Абулмамбета, а султаны Абулфеис и Кудайменде и вовсе ни чьей власти над собой не признавали.

В 1771 году скончался всеказахский Абулмамбет-хан, и на курултае в Бурабае на его место был избран султан Среднего жуза Абулмансур (Абылай-хан). Современные патриотично настроенные казахи провозгласили его своим национальным героем, а период его правления «эпохой возрождения Казахского государства», но на деле, даже к концу его десятилетнего правления, несмотря на все усилия по укреплению центральной власти, под его контролем были лишь Средний жуз и часть кочевий Старшего жуза. Что и было закреплено в 1778 году указом императрицы Екатерины II, утверждавшем его в достоинстве хана лишь Среднего жуза. Оскорбленный Абылай-хан попытался порвать все отношения с Россией и перенес свою ставку на самый юг – в Ташкент, где вскоре и умер.

Новым ханом был избран Уали Бахадур – сын Абулмансура. Взойдя на престол, он поспешил известить об этом Петербург и Пекин, прося русское и маньчжурское правительства признать свое избрание. Империи нового хана поддержали, но, несмотря на легитимность избрания и поддержку со стороны обеих империй, Уали-хан не пользовался особой поддержкой ни у казахской знати, ни у простых кочевников, даже в родном ему Среднем жузе. Так найманские и аргынские рода, отказались подчиняться Уали и провозгласили ханом Среднего жуза Даир-султана, сына Барака. А позже, в 1795 году, 2 султана и 19 родовых старшин, под властью которых стояло более 120 тысяч кочевников, подписали письмо к российской императрице Екатерине II, «прося освободить их от «гнета» Уали-хана, и «поселить в правобережье р. Иртыш» [Артыкбаев Ж. О.]. Российское правительство долго колебалось между желанием ослабить вассального хана и нежеланием допускать столь большую массу номадов во внутренние районы империи. В этих условиях переселение пошло стихийно. Вначале на правобережье Урала перешло около пяти тысяч семейств. В последующие годы население зауральского анклава возрастало за счет миграционного притока как из Среднего, так и из младшего жузов. Дальше закрывать глаза на это было нельзя, а в условиях начавшейся войны с Наполеоном, и вовсе глупо, так как среди переселенцев была немало хорошо обученных воинов, крайне необходимых России. Наконец в июле 1812 года Букей-султан, младший брат умершего к тому времени Даир-султана, в торжественной обстановке, в присутствии высших чинов оренбургской администрации и многочисленной степной знати вблизи г. Уральска был официально возведен в ханы Букеевской Орды, а его подданные пополнили ряды русской армии.

Интересно, что, несмотря на крайнюю непопулярность у казахов, Уали-хан оставался у власти вплоть до своей смерти в 1819 году. Его приемником стал сын Губайдула, избранный на курултае, но так и не дождавшийся подтверждения своих полномочий от русского и маньчжурского императорских Домов. В 1824 году российский военный отряд прибыл в Баянаул, где хан Губайдулла должен был встретиться с маньчжурским посольством. Хан был взят под стражу и, после вынужденного отречения, отправлен в ссылку, а русская администрация начала претворять в действие «Устав о Сибирских киргизах», согласно которому, управление землями Среднего жуза приводилось к общеимперским административным стандартам. Они были поделены на несколько округов, управляемых ага-султанами, приравненных в чине к войсковому старшине, и четырьмя заседателями, двое из которых были русскими. Округа делились на 15—20 волостей, управляемых султанами, в чине казачьего сотника. А волость, в свою очередь, делилась на 10—12 аулов (кочевий), каждый в 50—70 кибиток…. Это было не просто упразднение ханской власти – это было упразднением самого понятия «Средний жуз».

Аналогичным образом ситуация складывалась и в Младшем жузе, который с 1731 года являлся вассалом Российской империи. Правда, там, на ханском престоле, за эти годы сменилось семь признанных Петербургом и не менее 5 самопровозглашенных ханов. Виной тому была неудачная политическая реформа, проведенная русским правительством в 1786 году, когда, вместо смещенного Нуралы-хана, власть в жузе была передана Совету старейшин. Причем главой Совета был избран соратник Емельяна Пугачева, простой батыр Сырым Датов – «стихийный коммунист». Это не устроило Екатерину, и было решено вернуться к избранию хана младшего жуза, а поскольку Сарым Датов чингисидом не был, шансов стать ханом у него не было. Под давлением русских военных отрядов, прибывших на курултай, новым ханом в 1791 году был избран Ералы, сын Нуралы-хана, который в период ханствования отца жил аманатом в российских землях.

В ответ Сарым-батыр поднял восстание. Пять лет отряды его сторонников нападали на военные сооружения укрепленной русской пограничной линии, а также на аулы биев и старшин, поддержавших Ералы-хана. Осенью 1792 года Сырым даже пытался взять штурмом Илецкий городок, но не удачно, после чего восстание приняло форму партизанской войны.

После смерти Ералы-хана в 1794 году, ханом Младшего жуза был избран его младший брат Есим. Новый хан сразу же показал себя верным русским ставленником, организовав несколько карательных рейдов и захватив в плен ряд соратников Сарым-батыра. В ответ весной 1797 года повстанцы совершили налет на ханскую ставку, в ходе которой Есим-хан был убит. Однако убийство законно избранного хана резко изменило отношение казахов к до этого момента весьма популярному в народе Сарыму Датову. Спасаясь от объединившихся султанов, он вынужден был навсегда покинуть родные степи и искать убежища в Хивинском ханстве.

После бегства Сарым-батыра, русская администрация вновь вернулась к идее Совета старейшин, новым главой которого стал престарелый султан Айшуак, сын Абулхаир-хана. Старый, немощный и не слишком амбициозный хан устраивал всех вплоть до 1805 года, когда ввиду его полной недееспособности Айшуак был отправлен в отставку. После чего краткий период спокойствия в степях Малого жуза закончился.

В 1806 году на р. Кобде казахские роды на съезде избрали Каратая, сына Нуралы-хана, ханом Младшего жуза. Каратай-хан обратился к оренбургскому генерал-губернатору с просьбой признать его избрание, но губернатор князь Волконский отклонил его кандидатуру и своим указом утвердил главой Совета Жанторе-хана, сына Айшуака. В ответ отряды Каратай-хана стали совершать набеги по всей Нижеуральской линии, грабить русские караваны, а в 1809 году им удалось захватить аул Жанторе и убить хана. После чего Каратай вновь подал в Оренбург прошение о своем назначении. Однако русское правительство вновь отказалось вернуть власть над Младшим жузом потомкам Нуралы, и утвердило главой Совета очередного сына Айшуака, на сей раз Шергазы. Междоусобицы продолжились. Позже, с утратой Каратаем авторитета в Степи из-за неоднократных перемен в отношениях с Оренбургской администрацией, на юге Малого жуза появился еще один претендент на ханский титул – Арынгазы, внук хивинского хана Каипа. Междоусобицы и грабежи продолжались почти два десятилетия.

Все закончилось в 1824 году, когда по «Уставу об оренбургских киргизах» ханская власть была ликвидирована, и Младший жуз повторил судьбу Среднего. Управление его землями передавалось Пограничной комиссии при Оренбургском генерал-губернаторе, ему же дано было право назначать султанов – руководителей административных округов. Последний признанный Санкт-Петербургом правитель Младшего жуза Шергазы получил щедрое жалование и звучный титул «Первоприсутствующего в Пограничной комиссии», а его владения стали частью Российской империи.

Еще драматичней ситуация складывалась в Старшем жузе, который изначально занимал земли Семиречья, Южного Казахстана, часть территории Восточного Туркестана и Ташкентскую область современного Узбекистана. Практически сразу после принятия Жолбарыс-ханом российского подданства, он был убит мусульманскими фанатиками в Ташкенте, бывшей на тот момент (1740 год) столицей Старшего жуза. Этим не преминули воспользоваться джунгары, вытеснившие восточные рода Старшего жуза в Мавераннахр, где нашествие беженцев спровоцировало голод и целую серию междоусобиц. После чего жуз утратил свою целостность и распался на отдельные мелкие султанаты, а за контроль над его землями стали вести ожесточенную борьбу Бухарское, Хивинское и Кокандское ханства.

В условиях феодальной раздробленности и непрерывных междоусобных войн, царивших в тот период в мусульманской части Центральной Азии, у разнородных племен, входивших в Старший жуз, был только один путь к достижению мира на своих землях – принять подданство одной из двух соседствующих империй. Казахи выбрали Россию, и в 1817 году Суюк, султан племен уйсун (отдаленные потомки древних усуней) и жалаир, сын Абылай-хана, обратился к Александру I с просьбой о принятии его народа числом 55462 души мужского пола в российское подданство. Просьба была удовлетворена, и в качестве бонуса Российская империя установила для новых граждан размер подати со скота в 2,5 раза меньше (1%), чем он взимался до этого кокандскими сборщиками. Не удивительно, что вскоре примеру Суюк-султана последовали и остальные южно-казахские феодалы. К маю 1824 года подданство России получили уже 14 султанов Старшего жуза, а сними 165 тысяч душ мужского пола. Не вошли в состав Российской империи, только казахские рода, кочующие на землях Кокандского ханства. Все новые подданные, поскольку не имели централизованной ханской власти, тут же включались в существующую административную систему империи на правах округов и волостей. А присягнувшие на верность Императору султаны получали соответствующие чины и оклады.

Таким образом, после 1824 года остался только один очаг самоуправления номадов – Букеевская орда, ханский титул в которой сохранялся вплоть до 1847 года – года смерти последнего признанного хана Степи – Сахиб-Гирея, внука Букей-хана. Сам Букей-хан скончался в 1815 году, завещав ханский престол своему юному сыну Жангиру, а до его совершеннолетия временное управление ордою поручил своему родному брату, султану Шигаю. В год, когда императорскими указами была поставлена точка в истории Казахского ханства, 26 июня 1824 года в Уральске с соблюдением древнего церемониала под контролем царских властей Жангир-Керей был провозглашен ханом Бокеевской орды.

Воспитанник астраханского губернатора Степана Андреевского, он получил европейское образование, владел семью иностранными языками и верой и правдой служил новой Родине, за что и был удостоен в 1840 году генерал-майорского чина. Среди своих подданных он активно поощрял оседание на землю, возведение ими хуторов, сенокошение и лесоразведение в степи. Способствовал селекционной работе по улучшению местных пород скота и завозу сельскохозяйственного инвентаря; открытию мектебов, училищ, мечетей и росту числа мулл в аулах. То есть, всему тому, что делало казахские кочевья мало отличимыми от казачьих станиц, татарских или узбекских аулов. И делал это не менее успешно, чем Пограничная комиссия при Оренбургском генерал-губернаторе, или ага-султаны в округах бывшего Среднего жуза.

Жангир-Керей-хан умер в 1845 году, завещав свой престол своему 16-летнему сыну Сахиб-Гирею, воспитаннику Санкт-Петербуржского Пажеского колледжа. Но юному князю не суждено было стать последним ханом казахов. По пути из столицы империи в родные Приуральские степи юнкер Сахиб-Гирей неожиданно умер. После чего Император Николай решил упразднить ханскую власть в Букеевской орде, управление ею перешло временному совету во главе с русским чиновником. Оставшимся сыновьям Жангир-хана, так же выпускникам Пажеского корпуса, были пожалованы княжеские титулы, по их просьбе даровано право носить фамилию Чингисхан, обеспечено быстрое продвижение по службе, но от управления дедовым наследством они были устранены.

Так, в общем-то, скучно и по житейски, в 1847 году закончилась четырех вековая история Казахского ханства и более чем трехтысячелетняя история Кочевых империй. Великая Степь, наводившая ужас на окрестные оседлые цивилизации; то разделявшая, то объединявшая страны и народы, перестала существовать как политическое понятие. Границы Маньчжурской и Российской империй сомкнулись, и между ними не осталось больше места для номадной цивилизации. Кочевой образ жизни перестал быть непременным атрибутом целых народов, превратившись в один из способов ведения сельского хозяйства, причем далеко не самый прибыльный и почетный. Сохранившие властные полномочия потомки номадной элиты, за редким исключением, предпочитали сытую и благополучную жизнь в крупных городах, предоставив наемным пастухам пасти их стада, а то и вовсе отказывались от рискованного скотоводства, предпочитая вкладывать деньги в мануфактуры, торговлю и прочие отрасли хозяйствования, далекие от традиционного уклада номадов.

Конечно, неправильно было бы думать, что такое положение дел устроило всех кочевников. Периодически степь сотрясали мощные восстания, стремившиеся обратить вспять административные реформы, проводимые Петербургом. Так в 1837—1847 годах степь гудела под копытами тумэна, собранного Кенесары Касымовым, внуком Аблай-хана. В те же годы в междуречье Волги и Урала против прорусской политики Жангар-Кирей-хана выступили Исатай Тайман-улы и Мохамбет Утемис-улы со своими многочисленными соратниками. После подавления этих восстаний, им на смену пришли повстанцы Есета Котибарова, а затем Жанхожы Нурмухаммедова. В 1870 году в Мангышлаке вспыхнуло восстание под предводительством Досана Тажиева. В 1916 году восстание охватило все среднеазиатские приобретения Российской короны, не исключая и бывших владений Старшего жуза….