Текст книги "Наш Сталин: духовный феномен великой эпохи"

Так не только сфера политики, но и идеосфера постепенно очищается от тех, кому было чуждо все русское, ставшее теперь советским. Но это вызывает ярость оппозиции, которая ощущает безуспешность своих попыток вернуть ускользающую власть. Проиграв в других формах борьбы, оппозиция выходит на «тропу войны».

«1937-Й»

Как можно судить по вышесказанному, 1937 год явился лишь своеобразным апофеозом длительной и ожесточенной идейно-политической и организационно-партийной борьбы, в ходе которой оппозиция все более теряла почву под ногами. С начала 30-х она стала искать новые пути к тому, чтобы вернуться к власти и повернуть штурвал государственного корабля в желаемую сторону. В конце 1932 года вся антисталинская оппозиция сплотилась вокруг единого центра, в недрах которого вызревал антигосударственный заговор.

С выходом на этот этап борьбы оппозиция затаилась. Она, по признанию И. П. Бакаева, одного из руководителей троцкистского подполья, стремилась путем распространения клеветнической информации воспитать своих единомышленников «в духе злобы, враждебности к существующему руководству ВКП(б) и Сов. правительству, в частности, и в особенности к т. Сталину» (Молодая гвардия. – 2003. – № 11-12. – С. 5)

Состоявшийся в начале 1934 года XVII съезд ВКП(б) вошел в историю как «съезд победителей». Троцкисты-партийцы (как потом троцкисты-писатели на первом Всесоюзном съезде писателей) пели «осанну» Сталину, славословили его имя. С покаянными речами выступили Бухарин, Зиновьев, Преображенский, Ломинадзе, Рыков, Томский. Только потом, в ходе судебных процессов, стало известно, что многие делегаты, прежде всего, «бывшие» оппозиционеры, публично лили елей, а втайне готовились к реваншу путем государственного переворота. Именно этим «двурушничеством» объясняется, что из 1966 делегатов съезда 1108 были впоследствии арестованы за антисоветскую деятельность, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК, избранного съездом, 98 были разоблачены и расстреляны как враги народа.

И хотя эти разоблачения еще впереди, Сталин самобичеванию троцкистов и бухаринцев не верит. Он понимает, что тлеющая внутренняя энергия разрушения государства рано или поздно «заявит» о себе. Оппозиция тайно ведет против него настоящую войну: секретные встречи с Троцким, организация вредительства на производстве и т. д. Чувствуя, что враждебные силы пытаются консолидироваться, он принимает «превентивные» меры: с целью избавления от оппозиционеров, пассивных членов партии и приспособленцев в партии стали проводиться «чистки».

Одновременно он предупреждает партию о том, что по мере успехов социализма остатки эксплуататорских классов будут «идти на более острые формы борьбы». Действительно, теряя все надежды на возвращение к власти политическим путем, оппозиция переходит к тактике вооруженной борьбы за власть и организации государственного переворота. Известные ныне факты свидетельствуют, что к той поре «оппозиционеры» уже были готовы к вооруженному выступлению. При этом они с надеждой смотрели на поднимающийся в центре Европы германский фашизм, понимая, что одолеть Сталина, опирающегося на народную поддержку, без помощи извне ей не по силам.

Учитывая трудность организации широкого сопротивления власти, они избрали тактику индивидуального террора, – таким было, по словам Бакаева, категорическое требование Троцкого. Террористические методы «оппозиции» стали главенствующими. Были разработаны детальные планы убийства Сталина, Кирова, Орджоникидзе, Ворошилова, Кагановича, Жданова. Были подготовлены группы боевиков. По замыслу заговорщиков, террористические акты должны были произойти одновременно в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске и других крупных городах страны. Расчет строился на том, что уцелевшие от расправы руководители пойдут на переговоры с оппозицией. Каменев говорил на следствии, раскрывая содержание заговора:

«Первый и казавшийся нам наиболее реальным вариант (захвата власти) заключался в том, что после совершения террористического акта над Сталиным в руководстве партии и правительства произойдет замешательство и с нами, лидерами троцкистско-зиновьевского блока, в первую очередь с Зиновьевым, Каменевым и Троцким вступят в переговоры.

Появление Троцкого и активное его участие в борьбе за захват власти предполагалось как само собой разумеющееся.

Кроме того, мы считали не исключенным, что при организации новой правительственной власти в ней примут участие также и правые Бухарин, Томский и Рыков» (Там же, с. 20)

Но это будет потом, а пока Сталин теряется в догадках: кому же можно верить? На кого можно опереться? Ведь от этого зависит успех его грандиозного социального проекта. Надежда была только на органы государственной безопасности. Он однажды назвал ОГПУ печенью государства. Обязанность этого важнейшего органа – выводить из организма всевозможные яды. Однако печень эта изначально была сильно инфицирована троцкизмом. ВЧК—ОГПУ создавалась для борьбы с противниками «перманентной революции» и свою миссию выполняла достойно. «За анекдот» брали только «избранных», т. е. неугодных троцкистам, и с этим ничего нельзя было поделать, пока силы троцкистской оппозиции не были ослаблены и не сменено руководство страны, а это ведомство – укомплектовано сталинскими кадрами.

После Ф. Э. Дзержинского, в 1923—1927 гг., ОГПУ возглавлял троцкист А. Г. Белобородов. Ставший вслед за ним председателем этого ведомства В. Р. Менжинский в его кадровом составе не изменил ничего. После его смерти в мае 1934 года был создан наркомат внутренних дел, в состав которого вошло ОГПУ. При НКВД было создано Особое совещание, которое имело право приговаривать к ссылке до 5 лет, депортации или принудительным работам. Это было мерой по стабилизации политической обстановки в стране. Подобный орган, кстати, существовал в царской России после убийства в 1881 году Александра II. Наркомат возглавил Г. Г. Ягода, как выяснилось в дальнейшем, не только попустительствовавший «оппозиционерам», но и активно им содействовавший.

На протяжении 1934 года одна за другой следовали попытки террористических актов против Сталина. Была организована засада на дороге от Кремля к «ближней» даче, там, где дорога поворачивает в лес. Возглавлял группу Пикель, бывший секретарь Зиновьева. Рассматривались варианты убийства Сталина во время демонстрации на Красной площади, на пленуме Исполкома Коминтерна. Эти попытки удалось пресечь, а боевик Файвилович, засланный из Германии, сам сдался органам безопасности. Но «инфицированное» ведомство Ягоды не могло быть эффективным в противодействии заговорщикам. Более того, по-видимому, именно оно претендовало на руководство государственным переворотом.

1 декабря 1934 года был убит ближайший соратник и друг Сталина, ставший к той поре фактически вторым человеком в партии, непримиримый и последовательный противник троцкизма С. М. Киров. Для Сталина, как свидетельствует его приемный сын Артем Сергеев, это был удар в сердце. А. М. Горький отчеканил слова своего приговора: «Если враг не сдается, его уничтожают!» Призывом к уничтожению врагов этот великий гуманист открыто занял место на баррикаде рядом со Сталиным. Он тогда уже не сомневался, что отлита пуля и для вождя. Задолго до убийства Кирова в письме из Сорренто он предостерегает Сталина: «За Вами вообще усиленно охотятся, надо думать, что теперь усилия возрастут. А Вы, дорогой т<оварищ>, – как я слышал, да и видел – ведете себя не очень осторожно, ездите, например, по ночам на Никитскую, 6. Я совершенно уверен, что так вести себя Вы не имеете права. Кто встанет на Ваше место, в случае если мерзавцы вышибут Вас из жизни? Не сердитесь, я имею право и беспокоиться, и советовать» (А. М. Горький – И. В. Сталину, 1.XII.1931).

Страна была потрясена. Сталин отреагировал молниеносно: в тот же день, 1 декабря 1934 года, Президиум ЦИК Союза ССР в спешном порядке, методом опроса его членов, принял решение о введении чрезвычайных мер против политического терроризма. Это решение обязывало следственные органы вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком. Наличие адвокатов в суде по делам такого рода не предусматривалось, приговор был окончательным и приводился в исполнение немедленно. 5 декабря в «Правде» было опубликовано уточненное, тщательно выверенное с юридической точки зрения Постановление Президиума ЦИК о внесении изменений «в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти».

Убийство С. М. Кирова было «пробой сил» заговорщиков, на что указывают многие факты. В качестве непосредственного исполнителя был избран психически неуравновешенный ненавистник С. М. Кирова, некто Л. В. Николаев, возомнивший себя новым Желябовым. Охрана дважды арестовывала его с заряженным револьвером и маршрутом движения Кирова в кармане, но по приказу И. В. Запорожца, одного из руководителей ленинградского ГПУ, его отпускали. 1 декабря его провели в Смольный и оставили в коридоре, по которому должен был пройти Киров. В половине пятого Сергей Миронович покинул свой кабинет и направился на заседание. В нескольких шагах от двери, за которой его ждали собравшиеся, он был убит двумя выстрелами в спину.

Николаев был задержан охраной на месте преступления. Выяснилось, что его непосредственное окружение составляли убежденные сторонники террористических методов борьбы против сталинской власти – троцкисты и зиновьевцы. В дневниковой записи он называл своими единомышленниками секретарей Ленинградского губкома комсомола Котолынова, Антонова и Шатского. На первом допросе он даже заявил, что действовал по приказу из Москвы.

Утром 2 декабря на специальном поезде в Ленинград приехали Сталин, Молотов, Жданов, Ворошилов, Ягода, Ежов и Вышинский. Они направились в Смольный, где Сталин лично допросил Николаева. В тот же день при невыясненных обстоятельствах погиб начальник охраны Кирова – единственный очевидец происшедшего. Была арестована его жена, – выясняли, что рассказывал ей муж, и после допросов отправили в психиатрическую лечебницу. Вскоре стало известно, что она… отравилась. Действовала чья-то рука, обрубающая нити заговора.

Народ требовал раскопать вражеское подполье на всю глубину. Сталин поручил контроль за расследованием обстоятельств убийства Н. И. Ежову, секретарю ЦК ВКП(б), курировавшему органы безопасности. Следствие установило, что за спиной Николаева скрывались высокопоставленные заговорщики. У арестованных зиновьевцев находили архивы листовок и оружие, хранившееся с гражданской войны, нередко без регистрации. 15 декабря на заседании Ленинградского горкома партии преемник С. М. Кирова сталинский выдвиженец А. А. Жданов, опираясь на материалы следствия, заявил, что убийство было организовано молодежной секцией зиновьевской оппозиции – «Ленинградским террористическим центром». Арестованные комсомольские вожаки не скрывали своего преклонения перед Троцким и Зиновьевым.

На следующий день в Москве были арестованы Зиновьев и Каменев. Через неделю они были приговорены Особым совещанием НКВД к административной ссылке за недостатком улик об их участии в убийстве. Члены «Ленинградского террористического центра» (13 человек) в ходе закрытого судебного заседания 29 декабря 1934 года были приговорены к высшей мере наказания и в тот же день расстреляны. Затем в течение весны 1935 года из Ленинграда были выселены активные оппозиционеры-зиновьевцы. Были арестованы и осуждены руководитель ленинградского УНКВД Ф. Д. Медведь и его заместитель И. В. Запорожец, но троцкисты оберегали своих: оба получили всего лишь по три года и отправились руководить стройками – Беломорканалом и Дальстроем.

Не успели Зиновьев и Каменев отбыть к месту ссылки, как появились свидетельства их причастности к вооруженному заговору. В середине января 1935 года их судили повторно и отправили в Верхнеуральскую тюрьму для политических заключенных. В мае была создана специальная комиссия по государственной безопасности, в которую вошли Сталин, Ежов, Жданов, Маленков и еще несколько членов ЦК. Комиссия была призвана обеспечить выявление врагов народа среди членов партии. Тогда же в третий раз судили Зиновьева и Каменева, поскольку был установлен факт их участия в подготовке террористического акта против Сталина. Пятилетний срок их пребывания в тюрьме был удвоен.

Следствие постепенно разматывало клубок заговора. В ходе подготовки нового, уже открытого, судебного процесса по делу Зиновьева и Каменева было установлено, что они создали разветвленную тайную антиправительственную организацию, которая имела связи с Троцким и финансировалась из-за границы. По признанию Каменева, «зиновьевский центр» объединился с троцкистским подпольем «для совместной подготовки свершения террористических актов против руководителей ЦК, в первую очередь против Сталина и Кирова» [62, с. 288]. Другой из организаторов заговора И. П. Бакаев прямо заявил: «мне лично Зиновьев поручил организовать убийство товарища Сталина в Москве». Аналогичные показания дали и другие подследственные [Там же, с. 293].

Открытый судебный процесс по делу троцкистско-зиновьевского блока («процесс шестнадцати») состоялся в августе 1936 года в Колонном зале Дома Союзов. Антигосударственные замыслы оппозиции были раскрыты. Зиновьев в последнем слове назвал троцкизм разновидностью фашизма, а свою организацию – филиалом гестапо. Всех обвиняемых приговорили к расстрелу, и этот приговор был встречен с ликованием по всей стране. И напрасно пытаются утверждать, что люди одобряли, сами не зная что. Нет, страна напряженно следила за ходом судебного разбирательства, материалы которого публиковались в открытой печати, и никто не сомневался в справедливости приговора.

Надо было срочно приводить в действие лозунг Горького о выявлении и уничтожении затаившихся врагов. В сентябре Г. Г. Ягода был смещен с поста наркома внутренних дел, его сменил Н. И. Ежов. Новый нарком начал копать так глубоко и результативно, что заговорщики забеспокоились. Выяснилось, что Ягода именно для организации убийства С. М. Кирова отправил И. В. Запорожца в Ленинград первым заместителем начальника УНКВД, – можно сказать, что ленинградская ЧК вложила револьвер в руку убийцы и направила ее.

Во время судебного процесса по делу Зиновьева и Каменева государственный обвинитель А. Я. Вышинский заявил о том, что им начато расследование враждебной деятельности Томского, Бухарина, Рыкова, Радека, Пятакова, Сокольникова и Серебрякова. На следующий день Томский застрелился. 23 января 1937 г. Радек, Пятаков, Сокольников и еще 14 сторонников Бухарина предстали перед судом («процесс семнадцати»), 13 из них были приговорены к расстрелу. Подсудимые подтвердили виновность Рыкова и Бухарина. В феврале – марте 1937 года состоялся пленум ЦК ВКП(б), создавший комиссию во главе с А. И. Микояном, в которую вошли также Н. К. Крупская и М. И. Ульянова. По итогам ее работы пленум дал санкцию на арест Бухарина и Рыкова. Через год, в марте 1938-го, они сидели на скамье подсудимых вместе с Ягодой и еще 18-ю своими сподвижниками, объединенными в «правотроцкистский блок». Все были приговорены к расстрелу.

Заговорщики опирались на своих сторонников в различных общественных кругах. Бухаринцы поощряли к организации заговоров всех недовольных. Даже в писательской среде не только шла антисталинская агитация, но и вынашивался замысел террористического акта против Сталина. В 1937-м сложилась группа «кулацких» писателей, в которую входили довольно известные Павел Васильев, Борис Корнилов, Ярослав Смеляков, Сергей Поделков, исключенные из ССП за избиение поэта Джека Алтаузена и хулиганские антисоветские выходки.

Арестованный в 1937-м член этой группы Михаил Карпов говорил, что «оппозиция», в лице прежде всего Бухарина, уже не видела возможности вернуть власть иным путем, кроме убийства Сталина. Это подтвердил и их сообщник Иван Макаров, ранее исключенный из партии за контрреволюционные взгляды и моральное разложение. Он говорил о том, что они, бухаринцы, являются противниками индустриализации, разрушающей деревенский уклад жизни, единоличное хозяйство. И «пока Сталин является секретарем ЦК, изменения в политике ВКП(б) невозможны. По нашему мнению, единственный способ изменить политику – это совершение террористического акта против Сталина» (Наш современник. – 2000. – № 12. – С. 244).

Писатели-заговорщики выдвинули на роль исполнителя «приговора» Сталину поэта П. Васильева, «звериного индивидуалиста и кулака», как его характеризовал в своих показаниях Я. Смеляков (Молодая гвардия. —2002. – № 5-6. – С. 272). По словам И. Макарова, «Васильев характеризовался как поэт, вышедший из народа, представляющий собой гнев народный против диктатора Сталина» (Наш современник. – 2000. – №12. – С. 244). Поэтому он, по замыслу «оппозиционеров», подходил на эту роль более других. Ему вручили револьвер. Но заговор был раскрыт, сам Васильев в покаянном письме на имя Ежова признался, что он был согласен пойти на «подлое дело – убийство наших вождей» (Там же, с. 249).

Одних заговорщиков отправили в прохладные районы страны, других, в том числе Павла Васильева, расстреляли. Говорят, талантливому поэту надо было сохранить жизнь. Может быть, но… время было серьезное, а он сам не год и не два катился вниз в пьяном угаре и хулиганстве. Его наказывали, он молил о прощении, его прощали, но он катился еще дальше по наклонной плоскости. Так и докатился до участия в заговоре.

Неудивительно, что заговорщики, надеявшиеся на вооруженное свержение власти, искали союзников в Красной Армии. Тем более что многие ее командиры были выдвиженцами Троцкого и оставались убежденными и активными троцкистами. Они выступили организаторами «военной оппозиции» Сталину и его политике. Еще в начале 30-х ОГПУ было известно о недовольстве армейского руководства (Р. П. Эйдеман, А. И. Корк, В. Д. Фельдман) политикой Сталина и о планах широкомасштабного заговора с целью его физического устранения. Но никакие меры не были приняты вплоть до убийства С. М. Кирова.

Историк В. А. Лесков в книге «Сталин и заговор Тухачевского» показывает, как была сплетена разветвленная сеть «военно-троцкистского заговора», во главе которого встал Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский [86]. Ему и группировавшимся вокруг него военачальникам были присущи прозападные ориентации в политике, неверие в творческие силы советского народа и в возможность построения социализма в СССР, – поэтому они видели свою задачу в создании «революционной армии».

В 1930 г. М. Н. Тухачевский, будучи заместителем наркома обороны и начальником вооружений Красной Армии, в докладной записке наркому К. Е. Ворошилову настаивал на создании в армии соединений, оснащенных техникой: 50 дивизий артиллерии резерва главного командования, авиационные (40 тыс. самолетов), танковые (50 тыс. танков) соединения [126, с. 84]. Начальник штаба РККА, проанализировав предложения Тухачевского, отверг их как требующие непосильных финансовых затрат. Сталин, ознакомившись с докладом Тухачевского, писал Ворошилову: «Осуществить такой «план» – значит наверняка загубить и хозяйство страны и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции» [Там же, с. 85]. Может быть, сам Тухачевский этого не понимал? Разумеется, понимал, но все еще грезил «революционной войной», ради которой можно пожертвовать всем.

Чтобы заручиться поддержкой в этом деле гитлеровских «революционеров», Тухачевский, находясь в командировке в Берлине, передал руководителю немецкой военной разведки В. Николаи секретнейший оперативный план Красной Армии, получив за оказанные услуги крупную сумму денег. «Ну разве не шпион? Шпион!» – с горечью сказал по этому поводу Сталин, когда в Политбюро поступили материалы о преступной деятельности Тухачевского.

Заговор был масштабным и разветвленным. Комкор В. К. Путна, военный атташе в Великобритании, неоднократно встречался за границей с самим Троцким. Он был арестован первым – 20 августа 1936 года. В январе 1937 года по обвинению в троцкизме было арестовано 525 командиров РККА. В мае были арестованы Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Фельдман, Примаков. Начальник Политуправления РККА Я. Б. Гамарник предпочел застрелиться. Было установлено, что заговорщики ставили целью захват власти и рассчитывали на иностранную помощь – со стороны Германии и Японии. 11 июня состоялось закрытое судебное заседание. Все подсудимые были приговорены к расстрелу.

В 1938 г. были арестованы маршал В. К. Блюхер и еще несколько крупных военачальников. Была установлена причастность к заговору также и начальника Генерального штаба, первого заместителя наркома обороны и кандидата в члены ЦК ВКП(б) маршала А. И. Егорова, возглавившего военную группировку правых. Следствие выявило его связи с Тухачевским и Гамарником, сложившиеся на антисоветской, троцкистско-бухаринской политической платформе. Арестованный маршал собственноручно написал подробные показания, изобличив в измене и предательстве многих участников заговора.

Обстановка в армии требовала срочных мер по обезвреживанию ядовитого жала «оппозиции», готовой к антигосударственным выступлениям. Здесь, как и в системе ВЧК—ОГПУ, троцкисты имели прочные позиции. Отделить правых от виноватых было не так легко, но «чистка» армейских рядов, и прежде всего – командного состава, была необходима. Велась она в целом продуманно и осторожно, хотя и с понятной в сложившейся обстановке «перестраховкой»: нельзя было допустить, чтобы в преддверии войны на командных постах остались потенциальные предатели.

5 мая 1940 года начальник Главного управления кадров наркомата обороны Е. А. Щаденко направил Сталину отчет, в котором говорилось, что в 1937—1939 гг. из армии было уволено 36 898 командиров. Уволены не только по политическим соображениям, но и по возрасту, и по состоянию здоровья, и за дисциплинарные проступки, и за моральную неустойчивость. Однако, писал Е. А. Щаденко, многие были уволены и арестованы несправедливо, поэтому он распорядился создать специальную комиссию, рассмотревшую более 30 000 жалоб, ходатайств и заявлений. В результате на 1 мая 1940 г. в армию вернулось 12 460 командиров, причем большинство из них – 10 700 человек – уволенные по политическим мотивам. Пересмотр дел продолжался и дальше.

Отметим, что враги и после ликвидации заговора не оставили своих намерений. И по-прежнему в их арсенале был террор. В книге современного автора говорится, что покушения на Сталина предпринимались и после разгрома оппозиции: «Так, на маршруте следования Сталина из Кремля в Кунцево стали таинственным образом появляться мины. 1 мая 1938 г. мину обнаружили даже на трибуне Мавзолея. А в ночь на 3 февраля 1939 г. группа неизвестных – в количестве около 12 очень хорошо подготовленных человек – в течение нескольких часов штурмовала дачу Сталина. Все нападавшие были убиты, но в бою погибло 37 сотрудников охраны генсека» [42, с. 179].

Эти попытки, скорее всего, уже не были звеньями масштабно организованного политического или военного заговора с целью радикального изменения общественного строя в стране. Не случайно и то, что они малоизвестны. О них не говорят, ибо они подтверждают многократно осмеянную «знатоками» истории реальность покушений на жизнь Сталина.