Текст книги "Наш Сталин: духовный феномен великой эпохи"

УРОКИ

Ныне идейные наследники «рыцарей мировой революции» и адептов «либерального социализма», выталкивая страну на задворки «мировой цивилизации» и стремясь «спутать карты», трубят из всех рупоров о том, что Сталин, якобы, организовал массовые политические репрессии, от которых пострадали ни в чем не повинные люди. Поразительно, что даже в патриотической «Советской России» некто А. Х. Кустодиев, вроде бы отдавая должное заслугам Сталина, в то же время сообщает: «Я отрицательно отношусь к тем репрессивным методам, которые он применял в руководстве страной» (Советская Россия». – 2003. – 6 февраля).

Подчеркнем: сами по себе методы не могут оцениваться как плохие или хорошие, – все зависит от того, в каких условиях и с какой целью они применяются. Сталин, как видно из сказанного выше, применял «репрессивные методы» не в «руководстве страной» вообще, а в борьбе с врагами народа и народного государства. Репрессии не были инициативой Сталина, – они стали его ответом. Они были применены в ответ на заговор, поставивший целью вооруженное свержение государственного руководства, избранного в соответствии с законом, и смену установленного волей народа общественного строя страны. Поэтому автор приведенного выше высказывания с равным правом мог бы сказать: «Я отрицательно отношусь к методам вооруженной борьбы, которые он применял в борьбе с фашистскими захватчиками». Неужели даже сегодня, после 1991—1993 гг., все еще не понятно, к чему ведет отказ от применения «репрессивных методов» по отношению к внутренним врагам, стремящимся к захвату власти?

Может быть, тогда не было угрозы существованию государства? Ее попросту не могло не быть: это противоречило бы логике событий. Октябрь 1917-го явился прологом острой и длительной классовой борьбы. В течение трех лет враги народной революции вели против установившейся в ее результате советской власти кровопролитную гражданскую войну, – разве после ее окончания не осталось тех, кто и дальше готов был бороться против новой власти? По существу, гражданская война не завершилась с разгромом белогвардейского движения. И десять и двадцать лет спустя противники сталинской программы социалистического строительства и прямые враги народного государства продолжали борьбу в форме тайного сопротивления – вредительства, саботажа, диверсий, политических и военных заговоров. Кроме них были и просто недовольные, ждущие своего часа. Когда заговор в «верхах» был раскрыт, только с помощью суровых приговоров, можно было пресечь разрушительные действия «оппозиционеров» на всех уровнях власти, во всех слоях общества и спасти народную державу от гибели.

Эти «оппозиционеры» пользовались постоянной поддержкой из-за границы. «Боевиков» и организаторов террора не только вербовали внутри страны, но и засылали извне, прежде всего, из Германии. Они проходили подготовку в специальных школах. Обычно это были наши соотечественники, запятнавшие себя политическими и иными преступлениями, но бежавшие из страны и готовые сотрудничать с кем угодно в борьбе против советской власти. Троцкий открыто делал ставку на германский фашизм, а Гитлер, по всей вероятности, видел в нем будущего лидера «пятой колонны» в СССР: на секретном собрании троцкистов в Копенгагене посланцы Р. Гейдриха, одобрив план устранения Сталина и Кирова, предложили вести подготовку также и к массовым террористическим операциям (Молодая гвардия – 2003. – № 11-12. – С. 7).

Таким образом, в стране действовала уже вполне организованная «пятая колонна». В 1937 г. объединенная оппозиция была близка к захвату власти вооруженным путем. Приближалась война, в которой мы потерпели бы поражение, вступив в нее в состоянии политической нестабильности. Меры сталинского руководства были направлены как на уничтожение реальных врагов, так и на изоляцию «неустойчивых элементов», которые в случае войны легко могли перебежать на сторону врага, стать пособниками оккупантов. Как потом выяснилось, далеко не все потенциальные предатели были выявлены: в годы войны с фашизмом нашлись десятки тысяч наших соотечественников, поднявших оружие против своего народа. Еще больше оказалось предателей, коллаборационистов, пособничавших оккупантам. Так что сталинские «чистки» общества и его государственных структур были отнюдь не чрезмерными, скорее – недостаточными. Это хорошо видно сегодня, после успешного контрреволюционного переворота и расчленения великой державы.

Предатели, оставшиеся не наказанными в мирное время, нанесли в лихую военную годину немалый вред. Бывший советский генерал А. А. Власов сформировал две дивизии из 30 тысяч советских военнопленных, согласившихся воевать против своего народа. Среди арестованных по делу о заговоре Тухачевского и освобожденных был не только К. К. Рокоссовский, но и будущий власовский генерал В. Ф. Малышкин… Всего же во власовской армии и вспомогательных формированиях служило около 250 тысяч человек. Часть из них была в конце войны захвачена в плен, и органы безопасности следили, чтобы они не примкнули к так называемым повстанческим выступлениям в Прибалтике и на Западной Украине, – это могло вызвать осложнение ситуации и во внутренних районах страны.

Нередко можно встретить также утверждение, что Сталин уничтожил оппозицию и тем самым ликвидировал один из важнейших элементов политической демократии в стране. Но и это мнение основано на недоразумении. Еще в 20-х годах оппозиция сталинской власти, будучи разгромленной идейно и политически, стремительно теряла поддержку в партии и в народе, а с середины 30-х она уже не могла считаться собственно оппозицией, поскольку к той поре она стала антигосударственной силой – организацией заговорщиков. «Современный троцкизм, – констатировал Сталин на Пленуме ЦК 3 марта 1937 года, – есть не политическое течение в рабочем классе, а беспринципная и безыдейная банда вредителей, диверсантов, разведчиков, шпионов, убийц, банда заклятых врагов рабочего класса, действующих по найму у разведывательных органов иностранных государств» [170, c.158]. Так что же, Сталину надо было опустить руки и сдаться на милость врагов? Ведь «1937-й» был, как мы видели, не чем иным, как хорошо организованным антигосударственным заговором.

Разве мы не столкнулись с предательством «верхов» в подобной ситуации, в конце 80-х – начале 90-х годов, когда действовать по-сталински уже не умели и не хотели? Дискредитация сталинских методов борьбы с врагами народа как раз и привела к тому, что народ оказался бессильным, неспособным к сопротивлению, когда идейные наследники ликвидированных Сталиным врагов народа в конце концов захватили в стране власть. При этом они не только ликвидировали народовластие, – они предали страну, отдав ее на разграбление иностранному капиталу, сделали из великой державы жалкий колониальный придаток Запада.

Сталин же сумел отбить атаки внутренних врагов России и советского строя. Его решения о необходимости жестких мер были вынужденным, но необходимым, решительным, своевременным и точным ответом на действия заговорщиков. Сподвижник У. Черчилля лорд Бивербрук без тени сомнения констатировал, что накануне надвигавшейся войны с фашистской Германией «Сталин уничтожил «пятую колонну», которая неминуемо стала бы на сторону Гитлера и ударила бы ножом в спину своей стране» (Патриот. – 2003. – № 50. – С. 12).

Ныне способом «демонизации» сталинской эпохи является не только представление «сталинских репрессий» как его инициативное решение в борьбе за личную власть, но и многократное преувеличение количества заключенных, расстрелянных, погибших в ходе этой борьбы, доведение его до совершенно фантастических цифр. Утверждают, что от «ежовщины» пострадали миллионы. Нобелевский лауреат Александр Солженицын назвал когда-то цифру: 66 миллионов, да в войну еще 44 миллиона, – всего же 110 миллионов погибших от рук большевиков. Этот антисоветский маньяк, обласканный нынешней властью, даже военные потери причислил к жертвам коммунистов. (Другой нобелевский лауреат, Михаил Шолохов, назвал его «литературным власовцем», – точнее не скажешь).

Впрочем, десятки миллионов – это такой бред, что не каждый считает уместным его повторять. Ведь это значило бы, что погибло все взрослое население страны. А оно, между прочим, росло чрезвычайно быстрыми темпами. В среде людей, более здраво мыслящих, чаще оперируют цифрами на порядок ниже: миллионы… Естественно, никакие аргументы при этом тоже не приводятся. Из документов же хорошо известно, что общее число осужденных по 58-й статье, т. е. за контрреволюционные преступления, в течение более чем 30 лет – с 1921 по 1953 год – составляет 3 778 200 человек. Из них 786 098 человек были приговорены к высшей мере наказания. Впоследствии 844 470 осужденных были прижизненно или посмертно реабилитированы (Правительственный вестник. – 1990. – № 7).

Наибольшее число приговоренных к расстрелу приходится на 1937 г. —353 074, и 1938 г. – 328 618 человек, остальные около 100 000 – на военные годы. Расстреливались убийцы, насильники, лакеи оккупантов. При этом многие приговоры не были приведены в исполнение: расстрел был заменен заключением в лагерь. Да и в те же самые годы ведь не только арестовывали, но и освобождали из мест заключения. По архивным данным, в 1937 г. из лагерей и колоний освобождено 32% заключенных, в 1938-м – 27%.

Однако и эти цифры, взятые абстрактно, «сами по себе», без соответствующего анализа, искажают реальную картину тех событий. «Знатоки» истории, склонные к тому, чтобы «сделать» число осужденных как можно более впечатляющим, обычно совершают двойной подлог, объявляя, во-первых, всех осужденных по 58-й статье репрессированными исключительно по политическим мотивам и, во-вторых, сваливая в это общее число и действительных врагов народа, и тех, с кем эти самые враги, находившиеся во власти, расправились.

В это число включают осужденных по той же статье крупных расхитителей общественного добра, главарей организованных банд и всех прочих преступников, действия которых наносили серьезный ущерб государству и обществу. А таких было много. Современный исследователь С. И. Кузьмин пишет, что преступные группировки действовали тогда во всех отраслях народного хозяйства и на всех уровнях государственного управления, нанося огромный ущерб экономике. Политическая преступность тесно переплеталась с уголовной. Из-за рубежа в страну проникали бандформирования, диверсанты, оружие; эмиссары иностранных разведок внедрялись во все государственные органы. Без учета всего этого, подчеркивает он, невозможно понять причины репрессий 30-х годов [71, с. 144—168].

Большая же часть (50—60%) всех приговоров по 58-й статье относится к лицам, сотрудничавшим с гитлеровцами во время войны. Это полицаи, власовцы, прибалтийские фашисты, украинские националисты. Только в немецкой администрации на оккупированных территориях служило более миллиона наших граждан, а в карательных отрядах, действовавших против партизан, «свои» составляли около двух третей их общей численности. Из числа украинских националистов была образована дивизия СС «Галичина». Были, кроме того, прибалтийские, туркестанские и кавказские формирования, крымско-татарские батальоны, калмыцкий кавалерийский корпус. Уже после войны недобитые пособники фашистов действовали в Прибалтике, Западной Украине и Западной Белоруссии. От их руки погибло более 100 тыс. военнослужащих и втрое больше – гражданских лиц.

Таким образом, осужденные за контрреволюционную деятельность в большинстве своем вовсе не были некими «невинными жертвами сталинских репрессий», – это были матерые преступники, действовавшие в антисоветских, антинародных целях. Это во-первых. Во-вторых, масштабы репрессий «раздуваются» лживой «демократической» пропагандой до невероятных размеров. Создается впечатление, будто репрессировано было едва ли не полстраны. Между тем, общее число заключенных в СССР на 1 января 1937 г. составило 1 196 369 человек, и в течение этого года увеличилось на 175 486 человек, в том числе, осужденных по 58-й статье – на 80 598 человек.

Показательно в связи с этим следующее сравнение. В свое время официальная «Российская газета» привела такие цифры: за первые 16 лет «постсоветской» истории России за различные преступления было осуждено свыше 15 миллионов человек, из них лишено свободы более 5 миллионов (Российская газета. – 2008. – 2 сентября). За последующие годы, по данным Генеральной прокуратуры, цифра зарегистрированных преступлений возросла еще более чем на 20 миллионов; число приговоренных к лишению свободы – тоже превысило 5 миллионов.

Но если в сталинской России каждого преступника ждала кара, сегодня в оставшейся от разрушенного СССР «мини-России» на всех преступников не хватило бы мест заключения. На самом деле сидят лишь немногие из них, – число заключенных, зафиксированное службой исполнения наказаний на 1 января 2016 года, составило 646 085 человек. Остальные отделываются штрафами, либо получают условное наказание, либо просто остаются невыявленными, – в 2015 г. не раскрыта почти половина совершенных преступлений. Происходит прогрессирующая криминализация общества: «армия» преступников, остающихся на свободе, ежегодно пополняется более чем на миллион.

Впрочем, даже без учета этих фактов результат подсчета численности заключенных выходит неожиданным и крайне неприятным для сочинителей страшилок о ГУЛАГе. Приведенные цифры говорят о том, что менее чем за 25 лет в «демократической» России оказалось за решеткой свыше 10 миллионов человек. Естественно, здесь напрашивается сравнение с соответствующими «гулаговскими» цифрами, но долгое время они оставались секретными. И вот недавно историкам стала известна записка на имя начальника ГУЛАГа от 5 августа 1955 года, в которой архивистами зафиксирована цифра личных дел заключенных за все время его существования. Она составила 9,5 миллионов, – это, заметим, данные тоже примерно за 25 лет, но не по Российской Федерации, а по всему СССР. К тому же это были годы, тяжелейшие для Советского государства. Только вот заключенных там, оказывается, было меньше, чем в «постсоветской» России, выстроенной по канонам западной «демократии».

Миф о гигантском ГУЛАГе, созданном «тираном» Сталиным, при таком сравнении, казалось бы, рассыпается в прах. Но попробуйте рассказать все это людям, «ушибленным» телевизионной ложью, – вам не поверят… А ложь эта каждодневна и ежечасна, – и не только телевизионная. Приведу пример. В «Записных книжках 1998—1999» писатель Ярослав Голованов, разглагольствуя о том, что Сталин, дескать, и сегодня – в каждом из нас, пишет: «Поймал себя на мысли, молодым сегодня совершенно недоступной: могут прийти и арестовать. За что? А ни за что! Придут и арестуют, как в «Процессе» Кафки. Нормальному человеку в нормальной стране такая мысль не может прийти в голову, а мне может» (Комсомольская правда. – 2001. – 23 января).

Действительно, нормальному человеку даже в «ненормальной» стране подобная мысль прийти не может, – свидетельствую сам. Но Я. Голованов не из нормальных, он из породы тех, кому народная власть была неугодна, – они, конечно, служили ей, но с неизменной «фигой в кармане», а потому и жили в постоянном страхе разоблачения. И по сей день, оказывается, не освободились от этого страха. Что же касается тех, кто помоложе, к примеру, нынешних «бизнесменов» во власти, то мысль «могут прийти и арестовать», наверное, кого-то из них время от времени посещает, – вряд ли они так уж уверены, что «делать деньги» можно будет бесконечно. Хотя тоже ведь будут вопить, что они ни в чем не виновны.

Итак, истина состоит в том, что репрессии против «оппозиции» не были следствием инициативного выбора Сталина, – они стали для него жестокой необходимостью, которая вытекала не из его характера, как иногда думают, и не из природы социализма, как утверждают адепты западного образа жизни, а из всей совокупности исторических условий, в которых пришлось действовать Сталину. Эти репрессии были мерой оборонительной, вызванной действиями как внутренних, так и внешних врагов, которые стремились дестабилизировать народную власть, организуя антигосударственные заговоры. Они были вызваны обстановкой, в которой возникла угроза существованию Советского государства со стороны внутренних врагов. Только такими решительными мерами можно было сорвать заговор сил, которые, войдя во власть в 1917-м, двадцать лет противодействовали самостоятельному развитию страны по пути социализма, подавляли русскую национальную культуру, навязывали чуждые народам России формы общественной жизни, расправлялись с неугодными им людьми.

И никакого «нарушения социалистической законности» со стороны Сталина, о чем мы слышим с хрущевских времен, при этом не было. Были проведены открытые судебные процессы, на которых присутствовали представители иностранной прессы, писатели, дипломаты. Знаменитый немецкий писатель Лион Фейхтвангер, присутствовавший в зале суда, так описывает свои наблюдения: «Ничто не разделяло суд и сидящих в зале. Не было также ничего, что походило бы на скамью подсудимых; барьер, отделявший подсудимых, напоминал скорее обрамление ложи. Сами обвиняемые представляли собой холеных, хорошо одетых мужчин с медленными, непринужденными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали на публику. По общему виду это походило больше на дискуссию, чем на уголовный процесс, – дискуссию, которую ведут в тоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду и установить, что именно произошло и почему это произошло» [199, с. 63].

В политическом руководстве, в самой партии, а также в среде советских работников, научной и инженерно-технической интеллигенции, деятелей литературы и искусства было много не просто не согласных с политической стратегией сталинизма, но и готовых к борьбе против нее «не щадя живота своего». Борьба принципиально различных ментальных миров и политических позиций, в которых нашли отражение интересы общественных сил, действовавших как внутри страны, так и на международной арене, была неизбежна. Великая историческая заслуга Сталина состоит в том, что он сорвал их планы и сумел оттеснить их от кормила государственной власти. Они, видя свое поражение в политической борьбе, пошли на подготовку государственного переворота.

Кроме того, – отметим это еще раз, – созданные ими подпольные организации были смертельно опасны как «пятая колонна», агентура внешних сил, которая должна была нанести удар изнутри в момент нападения извне. Основным резервом вражеских спецслужб были остатки антисоветских партий и троцкистских организаций. Поэтому перед органами госбезопасности была поставлена задача: исключить всякую возможность создания каких-либо организованных групп, которые выступили бы в поддержку агрессоров. В воспоминаниях генерала П. А. Судоплатова, руководившего операцией по ликвидации Троцкого, говорится, что Л. П. Берия, разъясняя ее цель, сказал: «Дело это исключительно важное. Троцкий <…> должен быть уничтожен к началу большой войны, чтобы обезглавить остатки «пятой колонны» [186, с. 13].

Таким образом, действия сталинского руководства были спасительными вдвойне. Они не только сорвали заговор внутренних антисоветских сил, но и очистили партийные и государственные структуры от потенциальных предателей, которые сделали бы свое черное дело в годы войны. Была ликвидирована «пятая колонна», на которую опирались внешние антисоветские силы. Это стало решающим условием нашей победы в Великой Отечественной войне. Опыт многих государств говорит о том, что «пятая колонна» парализовала их способность к сопротивлению внешней опасности. Советское государство благодаря решительным действиям Сталина устояло тогда, однако через пятьдесят лет именно предательская деятельность «пятой колонны» привела к его разрушению.

Наконец, репрессии были связаны и с тем, что в обстановке обострения политического противостояния усилилась борьба против беспечности, халатности, недобросовестности, борьба с чиновниками-бюрократами, а также и просто людьми недостойными, но занимавшими важные посты в партии и государстве. Они наносили стране, народу, государству урон, подчас не меньший, нежели сознательные вредители и прямые противники социализма. Это была борьба против вырождения «властвующей элиты», действие своеобразного защитного механизма системы. Мы помним, что хрущевская «критика культа личности» разрушила этот механизм и моментально привела к вырождению «номенклатуры».

А тогда время было тревожное, уже чувствовалось напряжение надвигающейся войны, поэтому никакой разболтанности, никакого разгильдяйства, – ничего, что наносило бы ущерб народному хозяйству или проводимой им политике, Сталин не терпел, – за все это наказывали, иногда не менее сурово, чем за сознательное вредительство. Второй пилот чкаловского экипажа Г. Ф. Байдуков в беседе с писателем Ф. И. Чуевым рассказывал:

«…На совещании у Сталина прославленный летчик Сигизмунд Леваневский встал и сказал: «Товарищ Сталин, я хочу сделать официальное заявление. Я хочу официально заявить и прошу записать мое заявление. Я считаю Туполева вредителем. Убежден, что он сознательно делает самолеты, которые отказывают в самый ответственный момент». Туполев был здесь же за столом. Побелел. Арестовали не сразу» (Молодая гвардия. – 1999. – № 3-4. – С. 119). Заметим: не просто «не сразу», но лишь после того как появились факты, заставившие поверить в то, что Туполев, мягко говоря, не был безгрешен…

Что же касается невинно пострадавших, то они, конечно, были. Их не могло не быть. В осуществлении решений государственных органов участвовали тысячи людей. Жесткий отпор заговорщикам был сопряжен с многочисленными арестами, суровыми судебными и внесудебными приговорами. Ошибки при этом были просто неизбежны, их – конечно, в меру возможности – исправляли: многие дела пересматривались, с осужденных снималась судимость, они возвращались в строй. Репрессированный тогда К. К. Рокоссовский в 1945-м командовал Парадом Победы. С. П. Королев в 1944-м был награжден орденом, а в 1947-м стал Главным конструктором ракетно-космической техники. И ни тот, ни другой никогда не винили в своих злоключениях ни власть вообще, ни Сталина лично.

Но дело не только в ошибках. Внутренние враги, окопавшиеся во властных структурах, прежде всего, в карательных органах, воспользовались обстановкой острой политической борьбы в своих интересах: действуя от имени государства, они нацеливали жало репрессий на преданных народной власти партийных и советских работников, хозяйственников, ученых и деятелей искусства, да подчас и просто честных тружеников, неповинных в антисоветской деятельности. Пользовались моментом и разного рода проходимцы и негодяи, чтобы свести счеты с неугодными им людьми.

Вот это были действительно невинные жертвы. Это были жертвы той самой «ежовщины», которая сегодня ставится в вину Сталину, в то время как невинные люди пострадали вовсе не от него, а от его идейных противников, вошедших во власть на волне революции и отнюдь не по его воле. Это они, занимая властные посты, требовали неоправданного ужесточения репрессивной политики. Так, Н. С. Хрущев, возглавлявший в 1938 году республиканскую партийную организацию Украины, обращался к Сталину из Киева: «Украина ежемесячно посылает 17—18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2—3 тысяч. Прошу Вас принять срочные меры» [136, с. 322]. Сохранилась одна подобная записка Хрущева с резолюцией Сталина: «Уймись, дурак!» (Патриот. – 2003. – № 45-46. – С. 8).

Понятно, что центральное руководство, обеспокоенное ситуацией крупномасштабного вооруженного заговора, не могло просто игнорировать подобные требования. Это факт, который никто не вправе отрицать. В результате потери понесли обе стороны. Положение усугубилось тем, что нарком внутренних дел Н. И. Ежов, работавший вначале очень эффективно, со временем стал действовать неадекватно. Он обладал редчайшей работоспособностью, ненавидел троцкистов и во всем поддерживал Сталина. На Лубянке он пробыл менее двух лет, и именно за эти годы заговорщики потерпели сокрушительное поражение.

Умелые, целеустремленные действия Н. И. Ежова по ликвидации троцкистского заговора создали вокруг него ореол высшего доверия, но в дальнейшем выяснилось, что он не сумел освободить аппарат НКВД от лиц, содействовавших заговорщикам и наносивших предательские удары по сталинским кадрам. Кроме того, он не выдержал испытания властью и авторитетом, деградировал в личностном отношении и перестал контролировать положение дел в наркомате. Он был освобожден от должности наркома вскоре после описанной выше попытки ареста М. А. Шолохова.

Эта попытка чудом закончилась для писателя благополучно. Но вспомним в связи с этим другой факт – прискорбный. В некоторых случаях Сталин сам обращался к людям, которым он доверял, с просьбой поручиться за обвиняемого. Так, он позвонил Борису Пастернаку и просил, уговаривал его вступиться за арестованного поэта Осипа Мандельштама. Представим себе картину: у Сталина на столе лежит злобный, оскорбительный стишок, написанный о нем этим человеком, а он ищет для него защиты и оправдания, потому что видит в нем Мастера. «Ведь он мастер? Мастер?» – то ли спрашивает, то ли убеждает он Пастернака, но, так ничего и не добившись от него, всердцах бросает телефонную трубку.

Тем не менее, вмешательство Сталина спасло тогда Мандельштама: его отправили не в лагерь, а в ссылку в Воронеж, где он многое переосмыслил, увидев своими глазами жизнь народа в русской глубинке. «Величие русской культуры уходит корнями в тысячелетнее народное бытие», – констатирует он. По возвращении из Воронежа на одном дыхании пишет «Оду» в честь Сталина, с чьим именем он связывает преображение страны. Но если Сталин, невзирая на тот мерзкий стишок, вступился за него, то теперь этой «Оды» и других пассажей о русской культуре ему не простили троцкиствующие «литературоведы». В. П. Ставский, один из главных лит-чиновников, написал на Лубянку: «Помогите решить вопрос о Мандельштаме». Я. С. Агранов, главный лубянский «спец» по творческим работникам, подписал ордер, и Мандельштаму дали пять лет лагерей, отправив по этапу во Владивосток. По дороге он умер от истощения и болезней (Молодая гвардия. – 2002. – № 4. – С. 252).

8 декабря 1938 года Ежова сменил на посту наркома Л. П. Берия. Было признано, что в ходе действий государства против заговорщиков пострадали люди, преданные советской власти, в связи с чем последовала реабилитация десятков тысяч осужденных. В свою очередь, были арестованы и осуждены многие работники органов внутренних дел за злоупотребление служебным положением. Это были «издержки» жесточайшей борьбы, в которой со стороны государства нужна была предельная точность удара. Ежов вместо этого пошел на неоправданное расширение «захвата». Сталин был потрясен. По свидетельству знаменитого авиаконструктора А. С. Яковлева, он в разговоре с ним сказал: «Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат – говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК – говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил». Мемуарист отмечает: «После таких слов создавалось впечатление, что беззакония творятся за спиной Сталина» [210, с. 264]. Несмотря на прошлые заслуги, бывшего наркома приговорили к расстрелу. Такова была парадоксальная логика борьбы.

Понимая, что в хаосе борьбы пострадали невинные люди, Сталин всячески содействовал их освобождению. Существовала система апелляций, которые в обязательном порядке рассматривались органами НКВД. Если к Сталину обращались люди, которым он доверял, и убеждали его в том, что осужденный не виноват, он вмешивался лично. Легендарная летчица В. С. Гризодубова, используя силу своего авторитета, добилась освобождения около пяти тысяч осужденных, среди которых был и будущий Генеральный конструктор ракетной техники С. П. Королев. Она была по этому поводу на приеме у А. Н. Поскребышева и взяла с него обещание, что он непременно передаст ее заявление Сталину. Вскоре С. П. Королева не только реабилитировали, но и предоставили ему все условия для работы (Советская Россия. – 2000. – 5 сентября).

Сталин готов был простить даже и видных оппозиционеров, искренне раскаявшихся и отошедших от активного противодействия политике ЦК. В течение пятнадцати лет он пытался привлечь своих оппонентов к строительству социализма, терпеливо сносил наскоки на себя и на политическую линию партии, старался переубедить, отстранял от власти, они «признавали ошибки», он вновь доверял им посты, и так до тех пор, пока они не пошли на организацию заговора. Каменева и Зиновьева трижды исключали из партии, дважды восстанавливали, снимали с начальственных постов и снова усаживали в высокие кресла, предоставляя им возможность трудиться на благо страны. И всякий раз сталкивались с обманом и предательством: выяснялось, что своими постами они вновь пользовались в неблаговидных целях. И только тогда, когда была выявлена их антигосударственная деятельность, они были привлечены к судебной ответственности и приговорены к ссылке, а затем к расстрелу.

Не пережили 1937-й, главным образом, враги убежденные, «матерые». Особенно те, кто и в гражданскую, и в коллективизацию (а троцкисты пытались воспользоваться ею для возобновления гражданской войны) проявляли неоправданную жестокость к классовым врагам. Среди них Р. И. Эйхе, С. В. Косиор, П. П. Постышев – «невинные жертвы 1937-го», дававшие «контрольные цифры» по раскулачиванию. Среди них и те, кто «делал погоду» в репрессиях против носителей русской культуры. М. Е. Кольцову следователи напомнили его газетные статьи, в которых он, разделываясь со своими жертвами, советовал им не терять напрасно времени и отправляться в тюрьму. Для этих «ультрареволюционеров» 1937-й как раз и стал справедливым возмездием, а им на смену во власть шли созидатели, строители нового общества.

Заметим попутно, что весь образ жизни «невинных жертв» был несовместим с их руководящим положением в обществе. Естественным продолжением их идейных пристрастий были приземленность помыслов, мещанские, потребительские наклонности и соответствующее поведение в быту. Становясь партийными и советскими начальниками, они немедля занимали апартаменты уничтоженных революцией классовых врагов. Каменев, женатый на сестре Троцкого, собрал в Москве всю свою родню и устроил ее в двух реквизированных особняках, – по двадцать комнат в каждом. Позиция политической измены нередко сопрягалась с полной безнравственностью и более или менее тщательно скрываемым цинизмом. М. А. Сванидзе, оперная певица, родственница Сталина, лично знакомая со многими высокопоставленными заговорщиками, буквально выплескивает на страницы своего дневника чувства негодования и отвращения, которые она испытывает к ним в связи с их разоблачениями: