Текст книги "Наш Сталин: духовный феномен великой эпохи"

Важнейшие государственные решения принимались Сталиным с исключительной оперативностью. А. С. Яковлев отмечал, что «по обсуждавшимся у него вопросам решения принимались немедленно, как говорится, не сходя с места, однако лишь после всестороннего обсуждения и обязательно с участием специалистов, мнение которых всегда выслушивалось внимательно и часто бывало решающим, даже если вначале и расходилось с точкой зрения самого Сталина. Изредка, если вопрос был особенно сложный и требовал дополнительной подготовки, на проработку давалось не больше двух-трех дней» [210, с. 490]. В принятии решений, касающихся внедрения в производство новейших вооружений и военной техники Сталин, по общему признанию, не совершил ни единой ошибки.

Подчеркнем еще раз и то, что эти решения, принимая форму распоряжений, выполнялись точно в указанные сроки, а нередко и раньше срока. Чем это объяснить? Вот одна историческая параллель. В. С. Попов, бывший статс-секретарь Екатерины II, писал императору Александру I, что в разговоре с государыней он выразил ей удивление по поводу того, как быстро и точно исполняются все ее приказания. Екатерина ответила:

«…Повеления мои, конечно, не исполнялись бы с точностию, если бы не были удобны к исполнению. <…> Я разбираю обстоятельства, советуюсь, уведываю мысли просвещенной части народа, и потому заключаю, какое действие указ мой произвесть должен. Но будь уверен, что слепо не повинуются, когда приказание не приноровлено к обычаям, ко мнению народному и когда в оном последовала бы я одной моей воле, не размышляя о следствиях» (Отечественная история. – 1996. – №6. – С. 26).

Екатерина, слегка иронизируя по этому поводу, замечает в заключение, что такое соответствие ее повелений мыслям «просвещенной части народа» и есть «основание власти неограниченной». Но разве не таким же было основание «неограниченной» («диктаторской», как сегодня многие утверждают) власти Сталина? Да, конечно, с той лишь «поправкой», что его «повеления» соответствовали интересам страны, интересам миллионных масс народа. Они были понятны не только «просвещенной части народа», – они всеми принимались как необходимые, справедливые, желанные и исполнялись поэтому безо всякого насилия, более того – всегда с энтузиазмом и сопутствующим ему творческим вдохновением. Именно это и было залогом необычайной успешности их исполнения.

В послевоенные годы система управления экономикой страны совершенствовалась, оставаясь жесткой и эффективной. Главными ее принципами были кооперация производства в общесоюзном масштабе и ответственность руководителей всех уровней за строгое соблюдение плановой дисциплины. Планы экономического развития были сбалансированы и основывались на натуральных показателях, ориентированных, в конечном счете, на удовлетворение потребностей общества и его членов. Число плановых показателей возрастало по мере усложнения системы общественных и индивидуальных потребностей, – в результате оно увеличилось с 4744 в 1940 г. до 9490 в 1953 г.

В план предприятия обязательно закладывался процент снижения себестоимости выпускаемой продукции. Снижение же качества продукции не допускалось. Планы, и без того напряженные, как правило, перевыполнялись. Широко применялась прогрессивная система оплаты труда: при перевыполнении нормы на 100% платили полтора тарифа, при перевыполнении на 150% – вдвойне, а при перевыполнении на 200% – втройне. Даже у заключенных снижался срок наказания в три раза при перевыполнении нормы на 200%. При этом самовольные пересмотры тарифных сеток и норм выработки карались наряду с диверсиями и другими контрреволюционными преступлениями.

Наиболее значимые результаты достигались или за счет оптимизации трудовых отношений, или с помощью технических усовершенствований. Еще в 30-х гг. в стране началось массовое движение изобретателей и рационализаторов. Им платили не только за повышение выработки, но и за внедрение изобретений в масштабах страны. Рабочий мог получать намного больше наркома. Так были вовлечены в социальное творчество миллионы «простых» людей. Был организован повсеместный обмен опытом: важнейшие технические новинки и технологические достижения немедленно расходились по всей стране, становились всеобщим достоянием.

Несомненно, что глубочайшая компетентность Сталина во всех вопросах, по которым он принимал решения, всестороннее их обсуждение со специалистами и соответствие этих решений интересам развития народной державы были главными факторами их оптимальности и стопроцентной выполнимости. Вместе с тем Сталин заботился о дальнейшем развитии теоретической базы экономической политики, о чем свидетельствуют его беседы с философами, с экономистами. Развитию теории способствовала инициированная им дискуссия, в которой он и сам принял активное участие, вылившееся в издание в 1952 г. его книги «Экономические проблемы социализма в СССР» [174].

Сталин оставил после себя страну, на главных направлениях опережавшую Запад в технологическом отношении, с мощной промышленностью, эффективно действующей системой управления и высочайшим потенциалом развития. Благодаря этой системе экономика у нас развивалась значительно успешнее, чем в капиталистических странах. Было в кратчайшие сроки восстановлено народное хозяйство страны. Начатая Западом «холодная война» потребовала от народа дополнительного напряжения сил. Были созданы атомная и водородная бомбы, ракетные системы их доставки. На вооружение армии поступали новейшие типы военной техники. И при всех гигантских затратах на эти цели, уровень жизни населения становился выше с каждым годом, неопровержимым свидетельством чего было ежегодное снижение розничных цен на продовольствие и другие товары первой необходимости. С 1947 по 1953 гг. средний уровень цен в стране понизился в 1,5—2 раза. Все эти достижения были бы невозможны без чрезвычайно динамичного развития экономики.

Несмотря на последующие ошибки, в стране и после смерти Сталина еще некоторое время сохранялась инерция подъема, позволившая нам первыми выйти в космос и удерживать авангардные позиции в экономическом, научно-техническом и социальном прогрессе. Если в 1950 г. объем советского промышленного производства составлял 25% от американского, то в 1960 г. – 50%.

Однако в дальнейшем преемники Сталина бездарно растратили созданный им потенциал. Уже во второй половине 50-х гг. хрущевское руководство предприняло рискованные шаги в экономике. Одним из них стало освоение казахстанской целины, серьезно подорвавшее технические и финансовые ресурсы развития сельского хозяйства в европейской части страны. Сюда надо отнести также ничем не оправданное укрупнение колхозов и директивное сокращение личных подсобных хозяйств колхозников, ликвидацию машинно-тракторных станций на селе и ряд других новаций.

Одновременно происходила разбалансировка разработанной и введенной Сталиным системы управления. В хрущевское десятилетие это выразилось в отказе от прогрессивной системы стимулирования труда в промышленности, в замене отраслевого управления региональным – через совнархозы. В 1965-м началась реформа, нарушившая такой принцип планирования и оценки экономической деятельности предприятий, как приоритетность натуральных показателей производства. Тогда на передний план были выдвинуты стоимостные показатели (прибыль, валовой объем произведенной продукции), в результате чего экономика становилась все более затратной. Темпы роста производства стали падать, а в годы перестройки в стране началось снижение также и абсолютных объемов промышленного производства.

Так после смерти вождя постепенно, шаг за шагом были упразднены важнейшие звенья созданной им системы управления. Без эффективно действующей обратной связи стала невозможной выработка верных управленческих решений. Была потеряна способность аппарата к неукоснительному их выполнению. Наконец, были утрачены и отвечающие народным идеалам стратегические цели. Вся система управления страной перестала быть эффективной и надежной. Оценивая эту ситуацию с точки зрения компетентности высшего руководства, сталинский нарком И. А. Бенедиктов, работавший в ранге министра и при Хрущеве, констатировал: «Но Хрущев не Сталин. Плохой капитан способен посадить на мель самое хорошее судно. Так и произошло. Наши капитаны сначала сбились с курса, потеряв заданные темпы, потом стали шарахаться из одной крайности в другую, а затем и вообще выпустили из своих рук руль, заведя экономику в тупик» [18, с. 14].

И вот итог: прекрасно оснащенный корабль, оставшись без достойного капитана, не удержался на плаву и потерпел катастрофу менее чем полвека спустя.

КАДРЫ

Когда в стране была выстроена «пирамида» власти, пожалуй, главной задачей для Сталина стало создание управленческого корпуса. Нужна была умная, энергичная, нравственная, беззаветно преданная Отечеству правящая элита. Прошли десятки лет, но и поныне популярен броский лозунг Сталина:

«Кадры решают все». Для него самого это был один из важнейших принципов деятельности: он полагал, что успех любого дела зависит от того, кто будет вырабатывать замысел, кто будет организовывать его осуществление и кто будет непосредственно исполнять его. В сфере государственного управления больше, чем где бы то ни было, именно кадры решали все.

Сталин обладал выдающейся способностью привлекать к государственному управлению талантливых людей. Когда-то их искали среди потомственных аристократов. Известно, однако, что аристократизм никак не связан ни с богатством, ни с наследованием прав. Аристократизм – это духовное качество человека, его способность к самопожертвованию и патриотическому поведению, к ответственности перед людьми. Большинство талантов сталинской эпохи в самых различных сферах жизни – выходцы из народа, из трудовых семей. Самые выдающиеся полководцы Великой Отечественной родились и выросли в деревне. Так же и хозяйственные руководители в абсолютном большинстве своем были лучшими представителями народа. Они с честью прошли все испытания и вывели страну в разряд сверхдержав.

В состав новой элиты могли войти лишь те, кто своим трудом выработал высочайшие профессиональные и личностные качества и проявил готовность принять на себя ответственность за судьбы страны. Уже упоминавшийся философ-эмигрант Г. П. Федотов в статье с «говорящим» заглавием «Сталинократия», опубликованной в 1936 г. в Париже, отмечал, что Сталин создает «аристократию», в состав которой, кроме советских активистов, входят «технократы», практики-профессионалы, ученые, писатели, деятели искусства – все «активные и даровитые элементы народа», своим трудом, талантом, энергией создающие новое общество. Автор говорит в связи с этим: «Подлинная опора Сталина – это тот класс, который он сам назвал «знатными» людьми» [198, с. 94]. Заключая, Г. П. Федотов подчеркивает: «Так в эволюции сталинизма подтверждается опыт всех «великих» революций: главный смысл их состоит в смене правящего слоя, образование новой аристократии означает объективное завершение революции» [Там же, с. 95].

Именно такая правящая элита – продукт революционного преобразования общества – должна была стать новым «знатным сословием», способным усваивать историческую традицию, аккумулировать созидательную энергию народа, ставить цели и побуждать людей к активности, инициировать движение вперед. Создание такого «сословия» (своего рода новой «знати») было необходимостью не только экономической, но и идейно-политической. Поэтому главными принципами, которые определяли выдвижение в состав «народной аристократии», были, во-первых, верность народу, его идеалам и его культуре, готовность самоотверженно служить народному государству; во-вторых, глубокая компетентность, способность к творческим решениям. Только соответствие этим принципам давало право на занятие руководящих постов.

Особенно стремительно росли руководящие кадры перед войной и в самом ее начале. Сталин продуманно и последовательно выдвигал на высшие посты в государственном аппарате 35—37-летних талантливых и энергичных руководителей, не закосневших в мыслях и делах, способных увлечь и повести за собой людей. Сталинский выбор оказался верным: вскоре они составили гордость руководящего корпуса страны. Преисполненные энтузиазма первых сталинских пятилеток, образованные, имеющие бесценный опыт руководящей работы на предприятиях, они возглавили производство в напряженной предвоенной обстановке. В годы войны, наряду с командующими фронтами и армиями, эти кадры решали все.

Среди вошедших тогда в «высший эшелон» руководителей производства, следует отметить таких, как И. Ф. Тевосян, Д. Ф. Устинов, А. И. Шахурин, Б. Л. Ванников, А. Н. Косыгин, А. П. Завенягин, Н. Д. Яковлев, И. А. Бенедиктов, Н. К. Байбаков, А. Г. Зверев, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров, В. А. Малышев, Н. А. Вознесенский. Нельзя не упомянуть и крупных дипломатов – выдвиженцев Сталина. Это А. Я. Вышинский, А. А. Громыко, К. В. Новиков, А. Я. Малик, В. А. Зорин.

Сталинские наркомы – это в высшей степени компетентные профессионалы-организаторы и преданные народу патриоты. Как правило, это люди молодые, способные к оригинальному мышлению, смелые в решениях и поступках. Сталин, выдвигая их на руководящую работу, учил, помогал, советовал, а в конечном счете – требовал. В своих воспоминаниях они дали высочайшую оценку государственной мудрости Сталина и методов его руководства, а ведь их воспоминания написаны спустя многие годы, после десятилетия яростных антисталинских атак, и уже это позволяет считать, что все рассказанное ими – правда.

Н. К. Байбаков, занявший в те годы пост наркома нефтяной промышленности, говорил про Сталина: «Ему нравились знающие свое дело люди, особенно «новая волна» специалистов, пришедших на производство в советское время, питомцы нового строя, которых он мог по справедливости считать и своими питомцами. И нас он слушал, как мне кажется, с особым чувством – это нам, тогда молодым людям из рабфаков и институтов, предстояло обживать будущее… И он таких всячески поддерживал, выдвигал на руководящие посты, ведь не зря знаменитые «сталинские наркомы» – это 30—35-летние люди (в основном) с неизрасходованной энергией и верой, что будущее будет построено именно ими» (Советская Россия. – 2012. —30 августа).

Назначение Н. К. Байбакова наркомом состоялось в 1944 г. На вопрос, была ли это инициатива Сталина, он отвечает:

«Точно не знаю, но ясно, что не без его ведома. Меня он вызвал для беседы только через три месяца. Я тогда набрался смелости и сказал:

– Товарищ Сталин, перед моим назначением никто даже не поинтересовался, сумею ли справиться.

Ответил он так:

– Товарищ Байбаков, мы знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначить. Вы коммунист и должны помнить об этом.

А разговор повел о тяжелом положении народного хозяйства в связи с разрухой в освобожденных районах и о топливном голоде. Сразу отреагировал на мое предложение, чтобы некоторые предприятия, производящие военную технику, начали делать буровые станки, грязевые насосы и другое необходимое для нефтяной промышленности оборудование».

В этом разговоре Сталин афористично формулирует главную мысль: «Нефть – это душа военной техники, а я бы добавил – и всей экономики». Она, эта мысль, прочно оседает в голове будущего председателя Госплана СССР, и отнюдь не случайно, что нефть потом стала одним из главных приоритетов нашей экономики и остается ею по сей день. Однако не менее ценным оказалось и такое жизненное напутствие опытного организатора: управление отраслью – это тяжелейшая работа, она требует больших сил, здоровья и конкретных знаний. Николай Константинович продолжает:

«И еще запомнился конец той нашей беседы, длившейся более часа. Сталин спросил:

– Вот вы молодой нарком. Какими свойствами должен обладать советский нарком?

– Знание своей отрасли, трудолюбие, добросовестность, честность, опора на свой коллектив…

– Все верно, товарищ Байбаков, это очень нужные качества. Но какие все-таки наиважнейшие?

Я назвал еще несколько и смолк. А он, коснувшись чубуком трубки моего плеча, тихо проговорил:

– У советского наркома должны быть «бичьи» нервы плюс оптимизм.

Должен сказать, что я на всю жизнь запомнил эти слова Сталина. Бычьи нервы и оптимизм особенно мне были нужны, когда в течение 22 лет я находился на посту председателя Госплана СССР. Требовались здесь даже не «бичьи», а стальные нервы, причем из легированной стали. Ну а без оптимизма совсем пропал бы» (Советская Россия. – 1997. – 25 октября).

Свои отношения с государственными и хозяйственными руководителями он строил на основе не только требовательности, но и безусловного доверия, поощрения всякой разумной и ценной инициативы. Ответственность за все принимаемые решения всегда брал на себя, но и от подчиненных требовал того же. Умел создавать особую атмосферу доверия, – при нем не боялись высказывать смелые, рискованные идеи. Так было в условиях мирного строительства, так было и в годы войны.

Вспоминает Д. Ф. Устинов, в годы войны нарком вооружения:

«Сталин обладал уникальной работоспособностью, огромной силой воли, большим организаторским талантом. Понимая всю сложность и многогранность вопросов руководства войной, он многое доверял членам Политбюро, ЦК, ГКО, руководителям наркоматов, сумел наладить безупречно четкую, согласованную, слаженную работу всех звеньев управления, добивался безусловного исполнения принятых решений» [197, с. 90—91].

Высоко ставил организаторские способности, а талантливого и преданного делу руководителя считал поистине незаменимым. Нередко человек, зарекомендовавший себя в этом качестве, получал от него, в дополнение к имеющимся, все новые и новые ответственные посты. Именно в силу ответственности поста он опасался доверить его не проверенному на надежность, тем более – случайному человеку.

Михаил Георгиевич Первухин проявил себя как руководитель первоначально на посту директора электростанции. Вскоре он – заместитель наркома тяжелой промышленности (1938), потом нарком электростанций и электропромышленности (1939), заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР (1940). 24 июня 1941 г. Сталин назначил его еще и заместителем председателя Совета по эвакуации при СНК СССР, обеспечившего беспримерное в истории перемещение на восток промышленного потенциала страны – огромного количества людей, производственного оборудования, стратегических запасов сырья, топлива и других материальных ценностей. Руководили этим гигантским процессом такие «зубры», как Н. М. Шверник, А. Н. Косыгин, А. И. Микоян, Л. М. Каганович и он, 37-летний инженер М. Г. Первухин.

Но и это не все. В то же время он является уполномоченным ГКО по Управлению военно-химической зашиты Красной Армии, а в феврале 1942 года Сталин позвонил ему и сообщил, что Политбюро решило назначить его наркомом химической промышленности. М. Г. Первухин ответил, что он инженер-электрик и в химии не разбирается. Тогда Сталин коротко сказал, что это партийное поручение. И с этим поручением он прекрасно справился, возглавляя химическую отрасль до 1950 г. Между тем, в 1943 г. начинаются работы по осуществлению «атомного проекта»; научным руководителем становится И. В. Курчатов, а М. Г. Первухину поручают, ко всему прочему, организационное и политическое руководство проектом. После успешно проведенного испытания атомного оружия ему присваивается звание Героя Социалистического Труда.

Сталину приписывают принцип, своего рода кредо в его отношении к кадрам: «Незаменимых людей у нас нет». Дескать, каждый человек – не более чем «винтик»: не подошел – выбросим, заменим другим. Нет ничего более плоского и лживого, чем подобное представление о его подходах к оценке кадров. Разве сказанное выше не говорит о том, что М. Г. Первухин был для него незаменим?

Предметом особой сталинской заботы и пристального внимания были молодые кадры руководителей. И. А. Бенедиктов вспоминает: «Сталин всегда ровно, вежливо и тактично относился к людям, особенно к нам, молодым руководителям. Проявлял, не скажу терпимость, скорее понимание человеческих слабостей, если они не вредили работе. Даже указывая на допущенные ошибки, он как-то подспудно внушал уверенность в своих силах, от него мы всегда уходили окрыленные, с удвоенным желанием преодолевать недостатки, работать, выходить на новые рубежи» [19, с. 196].

При назначениях каждый будущий руководитель знал, что если он не справится с работой, его, в лучшем случае, освободят от должности без права в дальнейшем занимать руководящие посты, а в худшем – посадят. Поэтому руководители типа гайдаров, медведевых, сердюковых и иже с ними, как чёрт ладана, боялись предложений руководящих должностей. В то же время, никакого давления не было: отказ от назначения обычно не приводил ни к каким неприятным последствиям.

Если у Сталина возникало подозрение относительно качеств того или иного из руководящих работников, мог устроить проверку, ибо в таких случаях считал необходимым удостовериться лично. И. А. Бенедиктов рассказывал об одной такой, довольно «жесткой», проверке. Получив несколько сигналов об «аморальном поведении» министра, Сталин совершенно неожиданно вызвал его, когда он праздновал день рождения жены:

«Когда я вошел в кабинет Сталина, то едва не упал, качнулся, но все же удержался на ногах. Сталин, бросив на меня неприязненный, колючий взгляд, с ходу стал задавать вопросы. Касались они работы моего министерства, но производили какое-то странное впечатление. Как будто он решил проверить мои знания, проэкзаменовать. Отвечал я быстро, четко, без запинок. Два раза даже поправил Сталина, которому дали неверные сведения о финансовом состоянии совхозов.

Наконец, Сталин остановился, и я почувствовал, что его отношение ко мне круто изменилось.

– Что ж, ситуацией в министерстве вы владеете, – сказал он. – Голова у вас работает неплохо, не то, что ноги…

Повернувшись к столу, он что-то достал, а затем протянул мне большую коробку конфет.

– Поздравьте от моего имени вашу супругу. У нее ведь сегодня день рождения.

Затем подошел ко мне еще ближе. В пронзительных, отдающих желтизной глазах мелькнули лукавые искорки.

– А пить и гулять наркомам надо все-таки меньше.

Уже дома, когда огромное внутреннее напряжение спало, понял, что сталинскую проверку на устойчивость к жизненным соблазнам прошел» [Там же, с. 203].

И. А. Бенедиктов считал оправданным такой строгий контроль за руководящими кадрами, пусть и безусловно преданными делу. «Настоящие коммунисты тоже не лишены людских слабостей, которые на высоком посту могут обернуться самыми тяжелыми для государства последствиями. Не случайно в те годы существовала особая спецслужба, следившая за высшими партийными и государственными руководителями. Работала она достаточно эффективно. Нарушения партийной дисциплины, попытки расправ с неугодными людьми пресекались беспощадно, на высокие посты и прошлые заслуги при этом не обращали никакого внимания» [Там же, с. 199].

Решительность, смелость, инициативность, направленные на благо Отечества, всегда встречали одобрение и поддержку со стороны Сталина. Так, советник посольства СССР в Лондоне К. В. Новиков, сопровождавший У. Черчилля в поездке в Москву в 1942 г., сумел узнать и предупредить правительство о том, что Черчилль едет с известием об отказе союзников от скорого открытия второго фронта в Европе. Как только самолет Черчилля приземлился в Москве, Новикова доставили в Кремль к Сталину. «Мы внимательно прочитали ваше сообщение, но оно вызывает большие сомнения. Не может быть, чтобы союзники отказались открыть второй фронт в этом году», – сказал Сталин. Но Новиков стоял на своем, и в ходе переговоров Сталин убедился в достоверности его информации.

Годы спустя, во время Ялтинской конференции Новикова, входившего в состав нашей делегации, американский журналист пригласил на обед и попытался склонить к сотрудничеству с американскими спецслужбами. Тот одним ударом нокаутировал незадачливого вербовщика. На следующий день американская делегация заявила протест по поводу избиения журналиста советским дипломатом. Сталин вызвал Новикова для объяснения. Новиков рассказал, как было дело, и откровенно признал, что «дал американцу по морде». На это Сталин сказал: «И правильно сделал!» Инцидент был исчерпан (Советская Россия. – 2002. – 29 августа).

Формирование руководящего слоя общества – бесспорный успех Сталина, определивший все другие достижения его эпохи, один из главных факторов, обеспечивших грандиозные трудовые свершения и боевые подвиги 30—50-х гг. Он формировал его целеустремленно, настойчиво, последовательно. Все, кто, будучи выдвинут на руководящие посты, не оправдывали надежд, не отвечали двум названным выше главным критериям, беспощадно изгонялись. Если же успевали навредить, могли и под суд попасть. Никакие ссылки на трудности и «объективные обстоятельства не принимались. Сталин говорил в таких случаях: «Вас для того и поставили на высокий пост, чтобы вы преодолевали эти трудности». Некомпетентный и безынициативный работник немедленно терял свой пост.

По свидетельству Я. Е. Чадаева, тогдашнего управляющего делами Совнаркома, воочию убедившись в том, что нарком лесной промышленности Н. М. Анцелович плохо знает, как обстоят дела в порученной ему отрасли, и бездействует, Сталин прямо сказал ему: «Чего вы ждете? Каких указаний? Нарком вы или кто? С виду – тигр, а на деле выходит – мышонок». Вскоре Анцелович был снят (Патриот. – 2003. – № 3. – С. 4). Отношение к руководящим кадрам, как видно отсюда, опиралось на библейский принцип «кому много дано, с того много и спросится». Им давалась большая власть, но и ответственность была высочайшей. И это правильно: от их действий зависели жизнь и судьба тысяч и даже миллионов.

Особенно крутые меры принимались, когда дело касалось высшего руководства. Вскоре после войны были арестованы артиллерийские начальники, руководившие разработкой зенитной пушки, в том числе – маршал артиллерии Н. Д. Яковлев. В ходе следствия они признали, что их действия могут расцениваться как вредительские. На одном из совещаний в Кремле Сталин обратился к присутствующим с вопросом, что делать с обвиняемыми, признавшимися в тяжком грехе. Слово взял начальник Главного артиллерийского управления М. И. Неделин и привел аргументы в защиту Яковлева и других проходивших по делу о зенитной пушке. В результате они были осуждены, но не за вредительство, а за серьезные служебные ошибки.

И. А. Бенедиктов в своих воспоминаниях подробно пишет об Н. А. Вознесенском, который в послевоенные годы был председателем Госплана СССР. Он характеризует его как выдающегося хозяйственника, талантливого экономиста, способного мыслить масштабно, по-государственному. Волевой, энергичный, целеустремленный руководитель, – подчеркивает И. А. Бенедиктов, – его считали любимцем Сталина [19, с. 196].

Тем не менее, Н. А. Вознесенский был отстранен от высокого поста, а впоследствии и арестован. В чем же дело? Иван Александрович отмечает:

был вспыльчив, мог накричать, нагрубить, унизить человека. Однажды по этой причине против него восстала партийная организация Госплана, – его едва не исключили из партии, но ограничились партвзысканием. Может быть, в этих чертах характера и проявилась та амбициозность, которая в конце концов толкнула его на преступление? Началось с того, что на большой торговой ярмарке, которая была устроена в Ленинграде с разрешения Вознесенского, не смогли реализовать продовольственные товары, свезённые туда со всей страны, что привело к их порче и астрономическому ущербу для страны. И хотя без претензий на особый статус «северной столицы» здесь не обошлось, все-таки это можно было посчитать следствием ошибки, непродуманного решения. Основанием же для его осуждения, пишет И. А. Бенедиктов, стал обман государства:

«Стремясь облегчить себе жизнь, Вознесенский умышленно занизил план промышленного производства с тем, чтобы позднее рапортовать руководству о его перевыполнении. Такие действия, да еще со стороны человека, которого Сталин ставил в пример, вызвали у него крайнее возмущение. Госплан, не раз повторял он, это генеральный штаб экономики, который должен быть абсолютно объективным и честным, иначе порядка в стране не навести. И второе. Было доказано, что Вознесенский всячески содействовал продвижению на высокие посты «своих» людей, в основном ленинградцев, в расчет при этом брались не деловые качества, а принадлежность к так называемой «ленинградской группе». В этой связи говорилось также о попытке создать компартию России. Отстранив Вознесенского и дав санкцию на его арест, Сталин приравнял очковтирательство и групповщину к тягчайшим преступлениям. Партийные и хозяйственные руководители страны получили суровое предупреждение, что попытки таким путем облегчить себе жизнь будут пресекаться самым беспощадным образом» [Там же, с. 200—201].

Именно Сталин принял решение об отстранении, а потом и об аресте Н. А. Вознесенского. Остальное же (вопрос о мере наказания) решал не он. «Законность в те годы соблюдали куда строже, чем сейчас», – отмечает И. А. Бенедиктов [Там же, с. 197—198]. Впрочем, Сталин первое время интересовался судьбой Вознесенского, спрашивал, где и как он работает. «Подобных вопросов он никогда зря не задавал. У меня, так же как и у других участников заседания, сложилось впечатление, что опала Вознесенского заканчивается» [Там же, с. 198].

Но дело завершилось его арестом и осуждением на расстрел. И. А. Бенедиктов, правда, утверждает, что Н. А. Вознесенский не был расстрелян, а умер в пути в арестантском вагоне. Иван Александрович запомнил: «На многих министров, включая и меня, это подействовало как холодный душ. Логика простая: «Раз уж Вознесенскому, любимцу Сталина, этого не простили, то о нас и говорить нечего» [Там же, с. 201].

Такой поистине беспощадной была борьба Сталина против той части партийно-советской «номенклатуры», которая была склонна к употреблению власти в личных целях и оказалась не способной решать государственные задачи. Он вел бескомпромиссную борьбу против нарушений плановой дисциплины и искажений отчетности. В результате суровых мер он добился того, что вплоть до конца 50-х факты обмана государства и другие тяжелые служебные преступления носили единичный характер. Все высшее руководство страны, руководители всех рангов и уровней работали не ради удовлетворения личных амбиций, не ради материального обогащения, а во имя расцвета державы.

Элита жила вместе с народом одной жизнью. Она самоотверженно служила ему, но и он, народ, был ее единственной надеждой: у нее не было какого-то иного жизненного основания, вроде счетов в заграничных банках и возможности в любой момент покинуть страну или сдаться на милость победителя, как это случилось, к примеру, с французской правящей элитой в 1940-м или с нашей нынешней повернутой на Запад «элитой». Стремительная деградация управленческого слоя началась во времена хрущевской «оттепели», когда безответственность руководителей всех уровней, начиная с высшего, была возведена в ранг государственной политики.