Текст книги "Наш Сталин: духовный феномен великой эпохи"

Подобное отношение проявлялось и к его соратникам. Однажды преподаватель, читавший нам курс этики, стал говорить, что, дескать, Молотов и другие члены «антипартийной группы» совершили зло. Но его выпад тут же получил настолько резкий отпор со стороны некоторых моих товарищей-студентов, молчаливо поддержанный остальными, что он вынужден был переключиться на другие примеры «социального зла» и больше никогда к разговору с нами на эту тему не возвращался.

Разумеется, Сталина (как и его сподвижников) мы воспринимали тогда не столько умом, сколько сердцем. Мы были воспитаны в лучших традициях русской народной культуры. Для нас Сталин, его имя и образ были святынями, а всякое покушение на святыни, тем более их осквернение, воспринимается человеком, пребывающим в этом культурном поле, как тяжелейшее оскорбление. Не случайно ведь, в представлении верующих людей, даже физическое убийство – преступление менее тяжкое, нежели осквернение святынь, ибо последнее – это убийство духа.

Хрущевский поход против «культа личности Сталина», начатый лживым докладом на ХХ съезде партии, как раз и явился осквернением святыни – тяжелейшей духовной травмой для десятков и сотен миллионов людей, веривших в величие и святость вождя. Тяжесть удара по главному символу их веры была удесятерена тем, что он был нанесен от имени взрастившей Сталина коммунистической партии, – это было равносильно тому, как если бы некая церковь стала вдруг чернить своего бога. Аналогия почти полная, ибо Сталин был, прежде всего, символом духовности бытия.

Сегодня мы лучше понимаем, что Сталин – это не просто крупная историческая личность, Сталин – это особое миропонимание, в котором мир человека основывается на высших духовных ценностях. В отношении к личности Сталина так или иначе выражается ценностная позиция человека. Для многих идеология сталинизма неприемлема в принципе, ибо их система ценностей ориентирована на примитивные западные стандарты. Там типичный, «среднестатистический» индивид живет только для себя, для своего телесного комфорта и не приемлет ничего, что выходит за эти пределы. Такие люди не способны понять ценность высшего, духовного, т. е. того, что сопрягается с общим благом, выражаемым в идеях и идеалах. Подобная позиция, в конечном счете, обессмысливает жизнь, ибо подлинно человеческий смысл жизни выявляется в проекции на высшее. Общество, культивирующее таких индивидуумов, движется к духовной катастрофе, – теперь мы это хорошо видим через призму нашей сегодняшней социальной реальности.

Завершая этот раздел, подчеркнем еще раз, что ХХ съезд КПСС, где прозвучал пресловутый доклад о «культе личности Сталина», – это событие нашей истории, резко надломившее всю систему жизненных ориентаций и ценностей, которая складывалась веками и достигла своей адекватной формы в идеологии сталинизма. Это событие явилось культурно-идеологическим рубежом, за которым последовало неизбежное крушение Советского государства. Хрущевцы своим патологическим антисталинизмом нанесли великой сталинской державе предательский удар, подбив космический корабль советского социализма на взлете, а их последователи в конце 80-х – начале 90-х потопили его в темных водах.

КАТАСТРОФА

Так уже в первое послесталинское десятилетие исподволь, в атмосфере идейной неопределенности и морального разброда готовились «перестройка», «реформы» и разрушение великой державы. И хотя до катастрофы было еще далеко, страна стала постепенно сдавать свои технико-технологические, экономические и идейные позиции в «холодной войне»: действия Хрущева не только подорвали идейный фундамент социального строя, но и привели к дезорганизации экономики. Сталинская система управления промышленным производством довольно быстро была разбалансирована. Прогрессивная форма оплаты труда была заменена на уравнительную. Были установлены нормы выработки «от достигнутого». В результате рост производства замедлился. Хрущев попытался исправить положение путем реорганизации органов государственного управления: централизованное управление хозяйством через многочисленные министерства было заменено системой совнархозов. Это не произвело никакого положительного эффекта, – фактом стала стагнация производительности труда, а с этим и рост цен на потребительские товары.

В последние сталинские годы была освоена технология крупнопанельного строительства жилых зданий, были резко увеличены объемы добычи угля, нефти и газа, освоены технологии централизованного отопления, что позволило в 60-е годы развернуть массовое жилищное строительство. Но и здесь были допущены извращения, в результате которых вместо сталинских комфортабельных квартир появились «хрущевки».

Особенно губительно «хрущевщина» сказалась на состоянии сельского хозяйства страны. Претворение в жизнь сталинского плана преобразования природы было остановлено. Вместо него было принято решение об освоении целинных и залежных земель, «обескровившее» центральную Россию. Было распахано свыше 40 млн. гектаров, а результатом явились ветровая эрозия, засоление и окисление почв, пыльные бури в Казахстане и на Северном Кавказе. Были ликвидированы повсеместно созданные агрохимические и агробиологические станции. Упразднена традиционная для страны травопольная система земледелия, позволявшая восстанавливать плодородие почв и получать гарантированные урожаи. Ликвидированы машинно-тракторные станции – техническая база сельского хозяйства. Изгнаны с полей лен и гречиха, проведены тотальная «кукурузизация», укрупнение колхозов, превращение их в совхозы, ограничение личного подсобного хозяйства и многое другое… В итоге возникла нехватка хлеба. В обмен на зерно была предпринята продажа за рубеж государственного золотого запаса. Вместо сталинского ежегодного снижения цен – «временное повышение», – в 1962 году цены на основные продукты питания были повышены на 25—30 процентов.

Все это вызвало недовольство среди народа. Власть стремительно утрачивала свой авторитет. Если Сталина уважали и любили, то над новоявленным «верным ленинцем» откровенно смеялись, а то и просто издевались. Несостоятельность правящей элиты усиливала недоверие к пропаганде. В политических кругах, настроенных на сохранение социальных и идейно-политических основ государства, вскоре осознали растущую угрозу их разрушения. Смещение лидера, пусть и сосредоточившего в своих руках все рычаги партийной и государственной власти, прошло по существу безболезненно. Последовал едва ли не всеобщий вздох облегчения… Помнится, с каким восторгом я воспринял это событие: даже не верилось, что оно возможно. Интересно, что накануне, проходя утром мимо одного здания, я увидел написанный мелом на черной колонне фасада призыв: «Долой клику Хрущева!» Было радостно, что у меня есть смелые единомышленники. К вечеру, когда я возвращался с работы, надпись исчезла. А наутро вот такая громоподобная новость…

Впрочем, уже и тогда, в годы антисталинской истерии, были люди, способные предвидеть ставшие теперь фактом тяжкие последствия «десталинизации». Назовем, к примеру, уже известного нам Матиаса Ракоши. В 90-х гг. были частично опубликованы его обширные (2800 рукописных страниц на венгерском языке) мемуары, над которыми он работал в своей многолетней ссылке (Исторический архив. – 1997. – №№3, 4, 5-6; 1998. – №№3, 5-6; 1999. – №1). Неоднократно касаясь XX съезда КПСС, М. Ракоши писал, тогда еще «по горячим следам», что развязанная верхушкой КПСС антисталинская кампания – это грубейшая ошибка советского руководства и лично Хрущева. Ошибка, которая уже нанесла «непоправимый ущерб революционному движению в мире».

По свидетельству Ю. В. Андропова, в личной беседе с ним М. Ракоши говорил после съезда, что «в Советском Союзе еще пожалеют» о решениях относительно культа личности Сталина. Отметим в связи с этим еще раз, что в народе острое ощущение неправедности творимого произвола по отношению к тому, чем жили еще вчера, было едва ли не всеобщим. Однако М. Ракоши, конечно же, имел в виду тех, кто был облечен властью и принимал решения. Между тем, «наверху» так и не сподобились «пожалеть» о содеянном: прошли еще два с половиной советских десятилетия, но верховная власть не загорелась желанием (или не решилась) дезавуировать хрущевские решения о Сталине и принять самые срочные меры по «ресталинизации» общественного сознания. Наоборот, в конце 80-х была, как известно, развязана новая антисталинская кампания, которая и привела к гибели Советского Союза.

Между тем, в памятном октябре 1964-го, когда Хрущев в одночасье потерял все свои властные посты, были не только положительные эмоции, но и политические требования. Раздавались голоса, настаивавшие на немедленной реабилитации Сталина. Однако новое партийное руководство, возглавляемое Л. И. Брежневым, не проявило ни понимания этой необходимости, ни достаточной смелости, ни необходимой политической воли. Оно лишь устранило из сферы экономики и политики самые нетерпимые проявления хрущевщины, да отодвинуло от рупоров пропаганды наиболее одиозных личностей. Антисталинизм перестал быть определяющим направлением идеологических атак, о «культе личности» говорилось все реже. Стали издаваться мемуары полководцев Великой Отечественной с правдивыми свидетельствами о Сталине. Появился, наконец, надгробный бюст у Кремлевской стены.

Впрочем, все это не означало возрождения сталинизма: на официальном уровне роль Сталина в истории и идейные принципы его учения теперь просто замалчивалась. Бывало, отмечали день Победы, а имя Верховного Главнокомандующего даже не произносилось. «Фигура умолчания» в этой «половинчатой» ситуации была для брежневских идеологов наиболее удобной. На изрядно потускневшем политическом горизонте мельтешили прежние фигуры. Почва для прорастания ядовитых всходов, разрыхленная хрущевщиной, осталась благодатной. Правда, если во времена «оттепели» недовольные сталинскими порядками, особенно из среды репрессированных в 30-е годы и их родственников, действовали «с открытым забралом», то теперь они вновь были вынуждены притаиться, сохранив за собой все свои посты в партийно-государственной иерархии, в идеологии и культуре.

Именно тогда окончательно завершилась консолидация «номенклатурной элиты», для которой потребительские устремления стали приоритетными. «Номенклатурщики» сибаритствовали и не желали возврата к сталинским принципам жизни, которое означало бы конец этой идиллии. Стремление к возрастанию уровня потребления постепенно становилось доминирующим мотивом жизнедеятельности. Помимо «элиты» складывались новые привилегированные «сословия» – торговцы, снабженцы, многие хозяйственные руководители, бездельники, паразитирующие на общественной собственности, жившие за счет государства, «оттепельная» интеллигенция и т. п. Под их влиянием разрушалась традиционная трудовая мораль, престижным становился образ жизни «полусветского», потребительского типа. Государственная идеология, сохранявшая коммунистические идейно-нравственные ориентации, безнадежно «повисала в воздухе», теряя социальную почву.

Сложились благоприятные условия для развития национализма, местничества, возникла теневая экономика, появились хищения, взяточничество, подкуп, круговая порука, подхалимаж. В партийные верхи проникали карьеристы, антисоветски настроенные лицемеры и потребительски ориентированные приспособленцы. Исподволь дискредитируя социализм, они неплохо исполнили предательскую роль «пятой колонны», подготовив общество, партию, государство к «перестройке».

Так называемые «шестидесятники» благополучно пережили двадцать лет, дождавшись, когда на политическом Олимпе появился, наконец, деятель, ставший, если можно так выразиться, «вторым изданием» Хрущева, к тому же вполне свободный от идейного наследия сталинизма. Среди привилегированных сословий как раз и оказалось больше всего ниспровергателей советского строя, которые в годы «черной» перестройки быстро перекрасились в демократов и наиболее активно способствовали установлению прозападной космополитической диктатуры. В час измены народ оказался без знамени, без вождей, без ясного понимания целей, идеалов и путей, к ним ведущих.

Напомним, Хрущев в свое время был единственным в высшем партийно-государственном руководстве человеком, имевшим троцкистское прошлое, но именно он занял главные посты сначала в партии, а потом и в правительстве. Что же касается М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина, то они были уже прямыми потомками репрессированных врагов народа и по своей морально-психологической ориентации были склонны к антисоветизму и антисталинизму. Результат известен: деятельность «пятой колонны» привела к тому, что Россия потерпела сокрушительное поражение в «холодной войне» и как великая держава перестала существовать.

Разумеется, все произошло не одномоментно. Поначалу я (как и многие) воспринял М. С. Горбачева с новыми надеждами, – сбила с толку его фраза в речи по случаю 40-летия Победы, в которой впервые за тридцать лет с высокой трибуны прозвучало полное имя Иосифа Виссарионовича Сталина. Показалось, что к власти пришел человек, понимающий, что значит это имя для России. Ошибка обнаружилась не сразу: антисталинская истерия первой половины 60-х возобновилась с новой силой в 1988 г.

Такой «тотальной», «размашистой» и такой злобной она и во времена хрущевщины не была. Даже М. Тэтчер (в то время премьер-министр Великобритании) назвала эту кампанию «воем шакалов». Вскоре и цели стали предельно ясны: чтобы сокрушить Россию, надо было окончательно дискредитировать Сталина и сталинскую модель развития общества. Надо было дискредитировать сталинский социализм, представив его недемократичным, репрессивным, подавляющим личность и неэффективным в экономическом отношении. Надо было окончательно оболгать историю, особенно самую героическую – историю Великой Отечественной войны. Творцы мифов стали внушать нам, что Сталин виноват во всем наряду с Гитлером, и постепенно привели к вопросу: «Стоило ли жертвовать миллионами жизней ради властолюбия диктатора?» Настойчиво подводили к ответу: «Все страдания и жертвы были напрасными…»

К «разоблачению» Сталина подключилось уже новое поколение – дети врагов народа, пытавшихся захватить власть еще в 30-х. Фанатично и жестоко мстили Сталину потомки и тех, кого он наказал сам, и тех, кто так или иначе пострадал в те годы, – независимо от того, справедливо или нет. Были ведь, как мы помним, случаи расправы с невинными, в том числе – людьми, преданными народу. И конечно же, далеко не всем дано понять сложные перипетии борьбы, которая тогда происходила. Но вот, например, сын маршала В. К. Блюхера в фильме, посвященном памяти его отца, не высказал ни слова обиды в адрес Сталина или советской власти. Наоборот, он подчеркнул, что для него было сделано все, чтобы он вырос и стал ученым. И хотя это не единственный факт такого рода, все-таки многие из потомков репрессированных соревновались в ненависти к Сталину, да и – в большинстве случаев – к советской власти как таковой.

Впрочем, «соревновались» в этом не только дети и внуки, – некоторые довольно известные деятели сталинского времени дожили до вакханалии 1990-х—2000-х гг. Один из них – художник Борис Ефимов, проживший 108 лет. Когда-то, в сталинские годы, будучи мастером политического плаката, он восславил величие советской власти и Сталина (к примеру, на его плакате 1936 года – знаменитые слова вождя «Жить стало лучше, жить стало веселее!»). И власть обласкала Б. Е. Ефимова, как только могла: все почести и звания, Сталинские премии, ордена и медали… Значит, старательно обслуживал ее, талантливо! Но в «перестроечные» годы, почувствовав крутую перемену погоды, он стал кокетничать с новыми хозяевами жизни («удивляюсь, почему меня тогда, при Сталине, не арестовали как брата врага народа»), а потом опустился до самой бессовестной лжи о том, что когда-то славил. Первым (и по сей день – одним из немногих) стал рисовать карикатуры на Сталина – в унисон с теми злобными наветами, которые тогда стали мерзкой повседневностью «перестроечной» и «демократической» пропаганды.

Размышляя над этим феноменом, я прихожу к тому, что люди типа Б. Е. Ефимова тогда, при Сталине, не были искренни, – они просто приспосабливались, мимикрировали, чаще всего из страха, оставаясь в душе противниками народной власти. Это была та «проклятая каста», о которой с презрением говорил когда-то Сталин. Не случайно же в свои 107 лет в одном из интервью Б. Е. Ефимов, с теплотой вспоминал, что перед высылкой из Москвы Троцкого, с которым они были знакомы еще со времен гражданской войны, он пришел к нему проститься: «И вот, когда я уходил, Лев Давидович снимает с вешалки моё пальто и держит его за моей спиной. Смущённый такой любезностью, я никак не мог попасть в рукава. Сам Троцкий подавал мне пальто! Уму непостижимо». В другом рассказе он уверял, что пожелал ему «счастливого возвращения», и они обнялись. Правда, это не помешало Борису Ефимовичу уже через несколько дней рисовать карикатуры на Льва Давидовича, – чего не сделаешь ради того, чтобы понравиться власти!

Надо ли удивляться тому, что ныне эта «каста» самозабвенно приветствует прозападный настрой в «либеральных» кругах, – это же милый их сердцу «неотроцкистский» настрой! Великую сталинскую народную державу они исступленно ненавидят. И совершенно не случайно, что в конце 80-х, когда – во второй раз в советской истории – была нарушена преемственность политической власти, пропагандистская система государства обрушилась на Сталина и сталинизм. Были мобилизованы все средства массовой дезинформации: все идеологические орудия главного калибра – центральные газеты, радио, телевидение – сосредоточенно били в самый центр, методично разрушая символический образ Сталина и народную память о сталинской эпохе. На сей раз все маски были сброшены: была организована фронтальная «психическая» атака против всех идеалов и ценностей советского общества. Пропаганда потребительства, индивидуализма, культ денег, презрение к духовной культуре, – все это стало нормой жизни. Антисоветизм превратился в пропагандистский стереотип.

Советское государство не устояло… Произошла грандиозная геополитическая катастрофа: великая Россия исчезла с политической карты мира. Мы потеряли третью часть территории (с наиболее благоприятным климатом), половину населения и едва ли не весь созданный трудом многих поколений производственно-экономический потенциал. Был сломлен – и это, может быть, самое главное – духовный стержень народа: утрачены веками наработанные духовные ценности, из народного сознания вытеснен и канул в небытие идеал великой коммунистической державы.

Такова непомерная цена примирения с внутренним врагом, к чему нас настойчиво призывали с хрущевских времен. Мы настолько утратили идейный и ценностный иммунитет, что охотно поверили самой наглой лжи, которой нас «одаривали» тогда «потомки известной подлостью прославленных отцов» – «генетические» и духовные наследники как репрессированных когда-то, так и затаившихся врагов всего русского и советского. Вот хотя бы один пример. В конце 80-х, в пору разгула «народных фронтов» в республиках СССР белорусские «фронтовики» раскопали в Куропатах, под Минском, захоронение. Их лидер Б. Позняк заявил тогда, что там похоронены 120 тысяч человек, расстрелянных большевиками, и такие куропаты – вокруг всех белорусских городов. Были организованы многотысячные толпы паломников, несомые ими плакаты вроде «Сталин – враг» заполонили экраны центрального телевидения. Потом выяснилось, что похоронено там не 120 тысяч, а семь, и что расстреляны они были не большевиками, а фашистами. Но дело уже было сделано: потоки подобной грязной лжи размыли идейный фундамент Советского Союза…

Вспомним теперь борьбу Сталина против опасности космополитизма, и мы увидим, что в «явлении» Горбачева не было ничего такого, чего Сталин не предвидел и с чем он не боролся. «Горбачевщина» – вовсе не случайность: истоки этого феномена коренятся в идеологии и политике все в той же антисоветской оппозиции, борьбу с которой на протяжении всей своей политической жизни так настойчиво вел Сталин. Тогда троцкисты выступали против строительства социализма в одной стране и ратовали за «перманентную революцию». Сегодня либералы-западники не видят будущего России без вхождения в мировую цивилизацию. В сущности, троцкизм – это предтеча современного глобализма.

В свое время брежневское руководство не сумело идентифицировать «холодную войну» как войну на идеологическое поражение. Главным плацдармом считалась военно-техническая сфера, и в ней мы преуспевали. Сфере потребностей, ценностей, идеалов отводилась неизмеримо более скромная роль, и именно этот важнейший плацдарм Запад постепенно отвоевывал. Горбачевская «перестройка» триумфально завершила этот процесс: телевидение представило западное общество «земным раем», а наше советское, соответственно, адом. Тем самым была подготовлена социально-психологическая почва для отказа от всех достижений советского строя, а вместе с этим и от традиций российской державности и русской общественной жизни. В моду стали входить идеализация дореволюционных порядков, воспевание кулаков и проклятья колхозам.

Народ, духовные силы которого были подорваны в хрущевско-брежневские времена, оказался полностью дезориентирован и деморализован психологической обработкой, беспрецедентным очернением истории Советской страны, – и это одна из важнейших причин его «безмолвствования». Результатом стало искусственное, «механическое», не обусловленное социально-экономическими факторами разрушение СССР. Он был попросту демонтирован. Его демонтаж оправдывали экономическими соображениями, но это было обманом: «перестройщики» и «реформаторы» преследовали сугубо политические цели, а именно – разрушение Советского государства и социалистического строя. Так хрущевская «оттепель», брежневский «застой» и горбачевская «перестройка» явились тремя последовательными фазами разрушения Советского Союза.

Ныне в глазах любого честного человека «горбачевщина» стала символом предательства. Начиная с 1987 г. политика горбачевской камарильи проводилась по существу под диктовку Запада. Центры и штабы «холодной войны» против Советского государства стали перемещаться на его территорию. Американские наемники проникли в государственные структуры, – вначале это были доморощенные «гарвардские мальчики», прошедшие подготовку на Западе, а потом и американские «советники».

Мощная пропагандистская машина государства была направлена на разрушение его собственной основы и выступила в роли орудия «холодной войны» Запада против СССР. Перестраивалась историческая память, внедрялась обывательская психология. Торжествовал культ потребительства, денег, индивидуализма. Воспитывалось презрение к народной культуре, пошлость тиражировалась всеми каналами телевидения. Негативизировалось прежде всего духовное наследие советского общества – литература, кинематограф, образование, нравственность, идеалы. Народ стал стремительно утрачивать потенциал духовности…

Оставалось найти политический рычаг для сокрушения великой державы, и им стал тот самый, якобы безобидный, «русский национализм», проявления которого были жестко подавлены Сталиным в конце 40-х гг. Его метастазы, появившиеся в 90-х, обернулись трагедией не для отдельных политиков, как тогда, а для целого народа. Процитируем еще раз вещие слова Сталина: «Я как-то сказал Владимиру Ильичу: если дрогнет русский народ, дело революции погибнет». И вот, ведомый предателями, он «дрогнул», усомнившись в необходимости Союза. С этого момента крушение великой державы стало исключительно делом времени…

Вспомним, что началось это крушение с объявления так называемой «государственной независимости» России. Ставшее апофеозом «русского национализма» принятие 12 июня 1990 года I съездом народных депутатов РСФСР «Декларации о государственном суверенитете РСФСР», подписанной Ельциным, явилось самым мощным «подземным толчком», стоившим жизни Советскому Союзу. Заметим, красный день «демократического» календаря – это именно день «независимости» России от… самой себя. Решениями съезда в течение лета и осени 1990 года была разгромлена система общесоюзных органов управления. Это была прелюдия катастрофы.

Ровно через год, 12 июня 1991 года под напором антисоветской демагогии народ совершает роковую ошибку, избрав президентом РСФСР политического авантюриста Ельцина. 22 августа, воспользовавшись беспомощной попыткой наспех организованного ГКЧП сменить гибельный путь страны, команда Ельцина проводит арест практически всего высшего руководства СССР. 25 августа Горбачев слагает с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС и рекомендует ЦК самороспуск. 2—5 сентября проходит последний Съезд народных депутатов СССР, итогом которого становится также и самороспуск высшего государственного органа страны. 6 ноября Ельцин издает указ о запрете КПСС – стержневой основы Советского государства. Теперь все готово для окончательной ликвидации Советского Союза, что и было объявлено 12 декабря президентами России, Украины и Белоруссии, собравшимися в Беловежской пуще.

Захватив власть, Ельцин первым делом нанес удар по «карательным» органам советской власти в лице КГБ СССР. Была проведена серия «реорганизаций», вследствие чего структура, которая обеспечивала безопасность государства, была по существу уничтожена. Как и запрет КПСС, это была одна из крупнейших акций «пятой колонны» Запада, направленных на сокрушение своего противника в «холодной войне». Наконец, 21 сентября —4 октября 1993 года Ельцин осуществляет государственный переворот, завершившийся расстрелом здания Верховного Совета РСФСР. Так были ликвидированы основы советской государственности и открыта «зеленая улица» для врагов России.

Сегодня мы никуда не уйдем от того горького факта, что через сорок лет после Сталина великая народная держава разрушена. И хотя основные причины и факторы этого глубочайшего исторического разлома сформировались в послесталинские десятилетия, вряд ли можно сомневаться и в том, что одной из его предпосылок стало ошибочное понимание перспектив мирового социализма, заложенное когда-то в конструкцию Советского государства. Если бы наша революция с самого начала была понята как явление специфически российское, цивилизационное, и ему были приданы соответствующие национально-государственные формы, возможно, крушения единой державы удалось бы избежать.

Нередко говорят, что отсутствие права выхода союзных республик из состава СССР не могло бы удержать их от провозглашения самостоятельности. Что ж, поразмыслим хотя бы о некоторых, почти очевидных, фактах. Не будь в свое время упразднена Карело-Финская ССР, мы сейчас вместо российской Карелии имели бы на северо-западных рубежах независимое, возможно – враждебное нам, государственное образование. Будь Чечня союзной республикой, она сегодня тоже, как и все другие, была бы вне России. И наоборот: Казахстан вряд ли удалось бы «вытолкнуть» из состава единого государства, если бы он был не союзной, а автономной республикой. По-видимому, то же можно сказать о Белоруссии, – там не было настроя на выход из Советского Союза. И такие примеры, красноречиво говорящие о том, насколько верен был сталинский принцип «автономизации» национальных окраин России, можно продолжить.

Итак, катастрофа состоялась… Не стало великой народной державы – Советского Союза. Вместе с ним мы потеряли тысячелетнюю Россию, ее геополитическое пространство, ее государственность, ее историю и культуру. Мы потеряли великий советский народ, в котором концентрировались исторические достижения российской цивилизации.

Социальная опора установившегося режима с самого начала имела ярко выраженную криминальную природу, поэтому сразу же началось тотальное разграбление страны, ее материальных и духовных ценностей, оказавшихся в руках антинародной и антироссийской клики «приватизаторов». Оказались разрушенными национальный менталитет, общественная идеология, социальная психология. Жертвой безответственной игры амбициозных политиков стал народ, прежде всего, та его часть, которая в советскую эпоху выполнила миссию военно-экономического, политического и культурного авангарда страны.

В 1992 г., когда катастрофа уже разразилась, но многое еще было непривычным, журналист Н. Леонтьев увидел невероятно дикую картину: «Я не верил своим глазам: на паперти храма на коленях стоял старик без шапки. Его длинные седые волосы прикрывали лицо. Пальто было распахнуто, и на груди среди множества наград сияла Звезда Героя Советского Союза» (Советская Россия. – 1992. – 7 января). Впрочем, это было все-таки еще в начале «эпохи реформ» и потому казалось чем-то невероятным. Сколько еще подобных фантасмагорий нам предстояло увидеть в течение «инфернального» ельцинского десятилетия!

С тех пор много воды утекло, но статус великой российской державы, несмотря на победные реляции, не восстановлен: она по-прежнему агонизирует, будучи расчлененной, как когда-то, на «удельные княжества». Межнациональные конфликты уже унесли десятки тысяч жизней. Появились миллионы беженцев. Промышленное производство разрушено. В противовес принципам социального равенства и справедливости, в стране создана система тотального ограбления народа. Половина населения брошена в пучину нищеты. Мы потеряли все социальные завоевания – бесплатное образование и медицинское обслуживание, бесплатное жилье, санатории для трудящихся, детские учреждения. «Реформы» открыли шлюзы наркомании, из далекого прошлого вернулись болезни, о которых, казалось, навсегда забыли. Неуверенность в будущем, повальное пьянство, продовольственное недопотребление, детская беспризорность, убийства и самоубийства, – все эти напасти резко повысили смертность населения. Народ быстрыми темпами вымирает.

Ценнейшее сталинское геополитическое наследие преступным образом растрачено. Страна стала сырьевым придатком Запада. 24 октября 1995 года на закрытом заседании Объединенного комитета начальников штабов армии США президент Б. Клинтон заявил: «…Мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом с помощью атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием: мы получили сырьевой придаток, не разрушенное атомом государство… Да, мы затратили на это многие миллиарды долларов, но уже сейчас приблизились к тому, что у русских называется самоокупаемостью». И он с бухгалтерской точностью перечислил все материальные приобретения американцев от разрушения Советского государства (Патриот. – 2003. – № 29. – С. 1).