Текст книги "Гибель короля"

– Происходит, – возразил Вальтэриан, ощущая, как горят кончики пальцев. – Плод в утробе Янины сменил облик демона на облик мага. Кожей чувствую.

Камень отдал волшебство принцессе, в последний раз вспыхнул и исчез, оставив на руках короля частицы звёздной пыли. Вальтэриан стряхнул их и обратился к Альбину:

– Позовите повитух. Скоро роды.

Он оказался прав. Янина проснулась и согнулась пополам от схваток. Боль пронзила её живот, точно стрела. Обычно роды у фей проходят безболезненно. Но принцессе не повезло. Она мучилась и кричала, обливаясь потом. Чудилось, будто кости в её теле ломаются, связки рвутся, а кровь течёт между ног рекой, желая утопить младенца.

Беатриса и Еликонида держали Янину за руки, успокаивая. Альбин махал платком на Лавриаля, чуть не упавшего в обморок. Король одарил гневным взглядом повитух и скрылся за дверью, стуча зубами от волнения.

– Я так же мучилась во время родов, – обронила эльфийка, убирая волосы со лба племянницы.

В суете никто не обратил внимания на её фразу. Опомнившись, Еликонида обрадовалась, что не выдала свой секрет. Повитухи и лекари наперебой советовали рожающей: «Тужьтесь, принцесса. Ещё. Осталось недолго». Помощники Альбина развешивали в комнате ароматические травы, успокаивающие нервы. Фрейлины подавали Янине зелья, притупляющие боль.

Вальтэриан, его дядя Иувеналий, Ленор Фаиэ и Боеслав находились за дверью. Позже к ним присоединился Лавриаль. Он боялся каждого вскрика роженицы. Глаз его дёргался. Искусанные губы тряслись. Военачальник посоветовал ему вести себя по-мужски. Эльф обозвал его грубым мужланом, вынуждая короля препятствовать возникновению очередной ссоры.

Вальтэриан знал о взаимной ненависти Лавриаля и Боеслава, но сейчас ему было не до них. Он переживал за сестру и не хотел слушать ничью перебранку. Ведь если Янина родит, на свет появится продолжатель династии, истинный Колд. Если нет, король лишится сестры, которая любит его, несмотря ни на что. Каждый её крик отражался ударом в сердце Вальтэриана. Он прожигал взглядом дверь, ожидая выхода повитухи, и проклинал время, ползущее, точно черепаха. Устав бояться, король опустился на софу и вновь вслушался в крики Янины. Из другого конца коридора послышалась брань Ленора и Боеслава, сцепившихся из-за очередного пустяка.

Дверной скрип разрезал тишину. Сердце Вальтэриана пропустило удар. Еликонида выплыла из комнаты, точно призрак, шелестя зелёными юбками. На руках её плакал крепкий краснощёкий младенец.

– Лорды! – объявила она. – У принцессы Янины Колд родился мальчик. Членов династии Колд стало больше! Слава принцу, наследнику Колдов!

– Слава принцу! – поддержали маги.

Астрид закуталась в шаль, прячась в тени колонны. Болью отозвались в её сердце слова эльфийки. Боясь не сдержать зависть и гнев, она тихо удалилась.

Вальтэриан не заметил жену. Его взгляд был прикован к крошечному свёртку на руках тёти. «Родила. Мальчик», – мысленно повторял король, не скрывая улыбки.

Лавриаль протёр усталые глаза. Происходящее напоминало ему сладостный сон.

– Ну же, папаша, – подтолкнул его к Еликониде Боеслав. – Иди, возьми сына на руки!

– Сына… – повторил заторможенно эльф. – Да… да… Сейчас.

Шатаясь, он стал возле эльфийки и протянул руки к ребёнку.

– Аккуратнее, – прошипела она. – Ещё уронишь.

– Нет, – ответил Лавриаль, взял младенца и побрёл в покои супруги.

Маги последовали за ним.

Янина сидела на кровати уставшая, но счастливая. Рождение ребёнка наполнило радостью её покрасневшие глаза и вернуло на лицо улыбку. Материнство украсило принцессу, как не смог бы ни один наряд во вселенной, ведь ребёнок – самое дорогое сокровище. Он тянул руки к Янине и моргал изумрудными глазами, невинно смотря по сторонам.

Лавриаль запел ему что-то на эльфийском. Малыш надул губы и заплакал. Пение отца ему не понравилось. Вальтэриан не выдержал и забрал ребёнка. На его руках тот успокоился.

Принцесса улыбнулась и тихо, боясь потревожить сына, попросила:

– Брат, дай мне подержать его. Тётя забрала у меня ребёнка, едва он появился на свет.

Король нехотя передал ей свёрток. Принцесса прижала к себя дитя. Улыбка её стала шире.

– Прекрасный младенец, – умилилась Беатриса. – Как назовёте?

– Мы хотим назвать по-эльфийски, – ответила Янина. – В честь цветов!

– И как же? – уточнил Вальтэриан.

– Кордроф.

– Звучит сильно, – признал король.

– На эльфийском означает лютик, – пояснил Лавриаль.

– Ясно, кто имечко придумывал, – хохотнул Боеслав. – Отец голубой василёк, сын лютик!

– Моё имя означает лавр! – взвился эльф. – Лавром награждают героев!

– Я и не про имя, – шепнул военачальник. Глаза его искрились весельем.

Лавриаль хотел было кинуться на Боеслава с кулаками, но под взглядом Вальтэриана передумал.

– Хорошее имя для племянника, – одобрил король. – Кордроф… Лорд Кордроф Снэик-Колд! Мне нравится сочетание слов.

Подданные захлопали, восклицая: «Слава Кордрофу Снэик-Колду, принцу Сноуколда!»

Альбин выступил вперёд. Ему не нравилось скопление магов в покоях роженицы. Он боялся воздействия инфекции на неокрепшие организмы матери и новорождённого.

– Прошу прошения, милорды, – обратился лекарь к толпе. – Принцессе нужно отдохнуть. Она славно потрудилась на благо королевства.

Намёк лорды поняли и покинули апартаменты, напоследок осыпав Янину поздравлениями и комплиментами. Беатриса тоже собралась уходить, но её остановила принцесса.

– Где Астрид? – спросила она.

– Ей нездоровится, – ответил вместо ведьмы король и увёл её, обняв за талию.

Янина плотнее прижала младенца к груди и запела колыбельную. Она поверила в ложь брата. В такой день ей совершенно не хотелось думать об Астрид. Впрочем, как и всем.

Глава 45
Русалочка

Кастор Хэдусхэдл потерял покой. Каждую ночь ему снилась Беатриса. Он взывал к Создателю, молил о покровительстве и защите. Но сны повторялись, вводя в искушение. Сам того не желая, Высший жрец Нави вспомнил проповеди жрецов Четырёх Стихий, которые приходили в его село много лет назад. Они заверяли, что женщины – греховные создания, несущие лишь порок. Кастор начал придерживаться их убеждений, хотя другие навьяны не разделяли его мнение. Противостояние с ними дошло до того, что он отправил навьянок в южные края с проповедью и остался в окружении мужчин.

На время это принесло ему спокойствие. Похоть затихла, и Высший жрец вернулся к мыслям о сломанном жезле. Трезвый рассудок помогал лучше затуманенного страстью. Кастору удалось найти способ починить Руку Создателя. В книге «Семь тайн природы» он прочёл, что любые магические артефакты можно соединить, окунув в пруд Русалок. «Утопленницы – греховные существа, – с недовольством отметил Высший жрец. – Искусительницы, как и все женщины. Однако иного пути нет».

Кастор оставил обитель под присмотром Шератана и отправился к Русалочьему пруду, солгав о необходимости провести проповедь в окрестных сёлах. Путь оказался близким. На следующее утро Высший жрец пришёл в восточную часть леса Опасности.

Русалочий пруд не отличался от других водоёмов. Прозрачная вода тихо журчала, огибая гладкие перламутровые валуны. Заросли камыша и тростник хлопали на ветру, точно паруса. Пара чёрно-белых лебедей добавляла пруду таинственной красоты. Водные ящерицы выпрыгивали на поверхность, махая перепончатыми лапами и плавниками на чешуйчатой спине. Золотые рыбки плавали в тени плачущих ив, разрезая воду всполохами света. Синие крабы мелькали на дне. За ними оставался след то зелёных, то фиолетовых искр.

Кастор забеспокоился, хотя щебетание колибри напоминало колыбельную, а от пруда пахло корицей, как от бабушкиных пирогов. Булькнула вода, и Высшему жрецу почудилось, будто отовсюду на него смотрят зелёные русалочьи глаза. Он убедил себя, что это выглядывают двуглавые лягушки, и заставил страх исчезнуть.

Стараясь не задерживаться, Кастор достал из мешка сломанный жезл и опустил в воду. Белые пузырьки заполнили место разлома. Рука Создателя засветилась цветами Четырёх Стихий. Высший жрец вынул её из воды и понял, что не пузырьки соединили жезл, а крупицы соаллы – сверхтвёрдой соли, похожей на кристаллы. Она появляется из русалочьих слёз.

«Значит, утопленниц здесь много, – сделал вывод Кастор. – Их души неупокоенные, грешные. Переродиться не могут, поэтому рыдают. Надо уходить поскорее. Как наступит закат, покойницы на берег вылезут. Простые русалки не опасны. Иная раса, только и всего. Эти же не родились с хвостом, а убили себя и русалками стали. Кто знает, почему они тело сохранили, а не превратились в духов бесплотных? Из-за слёз, что ли? Чертовщина…»

Высший жрец спрятал жезл в мешок и побежал подальше от пруда. Скрывшись за ивами, он взглянул на небо. Облака, белые с оттенком вишни, плыли на север. За огненно-жёлтым закатом скрывались созвездия воина, скорпиона и мага. Через час солнце зашло за горизонт, забрав тепло. Тропинка потерялась в зарослях маков. Последние лучи очертили силуэт, стоящий у раскидистой ели. Кастор подошёл ближе и увидел девушку в ситцевом сарафане.

Она казалась обычной представительницей расы магов. Стройная, с волнистыми волосами, отливающими зелёным, и выразительными синими глазами. Энергетика её была необычной даже для ведьмы, но Кастор не предал этому значения.

– Вы не сбились с пути? – спросил он.

– Нет, – ответила незнакомка. Голос её звучал мелодично и звонко, точно вода, стекающая с ручья. – Напротив, я нашла новый путь.

– О чём вы? – запнулся Высший жрец.

– Посмотри на меня, – попросила девушка.

Он подчинился.

Глаза её засветились чёрным пламенем. Кастор смотрел в них заворожённо и не мог отвести взгляд. Зрачки его затуманились розовой пеленой, как и сознание.

– Прекрасно, – прошептала девушка. – Теперь мечту мою исполнишь.

– Как прикажешь, любимая, – проговорил Высший жрец. – Только имя назови.

– Вилура, – представилась она. За спиной её появились перистые крылья, которые бывают только у верховных русалок. – Я хранительница здешних озёр, болот и колодцев. Без согласия моего посягнул ты на богатство русалочьих вод. Нет у тебя на это королевского разрешения, нет и помыслов добрых. Вероломно воспользовался ты водой. Осквернил священное место. За коварство расплатишься.

Кастор влюблённо смотрел на Вилуру, хотя чувствовал, что она не обычная девушка.

Луна сядет, Вилура русалкой обернётся и под воду уйдёт. А когда снова ночное светило взойдёт, покинет пруд и будет бродить в окрестностях. Высший жрец не боялся её, ведь крепок русалочий приворот.

– Что для тебя сделать, любимая? – вопрошал Кастор.

– Подари мне то, о чём мечтает любая русалка, – произнесла с придыханием Вилура. – Дитя. Подари мне дитя, и я сочту, что долг уплачен.

Высший жрец посмотрел ей в глаза и вместо ответа поцеловал, увлекая на траву. Ночь укрыла Кастора и Вилуру тьмой, словно одеялом. Она всегда покрывает развратников, преступников и колдунов, даруя ощущение лёгкости и защиты. Всепоглощающее чувство свободы и безнаказанности овладело любовниками. Тела их переплетались, подобно языкам пламени, становясь единым. Утром пропели петухи, и русалка исчезла.

Кастор проснулся один. Он был голым, мокрым и потрёпанным. Его волосы неприятно липли к спине. Под елью лежали мантия и жезл. На месте Вилуры осталась примятая трава. Высший жрец зажмурился до боли в висках. Думал, всё ещё спит. Открыв глаза, он шарахнулся от своей тени и тяжело вздохнул. В мыслях его властвовал хаос.

С рассветом наваждение спало. Высший жрец не ощущал любви к Вилуре. Более того, плохо помнил события прошлой ночи и надеялся, что девушка – лишь видение затуманенного похотью сознания, подобно тем, которые посещали его в обители.

Стыдливо оглядываясь по сторонам, он принялся собирать одежду. Боялся, что кто-нибудь увидит его, жреца Нави, в столь непристойном виде. Кастор быстро оделся, подгоняемый страхом, взял Руку Создателя и продолжил путь. Он изо всех сил старался забыть примятую траву и импульсы, пронизывающие тело. Но ощущения были так знакомы и сильны, что не думать о них не получалось.

К обеду Высший жрец вернулся в обитель. Шератан, Клык и Коготь встретили его и поинтересовались, как прошла проповедь. Заторможенный из-за утреннего происшествия, он чуть не забыл о своей маленькой лжи, но быстро сообразил, в чём дело, и заверил, что иноверцы вняли его словам.

Шератан почуял неладное. За годы общения с Кастором он заметил, что тот не смотрит в глаза, когда лжёт. Невзирая на навьянские обычаи, проповедник решил проследить за ним и подслушать его молитву. Высший жрец, не ведая об этом, не запер дверь в комнату. Он стал на колени перед окном и, глядя в чистое небо, начал молиться. В молитве Кастор выдал, что с ним приключилось. Шератан не выдержал и вбежал в его покои.

– Неслыханно! – закричал он. – Известно ли тебе, что в самом деле с тобой произошло?

– Как ты посмел подслушать мою молитву? – разозлился Высший жрец. – За это олоткарии мало будет!

– Грешен я, – признал проповедник. – Но тебя в лапах нечисти не брошу. Должен я искупить вину перед тобой.

– У меня с русалкой ничего не было, – замялся Кастор. – Наверное, она мне приснилась.

– Не уверен, – покачал головой Шератан. – Русалки часто парней ищут, чтоб понести. Когда рожают, в мире на одну тварь водяную больше становится. Бездушные русалки. Да и потомство их.

– Полагаешь, мне не привиделось? – вздохнул Высший жрец, закрыв лицо руками.

Проповедник угрюмо кивнул.

– Что же делать?

– Жди. С заходом солнца русалка сама тебя найдёт. Они, хоть и бездушные, но к парням прикипают. Энергией живой хотят полакомиться, как и все существа, находящиеся между миром живых и миром мёртвых.

– Я не хочу стать отцом нечистой твари, что противна Создателю!

– Не станешь. Как только русалка явится, мы её убьём. Душа русалки уже мертва. Создатель не прогневается.

– Уверен?

– Да. Живые русалки в Русалочьем океане обитают. Здешние – покойницы. У них даже тела нет. Есть лишь оболочка. С растущей луной она крепнет и обрастает плотью. Но русалки краше не становятся. Холодные они. Злые.

Высший жрец согласился с Шератаном, ведь считал всех женщин греховными. Из-за страха и гнева он плохо соображал, потому вознамерился отомстить русалке за весь женский род.

Луна выплыла на небо, затмив звёзды. Кастор обсудил план с проповедником и свернулся клубком на кровати, ожидая Вилуру. В полночь возле окна загорелись два светящихся шара. Высший жрец закрыл одеялом Руку Создателя и притворился спящим. Через минуту он не выдержал и открыл левый глаз. Белые, как мел, шары кружили вокруг него, пока не превратились в светлячков. Кастор истерично вздрогнул. Обычные насекомые напугали его до дрожи. Высший жрец укорил себя за трусость и принялся ждать. Он верил, Вилура непременно придёт.

Чутьё не обмануло. Как только луна вошла в силу, на пороге появилась русалка. Сначала Высший жрец увидел чёрно-зелёный туман. Потом глаза привыкли к темноте, и он разглядел в ореоле дыма силуэт девушки. На неё падал лунный свет, проходя через зашторенные окна. С каждой секундой силуэт становился ярче, русалка обретала плоть.

Кастор встал с кровати, направив жезл на Вилуру.

– Забыл уже меня, – улыбнулась она. – Ничего. Я напомню. Посмотри мне в глаза.

Голос её гипнотизировал, заставляя мурашки бежать по телу. Кастор зажмурился и воскликнул:

– Во имя Создателя!

Магия захлестнула русалку. Огненный, водяной, земляной и воздушный порывы закружили её, кидая из стороны в сторону. Вскоре всё затихло. Вилура отряхнула платье цвета речной воды и молвила:

– Дурачок ты мой. Четыре Стихии не уничтожат меня. Я часть одной из них, дух воды.

– Мы на это и не надеялись! – прокричал Шератан, выскочив из-за двери. – Жезл нужен, чтобы тебя отвлечь, утопленница!

Проповедник кинул в Вилуру полынь-траву, убивающую русалок. Вилура взвыла и задымилась, как сухая листва. Тело её потускнело, стало, будто у призрака. Кастор достал из рукава свёрток с иглами и воткнул их вокруг воющей русалки. Шератан раскидал на полу крапиву, чтобы забрать у Вилуры последние силы. Она гневно взглянула на него и заметалась, пытаясь выйти из круга. Устав, русалка взмолилась:

– Кастор, не убивай меня. Я ношу под сердцем твоего ребёнка!

– У тебя нет сердца, – заявил Высший жрец, доставая из внутреннего кармана осиновый кол. – Ты бездушная нечисть. Я избавлю от тебя мир.

– Не вздумай, – попятилась Вилура. – Убьёшь меня, убьёшь и дитя.

– Прекрасно, – процедил Кастор, беря у проповедника молоток. – Лучше не двигайся. Боли не будет. Ты превратишься в ту, кем являешься. В мёртвую. Твой век давно закончен, нежить проклятая.

– Не существует злых или светлых созданий, – проговорила русалка. – В каждом сполна намешано добра и зла. Всё происходит по воле силы, сотворившей мир. Для равновесия нужны такие, как я, и такие, как ты. Оставь меня, и я уйду! Я не причиню вреда ни тебе, ни кому-либо ещё. Клянусь.

– С нечистью не ведём переговоров, – уверенно сказал Высший жрец, однако рука его задрожала. – Мой долг служить Создателю, и я не посрамлю его! Не станет по свету ходить дитя навьяна и утопленницы.

– Ребёнок наш не родится водным духом! – вскричала Вилура, видя сомнения в глазах Кастора. – Я зачла его в человеческом теле. Он будет из плоти и крови. Ни один магический закон не препятствует рождению нашего дитя.

– Препятствуют законы морали, – вмешался Шератан. – А их установил Создатель! Бездушные существа не должны плодиться в Сноуколде. Не так ли, Высший жрец?

– Да, – самообладание вернулось к Кастору. – Они развращают праведные души, чего я не допущу!

– Постойте! – в отчаянии воскликнула русалка. – Дитя в моём чреве невинно!

– Смерть искупит твои грехи, – заявил Высший жрец, занося осиновый кол. – Благодари Создателя, и он простит тебя. А пока я даю шанс тебе и… ребёнку обрести новую жизнь, переродившись.

– Нет!

– Всё во имя Создателя!

Кастор одним движением руки вогнал кол в сердце русалки. Последний отчаянный крик, и она затихла. Высшего жреца стошнило. Вытерев рот, он невольно ухмыльнулся. Как, оказывается, легко отнять чью-то жизнь. Раз, и некогда живое существо затихло. Душа медленно вылетела из тела, и оно осталось неподвижно лежать, растянувшись на полу, точно сломанная кукла. «У Вилуры не было души, – напомнил себе Высший жрец, поворачиваясь к проповеднику. – Вылететь нечему. Я всё сделал правильно. Убийство оправдано служением вере и народу».

– Странно, – вслух сказал он. – Раньше я не замечал, как быстро живое становится мёртвым, будто никогда и не жило.

– В случае с русалкой так и есть, – кашлянул в кулак Шератан, равнодушно глядя на тело. – Принесу мешок и камни. Нужно побыстрее избавиться от утопленницы. Не хватало, чтобы братья и сёстры подняли шум.

– Разве не следует рассказать им?

– Зачем сеять в их души семена сомнения?

– Сомнения? Но мы же правильно поступили.

– Не все навьяны мудры, как ты. Некоторые думают не головой, а чувствами.

– Благодаря способности чувствовать и сострадать мы отличаемся от зверей, общаемся с Создателем, творим. Разве это неправильно?

– Чувства есть душа, Кастор. Но служители культов иногда вынуждены забывать про них. Такова плата за могущество. Наша вера должна распространяться. Всех, кто противится ей, надо покорять. А в этом деле жалость и доброта, то, что мы называем высшими ценностями, обращаются против нас. Чувства становятся слабостью.

– Лишиться чувств – значит лишиться души… То есть, чтобы стать могущественным навьяном, нужно стать бездушным?

– Не воспринимай всё буквально! Ты устал. Понимаю. Дальше я всё сделаю сам.

Проповедник наклонился к русалке, перекинул её лёгкое тельце через плечо и вышел из комнаты. Высший жрец взглянул на место, где лежала Вилура. На полу остались кристаллы соли, русалочьи слёзы. Кастор подавил приступ тошноты и поднял их. Кристаллы сверкнули в последний раз и растаяли, оставив на ладони мокрый солёный след.

Шератан вынес тело Вилуры во двор, засунул в мешок и понёс к ближайшей реке. Скинув его в пучину вод, он прочитал молитву и побрёл в обитель. От спешки ноги проповедника путались в мантии, а волосы хлестали по спине.

Ликея шла той же дорогой, не ведая о замысле Кастора и Шератана. Наскучило ей с проповедью по сёлам ходить. Решила она в обитель Нави вернуться. Случайно взглянула навьянка в реку и увидела мешок. Детский плач огласил округу. Ликея прислушалась и догадалась, откуда звук. Пришлось ей в реку нырнуть и мешок на берег вытащить. Развязала она его и ахнула. У ног мёртвой русалки, мокрых от зелёной крови, лежал младенец. Совсем маленький, недоношенный. «Чудеса! – подумала навьянка. – Русалки быстро рожают, но не настолько же! Слабый ребёнок. Вряд ли выживет. Ну да на всё воля Создателя».

Взяла Ликея младенца, обмотала подолом платья и пошла в деревню. Там оставила его в сиротском приюте, а сама в обитель вернулась. Побоялась она ребёнка с собой брать. Зная её репутацию, Кастор мог плохое подумать. А гневить его навьянке не хотелось. Впрочем, скоро забыла она про найденное дитя. Желание стать матерью у неё не появилось, как и лишние деньги.