Текст книги "Романовы. Последние дни Великой династии"

Гавриил Ильич Мясников (1889–1946), член партии большевиков с 1906 г., человек сложной судьбы, биография которого еще ждет исследователя. В.И. Ленин, критикуя его взгляды в 1921 г., относился к ним тем не менее очень внимательно. Однако в 1922 г. Мясников был исключен из партии и отправлен в Германию, но в 1923 г. был возвращен в Россию и вновь арестован, отбыв наказание, в 1928 г. нелегально перешел границу и вторично эмигрировал в Персию, а затем жил в Турции. Более 20 лет Мясников работал простым рабочим на автомобильных заводах Франции. По некоторым сведениям, в годы Второй мировой войны участвовал в движении Сопротивления. В 1945 г. Мясникову, как и многим другим эмигрантам, предложили вернуться в СССР, обещая неприкосновенность. Он вернулся, но был арестован и в 1946 г. умер в заключении.

К сожалению, мы не располагаем достоверными сведениями о месте и роли в этих событиях председателя Пермской Губчека Ф.Н. Лукоянова (по некоторым данным на тот момент почему-то отсутствовал в Перми), но уже 20 июня 1918 г. он был утвержден председателем Уральской Облчека и принимал непосредственное участие в «Комиссии, судившей и руководившей расстрелом семьи Романовых». Такое свидетельство хранится в личном деле персонального пенсионера Ф.Н. Лукоянова. Более детально осветить события и показать действующие лица, их роль и участие в гибели Михаила Романова можно будет лишь, ознакомившись на Лубянке с секретными документами ВЧК, а также с материалами региональных архивов ФСБ.

Следует отметить, что сохранилось одно странное (на первый взгляд) свидетельство бывшего пермского чекиста Александра Азиевича Шамарина: «После своего отречения от престола брат царя Николая II – Михаил Романов из Москвы (правильно: из Петрограда. – В.Х.) был выслан в г. Пермь. Ярко монархические церемонии буржуазии, почти ежедневные шествия нового царя-спасителя до кафедрального собора по устланной мостовой коврами и живыми цветами, раздражали рабочий класс, а мы учили, что мнение рабочих тождественно решению народа и привели их желание в исполнение. В апреле месяце (так в документе. – В.Х.) 1918 г. в доме б/в Торгового банка, угол Сибирской и Монастырской улиц, по постановлению Пермского Исполнительного комитета и Губчека Михаил Романов был расстрелян. Могучие волны реки-матушки Камы навсегда похоронили остатки царского трона России – Романовых… В операции участвовали: тт. Малкин, Барандохин М., Шамарин А., Воробцов и другие»⁷⁶⁰.

Что это: свидетельство еще одного «самозванца» в герои?! По правде говоря, не очень похоже. A.А. Шамарин являлся персональным пенсионером и в его деле имеется упоминание о наличии этого постановления Пермской Губчека. Однако позднее в инстанциях этот документ, по-видимому, был утерян или изъят. Это подтверждает и переписка об утраченных документах с органами Минсобеса.

Возможно, по постановлению Пермской Губчека были расстреляны камердинер великого князя B.Ф. Челышев и шофер П.Я. Борунов или другие лица, выдаваемые за Михаила Романова и Н.Н. Джонсона. А постановление понадобилось для реабилитации местных органов чека за «побег» великого князя. О реальности такой версии говорит телеграмма председателя Пермской ЧК Воробьева в Совнарком от 14 августа 1918 года: «В тюрьме находится прислуга Романовых, ходатайствует об освобождении. Телеграфируйте, как поступить. Чрезком Воробьев»⁷⁶¹. Вскоре, 21 августа, на нее был дан ответ Я.М. Свердлова: «Относительно прислуги Романовых предоставляю поступить [по] вашему усмотрению согласно обстоятельствам»⁷⁶².

Следует заметить, что «обстоятельства» не заставили себя ждать. Так, например, заключенный пермской тюрьмы камердинер А.А. Волков писал по этому случаю в своих воспоминаниях:

«В полночь с 21 на 22 августа старого стиля в камеру вошел надзиратель и спросил:

– Кто Волков? – Я отозвался.

– Одевайтесь, пойдемте. – Я стал одеваться.

Смирнов также оделся и сам, сильно взволнованный, успокаивал меня. Я отдал ему бывшие у меня золотые вещи; мы попрощались, поцеловались. Смирнов сказал мне:

– И моя участь, Алексей Андреевич, такая же, как ваша.

Пришел с надзирателем в контору, где уже ожидали трое вооруженных солдат. Ожидаем Гендрикову и Шнейдер. Раздается телефонный звонок: спрашивают, очевидно, о том, скоро ли приведут нас; ответили: “Сейчас” – и послали поторопить Гендрикову и Шнейдер. Скоро подошли они в сопровождении надзирателя. Тотчас, под конвоем трех солдат, очень славных русских парней, тронулись в путь. Он был не особенно далек. На вопрос, куда нас ведут, солдат ответил, что в арестный дом. Здесь нас ожидали еще восемь человек: пять мужчин и три женщины. Между ними были Знамеровская и горничная той гостиницы, где жил великий князь Михаил Александрович. Таким образом, нас всех оказалось одиннадцать человек. Конвойных было двадцать два человека. Начальником являлся какой-то матрос. Среди конвойных, кроме приведших нас трех солдат, не было ни одного русского.

Гендрикова пошла в уборную и спросила конвойного о том, куда нас поведут отсюда. Солдат ответил, что нас поведут в пересыльную тюрьму.

– А потом? – спросила Гендрикова.

– Ну а потом – в Москву, – ответил конвойный.

Пересказывая свой разговор с солдатом, Гендрикова сделала пальцами жест:

– Нас так (т. е. расстреливать) не будут.

Матрос, уже одетый, веселый, с папироской во рту, не раз выходил на улицу: очевидно, смотрел, не рассветает ли. Слышен был голос конвойного:

– Идем, что ли?

– Подождем немного, – отвечает матрос. Через некоторое время он сказал:

– Пойдемте.

Вывели нас на улицу, выстроили попарно: впереди мужчин, позади женщин, и повели. Провели через весь город, вывели на Сибирский тракт, город остался позади. Я думаю: где же пересыльная тюрьма? И в душу закралось подозрение: не на смерть ли нас ведут?

Впереди меня шел мужчина. Я спросил его, где пересыльная тюрьма.

– Давным-давно ее миновали, – был ответ. – Я сам тюремный инспектор. Значит, нас ведут на расстрел.

– Какой вы наивный. Да это и к лучшему. Все равно – теперь не жизнь. – Трубка, из которой он курил, задрожала в его губах…

Крестьяне везут сено. Остановились. Остановились по свистку и команде матроса и мы. У меня зародилась мысль о побеге…

Стало чуть-чуть рассветать. Дорога, оказалось, была обнесена довольно высокой изгородью…

Прошли не очень далеко, и матрос скомандовал: – “Направо”. Свернули на дорогу, ведущую в лес. На дорогу был уложен накатник. По этой лесной дороге сделали несколько десятков шагов. Опять свисток и команда матроса “Стой”.

Когда матрос сказал “Стой”, я сделал шаг влево. В этот момент как будто мне кто-то шепнул: “Ну, что же стоишь? Беги”. – Словно меня кто-то подталкивал к побегу. Сказав в уме “Что Бог даст”, я тотчас же прыгнул через канаву и пустился бежать.

Лес был мелкий, на земле валежник. Я пробежал несколько шагов. Вслед раздался выстрел. Пуля просвистела возле уха.

Бегу дальше. Второй выстрел. Пуля пролетела на большом от меня расстоянии. Я споткнулся и упал. Слышен был голос конвойного – “Готов”. Во время падения с головы свалилась шляпа. Хотел было ее поднять, но не удалось, я вскочил и побежал дальше. Третий выстрел. Но на этот раз пуля пролетела далеко от меня. Я ждал, что меня станут преследовать, но погони за мной не было. Побежал дальше»⁷⁶³.

В местной газете «Известия Пермского губисполкома» от 11 сентября 1918 г. была помещена заметка «К расстрелу заложников», в которой сообщалось:

«В редакцию доставлен следующий дополненный с более подробными сведениями список заложников, расстрелянных по постановлению Губчека»⁷⁶⁴. Далее перечислялись 42 человека, среди которых имеются уже знакомые нам фамилии: Челышев Василий Федорович (монах), Волков Алексей Андреевич (слуга Николая II), Шнейдер Екатерина Адольфовна, Гендрикова Анастасия Васильевна. Как мы видим, информация оказалась несколько искажена. Однако за исключением А.А. Волкова никому не удалось спастись. В местной прессе были опубликованы и другие списки расстрелянных заложников, где оказались: Борунов П.Я., Знамеровская В.М., Лебедева С.С. и др.

Встает еще один вопрос, пожалуй, один из главных. Знал ли председатель ВЦИК Я.М. Свердлов все обстоятельства дела? Можно со всей определенностью ответить: «Да, знал!» Об этом говорят не только документы местных архивов, но и бывшего ЦПА при ЦК КПСС (ныне РГАСПИ). Так, в одном из документов указывается: «Вскоре в Москву ездил т. Туркин, который, будучи в курсе дела, докладывал Свердлову Я.М. о происшедшем. Мясников также, будучи в Москве, как непосредственный участник дела информировал… Свердлов послал привет остальным участникам дела…»⁷⁶⁵.

Благословение преступления вождями большевиков подвигло убийц Михаила Романова на новый «подвиг» – уничтожение Николая II. В одном из документов «террористы от революции» признавались: «Составив план похищения Романова, группа… поставила в известность о своем намерении Чрезвычайную Комиссию в Екатеринбурге, предлагая свои услуги… Но в ответ на это… получили обещание в самом недалеком будущем решить самим вопрос о Николае Романове в официальном порядке…»⁷⁶⁶.

Апробирование сценария и дезинформация

У многих возникает вопрос: было ли все-таки официальное постановление о расстреле Михаила Романова? Таким документом пока историки не располагают, но реальная политическая и военная обстановка, сложившаяся в России к лету 1918 г., предполагает его наличие. В частности, об этом можно судить по протоколу № 41 заседания Малого Совнаркома от 23 мая 1918 г.: «Слушали: 1. Ходатайство дочерей Протопопова об освобождении его из-под ареста ввиду тяжелого состояния здоровья. (Бонч-Бруевич). Постановили: 1. Ходатайство дочерей Протопопова отклонить, всех освобожденных ранее министров и лидеров реакционных партий, в частности, и Пуришкевича вновь арестовать и перевезти в Москву для содержания их под стражей…Слушали: 3. О членах руководящих учреждений кадетской партии. Постановили: 3. Ввиду явно контрреволюционной и предательской деятельности руководящей партии кадетов на Украине и явной солидарности с ними центральных органов кадетской партии в Великороссии – объявить членов Центрального Комитета и других руководящих органов кадетской партии вне закона и предписать Комиссии Дзержинского немедленно их арестовать. Слушали: 4. О членах руководящих органов партии правых с.-р. и меньшевиков. Постановили: 4. Ввиду состоявшегося секретного постановления Центрального Комитета правых с.-р. занимать ответственные посты в Красной Армии и явно предательской деятельности меньшевиков на Кавказе, в Петрограде и др. местах, объявить членов партии правых с.-р. и меньшевиков врагами народа и предписать Комиссии Дзержинского подвергнуть аресту членов руководящих органов этой партии»⁷⁶⁷.

С другой стороны, на поставленный вопрос в какой-то мере дают ответ следующие строки автобиографии А.В. Маркова: «Фактически ревкомом руководили мы, местные работники, во главе с тов. Мясниковым, распоряжение же операционного характера выполнялось мной как комендантом завода, совместно с тт. Колпащиковым Иваном и Жужговым Николаем, которые участвовали со мной в расстреле Михаила Романова. Письменных решений не вын[оси]лось, да и не было времени их писать, так как сама обстановка была сверхбоевая…»⁷⁶⁸.

Несмотря на поздний час «похищения» Михаила Романова, дело получило нежелательную широкую огласку. Тогда чекистами была предпринята акция, под видом официального следствия, изъятия «неудобных» для них свидетелей. Пермская Губ. ЧК 13 июня 1918 г. принимает следующее постановление: «Рассмотрев настоящее дело о похищении из Королевских номеров Михаила Романова и имея в виду, что в данном случае усматриваются признаки преступного деяния, предусмотренные постановлением Всероссийской Чрезвычайной Комиссией, и что в совершении сего подозреваются гр. Челышев, Бурунов (так в документе, надо Борунов. – В.Х.), Сапожников и Знамеровский. Постановил: мерой пресечения уклониться от следствия, избрать содержание их под стражей в Пермской губернской тюрьме. Копию настоящего постановления препроводить: начальнику губернской тюрьмы и комиссару Арест. дома.

Заведующий Отд. по борьбе с контрреволюцией

А. Трофимов.

Следователь отдела П. Меньщиков.

Секретарь Наумов»⁷⁶⁹.

Так за решеткой оказались слуги великого князя, его друг П.Л. Знамеровский и комендант гостиницы И.Н. Сапожников.

Среди архивных документов сохранился мандат Пермской ЧК, выданный 14 июня 1918 г.: «Предъявитель сего товарищ П. Меньщиков Пермским Окружным Чрезвычайным Комитетом командируется для расследования обстоятельств дела о скрывшемся бывшем князе Романове, а потому тов. Меньщиков имеет право по собственной инициативе допрашивать лиц по делу о скрывшемся Романове. Все советские учреждения и лица должны беспрепятственно исполнять распоряжения товарища Меньщикова»⁷⁷⁰.

К допросам кроме арестованных были также привлечены С.В. Тупицин, его домашняя прислуга Л.И. Мисерева и обслуживающий персонал Королевских номеров. Протоколы допросов датированы 14–18 июня 1918 г… Видимо, уже 19 июня дело было относительно свернуто, хотя арестованных на свободу не выпустили. За 19 июня 1918 г. в следственных материалах имеется резолюция о представлении копий документов в Екатеринбургский Облсовет. Еще одна резолюция от 27 июня 1918 г. гласит: «Срочно от регистратуры Губ. Исп. Комитета подготовить справку по делу Михаила Романова, т. е. всю переписку Президиума и все распоряжения ВЧК (возможно, написано «УЧК». – В.Х.), ЧК и Обл. Исп. К-та по этому делу. Сивков»⁷⁷¹.

Как видно из этих резолюций, «дело побега Михаила Романова» контролировалось вышестоящими инстанциями.

В местной периодической печати появилась информация об этом деле. Так, например, газета «Голос Кунгурского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов» 22 июня 1918 г. сообщила читателям:

«В нашей области.

Похищение Михаила Романова.

В ночь с 12 на 13 июня в начале первого часа по новому времени в Королевские номера, где проживал Михаил Романов, явилось трое неизвестных в солдатской форме вооруженных. Они прошли в помещение, занимаемое Романовым и предъявили ему какой то ордер на арест, который был прочитан только секретарем Романова, Джонсоном. После этого Романову было предложено отправиться с пришедшими. Его и Джонсона силой увели, посадили в закрытый фаэтон и увезли по Торговой улице по направлению к Обвинской.

Вызванные по телефону члены Чрезвычайного Комитета прибыли в номера через несколько минут после похищения. Немедленно было отдано распоряжение о задержании Романова, по всем трактам были разосланы конные отряды милиции, но никаких следов обнаружить не удалось. Обыск в помещениях Романова, Джонсона и двух слуг не дал никаких результатов. О похищении немедленно было сообщено в Совет Народных Комиссаров, в Петроградскую коммуну и в Уральский областной Совет.

Производятся энергичные розыски»⁷⁷².

Следует заметить, что показания следствия мало дают к тому, о чем уже мы рассказывали по признаниям самих организаторов этого «похищения». Интерес представляют лишь некоторые детали происшествия. Управляющий Королевских номеров Илья Николаевич Сапожников 14 июня 1918 г. при допросе следователем Павлом Федоровичем Меньщиковым, показал: «Еще в марте месяце к нам в номера был помещен бывший великий князь Михаил Александрович Романов с его личным штатом, а именно секретарем гражданином Джонсоном, камердинером Челышевым и слугой Боруновым, все они заняли по номеру. Таким образом, Романов № 21, Джонсон № 15, Челышев вначале № 18, но в мае месяце занял № 14, Борунов в № 18. За все время, сколько они жили, к ним часто ходил некто Знамеровский, звать не знаю как, еще какаято старушка, которая носила молоко. А кроме этих лиц, я никого не видал. 12-го на 13-е сего июня нового стиля без 15 минут в 12 ч ночи по новому времени в номера вошел какой-то неизвестный человек, одетый в шинель, на левой руке были золотые прошивы, какие носят раненые офицеры. Вошел и, обращаясь ко мне, сказал, что ему нужно Мих. Романова. Я спросил его, кто он такой и есть ли у него мандат. На что неизвестный ответил; не Вам мандат, а Романову. Тогда я спросил его, зачем Вам его, на это неизвестный мне ответил: “Не Ваше дело”. Причем держал револьвер. Тогда я сказал, что Романов вверху, неизвестный тотчас же пошел кверху, некоторое время спустя спустился снова вниз. Позвал с улицы еще двух неизвестных мне людей, которые одеты были в солдатском. Один в шинель и один в рубашке… После чего спустились вниз в сопровождении Романова, Джонсона, Челышева, который шел сзади, но на площадке Челышеву один из неизвестных, который вошел первым, сказал, чтоб он, Челышев, не ходил с ними, и все вышли на улицу. Я должен еще добавить, что когда я хотел позвонить по телефону в Чрезвычайный Комитет, то матрос Борунов мне не дал, а стал звонить сам. А когда я его спросил, что ему ответили, то Борунов мне сказал, что ему ответили, что сейчас придут. И действительно некоторое время спустя пришли Малков, Сорокин, Неволин и еще другие, которых я не знаю. А более я ничего показать не могу. Илья Сапожников»⁷⁷³.

В этот же день, 14 июня, был допрошен чекистами 34-летний Василий Федорович Челышев, который дал показания, и было записано в протоколе допроса следующее: «Я служу в качестве камердинера у б[ывшего] великого князя Михаила Александровича Романова с 1915 г., после государственного переворота в 1917 г. в феврале Романов Мих[аил] уехал в Гатчину в сопровождении Джонсона (его секретарь) и меня, где жили до марта 1918 г., в марте же были арестованы и отправлены в Петрограде, а оттуда были препровождены в Пермь, где вначале жили в гостинице Эрмитаж, затем в центральных номерах, а потом уже перешли в Королевские номера, где жили по настоящее время. В ночь 12 на 13 сего июня н[ового] с[тиля] я приготовлял ванну для Мих[аила] Романова, время было приблизительно часов 12 ночи по новому времени; приготовив ванну, я вошел в номер Мих. Александровича и спросил его, сейчас ли он пойдет в ванну, на что получил ответ, что сейчас. Когда я стал выходить из номера, то в коридоре увидал какого-то неизвестного мне мужчину на вид лет 32–33, черные усы, без бороды, одет был в солдатскую шинель. Неизвестный стоял в дверях № 18, занимаемого Боруновым, с которым неизвестный и говорил о чем-то. Я подошел к разговаривающим узнать, в чем дело, тогда неизвестный спросил меня, кто я такой, на что я ответил, что камердинер Мих. Романова. Тогда неизвестный спросил: “А в котором номере живет Мих. Романов?” Я показал неизвестному номер Мих[аила] Алекс[андровича]. Неизвестный, держа в руках какую-то бумагу, хотел войти в номер, но я задержал неизвестного и спросил: “Зачем Вам Романов?” – и сказал, что он болен. На наш разговор с неизвестным из номера Романова вышел его секретарь Джонсон, который также спросил [его], в чем дело. Неизвестный спросил, кто он такой, и, когда получил ответ, что это секретарь Мих. Романова, неизвестный подал Джонсону бумагу, которую называли мандантом. А когда Джонсон взял бумагу и пошел с ней к Мих[аилу] Алекс[андровичу], неизвестный хотел снова войти в номер, но я снова задержал неизвестного. В это время неизвестный вынул из кармана револьвер, направил на меня со словами: “Отойди, мне надо Михаила Романова”. Тогда я отошел, а неизвестный вошел в номер. Войдя, неизвестный прямо обратился к Михаилу Александровичу и спросил его: “Вы Михаил Романов?” – и когда получил утвердительный ответ, то сказал: “Одевайтесь и следуйте за мной”. Михаил Александрович ответил неизвестному, что он болен и пойти за ним не может, а для установления справедливости его слов стал просить доктора. На что неизвестный сказал: “Я знаю ваших докторов” – и стал грубо требовать одеваться, говоря: “Вы подчиняетесь этому мандату”. Михаил Александрович сказал, что он мандату подчиняется, но не подчиняется неизвестному, потому что не знает его, и просил пригласить кого-нибудь из Чрезвычайного К[омите]та, кого бы он знал. Тогда я сказал Михаилу Александровичу, что я сейчас позвоню в Чрезвычайный Комитет, но неизвестный, направив на меня револьвер, сказал: “Ни с места”. Тогда Борунов, стоявший в коридоре, убеждал к телефону, а неизвестный, грубо схватив Михаила Александровича за ворот, силой заставил одеваться. Стал одеваться и Джонсон. Я, подав пальто Михаилу Александровичу, тоже оделся и пошел с ними, но на последней ступени лестницы неизвестный обернулся ко мне и спросил: “Ты куда?”. Я ответил, что с Мих[аилом] Алекс[андровичем]. Неизвестный снова направил на меня револьвер, снова сказал: “Ни с места”. (Я должен добавить, что когда Михаил Александрович не хотел подчиниться неизвестному, то последний позвал еще двух человек, одетых тоже по-солдатски.) И все вышли на улицу. Тогда я по совету прислуги (которую звать Лиза) пошел на балкон и оттуда стал смотреть, причем видел, как неизвестный силой вталкивал Михаила Александровича в экипаж, верх которого был приподнят.

Неизвестный же сел на козлы, на вторую лошадь посадили Джонсона и поехали по Торговой улице по направлению к Мотовилихе. Как только они повернули на Торговую улицу, я сейчас же пошел в Чрезвычайный Комитет, но по дороге мне попали навстречу тов. Малков, Трофимов и друг[ие], которым я рассказал происшествие. На то что к Михаилу Александровичу за это время кто-нибудь приходил бы, кроме как Знамеровского, я никого не видал, а более я показать ничего не могу. Челышев»⁷⁷⁴.

Через 4 дня после произошедших событий, т. е. 16 июня 1918 г. был допрошен Петр Людвигович Знамеровский: «Я в город Пермь был выслан из гор. Гатчино, где служил начальником жандармского отделения на Балтийской ж. д. За полтора года до революции я перешел на службу в Министерство путей сообщения уполномоченным министра по расследованию злоупотреблений по перевозкам, где и служил до 1917 года до конца апреля, а потом уходил на фронт, где был недолго, по болезни был отпущен и снова жил в Гатчино. Но 7 марта 1918 года по новому стилю был арестован и вместе с бывшим великим князем Мих. Романовым был выслан в Пермь… 12 на 13 июня сего года я находился с 6 вечера до 9 часов у Романова. А ночь спал дома. О похищении я узнал на другой день, т. е. 13 июня, когда я стоял в церкви и оттуда пошел прямо в номера, где жил Романов, а там мне рассказали все как произошло. Мое личное предположение, что его могли взять люди просто злонамеренные, озверевшие. Это было мое первое впечатление, а потом я предполагал, что могли это сделать и какие-нибудь монархические организации. Но есть предположение, что это сделано Центральной Советской властью без ведома местных властей»⁷⁷⁵.

Петр Людвигович Знамеровский как профессионал оказался близок к истине. Это стоило ему жизни. Дело формально было расследовано, подозреваемые арестованы и позднее расстреляны. Казалось, все концы были спрятаны надежно.

Устранение «претендента» на российский престол, а по сути дела уголовное убийство, обернулось для организаторов этой акции обратным эффектом. Появились многочисленные сообщения в печати, подобно следующим: «Москва. 21 июня. “Нашей Родине” сообщают из Вятки: здесь распространились слухи, что Михаил Романов находится в Омске и принял главенство сибирскими повстанцами. Им якобы издан манифест к народу с призывом к свержению Советской власти и обещанием созвать земские соборы для решения вопроса, какая власть необходима России»⁷⁷⁶.

Секретарь Петроградского Телеграфного Агентства (П. Т. А.) Романович 26 июня 1918 г. официально запрашивал Пермский Совдеп: «Срочно сообщите подробности похищения Михаила Романова. Очень важно»⁷⁷⁷.

«Петроградская газета» 17 июля 1918 г. поместила заметку, в которой говорилось:

«К бегству Михаила Романова.

Проникший в печать слух о бегстве с Урала быв. великого князя Михаила Романова находит себе подтверждение в уральских газетах. В “Известиях Уральского Совета”, полученных в Москве с большим опозданием, напечатана следующая заметка:

Уральским Областным Советом получена из Перми телеграмма следующего содержания:

“13 июля (правильно, в ночь с 12 на 13 июня. – В.Х.) ночью неизвестными лицами в солдатской форме похищен быв. великий князь Михаил Романов. Розыски пока не дали результата. Принимаются самые энергичные меры”.

Таким образом, с бегством Михаила Романова приходится считаться, как с фактом совершившимся»⁷⁷⁸.

Данное сообщение «Петроградской газеты» обращает на себя особое внимание. Во-первых, оно было дано с большим опозданием и чтобы это как-то нивелировать, очевидно, кроме оговорки редакции, что сведения получены «в Москве с большим опозданием», специально была допущена вроде бы опечатка даты. Дата события обозначена 13 июля, вместо ранее сообщавшейся даты 12 июня. С одной стороны, дата 13 июля (для неподготовленного читателя) как бы обновляет событие, а с другой – число 13 могло появиться только в ходе «расследования дела» чекистами. В самом деле, если быть точным, то похищение великого князя состоялось поздней ночью с 12 на 13 июня. Стоит заметить, что именно эта ошибочная дата 13 июля, указанная «Петроградской газетой», иногда упоминается и в эмигрантских периодических изданиях и мемуарах. Во-вторых, газетное сообщение (как по заказу) было опубликовано 17 июля, т. е. в день убийства царской семьи в Екатеринбурге. Это в какой-то мере подготавливало граждан к очередному сообщению о расстреле Николая II и подспудно подвигало к выводу о возможности в противном случае, такого же побега бывшего императора. В-третьих, в нем четко прослеживаются звенья продолжающейся цепи продуманной дезинформации. Достаточно вспомнить, что ранее вместе с сообщениями в советской прессе о побеге Михаила Романова были опубликованы первые, зондирующие общественное мнение, сообщения об убийстве Николая II, которые позднее были объявлены ложными слухами.

Стоит отметить, что провокационная информация появилась и в провинциальных периодических изданиях. Так, например, в местной газете «Ишимский край» через полтора месяца после расстрела великого князя было опубликовано следующее сообщение:

«Михаил Романов.

В связи с известием об исчезновении из Перми Михаила Романова и в печати, и в обществе циркулируют самые противоречивые слухи.

“Новая Газета” передает: “Бывший великий князь Михаил Романов передал одному из сенаторов, находящихся в Омске, для распубликования текст манифеста о своем восшествии на престол. Михаил Романов одновременно уведомит о своем восшествии на престол союзников.

С другой стороны, хорошо знающие Михаила Романова лица, как, например, проживавший в доме рядом с ним в Гатчине бывший гласный петроградской городской управы Шлейфер решительно заявляет, что все слухи об исчезновении великого князя, о похищении его чехословаками и о манифесте к народу ему представляются вымыслом.

По словам Шлейфера, графиня Брасова (супруга великого князя), недавно вернувшаяся из Перми, рассказывала о том, что посланные письмо и телеграмму от Михаила Романова она получила в Гатчине 15 июня. Письмо, привезенное с нарочным, было датировано 12 июня. Из этого видно, что еще в четверг Романов был в Перми. В письме и телеграмме он сообщает, что собирается переехать в специально нанятый им дом и просит приехать в Пермь жену. Накануне же, в субботу, Зиновьев в заседании Петроградского Совета сообщил телефонограмму о бегстве Романова. В воскресенье госпожа Брасова уехала в Петроград, была в понедельник в Смольном, но ничего положительного об исчезновении ее мужа из Перми узнать ей в Петрограде не удалось.

Лица, хорошо знающие Михаила Александровича, тем менее верят в манифест Михаила Романова, что бывший великий князь слишком далек от политики и ни при каких условиях не согласится, по их мнению, играть ответственной роли.

Сын Михаила Александровича, девятилетний мальчик, по слухам, отвезен в Англию”»⁷⁷⁹.

Чуть позже, т. е. 23 июля 1918 г., появилось сообщение со ссылкой на пресс-службу Совнаркома о том, что Михаил Романов бежал в Омск и теперь предположительно находится в Лондоне⁷⁸⁰.

Поскольку слухи о «спасении» великого князя Михаила Александровича Романова разрастались, были предприняты попытки как-то выйти из создавшего пикантного положения. Член Уральского исполкома Совдепа П.М. Быков, автор ряда работ о последних днях Романовых, писал в 1921 г., объясняя причину запоздалого сообщения: «Следует отметить то обстоятельство, что в официальных советских сообщениях своевременно не были опубликованы полные постановления о расстреле членов семьи Романовых. Было сообщено о расстреле лишь бывшего царя, а великие князья, по нашим сообщениям, или бежали, или были увезены – похищены неизвестно кем. То же самое было сообщено и о жене, сыне и дочерях Николая, которые будто бы были увезены в “надежное место”… Это дало возможность сторонникам монархии говорить о побегах некоторых членов семьи. Чтобы рассеять этот туман, уже зимой 1918 г. Областной Совет опубликовал официальное сообщение о расстреле и Михаила Романова»⁷⁸¹.

Поиск этого сообщения, предпринятый нами, пока не дал результатов. Вместе с тем чтение газет 1918 г. приводит к удивительным находкам.

В тексте одной из полос газеты «Известия Пермского уездного исполкома Совета крестьянских и рабочих депутатов» от 18 сентября 1918 г. зияет черный квадрат. После работы над этой «черной дырой» в лаборатории реставрации документальных материалов удалось прочесть текст следующего содержания:

«Задержание Михаила Романова.

После побега бывшего великого князя Михаила Романова контрразведкой Пермской Губернской Чрезвычайной Комиссии были разосланы агенты по всем направлениям для задержания Михаила Романова. 12 сентября в [10] верстах от Чусовского завода, по Па[шийскому] тракту, одним из посланных агентов было обращено внимание на [двоих] проходящих по направлению к [Пашийскому] заводу лиц, которые держали себя довольно подозрительно. Один из них высокого роста, с русой бородой «буланже» особенно обратил на себя внимание.

Агент потребовал от этих лиц предъявления документов. Последние показались ему сомнительными, а потому вышеуказанные лица были задержаны и препровождены в Пермскую Губернскую Чрезвычайную Комиссию для выяснения личности.

После ряда сбивчивых показаний при допросе, а также ненормальности лица (по наблюдению, лица у них были загримированы) им предложено было назвать свои фамилии и снять свой грим, что они сделать отказались. Ост[аваясь] уверенными, что спрашиваемые лица загримированы, мы силой заставили их снять грим. После снятия грима нами были опознаны в них бывший великий князь Михаил Романов и его секретарь Джонсон, каковые тотчас были заключены под сильную охрану.