Текст книги "Романовы. Последние дни Великой династии"

Узнав там, что арест гражданина Г.К. Романова проведен по распоряжению Совета Народных Комиссаров, я обращаюсь к Вам и к Совету Народных Комиссаров с просьбой изменить условия его заключения, а именно, перевести арестованного в частную лечебницу под поручительство старшего ее врача (а если этого недостаточно, то и под мое личное поручительство) в том, что он никуда не уйдет и явится по первому Вашему требованию. Я прошу хотя бы об этом…»¹⁰¹⁹.

По документам видно, что между Петроградом и Москвой шел обмен мнениями. Сохранилась телеграмма Петроградской ЧК на имя Управделами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевича от 22 октября 1918 г., в которой значится: «Гавриил Романов арестован как заложник содержится квартира Горького болен [в] сильной степени туберкулезом. За председателя Чрезкома Яковлева. [№] 13623»¹⁰²⁰. Здесь следует заметить, что в своих воспоминаниях Гавриил Константинович писал: «…комиссар показал мне бумагу, в которой значилось, что меня из тюрьмы перевозят в клинику Герзони»¹⁰²¹.

В тот же день 22 октября 1918 г. из Кремля пошла телеграмма:

«Петроград. Смольный, Зиновьеву.

Боюсь, что Вы пошли чересчур далеко, разрешив Романову выезд [в] Финляндию. Не преувеличены ли сведения о его болезни? Советую подождать, не выпускать сразу в Финляндию. Ленин»¹⁰²².

Дело, сдвинутое с мертвой точки, вновь застопорилось. Прошел еще почти месяц. 20 ноября 1918 г. Максим Горький обращается к В.И. Ленину со следующим письмом:

«Дорогой Владимир Ильич!

Сделайте маленькое и умное дело, – распорядитесь, чтобы выпустили из тюрьмы бывшего великого князя Гавриила Константиновича Романова. Это – очень хороший человек, вопервых, и опасно больной, во-вторых.

Зачем фабриковать мучеников? Это вреднейший род занятий вообще, а для людей, желающих построить свободное государство, – в особенности.

К тому же немножко романтизма никогда не портит политики.

Вам, вероятно, уже известно, что я с А.В. Луначарским договорился о книгоиздательстве. С этим делом нужно торопиться, и я надеюсь, что Вы сделаете все, зависящее от Вас, для того, чтобы скорее поставить это громоздкое дело на рельсы.

Выпустите же Романова и будьте здоровы.

А. Пешков.

Вот что: болезнь Надежды Константиновны следовало бы лечить д-ру Ив. Манухину. У него есть свой метод лечения той болезни, метод весьма удачный. Может быть, Н[адежда] К[онстантиновна] приехала бы сюда и потолковала с Манухиным.

Привет ей. А. П[ешков]»¹⁰²³.

Так удалось спастись от неминуемой гибели князю Гавриилу Константиновичу Романову. Академия наук также обратилась в Совнарком с ходатайством об освобождении великого князя Николая Михайловича. В этом документе, подписанном Президентом РАН академиком А. Карпинским 23 декабря 1918 г., указывалось: «Российская Академия наук считает своим долгом обратить внимание Совета Народных Комиссаров на тяжелое положение одного из ее почетных членов Николая Михайловича Романова, б. великого князя, давно известного ей своими плодотворными трудами на пользу русской науки.

С конца 1870-х гг. Николай Михайлович уже выступал с работой, касающейся чешуекрылых… и продолжал печатать целый ряд мемуаров, посвященных их изучению и появившихся в течение последующих десятилетий прошлого века… Вскоре затем Николай Михайлович принес в дар Академии, вместе с оставшимися экземплярами роскошного своего издания, и «беспримерную по своей ценности и научному значению» коллекцию в 110 220 экземпляров палеарктических бабочек, благодаря которой Зоологический музей Академии стал обладателем “одного из богатейших, если не единственного в мире собрания” подобного рода, составленного преимущественно из сборов русских путешественников.

С начала нынешнего столетия Николай Михайлович перенес главный центр своих занятий в область изучения русской истории нового времени. По появлении монографии о князьях Долгоруких (1901), выдержавшей в течение двух лет два издания, он напечатал весьма ценное исследование о графе Павле Александровиче Строганове в трех томах (1903) и, таким образом, естественно, перешел к эпохе Александра I, на детальной разработке которой он преимущественно сосредоточил свое внимание: одновременно с изданием нескольких важнейших источников, касающихся этого времени, каковы, например, донесения послов императоров Александра I и Наполеона I…

…Признавая весьма желательным предоставить возможность Николаю Михайловичу продолжать свою плодотворную работу на пользу русской науки, Академия ходатайствует о его освобождении».

На письме академика имеется резолюция Наркома просвещения А.В. Луначарского: «Глубоко сочувствую этому ходатайству. На мой взгляд, Ник. Мих. Романов должен был быть выпущен давно. Прошу рассмотреть на ближайшем заседании Совнаркома».

Ходатайство Академии наук поступило в Совнарком лишь 4 января 1919 г., а двумя днями позже Николай Михайлович пишет личное письмо А.В. Луначарскому:

«Седьмой месяц пошел моего заточения в качестве заложника в Доме предварительного заключения. Я не жаловался на свою судьбу и выдерживал молча испытания. Но за последние три месяца тюремные обстоятельства изменились к худшему и становятся невыносимыми. Комиссар Трейман, полуграмотный, пьяный с утра до вечера человек, навел такие порядки, что не только возмутил всех узников своими придирками и выходками, но и почти всех тюремных служителей, может во всякую минуту произойти весьма нежелательный эксцесс.

За эти долгие месяцы я упорно занимаюсь историческими изысканиями и готовлю большую работу о Сперанском, несмотря на все тяжелые условия и недостаток материалов.

Убедительно прошу всех войти в мое грустное положение и вернуть мне свободу. Я до того нравственно и физически устал, что организм мой требует отдыха, хотя бы на три месяца. Льщу себя надеждою, что мне разрешат выехать куда-нибудь, как было разрешено Гавриилу Романову выехать в Финляндию. После отдыха готов опять вернуться в Петроград и взять на себя какую угодно работу по своей специальности, поэтому никаких коварных замыслов не имел и не имею против Советской власти.

Просил бы эти строки довести до сведения Народного Комиссара Луначарского или просто передать их ему.

Николай Михайлович Романов.

6 января 1919 г.

Дом предварительного заключения

Камера № 207».

Заседание Совнаркома, рассматривавшего этот вопрос, состоялось только 16 января 1919 г. Председательствовал на нем В.И. Ленин.

На заседании Совнаркома выступил председатель Вологодского губисполкома и член губкома РКП(б) тов. Ш.З. Элиава, который отметил:

«Никаких конкретных данных, изобличающих Н. Романова в контрреволюционной деятельности, у меня не имеется. За время пребывания Романова в Вологде в ссылке (с апреля по июль 1918 г.) наблюдение установило частные сношения Романова с Японским правительством. Вообще он вел в Вологде замкнутый образ жизни.

Из личных бесед с ним я вынес впечатление о нем, как о человеке большого ума и хитром.

Вообще же считаю, что он для нас совершенно не опасен».

В результате обсуждения вопроса на Совнаркоме было принято расплывчатое и двусмысленное решение:

«Запросить Петроградскую ЧК и т. Элиава и отложить разрешение этого вопроса до получения ответа, если т. Луначарский не представит до тех пор исчерпывающих данных».

Трудно понять, какие «исчерпывающие данные» должен был предоставить А.В. Луначарский – труды Николая Михайловича или коллекцию бабочек из Зоологического музея. Однако вывод ясен, что «верховные комиссары» очередной раз сделали маневр, чтобы уйти от прямой ответственности за судьбу великих князей. В другом месте – в Президиуме ВЧК, прекрасно понимали ситуацию, принимая постановление об «утверждении к лицам быв. царск[их] княз[ей] Романовых» высшей меры наказания.

17 января 1919 г. из Совнаркома в Петроградскую ЧК была направлена следующая депеша:

«Российской Академией Наук внесено через тов. Луначарского в Совет Народных Комиссаров ходатайство об освобождении б. вел. князя Н.М. Романова.

В заседании от 15-го января с. г. Советом Народных Комиссаров постановлено запросить заключения Петроградской Чрезвычайной Комиссии и отложить разрешение этого вопроса до получения ответа».

Мы не располагаем пока сведениями, каким образом чекисты «разбирались» с делом «великокняжеских заложников», но по ходу переписки между Совнаркомом и ЧК можно предположить ведение «двойного» делопроизводства, по подобию «двойной бухгалтерии». Уже через два дня в Москву пришла телеграмма из Петрограда:

«В ответ на Ваше отношение от 17-го января с. г. за № А/326, Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Союзе Коммун Северной Области доводит до Вашего сведения, что на заседании Президиума Чрезвычайной Комиссии от 24-го декабря 1918 года по вопросу о заложниках – членах бывшей императорской фамилии было постановлено запросить ВЧК, как поступить с указанными выше заложниками, присовокупив мнение Президиума, что их следует немедленно расстрелять. Полученный нами ответ гласит, что предлагаемая нами упомянутая мера наказания утверждается Президиумом ВЧК и Центральным Исполнительным Комитетом.

Принимая во внимание все вышеизложенное… Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Совете Коммун Северной Области полагает, что не следовало бы делать исключение для б. великого князя Н.М. Романова, хотя бы по ходатайствам Российской Академии Наук».

Не правда ли, весьма странная «челночная дипломатия» по получению желаемого ответа: Москва в лице Совнаркома запрашивает Петроградскую ЧК, Петроград в свою очередь ссылается на Президиум ВЧК, то есть на ту же Москву. Однако цель достигнута: общее мнение одобрено, «дело» прошло по кругу и при желании можно «затерять концы» в коллективной ответственности за очередное преступление. Осталось только поставить «точку над i». Действовали по принципу: «Лучший враг – мертвый враг». На согласование команды по постановке последней точки ушло еще несколько дней. В результате многоходовой переписки великие князья Николай Михайлович, Павел Александрович, Дмитрий Константинович и Георгий Михайлович были расстреляны. Это произошло глубокой ночью 27 января 1919 г. во дворе Петропавловской крепости «в порядке красного террора», т. е. за несколько дней до отмены смертной казни. Позднее появилась версия, что казнь была произведена в ответ на «злодейское убийство в Германии товарищей Розы Люксембург и Карла Либкнехта».

31 января 1919 г. в петроградских газетах появилось лаконичное сообщение: «По постановлению Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией С[оюза] К[оммун] С[еверной] Области] расстреляны бывшие великие князья Романовы Павел Александрович, Николай Михайлович, Дмитрий Константинович и Георгий Михайлович».

Очевидно, слишком абсурдным показался привычный довод о политической необходимости вырвать монархическое знамя из рук контрреволюции. В связи с этим запустили новую версию, о которой вполне серьезно упоминает графиня М.Э. Клейнмихель: «Я слыхала, что Ленин, за несколько дней до совершения этого преступления, собирался выдать приказ об освобождении великих князей. Этот приказ должен был быть в то же утро доставлен Максимом Горьким в Петербург. Большевик Петерс телеграфировал председательнице ужасной кровавой комиссии для борьбы с контрреволюцией Яковлевой: “Приказ об освобождении великих князей подписан. Примите надлежащие меры”. Эта двусмысленная телеграмма была истолкована Яковлевой на свой лад, и думается, что и Петерc послал не без задней мысли такую телеграмму. В морозную январскую ночь четверо великих князей были выведены из тюрьмы в Петропавловскую крепость и там расстреляны…»¹⁰²⁴.

Не правда ли, все это напоминает хорошо знакомое школьное упражнение по грамматике с пропущенной запятой: казнить нельзя помиловать?! Однако была другая грамматика в действии и рано или поздно, документ с распоряжением расстрела великих князей станет достоянием гласности.

Эпилог

Прошло девяносто лет после гибели ряда представителей династии Романовых. Сегодня Россия вновь на рубеже «перелома» истории и многие «легендарные» события революций и Гражданской войны всеми нами переосмысливаются с точки зрения реалий и объективности. Невольно задаешься вопросом: почему все именно так произошло и могло ли быть по-другому?

В течение всей истории советского общества образ последнего императора Российского, как правило, преподносился нам в тенденциозном и негативном свете, как образ Николая Кровавого – врага жестокого и коварного. Документы свидетельствуют, что в самодержце, как и в любом смертном, были и положительные, и отрицательные стороны. Однако ему не откажешь в проявлении воли, благоразумия и искреннего патриотизма. Каждый из читателей, соприкоснувшийся с этими драматическими страницами истории России, видит прежде всего то, что ему импонирует, что он желает увидеть. Мы же старались показать события с полярных граней происходящего, с позиций противоборствующих лагерей, показать восприятие этих событий через призму отдельных представителей императорской фамилии и, самое главное, изложить все максимально языком фактов, архивных документов и свидетельств очевидцев.

Грозные события Февральской революции, как мы видели, Николай II встретил при неблагоприятных обстоятельствах раздора Императорского Дома, фактически в политической изоляции и надломленном духовном состоянии, среди всеобщего нарастающего мятежа и надвигающейся разрухи. Все жаждали обновления, но каждый представлял это обновление на свой лад. После отречения царя, а фактически его низложения, бывшие недавние венценосные кумиры стали политическими заложниками новой власти. Но тень более чем 300-летней династии Романовых продолжала тревожить и Временное правительство, и Петросовет. Схватка за власть продолжалась и после свержения самодержавия уже между новыми политическими силами, а проблемы кризиса и разрухи в стране все более усугублялись.

Обвинения Николая II во всех грехах после его устранения с течением времени становились все менее состоятельными, так как в государстве при новых правителях не становилось (мягко говоря) лучше. Вспоминаются доводы императора при отречении от престола относительно «правительства доверия» и его состава, которые он приводил Н.В. Рузскому и которые позднее были опубликованы в интервью генерала журналистам: «Основная мысль Государя была, что он для себя в своих интересах ничего не желает, ни за что не держится, но считает себя не вправе передать все дело управления Россией в руки людей, которые сегодня, будучи у власти, могут нанести величайший вред родине, а завтра умоют руки, “подав с кабинетом в отставку…”. Государь перебирал с необыкновенной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в ближайшие времена в качестве ответственных перед палатами министров, и высказывал свое убеждение, что общественные деятели, которые, несомненно, составят первый же кабинет, – все люди совершенно неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться со своей задачей»¹⁰²⁵. Прогноз Николая II оказался верным.

Лидеры оппозиции, критиковавшие самодержавие, оказались лишь временщиками и плохими управленцами, не способными вывести из охватившей страну политической анархии и экономического хаоса. Не лучше было и положение на фронте. Романовы были отодвинуты на второй план, но продолжали оставаться в роли «громоотвода» при кризисных политических ситуациях.

Временное правительство назначило Чрезвычайную Комиссию по расследованию злоупотреблений царских сановников, но, несмотря на пристрастное следствие, было вынуждено признать, что все обвинения и нападки на Николая II и его супругу не имели фактического основания. Тем не менее арест с царской семьи снят не был и начавшийся крестный путь в Тобольск завершился плахой в Екатеринбурге.

Бывший английский военный министр У.Черчилль позднее писал в своих мемуарах о Первой мировой войне и российском императоре:

«Ни в одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией и Колчак – флотом. Кроме того, никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами – держаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы.

…В марте царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна.

Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерять по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.

В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал работу, кто начертывал план борьбы; порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании?.. Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять? Вот – поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный порыв русских армий, спасший Париж в 1914 г.; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 г. непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки большие и страшные, – тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру – к этому моменту выиграл войну для России.

Вот его сейчас сразят. Вмешивается темная рука, сначала облеченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех его любящих предают на страдание и смерть. Его усилия преуменьшают; его действия осуждают; его память порочат… Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых; людях честолюбивых и гордых духом; отважных и властных – недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемая червями»¹⁰²⁶.

Однако были и другие высказывания о Николае II английского политического деятеля Д. Ллойда Джорджа, которые часто цитировали в советские времена: «Заговорщиками, свергнувшими царизм, были, в сущности говоря, царица и Распутин; помощь в свержении царизма им оказали неспособные министры, которых сами выдвигали и которым оказывали поддержку царица и Распутин. Царь, сам того не сознавая, был главою заговора… Существовала корона, но без головы»1027.

Посеявшие ветер Февральской революции пожали бурю Октября, которая не только разрушила радужные перспективы, но поломала и оборвала судьбы многих, привела страну на грань катастрофы. Известно, что год спустя, незадолго до смерти, бывший начальник Генерального штаба М.В. Алексеев, стоявший у истоков организации Белого движения, говорил, что «никогда не прощу себе»¹⁰²⁸ той роли, которую он сыграл в отречении царя. Многие из уцелевших политических и военных лидеров, оказавшись за кордоном, еще долго изводили перья, чернила и бумагу, пытаясь задним числом оправдать свои поступки и действия, просто и коротко определявшиеся – «государственная измена».

Роль «громоотвода» была сохранена за Романовыми и после Октябрьской революции. Однако раскол общества, вылившийся в Гражданскую войну, изменил ситуацию. Новая волна революционеров, в массе своей воспитанная на примерах Великой французской революции, Робеспьера и Марата, во многом подражала им и опасалась возникновения российской «Вандеи». Следует заметить, что «реального» или сколько-нибудь значительного монархического заговора не было ни при Временном правительстве, ни при Советской власти. Тем не менее многие политические события, происходившие в России, преподносились с позиций реальной угрозы реставрации самодержавия и восстановления прежних порядков. Большой ажиотаж в это дело вносили периодически распространявшиеся слухи об очередном побеге или убийстве Николая II. Опровержение слухов давалось в прессе, что в какой-то степени (преднамеренно или нет) подготавливало общество к самым непредсказуемым событиям. Постепенно готовилась планомерная акция по уничтожению Романовых, и срок ее все приближался по мере того, как более зыбким становилось положение новой власти.

Впоследствии А.Ф. Керенский, комментируя сложившуюся ситуацию в России, отмечал: «Ленин был сторонником беспощадного террора без малейшего снисхождения. Только так меньшинство может навязать свою власть в стране. Когда, уже будучи в эмиграции, я спрашивал друзей Ленина из членов левых партий Европы или из меньшевиков о различиях между Лениным и Сталиным, все говорили: в отношении к террору различий между ними не было».

Таких же взглядов на террор придерживался и один из идейных вождей революции Л.Д. Троцкий. Идеи революционного террора в условиях Гражданской войны разделяли многие местные партийные организации. Это была вторая после Февральской революции волна требований о суде и казни Романовых. Так, 4 июля 1918 г. на имя вождя «мировой революции» из Петрограда поступила телеграмма:

«Коломенская организация большевиков единогласно постановила требовать от Совнаркома немедленного уничтожения всего семейства и родственников бывшего царя, ибо немецкая буржуазия совместно с русской восстанавливает царский режим в захваченных городах. [В] случае отказа [в] этом, решено собственными силами привести в исполнение это постановление.

Коломенский районный Комитет большевиков»¹⁰²⁹.

Таким образом, сложилась довольно острая ситуация, в Кремле оказались перед жесткой дилеммой: казнить или миловать Романовых? Ответственность за сложившееся положение в полной мере нес главный «куратор» дела Романовых – председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов.

Вывозить Романовых с Урала в центр России, по мнению руководителей акции, было рискованно, проведение судебного процесса над Николаем II (как планировалось) в новой нестабильной обстановке было чревато непредсказуемыми последствиями. Осудить на смерть всю царскую семью было невозможно. Требования немцев о выдаче Александры Федоровны, ее сына Алексея и немецких принцесс могли стать реальностью. Выход был найден самый простой, но жестокий и бесчеловечный. По отношению к Романовым был попран один из принципов цивилизованного государства: каждый отвечает только за себя, а не за поступки членов своей семьи.

В центре отдавали себе отчет в совершенном злодеянии, ибо обнародовали сообщение только о казни Николая II. О судьбе остальных Романовых предпочитали умалчивать. В дипломатической же игре шло затягивание времени и постыдный торг «душами усопших». Советский полпред в Берлине А.А. Иоффе 10 сентября 1918 г. официально обратился в МИД Германии с предложением обменять бывшую царицу на Либкнехта…

За границей, начиная с 20-х годов, вышло немало книг, посвященных судьбе царской семьи. В некоторых из них утверждается, что Советское правительство нашло выход из «пиковой ситуации» с расстрелом Романовых, списав все грехи на самодеятельность местных функционеров и примерно наказав их. В частности, в книге английского корреспондента Р. Вильтона «Последние дни Романовых» (Берлин, 1923), указывается:

«Советская “Правда” в сентябре 1919 г. сообщила, что революционный суд, заседавший 4/17 сентября 1919 г. в Перми, в помещении Совета, судил 28 человек за убийство царя, его семьи и свиты, всего 11 человек. Среди обвиняемых – 3 члена Екатеринбургского совета, Грузинов, Яхонтов, Малютин; 2 женщины, Мария Апраксина, Елизавета Миронова. Прения доказали, что жертвы погибли от пуль. Яхонтов утверждал, что он организовал убийство главным образом с целью набросить тень на Советское правительство, так как с переходом в партию социал-демократов стал его противником… Яхонтов был приговорен к смертной казни за убийство царя. Грузинов, Малютин, Апраксина и Миронова были признаны виновными в краже царских вещей и тоже приговорены к смерти. Приговор был приведен в исполнение на следующий же день…»¹⁰³⁰.

Информация об этом, по нашему мнению, мифическом процессе перекочевала в работы некоторых современных исследователей. Так, например, в них упоминается: «Приговор привели в исполнение на следующий же день. В состав Следственного комитета об убийстве Императора Николая II вошли… Янкель Свердлов, главный организатор убийства Царской Семьи, шесть его сородичей и трое русских»¹⁰³¹. Любовь к сенсациям углубляет историю, но порой уводит от истины. В данном случае необходимо искателям сенсаций напомнить, что Я.М. Свердлов скоропостижно скончался 16 марта 1919 г., т. е. задолго до начала судебного «процесса».

Любопытно, что ни один из советских и российских историков не видел этого материала в «Правде» и не упомянул о нем. Не видели его и мы. В чем дело?! Возможно, заграничное отделение РОСТА распространило эту информацию (или дезинформацию) со ссылкой на авторитетный советский источник. Может быть, это заметка какой-то провинциальной газеты с громким одноименным названием. Это еще одна тайна, требующая ответа в ближайшем будущем. Пока же определенно можем утверждать, что, по сообщениям местных газет Урала за 1919 г., «18 и 19 сентября в Пермском Революционном Трибунале рассматривалось шесть дел, из коих четыре имели широкое политическое значение». О процессе не сказано ни слова. О делах, имеющих «широкое политическое значение», можно только догадываться.

Однако наш поиск дал некоторые результаты в этом направлении. Известно, что после эвакуации из Екатеринбурга большинство чекистов (исключая тех, кто перебрался в Москву) обосновалось в Вятке. Возглавил ЧК Михаил Александрович Медведев (Кудрин). В начале 1919 г. Наркоматом юстиции и Следственной комиссией Верховного Революционного Трибунала было возбуждено дело по обвинению членов Вятской губернской ЧК в «преступлении по должности». Под следствие попали: М.А. Медведев – председатель коллегии, С.О. Хохряков – помощник заведующего агентурным отделом, а также В.А. Ведерников, Г.М. Суббоч, М.И. Яворский, А.В. Мешин, Б.И. Иевлев, Айзенберг, И.И. Родзинский, Горин, Петров, Почитаев, Никитин, Карпов, Бройдо.

Все они обвинялись в превышении власти, расстреле без основания ряда лиц, в преступлении по должности. Среди 12 пунктов обвинения значился и такой: «Расстрелянных добивали прикладами и рубили шашками. Солдаты из отряда ЧК занимались мародерством и все отнятое имущество поделили тут же. При расстреле присутствовали председатель ЧК Медведев и др. члены коллегии»¹⁰³². Однако тут же нашлись заступники, в ходатайстве от 13 января 1919 г. в Комиссию по расследованию злоупотреблений Вятской Чрезвычайной Комиссии значилось: «Ознакомившись с Вашим постановлением об аресте членов Вятск. Губ. Чрезвыч. Комиссии, обвиняемых [в] расстреле администрации и надзора Вятского рабочего дома: Петрова, Медведева, Хохрякова, Почитаева, Мешина, Суббоча, Иевлева, Яворского, Бройдо, Ведерникова и Никитина, которые все принадлежат к членам Росс. Комм. Партии, мы нижеподписавшиеся члены Уральского Областного Комитета Росс. Комм. Партии и члены Областного Совета Р. К. и Арм. Деп. Урала Александр Георгиевич Белобородов и Георгий Иванович Сафаров, ссылаясь на постановление Совета Рабоче-Крестьянской Обороны, просим указанных выше лиц аресту не подвергать, причем заявляем, что они от следствия и суда не скроются и явятся по первому вызову Комиссии. А. Белобородов. Г. Сафаров. 13/1–19 г. г. Вятка»¹⁰³³.

Дело сразу же стало тормозиться. Использовались любые способы. На требования Верховного Трибунала о явке ряда сотрудников «для ознакомления с следственным материалом освобожденных под Ваше поручительство», А.Г. Белобородов телеграфировал: «Ваша телеграмма получена 3 марта. Адреса Горина, Родзинского, Айзенберга неизвестны. Они выехали по распоряжению Уральского Комитета РКП»¹⁰³⁴.

В конечном итоге склока между Вятским Совдепом и Вятской ЧК вылилась в следующее решение Наркомата юстиции от 4 апреля 1919 г.:

«Слушали: 1. По докладу Д.И. Курского о ревизии Вятского городского Совета Раб. и Кр. Депутатов.

Постановили: Передать дело в интересах беспристрастия и ввиду привлечения членов Городского Совета – в Верховный Трибунал»¹⁰³⁵.

Таким образом, и исполнители «грязных дел» могли чувствовать себя в относительной безопасности. Не было и оправдательных публикаций об обстоятельствах гибели Романовых. Наоборот, в центральной прессе, в тех же «Известиях» 20 июля 1918 г. по поводу казни Николая II делалось заверение:

«Этим актом революционной кары Советская Россия дала торжественное предупреждение своим врагам, мечтающим о восстановлении царской старины или даже дерзающим посягать на нее с оружием в руках. Помещики и буржуазия за последнее время слишком ясно показали, что они стремятся к реставрации самодержавия и монархической диктатуре: везде, где они с помощью иностранных штыков получили возможность выявить свои затаенные вожделения, они, как на Дону и Украине, поспешили восстановить царские порядки. Они объявили рабоче-крестьянской России смертельную войну, которая не может кончиться примирением, а должна неизбежно закончиться гибелью той или иной стороны…»

Имена представителей династии Романовых даже после их гибели активно использовались противоборствующими сторонами в политической и вооруженной борьбе. Организаторы белогвардейского движения и монархисты в корыстных целях объявляли то тут, то там о чудесном спасении Николая II, цесаревича Алексея и других членов царской семьи. Точно так же имя Михаила Романова использовали вплоть до 1922 г., призывая объединяться под его знаменами в военном походе против Советов и большевиков.