Текст книги "Романовы. Последние дни Великой династии"

– Точь-в-точь как при Императорском правительстве, но только у большевиков все выходит в более карикатурном виде. То же держимордство, что и прежде, такой же шемякин суд, такое же взятничество.

К прошлому режиму Сергей Михайлович относился отрицательно…»⁹⁵⁹.

Молодые князья Константиновичи и В.П. Палей в начале ссылки были как будто совсем не удручены своим положением. Константин Константинович как-то даже сказал: «Мы, в сущности, рады нашему изгнанию. По крайней мере, узнаем жизнь и людей, которых, к сожалению, не знали»⁹⁶⁰.

В белогвардейских следственных материалах по делу убийства царской семьи сохранились показания П.А. Леонова о пребывании князей Романовых в Екатеринбурге: «Игорь Константинович обратился ко мне с просьбой найти ему и другим великим князьям комнаты. Он говорил при этом, что жить в гостинице им “дорого”, так как у них нет средств… Мы ходили к жилищному комиссару Жилинскому, чтобы получить право на эти комнаты… Он не дал разрешение на комнаты… Несколько раз я после этого бывал у князя в номере. Я предлагал ему скрыться и предлагал свой паспорт ему. Игорь Константинович говорил, что он не сделал ничего худого перед Родиной и не считает возможным поэтому прибегать к подобным мерам. Он высказывал при этом: “Я чувствую, что нам здесь жить не позволят. В Вятке к нам тоже хорошо относилось население. Нас оттуда перевели сюда. Отсюда тоже переведут”. Во вторник на Фоминой неделе (т. е. 14 мая. – В.Х.), когда я был у князя, какой-то красноармеец принес ему бумагу. Там говорилось, что все князья должны переселиться в Алапаевск, согласно постановлению местных «комиссаров»…»⁹⁶¹.

17(30) апреля 1918 г. в Екатеринбург были привезены Николай II, Александра Федоровна и их дочь Мария, 23 мая – все остальные члены царской семьи.

В середине мая, когда в Екатеринбурге оказались почти все сосланные на Урал Романовы, Уральский Совдеп решил «рассредоточить» их, отправив часть членов императорской фамилии в Алапаевск. Это вызвало протест великого князя Сергея Михайловича, который 13 мая телеграфирует В.И. Ленину и Я.М. Свердлову из Екатеринбурга:

«Выслан из Петрограда 2 апреля [в] Вятку с правом свободного проживания. Через месяц [по] постановлению губернского съезда Советов выслан [в] Екатеринбург. Ныне постановлением областного Совета высылаюсь [в] Алапаевск. Болен ревматизмом, суровый климат заставляет просить перевести меня в Вологду или Вятку. Сергей Михайлович Романов»⁹⁶².

Почти одновременно в телеграмме Екатеринбургского Совдепа от 14 мая 1918 г. сообщалось:

«Из Екатеринбурга.

Два адреса. Москва. Ленину. Свердлову.

Высланные (правильно, высылаемые. – В.Х.) [из] Екатеринбурга бывшие великие князья хлопочут [об] оставлении их [в] Екатеринбурге. Это, по мнению Облсовета, невозможно. Мы постановили выселение их [в] Алапаевск Верхотурского уезда. Предоблсовета Белобородов»⁹⁶³.

Получив эти телеграммы, Я.М. Свердлов дает следующий ответ:

«Екатеринбург. Сергею Михайловичу Романову.

Ходатайство Ваше [о] переводе Вас [в] Вологду отклонено.

Председатель Всероссийского Центрального

Исполнительного Комитета [Свердлов]»⁹⁶⁴.

Многие детали происходивших событий уточняет так называемое «Дело прокурора Екатеринбургского Окружного суда Иорданского об убийстве великих князей»⁹⁶⁵. Оно было вывезено из Екатеринбурга прокурором Иорданским, осуществлявшим надзор за следствием по делу царской семьи в 1918–1919 гг. Позднее в Семипалатинске прокурор был арестован и расстрелян. В деле сохранился документ, уникальность которого в том, что здесь приведены автографы, подлинные росписи алапаевских ссыльных.

Приведем документ полностью:

«Постановление областного Совета нам объявлено, и мы, нижеподписавшиеся, обязуемся быть готовыми к 9 ¹/₂ часа утра для отправки на вокзал в сопровождении члена Уральской областной чрезвычайной комиссии 19 мая 1918 года.

[Великая княгиня] Елизавета Федоровна, настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия. Князь Иоанн Константинович. Княгиня Елена Петровна. Князь Константин Константинович. Князь Игорь Константинович. Князь Владимир Палей. [Великий князь] Сергей Михайлович Романов»⁹⁶⁶.

Стоит отметить, что в Алапаевск 18 мая 1918 г. была направлена телеграмма Уральского областного Совета, в которой сообщалось:

«Постановлением [Уральского] облсовета высылаются [в] Алапаевск бывшие великие князья. Примите их представителя Чрезвычайной Комиссии Булачева. Нахождение их [в] Алапаевске [на] вашей ответственности.

Предоблсовета Белобородов»⁹⁶⁷.

По некоторым данным, кроме Булачева, Романовых сопровождали в Алапаевск еще трое сотрудников Уральской обл. ЧК: А.Г. Кабанов, Гринберг и Гольдфарб.

20 мая 1918 г. все расписавшиеся оказались в г. Алапаевске Верхотурского уезда, неподалеку от Екатеринбурга. В этот день было принято постановление Алапаевского исполкома. До нас дошла копия этого постановления:

«1918 года 20 мая Исполнительного Комитета заслушав докладчика тов. Булычева (так в документе. – В.Х.) о содержании бывших князей постановил:

Ввиду неполучения инструкции от [Уральского] областного Совета впредь до рассмотрения названного вопроса в местном Совдепе разместить бывших князей в здании народного училища 3-го начального с приставлением внутренней и наружной охраны, о чем и объявить названным гражданам право свободного посещения города до 8 часов вечера.

Члены: Г. Абрамов, Е. Соловьев, П. Останин.

Сергей Михайлович (в копии документа ошибочно указано Сергей Николаевич. – В.Х.) Романов, Елизавета Федоровна – настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия. Иоанн Константинович Романов, Константин Константинович Романов, Елена Петровна Романова, князь Игорь Константинович, князь Владимир Палей.

С подлинным верно:

Председатель Гр. Абрамов.

Секретарь Д. Перминов»⁹⁶⁸.

На документе имеется печать: «Алапаевск. Сов. Раб., Крестьянск. и Солд. Депут.».

Ко времени ссылки Романовых в Алапаевск город имел двухсотлетнюю историю. Один из «первенцев» петровской металлургии, Алапаевск был основан в 1704 г. и был старше Екатеринбурга. Перед Первой мировой войной в нем было всего 10 тыс. жителей, но слава алапаевского кровельного железа, выпускаемого на местном заводе, была мировой. Считалось, что алапаевское железо с клеймом «старый сибирский соболь» могло не ржаветь более 100 лет. В 1912 г. Алапаевск был соединен железной дорогой с Нижним Тагилом и Екатеринбургом. Романовы были помещены в каменном здании так называемой Напольной школы, расположенной на окраине Алапаевска. Это здание имело 4 большие и 2 маленькие комнаты с коридорной системой, в которых кроме князей размещалась и дежурная охрана красноармейцев. Угловую комнату с правой стороны коридора занимали Иоанн Константинович с супругой Еленой Петровной. На первых порах Романовы имели относительную свободу передвижения в черте города и посещали местную церковь. Именно здесь, под Алапаевском, на дне одной из шахт было суждено вскоре завершить свой крестный путь всем, кроме княгини Елены Петровны – супруги князя императорской крови Иоанна Константиновича.

Тюремный режим

Удивительное дело – жизнь алапаевских ссыльных протекала примерно так же, как у Михаила Романова в Перми. Сначала все шло нормально. Допрошенная следователем И.А. Сергеевым 25 октября 1918 г. Александра Кривова, бывшая служанка в доме, где жили великие князья в Алапаевске, рассказала следующее:

«Все вел[икие] князья помещались в здании так наз[ываемой] школы, расположенной на окраине гор. Алапаевска. Это здание имеет 4 большие и 2 маленькие комнаты. Кроме того, в маленькой комнате около входа помещались дежурные красноармейцы.

Все вел[икие] князья были доставлены в Алапаевск в мае месяце, причем сначала им была предоставлена свобода, они могли ходить по городу и гулять в поле. Приблизительно через месяц явились комиссар Кучняков и Ефим Соловьев, объявившие, что из Перми сбежал вел[икий] князь Михаил Александрович и что поэтому будет установлен за всеми строгий контроль. После этого наступила резкая перемена в условиях жизни: прогулки были прекращены, доставка провизии была ограничена до крайности, стали производиться внезапные, ничем не вызываемые обыски, отношение к б[ывшим] вел[иким] князьям со стороны стражи сделалось грубым и резким. Кроме того, у всех были отобраны деньги. Тогда же было приказано выехать из Алапаевска лакеям вел[икого] князя Константина Константиновича] – Ивану и кн[язя] Палея – Крюковских. Выселили также и монахинь, состоявших при Елизавете Фед[оровне], – Варвару Яковлеву и Екатерину Петрову. Супруга вел[икого] кн[язя] Иоанна Константиновича – Елена Петровна сама уехала в Екатеринбург к детям»⁹⁶⁹.

Телеграммы и документы позволяют проследить последовательность развития хода событий. «Побег» великого князя Михаила Александровича был использован местными властями как «детонатор» для ужесточения режима заключения Романовых в Екатеринбурге и Алапаевске. В свою очередь они выразили протест в телеграмме, направленной в 11 ч. 56 мин. 21 июня 1918 г. в Екатеринбургский Совдеп:

«Екатеринбург. Председателю областного Совета. По распоряжению областного Совдепа мы с сегодняшнего дня находимся под тюремным режимом. Четыре недели мы прожили под надзором Алапаевского Совдепа и не покидали здания школы и ее двора, за исключением посещения церкви всегда в сопровождении красноармейца. Не зная за собою никакой вины, ходатайствуем о снятии с нас тюремного режима. За себя и моих родственников, находящихся в Алапаевске,

Сергей Михайлович Романов»⁹⁷⁰.

Алапаевские власти продолжали свое дело, но запрашивая при этом инструкции у Екатеринбурга. 21 июня в 14 ч. 20 мин. они телеграфировали:

«Военная. Екатеринбург. Областной Совет.

Считать ли прислугу Романовых арестованными, давать ли выезд. Основание 4227. Алапаевский Совдеп»⁹⁷¹.

В Екатеринбурге по получении 22 июня алапаевского запроса тотчас же дали ответ, очевидно, составленный по утвержденной ранее инструкции центром:

«Алапаевск. Совдеп.

Прислугу [на] ваше усмотрение, выезд никому [не позволять] без разрешения [в] Москву – Дзержинского, [в] Петроград – Урицкого, [в] Екатеринбург – Облсовета. Объявите Сергею Романову, что заключение является предупредительной мерой против побега, [в]виду исчезновения Михаила [из] Перми [№ 4249]. Белобородов»⁹⁷².

В этот же день – 22 июня 1918 г. Белобородов направляет в центр телеграмму:

«Из Екатеринбурга.

3 адреса: Москва. Чрезвычайная Комиссия Дзержинскому. Совнарком, высланная Бонч-Бруевичу. Председателю [В]ЦИК Свердлову.

[Из] Екатеринбурга Елизавета Федоровна переведена [в] Алапаевск. После побега Михаила Романова [в] Алапаевске нашим распоряжением [по] отношению всех содержащихся лиц Романовского дома введен тюремный режим. [№] 4263. Предоблсовета Белобородов»⁹⁷³.

Одновременно аналогичная по содержанию телеграмма пошла из Екатеринбурга и на берега Невы: «Петроград. Урицкому.

[По] отношению высланных вами великих князей, переведенных [из] Вятки [в] Екатеринбург, нами переведенных [в] Алапаевск, после побега Михаила Романова, введен тюремный режим. [№ 4265]. Предоблосовета Белобородов»⁹⁷⁴.

Как мы видим, согласование шло с тремя инстанциями только в Москве (включая лично В.И. Ленина, Я.М. Свердлова, Л.Д. Троцкого и Ф.Э. Дзержинского), а в ряде случаев извещались в Петрограде Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев и М.С. Урицкий. Так называемый «побег» Михаила Романова был использован властями как повод для ужесточения режима изоляции по отношению к членам династии Романовых, которые находились в руках большевиков.

Напомним читателю, что великий князь Михаил Александрович и его секретарь англичанин Н.Н. Джонсон были тайно похищены чекистами в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. и убиты недалеко от Перми. В печати одновременно было объявлено о похищении белогвардейцами Михаила Романова и непроверенных слухах об убийстве бывшего императора Николая II. Подобная дезинформация была многоцелевой: на фоне ложных сведений об убийстве царя достовернее выглядел «факт» об исчезновении Михаила Романова. Таким образом, исподволь зондировалась реакция народных масс, и подготавливалось общественное сознание о необходимости определения судьбы Николая II во избежание его побега и, наконец, все это позволяло советской власти ввести более жесткий режим по отношению к членам Императорского Дома. Позднее также ложно было объявлено в печати о побеге великих князей из Алапаевска.

Сделаем еще некоторые пояснения. Если верить Р. Вильтону, корреспонденту английской «Таймс» (а верить ему надо во всем с «допуском»), то великая княгиня Елизавета Федоровна, родная сестра императрицы Александры Федоровны, Алапаевск увидела второй раз в жизни. Накануне Первой мировой войны, объезжая монастыри и церкви Урала, она побывала и в Алапаевском соборе. Именно в нем она и была первоначально захоронена после казни чекистов и извлечения убиенных из шахты белогвардейцами.

Удивительна судьба второй женщины, сербской принцессы (дочери сербского короля Петра), супруги князя Иоанна Константиновича Елены Петровны. Подобно графине Н.С. Брасовой, она, оставив детей в Петрограде, последовала за мужем в ссылку. Княгиня Елена Петровна всеми силами пыталась спасти своего мужа от надвигающейся смертельной угрозы. Благодаря ее стараниям, 1 июня 1918 г. на заседании Президиума ВЦИК заслушивается: «Отношение делегата Сербского правительства доктора Шайновича о ходатайстве дочери сербского короля Елены Петровны о разрешении переехать из Екатеринбурга в Вологду вместе со своим мужем Иоганном (так в документе. – В.Х.) Константиновичем и детьми». Однако хлопоты оказались напрасными. Постановление Президиума ВЦИК гласило: «Ввиду того, что постановку на обсуждение вопроса о перемене местопребывания всех бывших великих князей – Президиум считает несвоевременной, – ходатайство доктора Шайновича впредь до разрешения общего вопроса – не рассматривать»⁹⁷⁵.

Лишь незадолго до трагической развязки она покинула Алапаевск, надеясь добиться в центре освобождения мужа. Дальше события развертывались так. В 20-х числах июня личный секретарь королевны сербской С.Н. Смирнов получил полномочия с заверением от Карахана «согласия на прибытие Елены Петровны в Петроград». Причем в Екатеринбургский Совет за подписью Карахана была послана соответствующая телеграмма. После этого в сопровождении майора Жарко Константиновича Мичича и унтер-офицера Милана (Михаила) Божичича, и некоего Георгия Абрамовича, Смирнов и прибыл в Екатеринбург 4 июля 1918 г.

Здесь он нашел жившую в «номерах Артамонова» Елену Петровну. Оказывается, сербская королевна внезапно была задержана в Екатеринбурге.

«Как только княгиня Елена Петровна, – свидетельствовал С.Н. Смирнов 16 марта 1922 г. белогвардейскому следователю Н.А. Соколову, – узнала, что князь Иоанн Константинович переведен на тюремный режим, она сейчас же решила вернуться к мужу…»⁹⁷⁶. При этом она тогда же выдала Белобородову расписку следующего содержания: «Я, гражданка Королевства Сербского Елена Петровна, по мужу Романова, желая разделить тюремный режим мужа, добровольно возвращаюсь в Алапаевск, где обязуюсь переносить тот же режим, принимая на себя все расходы по моему содержанию. Я обязуюсь не обращаться к защите иностранных посольств, а если таковые сделают шаги в мою пользу, я отказываюсь воспользоваться результатами этих шагов. Елена Петровна Королевна Сербская»⁹⁷⁷.

Вот здесь-то и начались «муки» Белобородова и местного ЧК, не знавшего, что им делать; с одной стороны, королевну нельзя было отпускать в Алапаевск, ибо расстрелять ее вместе с остальными Романовыми все же, как подданную иностранного государства, было нельзя. С другой стороны, куда же было девать ее, спрашивали себя чекисты, поскольку в Петроград королевна теперь уезжать не желала. А тут еще, ко всему прочему, начал ходить по всему начальству подряд приехавший не ко времени Смирнов и требовать отправить королевну в Алапаевск.

Она была нежелательным свидетелем подготовки расправы над Романовыми и являлась настойчивой защитницей их прав. Ее требования поддерживали иностранные миссии. Так, в письме сербского посланника Сполайковича в Петроградскую Коммуну от 28 июня 1918 г. указывалось: «Согласно моего ходатайства Совет Народных Комиссаров разрешил дочери Сербского короля княгине Елене Петровне приехать в Петроград из Екатеринбурга, куда я командирую за ней вагон. Ввиду предстоящего ее прибытия, я покорнейше прошу Иностранный отдел Юрисконсультской части Петроградской Коммуны дать распоряжение полномочному комиссару над имуществом Советской Республики гр. Киммелю об отсрочке до прибытия княгини Елены Петровны выселения из Мраморного дворца детей ее Королевского Высочества, а равно и их бабушки Елизаветы Маврикиевны, при которой они живут. Приезд княгини Елены Петровны я ожидаю уже недели через три и я уверен, что со стороны Петроградской Коммуны не встретится препятствий к удовлетворению сего моего ходатайства…»⁹⁷⁸.

Таким образом, сложилась следующая ситуация: князя Иоанна Константиновича не хотели освободить, как представителя Дома Романовых, подлежащего устранению с политической сцены, а княгиню Елену Петровну решили на какое-то время изолировать (как опасного свидетеля, защищенного иностранным подданством). Поводом для ареста княгини послужило появление в Екатеринбурге делегатов сербского посланника вместе со Смирновым. Дальнейшее происходило, по словам Смирнова, таким образом: «Около 8 часов вечера 7 июля наш вагон был окружен. К нам вошли какие-то люди и повели нас всех в чека.

Там мы подождали с полчаса в канцелярии, затем нас попросили наверх в комнату и там нас заперли. Мы были арестованы.

С нами же была Елена Петровна.

Скоро ее увели в соседнюю комнату, а в нашу вошла группа чекистов с неизвестным мне лицом во главе, распоряжавшимся обыском. Это лицо обратило главное внимание на майора и само производило у него личный обыск, обнаружив приемы опытного сыщика. Оно само ломало воротничок майора, осматривало тщательно подошвы его сапог и т[ому] п[одобное].

После этого я вышел в коридор, куда также вышла и Елена Петровна. По-французски она сказала мне: “Это постыдно. Меня обыскивали”. (Обыскивала ее женщина.)

Господин этот, который обыскивал майора, сказал княгине: “Мадам, прошу вас на иностранных языках не говорить”.

Красноармейцы, к которым я обратился за [с] вопросом, сказали мне, что человек этот Юровский, что он комиссар «Дома Романова».

В чека мы просидели до ночи на 20 июля»⁹⁷⁹.

Следует обратиться к материалам допроса княгини Елены Петровны местными чекистами в Екатеринбурге. Так, например, в протоколе допроса от 14 июля она показала следующее:

«Со дня переворота я с мужем и другими его родственниками жили в Петрограде. В марте 1918 года нам предложили выехать из Петрограда и место жительства предоставили нам выбрать самим – Вятка или Пермь. Мы 22 марта выехали в Вятку, где пробыли один лишь месяц, после чего Вятский Совет предложил нам направиться в Екатеринбург. Прожив до 5 мая (по старому стилю. – В.Х.) в Екатеринбурге, мы были отправлены (в количестве семи человек) Обласоветом в Алапаевск. В Алапаевске жили совершенно свободно, но недавно, приблизительно месяц тому назад, всем нам предложили не выходить из отведенного нам дома и поставили к нему стражу.

5 июня (по старому стилю. – В.Х.) я выехала из Алапаевска с разрешения Совета, чтобы посетить своих детей, которые находятся в Петрограде. Прибыв в Екатеринбург, я получила известия, что за мной послана Сербская миссия, и я решила ее дождаться. Миссия прибыла в Екатеринбург 3 июля. Между тем получилось известие, что Михаил Романов бежал из Перми, и в связи с этим я узнала, что мой муж и родственники заключены в тюрьму. Тогда я решила не ездить в Петроград и возвратиться в Алапаевск, чтобы разделить с мужем заключение. С помощью майора Мичич мне удалось выхлопотать разрешение на проезд в Алапаевск английской сестры милосердия (имеется в виду английская подданная Ф.И. Риббул. – В.Х.) и фельдфебеля Божичич. Сама я дала в Обласовет подписку, что добровольно разделяю с мужем заключение. Выехать в назначенный день мы не успели, так как комиссар станции усомнился в правильности документов и не пропустил нас. На другой день мы все, находившиеся в вагоне Сербской Миссии, были задержаны и препровождены в Американские номера (в здании гостиницы Американские номера размещалась Уральская областная ЧК и камеры предварительного заключения. – В.Х.).

С английской сестрой, которая собиралась ехать вместе со мной, я познакомилась недавно у английского консула, когда заходила к нему сдать на хранение некоторые из драгоценностей.

Насколько я выяснила из разговора с ней, она путешествует уже давно: была в разных странах и государствах. Теперь направляется во Владивосток, чтобы ехать на родину. До сих пор она работала на Киевском фронте. Фамилия ее Рибуль (так в документе. – В.Х.). Поехать со мной она хотела просто из любезности.

Гр[ажданин] Смирнов был управляющим моими делами.

Подпись: Елена Петровна Романова, Королевна Сербская»⁹⁸⁰.

В этот же день были допрошены чекистами и члены Сербской миссии, в том числе фельдфебеля Милана Божичич:

«В Россию я приехал в 1916 году, в тот момент, когда формировались в Одессе наши 1-я и 2-я дивизии, вместе с другими сербскими солдатами и офицерами. В штабе 1-й дивизии я состоял на службе до 28 января 1917 года в качестве писаря. А затем был переведен в штаб, находившийся в Одессе. 18 января 1918 г. я вместе со всем штабом выехал из Одессы во Владивосток, но не будучи в состоянии проехать на Восток дальше Челябинска, наши эшелоны изменили путь и поехали на Архангельск. В Вологде я был оставлен и прикомандирован к Сербской Миссии в Москве.

В Миссии я служил в качестве писаря. Жил неотлучно в Москве до 5 июня, когда мы, Мирко Мичич, Сергей Смирнов, Георг Аврамович и я, выехали по приказанию начальника Миссии полковника Лондкевича в Петроград по делам службы. Цель нашей поездки в Петроград, как нам говорил посланник Сполайкович, заключалась в том, чтобы перевезти вещи, принадлежащие Романовой Елене Петровне, из Мраморного дворца на частную квартиру. Но через два дня вслед за нами в Петроград прибыл Сполайкович, который запретил нам перевозить вещи и командировал в Екатеринбург, чтобы сопровождать Елену Петровну до Петрограда. В Екатеринбург мы прибыли 3 июля, и майор Мичич обращался в Обласовет за разрешением проехать в Алапаевск, которое он получил от тов. Белобородова. В воскресенье 6 июля мы были задержаны по неизвестным причинам и препровождены в Американские номера.

Гр[ажданина] Смирнова я знаю уже 10 лет – он жил в Белграде и работал в Министерстве Путей Сообщения.

Английскую сестру, которая находится вместе с нами в Американских номерах, я раньше никогда не видел. Во время стоянки на вокзале Екатеринбург I она посещала нас два раза. Насколько мне известно, Елена Петровна Романова выхлопотала ей в Обласовете разрешение на поездку вместе с нею до Алапаевска и обратно.

Подпись: Милан Божичич.

Допрос снимал член Чрезвычайной Комиссии В. Горин»⁹⁸¹.

Интересен следующий факт. Президиум ВЦИК 25 июля 1918 г. возвращался к этому скандальному вопросу. В протоколе его заседания записано:

«Слушали: 10. Вопрос об ознакомлении с документами арестованных сербов в Екатеринбурге.

Постановлено: Поручить тов. Розенгольцу совместно с представителями Комиссариата] Иностр[анных] Дел и Следственным [отделам] Революционного Трибунала при ВЦИК ознакомиться с арестованными у сербов документами на предмет заключения дальнейшего ведения следствия по делу. Председателем комиссии назначить тов. Розенгольца»⁹⁸².

Однако вернемся к материалам по сербской миссии в Екатеринбурге. Далее член сербской миссии Смирнов дает такую информацию. В ночь на 20 июля Я.М. Юровский забрал из ЧК княгиню Елену Петровну и остальных «сербов». Посадив их в поезд, он «дополнил» число узников графиней А.В. Гендриковой, Е.А. Шнейдер и камердинером А.А. Волковым. 23 июля все они были уже в Пермской тюрьме. Здесь екатеринбуржцы оказались в компании с арестованными по делу Михаила Романова камердинером В.Ф. Челышевым, шофером П.Я. Боруновым и др. Обратим внимание, что «арестанты» из Екатеринбургской тюрьмы были эвакуированы чекистами в Пермь уже после расстрела царской семьи. Напрашивается вывод, что при желании можно было вывезти и узников Ипатьевского дома, но санкции на эту акцию из Москвы не поступало. В противном случае оставался бы на повестке актуальный вопрос, что дальше делать с Романовыми?

Любопытно сравнить документальные сведения, изложенные нами выше, и рукописные воспоминания участника тех событий, чекиста М.А. Медведева (Кудрина), которые были написаны им 6 октября 1957 г. В частности, он отмечал по делу «Сербской миссии», следующее:

«Весной 1918 года в город Екатеринбург прибыла Сербская миссия с письменным разрешением от наркома по военным делам Троцкого на выезд из Алапаевска в Екатеринбург, а отсюда через Москву в Сербию, жены великого князя Ивана Константиновича (правильно, князя императорской крови Иоанна Константиновича. – В.Х.), которая была урожденной сербской королевой – дочерью короля Сербии Петра. Но вместо этого прибывшая Миссия, в лице майора сербской службы Мигича (так в документе. – В.Х.), фельдфебеля Вожетича и управляющего делами сербской королевны – Смирнова, занялась установлением контактов с перевезенной 17 апреля 1918 года в Екатеринбург [семьей] свергнутого царя – в частности, добивалась свидания с самим Николаем II. Такого рода активность показалась подозрительной и Сербская миссия была временно арестована. Доставить великую княгиню Елену Петровну в ЧК было поручено мне. В екатеринбургской Атамановской гостинице мне указали номер, в котором жила княгиня – постучался: навстречу вышла молодая женщина невысокого роста, нос горбинкой. Пригласила войти, я вручил ей ордер на арест и попросил собрать вещи. Она встретила все очень спокойно, выразила сожаление, что ей придется расстаться с мужем, но утешалась тем, что увидит своих детей, которые остались в Петербурге. Подчеркнула, что поскольку по международным законам браки свергнутой династии автоматически расторгаются, то она уже не русская великая княгиня, а королевна Сербская, и что так и будет везде себя именовать. Я взял ее вещи, и мы спустились к извозчику, королевна хорошо говорила по-русски, мы с ней свободно беседовали. В ЧК ее допросили и через несколько дней отправили вместе с приехавшими за ней миссионерами в Москву. Там ее обменяли на захваченных в плен после подавления революции в Венгрии революционеров – Бела Кун, Матиаса Ракоши и других. В 1921 году королевна Елена выпустила у себя в Сербии воспоминания, в которых описала и ее арест в гостинице, и допрос в ЧК – в противовес ходившим тогда за границей легендах о «зверствах ЧК», она отметила исключительную вежливость и предупредительность к ней екатеринбургских чекистов»⁹⁸³.

Каждый читатель может убедиться в тенденциозности воспоминаний чекиста. В частности, в них утаиваются те обстоятельства, что после вывоза из Екатеринбурга «арестантов» сербская королевна Елена Петровна не была освобождена, а находилась под арестом в застенках ВЧК.

Наконец, в своих показаниях белогвардейскому следователю Н.А. Соколову управляющий делами княгини С.Н. Смирнов дал 16 марта 1922 г. следующую информацию о своей роли в деле освобождения Елены Петровны:

«Удалось нам спастись через двоюродную сестру моей жены Ольгу Иосифовну Палтову, проживавшую в Перми. Я написал ей о нашем положении через одного из надзирателей.

Она, получив мое письмо, кинулась сейчас же в Петроград к секретарю сербского посольства Анастасевичу, оставшемуся в Петрограде для архива посольства. Был отправлен курьер Норвежского посольства в Москву к Ленину.

Мы были зачислены за всечека (правильно ВЧК. – В.Х.) и 29 ноября отправлены в Москву. Там мы сразу же попали к Петерсу. Елена Петровна была 2 ноября отправлена на заключение в Кремль и была освобождена во второй половине декабря. 13 ноября был освобожден майор Мичич с солдатами. Я был освобожден 28 февраля 1919 года»⁹⁸⁴.

Таким образом, в конце ноября 1918 г. княгиня Елена Петровна переводится из Перми в Москву, но по-прежнему остается под арестом ВЧК и, в частности, коменданта Кремля т. Малькова. Возможно, княгиня находилась в той камере, где до того содержалась террористка Фани Каплан. Сохранилось свидетельство врача-психиатра С. Мицкевича о состоянии здоровья княгини: «17 ноября мною была освидетельствована, по словесному предложению коменданта Кремля т. Малькова, Елена Петровна Романова (Сербская) со стороны ее психического состояния. Мною констатирован у нее психоневроз в стадии тяжелого психического угнетения… с приступами острой тоски, с мыслями о самоубийстве… Дальнейшее заключение может ухудшить ее психическое состояние и довести до тяжелой душевной болезни»⁹⁸⁵.

Княгиня Елена Петровна Романова направляет 19 ноября 1918 г. ходатайство управляющему делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичу:

«Убедительно прошу Вас заняться делом моего освобождения. Как мать прошу Вас принять участие в тяжелом моем положении. Я страдаю от разлуки с детьми больше, чем можно вынести. Я совершенно невинно осуждена на заключение и во имя человечества прошу меня освободить.

Измученная и больная, прошу Вас обратиться к Совнаркому с просьбой мне разрешить выехать в Норвегию, где сейчас мои дети. С ними я разлучена 8 месяцев и эта разлука меня убивает. Ради памяти Вашей покойной жены, которая сделала столько добра многим матерям, не откажите и Вы помочь совсем несчастной матери.

Королевна Елена Сербская»⁹⁸⁶.

Она была освобождена благодаря вмешательству норвежского атташе Томаса Христиансена. Следует отметить, что свекровь Елены Петровны великая княгиня Елизавета Маврикиевна (урожденная немецкая принцесса) с внуками получила возможность намного раньше уехать в Христианию (Норвегию). По этому поводу Президиумом ВЦИК 2 декабря 1918 г. было принято решение: «Королевну Елену Сербскую освободить, передать ее Норвежскому посольству и не препятствовать ее выезду из пределов РСФСР»⁹⁸⁷. Сохранилось и сопроводительное письмо к этому решению: «Тов. Малькову. При сем препровождается выписка из протокола № 6 засед[ания] Презид[иума] ВЦИК от 2-го декабря с. г. для исполнения»⁹⁸⁸.

Но вернемся к хронике событий в Алапаевске.