Текст книги "Романовы. Последние дни Великой династии"

Закончим описание трагедии следующим документом. 7 июля 1919 г. Н.А. Соколов получил такое предписание (копия – уполномоченному Алапаевским горным округом):

«Приказываю Вам вывезти из гор. Алапаевска на ст. Ишим, Омской железной дороги трупы великих князей: Сергея Михайловича, Иоанна Константиновича, Константина Константиновича, Игоря Константиновича, графа Владимира Павловича Палея, великой княгини Елизаветы Федоровны, Федора Семеновича Ремеза и монахини Варвары Яковлевой. О времени вывоза трупов из г. Алапаевска Вы имеете мне донести телеграфно, указав время отправления их из г. Алапаевска и номер вагона. Вы имеете право требовать от всех военных и гражданских чинов полного Вам содействия к выполнению сего моего Вам приказания.

Главнокомандующий Генерального

штаба генерал-лейтенант Дитерихс.

Начальник Штаба Генерального Штаба

полковник Сальников.

С подлинным верно:

Вр. и. д. начальника Общего отдела полковник Абрамович»¹⁰⁰⁵.

Останки «алапаевских узников» были вывезены в Читу, а затем перезахоронены в склепе храма св. Серафима Саровского при русской миссии в Пекине. Сохранилось письмо атамана Г.М. Семенова к отцу Серафиму от 13 мая 1920 г., в котором значится:

«Уважаемый отец Серафим.

Письмо Ваше получил и с великою радостью и душевным облегчением узнал, что, наконец, Господь Бог помог Вам довести Ваше великое дело если не до конца, то до безопасного пункта.

Прибывший из Пекина генерал-майор князь Тумбаир-Малиновский обо всем подробно меня осведомил, хотя я ни на минуту и прежде не сомневался, что Преосвященный Иннокентий, по долгу верноподданнической преданности и Христианской любви, окажет достойный прием и великий почет останкам Августейших Мучеников: пусть служит прием в Пекине примером всем бывшим верным Царским слугам.

Для содействия по всем нужным вопросам и для присутствования от моего имени, в дальнейшем сопровождении, в России, останков Августейших Мучеников я командирую, вместе с сим, в Пекин генерал-майора князя Тумбаир-Малиновского.

Прошу Вас помянуть меня в своих святых молитвах.

Уважающий Вас Семенов»¹⁰⁰⁶.

Гробы с телами великой княгини Елизаветы Федоровны Романовой и ее спутницы Варвары Яковлевой были переправлены в Иерусалим в церковь Марии Магдалины, где и обрели вечный покой.

Таким образом, сценарий, апробированный большевиками в Перми, во многом был повторен применительно к «алапаевским узникам». Гильотина, запущенная в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. в Перми, продолжила через месяц с небольшим (с 16 на 17 июля) свой кровавый путь в Екатеринбурге, а еще через сутки в Алапаевске. И везде один и тот же почерк беспощадного уничтожения династии Романовых. Однако пляска смерти не была завершена, кровавое колесо продолжало катиться дальше, и новыми жертвами «красного террора» пали великие князья в январе 1919 г. в Петропавловской крепости Петрограда.

В этой цепи преступлений алапаевское убийство великих князей и великой княгини Елизаветы Федоровны было самым бесчеловечным по своей жестокости и цинизму, полностью уличающим убийц в содеянном и раскрывающим подлинное лицо новых «правителей» России.

Глава XII
Петроград: последний акт трагедии

Расстрел Великих князей в Петропавловской крепости

Недалеко от места казни жертв красного террора, в Петропавловском соборе, весной 1992 г. состоялись похороны великого князя Владимира Кирилловича (1917–1992), принявшего от своего отца великого князя Кирилла Владимировича (1876–1938) титул Российского царя в эмиграции.

Не будем касаться нюансов этого запутанного дела, но отметим, что еще несколько лет назад подобная ситуация могла возникнуть только на страницах «крутого» зарубежного детектива или в воображении фантаста. К сожалению, наша российская история порой выдавала сюжеты гораздо страшнее «голливудских фильмов-ужасов» и останки многих из династии Романовых лежат еще в безвестных могилах. Возможно, упомянутый акт захоронения великого князя явится символом примирения, которое когда-нибудь должно наступить: ведь перед лицом смерти все равны – и правые, и виноватые.

Удивительно, но факт. Современные историки располагают большими материалами об обстоятельствах гибели Романовых на Урале, благодаря белогвардейским следователям, чем в тех районах, где таковой возможности сбора информации эти следователи не имели. «Тайной за семью печатями» пока остается гибель (по другим сведениям – смерть) «опального» великого князя Николая Константиновича в конце июля 1918 г. в Ташкенте. Пеленой таинственности окутаны обстоятельства расстрела и захоронения великих князей в январе 1919 г. в Петропавловской крепости. Понятно, что агенты ВЧК, приложившие к этому делу руку, не были заинтересованы в утечке информации и предприняли все усилия к сокрытию следов преступления. Поэтому даже незначительные документальные свидетельства о судьбе великих князей в Петрограде представляют несомненный интерес.

Буквально вслед за высылкой из столицы Михаила Романова в «Красной газете» 26 марта 1918 г. был опубликован следующий декрет, за подписями Г.Е. Зиновьева и М.С. Урицкого:

«Совет Комиссаров Петроградской Трудовой Коммуны постановляет:

Членов бывшей династии Романовых – Николая Михайловича Романова, Дмитрия Константиновича Романова и Павла Александровича Романова выслать из Петрограда и его окрестностей впредь до особого распоряжения, с правом свободного выбора места жительства в пределах Вологодской, Вятской и Пермской губерний…

Все вышепоименованные лица обязаны в трехдневный срок со дня опубликования настоящего постановления явиться в Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией (Гороховая, 2) за получением проходных свидетельств в выбранные ими пункты постоянного местожительства и выехать по назначению в срок, назначенный Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией.

Перемена выбранного местожительства допускается с разрешения соответствующих Советов Раб., Солд. и Крест. Депутатов».

Только благодаря активному вмешательству княгини О.В. Палей в судьбу мужа удалось избежать по состоянию здоровья ссылки великому князю Павлу Александровичу. Но их сыну Владимиру Павловичу Палей отсрочки не дали и через неделю он должен был отправиться в Вятку.

Вскоре в Вологду были высланы великие князья Николай Михайлович и Дмитрий Константинович. В апреле 1918 г. в их компании оказался великий князь Георгий Михайлович, арестованный незадолго до этого патрулем красно-финнов на вокзале в Гельсингфорсе и переданный в Петроградскую ЧК. Арест великого князя оказался случайным, так как после Февральской революции ему с семьей удалось выехать из России. Однако Георгий Михайлович лично решил переждать лихолетье в имении в Финляндии, но тоска и тревога за семью заставили его опрометчиво отправиться в опасную дорогу, что завершилось арестом, стоившим ему жизни.

Режим ссылки в Вологде вначале был такой же, как в Перми и Вятке. В частности, город произвел хорошее впечатление на Николая Михайловича. Простые русские люди предоставили великому князю квартиру на Златоустинской набережной и отнеслись к нему более чем дружелюбно. Николай Михайлович продолжал писать воспоминания и исторические биографические очерки, жил тихо и неприметно, но однообразие провинции, а главное, полная неизвестность ближайшего будущего вызывали у него, по его выражению, «мозговое утомление». В частности, сохранились листки с его краткими поденными заметками за июнь 1918 г. Против каждого дня имеются отметки о наиболее значительных событиях: 16 июня – нота Чичерина, 22 и 23 июня – слухи об убийстве Николая II. Записи прерываются 30 июня. С братьями в Вологде поддерживал постоянную переписку великий князь Сергей Михайлович до введения тюремного режима в Алапаевске. Именно он 21 июня 1918 г. в 11 часов 50 минут по полудню тревожно предупреждал телеграммой с Урала:

«Николаю Михайловичу Романову. Вологда, Златоустинская наб., 6.

Переведен на тюремный режим [и] солдатский паек. Сергей»¹⁰⁰⁷.

«Побег» Михаила Романова вскоре отразился и на положении «вологодских ссыльных». В газетах была помещена информация: «Вологда. 1 июля (ПТА). Арестованы великие князья: Николай Михайлович, Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович». Сначала они были помещены в Вологодскую губернскую тюрьму, а через три недели перевезены Петроградской ЧК в Дом предварительного заключения с перспективой оказаться в казематах Петропавловской крепости. На положение заключенных перевели остававшихся в Петрограде очень больных великого князя Павла Александровича и князя Гавриила Константиновича.

Представляли ли опасность перечисленные выше Романовы для Советской власти?

Павел Александрович был арестован, когда его сына Владимира Палея уже убили в Алапаевске. «Дядя Павел», как его величали в императорском семействе, родился в 1860 г. и являлся четвертым, младшим и единственным на тот момент остававшимся в живых сыном Александра II. Графиня М.Э. Клейнмихель, знавшая с юности великого князя, вспоминала: «Он был ловким танцором, талантливым, выдающимся драматическим артистом, и не будь он принцем царской крови, он достиг бы громкой славы. Все русское общество хорошо помнит, так же как и я, постановку “Бориса Годунова” Алексея Толстого в театре Эрмитажа. Великий князь Сергей, командовавший Преображенским полком и бывший впоследствии московским генерал-губернатором, играл Федора, сына Бориса Годунова, играл весьма посредственно, но зато роль молодого датского принца Христиана, жениха Ксении, отравленного националистами того времени, была блестяще, с большим темпераментом исполнена великим князем Павлом. Находившийся тогда в Петербурге великий итальянский трагик Сальвини был также приглашен на этот парадный спектакль. Он сидел рядом со мной и сказал мне: “Как жаль, что такой большой талант погибает для сцены…”… Все знавшие великого князя могли убедиться в его благородстве. Это была исключительно гармоничная натура. Чрезвычайно вежливый с окружающими, скромный, доброжелательный, он тем не менее всегда сохранял благородство осанки и, как бы ни был он прост в отношениях с людьми, нельзя было ни на минуту забыть, что перед вами – великий князь. Он был большим семьянином, и его любимым занятием было чтение. Вместе со своим братом Сергеем он получил, под руководством адмирала Арсеньева, очень тщательное образование. Преподавателями его были лучшие ученые силы столицы. У него были особенные способности к языкам»¹⁰⁰⁸.

Павел Александрович был дважды женат. Его первая жена – принцесса Александра Греческая – умерла от родов в двадцать один год. От брака было двое детей: дочь – великая княгиня Мария Павловна («Младшая», как ее называли в «семействе» Романовых) и сын – великий князь Дмитрий Павлович, участник убийства Г.Е. Распутина, за что Николаем II был сослан в Персию на фронт в отряд генерала Н.Н. Баратова.

Повторно Павел Александрович сочетался морганатическим браком в Ливорно в 1902 г. с Ольгой Валериановной Пистолькорс (урожденной Карнович). На это бракосочетание не было получено «высочайшее соизволение», что повлекло за собою лишение некоторых прав, присвоенных великому князю как члену императорской фамилии, а также увольнение в отставку и высылку из России. Вынужденные вследствие этого проживать за границей, великий князь с супругой, пробыв около двух лет в Италии, переселились в Париж. Регентом Баварии Ольге Валериановне был пожалован титул графини Гогенфельзен.

Графиня М.Э. Клейнмихель впоследствии писала: «Сколько приятных вечеров мы провели в его прекрасной вилле в Булони! Я часто встречала там супругов Жан де Реске, Райнальда Гана, Поля Бурже с женой, принца и принцессу Мюрат, прелестную графиню Роберт де Фиц Джемс, графиню Пурталес, леди де Грей и многих других»¹⁰⁰⁹.

При первой представившейся возможности, получив разрешение царя, великий князь Павел Александрович со своей женой вернулся на родину, где вскоре получил командование гвардейским корпусом. За боевые заслуги в годы Первой мировой войны он был отмечен Георгиевским крестом. Император Николай II пожаловал супруге Павла Александровича титул княгини О.В. Палей (гетман Палей приходился родственником предкам Карновичей).

В воспоминаниях графини М.Э. Клейнмихель дается описание последней встречи ее с великим князем на свободе в 1918 г.:

«Вместо дорогого лимузина, отвозившего ранее гостей, нас извозчик подвез на маленькую дачу, которую они занимали после того, как у них отняли их великолепный дворец. Я нашла великого князя очень изменившимся. Сохранив все еще свою осанку, свое благородство, он все-таки выглядел исхудавшим, осунувшимся. Как всегда любезный и приветливый, он казался почти счастливым и даже улыбался. Когда его супруга была возле него, ему, казалось, ничего более не надо было: в ее нежности, которой она его окружала, в ее взгляде – для него заключался весь мир. Семейная жизнь их была очень трогательной. Они получили письма от сына, сосланного вместе со своими кузенами на Урал. Княгиня читала мне эти письма, эти стихотворения в прозе, в которых бедный юноша изливал, в возвышенных чувствах, свою душу, что слезы выступали на моих глазах. И этот юноша, с такою чистою душой, умер смертью мученика. Его, вместе с великим князем Сергеем Михайловичем, сестрой Государыни и князьями Иоанном, Константином и Игорем, большевики бросили в яму и зверски убили градом камней»¹⁰¹⁰.

Свое 58-летие великий князь Павел Александрович встретил в Петропавловской крепости и вскоре разделил участь своего младшего сына. По свидетельству современников, великий князь совершенно не интересовался политикой, но это не помешало его казни.

Великий князь Дмитрий Константинович – младший сын великого князя Константина Николаевича, генерал от кавалерии, 59-летний холостяк, был известен в «светском обществе» своим излюбленным изречением: «Берегись юбок». Вел замкнутый образ жизни, занимался коннозаводством и скачками. К началу Первой мировой войны он почти полностью потерял зрение и мог лишь, проклиная судьбу, втыкать флажки в карту военных действий.

Великий князь Георгий Михайлович – сын великого князя Михаила Николаевича, родился в 1863 г. Служил в лейб-гвардии конной артиллерии, генерал от инфантерии, во время Первой мировой войны состоял при Ставке Верховного главнокомандующего. В 1915–1916 гг. с особой миссией ездил в Японию. Он был неплохим рисовальщиком, женат на принцессе Марии Греческой и имел двух дочерей.

Великий князь Николай Михайлович родился в 1859 г. и по традиции, едва родившись, стал шефом 3-й гвардейской и гренадерской артиллерийской бригады, а также других гвардейских частей. Мать мечтала о его блестящей военной карьере, и, чтобы угодить ей, он получает военное образование, занимая впоследствии командные должности в армии. Не будет большим преувеличением сказать, что он был самым творчески одаренным человеком из многочисленной императорской фамилии. Эрудит, знавший шесть языков. Энтомолог, собравший богатейшую коллекцию насекомых и в свои 16 лет за публикацию трудов избранный членом Французского энтомологического общества. Председатель Императорского исторического общества, историк и эксперт по эпохе Александра I, без работ которого не обходится ни один серьезный исследователь. В «семействе Романовых» он слыл «опасным либералом» и получил еще в молодости прозвище «Филипп Эгалите» (член французской королевской династии, представлявший при дворе оппозицию).

Либерал, принимавший активное участие в общественном движении после Февральской революции. Меценат, щедро субсидирующий художников и ученых.

Его брат, великий князь Александр Михайлович (1866–1933), вспоминал: «Его ясный ум, европейские взгляды, врожденное благородство, его понимание миросозерцания иностранцев, его широкая терпимость и искреннее миролюбие стяжали бы ему лишь любовь и уважение в любой мировой столице. Низменная зависть и глупые предрассудки не позволили ему занять выдающегося положения в рядах русской дипломатии, и вместо того чтобы помочь России на том поприще, на котором она более всего нуждалась в его помощи, он был обречен на бездействие людьми, которые не могли ему простить его способности, ни забыть его презрение к их невежеству…

В ранней молодости он влюбился в принцессу Викторию Баденскую. Эта несчастная любовь разбила его сердце, так как православная церковь не допускала браков между двоюродными братом и сестрой. Она вышла замуж за шведского короля Густава-Адольфа, он же остался всю свою жизнь холостяком и жил в своем слишком обширном дворце, окруженный книгами, манускриптами и ботаническими коллекциями»¹⁰¹¹.

Великий князь Николай Михайлович был дружен и поддерживал переписку с великим русским писателем Львом Николаевичем Толстым. В этой переписке отражается все то, чем жила Россия, что мучило ее. Толстой даже прибегает к посредничеству великого князя для передачи Николаю II своего послания – не только для того, чтобы письмо попало прямо «в руки Государю», но и потому, что письмо это могло иметь «хорошие для многих последствия. А к этому, сколько я понял, Вы не можете быть равнодушны»¹⁰¹².

Николай Михайлович с готовностью исполняет просьбы Льва Толстого: вызволить попавших в беду духоборов на Кавказе, способствовать в получении архивных документов, необходимых писателю для работы над «Хаджи-Муратом». В письмах к Льву Николаевичу великий князь делится своими творческими замыслами, впечатлениями от путешествий. Их доверительным взаимоотношениям не мешало расхождение в некоторых позициях, например, в вопросах о частной земельной собственности в России, – мнение их о необходимости перемен едино. «Средства лечения – вот где рознь наша»¹⁰¹³,– писал Толстому великий князь.

Николай Михайлович резко и пророчески отзывался о Первой мировой войне: «…к чему затеяли эту убийственную войну, каковы будут ее конечные результаты? Одно для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты. Мне мнится конец многих монархий и триумф всемирного социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войн. У нас на Руси не обойдется без крупных волнений и беспорядков… особенно если правительство будет бессмысленно льнуть направо, в сторону произвола и реакции»¹⁰¹⁴.

За критику царского правительства, за письмо, которое он написал и передал 1 ноября 1916 г. императору Николаю II, где указывал на гибельность для династии и России проводимый курс политики, и особенно критиковал вмешательства в государственные дела Александры Федоровны, великий князь попадает в «опалу». Положение Николая Михайловича усугубилось тем, что он критиковал царскую чету и подписал коллективное письмо членов «семейства» Дома Романовых после убийства Григория Распутина о смягчении участи великого князя Дмитрия Павловича и князя Ф.Ф. Юсупова. Незамедлительно последовала ответная реакция Александры Федоровны: «Пожалуйста, прикажи Ник. Мих. уехать – он опасный элемент здесь в городе». Через фельдъегеря великий князь получает приказание царя выехать в ссылку в свое имение Грушовку Херсонской губернии. Николай Михайлович не смерился с положением и находился в переписке со многими родственниками и представителями оппозиции, когда исподволь решались судьбы династии и Российской империи. Едва кончается срок ссылки, он появляется в Петрограде и застает события, связанные с отречением Николая II и «не восприятия» верховной власти до решения Учредительного собрания, великого князя Михаила Александровича.

Известно, что 9 марта 1917 г. он пишет письмо А.Ф. Керенскому, где сообщает о своих усилиях заручиться отказами от прав на престол всех великих князей. Многие из этих заверений великих князей в лояльности к новому порядку были опубликованы в прессе. Возможно, ссылка и многие политические перемены в стране заставили Николая Михайловича изменить свои взгляды на государственный строй России. Великий князь даже помышлял об избрании в Учредительное собрание от Тамбова, где владел имением, и обсуждал этот проект с А.Ф. Керенским. Но в июле 1917 г. Временное правительство перечеркивает все эти проекты, приняв постановление о лишении избирательных прав представителей династии Романовых.

Всю жизнь великий князь Николай Михайлович мечтал увидеть возле своего дворца памятник декабристам…

Однако для Советской власти все великие князья являлись в первую очередь представителями контрреволюции, что и показали последующие события. За 60-летнего Николая Михайловича ходатайствовал Максим Горький, но просьба была отклонена. В частности, об этом факте имеется подтверждение в воспоминаниях великого князя Александра Михайловича: «Максим Горький просил у Ленина помилования для Николая Михайловича, которого глубоко уважали даже на большевистских верхах за его ценные исторические труды и всем известный передовой образ мысли.

– Революция не нуждается в историках, – ответил глава Советского правительства и подписал смертный приговор…»¹⁰¹⁵.

Не помогли даже публикации в газетах о заинтересованности мировой научной общественности в трудах Николая Михайловича. Так, например, еще 17 июля 1918 г. «Петроградская газета» извещала своих читателей: «Бывший великий князь Николай Михайлович получил от лейпцигского Брокгауза предложение продать свои сочинения за 5 млн. марок. Литературный архив его покупает Королевская Берлинская Академия. Такие же предложения сделаны и семье покойного Константина Константиновича (Старшего. – В.Х.), литературное наследство которого привлекло внимание германских музеев».

Однако как Николай Михайлович, так и Дмитрий Константинович – брат писателя «К. Р.» (великого князя Константина Константиновича Романова), продолжали ждать своей участи в застенках Петропавловской крепости.

С сентября 1918 г. по декрету Совнаркома Россия стала жить под знаком красного террора и диктатуры ВЧК.

За одно только покушение эсерки Фани Каплан на В.И. Ленина были убиты тысячи заложников; людей, не только не знакомых с Каплан, но за год до того даже не подозревавших о существовании вождя «мировой революции». Между прочим, следствие по этому делу вел все тот же знакомый нам чекист Я.М. Юровский. Расплачиваться за покушение должны были заложники.

В газетах сообщалось: «Петроград. 6 сентября. В “Северной Коммуне” опубликован 1-й список заложников, которые будут расстреляны в случае, если будет убит кто-либо из советских работников. Список начинается бывшими великими князьями: Дмитрием Константиновичем, Николаем Михайловичем, Георгием Михайловичем, Павлом Александровичем, Гавриилом Константиновичем…»

Еще перед расстрелом царской семьи в июле 1918 г. Председателем Совнаркома В.И. Лениным был подписан «Декрет о конфискации имущества низложенного Российского императора и членов императорского дома», в котором говорилось:

«1. Всякое имущество, принадлежащее низложенному революцией Российскому императору Николаю Александровичу Романову, бывшим императрицам: Александре и Марии Федоровнам Романовым и всем членам бывшего Российского императорского дома, в чем бы оно ни заключалось и где бы оно ни находилось, не исключая и вкладов в кредитных учреждениях, как в России, так и за границей, объявляется достоянием Российской Социалистической Советской Республики.

2. Под членами бывшего Российского императорского дома подразумеваются все лица, внесенные в родословную книгу быв. Российского императорского дома: бывший наследник цесаревич, бывшие великие князья, великие княгини и великие княжны и бывшие князья, княгини и княжны императорской крови…»

Сделаем небольшое отступление. Представители многочисленного Императорского Дома Романовых, остававшиеся в России еще на свободе, вынуждены были приспосабливаться к новым советским условиям. Принадлежность к Императорскому Дому теперь являлась небезопасной. Так, в письме управляющего делами князя С.Г. Романовского, направленном 18 августа 1918 г. в Петроградское отделение Наркомата имуществ, говорилось: «Прошу о выдаче мне, на основании имеющейся в делах Комиссариата Имуществ Республики копии родословной книги б. Императорского Дома, удостоверение в том, что мои доверители князь Сергей Георгиевич Романовский герцог Лейхтенбергский и его сестра княжна Елена Георгиевна Романовская герцогиня Лейхтенбергская, ныне графиня Тышкевич, не внесены в означенную книгу. Управляющий делами С. Зиновьев»¹⁰¹⁶.

Центральные и местные советские средства массовой информации продолжали антимонархическую кампанию, нагнетая истерию и страхи заметками, подобными нижеприведенным:

«[1 августа 1918 г.] В Новочеркасске под председательством Родзянко состоялось собрание Союза общественных деятелей. Перводумец Аладьин заявил, что спасение России и возрождение в ее прежних пределах возможно только путем монархии».

«Белоостров, 4 сентября. По полученным из Гельсингфорса сведениям, бывший великий князь Дмитрий Павлович сражается вместе с англо-французами в окрестностях Архангельска. Согласно последним сведениям, Дмитрий Павлович командует отрядом, состоящим из англичан и русских белогвардейцев. Сообщают, что англичане проектируют Дмитрия Павловича посадить на русский престол».

Конечно, информация о великом князе Дмитрии Павловиче это была наглая и заведомая ложь, с целью дезинформации и идеологической обработки населения. «Девятый вал» подобных публикаций накрыл все периодические издания. Харьковская газета «Русская жизнь» 10 сентября 1918 г. писала, что «в Новочеркасске открылся “монархический” съезд, на котором видную роль играет бывший командующий войсками Киевского округа Н.И. Иванов. Съезд намерен организовать во всех городах России “монархические” ячейки, чтобы потом провозгласить старшего из рода Романовых Всероссийским Императором».

Исподволь народу внушалось, что с приходом к власти Романовых будут реставрированы старые порядки, у рабочих будут отобраны фабрики и заводы, у крестьян – земля. Таким образом, оправдывались репрессии по отношению к Романовым, и подготовлялось запланированное уничтожение оставшихся представителей императорской фамилии, символа старого порядка и непримиримого классового врага.

В «Бюллетене Бюро Печати при ВЦИК» № 144 от 2 сентября 1918 г. с удовлетворением отмечались плоды подобной политики: «По поводу монархических демонстраций в киевских ресторанах Украинский Министр внутренних дел предписал участников подобных демонстраций задерживать и отправлять в Россию, “дабы они там могли с честью на деле проявить свою преданность дорогим для них политическим идеям”»¹⁰¹⁷

Разумеется, по замыслу авторов упомянутой заметки «благополучие» таких сторонников в Советской России было бы обеспечено. Примером этому была незавидная участь великих князей.

О последнем периоде жизни великих князей в Петропавловской крепости нам мало что известно. Достоверное единственное свидетельство об обстоятельствах трагического конца четверых великих князей в Петрограде – воспоминания чудом спасшегося князя Гавриила Константиновича, который позднее эмигрировал в Германию:

«15-го августа н[ового] с[тиля] 1918 года меня арестовали по приказанию Чека и, продержав там, в полном неведении несколько часов, отвезли в Дом предварительного заключения… Тюрьма на меня произвела удручающее впечатление.

Особенно теперь, в такое тяжелое время и в полном неведении будущего. Мои нервы сдали. Пришел начальник тюрьмы, господин с седой бородой и очень симпатичной наружности. Я попросил меня поместить в лазарет, как обещал сделать Урицкий. Но постоянного лазарета в Доме предварительного заключения не оказалось, и начальник тюрьмы посоветовал мне поместиться в отдельной камере.

Меня отвели на самый верхний этаж, в камеру с одним маленьким окном за решеткой. Камера была длиной в шесть шагов и шириной в два с половиной. Железная кровать, стол, табуретка – все было привинчено к стене. Начальник тюрьмы приказал мне положить на койку второй матрац.

В этой же тюрьме сидели: мой родной дядя великий князь Дмитрий Константинович и мои двоюродные дяди – великие князья Павел Александрович, Николай и Георгий Михайловичи.

Вскоре мне из дома прислали самые необходимые вещи, и я начал понемногу устраиваться на новой квартире. В этот же день зашел ко мне в камеру дядя Николай Михайлович. Он не был удивлен моим присутствием здесь, т. к. был убежден, что меня тоже привезут сюда. Дядя Дмитрий Константинович помещался на одном этаже со мной, но его камера выходила на север, а моя на восток. Дяди Павел Александрович, Николай и Георгий Михайловичи помещались этажом ниже, каждый в отдельной камере…

В этот же день мне удалось пробраться к дяде Дмитрию Константиновичу. Стража смотрела на это сквозь пальцы, прекрасно сознавая, что мы не виноваты. Я подошел к камере дяди, и мы поговорили в отверстие в двери… Я нежно любил дядю Дмитрия; он был прекрасным и очень добрым человеком и являлся для нас как бы вторым отцом. Разговаривать пришлось недолго, потому что разговоры были запрещены…

Тюремная стража относилась к нам очень хорошо. Я и мой дядя Дмитрий Константинович часто беседовали с ними, и они выпускали меня в коридор, позволяли разговаривать, а иногда даже разрешали бывать в камере дяди. Особенно приятны были эти беседы по вечерам, когда больше всего чувствовалось одиночество.

С разрешения большевиков ко мне приходил наш домашний врач… Ввиду моей болезни, меня навещала часто и тюремная сестра милосердия… Встречи с моими дядями продолжались. Мы обычно встречались на прогулках и обменивались несколькими фразами. Странно мне было на них смотреть в штатском платье. Всегда носившие военную форму, они изменились до неузнаваемости. Я не могу сказать, что тюрьма сильно угнетала их дух…

Однажды на прогулке один из тюремных сторожей сообщил нам, что убили комиссара Урицкого… Скоро начались массовые расстрелы, а на одной из прогулок до нас дошло известие, что мы все объявлены заложниками. Это было ужасно. Я сильно волновался. Дядя Дмитрий Константинович меня утешал:

– “Не будь на то Господня воля!..” – говорил он, цитируя “Бородино”, – “не отдали б Москвы”, а что наша жизнь в сравнении с Россией – нашей родиной?

Он был религиозным и верующим человеком, и мне впоследствии рассказывали, что умер он с молитвой на устах. Тюремные сторожа говорили, что когда он шел на расстрел, то повторял слова Христа: “Прости им, Господи, не ведают, что творят…”»¹⁰¹⁸.

Только благодаря вмешательству М. Горького удалось избежать печальной участи своих родственников князю императорской крови Гавриилу Константиновичу Романову. На этом стоит остановиться особо. Родственники и лечащий врач И.И. Манухин ходатайствовали за больного Гавриила Константиновича не только перед Г.Е. Зиновьевым в Петрограде, но и обратились к Управляющему делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичу. В частности, в письме Ивана Ивановича Манухина, направленном в Совнарком 19 августа 1918 г, подчеркивалось: «…тяжелый тюремный режим, в котором сейчас находится такой серьезный больной, является для него, безусловно, роковым; арест в этих условиях, несомненно, угрожает опасностью для его жизни. Об этом только что сообщено мною и врачом Дома предварительного заключения Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией.