Текст книги "Романовы. Последние дни Великой династии"

По делу побега ведется в спешном порядке следствие, результаты допроса будут опубликованы.

Председатель Пермской Губернской Чрезвычайной Комиссии

П. Малков»⁷⁸².

В других пермских (губернских и уездных) газетах в эти дни гранки набора объявления были сняты и бросаются в глаза уже квадраты белые. Кроме того, сохранилась телеграмма РОСТА, переданная 20 сентября 1918 г. по прямому проводу из Москвы в Киев (бывший в то время центром монархического белогвардейского движения). Текст телеграммы лаконичен: «Пермь. 18 сентября. [В] 10 верстах от Чусовского завода агентом Пермского губчрезкома задержаны Михаил Романов, его секретарь. Они препровождены [в] Пермь»⁷⁸³.

Вслед за этими объявлениями газета «Ишимский край», выходившая на территории, занятой белогвардейцами, сообщала со ссылкой на другие источники:

«Солдат революции» от 2-го октября [1918 г.] пишет: «После побега бывшего великого князя Михаила Романова мероприятия губернской комиссии дали возможность его задержать. Арест состоялся 12 сентября в 10 верстах от Чусовского завода, где бывший князь и его секретарь Джонсон были найдены переодетыми».

Перед нами одно из звеньев сложной операции по уничтожению Романовых со всеми ее элементами, включая дезинформацию.

События, связанные с Михаилом Романовым, явились поводом для ужесточения режима заключения Романовых в Екатеринбурге и Алапаевске.

Репетиция была проведена, сценарий апробирован. Впереди был главный акт драмы: Екатеринбург и Алапаевск.

Супруга Михаила Романова графиня Н.С. Брасова на тридцать четыре года переживет мужа. Ей предстоит похоронить сына Георгия, погибшего в автокатастрофе в 1930 г. Она испытает немало горя и лишений. Лишь картины художника С.А. Жуковского, написанные в 1916 г. по заказу графини, – «Комната в имении Брасово» и «Малая гостиная», ныне хранящиеся в Третьяковской галерее, напоминают нам о былом величии великокняжеской семьи.

Великий князь Михаил Александрович был канонизирован РПЦЗ в конце октября – начале ноября 1981 г.

Глава X
Екатеринбург

Новое пристанище

Поезд, в котором везли Николая II к Екатеринбургу, только еще приближался к станции, но новая тюрьма здесь уже готова была его принять. Еще когда в апреле Яковлев проезжал Екатеринбург, устремляясь в Тобольск, он вручил Голощекину следующую записку:

«Дорогие товарищи!

Сегодня по прямому проводу предупреждаю Вас о поездке к Вам подателя (записки. – В.Х.) т. Яковлева. Вы поручите ему перевести Николая на Урал. Наше мнение пока находиться ему в Екатеринбурге. Решите сами устроить ли его в тюрьме или приспособить какой-либо особняк. Без нашего прямого указания из Екатеринбурга никуда не увозите».

Впервые публикуемый подлинник (автограф) Свердлова отбрасывает все сомнения в «самостоятельности» уральцев. Центр приказал: сами ищите место «посадки» императора и ждите решение его судьбы.

О Яковлеве в записке говорилось: «Задача Яковлева – доставить Николая в Екатеринбург живым и сдать или председателю Белобородову или Голощекину. Яковлеву даны самые точные и подробные инструкции. Все, что необходимо, сделайте. Сговоритесь о деталях с Яковлевым.

С товарищеским приветом Я. Свердлов.

9. IV.1918 г.»⁷⁸⁴.

Как екатеринбуржцы «сговаривались» с Яковлевым, мы подробно описали в предыдущей главе. Что же касается особняка или тюрьмы для Николая II, то уральцы выбрали особняк, превратив его в тюрьму.

Дело это было не простое, поскольку домов в городе было много. Но выбрали именно дом Ипатьева. Дом был расположен на косогоре Вознесенской площади. Площадь венчал Вознесенский собор, мимо нее шла Вознесенская улица. На противоположной стороне собора, на косогоре, спускающемся к пруду, и стоял дом, ставший последней обителью царской семьи.

Место, где располагался Ипатьевский дом – необычное. Еще при основании города на Вознесенской горке, в XVIII в. построил свой частный дом строитель города, историк и горный деятель, сподвижник Петра I Великого В.Н. Татищев. Это был северо-восточный, самый возвышенный «угол» города-крепости. Площадь украсил не только Вознесенский собор. Рядом с ним, как бы спускаясь по Вознесенской улице, в XIX в. появился великолепный дворец купца и горнозаводчика Расторгуева. В XIX в. улица, прямиком ведущая к железнодорожному вокзалу, стала быстро обстраиваться домами. В 70-х годах XIX в. здесь, прямо через улицу, как раз напротив Вознесенского собора, и был построен двухэтажный каменный дом.

Инженер-капитан Николай Николаевич Ипатьев купил его в 1909 г., а до него дом имел еще двух хозяев. Это было благоустроенное жилище, здесь имелись: водопровод, ванны, телефон и т. п.

Ф.И. Голощекин 28 апреля, подыскивая надежное помещение для царской тюрьмы, вызвал к себе «жилищного» коменданта города Жилинского. Задача, поставленная перед ним Голощекиным, была четкой: найти в городе «недоступную жилищную площадь», помещение, которое бы имело хороший сектор обстрела в случае возможного на него нападения. Поиски длились два дня. Жилинский сначала выбрал два дома: доктора Архипова по Васенцовской улице и капитан-инженера Н.Н. Ипатьева. Остановились на последнем. Ипатьеву было предложено переехать к его родственникам – Голкондским, освободив свой дом в 48 часов. Выселение произошло немедленно, в доме осталась мебель (между прочим, огромное чучело медведя, встречавшее посетителей у входа, в прихожей). В 48 часов были произведены строительные работы, в которых участвовало 100 человек. На ста лошадях подвозили доски, был построен высокий забор. После этого дом посетили: Голощекин, Белобородов, Дидковский, Чуцкаев.

Было нечто роковое в том, что Романовых везли именно в Екатеринбург. В Петербурге, основанном Петром Первым, Николай II родился, там он потерял трон. Теперь он подъезжал к городу, основанному соратниками Петра в 1723 г., названному в честь императрицы Екатерины. К приезду Романовых бюсты Екатерины II, так же как и Петра I, были сняты с пьедестала и сброшены в городской пруд матросами.

Город находится буквально близ границы Европы и Азии, и почти 200 лет был «столицей» горного Урала, центром управления многочисленными заводами.

Весна здесь редко бывает хорошей: до вскрытия рек она дождлива, а то и снежна. Но 17(30) апреля, когда поезд с Романовыми в 8.40 утра подошел к вокзалу, стоял «чудный, теплый день». Но отнюдь не гостеприимным, не в пример погоде, был прием поезда встречавшей его толпой. На вокзале собравшиеся требовали предъявить Романовых, вели себя угрожающе. Простояв три часа, поезд ушел на другую станцию – Шарташ.

В. Яковлев в своих воспоминаниях так описал обстановку:

«Поезд стоял на пятой линии от платформы. Когда нас увидели, стали требовать вывести Николая и показать им. В воздухе стоял шум, то и дело раздавались угрожающие крики: “Задушить их надо! Наконец-то они в наших руках!” Стоявшая на платформе охрана весьма слабо сдерживала натиск народа, и беспорядочные толпы начали было надвигаться на мой состав. Я быстро выставил свой отряд вокруг поезда и для острастки приготовил пулеметы. К великому моему удивлению, я увидел, что во главе толпы каким-то образом очутился сам вокзальный комиссар. Он еще издали громко закричал мне:

– Яковлев! Выведи Романовых из вагона. Дай я ему в рожу плюну!

Положение становилось чрезвычайно опасным. Толпа напирала и все ближе подходила к поезду. Необходимо было принять решительные меры.

– Приготовить пулеметы!

Это подействовало. Толпа отхлынула, по моему адресу тоже полетели угрожающие крики. Тот же вокзальный комиссар иступленным голосом вопил:

– Не боимся мы твоих пулеметов! У нас против тебя пушки приготовлены! Вот, видишь, стоят на платформе!

Я посмотрел в указанную им сторону. Действительно, там шевелились жерла трехдюймовок и кто-то около них копошился…Через несколько минут мы были уже отделены от бушующей толпы стеной вагонов. Послышались крики и ругань по адресу машиниста товарного поезда, и пока толпа перебиралась на нашу сторону через буфера товарняка, мы, имея уже прицепленный паровоз, снялись с места и исчезли в бесчисленных путях Екатеринбургской станции, а через 15 минут были в полной безопасности на Екатеринбурге-2[19]19
  С 1924 года станция Шарташ.


[Закрыть]»⁷⁸⁵.

В дневнике Николай Александрович, правильно оценив обстановку, 17 (30) апреля записал следующее: «В 8.40 прибыли в Екатеринбург. Часа три стояли у одной станции. Происходило сильное брожение между здешними и нашими комиссарами. В конце концов одолели первые, и поезд перешел к другой – товарной станции. После полуторачасового стояния вышли из поезда. Яковлев передал нас здешнему комиссару…»⁷⁸⁶. «Их начальник, – писала в дневнике Александра Федоровна, – посадил нас троих в открытую машину, нас сопровождал грузовик с вооруженными до зубов солдатами»⁷⁸⁷. На задние сиденья автомашины расположили Романовых, а рядом с шофером П.П. Самохваловым заняли место Б.В. Дидковский и Ф.И. Голощекин. Позднее шофер показал следователю Н.А. Соколову: «Командовал здесь всем делом Голощекин. Когда мы подъехали к дому (Ипатьева. – В.Х.), Голощекин сказал Государю: “Гражданин Романов, можете войти”. Таким же порядком Голощекин пропустил в дом Государыню и [великую] княжну и сколько-то человек прислуги… В числе прибывших был один генерал. Голощекин спросил его имя, и когда тот себя назвал, он объявил ему, что он будет отправлен в тюрьму…»⁷⁸⁸. Это был князь В.А. Долгоруков. Александра Федоровна кратко зафиксировала в дневнике: «Валя [Долгоруков] не впускают [в дом]»⁷⁸⁹.

Несмотря на все принятые меры, у дома Ипатьева стала собираться толпа любопытствующих. «Я помню, – показал шофер Самохвалов, – Голощекин кричал: “Чрезвычайка, чего вы смотрите?” Народ был разогнан»⁷⁹⁰.

По свидетельству А.Д. Авдеева, назначенного комендантом «дома особого назначения», как теперь стал называться дом Ипатьева, Белобородов сразу же объявил Романовым следующее: «По постановлению ВЦИК, Николай Романов и его семья будут находиться в Екатеринбурге, в ведении Уральского областного Совета рабочих и солдатских депутатов впредь до суда»⁷⁹¹. Затем, передав их коменданту, Белобородов оставил Ипатьевский дом.

Комендант А.Д. Авдеев дальше пишет в воспоминаниях: «Остались мы с Дидковским в доме и произвели осмотр вещей, взятых им и его спутниками из Тобольска, так как при выезде из Тобольска осмотра не производилось, для чего предложено было привезенные чемоданы оставить в коридоре. Когда мы предложили предъявить для осмотра ручные саквояжи, Александра Федоровна начала протестовать…. Николай Романов молчал»⁷⁹². Рассказ коменданта дополнил позднее камердинер императора Т.И. Чемодуров, случайно оказавшийся живым:

«Один из производивших обыск выхватил ридикюль из рук Государыни и вызвал этим замечание Государя: “До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми”. На это замечание Дидковский резко ответил: “Прошу не забывать, что вы находитесь под следствием и арестом”»⁷⁹³.

После обыска началось размещение в доме. Одновременно была послана следующая телеграмма:

«2 адреса. Москва. Председателю Совнаркома Ленину.

Председателю ЦИК Свердлову.

Из Екатеринбурга

Сегодня 30 апреля [в] 11 часов петроградского [времени] я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова, бывшую царицу Александру и их дочь Марию Николаевну. Все они помещены [в] особняк, охраняемый караулом. Ваши запросы [и] разъяснения телеграфируйте мне.

Председатель Уральского Облсовета Белобородов»⁷⁹⁴.

Ужесточение режима Романовых являлось особой директивой центра. В день прибытия Романовых в столицу горнозаводского Урала председатель облсовета получил следующую телеграмму:

«Екатеринбург. Председателю (Уральского) областного Совдепа Белобородову.

Предлагаю содержать Николая [Романова] самым строгим порядком. Яковлеву поручается перевозка остальных. Предлагаю прислать смету всех расходов, считая караулы. Сообщить подробности условий нового содержания.

Председатель ЦИК Свердлов»⁷⁹⁵.

Белобородов тотчас же ответил секретной телеграммой в Москву:

«Секретно.

Председателю ВЦИК Свердлову.

Екатеринбург.

Ответ [на] Вашу записку. [Романовы] содержатся [под] строгим арестом, свиданий абсолютно посторонним не разрешается. Челядь и Боткин [на] одном положении [с] арестованными. Князь Василий Долгоруков, епископ Гермоген нами арестованы, никаких заявлений, жалоб ихних ходатаев не удовлетворяйте. Взятых [у] Долгорукова бумагах, видно, существовал план бегства. [С] Яковлевым произошли довольно крупные объяснения, в результате расстались холодно. Мы резолюцией реабилитировали [от] обвинений [в] контрреволюционности, признав наличность [их] излишней нервности. Он теперь [на] Ашабалашевском заводе, сегодня ему телеграфируем выезд [для] окончательного выполнения задачи. Телеграфируйте [в] Тобольск отряду особого назначения, чтобы не беспокоились, их товарищи находятся [в] Екатеринбурге. Уплату жалованья распускаемым солдатам отряда особого назначения мы произведем сами через Яковлева. Смету пришлем.

Белобородов»⁷⁹⁶.

Оставалось выяснить отношения между основными участниками событий. Сейчас, когда мы обладаем документами (к сожалению, далеко не всеми), во многом проясняющими события «переезда» Николая II, его дочери и жены из Тобольска в Екатеринбург, для нас нет никакого сомнения, что верхушка Екатеринбургского Совета, за исключением, возможно, Голощекина, «оглядывавшегося» на Центр, явно стремилась перебить Романовых, не довести их до Екатеринбурга. Позиция Центра, а ее олицетворял Свердлов, была более сложной. Все в ЦК (в том числе и Ленин) были готовы в любой момент отдать приказ о расстреле Романовых, и постепенно, планомерно готовили их сосредоточение на Урале. Это мнение подкрепляется документами.

30 апреля после бурных обсуждений, длившихся несколько часов в областном Совете, Яковлев получил на официальном бланке следующую резолюцию, подписанную А.Г. Белобородовым:

«Заслушав объяснения т. Яковлева и тт. Гузакова, Авдеева и Заславского, областной Совет на основании этих сообщений, считает действия т. Яковлева вызванными его нервозностью, подозрения и рисующиеся ему заговоры более всего продуктом его преувеличенных опасений и непониманием возложенной на него миссии. Что касается обвинения т. Яковлева в контрреволюционности и измене революции, то областной Совет решительно такое обвинение с тов. Яковлева снимает»⁷⁹⁷.

Однако чрезвычайный комиссар Яковлев был оскорблен подозрением его участия в контрреволюционном заговоре, отказался от проведения дальнейшей операции по перевозке остальных членов царской семьи из Тобольска в Екатеринбург и уехал в Москву. Уральцам он оставил на прощание следующую расписку от 30 апреля:

«Я, комиссар Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Сов[етов] раб[очих], кр[естьянских] и сол[датских] депутатов, имеющий специальное поручение как от Сов[ета] Нар[одных] Комиссаров, так и от ВЦИК перевести всю семью бывш[его] царя Николая Романова из г. Тобольска в г. Екатеринбург, вследствие того что за отъездом в Москву я не успел выполнить всей возложенной на меня задачи, а перевез в г. Екатеринбург только царя, царицу и их дочь Марию, в интересах окончания этого дела и благополучного разрешения возложенной на меня задачи – передаю настоящим Уральскому областному Совету раб[очих], кр[естьянских] и солд[атских] депутатов свои полномочия для дальнейшей переотправки б[ывшей] царской семьи в г. Екатеринбург. Поэтому все оставленные мною в г. Тобольске лица обязаны беспрекословно подчиняться распоряжениям областного Совета, так же как если бы эти распоряжения отдавались мною лично. Распоряжения областного Совета будут подписываться председателем обл[астного] Совета т. Белобородовым, подпись которого такова:

Председатель областного Совета А. Белобородов.

Чрезвычайный комиссар Совнаркома В. Яковлев.

Р.S. Оставленная на имя Кобылинского бумага этим документом аннулируется.

Чрезвычайный комиссар Совнаркома Яковлев»⁷⁹⁸.

Вскоре, 16 мая в газете «Известия ВЦИК» появляется статья «К переводу бывшего царя из Тобольска в Екатеринбург», которая полностью восстановила репутацию Яковлева. Он получил ответственное назначение, В удостоверении, выданном ему наркомом по военным делам Л.Д. Троцким, от 14 мая 1918 г., указывалось:

«Предъявитель сего тов. Яковлев назначен командующим всеми вооруженными силами, действующими против банд Дутова.

Все воинские части, отряды и команды должны тов. Яковлеву подчиняться безусловно. Предписывается тов. Яковлеву войти в соглашение с Уральскими областными Советами и, действуя по соглашению с местными Советами, немедленно организоваться отряды для самой энергичной борьбы с противником и с контрреволюционными бандами.

Все местные органы власти, Советы, учреждения и отдельные лица обязуются оказывать тов. Яковлеву самое энергичное, немедленное и совершенное содействие, как в деле получения им всех видов интендантского, инженерного и артиллерийского снабжения, так и в выполнении им чисто оперативных заданий тов. Яковлев подчиняется непосредственно Народному Комиссару по Военным делам. Полномочия эти распространяются на все местности, где развивается контрреволюционное движение – на Южном Урале и в Оренбургских степях.

Вышеизложенное подписями с приложением печати удостоверяется

Народный Комиссар по Военным делам Л. Троцкий»⁷⁹⁹.

Вскоре Яковлев получает назначение главнокомандующим на Уральско-Оренбургский фронт. Таким образом, его самолюбие было полностью удовлетворено.

Но главное, конечно, было не во всех этих конфликтах, главное дело было сделано: Романовы, хотя пока и не вся семья, были на Урале, следовало выполнять план дальше. Вместе с тем могли быть и другие варианты. В той сложной игре, которую вело правительство Ленина весной – летом 1918 г., Романовы были особой картой. Они были ею как в международном плане (если взять его в самом широком смысле в отношениях РСФСР с державами Оси и Антантой), так и в плане определенных обязательств (выдвинутых не только условиями брестских соглашений) перед немецким правительством. Тема эта требует дальнейшей глубокой, основанной на новых документах, разработки. По сути дела, чрезвычайный комиссар Яковлев, выполнив установку Свердлова, сорвал планы уральцев уничтожить Романовых. Но Свердлову совсем не хотелось представить дело таким образом, что вокруг Романовых не было никаких реальных попыток к их освобождению. Создается впечатление (и оно, как мы увидим ниже, подтверждается документами), что Свердлову (он выражал точку зрения ЦК партии) постоянно требовалось искусственно создавать ситуацию о бесконечных монархических заговорах с целью освобождения Романовых.

Следует заметить, что в 1918 г. бывший комиссар В.В. Яковлев оказался в стане сторонников Комитета Учредительного собрания (Комуч), который под флагом эсеров боролся с большевиками. Однако из этого ничего не вышло. Яковлев, опасаясь ареста со стороны колчаковцев, был вынужден под чужим именем бежать в Харбин. Через 10 лет после своего опрометчивого шага он подал просьбу И.В. Сталину и В.Р. Менжинскому о разрешении вернуться в Россию. В письме от 15 марта 1928 г. он упомянул среди своих революционных заслуг и эвакуацию Николая II:

«Я, Константин Алексеевич Мячин (Стоянович, Яковлев), сын крестьянина села Шарлык, Михайловской волости, Оренбургской губернии, родился в 1886 г. /…/

В 1917 г., когда в России вспыхнула революция, немецкие власти разрешили мне выехать в Россию. Я вместе с группой, кажется, человек в 80, в числе которых находился т. Попов, Татаринов, Романов и др., через Стокгольм, Торнео, Финляндию приехали в Ленинград. Вскоре же я приехал к себе на Урал и устроился монтером в Симский завод, где был избран председателем Совета. Осенью 1917 г. я был послан от Симского округа делегатом вместе с т. Данилой Сулимовым на съезд Советов в Петроград.

Когда начались октябрьские события, военный комитет назначил меня комиссаром телефонных станций, которые несколько раз переходили из рук в руки, в захвате которых я принимал активное участие. В дальнейшем я был назначен в Чрезвычайную комиссию, где работал, правда, недолго, с Дзержинским. /…/

Меня назначили военным комиссаром Урала, и в декабре месяце я совместно с т. Немвицким уехал в Екатеринбург. По приезде на место выяснилось, что комиссаром Урала уже назначен другой. Начались трения. В конце концов, я принужден отказаться и уехать в Уфу, где начал работать в составе Уфимской боевой организации. Уфимский Совет нуждался в оружии и деньгах, а Петроград в хлебе. Совет постановил командировать меня в Петроград с хлебом и дал поручение привезти оттуда оружие и деньги. Когда я выехал, точно не помню, кажется, весной 1918 г. Я повез 40 вагонов хлеба через Екатеринбург и доставил свой состав в Петербург в недельный срок. В пути на нас было несколько нападений, но моему отряду удалось их отбить. В Петербурге мне удалось достать целый состав амуниции, пушек, несколько броневиков, автомобилей, а т. Менжинский, будучи народным комиссаром финансов, выдал мне на нужды Уфимского Совета 5 млн рублей. Кроме того, представитель Госбанка вез в Петроград для своего отделения, кажется, 20 млн рублей. Всю эту работу мы проделали в течение 10–12 дней и выехали в Москву. Здесь я явился к т. Свердлову, знавшему меня по Петербургу. Тов. Свердлов дал мне секретное поручение перевезти Романовых из Тобольска в Екатеринбург. По его распоряжению [царская] семья должна быть доставлена в Екатеринбург целой. Получив специальный мандат от т. Ленина, я срочно выехал. Сдав оружие и деньги Уфимскому Совету, я выехал исполнять поручение. (Ввиду имеющихся в печати сообщений, неправильно излагавших и освещавших факты, я остановлюсь подробнее на перевозке Романовых.) По приезде в Тобольск я встретил там противодействие со стороны т. Заславского, который сам хотел вывезти Романовых, но, несмотря на долгое там пребывание, сделать этого не смог. Через несколько дней (4–5, точно не помню) мне удалось заставить охрану подчиниться мне, и я увез Николая, его жену, дочь и часть прислуги. Заславский срочно выехал в Екатеринбург, оставив инструкции своему отряду меня дальше Иртыша не пускать.

На полпути из Тобольска в Тюмень меня встретил с остальной частью моего отряда т. Гузаков и сообщил мне, что нужно быть осторожным, ибо на пути в Екатеринбург готовится нападение. Прибыв в Тюмень, я бросился к аппарату и вызвал т. Свердлова. Объяснив ему создавшуюся ситуацию, я просил его дальнейших инструкций. Он дал распоряжение пока направиться в Омск, а сам обещал этим временем вести переговоры с Уральским Советом, чтобы последний помог мне избавиться от грозившей опасности со стороны безответственных отрядов, на которые мог оказать влияние только Екатеринбург. По приезде в Омск я снова вызвал т. Свердлова к аппарату и получил от него приказание ехать в Екатеринбург, ибо ему удалось договориться с Уральским Советом, и последний обещал принять меры охраны. В Екатеринбурге я сдал Романовых т. Белобородову и получил расписку. Все вышеизложенное я могу подтвердить документальными данными, которые, несомненно, имеются в архивах Тюмени, Омска, Москвы. Кроме того, имеется целый ряд живых свидетелей, как т. Галкин, Гузаков, Чудинов, Мыльников и др. тов. моего отряда, состоявшегося из 275 человек, более 60 % из которых были коммунисты. Из Екатеринбурга я вернулся в Уфу, а оттуда в Москву с докладом. Тов. Ленин, т. Свердлов мои мероприятия, которые были приняты мною при перевозке, одобрили и меня назначили на Самарский фронт вместе с т. АнтоновымОвсеенко и Гузаковым. /…/

Будучи еще в китайской тюрьме, я окончательно решил вернуться в СССР, чтобы покончить со своими двойственным положением, из-за которого я долгие годы переживал мучительные моральные пытки.

Подпись: Стоянович (Мячин-Яковлев)»⁸⁰⁰.

Известно, что ему разрешили вернуться. Затем судили, приговорили к смертной казни, которую заменили концлагерем. Он сидел на Соловках, трудился на строительстве Беломорканала, даже досрочно был освобожден с восстановлением в правах. Однако через некоторое время последовал новый арест и расстрел. Как говорится: «Мавр сделал свое дело».

Эпопея чрезвычайного комиссара В.В. Яковлева другую оценку получила в материалах расследования белогвардейского следователя Н.А. Соколова и позднее на страницах эмигрантской печати. В частности, в газете «Последние новости» (Париж) от 30 марта 1924 г. отмечалось по материалам следствия:

«Соколов обращает внимание на то, что в Тобольске Яковлев обнаруживал враждебность намерениям большевиков относительно царской семьи. Его действия, по мнению следователя, были координированы с действиями административного центра в Омске, какой-то небольшевистской иностранной силой. По директивам этой силы, Яковлев вез императора не в самый Екатеринбург, а пытался через Омск, а потом через Екатеринбург (правильно по южной железнодорожной ветке через Челябинск. – В.Х.) доставить его в Европейскую Россию.

Соколов думает, что Николай II разгадал Яковлева. Он видел в нем слугу немцев под большевистской маской и боялся, что его увозят, чтобы заставить примириться с неприятелем. Немцы хотели дать царю или его сыну возможность вернуться к власти и заключить с ними союз, изменив прежним союзникам.

Это, конечно, только догадки, обосновать которые неопровержимо по имеющимся материалам нельзя. Но самые факты, на которых Соколов строит свои заключения, остаются очень интересными»⁸⁰¹.

Следователь Н.А. Соколов был введен в заблуждение хитроумной, на наш взгляд, комбинацией Я.М. Свердлова. Комиссар Яковлев, как мы видели, выполнял лишь только его установки. Весь этот шум вокруг эвакуации царской семьи был на руку Кремлю. Теперь было можно было открыто, а не таясь, выдать создавшуюся ситуацию за самостийность местных большевиков и эсеров, которые не отпустили царя из своих рук. Пребывание царской семьи в Екатеринбурге было выгодно вождям большевиков, т. к. это была гарантия, что немцы не смогут воспользоваться Романовыми в своей политической игре. Бывшие союзники по Антанте также не могли сделать их своим знаменем в борьбе с Германией, ибо промышленный Урал был под полным контролем Советской власти.

Уже 2 мая 1918 г. Я.М. Свердлов выступил на заседании Совнаркома с внеочередным заявлением. В частности, он отмечал: «По всем сообщениям, доходившим из Тобольска, не могло быть уверенности, что Николай Романов не получит возможности скрыться из Тобольска. Были получены различные сообщения, что некоторые подготовительные шаги в этом направлении, отдельными группами монархистов затеваются. Исходя из всех указанных сообщений, Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного комитета Советов сделал распоряжение о переводе бывшего царя Николая Романова в более надежный пункт, что и было выполнено. В настоящее время Николай Романов с женой и одной из дочерей (вел. княжной Марией Николаевной. – В.Х.) находится в Екатеринбурге, Пермской губ[ернии], надзор за ним поручен областному Совдепу Урала»⁸⁰².

В центральных и местных газетах широко освещался перевод Николая II и его семьи на Урал. В частности, сообщалось о заседании ВЦИК, посвященному этому вопросу, состоявшемуся 9 мая 1918 г.:

«Председатель Свердлов после утверждения порядка дня докладывает о судьбе царя Николая. Перевод из Тобольска в Екатеринбург обусловлен обнаружившимися попытками вывести царя за ненадежностью охраны, сформированной еще Керенским. Посланный специальный комиссар для перевода царя при обыске нашел у него 60 000 рублей, выяснил свободный доступ к царю посторонних и нашел у его приближенных преступную переписку. В Екатеринбург переведен бывший царь с женой и дочерью. Сын по болезни оставлен в Тобольске до установления нормального удобного сообщения с Екатеринбургом. Охрана поставлена новая; введен более суровый режим»⁸⁰³.

Данное сообщение вызвало протест со стороны отряда по охране царской семьи в Тобольске. В телеграмме от 14 мая 1918 г., посланной отрядом на имя Свердлова, указывалось:

«[В] разосланной Петроградским Т[елеграфным] Агентством] телеграмме [от] 10 мая [с] изложением вашего доклада [во] ВЦИК о переводе бывшего царя [из] Тобольска [в] Екатеринбург [имеются] очевидные ошибки: 1) отряд особого назначения согласно предписания ЦИКа 3 апреля № 1010 несет охрану семьи Романовых и по настоящее время; 2) никаких попыток увоза отрядом бывшего царя не было; 3) благонадежность отряда удостоверена вашим предписанием № 1010 чрезвычайным комиссаром Совнаркома Яковлевым; 4) никем никаких обысков в доме, где помещаются Романовы, не производилось, при отъезде бывшего царя Яковлев обыска не производил, а потому указание [о] найденных у бывшего царя 30 000 (так в документе, газеты сообщали о 60 000 рублей. – В.Х.) является не обоснованным; 5) никто, кроме прислуг и врачей, [4)] преподавателей, [к] Романовым не допускался. Взволнованные тяжким не основательным обвинением в контрреволюционности члены отряда требуют снятия наложенного на них упомянутой телеграммой позорного пятна путем соответственного опровержения через ПТА…»⁸⁰⁴.

Из Москвы срочно «вне очереди» пошла ответная телеграмма в Тобольск:

«Уполномоченному ВЦИК по охране бывшего царя Хохрякову, копии председателю отряда Матвееву и командиру отряда Кобылинскому.

В ответ на Ваш запрос по поводу телеграфного сообщения ПТА 10 мая Президиум ВЦИК констатирует, что охранявший бывшего царя отряд особого назначения честно исполнял возложенные на него обязанности, оказывая полное подчинение Советской власти и заслужил доверие к себе.

Председатель ВЦИК Я. Свердлов. Секретарь ВЦИК В. Аванесов»⁸⁰⁵.

Так или иначе, но дом Романовым понравился. «Дом хороший, – записал Николай II в дневнике 17(30) апреля, – чистый. Нам были отведены четыре большие комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города и, наконец, просторная зала с аркой без дверей. Долго не могли раскладывать своих вещей, так как комиссар, комендант и караульный офицер все не успевали приступить к осмотру сундуков. А осмотр потом был подобный таможенному, такой строгий, вплоть до последнего пузырька походной аптечки Аликс. Это меня взорвало, и я резко высказал свое мнение комиссару… Разместились след[ующим] образом: Аликс, Мария и я втроем в спальне, уборная общая, в столовой – Н. Демидова, в зале – Боткин, Чемодуров и Седнев. Около подъезда комната кар[аульного] офицера. Караул помещался в двух комнатах около столовой. Чтобы идти в ванную и W.С, нужно было проходить мимо часового у дверей кар[аульного] помещения. Вокруг дома построен очень высокий досчатый забор в двух саженях от окон; там стояла цепь часовых, в садике тоже»⁸⁰⁶.