Текст книги "Всеобщая история религий мира"

Конфуцианское централизованное государство не одобряло быстрого развития частного землевладения, так как империя существовала за счет ренты-налога с крестьян. Усиление частного сектора, выходящее за известную границу, вело к существенному снижению доходов казны и расстройству всей административной системы. Разражался кризис, и в это время начинало действовать конфуцианское правило об ответственности императоров и их чиновников за дурное управление. Кризис преодолевали, но его, как правило, сопровождало восстание недовольных, которое обращало в прах все, что было достигнуто частным сектором. После кризиса центральная власть в лице нового императора и его окружения усиливалась, а частный сектор должен был начинать возрождение вновь.

Комплекс гробниц династии Цин

Такую же роль играло конфуцианство и в социальных процессах. Центральной власти в Китае всегда противостояли различные могущественные кланы и корпорации – ремесленные и торговые объединения, землячества, секты, тайные общества и т.п., которые в какой-то мере ограничивали всесильную центральную администрацию. Они были основаны все на тех же конфуцианских принципах железной дисциплины и строгого церемониала (несмотря на то, что многие из этих корпораций, особенно секты и тайные общества, чаще всего были даосско-буддийскими, а не конфуцианскими). Поэтому в периоды кризисов и восстаний, когда центральная власть ослабевала и фактически сходила на нет, они играли немаловажную роль как в выполнении функций местной власти и защиты элементарного порядка, так и в качестве местной основы, на которой достаточно легко возрождалась новая власть с конфуцианством в качестве ее неизменной идеологической и организационной опоры.

Ли Бо, поэт средневекового Китая

Наконец, конфуцианство выступало и как регулятор во взаимоотношениях страны с Небом и – от имени Неба – с различными племенами и народами, населявшими мир. Конфуцианство поддержало и вознесло созданный еще в иньско-чжоуское время культ правителя, императора, сына Неба, управляющего Поднебесной от имени великого Неба.

С течением времени сложился подлинный культ Поднебесной, Срединного государства, рассматривавшегося как центр Вселенной, вершина мировой цивилизации, средоточие истины, мудрости, знания и культуры. Отсюда был только шаг до разделения всего мира на цивилизованный Китай и некультурных варваров, населявших окраины, прозябавших в темноте и невежестве и черпавших знания и культуру из одного только источника – из центра мира, из Китая. Любое прибытие в Китай иностранцев всегда рассматривалось как их готовность и желание принять культурные ценности великого Китая. Не случайно основоположник конфуцианства верил в неодолимую силу нравственного воздействия, перед которой, по его мнению, должны были склониться даже варвары. Многие соседи Китая – гунны, тоба, монголы, маньчжуры,– периодически завоевывавшие Срединную империю и даже основывавшие свои династии, со временем неизменно перенимали многие китайские обычаи, что укрепляло в китайцах сознание превосходства их культуры.

Оказавшимся на императорском троне варварам-завоевателям всегда приходилось – за неимением реальной альтернативы – принимать конфуцианскую систему, и это тоже как бы подтверждало концепцию о вечности и совершенстве конфуцианства и регулировавшейся им китайской империи, китайской цивилизации.

Религия ли конфуцианство? В конкретных условиях китайской империи конфуцианство играло роль основной религии, выполняло функции официальной государственной идеологии. Выдвинутая им на первый план и тщательно культивируемая социальная этика с ее ориентацией на моральное усовершенствование индивида в рамках корпораций и в пределах строго фиксированных, освященных авторитетом древности норм была, по существу, эквивалентом той окрашенной мистикой, порой даже экстазом веры, которая лежит в основе других религий. Эта замена была логичной, естественной именно в Китае, где рациональное начало еще в древности оттеснило эмоции и мистику, высшим божеством считалось строгое и ориентированное на добродетель Небо и где в качестве великого пророка выступал не вероучитель, склонный к видениям и откровениям (будь то Иисус, Моисей, Мухаммед или Будда), а мудрец-моралист Конфуций.

Храм ламы

Не будучи религией в полном смысле слова, конфуцианство стало большим, нежели просто религия. Конфуцианство – это и политика, и административная система, и верховный регулятор экономических и социальных процессов – одним словом, основа всего китайского образа жизни, принцип организации китайского общества, квинтэссенция китайской цивилизации.

В определенном смысле можно сказать, что именно благодаря конфуцианству со всем его культом древности и консерватизмом китайское государство и общество не только просуществовало свыше двух тысяч лет в почти не менявшемся виде, но и приобрело такую гигантскую силу инерции, что XX век, покончивший с конфуцианством как официальной идеологией, пока еще далеко не вправе считать себя победившим все восходящие к конфуцианству и питающиеся его соками традиции.

В течение двух с лишним тысяч лет конфуцианство формировало умы и чувства китайцев, влияло на их убеждения, психологию, поведение, мышление, речь, восприятие, на их быт и уклад жизни. В этом смысле конфуцианство не уступает ни одной из великих религий мира, а кое в чем и превосходит их. Конфуцианство окрасило в свои тона всю национальную культуру Китая и национальный характер его населения. Оно сумело стать – во всяком случае для старого Китая – незаменимым.

Даосизм

Лао-цзы

Конфуцианская мораль имеет некоторое сходство с другим универсальным и многогранным направлением религиозно-философской мысли Китая – даосизмом. Основоположник этого учения Лао-цзы, как и Конфуций, видел в добродетели проявление настоящей природы человека. Как и конфуцианство, даосизм был в первую очередь способом интерпретации культурной традиции, а уж затем религиозной доктриной. Впрочем, даосизм отличался от конфуцианства тем, что его мало занимали общественные проблемы. Приверженцев даосизма гораздо больше заботило достижение умиротворения и бессмертия.

Лао-цзы с учеником

Несмотря на то, что даосизм получил свое название от возвышенного принципа дао, введенного Лао-цзы, его связь с этим понятием достаточно зыбкая. Наряду с этим учение даосистов отличал религиозный мистицизм, во многом опережавший дух своего времени. Многие даосские священники проводили время в различных алхимических экспериментах. Известно, что уже в III в. до н. э. под влиянием философии даосизма Цинь Ши-хуанди, первый император династии Цинь, отправил морскую экспедицию, чтобы отыскать золотые острова, где духи раздавали жизненный эликсир.

Деятельность Лао-цзы («учитель Лао», он же Лао Дань), основателя даосизма, почти не отражена в письменных источниках, а потому недоступна для детального изучения. Мы можем основываться на записях, имеющихся в главе «Тянься» («Поднебесная») сочинения другого знаменитого даосского мыслителя Чжуан-цзы (около 369-286 гг. до н. э.) и в главе «Жизнеописание Лао-цзы» в «Исторических записках». Из этих источников следует, что Лао-цзы был немного старше Конфуция. Он родился в царстве Чу, в уезде Ку волости Ли, в деревне Цюйжэнь и некоторое время занимал должность хранителя архива при дворе династии Чжоу. Дошедшее до нашего времени сочинение «Лао-цзы» было, по всей вероятности, закончено в начале периода Чжаньго, не позднее сочинения Чжуан-цзы, которое появилось в середине того же периода. В этом сочинении в полноте отражены идеи Лао-цзы, и оно остается главным источником для их изучения[22]22
  В 1973 г. в Мавандуе, вблизи Чанша, была вскрыта могила №3, относящаяся к ханьскому времени, в которой обнаружили два экземпляра сочинения Лао-цзы, написанные на ткани. Этот наиболее ранний из всех имеющихся экземпляр дал ценный материал для изучения идей Лао-цзы, и только для удобства при цитировании мы пользуемся общераспространенным изданием.


[Закрыть].

В конце периода Чунь цю, оказавшись лицом к лицу с происходившими социальными изменениями, Лао-цзы отвергал господствовавший в прежнем рабовладельческом обществе принцип «управления на основе правил поведения» и горестно сетовал: «Правила поведения – они подрывают преданность и доверие, кладут начало смутам» (Лао-цзы, §38). В то же время его не удовлетворял проводившийся в жизнь вновь возникшими общественными силами принцип «управление на основе закона», и он с тревогой восклицал: «Когда растут законы и приказы, увеличивается число воров и разбойников» (Лао-цзы, §57). Он протестовал также против политики «почитания мудрых» и выступал против войн, которые вели между собой правители отдельных царств. В общем, он отвергал старое, но в то же время выступал против рождения возникавшего феодального строя, не находя при этом реального выхода из создавшегося положения.

В связи с этим, видя ослабление династии Чжоу, Лао-цзы ушел со службы, поселился в уединении и посвятил себя поискам счастливой жизни. Лао-цзы считал, что корень того, что в обществе происходят смуты и им «трудно управлять», лежит в «знаниях» и «желаниях».

Он говорил: «Поэтому управление страной при помощи знаний – несчастье для страны, а управление страной без помощи знаний – счастье для страны» (Лао-цзы, §65) и наставивал на «управлении, построенном на недеянии». Лао-цзы считал, что нужно лишь, чтобы правитель сам «не имел желаний», и тогда народ естественным образом станет простодушным (Лао-цзы, §57). Чтобы добиться «отсутствия знаний» и «отсутствия желаний», необходимо отказаться от «почитания мудрых» и «не ценить редких предметов», т.е. ликвидировать все, вызывающее желания и возбуждающее споры. Лао-цзы называл это «осуществлением недеяния» и говорил: «Осуществление недеяния приведет к тому, что не останется ничего, что бы не управлялось» (Лао-цзы, §3).

Учитель Лао

В «Дао дэ цзин»[23]23
  Канонический текст сочинения состоит из 5 тыс. иероглифов. Содержит в себе 81 главу (чжан), в большинстве своем очень коротких. Ниже приведены несколько глав из «Дао дэ цзин».


[Закрыть], основополагающем трактате философии даосизма, четко выражены идеи Лао-цзы, впоследствии определившие основные направления в споре с конфуцианством. Вот некоторые мысли из «Дао дэ цзин»:

«1

Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем – мать всех вещей.

Поэтому тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну [дао], а кто имеет страсти, видит только его в конечной форме. Безымянное и обладающее именем одного и того же происхождения, но с разными названиями. Вместе они называются глубочайшими. Переход от одного глубочайшего к другому – дверь ко всему чудесному…

6

Превращения невидимого [дао?] бесконечны. [Дао] – глубочайшие врата рождения. Глубочайшие врага рождения – корень неба и земли. [Оно] существует [вечно] подобно нескончаемой нити, и его действие неисчерпаемо.

Небо и земля – долговечны. Небо и земля долговечны потому, что существуют не для себя. Вот почему они могут быть долговечными.

Лао-цзы на лошади

Ламаистский монастырь

Поэтому совершенномудрый ставит себя позади других, благодаря чему он оказывается впереди. Он пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется.

16

Нужно сделать [свое сердце] предельно беспристрастным, твердо сохранять покой, и тогда все вещи будут изменяться сами собой, а нам останется лишь созерцать их возвращение. [В мире] – большое разнообразие вещей, но [все они] возвращаются к своему началу. Возвращение к началу называется покоем, а покой называется возвращением к сущности. Возвращение к сущности называется постоянством. Знание постоянства называется [достижением] ясности, а незнание постоянства приводит к беспорядку и [в результате] к злу. Знающий постоянство становится совершенным; тот, кто достиг совершенства, становится справедливым; тот, кто обрел справедливость, становится государем. Тот, кто становится государем, следует небу. Тот, кто следует небу, следует дао. Тот, кто следует дао, вечен.

22

В древности говорили: «Ущербное становится совершенным, кривое – прямым, пустое – наполненным, ветхое сменяется новым. Стремясь к малому, достигаешь многого; стремление получить многое ведет к заблуждениям».

Поэтому совершенно мудрый внемлет этому поучению, коему необходимо следовать в Поднебесной! Совершенно мудрый исходит не только из того, что сам видит, поэтому может видеть ясно; он не считает правым только себя, поэтому может обладать истинной. Слова древних: «Ущербное становится совершенным…» – разве это пустые слова? Они действительно указывают человеку путь к [истинному] совершенству.

23

Нужно меньше говорить, следовать естественности. Быстрый ветер не продолжается все утро, сильный дождь не продержится весь день. Кто делает все это? Небо и земля. Даже Небо и земля не могут сделать что-нибудь долговечным, тем более человек. Поэтому он служит дао. Тот, кто [служит] дао, тот тождествен дао. Тот, кто [служит] дэ, тот тождествен дэ. Тот, кто теряет, тождествен потере. Тот, кто теряет дао, приобретает дао. Тот, кто тождествен дэ, приобретат дэ. Тот, кто тождествен потере, приобретает потерянное. Только сомнения порождают неверие.

Памятник Юнлэ из династии Мин

Кто поднялся на цыпочки, не может [долго] стоять. Кто делает большие шаги, не может [долго] идти. Кто сам себя выставляет на свет, тот не блестит. Кто сам себя восхваляет, тот не добудет славы. Кто нападает, тот не достигает успеха. Кто сам себя возвышает, не может стать старшим среди других. Если исходить из дао, все это называется лишним желанием и бесполезным поведением. Таких ненавидят все существа. Поэтому человек, обладающий дао, этого не делает.

32

Дао вечно и безымянно. Хотя оно ничтожно, но никто в мире не может его подчинить себе. Если знать и государи могут его соблюдать, то все существа сами становятся спокойными. Тогда небо и земля сольются в гармонии, наступят счастье и благополучие, а народ без приказания успокоится. При установлении порядка появились имена. Поскольку возникли имена, нужно знать предел [их употребления]. Знание предела позволяет избавиться от опасности. Когда дао находится в мире, [все сущее вливается в него], подобно тому как горные ручьи текут к рекам и морям.

49

Совершенномудрый не имеет постоянного сердца. Его сердце состоит из сердец народа. Добрым я делаю добро и недобрым также делаю добро. Таким образом и воспитывается добродетель. Искренним я верен и неискренним также верен. Таким образом и воспитывается искренность.

Совершенномудрый живет в мире спокойно и в своем сердце собирает мнения народа. Он смотрит на народ, как на своих детей.

56

Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает. То, что оставляет свои желания, отказывается от страстей, притупляет свою проницательность, освобождает себя от хаотичности, притупляет свой блеск, уподобляет себя пылинке, представляет собой глубочайшее. Его нельзя приблизить для того, чтобы с ним сродниться; его нельзя приблизить для того, чтобы им пренебрегать; его нельзя приблизить для того, чтобы им воспользоваться; его нельзя приблизить для того, чтобы его возвысить; его нельзя приблизить для того, чтобы его унизить. Вот почему оно уважаемо в Поднебесной.

Статуя драконочерепахи

62

Дао – глубокая [основа] всех вещей. Оно сокровище добрых и защита недобрых людей… Государь и советники хотя и имеют драгоценные камни и могут ездить на колесницах, но лучше будет им спокойно следовать дао.

Почему в древности ценили дао? В то время люди не стремились к приобретению богатств и преступления прощались. Поэтому [дао] в Поднебесной ценилось дорого.

77

Небесное дао напоминает натягивание лука. Когда понижается его верхняя часть, поднимается нижняя. Оно отнимает лишнее и отдает отнятое тому, кто в нем нуждается. Небесное дао отнимает у богатых и отдает бедным то, что отнято. Человеческое же дао – наоборот… Поэтому совершенномудрый делает и не пользуется тем, что сделано, совершает подвиги и себя не прославляет. Он благороден потому, что у него нет страстей.

78

Вода – это самое мягкое и слабое существо в мире, но в преодолении твердого и крепкого она непобедима, и нет ей на свете равного.

Слабые побеждают сильных, мягкое преодолевает твердое. Это знают все, но люди не могут это осуществлять. Поэтому совершенномудрый говорит: «Кто принял на себя унижение страны – становится государем, и кто принял на себя несчастье страны – становится властителем».

Правдивые слова похожи на свою противоположность.

Дракон, нарисованный Пао-цзы, улетает, в небо. Народная картина

81

Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым. Знающий не доказывает, доказывающий не знает.

Совершенномудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит. Дао совершенномудрого – это деяние без борьбы»[24]24
  Древнекитайская философия (пер. с древнекит. Ян Хиншуна). В 2-х т. – М.: Мысль, 1972.


[Закрыть].

Исходя из этого, идеальное управление, в представлении Лао-цзы, могло быть только в так называемом «маленьком государстве с редким населением». В подобном обществе государство должно быть небольшим, а население – малочисленным, и пусть в нем «имеются различные орудия, не надо их использовать. Пусть люди до конца своей жизни не переселяются далеко от своих мест. Если даже имеются лодки и колесницы, не надо ездить на них. Если даже имеются латы и оружие, не надо их выставлять. Пусть народ снова плетет узелки и употребляет их вместо письма. Пусть его пища будет вкусной, одежда красивой, жилище удобным, а жизнь радостной. Пусть соседние государства издали смотрят друг на друга, слушают друг у друга пение петухов и лай собак, но люди до самой старости и смерти не должны ходить друг к другу» (Лао-цзы, §80).

Фактически это идеализированное родовое общество. Оказавшись перед реальной действительностью, Лао-цзы смотрел не вперед, а лишь пытался повернуть ход истории вспять, что в основном и определило в целом консервативный характер его философской системы.

Основным отличительным признаком философии Лао-цзы, характеризующим последователей даосизма, является то, что дао рассматривается как Абсолют, источник происхождения всего сущего, как всеобщий закон, управляющий миром, на основе чего и возникла идеологическая система, высшей категорией которой является дао. Философская система Лао-цзы представляет объективный идеализм, но в ней содержатся многочисленные диалектические идеи, которые являются рациональной частью его философии.

Иероглиф дао состоит из двух частей: шоу – «голова» и цзоу – «идти», поэтому основное значение этого иероглифа – «дорога, по которой ходят люди», но в дальнейшем этот иероглиф приобрел переносный смысл и стал означать «закономерность, закон». Лао-цзы, приняв дао за высшую категорию своей философии, придал этому понятию не только смысл всеобщего закона, но и рассматривал как источник происхождения мира. В таком случае, что же такое дао в понимании Лао-цзы?

«Бытие» и «небытие» – две основные категории в философии Лао-цзы. Дао в его понимании возникло на основе этих категорий. Следует отметить, что в понимании Лао-цзы отношений между «бытием» и «небытием» имеются определенные диалектические идеи, однако он не смог провести их от начала до конца, в результате чего преувеличивал роль «небытия», оторвав его от «бытия» и превратив в самостоятельную сущность Вселенной. Дао в философии Лао-цзы – это абстрактное представление о «небытии».

Лао-цзы считал, что все конкретные предметы представляют единое целое из «бытия» и «небытия», причем «бытие» – это сущность предмета, а «небытие» – пустота, или вакуум. В одиннадцатом параграфе он говорит: «Тридцать спиц соединяются в одной ступице колеса, и, поскольку (в ступице) есть пустота, появляется возможность использовать колесницу. Из глины делают сосуды, и, поскольку сосуды внутри пусты, появляется возможность использовать их. Двери и окна выдалбливают, чтобы построить дом, и, поскольку дом внутри пуст, появляется возможность использовать его. Поэтому наличие предметов приносит пользу, а имеющаяся в них пустота делает их годными к употреблению» (Лао-цзы, §11).

Колеса колесницы вращаются из-за того, что в ступице из круглого дерева, в которой собираются спицы, есть пустота, через которую проходит ось. Глиняная посуда и дома годны для употребления, из-за того что внутри они пусты. Так обстоит дело не только с конкретными предметами. «Пространство между небом и землей» также представляет единство «бытия» с «небытием». В пятом параграфе говорится: «Разве пространство между небом и землей не похоже на кузнечный мех? Будучи пустым внутри, он никогда не истощается, и чем больше движется, тем больше из него выходит ветер» (Лао-цзы, §5).

Образец китайской каллиграфии времен династии Сун

Хань Фэй-цзы

Кузнечные меха употреблялись в древности для поддувания воздуха при выплавке железа. Лао-цзы сравнивает пространство между небом и землей с кузнечным мехом, в котором небо и землю рассматривает как стенки, а пространство между ними как пустоту в кузнечном мехе, которая точно так же, как «небытие» в конкретных предметах, объективно существует в единстве с реально существующим «бытием» неба и земли. Разница лишь в том, что «пустота» или «небытие» пространства между небом и землей неистощимы.

В общем, «пустота» и «небытие» пространства между небом и землей, о которых говорил Лао-цзы, являлись небесным пространством, связанным воедино с «субстанцией» и «бытием» всего сущего. Такая точка зрения Лао-цзы представляла своеобразное обобщение достижений техники и астрономических знаний и отражала примитивные взгляды на структуру материи. В действительности любое тело не только занимает определенное пространство, но и между различными частями, образующими это тело, и между составляющими его частицами существует определенная пустота, например, пустота существует и внутри атома.

Китайский философ Хань Сянцзы

Если допустить, что пустоты не существует, тогда нельзя будет использовать конкретные предметы, сделается невозможным движение и существование любого тела. Естественно, при этом условии не могло бы появиться все сущее и не было бы разделения неба и земли. С этой точки зрения слова Лао-цзы – «наличие предметов приносит пользу, а имеющаяся в них пустота делает их годными к употреблению», – говорящие о единстве «бытия» и «небытия», несомненно, указывают на высокий уровень знаний в Китае того времени.

Однако Лао-цзы гипертрофировал эту точку зрения, он не рассматривал пространство как форму существования материи, а считал пространство, называя его «пустотой» или «небытием», основой существования неба и земли, корнем жизни всех существ. Таким образом, он придал «пустоте» и «небытию» мистический характер. Лао-цзы выдвинул положение: «Пустота в ущелье (гушэнъ) не умирает, и это считается источником рождения всего сущего; ворота рождения всего сущего называются корнем неба и земли» (Лао-цзы, §6).

Иероглиф «дао»

В этом положении философ рассматривает «пустоту» и «небытие» как «мать всего сущего», как его «родоначальника». Он слишком подчеркивал роль и место пустоты, оторвав «небытие» от «бытия», и превратил его в нечто независимое и самостоятельно существующее. Слова: «Все вещи в Поднебесной рождаются в бытии, а бытие рождается в небытии» (Лао-цзы, §40) – показывают, что «небытие» выделяется из неразрывных связей с «бытием», ставится впереди «бытия» и превращается в источник происхождения мира, что выражено в словах «родившиеся прежде неба и земли» (Лао-цзы, §25). Это гипертрофированное «небытие» Лао-цзы «обозначил иероглифом дао» (Лао-цзы, §25). Становится очевидным, что дао Лао-цзы – это абсолютная «пустота», лишенная материальности, и эта «пустота» может быть только продуктом деятельности ума. В этом и лежит сущность объективного идеализма в понятии дао, созданном Лао-цзы.

Из приведенных цитат следует, что Лао-цзы объявлял дао всеобщим законом. С точки зрения Лао-цзы, дао выполняет свои функции совершенно естественно, но нет ни одного предмета или явления, возникшего без его участия; оно не принуждает расти ни одно существо, не вмешивается в его жизнь, позволяет всему естественно развиваться. Дао постоянно находится в движении к противоположности, мягко исполняет свою роль, но оно вечно, независимо существует и без устали движется, появляясь везде. Хотя дао приносит пользу всему сущему, оно не вступает ни с кем в борьбу, не стремится никого захватить, не считает свою деятельность заслугой перед окружающими и не добивается ни над кем господства. Такое поведение дао Лао-цзы называл «таинственной добродетелью» и рассматривал ее как высший закон в природе и обществе. Небо, земля и все предметы существуют только благодаря приобретению дао.

Идеализм Лао-цзы не был последовательным, законченным и строгим, но его идеи совпадают с высказываниями, отражающими закономерность в движении небесных тел и сделанными мыслителем-материалистом Фань Ли, жившим в конце периода Чуньцю, который говорил: «Небесное дао изобильно, но оно не изливает (милости) через край, оно могущественно, но не высокомерно, оно трудится, но не кичится своими заслугами» (Го юй, гл. 21) или «Светлое начало, дойдя до предела, сменяется темным, и темное начало, дойдя до предела, сменяется светлым; солнце, дойдя до предела, возвращается обратно, луна прибывает и убывает» (Го юй, гл.21).

Лао-цзы открыл путь к переосмыслению понятия дао для философской школы Супа и Иня, которая выдвинула понятие ци, выражавшее материалистическое понимание происхождения мира. В дальнейшем его учение оказало также значительное влияние на установление материалистических взглядов Ханъ Фэй-цзы, Ван Чуна и других мыслителей.

Даосский храм Байюньгуань. Китай

Философия Лао-цзы как система со всеми ее положительными и отрицательными сторонами оказала огромное влияние на развитие философско-религиозных воззрений в последующие века.