Текст книги "Всё пришедшее после"

То недоступно-желанная, то готовая на жертву, строгая и страстная, опьяняющая, как вино, и сладкая, как мед, Лия притягивала его к себе, а притянув, уже не отпустила.

Его мать, Клара Ефимовна, была от нее в восторге (отец – не в счет). Игорь знал, что, если он женится, ему дадут квартиру: в столице разворачивалось жилищное строительство новых районов. А жениться он не хотел ни на ком, кроме Лии.

Не стоит говорить, что Зизи тоже была в курсе дела и поддерживала Лию.

Что касается Виталика, то он вскоре убедился в правильности своих выводов. Произошло это из-за ремонта дорожек на стадионе. В связи с ремонтом ему пришлось перенести тренировки на стадион Лефортовского парка. В парке он увидел, как бродили по осенним аллеям его жена и его соперник. В тот день Виталик бегал до седьмого пота.

Отношение Лии к нему постепенно ухудшалось. Вначале, возможно, она раздражалась, не отдавая себе в том отчета. Позже к ней пришла уверенность в собственном будущем, и она дала почувствовать, что ему дана отставка, полностью и бесповоротно.

Теперь каждое лыко шло ему в строку. Если он ей что-нибудь покупал, она распекала его за мотовство, если не покупал – за скупость. Она могла надуться на него из-за газетной статьи, которую он предлагал ей прочесть, за пессимизм перед сдачей очередной курсовой, равно как и за излишний, по ее мнению, оптимизм.

Когда у нее случилась задержка месячных, она поделилась с ним своими опасениями. Устраниться от обсуждения ему не удалось, хотя он предлагал подождать несколько дней. Виталик даже в мыслях не держал, что в сложившейся ситуации, эта щекотливая тема является, по меньшей мере, рискованной. Он выслушал Лию и рассудительно заметил:

– Вероятность того, что ты думаешь, ничтожно мала. – Виталик был в этом уверен. – Подождем еще неделю.

Он следовал принципу Вильяма Оккама: «Не умножай сущностей».

Женщины устроены по-другому и не так легко соглашаются с принципами, даже если они приняты в кибернетике.

– Какая еще вероятность? – возмутилась Лия. – Я в трансе, а ты мне про какую-то дурацкую вероятность разглагольствуешь.

– Предложи что-нибудь получше, – не сдавался Виталик.

– Я тебя спрашиваю, понял? Хочу знать твое мнение.

– Мое мнение – пусть все идет своим чередом.

– И как ты себе это представляешь?! – От негодования Лия даже подбоченилась. – Я буду сидеть дома с ребенком, а ты на свою стипендию будешь нас кормить? Спасибо! Как бы нам не растолстеть от переедания!

– Родители помогут, – сказал Виталик.

– Вот ты всегда так. Пусть кто-нибудь, только не ты. Уже сейчас устраняешься, а что будет, когда ребенок родится? У тебя один стадион на уме. И вообще, как мы все здесь поместимся?

– Хорошо, – терпеливо согласился Виталик, – давай подумаем, можно ли сейчас избежать появления ребенка.

– Я так и знала! На мое здоровье тебе наплевать. Да будет тебе известно, это у меня в первый раз, а в первый раз особенно опасно!

Виталик вздохнул. У него была ясная голова, и он твердо помнил, что по срокам не мог быть причиной ее опасений. Он долго хранил в памяти, как драгоценность, каждый случай взаимной близости и помнил подробности. Он считал, что они имеют дело со случайным сбоем женского организма.

– Ты меня не поняла, – вслух сказал Виталик.

– Я все поняла! На тебя нельзя положиться. Ты все еще за мамочкину юбку держишься! Посиди и подумай, а я сегодня пойду ночевать к Зинаиде Зиновьевне, понял? – И Лия бросила на него уничтожающий взгляд.

Она взяла сумку, аккуратно положила в нее ночную сорочку и направилась к двери.

– Тебя проводить? – поднялся удрученный Виталик.

– Сама дойду!

Дверь хлопнула, и Виталик остался один. Он посидел немного, потом переоделся и побежал к стадиону.

Вернулась Лия на следующий день веселая, как ни в чем не бывало. Зизи посоветовала ей подержать ноги в горячей ванне, и ночью Лие пришлось вскочить с постели за ватой.

После возвращения Клавдии и Вадима Лия все чаще стала ночевать у Зизи. Клавдия переживала за сына. Вадим, как ни странно, тоже принял сторону Виталика.

Наконец, однажды Лия, повздорив с Виталиком, собрала чемодан и ушла совсем. Виталик знал, что назавтра у нее назначен семинар в Министерстве просвещения, и под вечер поехал ее встретить, чтобы поговорить без свидетелей. На бульваре он сел на лавочку и стал ждать.

Она выбежала из дверей и остановилась. Виталик с бьющимся сердцем поднялся, но в это мгновение Лия помахала кому-то рукой. Виталик повернул голову и увидел своего соперника. Она подошла к Игорю, взяла его под руку, прижалась к нему, потерлась щекой о плечо, оглянувшись, подставила губы.

«– Дитя! Нет такого мужчины, который не верил бы, подобно вам, что его возлюбленная любит его, и нет такого мужчины, который бы не был обманут своей возлюбленной!»

«Что это? – поймал себя на мысли Виталик. – Почему небо черное и фонари ничего не освещают, а выглядят, как кресты в радужной оболочке?»

Он обнаружил себя опять сидящим на скамейке и не догадывался посмотреть на часы.

Затем он вспомнил Лию, и вся его жизнь, начиная с попранного детства, полная унижений и несправедливых пощечин судьбы, грубого использования, подавленности и переживаний, жизнь, из которой он стремился выбежать на свежий воздух, поднимаясь всякий раз, как примятый цветок поднимается к солнцу, эта жизнь показалась ему маленькой серой хоккейной коробкой, из которой никогда не выбежать на мягкий зеленый простор.

Уйти можно было только в небо. Освободиться от тяжелого асфальта и, вдыхая полной грудью утренний туман облаков, умчаться, покинуть опостылевшие серые и жесткие борта.

Он бы так и сделал, не ухвати его за рукав Костя.

А Глеб в этот вечер долго стоял неподвижно, погрузившись в молитву. Он чувствовал, как что-то тяжелое, темное и вязкое не дает ему ощутить теплый и спокойный свет, струящийся с неба.

Поглощенный глубокой скорбью, он стал на колени в надежде обрести душевные силы в Живоносном и Живоначальном источнике, уловить отблеск пророческого мира, свидетельства благоволения и милости Божией.

И вот тьма отступила, сердце окрылилось; подчеркивая каждое движение, он сотворил крестное знамение, благодарно вздохнул и поднялся с колен. Его глаза лучились теплым и спокойным светом.

На следующий день на дачу к Косте приехали Артур и обеспокоенная Клавдия. Они привезли сумку с вещами Виталика. Артур не забыл бросить туда резиновые ленты и тренировочный костюм друга. Потом, подумав, захватил портфель с тетрадками.

Виталик, поддержанный Костей, наотрез отказался вернуться в этот вечер домой и остался на даче.

Клавдия, болеющая за сына, от которого ушла жена, с надеждой смотрела на Костю. Тот ободряюще улыбался и просил не беспокоиться. По дороге домой Артур уверил ее, что для Виталика смена обстановки – лучший из вариантов.

Из слов Клавдии Костя в общих чертах понял, что произошло. «Женщины, женщины, – подумал он, – как это знакомо! “Нет такого мужчины, который бы не был обманут своей возлюбленной!”».

Его рука потянулась к книжным полкам, взгляд отыскал нужный фолиант.

«Обратился я сердцем моим к тому, чтобы узнать, исследовать и изыскать мудрость и разум, и познать нечестие глупости, невежества и безумия – и нашел я, что горче смерти женщина, потому что она есть, и сердце ее – силки, руки ея – оковы; добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею. Вот это нашел я, испытывая одно за другим. Чего еще искала душа моя, и я нашел? – Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщину между всеми ими не нашел.

Только это я нашел, что Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы».

Через два дня Костя подвел Виталика к разговору.

– Понимаете, Константин Георгиевич, я для нее все был готов сделать, жизнь отдать.

– Ей не нужна твоя преданность. Если бы это было так важно, она бы завела себе овчарку.

– А что же ей нужно?

– Чувствовать себя экономически защищенной, вообще в безопасности от всяких волнений.

– Даже если их нет?

– Даже если их нет, они могут появиться в будущем. Поэтому женщинам так нравятся уверенные в себе и решительные мужчины. Особенно когда от них исходит запах денег. Хотя чаще всего такие мужчины и являются источником всяческих проблем.

– А как же любовь?

– Любовь – это другое. Это – когда сердцу не прикажешь. – Костя подыскивал слова. – Любовь – это победа, таящая зерно поражения. Лотерея, в которой выигравшему достается смерть. Надо уметь проигрывать.

– И так всегда?

– Увы. Только «всегда» – неподходящее слово. Любовь – это редкая птица. Rara avis in terris – редкая птица на земле. Между прочим, так Ювенал отозвался о женской верности. Однажды эта птица взмахнет крыльями, и поминай как звали. Для одного из двоих это станет трагедией.

– Да, ощущение не из приятных, – признал Виталик.

– Это – жизнь, дорогой. Ты полюбил и выжил. Считай, что тебе повезло. Ты справишься с этой болью. Только не мсти. Месть – самая скользкая в мире дорога. – Костя помолчал, видимо обдумывая следующую фразу. – Понимаешь, – начал он осторожно, – она не виновата, что действовала именно так. Женщины имеют право на эгоизм, ведь они слабее нас. Им позволено то, что порядочный мужчина себе никогда не позволит. Смотри сам, когда мы говорим: порядочный мужчина и порядочная женщина, мы имеем в виду совершенно разные вещи.

Виталик поднял голову: ему дали почувствовать себя мужчиной. Он постепенно обретал твердую почву под ногами.

Неяркий, теплый свет лился через плафон настольной лампы. Они вышли на крыльцо. Вечер был тихий и прозрачно-синий. Виталик поднял голову. Над ним, сверкая созвездиями, раскинулось поглотившее пространство черное небо.

Ему показалось, что упала звезда, и он то ли успел, то ли нет загадать желание. На ум пришла только одна мысль: чтобы Лия вернулась. Он не был уверен, что поймал момент, и стоял, глядя в небо, ловя падающую звезду, чтобы успеть наверняка, но звезды с неба больше не падали.

Костя потихоньку ушел в дом, а Виталик еще долго оставался на месте, забыв обо всем, удивляясь огромной вселенной, уходящей во мрак, и своему присутствию в ней, ничтожной песчинки на краю обитаемого мира.

Когда он вернулся в дом, Костя уже лег. На столе все так же горела неярким светом лампа, освещая так и не закрытую Костей толстенную книгу с идущей по верху страницы надписью «Екклесиаст».

Прошел еще один день.

Наконец, Косте на кафедру позвонил Глеб и сообщил, что у него все готово. Костя уже давно подписал у проректора письмо. Можно было ехать к Глебу за папкой.

Ночью Косте снились тяжелые сны. Проснувшись утром, он вдруг решил взять с собой Виталика. Эта мысль пришла ему внезапно, и вначале он отбросил ее, как нелепую шутку. Потом, подумав, он пришел к выводу, что мысль не так уж и плоха. Лишняя пара глаз могла ему пригодиться, но еще полезнее поездка была бы для Виталика, начавшего приходить в себя.

Костя понимал, что при других обстоятельствах не следовало бы вовлекать парня в опасные игры, но, когда он вспоминал, в какой смертельной опасности находился и, возможно, еще остается Виталик, всякие сомнения рассеивались.

Словом, он, не скрывая и даже подчеркнув рискованность задуманного, предложил Виталику встретиться в назначенный час в городе. Виталик с радостью ухватился за предложение Кости.

Во второй половине дня они встретились на станции метро «Сокол» и поехали к Глебу.

Оставив Виталика на улице, за воротами, Костя вошел в дом. Он предупредил Глеба, что взял помощника.

– Так где же он? – спросил Глеб.

– Гуляет пока у калитки.

– Негоже, отец мой, держать человека на улице. Зови!

Виталик, оробев, приостановился в прихожей.

Глеб внимательно взглянул на него. Видно было, что он доволен. Познакомились.

– Спортсмен? – спросил Глеб, заметив на Виталике синюю кофту на молнии.

– Мастер спорта по лыжам, – ответил за Виталика Костя.

– Вот это я понимаю! – одобрил Глеб. – Я ведь сам люблю ходить на лыжах. У нас здесь отличные места для прогулок. Теперь у меня напарник появился.

Виталика оставили в гостиной смотреть телевизор. Ему тоже пришелся по душе хозяин с веселыми глазами, одетый в простой подрясник.

Костя с Глебом поднялись в кабинет на второй этаж. На столе уже лежали упакованные в полиэтилен две папки: зеленая и красная – с переводом. Костя аккуратно положил их в свой старенький портфель.

– План немного меняется, – предупредил его Глеб. – Поедешь не на Старую площадь, а прямо домой, на Кутузовский. Тебя ждут. Вот адрес, запомни. Выйдешь за квартал, в переулке, чтобы камеры не перехватили машину. Держи! – Глеб, покопавшись в кармане, сунул Косте несколько красных бумажек. – Это на такси.

– Да у меня есть, – стал отказываться Костя.

– Вот и бери еще. Мало ли что! Вдруг моя машина забарахлит.

Они пошли вниз. Отказавшись от ужина, наши искатели приключений оделись.

– Ну, с Богом, – Глеб благословил их и вызвал шофера.

Пока заводили машину, Костя давал инструкции Виталику. Потом ворота открылись, они сели в серую «Волгу» и, не останавливаясь, помчались по сумеречной аллее. Не встретив ни одной живой души, они доехали до поворота, свернули налево и, набирая скорость, полетели по прямой, как стрела, дороге.

В этот момент их обошли разогнавшиеся белые «жигули». Костя забеспокоился. Не доезжая до конечной остановки троллейбуса, «жигули» вдруг, взвизгнув тормозами, неудобно остановились. Серая «Волга» едва не ударилась о белое крыло «жигулей». Промедли шофер еще мгновение, полетели бы в разные стороны, как бильярдные шары, столкнувшиеся машины.

– Не останавливаться! – крикнул Костя.

Шофер Глеба включил заднюю передачу, но не тут то было! Костя обернулся и увидел, что сзади, блокируя «Волгу», остановились еще одни «жигули», на этот раз желтого цвета.

Костя уже передавал на заднее сиденье портфель Виталику, успев четко и даже несколько зловеще выговорить:

– Беги направо, сделай полукруг и вернись на эту аллею в самом ее конце. Дистанция около трех километров. Там мы будем тебя ждать.

Он с силой распахнул свою дверь, перегораживая дорогу подбегавшим людям из первой машины.

Виталик выскользнул из задней двери и, перепрыгнув неширокую канаву, побежал по жесткой осенней траве. Он понимал: теперь вся надежда на него. Удастся ли ему выполнить все, что велел Костя? За Костю он не беспокоился. Часть невесть откуда взявшихся преследователей побегут за ним, за Виталиком, а Костя что-нибудь придумает. Он вспомнил одну историю с Костей, которую рассказывал Артур, ставший ее невольным свидетелем.

Пока Виталик, набирая скорость, уходит, как мустанг, от погони, припомним рассказ Артура.

В один прекрасный день Артур с Костей возвращались с дачи. Каждый из них нес тяжелую сумку, поэтому с перрона они сразу повернули к автобусу. Сороковой маршрут доставлял Артура к самому дому, Костя же ехал дальше, до Земляного Вала. Автобус был переполнен, и Артур сумел зайти в переднюю дверь, тогда как Костя зашел в заднюю.

На задней площадке оказалось очень шумно. Шла какая-то перебранка между тремя-четырьмя подвыпившими парнями. Похоже, в этот день на заводе выдали зарплату. Двое, крупнолицые, плотные, с обозначившимися пивными животами, переругивались друг с другом, не стесняясь в выражениях, пихались в тесноте. Их подзадоривал коллега постарше, стоявший у задней двери и пребывавший в пьяной эйфории. Четвертый, высокий парень, потрезвее других, посмеиваясь, иногда вставлял свое замечание. Костя спиной чувствовал возню при нарастающей грубости высказываний. Пассажиры тихо возмущались.

Внимание Артура и его соседей невольно было приковано к задней площадке. Костя с сумкой в левой руке только вздыхал. Он терпел долго. До следующей остановки.

Когда открылись двери, Костя молча схватил правой рукой за плечо ближайшего к нему скандалиста и выбросил его на тротуар. Тот, раздвигая массой случайных прохожих, куда-то исчез. Освободилось место для следующего. Он стал упираться в дверях, и Косте пришлось его подтолкнуть. Упираться не стоило. Застряв на выходе, этот тип упал навзничь и теперь лежал с поднятой ногой, которая еще оставалась на ступеньке автобуса. Третий компаньон оказался килограммов на пятнадцать легче и от толчка вылетел, как пробка из бутылки. Костя искоса взглянул на высокого парня. Тот стоял потупившись. Вернувшиеся двое, те, что остались на ногах, помогли подняться лежащему парню. Двери перед ними захлопнулись, и автобус поехал дальше.

Артур сказал, что в салоне повисла мертвая тишина. Все как будто оцепенели. В полном молчании доехали до следующей остановки. Затем вошли новые пассажиры, и тишина была нарушена. Костя продолжал стоять на задней площадке, пока не освободилось место в проходе.

Виталик на бегу улыбнулся, вспомнив рассказ Артура. Он верил в Костю, а Костя верил в него.

2. Бег по внешнему кругу

Ни Глеб, ни Костя не знали, что их последние встречи попали под пристальное наблюдение Невидимого учителя. С расположенной неподалеку от резиденции Глеба дачи итальянского представительства полетело донесение в Рим. Где-то в горах в темной вышине сверкнули зеленые глаза Дракона, и сверху слетело белое перо. Приблизившись, оно оказалось бумажным бланком. На бланке было послание, предписывающее на этот раз перехватить добычу.

Не знал Костя, что новый заместитель заведующего кафедрой наблюдает за каждым его шагом.

Не знал Глеб, что его городской телефонный номер был временно перехвачен, хотя не сомневался, что в «конторе» могут работать люди на два фронта. Дурное предчувствие тяготило его, но не мешало действовать.

Из охотхозяйства, что в Клинском районе, в Москву были срочно направлены два брата. Первый, сухощавый, большеносый, с густыми черными бровями, имел прозвище Волчий Шаг за привычку всегда ступать след в след идущему впереди. Второго, белобрысого малого лет тридцати, все называли Дроздом (видимо, исходя из фамилии). С ними было еще три приятеля. В Москву прибыли на двух «жигулях».

Им сказали, что необходимо любым путем заполучить бумаги, которые повезет человек, вышедший или выехавший из резиденции Глеба. Все должно быть тихо, без жертв и криминала, выглядеть как частная ссора, в крайнем случае – как нарушение общественного порядка, не выходящее за рамки административного дела. Удача сулила участникам крупную сумму денег.

Впереди на белых «жигулях» ехал Дрозд с напарником. Следом желтые «жигули» вел Волчий Шаг. С ним в машине находились готовые на все два других приятеля.

Машины шли по Ленинградскому шоссе к Москве, как будто были связаны тросом. Проскочив станцию метро «Войковская», они взяли вправо, миновали огромный параллелепипед Гидропроекта и, оставив слева сталинскую архитектуру бывшей колыбели советской противоракетной обороны, пересекли Волоколамское шоссе и устремились к новым кварталам Мневников.

Остановившись у телефона-автомата, Дрозд подождал, когда подъедет Волчий Шаг. Тот переговорил по телефону, и они двинулись дальше. Выехав на аллею, проехали поворот к резиденции Глеба, развернулись и остановились. Дрозд через левое стекло видел вдали ворота резиденции, откуда должен был появиться курьер с документами.

Ждать пришлось долго. Наконец увидели, как открылась дверь в заборе, впустив какого-то человека. Стало смеркаться. Минут через двадцать ворота открылись.

– По машинам! – скомандовал Волчий Шаг.

Все произошло, как было задумано. Сдав назад, они пропустили «Волгу». «Почему их трое?» – успел подумать Дрозд, рванувшись вперед.

Размышлять было некогда. Весело крикнув: «Делай, как я!», Дрозд после обгона «Волги» ударил по тормозам.

Дальше произошло следующее.

Выскочив из заблокированной на дороге машины, Виталик пробежал, как олень между двумя сворами собак, и устремился в перелесок.

Волчий Шаг, закрыв машину, бросился догонять трех приятелей, которые побежали за Виталиком. Дрозд остался охранять машины.

– Что с этими делать? – крикнул он вдогонку.

– Пусть сидят тихо, – на бегу ответил Волчий Шаг и скрылся в тени деревьев.

Солнце на горизонте, показавшись из-за туч, подарило всем последний луч, окрасив небо в оранжевый цвет.

– Глуши мотор! – закричал Дрозд.

Стало тихо. Костя невозмутимо вышел из машины.

– Сказано тебе, сиди тихо. – Дрозд запер белые «жигули» и, обойдя капот, двинулся к Косте.

– В машину. – Он толкнул Костю в плечо.

Это были последние членораздельные слова Дрозда, обращенные к Косте. Костя уцепился двумя руками за его пиджак и широким махом развернул свой корпус справа налево. Ноги Дрозда оторвались от земли, и он, описав полукруг в воздухе, как фигуристка, которую закружил, но не удержал партнер, пролетел плашмя около метра и упал, ударившись о колесо своей машины. Сгоряча он поднялся, однако сильно ушибленная при падении нога не позволила ему даже переступить. Морщась от боли, Дрозд затравленно смотрел в глаза приближавшегося Кости, потом резко отбросил в траву ключи от машины и сжался в ожидании удара. Однако удара не последовало.

– Заводи, – сказал Костя шоферу Глеба, похлопав по капоту «Волги», и направился к задним «жигулям».

В это время Виталик, пробежавший уже километр, перескочил через какой-то забор, вспугнул собаку, которая разразилась истошным лаем, потом преодолел еще один забор и выбежал на песчаную дорогу. Он слышал, что сзади, перекликаясь, его догоняют преследователи, но не видел, что за ним бегут только двое. Двое других пошли на перехват.

Не останавливаясь, он взглянул на часы. Он знал, что минут через десять должен добежать до конца аллеи. Сгустилась тьма, и он не увидел стрелок. Ничего, он и без часов чувствует расстояние.

Портфель был тяжелый, и ему приходилось то и дело менять руку. Пересекая поперечную аллею, Виталик инстинктивно ускорил бег, чтобы миновать открытое место побыстрее. В тот же миг из аллеи выскочили двое и чуть не столкнулись с ним. Протянутые руки цапнули воздух, один из них, выругавшись, споткнулся, но, уверенные в скорой победе, они рванули, как на стометровке. Виталик перехватил портфель в другую руку и прибавил скорость. Так они пробежали еще метров триста. Расстояние между ними сокращалось. Двадцать метров, десять метров, пять метров. Виталик продолжал бежать все в том же темпе, но расстояние между бегущими стало увеличиваться. Преследователи не выдерживали темпа, заданного Виталиком.

Он продолжал бежать. Портфель гирей оттягивал руку. Казалось, еще немного, и Виталику придется волоком тянуть его за собой. Он почувствовал, что на брови наползают капли пота. «Это плохо», – подумал он. И еще подумал: «Как там Костя?» Эта мысль придала ему силы.

А Костя подошел сзади к желтым «жигулям», взялся за бампер и оттащил машину назад метра на полтора. Приподнявшийся было Дрозд с трудом проглотил слюну и опустился на землю. Освобожденная из плена «Волга» развернулась, подхватила Костю и помчалась в конец аллеи.

Бегущие следом за Виталиком охотники хотя и поотстали, но держали его в поле зрения, преследуя словно зверя. Скоро он достигнет берега реки, и ему придется свернуть. Волчий Шаг верил в охотничью удачу. Чтобы перехватить этого лося, надо брать правее. Однако Виталик вдруг сам свернул направо, и им пришлось прибавить скорость.

«Все равно загоним», – подумал Волчий Шаг и махнул отставшим товарищам, указывая направление.

Виталик бежал все в том же темпе, не снижая, но и не прибавляя скорости. Если бы не ноша, он мог бы бежать так еще долго, но кисть уже не держала ручку портфеля. Боясь уронить, он прижал портфель к груди. Портфель, как свинцовая плита, тянул его то влево, то вправо. Виталик споткнулся раз, другой. Заметив это, Волчий Шаг победно улыбнулся.

Стемнело. Виталик уже не разбирал дороги. Впереди мелькнул свет проехавшего автомобиля, и Виталик понял, что выбегает на аллею. Он уже держал портфель обеими руками, пошатывался, но не терял темпа. Выбежав на асфальт, он огляделся. Слева, метрах в ста, стояла машина. Он побежал к ней. Но этого можно было и не делать. Взревев мотором, «Волга» рванулась к нему, затормозила, и Костя открыл перед ним дверь. Виталик упал на заднее сиденье, и они полетели в сторону города.

Волчий Шаг, выбравшись на дорогу, увидел лишь красные габаритные огни. Двое его спутников появились справа и только проводили ослепшими глазами пронесшийся мимо них автомобиль.

– Как ты? – спросил Костя, оборотившись назад.

– Нормально, – глухо ответил Виталик.

Он сидел, склонив голову, стараясь отдышаться.

Через минуту впереди показались все еще стоявшие на дороге «жигули». Костя хмыкнул:

– У тебя еще силы найдутся?

– Километра на два, не больше, – Виталик, освободившись от портфеля, готов был снова к бегу.

– Нет, брат, теперь бежать никуда не нужно. Петрович, – обратился Костя к шоферу, – притормози у желтой машины.

Дрозд, превозмогая боль, пытался найти в темноте выброшенные ключи. Присев у обочины, он застыл, увидев подъехавшую «Волгу», из которой вышли Костя с Виталиком.

Только крики подбежавших спустя некоторое время товарищей привели его в чувство: он буквально окаменел, когда увидел, как Костя с Виталиком подошли к желтой машине, ухватились снизу за левый порожек и, рванув вверх, перевернули машину на бок. Автомобиль мягко упал правым боком на поросшую травой землю.

Костя, отряхивая ладони и улыбаясь, велел продолжать путь в центр города, на Кутузовский. Только спустя сутки он заметит над правым коленом огромных размеров гематому: ему не хватило роста, чтобы, не перехватывая рук, перевернуть машину, и тогда пришлось коленом поддать ее снизу.

Совсем стемнело. «Волга» ушла вправо на пустынные проезды близ железнодорожного узла, на которых даже рев ночного грузовика слышался редко.

Мимо поплыли какие-то заборы, стройки, пустыри. Виталик тщетно вглядывался в тьму. Они были одни в притихшем районе, никто за ними не ехал. Миновали Краснопресненскую пересыльную тюрьму, скрытую в запыленном лунном ландшафте.

Как и условились, притормозили у станции «Фили». Виталик выскочил и нырнул в метро. «Волга» довезла Костю до «Кутузовской», свернула в проулок. Распрощавшись с водителем, Костя тоже спустился к подземке. Начал накрапывать дождь. В переходе он достал плащ из болоньи и шляпу с узкими полями. Поискал глазами Виталика. Когда тот появился, он двинулся по Кутузовскому проспекту. Виталик держался метрах в пятидесяти сзади. В свете фонарей ему хорошо была видна спина Кости.

Костя пару раз остановился. Дойдя до солидного жилого дома, он повертел головой, оглянулся. Виталик шел как ни в чем не бывало, держа руки в карманах. Костя свернул к подъезду. Виталик не торопясь прошел мимо.

Пока Костя доставал и показывал документы, в вестибюле возникло необычное оживление. Перед лифтом остановились двое мужчин. Костя заторопился к лифту. Они уже зашли в кабину и повернулись к нему лицом. Он поднял глаза и остолбенел. В кабине стоял Брежнев и, улыбаясь, приглашал его войти.

Губы сами собой расплылись в улыбке, и Костя, поблагодарив, жестом показал, что поедет позже, тем более что стоящий за спиной Брежнева охранник погрозил ему кулаком.

Перед нужной дверью Костя снял шляпу и плащ. В четырехкомнатной квартире в ста четырех квадратных метрах жилой площади жили только двое: хозяин и его жена. Костя прошел в кабинет.

Непривычно было разговаривать с человеком, которого он видел на телевизионном экране и на мавзолее Ленина. В канун революционных праздников в ряду других портрет хозяина вывешивался на стенах домов, мимо них шла демонстрация трудящихся с теми же портретами в руках.

Костя выложил на стол обе папки.

– Как доехали?

Пришлось коротко рассказать о происшествии. Хозяин в задумчивости походил по ковру.

– Кто это был? Как вы думаете? – спросил он Костю.

– Мне показалось, они не москвичи. Обветренные лица, одежда провинциалов. Автомобили залеплены грязью, – ответил Костя.

– Из провинциального амфитеатра. Умно!

Он посмотрел на Костю:

– Знаете, что в этих папках?

– Я переводил.

– Ах да, я и забыл. Советую и вам пока не вспоминать об их содержимом. Лет через двадцать, двадцать пять, может быть, осуществится идея объединения Европы. Как это будет? Не знаю. Я этого не увижу. А вот вы уж, пожалуйста, доживите. И вспомните. Обещаете?

– Я постараюсь.

– Ну, вот и отлично!

Хозяин помолчал, поправил очки, потом вдруг сказал:

– Я вам как специалисту скажу, что меня беспокоит. Сейчас инициатива передана нашей стране. Предстоит борьба. Главное, не потеряться, не допустить, чтоб тебя оттерли на задворки. Не затоптали в общей кутерьме. Не задушили лукаво в объятьях. Сохранить лидерство любой ценой. Удержимся – станем первой державой, удесятерим свои силы. Нет – разорвут на куски. Пропадем, как пропала Византия.

Костя смотрел на него во все глаза. Читая документы из зеленой папки, он больше интересовался новыми историческими фактами, помогающими заглянуть в мистическую глубину истории. Однако теперь он в полной мере осознал политическую проблему. Он еще раз убедился, что настоящая политика – побочный продукт метафизического знания. Так сформулировал для себя Костя.

Все еще размышляя над грандиозностью замысла, он вышел на улицу. Сыпал мелкий дождичек. Фонари были окружены радужными кругами.

«Политика – это власть, когда речь идет об одном человеке или группе, – думал Костя. – Власть – конечная цель, и тогда все средства хороши. Власть – всегда заговор. И политика становится грязным делом. Не так ли? Пожалуй. Демократия? Прекрасная дама с безобразным лицом, как называл ее Нострадамус».

«Все это так, – продолжал размышлять Костя, – если только власть не имеет сакральных корней, изначальной традиции, не принята бесчисленными поколениями. В противном случае политика есть лишь участие в приобретении вещи, не более чем борьба за нее».

Костя перехватил тяжелый портфель в другую руку. Хозяин предложил положить в него несколько толстых журналов, чтобы не было заметно, что гость вышел с пустым портфелем.

«Конспиратор, – подумал Костя. – Даром что председатель КГБ. У каждого своя наука».

Он вошел в кафетерий, где его должен был ожидать Виталик. Тот допивал второй стакан кофе с молоком и доедал бутерброд с вареной колбасой. Костя снял промокшую шляпу, небрежно поставил портфель на подоконник и тоже принес себе обжигающий пальцы граненый стакан с сероватым кофе и бутерброд. На вопросительный взгляд Виталика ответил:

– Все в порядке. Кстати, мне пришлось сообщить твои координаты.

Виталик беззаботно пожал плечами.

Они купили целую авоську продуктов, сухого вина, вафельный торт. По пути к Киевскому вокзалу им удалось поймать такси, и спустя четверть часа они уже подъезжали к Чистым прудам. Водителю Костя дал целый рубль. По дороге он осмотрел журналы, от некоторых оторвал последние страницы, а выйдя из такси, поставил старенький портфель рядом с мусорным баком. Теперь Костя не опасался запоздалого преследования. Виталик с сожалением оглянулся.