Текст книги "Всё пришедшее после"

Они еще не знали, что им предстоит, но уже готовились к Последней битве – Endkampf, обещая себе не поддаваться усталости до конца времен.

Папа не смог выполнить своего обещания. Обязанный французскому королю, через четыре года он все же наложил запрет на эту организацию, а еще через два года был сожжен в Париже их Великий магистр. Увы, Папа после последнего прискорбного события прожил только сорок дней: внезапная болезнь свела его в могилу. Говорили, что он умер, приняв лекарство – приготовленный для него изумрудный порошок. Вскоре внезапно умер французский король.

Так началась история 72 рыцарей, ставших Великими и Неведомыми, так начиналось Утро Зеленых Титанов, претендующих на первенство в могуществе, если бы не было силы, сильнее всякой силы. Что можно сказать в этой связи? Скажем одно: еще не вечер.

5. В благополучии ожидай удара

Как уходящее детство, уплыл в небо олимпийский Мишка. Москва продолжала наслаждаться недолгим покоем. Солнце заливало опрятные опустевшие улицы. Москвичи могли свободно ходить по магазинам. Небольшая, но трудолюбивая и аккуратная Финляндия дала возможность приобщиться к диковинным импортным продуктам в непривычно красивой упаковке.

В один из последних дней этого «олимпийского коммунизма» по Гоголевскому бульвару шли, дружески беседуя, два пожилых человека. Один из них опирался на палку, второй почтительно прислушивался к его словам.

– Вот тебе пожалуйста! – говорил первый. – Оказалось, что в технических возможностях мы ограничены. Им подавай сутки машинного времени, чтобы разгадать шифр. Видно, миновало время острого ума. Молодежи теперь подавай электронные мозги. Нет, брат, ничто человека заменить не может. Как говорил у нас подполковник Маклярский: терпение, мой друг, и ваша щетина превратится в золото. Вот и Лазарь Моисеевич повторял: «Запомни, Наум, в России долго живет тот, кто имеет терпение».

– Простите, как он поживает? Видитесь с ним?

– Все реже и реже. Не молодые уже. Раньше я до Фрунзенской пешком доходил. Теперь вот видишь, – он показал на палку, – на трех ногах далеко не убежишь.

– Ну, вы еще кому хочешь форы дадите!

– Главное, чтобы уму подпорки не требовались. Недаром избиратели Рузвельта говорили: нам нужен президент, а не акробат.

Они вышли к Арбату. Пошли по тротуару. В то время Арбат был еще нормальной московской улицей, по которой двигался транспорт, а прохожие ходили по тротуару. Хорошая московская улица, которой вскоре суждено было «офонареть» и превратиться в общественное заведение под открытым небом.

– Ладно, брат, давай-ка к делу, – Наум замедлил шаг. – Как же ей удалось достать ключ к шифру?

– Нашла у него в бумагах.

– Откуда она знала, что нужно искать?

– На это и ушло время. Сначала она как будто заинтересовалась языком символов, потом попросила рассказать о древних шифрах, потом о современных кодах. Он ей показал, как можно шифровать с помощью ключа. А когда увидела таблицу, как она выразилась, подматрицу, так и поняла: есть! Ну, остальное – дело техники.

– Посмотрим, подойдет ли ваша техника!

Они свернули в один из арбатских переулков. В квартире Наум взял бумагу с ключом. Долго рассматривал таблицу, вздыхал.

– Видите, – показал пальцем его гость на первый столбец, – вот оно, ключевое слово.

– Да вижу, вижу: не дурак! – Наум опять вздохнул. – Маркиз. Самая подходящая кличка. Средневековая Франция. Заметь, не граф, не барон, они и в других странах были, а именно маркиз. Не забудешь. Как мои оболтусы не догадались! Это же так просто! Похоже, попали в яблочко.

Он подошел к телефону, набрал номер, услышав частые гудки, с досадой бросил трубку.

Однако к вечеру Наум имел полностью расшифрованный Костин текст. Все, вплоть до приписки относительно идентификационной оценки.

«Интересное кино получается, – думал он, – что это – платная консультация или проверочный тест? В любом случае не будем торопиться. Информации достаточно, чтобы стать осторожнее, но явно маловато для активных действий».

Наум потянулся к телефону. На том конце он услышал голос своего сегодняшнего гостя.

– Спасибо за хорошую работу, – сказал Наум в трубку. – Пусть она продолжает присматривать за цветком. Большего пока не требуется. Вот и отлично! Привет семье!

В этот же вечер ничего не подозревающий Костя, забыв о своей проделке, тоже сидел за письменным столом, только не в Москве, а в Удельной, и читал «Прогностик» Парацельса на французском, параграф второй «Trois feurs de lis»[15]15
  Три лилии (фр.).


[Закрыть].

«Тот, по чьей вине вышел из земли этот самый знаменитый цветок, сделает его в свое время и в своем месте увядшим и бесплодным…»

Парацельс в 1536 году предсказал гибель французской монархии – так понял Костя этот отрывок о трех лилиях. Три принципа Великой французской революции: свобода, равенство, братство – посвященные прочитывали в трех дисциплинах герметики: астрологии, алхимии и магии. Могильщиком станет тот, на чьем месте оказалась эта монархия? Значит, она уже тогда была обречена? Но предупрежден, значит, вооружен. Раз обречена, где же здесь свобода?

Одни вопросы потянули за собой другие.

Можно ли противостоять судьбе? Тот, кто считает, что можно, должен быть уверен, что время течет из ниоткуда в никуда: все проходит навечно. Однако что, если мы участвуем в том, что уже было, как в фильме, который уже снят и записан на пленку? Что в нем можно изменить? Нам только кажется, что своими выходками мы исправляем сценарий, но эти выходки были в самом сценарии. Ничего не изменишь! Уже снято! Мы проживаем жизнь, радуясь и страдая, как зритель, смеясь, безумствуя, плача, как будто впервые, а это всего лишь бесстрастный просмотр целлулоидной пленки и ничего нельзя сделать. Снято!

Костя подошел к зеркалу.

– Что это с тобой? – обратился он к своему отражению в зеркале. – Отсюда и до солипсизма рукой подать.

Он потер лицо рукой.

Здравый смысл говорит, что все это ерунда. Тогда почему так мало целесообразности, логики, справедливости, наконец? Долго строится и вмиг разрушается. Или нельзя жить с этим миром в согласии? Отречься от телесного. Превратить яд в лекарство. Только индивидууму по силам стяжать мир в душе. Все идущие вместе, любой коллектив организуется и находится под крылом демонизма. Царство количества, экстенсивности, экзотеризма – это царство «князя мира сего» и заселено ложными призраками.

– Иди спать, Костя, – сказал он самому себе. – Утро вечера мудренее.

Вот так было всегда, когда в его жизнь входила Ирина. Накануне она позвонила ему, они встретились. Вестей от Льва не было никаких, его сослуживцы успокаивали ее, но Ирина только еще больше тревожилась. Возле своего дома она предложила Косте подняться в ее квартиру. Костя отрицательно покачал головой.

– Ты не хочешь? – Она удивилась.

– Почему? Очень хочу.

– Тогда пойдем, посмотришь, как я живу.

– Пойми, я не могу, – Костя стоял на своем. – Не могу себе позволить, – объяснил он. – Это пахнет воровством.

– Но ты просто так зайдешь.

– Это ты просто так зайдешь, – возразил Костя, – а я, я – совсем другое дело. – Он посмотрел на нее таким взглядом, что она, кажется, поняла его.

– Какие мы щепетильные, – протянула Ирина. – Будь проще, пойдем.

– Нельзя. – Костя опустил глаза, но голос его звучал твердо.

– Ну, как хочешь! – В ее голосе, кроме нотки сожаления, пожалуй, звучала нотка растроганности. – Тогда, до свидания!

– До свидания. – Костя смотрел ей вслед и вздыхал.

Ирина оглянулась.

– Костя, – окликнула она, – по-моему, это чересчур! Ты не находишь?

Костя только развел руками.

Утром он встал как ни в чем не бывало, пошел на улицу делать зарядку. В молодости он мог раз двадцать присесть с тяжелой штангой. Теперь «дыхалка» не позволяла. После швунга он отправился на турник. Подтягиваясь, Костя выходил в упор на прямые руки. Первый такой подход давался с трудом. Пока кровь не разогреет затекшие места, пока организм, ощущая боль в сухожилиях, не впрыснет в кровь анальгетик, возраст дает о себе знать. Ко второму подходу Костя забывал, что ему скоро стукнет пятьдесят.

Помнится, даже при тяжелых тренировках он никогда не покрывался потом. С ним запросто можно было обменяться майками. От него вообще не исходил запах пота: наверное, собакам трудно было бы взять его след.

После завтрака Костя уехал в Москву.

День он провел дома за книгами. К вечеру позвонила Лена и сказала, что должна поговорить с ним по важному делу.

– Ну, как вам нынешняя Москва? – проходя с ней в комнату, осведомился Костя.

Он был рад ее приезду, ему инстинктивно хотелось отвлечься от гнетущих мыслей о собственном одиночестве, добровольном изгнании и душевном разорении.

– Это – сказка! Такой Москва никогда не была и, уверена, никогда не будет. Даже в кинотеатре «Россия» мы с Виталиком сидели совершенно свободно. Народ не толкался за билетами.

– Что смотрели?

– «Экипаж». Кино, как в Голливуде.

За чаем она рассказала Косте о главном:

– Позавчера я отдала табличку с ключом. А сегодня утром узнала результат.

– Ну-ка, ну-ка, – Костя навострил уши.

– Все отлично, Константин Георгиевич. Во-первых, меня поблагодарили за хорошую работу.

– А во-вторых?

– А во-вторых, велели за вами присматривать. – Она лукаво посмотрела на Костю. – Больше никаких поручений. Только присматривать. До особых указаний.

– Что ж, неплохо!

– Неплохо? И вы так просто это говорите? Это же замечательно! Вы не знаете, какой камень сняли с моей души. После смерти мужа я ни минуты не оставалась спокойной. Я не могла заходить в нашу комнату и с тех пор ни разу там не была. Все бросила, все, и вернулась к родителям. Потом отец сдал ее кому-то. Вот. Меня нашли и объявили, что месть не окончена, а только отсрочена. Они были вежливы, сказали, что ничего особенного не потребуют. В них не было ничего угрожающего, но они меня испугали. Они заявили, что мой муж не первый и не последний, но выступать против них они никому не позволяют и никогда не прощают. В их деловитости, знаете ли, таилась неумолимая сила машины. Я почувствовала себя всего лишь продуктом для переработки. Скажи я «нет», и машина, не останавливаясь, сломает меня и выбросит. Мне казалось, что ничто не может ей противостоять. – Лена закинула руки за голову. – Вы подарили мне надежду, и я в первый раз за эти годы дышу свободно. И все это благодаря вам.

Костя слушал, кивал головой, улыбался, а сам думал: «Все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Умелый наносит удар, когда его не ожидаешь». В памяти почему-то всплыли когда-то прочитанные строчки из Шулхан-Аруха: «Предателя дозволяется убивать во всяком месте, даже в наше время». Эта машина не ржавеет.

– Проводите меня до бульвара, – попросила Лена.

Костя засобирался, покопался в прихожей, взял с собой сумочку.

– Зайду на обратном пути в ремонт обуви, – пояснил он.

На улице было еще светло. Солнце садилось. Город, действительно походил если не на райское место, то, по крайней мере, на его окраину.

Лена не шла, а летела, едва касаясь земли. У Кости в голове крутилась дурацкая песенка: «Летящей походкой ты вышла за водкой и скрылась из глаз под машиной БелАЗ!»

У бульвара они распрощались. Лена пошла дальше, а Костя повернул назад. Через несколько шагов он нырнул в подворотню, достал из сумки потертую куртку из болоньи неопределенного цвета, надел ее, дополнил свое преображение мятой шляпой и очками, вышел, сутулясь, держа руки в карманах.

Лена подходила к трамвайной остановке, Костя еще раз посмотрел направо: трамвая не было, и он не спеша двинулся на другую сторону бульвара. Он почувствовал смутное беспокойство, однако ему не удалось найти его причину. Тогда он остановился и еще раз внимательно осмотрелся вокруг. Пошел дальше.

Лене не стоялось на месте, и она, махнув рукой на транспорт, направилась к Покровскому бульвару, видимо решив идти пешком. У нее было столько энергии, что она запросто могла пройти вдвое большее расстояние, чем требовалось, чтобы добраться до своего дома. А дом, как помнил Костя, находился не так далеко, где-то на Новокузнецкой улице.

Итак, она шла по бульвару. Костя следовал за ней по тротуару. Спустились к Солянке. Костя покрутил носом, проходя мимо шашлычной: сразу захотелось есть. «Вернусь, поем как следует», – пообещал он себе.

Лена уже поднималась по Устьинскому мосту. Стемнело, виделся только ее силуэт на фоне слабо освещенного горизонта.

Когда она дошла до середины моста, мимо Кости проехала машина с горящими габаритными огнями, и он понял, откуда родилось его беспокойство там, близ трамвайной остановки. Сердце забилось чаще, он почувствовал знакомое волнение, как на соревнованиях. Грудь расширилась, движения стали упругими, он сдернул мешавшие очки и шляпу. Черная «Волга»-универсал, догнав Лену, затормозила.

Если бы мы вернулись назад на сутки в кабинет старого Наума, мы бы узнали, что в тот вечер одним телефонным звонком он не ограничился. Через час к нему подъехал вызванный им внук – молодой человек, еще не достигший тридцати лет, одетый в синий клубный пиджак с металлическими пуговицами и светлые фланелевые брюки.

– Ты когда летишь? – спросил Наум, глядя на него снизу вверх.

– В понедельник. Из Шереметьево.

– Надолго?

– Месяца на два. А что, есть дело?

– Дело всегда есть. Да не про вашу честь! Вы только и научились, что кричать и ногами размахивать. Как это у вас называется?

– Карате, – засмеялся внук.

– Вот-вот! Пляски для дикарей. В наше время мы джиу-джитсу осваивали.

– Старье! Один нафталин.

– Нафталин? – взорвался Наум. – Да что вы можете? Девок портить?

– Ну ладно тебе, дед. Заколебал уже. С кем не бывает. Чего делать-то?

Наум поостыл. После паузы спросил:

– Знаешь ли ты такую Лену Яковлевну Иванову?

– Без понятия. Красивая?

– Красивая, красивая. Так вот, ее на предмет предательства прокачать надо. Понял? Сможешь?

– Вот это дело! Жалко времени мало.

– А мне твои романы не нужны. Мне нужно узнать и забыть.

– Ясно! А если сознается?

– Сделай так, чтобы этого не повторилось.

– Понял! Денег будет стоить, дед. На бензин. А?

– Кстати, ты на чем ездишь?

– На старой институтской «Волге».

– Хорошо, хорошо, держи. – Наум достал из кармана деньги, отсчитал несколько бумажек, передал внуку, тот, не считая, сунул их в карман.

– Как я ее узнаю?

– Ты ее видел на похоронах мужа. Вспомнил?

– Это тот, который?..

– Тот самый, – поторопился с ответом дед. – Вот тебе ее карточка, чтобы освежить память. – Наум порылся в своей картотеке, достал картонку с фотографией и адресами.

Внук внимательно прочел, закрыл глаза, запоминая.

– Сделаешь? – Наум поднялся, показывая, что у него есть другие дела.

– Будь спок, дед!

– Лехаим!

В этот момент в дверь позвонили. Внук пошел открывать. На пороге стоял хорошо одетый мужчина в дорогих очках «Сенатор», с чемоданчиком в руке.

– Bonjour. – Мужчина ослепительно улыбнулся, подавая руку, на руке красовался золотой перстень с надписью «Ecole Hiperiont».

– Entrez, cher ami, – пожимая руку и пропуская гостя в квартиру, отвечал молодой человек.

– Здравствуйте. – Гость увидел выходящего из комнаты Наума.

– Прошу. Сейчас, только провожу внука.

Молодой человек откланялся:

– Adieu, ou plutot au revoir.

– Au revoir. Amusez – vous bien![16]16
  Добрый день. – Входите, любезный друг. – Прощайте или, вернее, до свидания. – До свидания. Желаю вам повеселиться! (фр.).


[Закрыть]

– Иди, иди. Резервуар, – проворчал Наум, провожая внука и приглашая гостя в комнату.

На следующий день молодой человек встал рано. В половине восьмого он поставил машину напротив подъезда длинного дома по Новокузнецкой улице, где первый этаж занимал магазин «Радиотехника».

Без десяти восемь из подъезда вышла Лена и направилась к метро. В десять часов он позвонил другу.

– Привет, – сказал он в трубку, – не разбудил? Вчера? Готовил тебе сюрприз. Какой, какой? Жди меня вечером на даче. Ну, конечно один. Привезу. Закачаешься. Для нас с тобой. На этот раз все что захотим. Я тебе говорю, никуда не денется. Что, уже встал? Вечером полюбуюсь. Будь паинькой. Что? Вот негодник! Сделает, будь уверен! – Положив трубку, он ухмыльнулся и покачал головой.

Вечером «Волга»-универсал проводила Лену от проходной до Чистых прудов и остановилась так, чтобы ее водитель видел, когда Лена вновь появится на бульваре…

На мосту одиноко гулял ветер, вдалеке волшебным видением поднимался ярко освещенный Кремль. Внизу зловеще плескалась черная вода. От звука тормозов Лена вздрогнула. Из машины вышел элегантный молодой человек в белой сорочке с галстуком. Он окликнул Лену по имени и отчеству. Она остановилась. Ей не сразу удалось разглядеть его лицо. Он подошел поближе: черные волосы, аккуратно подстриженные, как у иностранца, выразительные глаза, приветливый взгляд.

Лена взяла себя в руки:

– Вы меня знаете?

– Конечно, – ответил он, – ведь вы исправно выполняете мои задания (здесь он приписал себе то, чего на самом деле не было), надеюсь, так будет и впредь.

– О чем это вы?

– Разве вы меня не помните? Я был на похоронах вашего мужа. Правда, тогда я был гораздо моложе. Но вы – все та же.

– Что вам угодно? – Лена оглянулась, на мосту никого не было, кроме какого-то дядьки с залысинами, который приостановился, чтобы плюнуть с моста в воду.

– Мне угодно, – сказал молодой человек, явно наслаждаясь ситуацией, – чтобы вы сели в машину.

– Послушайте, молодой человек, я сделала все, что меня просили. Не далее как сегодня меня похвалили за отличную работу. А вас я, простите, вообще не знаю.

– Узнаете, – ответил он, подходя ближе. – Вы что, думаете, я шучу? – Он достал что-то из кармана, это что-то щелкнуло, и из сжатой кисти выпрыгнуло тонкое лезвие ножа. – Я сказал: быстро в машину! Ты у меня довыступаешься!

Лена покорно пошла к машине. Лысоватый любитель вечерних прогулок приближался, и молодой человек спрятал нож. Посадив Лену на переднее сиденье, он обошел машину, чтобы сесть за руль. В это время, сойдя с тротуара, к нему шаркающей походкой подошел прохожий, плевавший в воду.

– Эй, товарищ, – окликнул он молодого человека, – оставь гражданочку в покое, она не хочет с тобой ехать.

– Какой я тебе товарищ, отец, – лениво обронил молодой человек, открывая переднюю дверь. – Гусь свинье не товарищ!

– Пока я не улетел, сделай милость, высади дамочку, – настаивал прохожий.

– Ха! Он еще и шутник! Ты что, не понял, доходяга? Проходи, я сегодня добрый.

Лена прислушивалась к спору, не понимая, что происходит на улице.

Костя, а это был он, сделал шаг вперед и преградил дорогу к двери.

– Ну, ты сам напросился, – угрожающе прошипел молодой человек.

Он отпрыгнул назад, поддернул брюки и, развернувшись, как в спортзале, боковым ударом ноги в голову попытался избавиться от докучливого прохожего.

Костя уклонился, однако это удалось ему лишь частично. Левое ухо ожгло, будто в него в упор выстрелили холостым патроном. В голове стало гулко, как в пещере. Костя рассвирепел, сердце его взметнулось, и, не чувствуя и не ожидая ударов, он ринулся вперед, схватил молодого человека за одежду, тряхнул его так, что тот чудом не вывалился из нее, и швырнул его на капот автомобиля. В раннем возрасте у Кости болели уши, и он с детства не терпел покушений на них. Уши его казались небольшими из-за мочек, не отвисающих, как у всех, а коротко пригнанных к коже за скулами.

Молодой человек упал на другую сторону машины. Костя в два прыжка очутился рядом с упавшим, схватил его в охапку и бросил на перила моста. Он остановился, когда молодой человек оказался фактически за перилами, придерживаемый Костей от падения в воду. Дул ветер, далеко внизу в световых бликах ходила антрацитовая зыбь.

В это время Лена, справившись с дверью, выскочила из машины и в ужасе закричала:

– Отпустите его!

Это рассмешило Костю: он успокоился.

– Отпустить? – И он чуть расслабил мышцы рук.

Молодой человек вскрикнул и попытался покрепче ухватиться за толстые чугунные балясины.

– Вытащите же его! – Лена подбежала к перилам, вцепилась в одежду попавшего в беду человека и попыталась извлечь его из бездны.

– Пожалуйста, как вам будет угодно. – Костя работал, как подъемный кран, он выдернул парня из-за перил моста и опустил на тротуар.

Тот, не веря в свое спасение от падения в пучину, попытался сесть. Ноги его скользили по асфальту, руки дрожали.

Костю не покидало хорошее настроение.

– Вы свободны, – сказал он, картинно поворачиваясь к Лене. – Я – Дубровский!

– Ну, это уж слишком! – Она топнула ногой и, тряхнув волосами, пошла вниз по мосту к дому.

– Свинья ты, а не Дубровский, – пробормотал сидевший на асфальте молодой человек.

В изнеможении он прислонился к чугунным перилам, его глаза следили за Костей.

– Un pays barbare! – сказал он вслух.

– Сам ты варвар! – ответил ему Костя, швырнув в воду потерянные ключи от машины.

Аккуратно захлопнув двери, он быстрым шагом пошел догонять Лену. Еще полминуты слышался стук ее каблучков, потом все стихло.

На следующем мосту Костя догнал ее. Если Костя был весел, немного бледен и ему никак не удавалось отдышаться, то Лена, наоборот, вся кипела, щеки ее горели, она поминутно прикладывала к ним тыльную сторону ладони. Заметив Костю, она прошла несколько шагов молча, и первая же нарушила молчание:

– Константин Георгиевич, вы второй раз меня спасаете.

– Вот уж не думал на старости лет записываться в спасатели.

– Нам бы всем вашу старость.

Костя осторожно потрогал ухо, он немного опухло. Тогда он потер рукой другое. Стало как будто легче.

Лену разбирал смех:

– А я вас сначала не узнала.

– Ага, здорово я замаскировался.

– Почему вы пошли за мной? – Лена с каждой минутой обретала прежнюю уверенность.

– Вспомнил рассказ О. Генри.

– Какой рассказ?

– Есть у него один рассказ. Там желающие окончить жизнь заключают контракт с одной фирмой, которая обещает им самый приятный уход из жизни. Помните?

– Я сейчас ничего вспомнить не способна.

– Героя рассказа привозят в чудесный пансионат. Здесь он знакомится с очаровательной женщиной, влюбляется и, в конце концов, приходит к выводу, что жизнь прекрасна. Он делает ей предложение, она соглашается, и они, счастливые, решают вернуться.

– И поэтому вы меня сопровождали?

– Рассказ не окончен, – сказал Костя. – В ночь перед отъездом в его комнату пускают газ. Контракт выполнен: он умирает счастливым.

Лена замолчала. Только звук их шагов нарушал тишину.

– Ясно, – наконец задумчиво промолвила она и добавила: – Наверное, вам жить не просто.

– Во многоей мудрости много печали? Вы это хотели сказать?

– Приблизительно. Скажите, что мне угрожало?

Костя покачал головой:

– Я бы исходил из самого худшего.

– Что же теперь делать?

– Быть осторожнее. Возможно, вас просто решили проверить.

– Но он достал ножик!

– Исполнители всегда действуют излишне грубо.

Они подошли к ее дому. Она посмотрела на окна.

– Проводите меня до квартиры.

– Обязательно!

Костя подождал на лестнице, пока ей не откроют родители, вышел и направился к остановке трамвая.

Как часто бывает, это невероятное событие не имело последствий. Пострадал только друг молодого человека, ожидавший его на даче до глубокой ночи. Впрочем, что произошло, когда тот все-таки приехал, можно только догадываться.

Внук не мог признаться, что ему досталось от какого-то бомжа, и поэтому он сообщил деду о положительных результатах проверки. Мысль о мести, конечно, время от времени возникала, но лицо незнакомца он запомнил плохо. Наутро, после бурной ночи, все происшедшее вообще представлялось дурным сном: черная холодная вода внизу, до которой лететь и лететь, ветер, свистящий под мостом, и чувство полной беспомощности висящего над бездной человека. Через три дня он улетел в Вену.

Наум удивился: он, признаться, полагал, что внук не способен на такие церемонии и воспользуется заданием, чтобы, вдоволь натешившись, принести красотку в жертву руками кого-нибудь из своей команды. Тогда бы вопрос был закрыт.

Он даже немного зауважал внука. Образование ему дали дай бог каждому, пора и голове начать работать: достиг уже возраста для принятия собственных решений. Надо, чтобы приобщался к делу.

«Вне общины человек не может служить своему долгу, – думал Наум. – Наша сила в правилах для коллектива. А коллективное движение усовершенствует личность, никак не наоборот. Тогда человек дерзает исправлять мировые порядки.

Молодые тоже должны проходить через организацию, – убежденно продолжал размышлять Наум, – пусть приобщаются работать в команде. Железная стена. Владимир Зеев не зря потрудился, объединяя в Риге молодежь».

А Костя на следующее утро позвонил Лене на работу и, договорившись о встрече вечером, поехал в Ленинку.

Она же в эту ночь видела сон, который хорошо запомнила и рассказала Виталику.

Во сне она попала во внезапный шторм, ее лодка пошла ко дну, а она очутилась среди зеленых волн, вздымающих ее на гребень и бросающих в бездну. Плавала она неплохо и справлялась со стихией. Метрах в ста от нее оказалось небольшое судно, которое, по правде говоря, само находилось в плачевном состоянии. Там находились люди, они простирали к ней руки, но тщетно: суденышко стало удаляться, Лену все дальше относило в море, она продолжала бороться, но надежды на спасение не было. И вдруг произошло единственное, что могло ее спасти: рядом появился дельфин. Он вынырнул и приоткрыл рот, будто улыбаясь. Лена успокоилась, поняв, что он не даст ей утонуть; дельфин подставил ей спину, и они поплыли к берегу. Зеленые волны с летящей пеной продолжали угрожающе вздыматься и опадать, но Лене уже не было страшно. Дельфин на хорошей скорости уверенно рассекал воду. Это была его стихия.

Вечером Виталик с Костей проводили Лену до дома и побрели в сторону Павелецкого вокзала. Виталик успел выслушать каждого о случившемся.

– Скажи, Георгиевич, – спросил он Костю, – ты думаешь, это та самая «Волга», за которой ты гнался на велосипеде?

– Очень похожа.

– А номер?

– В этот раз просто не запомнил. Помню только, что он похож: такие номера не останавливают.

– А буквы?

– Кажется МОА. Не до того было, – Костя махнул рукой.

– В прошлый раз ты узнал, чья машина?

– С большим трудом. Она оказалась на балансе Института системных исследований.

– Чем они занимаются?

– Это что-то вроде филиала Международного института в Вене.

Они дошли до Садового кольца, повернули к Таганке.

– Георгиевич, как думаешь, кто ей угрожал?

– Призраки из прошлого.

– Я думаю, организация.

– В самом деле? – притворно удивился Костя.

– Какие-нибудь «Хлопобуды» или «Будохлопы», помнишь «Альтиста Данилова», там они хлопотали о будущем?

– Идущие из прошлого в будущее, – уточнил Костя. – Странники Хаоса.

– Почему Хаоса?

– Хаос был предком Сатурна или Хроноса, пожиравшего своих детей, – пояснил он. – А под управлением Сатурна, отца богов, находится, по представлению древних, начало всех вещей и основание Солнечного Храма. Вот так. Знаешь, дорогой, у всех своя история. Если хочешь сохранить с Леной хорошие отношения, не напоминай ей ни о чем. Не надо вызывать призраков.

– Когда что-то скрывают, значит, это что-то обязательно дурное. Хорошее не скрывается, – уверенно сказал Виталик.

– Все правильно. Да только в жизни есть и то, и другое. Давай это признаем. К выздоравливающему болезнь не зовут.

– Как же я смогу ее защитить, если почти ничего не знаю.

– Ты сам говоришь: не умножай сущностей. Дай срок. Предлагаю решать задачи по мере их поступления. Кто мне говорил: странная женщина? Она тебя не обманула, вот и хорошо!

Миновав пребывавший в трауре Театр на Таганке, они расстались. Виталик вошел в Большую Коммунистическую улицу, а Костя стал спускаться по Садовому кольцу к Яузе.