Текст книги "Всё пришедшее после"

7. Глашатай тайны

Костя кое-как увернулся от предложения вести атеистический семинар: в преддверии тысячелетия Крещения Руси партии потребовалось усилить пропаганду атеизма. Заговорили о правовом государстве, общечеловеческих ценностях и демократии. Люди с упоением страждущих вдыхали легкий конопляный запах либерализма. От него кружилась голова.

Чем ответить надежде на простое человеческое счастье, обозначенное в прорвавшемся к читателю «Докторе Живаго»? Статьей в «Советской России»? Выставкой в Манеже Ильи Глазунова? Слава героям! Набравшую скорость машину уже не остановить.

На призыв опомниться в первом случае весело и находчиво ужаснулись возвращению сталинизма, а во втором – углядели в России страдающей лишь осуждение кровавого сталинского режима.

За скромным очарованием буржуазного либерализма оказались невидимы ни дурманящие пары тяжелого металла, ни дымовая завеса герметических братств, ни бледная позолота религиозного материализма.

Так или примерно так рассуждал Костя. Однако новое дело заняло все его мысли.

Неожиданно он получил письмо… от Глеба Лобова. Да, да, да. Написанное десять лет назад, оно, как представлял себе Костя, долго сохранялось с припиской отправить его адресату в канун празднования тысячелетия Крещения Руси.

Получив конверт и узнав почерк Глеба, Костя не смог справиться со вполне понятным волнением.

Это было письмо с Того Света. Оно выглядело так, будто писано было позавчера. Когда он вскрыл его, все разъяснилось. Нет, не так! Разъяснилось, как оно оказалось в его руках, само же содержание письма задало столько загадок, что надолго выбило его из привычной колеи. Другой бы и не помышлял биться над их разгадкой, но только не Костя. Судите сами. Вот, что было написано в письме:

Сердечный друг, Костя,

Пишу тебе это письмо в надежде отправить его в год тысячелетия Крещения Руси и 70-летия восстановления патриаршей власти в России.

Если Господь позволит, в течение этого срока мне удастся приблизиться к пониманию того, что скрывалось веками и породило множество иллюзий у людей.

Не мне говорить тебе, друже, что таким образом осуществляются манипуляции общественным сознанием, что приводит к проявлению фанатизма, они одинаково тяжелы по своим последствиям для всех, независимо от того, кажутся они нам правыми или виноватыми.

Так вот, возможно, в случае удачи, отпадет необходимость в этом письме, и я изложу тебе все свои соображения при личной встрече. Факт же получения тобой этого письма свидетельствует, что вышеозначенного не произошло, по каковой причине я спешу изложить, уже для твоего размышления, сведения, почерпнутые мною из памятной тебе папки с документами. Некоторые сведения тебе известны, с некоторыми, возможно, ты познакомишься впервые.

Зная твой пытливый ум и обширные познания, уповаю на то, что ты сможешь продвинуться гораздо дальше своего преданного друга и посвятишь его в удивительные, не сомневаюсь, результаты.

Находясь в настоящее время на отдыхе, имею возможность записать все важное, с тем чтобы за прочими делами не забыть плоды своих исследований.

Здесь, в Западной Чехии, провожу часы в просторном читальном зале православного храма во имя святого равноапостольного князя Владимира. Не удивляйся, здание имеет два этажа (читальный зал на первом), во второй же этаж, где ведется служба, можно подняться по внешней широкой каменной лестнице. Чем-то этот храм напомнил бы тебе тот, что у вас в Быково, во славу иконы Владимирской Божьей Матери. Только здесь здание окрашено в яркие, радующие глаз цвета: стены цвета чайной розы сочетаются с красной керамикой, зелеными куполами и золотыми, ажурными крестами. Перед входом две мозаичные иконы Святых Владимира и Ольги. Внутри храма фарфоровый иконостас с образами Спасителя и Пресвятой Девы Марии.

Замечу, что раньше на этом месте помещался католический монастырь, и сама земля эта призывает нас углублять свою веру и направлять ее к преосуществлению на деле слов Господа нашего «Да будет вси едино».

Отрадно работать, хорошо читается и пишется в прохладной полутьме зала, который разместился под сводами храма.

Извини, отец мой, за это отступление, перехожу к делу. Еще одно замечание. Ты мог бы спросить: не теряем ли мы понапрасну десятилетний период неведения, откладывая эти записи до срока?

Отвечу тебе, что, оставаясь с Христом, мы не нуждаемся в открытии истины, ибо то, что превышает действительность, превышает и знания.

Этим я хочу сказать, что время не должно нас беспокоить. Кроме того, полагаю и надеюсь, что ты со мной согласишься, ведение, которое, как можно ожидать, окружает изложенное мною ниже, не должно быть открыто внезапно беспечной публике, ибо то есть вернейшее средство погубить все дело. Потому наши предки старались представить знания в форме, доступной лишь тем, кто был готов приложить усилия. Помнишь ли, как поразил нас некогда «Трактат великого Сета»?

Как по-другому отдалить предконечные времена, если не попытаться вернуться к истокам? Найти утерянную от века связь с Отцом? Встать под единую длань имеющего власть по праву не земному, но небесному. Все пустились во многие помыслы, да забыли кровный завет.

С волнением приступаю, повторяя слова Иоанна Дамаскина: «Всякий образ есть откровение и показание скрытого». Благословляю тебя, Константин, на тяжелый труд. Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Анализируя документы, я пришел к выводу, что они являются частью чего-то более общего, но часть эта весьма существенна и посвящена пяти идущим из глубины веков религиям: православию, буддизму, иудаизму, католицизму и исламу. Назову их религиями, чтобы не путаться далее в терминологии, ибо вопрос: что есть ересь, что секта, а что учение, уведет нас в сторону. Более поздние направления и ответвления от них лежат уже на памяти человечества.

Далее, к своему удивлению, я обнаружил, что древние тамплиерские документы как будто не видят, что мир уже рассечен на пять по крайней мере религий. Складывается впечатление, что во время оно все пять, как пять пальцев на руке, были сжаты в единое целое и лишь потом постепенно разжались и явили миру разные направления. Предвижу твои возражения как историка, поскольку это не соответствует принятой последовательности событий. Не ищу объяснений, излагаю результаты.

NB: Однако, согласись, что древняя ересь Ария была в большом ходу. Арианство примиряло христианство с исламом, иудаизмом и манихейством, так как ариане признавали Господа нашего Иисуса Христа и смертным пророком и царем и законным наследником царя Давида. Впрочем, это оспоримое отступление.

Начало разрыва, судя по всему, описано в некоей церемонии, которая имеет последствием срубленное дерево.

О дереве повествует страница со стихом из «Энеиды» Вергилия:

 
Вяз посредине стоит огромный и темный, раскинув
Старые ветви свои; сновидений лживое племя
Там находит приют, под каждым листком притаившись.
 

Общеизвестно, что Эней после падения Трои прибыл в Италию, где его потомки основали Рим.

Однако же (приведу еще цитату):

«Итако разорися Троя во царстве Давида, царя, иже в Иерусалиме над Израилем».

«Божественный Константине выбрал место древнего Илиона, отечество первых основателей Рима».

Ты это понимаешь? Или приветствие Генриху Лотарингскому «Hosannahfilio David» – «Осанна сыну Давидову», надпись на короне Карла Великого «Rex Salomon» – «Царь Соломон»?

Не кажется ли тебе, что здесь мало быть историком, надо стать адептом некоей синтетической науки?

Наконец, хочу обратить твое внимание на следующий переведенный по моей просьбе с латыни непонятный отрывок. Ему предшествует изображение кощунственной пентаграммы и краткое предисловие. Вот этот отрывок.

Далее следовали странички машинописного текста.

«Вступая в университет вселенского масштаба, на алтаре которого располагаются дары всех религий и бесчисленных наук и искусств, учись наиболее священным, секретным и вечным истинам всех мистерий – символизму.

Имеющий уши да услышит, ибо что есть мечеть, церковь, синагога или храм, если я и ты не существуем более?

Как все вещи обязаны своим существованием воле единаго, так и все вещи обязаны своим происхождением единственной сущности, наиболее скрытой по установленному порядку. Солнце – отец этой единственной сущности, мать – Луна, прародители – Звезды.

Как дерево имеет основанием своим Корни, из которых произрастает Ствол, за которым следуют Ветви, впрочем, от земли к небесам восходит и рожденный в земле боковой Побег, и, наконец, Листья служат украшением древу, так все вещи имеют свою последовательность и единство.

Много раз стоял я перед древом в поисках собственного Я и размышлял, как вначале неразличимы все его члены, и затем появляются они не сразу, одни за другими без заклинаний и магических формул: Корни – всему начало, Ствол, Ветви, Побег и Листья.

Видел ли я Солнце Утреннее или Солнце Вечернее, лик Луны или узкий серп Полумесяца, первую ли Звезду на синем небе, не уставал я разделять благость мира.

С ранней юности без устали читал я книги и изучал науки и искусства, к которым меня влекло. Но духовный огонь жег мне спину, тщетно искал я откровения и не находил его. И обратил я взор к небу, и увидел я пять дверей в небеса.

И тотчас дух явился мне и пожелал узнать, чего я хочу. Я указал на двери, и он сообщил мне, что вижу я пять церквей; пять древних церквей, и существуют различные мнения, в каком порядке соотносятся эти церкви.

Они не были мне совсем неизвестны, напротив, я знал их по книгам, как добрых знакомых, и обретал мудрость Буддизма, ветхозаветные заповеди Иудаизма, теологию Римо-католиков, преданность вере Ислама и суровую сдержанность ортодоксальной Греческой церкви, принятой большинством славян.

И сказал мне дух: отдели духовную землю от плотного и грубого состояния и действуй с большой осторожностью, чтобы согласились высшие с низшими и низшие с высшими.

Совершая это удивительное делание, обратился я к древним мистериям и нашел, что некоторое время Элевсинские мистические увеселения были характерны для Римо-католичества и впоследствии не без труда преодолены им.

Мудрость – это цветок, из которого пчела делает мед, а паук – яд. Поэтому Халдеи записали внутри малой спирали «Познайте Бога».

И еще представились мне Дионисийские мистерии, которые разыгрывались на Ветвях дерев, усеянных сладкими плодами. Ветви исходили от Ствола, который, как известно, имеет своими соседями Корни.

Задумавшись о последних, я вдруг понял, что Корни христианства – это «Христос страдающий». А взглянув на Листья, увидел я Луну. Она была столь светла, что я замер в восхищении. Тогда открылось мне правило первого весеннего полнолуния, когда празднуется иудейская Пасха. По размышлении, я понял, что, хоть и не выбрали иудеи Луну своим символом, все же это ночное светило весьма близко Иудаизму.

Все деревья, растения и животные живут и развиваются под благодетельным воздействием дневного и ночного светил. И не мог я не обратить взор свой на узкую полоску зари, откуда готово было появиться Восходящее Солнце, своим великолепием напомнившее мне о мистериях Друидов.

Семена под солнцем согреваются, земля вбирает в себя его лучи, и камни к вечеру отдают свое тепло. Со спокойной душой идут труженики в домы свои. Наверное, так «Христос трудящийся» виделся мне, освещенный Заходящим Солнцем.

В путешествиях своих на восток к вечеру опускался я на землю, слушая, как соловей начинает свою ночную песнь, и ожидал появления первой Звезды по соседству с Буддийским монастырем. Истинно, вышел я из праха и вернусь в прах. И больше чем я есть, я быть не могу. Веками запутывался мой ум, и как мне открыть истину? Взошла Звезда, и по происшествии некоторого времени я воскликнул: «Нет религии выше истины». Но только эхо ответило мне.

Снова пришло утро, и снова очутился я посреди дороги, точно посредине между первыми, что стали последними, и между последними, что стали первыми, и взмолился: «Укажи нам путь».

Несравненная путаница божественных символов с аллегорическими фигурами привела к самому невероятному искажению духовных истин. И снова услужливая память подбирала примеры темных аллегорий. Эвридика являет собой человечество, получившее ложное знание и заточенное в подземное царство невежества. Символизм Орфических мистерий напоминал о голове, отделенной от тела, и о разрушении тела истины.

Орфей, согласно легенде, был столь искусным музыкантом, а музыка его была толь сладостна, что деревья следовали за ним, а молодые Побеги шли рядом или предшествовали Орфическим мистериям. Его мелодии излечивали пассивность души, чтобы не теряла она надежды и не оплакивала себя понапрасну. И потому Орфические мистерии я ставлю на самый край, где оканчиваются мои размышления касательно того, что разделено и разделилось шаг за шагом.

Оканчиваю эту часть в твердой надежде на то, что опыт и знания не послужат поводом, чтобы считать, что следует легкомысленно и торопливо относиться к обсуждаемым в этом кратком документе вещам. Не сомневаюсь, что некоторые с насмешкой отнесутся к моим мыслям, не понятым ими, тогда как иные будут смущены неожиданной щедростью упорядоченного знания. Тщетно пытливый ум здесь будет искать принятого в науке обоснования. Ради краткости достаточно сказать и того, что здесь сказано.

Писано в лето 7234 от сотворения мира

Исааком, Рыцарем Христа и Глашатаем тайны».

Костя вернулся к продолжению письма Глеба:

Как видишь, отец мой, чтобы понять, что здесь написано, надо изрядно потрудиться. Показывал я этот отрывок специалисту по истории религий. Он лишь отметил, что наиболее частое упоминание буддизма и иудаизма свидетельствует о древности этих религий, а почти полное отсутствие упоминания православия и ислама – о их молодости.

Поэтическое изложение вызвало в памяти сопутствующие эпизоды. Так вспомнился почему-то ночной полет (хиджра) Магомета в храм Иерусалима (кажется, семнадцатая сура Корана). Вспомнились мне и танки – буддийские иконы на ткани, которые показывала мне одна художница в Ленинграде. Это были работы ее отца, который учился в свое время в буддийском центре царской России в Гусиноозерском монастыре.

Однако ни одна мысль не помогла продвинуться в понимании вышеприведенного текста. Твердо верю, что когда-нибудь мы разгадаем с тобой эту загадку и узнаем нечто новое, как это было в других случаях.

Передай мой поклон Марине и обними от моего имени ее сына и его супругу.

Остаюсь твоим преданным другом, Глеб.

Стоит ли говорить, что письмо это, с одной стороны, деловое, но теплое и дружеское, потрясло Костю. Он дал себе обещание разгадать так занимавшую Глеба тайну, чего бы это ни стоило.

Когда улеглось волнение, связанное с полученной весточкой из небытия, он стал так и эдак вертеть переведенный с латыни отрывок.

Во-первых, Костя достал книги по истории от Барония до Никиты Хониата. Он записал себе памятку взять в библиотеке и внимательно посмотреть «Иллюстрированную историю религий». Решил встретиться с Львом Гумилевым.

У Фольца он нашел, что Хлодвиг должен был стать патриархом западных германцев, царящим над всеми народами и королями. И совершенно по-новому стал смотреть на его соглашение с Римом после тайных встреч со святым Ремигием, соглашение, которое, как было сказано, ставило римскую церковь на один уровень с греческим православием.

В ближайший выходной Костя поехал к Марине и показал ей письмо. У нее, весьма кстати, оказались Артур с Людочкой.

По окончании чтения все сидели не шевелясь. Марина вытирала глаза. Затем все разом заговорили. На Костю посыпались вопросы. Как? Когда? И почему такая белая бумага? И чернила не выцвели. Слыханное ли дело: пришло письмо, написанное человеком, простившимся с миром десять лет назад!

Успокоившись, стали строить догадки, что кроется за текстом таинственного послания. Конечно, Артура это заинтересовало куда больше, чем женщин. Он даже попросил у Кости разрешения переписать загадочный отрывок.

– Как ты думаешь, кто этот Исаак, глашатай тайны? – поинтересовался Артур.

– Намек на Ньютона, – ответил Костя.

– Ньютона? – удивилась Людочка. – А при чем тут глашатай тайны?

– Знаешь, – сказал Артур, – я все могу понять, но как они с Лейбницем доперли до формулы Лейбница – Ньютона, я понять не могу. Здесь тоже какая-то тайна.

– Что за зверь? – поднял брови Костя.

– Вот вам – гуманитарий! – Артур прищелкнул пальцами. – Не знает, как вычисляются простейшие интегралы.

Но Костю такими насмешками было не смутить. Он многозначительно поднял палец и полушепотом сказал:

– Зато я знаю, что значит глашатай тайны.

– И скажете нам? – так же шепотом спросила Людочка.

– Если не будете насмехаться над гуманитариями, – обыкновенным голосом сказал Костя.

Людочка шутливо дала Артуру подзатыльник.

– Правильно, – сказала Марина, – а я еще добавлю, если будет обижать Костю.

– Сдаюсь, дамы, сдаюсь, – поднял руки Артур. – Костя – ты сам Мерлин, а также Соломон и Еклезиаст в одном лице.

– Ладно, ладно, не подлизывайся. Словом, – объявил Костя, – глашатай тайны звучит по-древнееврейски как розенкрейцер. Вероятно то, что было очевидным во времена Николя Фламеля или Рене Анжуйского, даже Леонардо, могло быть запрещено во времена Роберта Фладда, Христиана Розенкрейца и, тем более, Исаака Ньютона.

– Костя, ты тут нагромоздил гроздь имен, нам неизвестных, вместо того чтобы сказать, какой во всем этом смысл, – заметила Марина.

– Мам, я тебе скажу. Если это написал Ньютон, то смысл большой, – вмешался Артур.

– Какой?

– А такой. Есть шанс помочь Косте. С Ньютоном мы говорим на одном языке. Среди нас есть даже кандидат физико-математических наук.

Людочка показала ему кулак.

– Короче, Костя, если ты не против, мы займемся этим делом тоже, – сказал Артур, отводя смеющийся взгляд от своей жены.

– Ты займешься, – показала на Артура пальцем Людочка. – Побачьте, как у него глаза загорелись!

– Я «за» двумя руками, – сказал Костя.

– А если там вообще никакого смысла нет? – засомневалась Марина. – Мало ли написано всяких книг так – для развлечения?

– Меня другое заботит, – посетовал Костя, – точный ли перевод?

– Ну, уж Глеб первому встречному не дал бы переводить, – успокоила его Марина, – небось, доверил профессионалу. Как все выписано! Профессионал всегда внимателен к деталям!

– По-моему, этот текст – какая-то мешанина. Неужели его можно воспринимать всерьез? – пожала плечами Людочка.

– Как, Артур, рискнем? – подзадорил его Костя.

Артура пришпоривать не требовалось.

– Без проблем! – отважно согласился он.

На том и порешили.

«В монастырь кармелиток в Бетюне явился Рошфор. Предъявив свои полномочия посланца Ришелье, он попросил привести к нему прибывшую накануне женщину и оставить их одних.

Войдя в комнату, миледи не смогла удержаться от радостного возгласа. Все складывалось как нельзя лучше!

– Итак? – переходя к делу, спросил Рошфор.

– Итак, Бэкингем убит! Кроме того, на жизнь кардинала готовится покушение. Лорд Винтер сформировал особый отряд, который каждый день тренируется в захвате дома у каменного моста. Солдаты будут переодеты в форму французской армии и кардинальской гвардии.

– Сколько у нас времени?

– Думаю, несколько дней.

– Еще есть хорошие новости?

– Есть! – ответила миледи с гордостью. – Лучший из этого отряда убил Бэкингема и теперь, наверное, сидит за решеткой, если не отправился вслед за герцогом.

Рошфор в восхищении склонился к руке миледи.

– Его высокопреосвященство умеет выбирать себе друзей.

– Далее, – продолжала миледи, – здесь в монастыре я нашла сбежавшую госпожу Бонасье. Согласитесь, эта новость тоже недурна.

– Вы поистине бесценный друг, графиня. Даже случай бросается к вашим ногам.

– Благодарю вас, Рошфор».

В романе Дюма миледи, встретившись с Рошфором в монастыре, сообщает Констанции, что приезжал ее брат.

– Славный Жорж! – говорит она, показывая Констанции на всадника, который, махнув женщинам рукой, пришпорил лошадь и проехал под их окном.

После этого дружеские чувства мадам Бонасье к незнакомке только укрепились. Доверие погубило Констанцию.

Однако если она могла не знать миледи, то ее мнимого «брата» она знала прекрасно. Когда еще завязывалась история с подвесками, в главе «Придворная интрига» господин Бонасье не преминул сообщить д’Артаньяну, что жена показывала ему Рошфора, характеризуя его как человека, всецело преданного кардиналу.

Еще малюсенькое замечание. При встрече с миледи Рошфор назван графом. У Рошфора не было графского титула. Позже он сам себя представит, как шевалье де Рошфор, конюший кардинала.

И еще. В оригинале романа миледи, разговаривая с Констанцией, сообщает, что слышала от д’Артаньяна о ее похищении из домика в Сен-Жермене. Может быть, Дюма хотел, чтобы миледи оговорилась. Ведь похищение состоялось в Сен-Клу. Русский читатель этой оговорки не заметит: при переводе Сен-Жермен исправлен на Сен-Клу.

– Видишь, твой Дюма тоже ошибался, – сказала Людочка, когда Артур поведал ей о своих открытиях.

– Не сыпь мне соль на сахар, – отвечал Артур. – Ошибки гения лучше, чем дисциплина посредственности.

– Между прочим, сахар теперь в дефиците. Приучайся пить чай несладким.

– Без сахара мозги не работают. Его можно заменить изюмом.

– У кого надо сахар есть.

– Ага. У них мозги в дефиците. Вот послушай, я тоже чувствую себя дураком.

– Это почему же? – удивившись такому признанию, спросила Людочка.

– Не могу разгадать Костину загадку.

– Может, и нет никакой загадки, а вы голову ломаете.

– Тогда должна обнаружиться взаимная противоречивость утверждений.

На последнем слове у Артура мелькнула какая-то мысль. Но он не успел поймать ее за хвост. «Ничего, – подумал он, – раз она появилась, обязательно всплывет еще раз».

– Думаешь, у тебя получится? – спрашивала его на следующий день Людочка. – Ты решил, как Сальери, алгеброй гармонию поверить, так?

Артур выглядел довольным.

– Послушай, послушай. Как мы решаем краевые задачи? Каждое краевое условие выражается уравнением. Есть утверждение – значит, есть уравнение. Если число переменных равно числу уравнений, находим решение.

– При чем тут уравнения?

– Пока не знаю, – признался Артур. – Но ведь в тексте масса условий.

– Например?

– Например, довольно странное утверждение «Дионисийские мистерии разыгрывались на Ветвях дерев».

– Ну и что? Какой в этом смысл?

– Может и никакого. А может, это просто условие, которое связывает две величины. Ну, вроде того, что Арамис – любовник госпожи де Шеврез.

Артур замолчал. Он взял чистый лист бумаги и стал что-то выписывать из загадочного текста.

Костя со своей стороны тоже делал первые шаги к отгадке.

«Восходящее Солнце, – размышлял он, – по-видимому, является символом Востока. Оно даже изображено на флаге Японии. Нет, – остановил он себя, – при чем здесь Япония. Япония тут ни при чем! Вряд ли Исаак, рыцарь Христа, думал о будущем флаге Японии. Нда-а. Заходящее Солнце – символ Запада. Где-то у меня есть брошюрка, довоенное издание “Восток и Запад’».

Он нашел книжицу рядом с редким журналом «Les Etudes Traditionneles»:

«Мы никогда не писали, что традиционные доктрины приходят с Востока, напротив, нам достоверно известно, что изначальное учение настоящего цикла пришло из гиперборейских районов».

Костя углубился в чтение. Все эти западные доктрины сконструированы оккультистами, а восточные – теософами. Дело доходит до абсурда, когда утверждают, что если в доктринах Востока и в христианстве имеются одни и те же идеи, да еще выраженные в одинаковой форме, то все равно их смысл различен и даже противоположен.

Костя погладил затылок. Сам автор Рене Генон, хоть и француз, в 25 лет принял ислам и стал называться Абдуль-Вахид-Йахья (Служитель Сущего Единого).

Правда, остается решить, что называть Востоком, а что – Западом? Россия – это Восток или Запад? Нет не так! В нашем контексте Греческое православие – это Восток или Запад? Для Запада – это, конечно, Восток. А для Востока – конечно, Запад! Счастливая мысль!

Между тем Артур выписывал все слова из текста, которые начинались с заглавной буквы и, видимо, имели особый смысл. Он запнулся на именах Орфей и Эвридика, а также на первом появившемся в тексте слове «Солнце». Однако они стояли в начале предложения, там, где все слова начинаются с большой буквы. То есть они ничем не отличались от других слов.

«– Глоток вина придаст вам силы, – миледи подошла к столу, наполнила бокал вином, затем, поколебавшись, достала из кармашка на юбке хрустальный пузырек с золотой крышкой и вылила его содержимое в бокал.

Взор миледи затуманился, она тяжело задышала, едва уловимая дрожь прошла по телу.

– Выпейте, – миледи протянула бокал Констанции.

Та сделала несколько глотков. У миледи задрожали колени, она вынуждена была присесть.

– Как жаль, что меня вынуждают торопиться, – сказала она, беря Констанцию за руку.

У госпожи Бонасье после вина щеки порозовели, глаза сделались глубокими и засверкали. Миледи не могла оторвать от нее взгляда.

– Как жаль! – снова промолвила она, с сожалением выпуская руку Констанции и приближаясь к окну. – Смотрите-ка! – воскликнула она. – Я ошиблась! Ведь это ваш возлюбленный. Посмотрите же, не обманываюсь ли я?

Констанция вскочила. Миледи уступила ей место в нише окна. Госпожа Бонасье всматривалась в подъезжающих всадников. Люди и лошади расплывались у нее перед глазами.

Миледи вышла из комнаты и поспешила в сад, где ее ждала карета. Она как будто сожалела о содеянном, но это было сожаление кошки, не успевшей насладиться игрой с живой добычей».