Текст книги "Валерия. Роман о любви"

– Всегда эта Янович выкрутится. Оболванит кого угодно. Ничего. Я с ней разберусь жёстко.

А Снежана по переходу летела в соседний корпус. На крыльцо. Доигрывать второй акт.

В конце лестницы, растирая снег утыканным стальными шипами ботинком, в подошву которого был впаян свинец, её ожидал влюблённый в кураторшу Аннушку Сергей. «Какие волосы, – подумала Снежана, любуясь солнечными завитками. – Ни у одной девчонки таких не видела». Она сбежала по лестнице и поздоровалась с такой теплотой в голосе, что, казалось, наступает весна. Сергей вздрогнул. Мысли-скакуны не сразу отпустили его.

– Привет, – послышалось из чёрного капюшона. – Выдвигаемся? Или ждём?

– Ждём и выдвигаемся.

– Тебя Снежаной зовут?

– Да, – кивнула Снежана.

– Клёво! Я и не поверил, думал – развод. Слушай, я буду тебя звать Снежинкой, о’кей?

– Клёво, – рассмеялась Снежинка, – о’кей.

– Ну, и куда двигаемся? Где Аннушка? – перешёл к делу блондин в чёрном капюшоне.

– Сергей, я сделала всё, как ты просил, – пропела Снежана. – Всё. Аннушка в прекрасном настроении. У неё даже вторая глава диссертации с ходу написалась. И всё благодаря тебе. Нам многое надо обсудить. А здесь так холодно.

– Может, в кино? Или на флэт завалим? – спросил Сергей, предлагая руку холодеющей Снежинке. – По дороге перетрём.

Снежинка опять кивнула.

– Я рада составить тебе компанию. Кино так кино. – Снежана прильнула к его плечу, мурашки пробежали по её спине от прикосновения к как будто уже родному человеку.

Сергей вздрогнул, словно его пронизал электрический заряд, и отстранился от просиявшей спутницы.

– Э-э-э! Но ты это… Ты ж не думай, что у нас свидание и всё такое.

– На этот счёт будь спокоен. – В мгновение ока Снежана снова надела соскользнувшую было маску. – Никаких свиданий! Мой жених – деспот-аспирант. Ревнивый! Он меня даже с подругами не отпускает, только с Аннушкой позволяет общаться. Она ему нравится как человек.

– Они знакомы, я правильно понял? – осведомился Сергей, теряясь в свете честных глаз.

– Более чем! Они вместе работают и в библиотеку ходят. У них один руководитель диссера. Я тебе не сказала, это благодаря моему жениху мы с Аннушкой и подружились, – ударила козырем Снежана.

– Вот это новость! Вау – и все дела.

– Да. Моему жениху трудно угодить. Он не слишком уважает женский пол. Среди учёных это не редкость. Но Анна – исключение. Он считает её суперумной. Мы часто проводим время втроём. Она назначена свидетельницей на моей свадьбе. Понимаешь, мы часто втроём. Это напрягает. И я счастлива, что появился ты. С тобой прикольно. Ты – классный. По-моему, Аннушка, запала-таки на тебя. И я рада. Теперь нас четверо. Слава станет ближе ко мне, и за подругу теперь моё сердце спокойно, она избавится от одиночества, она встретила человека…

Снежана опять взяла его под руку. Сквозь куртку она почувствовала, как тает напряжение, как обмякли его мускулы. Он молчал, зачарованный голосовыми волнами новой подруги, и как-то забыл о теме «деспот-жених и Аннушка», не заметил, как завёлся на тему Sex Pistols.

– Они самые классные чуваки, громкие, яростные. Они хотели всё и сейчас. Их всё достало: королева грёбаная, государство. Они – добро…

Снежана кивала.

– Конечно, да… я понимаю… Да, особенно Сид Вишес – классный. Жалко его. Иногда мне кажется, что он ангел, зло просто не прилипало к нему… Серёжа, а почему Сид басуху так толком и не освоил?

Сергей сбросил капюшон и, размахивая свободной рукой в кожаной перчатке, на тыльной стороне которой был вышит белыми нитками череп, уже нагромоздил перед спутницей небоскрёбы панк-идей и случаев из жизни Ramones. Снежана затаила дыхание, как будто покатилась на саночках, со скоростью, с задором, дух захватывает! Но как же долго эти саночки пришлось потом в гору тащить, а как тяжело.

Глаза её горели интересом и вниманием к теме панк-рока, Ramones и Sex Pistols, её лицо казалось милым и восторженным одновременно, как будто только что Снежана познала недостижимую для её ума тайну, прикоснулась к открытию, которое совершил её собеседник. От восхищения его умом и знаниями она стала счастливее и просвещённее. Снежана вела себя точно так, как учила няня: улыбалась мило, восхищалась искренне и задавала те вопросы, на которые собеседник сам хотел ответить.

Волна панк-рока вынесла Снежану и Сергея в фойе кинотеатра. Окна во всю стену, кожаные диванчики под пальмами, райская клетка для попугаев, по объёму сравнимая с небольшой кухней городской квартиры, запах кофе и шорох попкорна. Пара молодых людей расположилась на диване у окна, по стеклу которого лился прозрачно сиреневый свет. Они держали в руках картонные стаканчики и потягивали из отверстия в крышке огненный эспрессо.

– Серёжа, прошу, возьми деньги. – Снежана рукой фокусника всунула бумажку в боковой карман куртки Сергея. От неожиданности он отпрянул, но возразить не успел. – У нас же не свидание! Мы просто собрались выработать план, который всех сделает счастливыми, – твердила Снежана.

Без слов Сергей рукой не фокусника, но мужчины вернул бумажку, запихал в сумку Снежаны и спросил, как будто только что вспомнил о самой главной своей цели:

– А где сейчас Анна?

Снежана распрямила плечи.

– Они опять с моим женихом, опять стряпают новую главу. С утра были в нашей библиотеке, мы в буфете вместе посидели, недолго правда, и говорили только о роботах. А после они к Славе домой укатили, его так зовут, Болеслав. Так и его папу, моего тестя-профессора, зовут. У Славы спина болит от стульев библиотечных, он лёжа часто работает. Вот, как обычно. У него и литературы – тьма, и руководитель на одной площадке живёт, словом, у него удобнее всего. А в общаге оставаться Слава не может, на него скопление народа давит, не выдерживает. Тем более у Аннушки соседка не очень, она второй год её отселить не может.

Сергей нахмурил брови и одним глотком допил остывший кофе. А Снежана продолжала, наслаждаясь пальмами и чириканьем попугаев:

– Меня тоже звали. Но мне, честно, так скучно, когда два близких человека собираются и строчат свои диссеры, а я без конца варю им кофе, строгаю бутеры и тупо сижу у телика в другой комнате. Вот, сегодня сбежала, и очень рада. Мой фрэнд не любит кино, даже по телевизору не смотрит, а я обожаю, здесь у нас семейное разногласие. А вот Аннушка, запомни, запомни-запомни, тоже не любит фильмы смотреть, мы с ней ни разу в кино так и не выбрались, – выдохнула в момент истины Снежана и не солгала.

Голос великана из громкоговорителя пригласил зрителей в кинозал, и сказочные двери отворились, а Сергей шагнул и остолбенел, глядя на Снежану. Она же потянула его за руку на крутую лестницу, на самый верх. Два сиденья, обтянутые синим бархатом, и две дощечки, покрытые лаком, совсем рядом, впритирку, так что две руки не умещаются.

Когда свет погас, он наклонился к ней и спросил:

– Балерина, а деспот твой обо мне знает?

Волосы Снежаны щекотнули его лицо, и он тут же утонул в неге. Ответ Снежана прошептала ему на ухо, но разум Сергея уже ничего не услышал, кроме невесомо мягкого «Серёжа». Губы Снежаны нежностью коснулись его щеки, и тот чуть не замурлыкал.

Но люди из высшей касты мутантов ворвались в его сознание – будущее родной планеты в опасности, власть захватил коварный электронный мегамозг. На кульминации Сергей утомился: опять затяжные мордобои в подвалах, где на любой сантехнический вкус вытянулись параллели труб. От скуки ноги его заныли. Выбираясь за границу дощечки, он прильнул к своей спутнице, и стало неважным, кто из ковбоев опять спасёт мир.

– Аннушка, наверное, рассказала, – шепнула ему на ухо Снежана. Волосы её заласкали Серёгины щёки. Тот онемел, оказался словно парализован. – А то бы пришлось целый вечер с ними коротать. Тоска. Вот посидишь с нами вечерок за диссером, поймёшь, как это скучно.

Онемевший Сергей так и не сосредоточился, а в его груди открылась воронка неопределённости. Он как будто терял сам себя в пульсирующем водовороте. Когда мощность воронки ослабевала, Сергей украдкой касался плеча Снежаны или колена, отчего нега волнами расходилась по его венам и артериям и ударяла в виски.

Наконец буквы запрыгали по экрану. Мегамозг сдулся, накачанный янки сделал глоток виски и выпятил кирпичеподобный подбородок, а волосы Снежаны застряли в замке куртки, и на глазах её выступили слёзы, отчего Сергею захотелось врезать янки по челюсти, но он просто натянул молнию и дёрнул собачку, а нарастающая волна зрителей вынесла молодых к выходу.

Тут же зима сцапала пару в свои объятия и осыпала снежной пудрой, как будто благословила, и Сергей не выпустил больше Снежану, прижал к сердцу, и пульсирующая воронка в его груди закрылась и затянула молодых людей на самое дно.

Снежана ответила на поцелуй с такой страстью, как будто и тонула, и горела. «Бедная Лада, – пронеслось у неё в голове, – без него и правда жить нельзя».

Она чуть не заплакала, но вырвалась-таки из желанных объятий и бросила в морось:

– Это вышло случайно. Мы же… не на свидании. Мы… просто обсуждаем план, у тебя отношения с Аннушкой, вот это и обсуждаем.

Сергей протянул руку и проговорил, слова дались ему с трудом:

– Ну… давай забьём стрелку? Делов-то. Раз надо так, официально… Идёшь на свидание?

Снежана просто кивнула и протянула руку. Они обнялись и побрели вдоль проспекта, будто не касаясь ногами земли.

Спустя семь дней счастья над головой Сергея и Снежаны родилось новое небо, Сергей подарил Снежане кольцо и розы. Они целовались под голым клёном университетской аллеи. Так начиналась летопись молодой семьи.

На занятиях Снежана прятала глаза и напускала серьёзность на лицо, но выдала-таки себя на восьмой день, когда залюбовалась колечком на безымянном пальце.

– Так! Снега! Только не винти. Ты, что ли, Белянского подцепила? – наехала Даша и обхватила руками её голову. – Я права?

– Даш, никого я не цепляла. Чего ты нападаешь? – не сдерживая света глаз, парировала влюблённая Снежана и увернулась от преследовательницы.

Староста расставила ноги на ширину плеч, преградив подруге путь к отступлению:

– Всё тайное, Янович, становится явным. Лучше сразу признайся. Я сегодня Андрюху допытаю, ой не зря он про тебя намедни расспрашивал.

– Вот, вот. Попытай своего Андрюху. Может, это у меня с ним отношения. Выясни, надо развивать твои способности сыщика, – отшутилась Снежана. Возможно, в это мгновение староста и выпустила бы подозреваемую, но улыбка блаженства выдала её. Даша прокрутила в своём любопытном умишке собранную информацию и в Снежану впилась клещами.

– Ну, хитрюга, колись! На тебе написано, только идиот не заметит. Точно, ты Серёгу цепанула. То-то я смотрю, он вечерами дома не бывает, уже неделю. Я думала – так кто? Потрясающе! Лучше в общагу не заходи, тебя соперницы на части порвут. Даже я тебя не отмажу. Обалдеть! Сама себе не верю! Расскажи, поделись опытом, как тебе удалось? Это из области невероятного!

– Да, – сдалась Снежана, – мы с Сергеем встречаемся. Больше ни одного коммента. – Обвиняемая скрестила ладони у Дашкиного лица. Дребезжание звонка остановило внезапную пресс-конференцию на целых полтора часа, на протяжении которых воздух в аудитории скрипел раздражением краснощёкого препода, которому из года в год не повышали зарплату.

Последняя пара, время летит, отсчитывая самую высокую скорость. Скулящий февраль стал июлем, аллея перед учебным корпусом – Ривьерой. В гардеробе Дашка наматывает бесконечный шарф на толстую шею и не отрывает взгляда от прозрачной стены, за которой, на крыльце учебного корпуса, обнимаются два родных ей человека. Высокий блондин в чёрном укороченном пальто и чёрных джинсах и стройная брюнетка в белой куртке. Волосы девушки падают на белый мех капюшона, а на пальце сияет кольцо.

– Снежинка, у тебя ресницы седеют от холода, погнали ко мне в общагу, на репу? Андрюха от счастья запоёт чисто.

Снежинка залилась смехом:

– Ой, Серёжка, мне в общагу нельзя, староста запретила, сказала – носа не совать! Смертельная опасность!

Сергей прижал черноволосого ангела к груди:

– Что за лажа? Какая опасность? Со мной – ничего не бойся! И Дашку, ну, не очень, меня только слушай. О’кей?

У Снежаны закружилась голова, и ноги оторвались от холодного бетона. Невесомость. Дашка намотала шарф и ухватила пуговицу на пальто, пальцы её теребят суровую нить, которой прихвачена пуговица, а взгляд её также устремлён на влюблённую пару за стеклом.

Высокий блондин в чёрном подхватил девушку, которая теряет землю под ногами, и прижимает её к груди. Губы его целуют её растрёпанные невесомостью волосы. Он так и двинулся к остановке, не выпуская из рук свою ношу в белой куртке.

Лишь под заснеженным козырьком остановки Снежана снова ощутила под ногами твердь. Оказавшись в привычном вертикальном положении, она посмотрела в глаза своего единственного мужчины, оставляя в них своё тепло, которое пролилось на его сердце. Губы её с нежностью пролепетали:

– Серёжа, поедем ко мне? Я тебя накормлю вкусно-вкусно, с братом познакомлю и с няней.

– Да!

– Да?

– Да, хочу к тебе домой! Хочу, чтобы ты кормила меня с ложечки и уговаривала: «За маму, за папу, за брата».

– За няню! Это слово мне дороже слова «мать». Ты сразу поймёшь, когда узнаешь мою Анастасию Сергеевну. Вы полюбите друг друга, я не сомневаюсь.

– А брат? Вдруг, ну, типа против будет?

Тень пробежала по лицу Снежаны.

– Наш автобус, – сказала она и потянула Сергея за руку. – Мы станем единым целым в вечности, там всё теряет смысл, всё, кроме любви, – пропела она, заскакивая на ступеньки пустого автобуса.

Сергей ответил ей припевом любимой песни:

– «И мы с тобою будем вместе, как Сид и Нэнси, как Сид и Нэнси».

– Ещё круче, – прошептала Снежана, целуя его.

На станции метро она набралась смелости и проговорила:

– Серёжа, мой младший брат… прилипнет к тебе с порога. Придётся повозиться с ним, в кубики поиграть, книжки полистать. Ты мобилу выруби и спрячь, в пальто оставь, не показывай ему – выпросит. И тогда – гуд-бай, айфон. Он обожает телефоны разбирать на детали, кнопки может выкрутить. Я свой на буфете прячу. А у няни уже второй в этом году. Она забывает и… – Мобильник зажужжал в руках хозяйки. – Староста, – сказала она, – не отвечу. Вот разведчица!

По рельсам загрохотал приближающийся поезд, слова утонули в его шуме. Сергей прокричал любимой на ухо:

– Миша такой маленький? И в школу не ходит?

– Не ходит! Но не маленький. Ему десять. У него другая жизнь, не такая, как у нас. Он – особенный!

– Здорово! Индиго, что ли? Не надо учиться?

– Типа того.

Чёрный туннель проглотил поезд. Снежана положила голову на плечо любимого и закрыла глаза.

III

Второй день Ярила заливает червонным золотом самый центр Европы. Сотрудники «Икара» поглядывают в просветы жалюзи. Янович не успел появиться – и тут же ушёл, ушёл в отпуск, поэтому каждый мечтает поскорее покинуть офис, чтобы искупаться в солнечном дожде. Все как один улыбаются в предвкушении жизни на воле. И никто из них не догадывается, что же приготовила им главная женщина.

Парусами надувает шторы сквозняк, ворвавшийся в кукольный кабинет главного бухгалтера, а на сегодняшний день – финансового директора и держателя тридцати процентов акций крупнейшего в республике холдинга «Икар». Органза не вынесла напора разбушевавшегося гостя – хрустнули и оборвались разом крючки на карнизе, оборвалась его паутинная душа.

Аристократичным кулачком стукнула хозяйка кукольного кабинета по своему столу, на котором заплясали рабочие, ещё не доведённые до ума документы, и вошедшую со сквозняком секретаршу гневом пронзил взгляд главной женщины «Икара». Секретарша от страха закрыла глаза. Над её головой громыхнул голос:

– Двери! Закрой!

Выбеленные волосы секретарши встали дыбом, когда она обеими руками потянула на себя ручку двери. Наконец непрошеная гостья затворила дверь кабинетика, и её сухие, выжженные химическим воздействием пряди спокойно упали на плечи.

– Орангутанг бы уже запомнил, – повысила тон голоса хозяйка «Икара» и кукольного кабинета, – окна в коридоре надо закрывать! Что, дымила? – с упрёком в голосе спросила она.

– Вы и сами хороши, Елена Юрьевна, – вытянув лебединую шею, прогундосила виновница хаоса, – у всех давно жалюзи висят, а вы как в Средневековье, ей-богу.

Елена Юрьевна закрыла ладонями бледнеющее от гнева лицо и перевела голос в деловую октаву:

– Лена, готовь приказ на подпись Гацко о запрете курения в местах общественного пользования, в случае неповиновения штраф – две базовые величины. Приказ вступает в силу со дня подписания, то есть сегодня. Это раз. – Елена Юрьевна вошла во вкус. С некоторых пор она стала единственной, кто нагружал новенькую секретаршу поручениями. У Леночки даже сложилось впечатление, что если бы не эта «доставучая грымза-бухгалтерша», то работа секретаря директора была бы вполне себе файная, как у модели. Ходишь себе на здоровущих каблучищах, дефиле практически, и взгляды собираешь, и завистливые, и восхищённые. Маникюр можно сделать, кофе попить и макияж нанести такой театральный, что с самого последнего ряда столов главного офиса станет видно, как над её глазами опахалами машут ресницы, а яркие губы надуваются капризами.

А Елена Юрьевна, расхаживая по кукольному кабинету, продолжала, усилив властные интонации:

– Все разбросанные по твоей вине документы собери и подшей, карниз – почини. Это два. Я иду в народ. Буду в зале. О проделанной работе отчитаешься через полчаса. Это три. Выполнять! Времени на раскачку нет. Наводим порядок согласно приказу директора. Не криви губы, ты первая должна была уяснить – нас ждёт аудиторская и ещё бог знает какая проверка.

Главная в «Икаре» женщина улыбнулась своему отражению в зеркале платяного шкафа, тоже старомодного и кукольного, и хлопнула дверью.

На пороге стеклянного зала офиса, где квадратные метры утыканы сотрудниками, как игрушечный полигон солдатиками, она остановилась и сжала кулаки. Ей предстояло встряхнуть засыпающих от сытости подданных «Икара», вынести им мозг и припарить их точки соприкосновения с кожей офисных стульев.

Главная женщина знает точно – полный порядок царит только в бухгалтерии. В остальных отделах теряют бумаги, даже целые папки, в расчётах ошибаются, а в документах исчезают не только слова, но и предложения. «Халтура» – напечатано на каждом лбу её коллег. «И эти люди… – пронеслось в голове Елены Юрьевны. – И эти люди… каждый месяц кто-нибудь на кого-нибудь доносит, каждый месяц кто-нибудь требует бóльшую зарплату. Он сам виноват, – решила главная женщина. – Распустил народ, ослабил вожжи… на работе скучает. Как будто на свете самое главное… – Мысль её оборвалась, заплутав в чаще „главностей“. – А замы! – вернулась к рассуждению главная женщина. – Ипатов – просто жесть. Не тянет… Развёл подхалимов и ублажается их речами. А Гацко… может, в цирке есть вакансия?»

– С сегодняшнего дня я ваш директор, – прогремело на весь зал. – Валерий Леонидович в долгосрочном отпуске. – Елена Юрьевна оглядела офис – десятки мест зияли пустотой. Она сощурила глаза и продолжила: – Вы, как видно, уже в курсе.

Народ, разнеженный майским солнцем, взирал на своего бухгалтера с ленцой, холодными тупыми зрачками. Не все сотрудники поняли: это начало ледникового периода. И всё же, вытекая из сахарных уст самой главной женщины, новая истина хмурила лбы служащих «Икара».

– Сегодня объявляется санитарный день. Все работаем до победы. Никаких галимых документов. Всё, всё уничтожить! У кого останется беспорядок сегодня – штраф завтра. Покидать рабочее место разрешается только после согласования со мной, со мной лично! – в напряжённой тишине прокричала Елена Юрьевна.

В ответ с третьего ряда раздался голос протеста. Его подала пятидесятилетняя фаворитка отставного Александра Ильича:

– Рабочий день, Елена Юрьевна, до 18:00. Хоть вы и провозгласили себя директором, Трудовой кодекс нарушать не имеете право!

– По Трудовому кодексу этот рабочий день станет для вас последним, если до 18:00 вы не представите мне, согласно вашим должностным обязанностям, полный отчёт о ходе выполнения инвестпроектов предприятия, со статистикой, по утверждённой форме. Вам понятно, госпожа ведущий экономист? Напоминаю, этот отчёт вы должны представлять не позднее 20-го числа каждого месяца. От вас даже за март сведений не поступило! Это весомое основание, чтобы разорвать с вами контракт.

По вздрагивающим щекам фаворитки поплыл макияж, маскирующий возраст. Она опустилась на стул и опустила глаза, а главная женщина добила её испепеляющим взглядом и сама просияла – плоды смирения посыпались прямо к ней в руки. Сотрудники, все как один, вытянулись в направлении её вектора и в унисон застучали по клавиатурам.

– Отсутствующие. Если не появятся на рабочих местах в течение часа – подпишу завтра же их заявления об увольнении. Доведите до сведения.

Программное выступление задаваки-бухгалтерши Санёк прослушал без отклика в сердце и в общей суете затосковал. Холодящее спину чувство безысходности напало на него на пороге родного кабинета и расползлось по всем жилам. Так повторялось уже не раз. Санёк справлялся с этой бедой стандартно – стакан виски и Интернет, запрещённая реклама или танцы плоти сменяли друг друга на двадцатитрёхдюймовом мониторе.

Но сегодня верное средство подвело. После первой же итерации уныние защемило сердце ещё сильнее. Перед глазами то и дело проплывал образ Яновича, он смотрел на Сашку как зверь, будто резал бритвой. И не отделаться от него, и не сбежать. Плывёт и всё норовит Санька за грудки схватить и размазать по столу приёмной, новой секретарше на потеху. Теперь ей хоть на глаза не показывайся, и этой задаваке из бухгалтерии тоже. И как ему, молодому талантливому шефу, руководить на высоком уровне? Когда эта, известная всем пресс-служба, разнесла весть, как крутой шеф вытирал ноги о своего заместителя. Может, на Ленку при всех наорать, повод найдётся – она то на телефоне висит, то курит, да и компа не знает ни хрена, тычет одним пальцем по клавиатуре. Санёк опрокинул ещё полстакана вискаря и ход мыслей остановил, заветное средство не сработало и со второго подхода.

А на экране зубастые тёлки выкатили силиконовые прелести, чуваки прикольнулись со старухами на пляже, тайская баня…. Не проняло. Санёк кликал по бегущей ленте, и пот покрывал его лысеющий лоб, икота пробивала горло. Надежда уносила его в самую глубь бесконечной сети.

И вот от удушения тоской Саньку вызволил похожий на Депардье герой рунета, академик и мессия в одном лице. Гацко вздохнул. Наконец-то нашёлся человек – дока в знании «естественной эволюции живой материи» и открыл Саньке глаза на эту самую эволюцию. Согласно которой он, Александр Гацко, живёт на Земле уже не в первый раз. Вот радость-то! Значит, и не в последний! Просветлённый Санька тут же набулькал в стакан ещё виски и не успел донести до рта – в одно мгновение его сморила сном только что открытая истина, лоб тюкнулся в гладкую поверхность стола.

Санёк приподнял голову и нахмурил брови, когда на пятнадцатом километре документального проекта нефтяники буром врезались в «точку перехода между разными измерениями». Монитор забрезжил далёким огнём, и вновь пробудившийся для истины Гацко прилип к экрану. Из точки перехода выскочило адское существо и насмерть перепугало нефтяников, Санька тут же протрезвел и покрылся холодным потом. Несмотря на то что дело было в далёком 91-м, Санёк воспринял происходящее близко к сердцу и поднял стакан за здоровье нефтяников. Его осенило – вот оно: из этой скважины несколько существ повыскакивало, ребята всего не заметили, потому что за водкой умчались. И эти хищники не просто расползлись, как гады, а захватили народные месторождения нефти и газа, а заодно «Норильский никель» и «Уралкалий», пока ребята на стакане сидели. Санька выпил ещё глоточек за здоровье нефтяников и осознал, как адские гады всех вздули! Костюмы надели, говорить научились, размножаться стали.

Но адские твари не обманут Гацко – он видит, кто хищник! У этих гадов под человеческой кожей – волосня мокрая и присоски чмокающие! Даже господин академик, похожий на Депардье, не дошёл! Надо ему подсказать, мессия всё-таки. «Слышь, друг, – обратился Санёк к гению на мониторе. – Ваше просветлейшество, что делать будем? Форбсы российские – не настоящие… Да что ты про самолёт на Луне, – выпятил губу Санёк, – пусть там лежит. Лётчик мёртвый? Ужас! Надо похоронить парня. Я могу помочь». Сашка выпил за упокой души погибшего пилота. Трагедия, конечно, масштаб! У Саньки вышибло слезу. Самолёт на выходе из Бермудского треугольника столкнулся с Луной. О как…

Ох, труды вы непосильные спасения человечества! Забылся Санька, потерялся в космосе со стаканом виски в слабеющей руке.

В полночь мониторы погасли, чай на кухне остыл, а водитель Петя задремал на посту охранника в кабинете системного администратора и своего друга Лёвы. В стеклянном зале замирал шелест проверенных документов. Сотрудники зевали и поглядывали в окна, но команда «Отбой» так и не звучала. Всё оттого, что главная женщина окопалась в кабинете отставного зама и, потеряв счёт времени, рыла папки и ящики стола. К её коленям жалким котёнком притиснулся бумажный мешок, наполовину заполненный скомканными и порванными листами. Отставной замдиректора услаждался восхищёнными взглядами, но никому в этом не признавался, даже самому себе, поэтому на стенах его кабинета красовались бесчисленные грамоты и дипломы, а на полках – кубки и статуэтки, некоторые из них напоминали фигурку «Оскара».

Когда главная женщина зевнула, вспоминая домашнюю спальню, разом взвизгнули латунные кубки на полках, а за дверью послышался нарастающий крик: «Помогите!»

– Это второй зам надрывается, – прокомментировал Петя, просунув взъерошенную голову в открытую дверь кабинета отставного первого зама, и вместе с главной женщиной бросился в другой конец коридора, к источнику крика. Самые активные сотрудники в стеклянном зале тоже подскочили.

Орал второй зам. То ли во сне, то ли уже наяву Санька отгонял от себя маленьких злобных существ, похожих на тварей из ролика про нефтяников. Получалось у него без успеха, злобные карлики суетились и по очереди прыгали к нему на грудь. А подоспевшие на помощь бухгалтерша со свитой, верными ей сисадмином и водителем, оказались предателями. Они не помогли Саньке, нет, а, наоборот, скрутили ему руки и запихнули на диван его щуплое тело, а бухгалтерша плеснула ему в лицо холодной воды, целый стакан. Санька завопил от возмущения – подумать только, он, настоящий директор, собственник, кормит этих бездельников, а они руки ему крутить! Но злобные карлики испугались-таки крутую бухгалтершу и растаяли все вместе, как Снегурочка в лучах Ярилы. А бухгалтерше всё мало! Принялась своего директора по щекам хлестать и шею холодной водой натирать, садистка.

Санёк так и завопил: «Садистка!» – но голос его ослаб, и мучители услышали только петушиное сипение, а бухгалтерша тут же стала угрожать ему официальной наркологией. Угрожать своему начальнику, процентодержателю!

Саньке пришлось проглотить гордость, а вместе с её горечью – ещё и пачку активированного угля. Щёки его побледнели, а по нижним векам пролегла тень – мученик в руках агентов мракобесия, которые живут в реальности низменного, унижать просветлённого для них забава.

– Всё, убаюкали! – последнее, что услышал второй самый настоящий директор и отключился, хрюкнув в колено главной женщины «Икара», которая изобразила брезгливую улыбку на лице. Выпавший из строя боец «светлых сил» уснул, впал в анабиоз на кожаном диване, поджав ноги, укрытый собственным белым плащом. Лёва стянул с него белые туфли, остроносые, фасона «Маленький Мук», и отшвырнул их.

– С кем приходится работать! – поморщился он.

Петя тут же развил поданную другом мысль.

– Я занимаю две должности, официальную и… алкашей каждый день нейтрализую, сегодня вообще двоих уложил. Значит, Елен Юрьна, – Петя хрустнул кожаным рукавом чёрной, как вороное крыло, косухи, – придётся вам платить мне двойной оклад.

Главная женщина развела руками, улыбка пряталась на краешках её сухих губ:

– Петя, и ты?..

Юноша прибавил смелости в свои карие арабские глаза и продолжил, подтягивая сползающие джинсы, чёрные и узкие, как трико гимнаста:

– Я жизнью рисковал! Супруга шефа – горячая штучка. Наш малышок, – Петя кивнул в сторону сопящего под белым плащом зама, – рядом с ней просто белый зайка. И то Лёвку впарило! А меня наш малышок укусить хотел, за локоть! – пожаловался Петя, а Лёва кивнул, не разжимая белых губ. Его тоже карие, но, в отличие от Лёвиных, европейские глаза расширились и происходящему не верили, не верили себе.

Тишина запорхнула в открытую дверь и внезапно набросила рубаху усталости на госпожу Метлицкую, а в ясные её глаза бросила сонного песку.

– Хорошо, – зевнула главная женщина, – завтра… обоим выдаю премию в размере оклада. Я теперь главная, самая главная. Утром напомните.

Тройка спетых друзей почти в обнимку выплыла из кабинета последнего зама. Офис опустел. В приоткрытые окна затекала майская прохлада и выстилала пустые рабочие места, воздух офисного аквариума загустел цветочным ароматом, одиночные ответственные работники дремали, вдыхая благовония весны. При виде главной женщины они встрепенулись и зашелестели бумажками, а Елена Юрьевна застыла на одном вздохе обиды.

– Всех уволю, кто ушёл, – произнесла она на выдохе и сжала аристократические кулачки.

– Гацко, значит, повезло! – нашёлся Лёва.

– То есть? А! Дошло! – голос главной женщины потеплел. – С этим, – Елена Юрьевна вытянула подбородок в сторону кабинета последнего зама, – пусть директор разбирается, а по мне, его надо гнать поганой метлой – никакого толку. Я вот до сих пор не знаю, какие у него должностные обязанности.

– Какие? – рассмеялся Лёва. – Процентодержатель! – Длинный нос его победно хмыкнул.

Елена Юрьевна вскипела:

– Пусть он дома свои проценты держит, подальше от «Икара». На работе он чем занимается?

– Как чем? Порнушкой в сети, стреляет, пиарится в «Одноклассниках»! – выдал горькую правду компьютерный гений и рассмеялся. Петя тоже загоготал. Одиночные сотрудники стеклянного зала затаили дыхание.

– Как стреляет? – схватилась за голову Елена Юрьевна. – Лёва, почему ты ему заглушку не поставил? У всех заглушки. Почему Яновичу не сообщил, не доложил?

– Как же, не доложил! – ответил Лёва, повышая тон обиды в голосе. – Этого бугра попробуй тронь, у него зависимость уже – ни дня без боя! А Яновичу всё фиолетово. Он у меня весь год одно и то же спрашивает: «Как репликация прошла?» И убегает, я и рта не успеваю открыть. Да и на работе он, как пингвин на экваторе, редкий гость.