Текст книги "Валерия. Роман о любви"

– Пусти, – требует пленница, сжимая руки в кулаки, но чужак не внял. Руки его мнут нежно-розовый шёлк, рвут молнию на юбке, и его порывистое дыхание обжигает ухо. – Пусти, – повторяет Лера и закрывает от ужаса глаза. Никто не защитит её: папа умер, муж ушёл, любимый бросил. Забавляйтесь, все желающие! – Господи, помоги… – сипит полумёртвая Лера, впервые в жизни призывая Бога. Ей показалось, что не бывает так, что человек совсем один, кто-то каждый день стучит в её сердце и просит впустить и поверить. Кто-то любит её и хочет защитить, подать руку, подставить плечо. – Господи, – шепчет она и открывает дверь в своё сердце…

– Игорь Борисович… – Приглушённый голос зовёт чужака у закрытой двери в коморку. – Игорь Борисович, – осмелел голос, – вы просили кофе сварить. – Кулачок секретарши стучит по секретной панели.

Чужак рыкнул, как хищник, и отбросил жертву на диван. Лера упала лицом в трико и едва не задохнулась от запаха перебродившего пота.

– Спасибо, – голосом директора ответил чужак секретарше. – Оставьте на столе и ступайте к себе.

– Игорь Борисович, вы…

– Ступайте, – оборвал секретаршу строгий шеф.

Лера сжалась в комочек, руки её бездумно поправляют смятую сальными руками блузку, сердце стучит без перерыва. Тараканин смотрит на неё без очков, прищуриваясь, и вздыхает:

– Пойдём кофе пить. Пошли, пошли. Она больше не войдёт, стерва. Я её отошлю подальше с поручением, к концу дня не вернётся.

Лера покорно последовала за директором. Она села на прежнее место и обхватила голову руками, возвратиться в родной кабинет у неё не было сил. Надо прийти в себя, иначе пытливый ум Светланки выведет начальницу на чистую воду и сочинит новый миф о её любви с директором, который с удовольствием подхватит вся академия.

За своим столом директор принял обычный царственный облик. Он глотал кофейную жижицу из фарфоровой чашки, отставив мизинец, и поглядывал с высоты на Валерию Николаевну, поблёскивая зеленоватыми линзами вновь надетых очков.

– Даже кофе варить не умеет, – поморщился он, – надоела она мне. – Тараканин ударил по неведомым клавишам и без прелюдии отдал приказ начальнику отдела кадров:

– Семёныч? Да-да-да!.. Готовь приказ о переводе Калининой, да-да-да, моей секретарши, в отдел к Свиридовой. Они, кажется, дружны. На должность? М-м-м… инженерную. Нет, врио не будет. Да-да-да, ты прав, не надо откладывать на завтра то, что можешь сегодня. Всё, бывай!.. Ну-у, подходи после обеда, сейчас занят максимально. – Трубка рухнула на рычаг управления институтом, а директор выдохнул и произнёс: – Всё, один вопрос решил, – он отставил недопитую чашку, – переходим ко второму. – Директор дотянулся до Леркиной руки и сжал её. – Я люблю тебя.

Сердце выпрыгивает из Леркиной груди. «За что?» – вертится у неё в голове, и она пытается освободить руку, но директор не замечает и продолжает изливать чувства:

– Люблю с первой нашей встречи, когда ты ещё школьницей прибегала к отцу. Он частенько прятал тебя в коморке, и я, заходя к нему в кабинет, гадал – там ли ты? И сердце моё колотилось. – Тараканин опять снял очки. – Я был так молод.

Лера подняла глаза, в них давно читалась усталость, но Тараканин увидел в её угасающем взгляде пусть не любовь, но покорность.

– Мои чувства серьёзны, – вкрадчивым голосом произнёс он, – проверены годами. Брак, к сожалению, предложить не могу, но… надёжные отношения, глубокие чувства, настоящие, словом, всего себя… Ты будешь счастлива со мной, – заверил он Леру, сжимая её ладонь ещё сильнее. – От слов к делу, – отрезал он, – в пятницу приеду к тебе домой, часов в десять. На работу не выходи, жди меня.

Леру как будто током пронзило, она выдернула наконец руку и ответила:

– А вы изменились, Игорь Борисович. Стали таким решительным! Не боитесь навлечь гнев любимого тестя? Как пять лет назад. Только опоздали, я уже давно не школьница. И люблю другого, всю жизнь и до конца дней. Так что в пятницу я на работу всё-таки выйду. А вдруг опять потребуете объяснительную писать?

Лера ощутила за спиной свободу и выпорхнула из-за стола. Перед обитой кожей дверью она остановилась и бросила взгляд на поверженного шефа. Тот замер в кресле и, не мигая, смотрел на Леру, руки его ломали простой карандаш. Жалость подобралась к Лериному сердцу, и она сказала:

– Простите меня, Игорь Борисович. От всего сердца прошу. Простите.

Как крышка гроба, захлопнулась дверь за спиной. В приёмной было пусто. На спинке стула Софьи Андреевны висела безразмерная кофта, а рядом с клавиатурой стояло ажурное блюдце с надкусанным пирожным-корзиночкой, аппетитная вишенка закатилась за монитор. «Сегодня ты, Соня, явно перестаралась», – подумала Валерия Николаевна и как ни в чём не бывало вернулась в свой кабинет.

Глава 12

I

– Сыночек, Алечка, ну что ты… что ты, – причитает Лера, обнимая сына. Рана на спине болит с самого утра особенно мучительно. Обезболивающие не помогают. Лера спрятала её кровавые бока под пластырем и мысленно пригрозила, но и эта мера оказалась никакой. Перед глазами то и дело всплывало довольное лицо светила, который расковырял рану на анализы.

По дороге из дому мальчик оставался мужественным и взрослым, как и внушала тётя Алла, но на перроне, когда объявили о прибытии электропоезда на соседнюю платформу, разрыдался, как младенец. Горькие слёзы залили мамины джинсовые ноги, отчего мама растаяла и тоже зарыдала.

– Солнышко моё, цветочек аленький, хочешь, вернёмся домой? Только не плачь. Хочешь, да? Только не плачь, сыночка…

Алла взмахнула руками и влепила ногой, облачённой в модную туфлю, по чемодану на колёсиках, который сама подарила семье Дятловских. Рыдающие не дрогнули, а только теснее сошлись, образуя хоть и маленькую, но неприступную стену плача.

– Лера-а, ладно ребёнок, ты чего? – пошла на штурм стены Алла. – Радоваться надо!

Слова её упали у подножья «стены плача», не достигнув цели, но Алла не из тех, кто сдаётся.

– Александр, ты мужчина! Поплакал – и будет. На двадцать дней всего-то… Время пролетит, в море будешь купаться! Друзей новых заведёшь! Алька… – Вторая попытка оказалась не удачнее первой. Алла тряхнула блестящими локонами и скривила пухлые, как будто напитанные вишнёвым соком, губы. Рука её в кармане, теребит конверт, в котором запечатана мзда для Алькиной сопровождающей. Ответственность приходится брать на себя, ведь Алькиной матери и в голову не придёт, как дорого обходятся простые вещи.

Алла до сих пор пребывает в отпуске, на работу ни шага. Она по-прежнему рано встаёт и с первой минуты своего появления на кухне не даёт покоя Никифоровне, переделывая на свой лад домашний строй. Девочки её счастливы и совершенно не слушаются бабушку. Они летят со школы навстречу маме и обнимают её так, что Никифоровна пускает слезу и говорит, вздыхая: «Мать есть мать». Алла чувствует себя слабой женщиной и от этой слабости каждый день покупает обновки или сидит на процедурах в салоне красоты. Да и жизнь Дятловских упорядочивается под её всевидящим оком и крепкой рукой.

Алла огляделась. Перрон был почти пустой. Народ сгустился на соседней платформе, где объявили посадку на пригородную электричку. Кто-то из пассажиров спешно досасывает сигарету, кто-то обнимается с провожающими, и нашёлся даже один чудак, юноша, который пронёсся на тощих ногах, будто олимпийский спринтер, вдоль электропоезда и резко затормозил около второго вагона, напротив Аллы. Она с интересом остановила на нём взгляд – высокий юноша с растрёпанными золотистыми кудрями, одетый в чёрную джинсу, проштампованную черепами. Алла склонила набок голову и улыбнулась, глядя, как длинноногий юнец, подпрыгивая, хватает небо, на руках его поблёскивают стальные браслеты и перекатываются от кисти до локтя.

Его басовитое «Э-ге-гей!» в мгновение ока собрало десяток друзей, тоже одетых в чёрный текстиль, изрисованный черепами, рогами и языками пламени. Молодые люди окружили златокудрого бегуна и загоготали.

Алла отстранилась от стены угасающего плача и переключила внимание на группку молодых людей. Она кожей ощутила выбросы дикой энергии, взрывающей атмосферу вокзала, и с наслаждением поглотила её всплеск. Она изо всей силы прислушалась: о чём говорит молодёжь? Но на её перрон доносились только обрывки фраз: «Серый! Гы-гы… Ништяк!… Лабай», – из которых Алла складывала в уме мозаику смысла.

Первое, что она точно усвоила: длинноногого спринтера так и зовут – Серый. До второго пункта дело не дошло, ребята вытянулись в один вектор, направленный на её платформу, и, помолчав, закричали:

– Эй! Эй-эй! Девушка! Красуня! Иди к нам!

Алле хватило ума не отнести к себе лестное обращение. Она обернулась – и правда, ей навстречу, ступая стройными ножками в чёрных джинсах, идёт девушка лет шестнадцати, чёрные пряди волос укрывают плечи и чуть вздрагивают при каждом её шаге, кожа белая, будто из сахара. «Белоснежка», – восхитилась Алла. Ребята в чёрном, должно быть, восхитились вместе с ней. «Белоснежка», конечно, слышит призывы с соседней платформы, но головы не поворачивает, и Алла замечает, как замедляется её шаг и разгораются синим огоньком глаза.

Она приближается, и волнение на соседнем перроне поднимается на отметку «шторм». Больше всех усердствует Серый. Алле кажется, что он всё-таки поймал взгляд Белоснежки, и не только взгляд, но и улыбку. Огнезрачная красуня замедляет шаг, она оглядывается, Алла любуется её волосами Шамаханской царицы и сахарной кожей. Поворот головы – и волосы взлетают, на мгновение зависая в воздухе.

И в это же мгновенье железнодорожное полотно пересекает Серый. У Аллы замирает сердце, когда он взлетает с рельсов и, пружиня на тонких длинных ногах, приземляется на краешек бетонного пьедестала.

– Красуня, ты мне полюбилась, поехали со мной… Я на рок-фестиваль, я посвящу тебе соло на гитаре! – Серый обнял её плечи и смотрит в глаза.

Красуня улыбнулась и завертела головой: «Нет». Но Серый не отступил. «Наверное, – подумала Алла, – он видит в её глазах «да». Алла смотрела на искрящуюся силу, которая притягивает друг к другу юношу и девушку, извивается вихрем, желая втянуть их в своё огненное чрево, сорвать их и умчаться за пределы земли. Смотрела и понимала, как тосклива её жизнь.

– Отпусти его, – вопит красуня, вцепившись в руки только что подоспевшего на платформу очкарика, который схватил за грудки Серого. – Отпусти, не то под поезд прыгну, – грозит красуня.

Очкарик, высокий мужчина с лысиной, одетый не по-дорожному, а в офисный костюм, сдался под напором белоснежной девушки.

– Не ожидала такого от тебя, – возмутилась она. – Это мой друг… парень. Ясно?

Алла сжала зубы. Идиот лысый. Нечего сказать. Её ладонь зудит в предвкушении сочной пощёчины по скулам лысого или по впалым щекам собственного сисадмина. Но Серый превосходит любые ожидания. Пока лысый очкарик прячет лицо в платок и трёт нос, юноша сгрёб Белоснежку и целует в губы. Алла расцвела, задышала, любуясь побледневшим до смерти очкариком. Так тебе, невежа!

Алла перевела дух и взгляд на присохших друг к другу сына и мать. Плач смолк. Надолго ли? Алька прижался к матери и с любопытством пять минут как разглядывает влюблённых. Лера тоже внимание переключила на сцену с поцелуем, но в сына вцепилась, как приговорённый в последнюю надежду.

Голос вокзала прогнусавил на весь перрон: «Со второго пути… Орша». На последнем слове вздрогнули пассажиры на Аллиной платформе, а Серый перемахнул через рельсы на свой путь. Он размахивал руками и выкрикивал: «Я найду тебя, минчанка!.. Я женюсь на тебе!»

Минчанка сияет и не сводит глаз с удаляющейся фигуры смельчака, который в одночасье стал ей женихом, а покачиванием ладони она вторит ему: «Женись. Да».

Лысый охранник щурится даже в очках и грозит кулаком вслед смелому юноше, вслед отъезжающей в пригород электричке.

«Высший пилотаж, – прослезилась защитница прав влюблённых. – А Костя смог бы так? Вот так!.. А я?» Они уже много лет не беседуют ни о чём, а обсуждают налоги и лизинг. В минувшую зиму младшей дочери исполнилось десять, а Костя на праздничном торте свечек насчитал восемь. Так и прогромыхал поздравление, и был уверен в своей правоте, пока не встретился взглядом с Лерой. Она уставилась на него, как на пришельца, который натянул маску супруга любимой подруги, и ни разу не мигнула, пока тот не превратил свою оплошность в неудачную шутку. И это был явный симптом охлаждения семейных отношений.

Семейный мир Дятловских тоже следил за разыгравшейся на их платформе драмой. Малыш уже не рыдал, а чуть всхлипывал и так же сильно обнимал маму. Его порозовевшие глазки смотрели на героиню с напряжённым интересом. Лере показалось даже, что он хочет подружиться с черноволосой красуней. Мать поцеловала ребёнка в макушку и спросила:

– Зайка, ну как ты?

В ответ ребёнок набычился и с надрывом произнёс:

– Я сказал. Или ты со мной. Или – оба домой!

Алла расхохоталась и сказала:

– Надо же! В профессорской семье взрослеет ещё один упрямец. Потомственный!

– В профессорской семье? – переспросила Аллу Белоснежка, поравнявшись с ней. Девушка смотрела на Аллу как старая приятельница, а за её спиной мелькала бдительная тень охранника.

– Мы знакомы? – отрезала Алла и тут же пожалела. Ей больше всего хотелось подружиться с огнезрачной девушкой и разгадать секрет её красоты.

– Нет? Так будем… В поезде ехать долго. Ещё родными станем. – Красуня отстранилась от прилипшей тени охранника и с презрением дёрнула плечом. Тот и бровью не повёл.

– Я – Александр, – выпалил Алька, разглядывая девушку, и прижался к маме сильнее. Лера и Алла переглянулись – малыш-то растёт!

– Привет! – улыбнулась девушка. – Это ты из профессорской семьи? – Алька кивнул и чуть задрал подбородок, а девушка продолжила: – Здорово! Тебе повезло. А я, не поверишь, сирота. Матери с детства нет. А отец до сих пор не пришёл провожать. Мы его под табло час прождали. Вот этого, – девушка со злостью повернула голову к своему охраннику, – зама своего подослал. А он мою судьбу только что искалечил.

– Снежана, – рявкнул телохранитель подопечной, – голову не теряй. Где твой брат?

– Ага! За мной шпионил, а ребёнка потерял, – съязвила Снежана.

– Вот они мы. Волновались? – спросила немолодая женщина, подкатившая детскую коляску вплотную к собравшимся на перроне. Алла потянула носом воздух. От благоухания её любимых французских духов закатывались глаза. На вид никогда не скажешь, что простая женщина с простым пучком волос на затылке может пахнуть как завсегдатай модных бутиков. И ещё прозрачный шарфик вокруг шеи, как будто полоса неба, придаёт её лицу неземную возвышенность над миром.

– А вот моя няня, Анастасия Сергеевна, – обрадовалась Снежана, – и мой братик. – Она перехватила коляску и подтянула её вплотную к новому другу. – Миша. – Братик пузырил слюни и поглядывал на друзей старшей сестры. Лицо его, маленькое, нежное, то и дело искажала гримаса, как будто кто-то невидимый глумился над невинным младенцем, ручки его были скованы напряжением мышц, а ноги висели, как шнурки, как ножки тряпичной куклы. Алла ужаснулась внутри себя – такое горе.

– Ему четыре, – продолжила Снежана, – он уже большун. – Малыш от радости запрыгал на сиденье. – Он любит детей и хочет с тобой дружить. Давайте в поезде сядем вместе? – предложила она, глядя на мать Александра умоляющим взглядом. За её спиной охранник что-то взволнованно шепчет няне, та кивает, но взгляд её устремлён на своих воспитанников.

В ответ Лера оторвалась от сына и нежно обняла прильнувшего к её коленям ребёнка из коляски.

– Здравствуй, милый, ты путешествуешь с сестрой? – спросила она.

Мальчик в коляске был особенным, он поцеловал руку красивой тёти и вцепился в её рукав. Глаза его просили любви так неистово, что у Аллы сжалось сердце. Уже дома Алла не находила себе покоя. Ей казалось, что глаза мальчика укоряют её, она чувствовала себя отвратительным существом, низким, грязным, и так до тех пор, пока она не нашла адрес фонда помощи детям-инвалидам и не перевела на его счёт приличную сумму – ровно столько она тратила в парижских бутиках на распродаже. С тех пор, чтобы чувство собственной ничтожности не накрывало её с головой, Алла каждый месяц переводит денежное пожертвование фонду и спит спокойно, как будто заплатила самый важный налог, налог на совесть.

– О! Вы ему понравились! – сказала Снежана матери нового друга. – Здорово, что мы едем вместе! – Ребёнок, не выпуская рукав красивой тёти, другой рукой потянулся к её сыну, и тот протянул свою руку навстречу. – И ты тоже…

– Валерия Николаевна, – просияла Лера. С десяток лет назад, в роддоме, она так же светилась при первой встрече с сыном. – Спасибо, Снежана, что подошли к нам, а то мой ребёнок слезами платформу залил. Смотрите, наши дети подружились. А какие у вас места?

– Как всегда, первое купе. Но это неважно. У нас место есть свободное.

– Прекрасно, мы Альку вам подсадим, – встряла в разговор Алла, – всё на душе спокойнее будет.

Анастасия Сергеевна кивнула и сказала:

– Мы туристы бывалые! Да, Миша? В шестой раз едем в Евпаторию. На лечение.

Алла и Лера переглянулись.

– В «Дельфин». Самый клёвый санаторий, – добавила Снежана.

Лера хлопнула в ладоши:

– У Альки тоже туда путёвка!

– Снежана, – обратилась к огнезрачной красуне Алла, – расскажите, как там в «Дельфине»? Куда лучше поселить нашего малыша? Он впервые от дома отрывается.

– Ой! – в одно мгновение ойкнули няня и её воспитанница. Говорили они наперебой. Главное, о чём подумала Алла, что Алька оказался в надёжных руках, можно вздохнуть и не ждать сопровождающую, и… конверт можно вручить огнезрачной красуне. Алла по человеку видит, прилипают ли к его рукам чужие деньги.

Она скользит взглядом по лицам новых друзей, всматривается в глаза молчаливого охранника, которого Снежана задвинула на задний план сцены. Он вздыхает и трёт платком вспотевший круглый лоб.

– Мишуня так окреп от процедур, очень, – доносится торопливая речь няни, – спину держит, не валится, простудами не болеет… Учителя? Ой, великолепные. Интеллигенция. Я сама педагог… Уроки с вашим парнем поделаю. Не тревожьтесь. Ваши нервы передаются ребёнку… Да, почти все без родителей. Сопровождение полагается только особенным деткам. Поэтому мы со Снежаной всегда рядом с Мишей. Она тоже и процедуры получает, и учится. Хорошая девочка, моя помощница, сокровище! – Няня прильнула к своей воспитаннице, которая уже вступила в мальчишеский кружок на позиции лидера.

Новая подруга сильным голосом и ясными глазами напомнила Альке далёкую Оксану – так рассудила Алла и оказалась права. Её любимец больше не заглушает рыданиями железнодорожный громкоговоритель, а играет с новыми друзьями. И как он искренен, мягок с больным малышом, как старается развеселить его, и тот смеётся и играет на равных. От малыша исходят какой-то волшебное тепло, невидимые лучи, словно из иного измерения, которые растапливают охладевшее сердце Аллы. Она смахивает слезу – у бедных деток нет мамы. Алле даже захотелось прижать их к груди, но невидимые правила не позволяют знатной даме проявить эмоции, она лишь прильнула к любимому крестнику и скользнула в детский разговор, который тут же и прервался.

Отправленный на задворки страж вырос как из-под земли. Его тень накрыла сбившихся в один живой круг пассажиров первого купе прибывающего крымского поезда. Среди простых людей этот достойный муж этикетом себя не утруждал, поэтому без реверансов накинулся на Снежану, остальные пассажиры не удостоились даже его взгляда:

– Твой отец не придёт! Только без истерик!

– Александр Ильич, что происходит? Отчего такой напор с вашей стороны? – встряла няня, закрывая собой любимцу.

Александр Ильич вздохнул:

– Я вас умоляю. Не заставляйте меня говорить, что здесь произошло, пока вы с Мишей цветочки нюхали.

– Он сломал мою жизнь, – подала голос Снежана, и у няни вытянулось лицо. Лера с Аллой переглянулись, – а ещё отец добивает. Он обещал нас проводить! – вскипела она.

– Если ты до сих пор не поняла – он очень серьёзный человек. Его вызвали. – Страж вытянулся в струну.

Вероятно, няня до мелочей знала своих воспитанников, поэтому она укрыла собой Снежану, как мать больное дитя, и залепетала:

– Прости его, детка, прости. Ну, не смог.

Разговоры в одночасье смолкли, все присутствующие, словно по команде, уставились на Александра Ильича. Очки его в невесомой оправе стреляли зеленоватыми бликами, шикарный галстук демонстрировал респектабельность, а зачёсанные волосы и стальной холод в глазах делали его похожим на американского гангстера 50-х годов. Что и говорить, женщины оробели. «Не хватало только, чтобы он вытащил пистолет и стал стрелять», – подумала Алла и сделала незаметный шаг назад.

Только Снежана проявила дерзость и набросилась на гангстера:

– Перезвоните ему! Сейчас же! Пусть скажет мне это сам!

Похоже, гангстер не удивился взрывному характеру подопечной и ответил достойно, голос его набрал ещё больше силы:

– Ничего не изменишь, такая у нас работа. В целях конспирации твой отец вышел из сети, будет доступен только в конце дня. Прими ситуацию, ты уже не ребёнок, вон, с парнями целуешься.

Снежана побледнела, сжала губы и ладони, по её лицу пробежала тень. Она приготовилась включить сирену негодования на весь вокзал. Анастасия Сергеевна тоже побледнела и обнимает воспитанницу за плечи, губы няни, бесцветные, как у старухи, шепчут: «Ша, ша… ша».

Сердце Альки затрепыхалось: не только у него папа-предатель. Он дёрнул Снежану за руку и с силой потянул её, та покачнулась и перевела взгляд на того, кто тащит её из пропасти гнева. Она смотрит на ребёнка, у которого глаза неожиданно взрослые:

– Снежана, мой папа тоже не пришёл, видишь, и вчера не пришёл, хотя обещал по телефону… И вообще ушёл из дома, когда я был маленький. Я же не реву! – Мама и тётя Алла переглянулись, у обеих одинаково приоткрылись рты, а маленький Дятловский спокойно продолжал утешать взрослую девушку: – Я тебе сейчас подарю мелки пастельные из Франции, всю упаковку, и раскраски. Ещё желатинки-мишки… Пойдём, Миша тоже хочет попробовать.

От тепла детской ладони Снежана обмякла, а желатинки и правда оказались вкусными. Анастасия Сергеевна подтвердит.

Нервы Валерии тут же дали слабину, она вздохнула и улыбнулась любимой подруге. Они взялись за руки и, кажется, вросли каблуками в платформу. Алла и Лера. Алла чувствует, как нарастает напряжение в затылке, а Лера – сверлящий взгляд на спине.

– Аллочка, обернись, мне кажется, кровь на спине у меня.

Алла, не шевелясь, одним только взглядом скользит по спине подруги:

– Это опять твоя психосоматика вылезла. Надо успокоиться. – Сильная женщина не признаёт свою слабость, поэтому борется с чужой. – Кто-то следит за нами, – поняла она и обернулась, всё же отодрав каблуки от бетона.

Волнительное объявление о посадке из невнятного динамика под куполом вокзала окончательно сбило с толку засуетившихся подруг. Приближаясь к платформе, с тяжёлым грохотом полз по рельсам скорый поезд крымского маршрута. Голос диктора вдохновил пассажиров на быстрые рокировки по плоскости платформы, и только наши герои замерли как вкопанные. Правда, белорусский гангстер оледенению не поддался и лихо подхватил чемоданы, и свои, и Дятловских, отчего он стал походить на героя детской мультипликации крокодила Гену, а не на гангстера.

Хлопоты при посадке целиком поглотили отъезжающих. Алла, Лера, Алик, Снежана и Анастасия Сергеевна расположились в одном купе. И они его выиграли. Девушка, похожая на Белоснежку, пришла в детский восторг и исцеловала няню, Альку и его растерянную маму.

Вскоре к ним присоединился и Александр Ильич с Мишенькой на руках. Он усадил улыбающегося мальчика на полку у окна и остался равнодушным к запредельному ликованию.

– Александр Ильич, – пропела Снежана, – я вас прощаю от всей души. Простите и вы меня.

Няня засветилась восторгом от вкушения плодов своего воспитания. Алла взглядом полоснула по его гладким щекам и вороту безупречной рубашки. «Истукан!» – кричали её горячие живые глаза. От её взгляда Александр Ильич съёжился, в его непроницаемых глазах отражается образ Аллы. Он хочет ответить Снежане, но ком подступил к горлу, и он молчит и краснеет. Краснеет как-то по-дурацки, пятнами.

Новые рыдания Алькиной мамы заполнили водворившуюся паузу, и страж тут же улизнул. Его невнятное прощание не было услышано никем из пассажиров первого купе.

Алька одной рукой обнял мать, а другой дёргал тётю Аллу за подол. Он хлопал глазами и почти не дышал. Первой откликнулась Алла. Она подскочила с Мишиной полки и прижала рыдающую подругу к груди. Снежана тоже не осталась в стороне, а няня с высоты своего роста принялась гладить Алькину маму по голове, шепча сердечно: «Ша, ша, ша…»

В это время Алька проскользнул на нижнюю полку, поближе к Мише, и зачем-то поцеловал взъерошенный ёжик его волос. Малыш от удовольствия загулил. А плач Алькиной мамы сам собой сошёл на нет.

– Лера, пошли! – отдала команду Алла, бросив взгляд на часы со стразами, утяжеляющие её руку. – Пусть ребёнок поедет с позитивным настроем.

Она сгребла в охапку безвольную подругу и до самого отправления поезда заставила несчастную улыбаться и покрывать воздушными поцелуями лицевую сторону окна.

Лера улыбалась, и в ней крепла твёрдость, ведь Анастасия Сергеевна, по человеку видно, станет матерью для Альки на весь период заезда.