Текст книги "Валерия. Роман о любви"

II

Незадолго до отъезда Альки Алла занималась тем, что гнала от себя мысли, в которых она вела роль прекрасной домохозяйки и повара. Но эти мысли одолевали её и даже принудили к вышиванию крестом. Сбегая от себя, она мечтала о работе и, когда возвращался Костя, сверлила его напряжённым взглядом. Тот отшучивался и отмахивался: «Киса, тебе ещё отдыхать долго. Ближе к финишу решим». «Что тут решать?» – кипела внутри себя Алла, но сохраняла молчание. Сорвалась она накануне. Костя пришёл позже обычного, позже последнего выпуска новостей, и по ходу к холодильнику бросил:

– В санатории тебе станет лучше…

У Аллы на душе заскребли кошки. Она пристально следит за мужем, брюшко которого обмякло от голода и желает наполнить себя калориями. Его хозяин с кривой улыбкой обследует холодильник, суёт нос в кастрюлю, где хранится жаркое по-испански. Он глотает холодный мясной аромат и морщит нос, ковыряя вилкой в горе мяса. Вилка с нанизанными на неё дольками лука летит в раковину, а Костя тянется уже к батону варёной колбасы, отправив жаркое в отставку на самую нижнюю полку холодильной камеры.

Глаза Аллы сверкнули гневом, словно всплеснулась в желе вулкана раскалённая лава. В один прыжок пантеры она оказывается между своим благоверным и холодильником. Халат из китайского шёлка встаёт дыбом на спине.

– Когда ты станешь мужиком? – рыкнула пантера, сверкая глазами.

– Мне общаться не с кем! – выпалил он. – Ты весь офис засеяла бабками. Не продохнуть. Клиенты высокие на смех поднимают. Ни одной тёлки в эскорт предоставить не могу.

– Мы туркомпания, а не бордель! – вспыхнула Алла. – Кто тебе вбил это в голову?

Костя по-детски оттопырил нижнюю губу и отмахнул ножом недетский кусок колбасы.

– Этот задрот приведёт тебя к диабету, – сменила тон Алла. – Ты пьёшь колу и чипсы лопаешь. Воротишь нос от домашней еды. Ты проводишь с ним всё свободное время. Почему ты не со мной?

Проглотив колбасное лакомство, Костя ответил, причмокивая нижней губой:

– Не выноси мне мозг. Я устал. И вообще, пора бы тебе притухнуть со своим диктатом. Я – директор, а ты – такой же исполнитель, как и все.

Лера не могла оставаться равнодушной к боли подруги. Она рвалась в бой, ей хотелось поговорить с Костей, но Алла запрещала. Ей хотелось встретить выскочку, этого носатого сисадмина, отравившего Алле жизнь, но подруга оставалась непреклонной. «Бесполезно, – твердила Алла, – мы Костю ещё больше обозлим. Надо ждать случая. Он обязательно подвернётся».

И вот, похоже, случай подвернулся. По дороге домой, когда Алла подвозила любимую подругу с вокзала после проводов Альки. Дорога была тяжёлой. Каждые пять минут – пробка, каждые десять – светофор. Алла кусала губы, терпение было не самой сильной чертой её характера. Лера молчала, одно пустое слово – и подруга взорвёт криком салон.

Тишину нарушил телефонный звонок от бухгалтерши Константиновны, доверенного лица Аллы, которую с некоторых пор Костя не переносил. Константиновна была негласным представительским, обобщающим лицом туркомпании Задорожных. Бухгалтер на пенсии, с огромным стажем и тремя взрослыми детьми, которыми она открыто гордилась. Муж бросил Константиновну, когда она вышла из репродуктивного возраста и нашёл себе молодую вдову из русских эмигрантов в Австралии. Случай был трагический и комический одновременно. С новой женой он блудил года два на поэтическом сайте под ником «Зорро» и, когда виртуальность захлестнула-таки реальный мир, поделил имущество и укатил на самый южный материк.

Рану своей подчинённой Алла лечила заботой. Младшему сыну Константиновны турфирма Задорожных оплатила учёбу и поездки в Европу, а самой Константиновне – путёвки в санаторий. Среднему Алла нашла тёплое место в банке, а старшему – погашала кредит на жильё. Так, в благодарность, Константиновна и стала доверенным лицом Аллы, её ушами и глазами, даже сердце Константиновны билось в одном ритме с сердцем начальницы. Ей Алла доверяла больше, чем себе. Поэтому её звонок с предоставлением последних разведданных обдал Аллу кипятком.

Она смотрела на дорогу, но видела ли автомобили? Этим вопросом задавалась Лера, когда подруга дышала в мобильный телефон.

– Надо что-то делать, – единственное, что обронила подруга и сбросила вызов. – Представляешь? – сказала она, обращаясь к Лере. – Мой благоверный задумал отдохнуть на природе. Сельский туризм.

– Почему он сам тебе не сказал? – удивилась Лера. Сердце её затрепыхалось в предчувствии беды.

– Сказал. Новое направление работы он осваивает. Поэтому дня два дома не будет. И на работе тоже. Константиновна моя разведала, вот преданный человек. Костян мой со своим программистом – задрот хренов! – на два дня на рыбалку. Сельский туризм! Вот и седины нет ещё, а бес уже в ребро тычет.

– Алл, ну не может Костя вот так… Может, и правда просто устал. Мужики любят порыбачить.

– Мужики любят, а задроты – нет! – отрезала Алла. – Этот гадёныш мстит. Я давно чувствую, он нас развести хочет. Ужом вьётся у ног Костика.

– Почему ты не даёшь мне разобраться? – хмурит лоб Лера. – Я сама хочу с Костей поговорить. Он послушает меня, мы же друзья юности.

– Ты не представляешь, как можно изменить человека, перепрограммировать, если влезть в его мозг. Боюсь, тут и факты бессильны, не то что твои аргументы, – вздохнула Алла и продолжила: – Ты же сама программист. Должна понимать. Ну да ладно. «Я подумаю об этом завтра», как говорит наша любимая героиня. Лучше скажи, как тебе Алькины попутчики?

– Да, – взмахнула рукой Лера, – приятные люди. Особенно няня, у неё такой взгляд добрый. Наверно, только очень добрый человек сможет возиться с таким… ребёнком тяжёлым.

– Вот где беда. Что уж мне на судьбу пенять. Дети без матери. Особенно мальчика в коляске жалко. У него свет такой в глазах негасимый… Ты заметила? Не смотрит, а светит. Как в детстве, помнишь? «Светить всегда, светить везде…» А девочка – потрясающая, просто чудо. Я бы смотрела и смотрела на неё… Она напоминает мне меня.

– Вот оборот ты завернула, – улыбнулась Лера. – Ты лучше Косте позвони, да-да, позвони и милым, как ты умеешь, ласковым голосочком спроси, как дела, что он ел… и всякое такое. Намекни, что скучаешь… Ну и не набрасывайся на него с порога. Поехали на рынок за свежей колбасой, сделаем ему бутеров с кетчупом, огурчик маринованный… Пусть трескает, а ты его на свою сторону переманивай.

…Серое небо июня накрыло тенью сонный город. Вялые жители покинули несогретые дома и тянутся на работу. Среди них Лера. С трудом удерживает открытыми веки и считает остановки метро. Без обнимашек с Алькой утро не задалось. Она цедила холодный кофе и глаз не сводила с пустого стула, пока радиоточка привычным баритоном не объявила: «Поздравления для мам». В это мгновение Лера разрыдалась и убежала в ванную.

Перешагнув порог триста пятой, она поздоровалась так тихо, что Пётр Миронович не оторвал взгляда от газеты, а на приветствие ответил спустя пару минут, когда его старческий мозг переварил входящую информацию и грустный запах духов, тянущийся шлейфом за начальницей.

От кофе руководитель группы отказалась и припала к монитору. Её здесь нет. Она в офисе Задорожных сражается на шпагах с местным программистом. Светланка прокралась в кабинет полевой мышкой и сбросила плащ, как Василиса жабью кожу. Она вытянула спину и поздоровалась с обратной стороной монитора начальницы. Молчание Валерии Николаевны и кивок пенсионера встретили её.

– Я заварю чай, – промямлила она и села на краешек своего стула. – У меня пирог с корицей.

Лера, уловив ключевое слово из прошлого, тут же перенеслась из турфирмы в свою гостиную. Всё в ней пропитано заботой родителей. Мама печёт булки с корицей, на плите томится какао на сливках, Алла ест и пьёт, закатывая глаза от удовольствия. Папа в смешных шлёпанцах, обшитых малиновой тесьмой, вышагивает из кухни в прихожую и объясняет, как возбуждённый атом под действием электромагнитного поля переходит в состояние с меньшей энергией и испускает фотон, потому что девочки, его дочь и Аллочка, в этом семестре изучают физику лазеров.

Светланка поставила блюдце со сдобой на стол начальницы, но та и пальцем не пошевелила: глядит на экран пустыми глазами, в зрачках синие блики, ногти постукивают по одной клавише «пробел». Подчинённую так и перекосило. Она не бросилась к телефону на сеанс трескотни, а перекинула гребнем чёлку на другой бок и, вооружившись грабельками, окопалась в горшке с диффенбахией, в двух шагах от застывшего монитора начальницы. Два снайперских взгляда сквозь любопытные линзы – и бомба для курилки готова: завотделом спит с открытыми глазами. Вот так, с грабельками в руке, заряженная новым знанием сотрудница сектора информатизации примчалась в машинный зал, и местный эфир загудел.

Новость её не пронзила местное информационное поле, нет. Бомба не разорвалась, а попыхтела ядовитым паром и скончалась на руках другой коллеги, запустившей новость о рокировке в приёмной. Старую секретаршу отправили в отставку. В её царстве водворилась юная студентка заочного отделения экономистов коммерческого вуза. Коллеги в подземелье судили сразу двух секретарш. Аксакалы (вернее, аксакалки) НИИ проводили расследование по теме: почему супруга директора, утвердившая Софью Андреевну на посту первой фрейлины, смирилась с её отставкой? Почему допустила к самому носу своего не в меру ретивого супруга само искушение в белых завиточках и с такой тонкой талией, что душа в пятки уходит – не переломится ли девица пополам?

В результате Светланка забыла о спящей начальнице и, проглотив глоток кофе, отдающего плесенью, умчалась на свой этаж. И заглянула по дороге в приёмную, чтобы лично увидеть новую секретаршу. Лицо ангела в белых завитках ослепило её.

– Вам чего? – произнёс ангел и воспарил над столом. Тончайшая талия и стройные ноги вызвали у Светланки, как только она их увидела, приступ острой зависти. Её посеревшее лицо вытянулось, как убывающий месяц, и она не нашла ничего лучше, чем задать совершенно бесполезный вопрос:

– У себя?

Ангел кивнул.

– Хорошо, – разозлилась Светланка и хлопнула дверью, желая перебить крылья ангелу или повыдёргивать из них перья.

Когда она вползла в родной кабинет, «зава» и пенсионер сидели плечом к плечу и чирикали, листая крымский альбом с фотографиями, который Пенсионер Пенсионерович, как Светка именовала про себя Петра Мироновича, приволок из дому. Он хотел, чтобы Лерочка получила из его уст достоверные сведения о месте отдыха её сына, а заодно можно побывать в прошлом и встретиться в воспоминаниях с друзьями.

Пенсионер Пенсионерович водил пальцами по чёрно-белому глянцу и открывал своей начальнице тайны, скрытые за кадрами его молодости. Запах кофе окутал собеседников и, едва коснувшись Светкиного любопытного носа, тут же размягчил её мозг.

Валерия Николаевна и пенсионер вздрогнули и вытянули шеи, когда за Светланкой хлопнула дверь. Пошатываясь, она добрела до рабочего стола и рухнула на его заваленную бумагами столешницу. Валерия Николаевна и Пётр Миронович переглянулись, и последний, вздохнув, опять погрузился в чтение отложенной газеты.

Светланка обхватила голову руками и всхлипывала. Когда ладонь начальницы коснулась её плеча, она заревела с большей силой.

– Здорова ли ты? – решилась на разговор Валерия Николаевна.

– Я в приёмной была, – по слогам промычала Светланка.

– Аа-а, – протянула Валерия Николаевна. – Неужто Игорь Борисович?

Светланка рыдала, но уже тише и без клокотания.

– Аа-а! – озарило начальницу. – Ты, верно, с новой секретаршей увиделась?

Рыдания осипли и стали едва слышны.

– Света, Света, – с укором сказала начальница и взглядом пробила газетную бумагу. Пенсионер Пенсионерович, как самый смекалистый в группе информатизаторов, поднялся и пошаркал ко выходу.

Светланка замолчала, но головы не подняла.

– Света, – не отступает начальница. – Тебе уж… не восемнадцать, прости. Мы вместе уже восемь лет. Ты пришла к нам маленькой девочкой, но с той поры ты не изменилась. Понимаешь? Годы пролетели, а с тобой ничего не произошло.

Светланка подняла припухшее лицо и с интересом посмотрела на «заву», хлопая отёкшими веками.

– Ты на меня так не смотри, – поспешно заметила начальница. – Речь не обо мне. И… со мной произошло уже всё, что могло произойти. Вот, внимай себе. Ты чего добилась?

– Как? А диплом?

– Да, диплом, – подтвердила начальница и заглянула в щёлки её бесцветных глаз, – и всё. Тебе даже не предложили новую работу, только в трудовую занесли, что ты теперь на одну ступеньку выше. Для этого мы пять лет ломали голову над твоими контрольными? Ты не выросла. Понимаешь? Даже внешность не изменилась. – Валерия Николаевна схитрила, конечно, чтобы поддержать несчастную. После двадцати пяти Светланка чуть раздалась вширь, а на её лбу появились морщины. Одна пролегла между бровей, и, когда Светланка снимала очки, лишняя складка придавала лицу сердитости.

– Возраст твой всё ещё прекрасный. Тебе надо измениться и… внутри себя особенно. Вырасти. Понимаешь? – Лера вышагивает по кабинету, руки в карманах вязаного жакета, ноги обуты в туфли чёрной замши. – Я помогу тебе. Мы, во-первых, избавимся от очков. Подберём линзы. Причёску. Я отведу тебя к мастеру, просто волшебник, он мою лучшую подругу стрижёт. Это во-вторых. И… гардероб, это уже в-третьих. – Лера сама не замечает, что сейчас говорит как лучшая подруга Алла, упрекая Светланку в том же, что Алла вменяла в вину ей самой.

Светланка выпрямила спину и смотрит, не мигая, на начальницу.

– Переформатируем тебя, короче. Станешь если не красавицей, то хорошенькой девушкой точно. Походку ещё шлифанём. Потенциал у тебя есть, – подбодрила подчинённую Валерия Николаевна, – и ещё, внутри себя, тоже важно. Я давно сказать хотела. Не решалась просто. Не надо тебе в курилке перемывать чужие кости, надо интересные разговоры вести. Понимаешь? Чтобы твоему собеседнику приятно было с тобой общаться. Миленькой надо быть, чтобы замуж выйти. Нам замуж надо. В декрет, – пропела Лера и заглянула вглубь себя. От увиденного её передёрнуло, и голос поплыл. – Главное, – вздохнув, выдавила она, – тебе надо свою жизнь проживать. Понимаешь? А не чужие ошибки ранжировать. Ты попробуй, поживи – столько дров наломаешь…

Телефон на столе начальницы зашёлся тревожным дребезжанием. Собеседницы вздрогнули.

– Завтра же начнём, – сказала Валерия Николаевна и подняла трубку.

Тревожный голос любимой подруги запустил мандражный механизм.

– Лерочка, только ты не волнуйся, ладно?

– Ладно. Что случилось?

– Ничего особенного. Просто я тут пью кофе одна. Дома. И подумала… а как фамилия этой семьи, которая с Аликом в Евпаторию укатила? – Турбизнес отдыхал от потоков энергии своей королевы, и неистраченная мощность её души запустилась в работу над кармой любимой подруги.

– Я… Я не знаю. – Лера покрылась холодным потом.

– Как не знаешь? – рявкнула трубка. – Ты же породнилась практически с ними на перроне! Ты из купе со свистком поезда не вытряхивалась!

Лера схватилась за голову.

– Так и что! – крикнула она в трубку. – Мне и в голову не пришло! Ты ведь тоже не у каждого встречного фамилию требуешь!

– Ле-ер, – помолчав, отозвался голос, – получается, ты доверила ребёнка первым встречным и не узнала даже фамилию. От ужаса я с места не могу сойти.

Приблизилось время расплаты.

– Господи, что же делать? – Ноги Валерии Николаевны подкосились. – Не зря Алька так хотел домой! – Светланка, запыхавшись, подставила начальнице стул.

– Вылетай с работы, – командует трубка, – идём в поликлинику, Альку спасать. Я только ногти досушу…

Постукивая зубами, Лера примчалась в детскую поликлинику. Очередь стояла насмерть! Леру причислили к касте безталонников и отослали в самый конец хвоста. Она прижалась к стене и опустила голову. Юная мама с бриллиантом в ноздре, подперев дверь и перекатывая жвачку по своим челюстям, проверяла талоны у вновь прибывших. Её голос готов был сорваться на любого, кто пытался проникнуть за дверь кабинета участковой и не предъявил лоскуток с распечатанным правом на вход.

Но тут одетая в белый халат важная птица, в которую для всех превратилась Алла, направилась к кабинету, стуча стальными каблуками, которые искрят от соприкосновения с каменным полом. Пациенты как по команде подняли головы и уставились на неё: подбородок – до потолка, под мышкой – папка красной кожи, золотом блестит молния, а шлейфом за птицей стелется пряный, сладковатый аромат.

Мама с бриллиантом в ноздре поперхнулась жвачкой, когда важная птица поравнялась с охраняемой от безталонников дверью. Лера тоже вздрогнула – запах любимых духов ударил ей в нос.

– Под дверью не толпимся, – вскрикнула птица и махнула папкой, словно кожаным крылом.

Народ загомонил и с уважением расступился.

– Как не стыдно, гражданка, – обратилась она к задавленной тревогой Лере. – Вы опоздали! – С этими словами она затолкала несчастную мать в кабинет.

III

Участковая строчит, не поднимая глаз, а закатившийся в дверь белый халат вызвал у неё чувство профессиональной солидарности:

– Сейчас, пациента отправлю и… – оправдывается она, царапая углы на дешёвых листочках медицинской карты.

Юная медсестра, которая всегда всем улыбается, завидев знакомую уже Валерию Дятловскую, спала с лица. «Опять, что ли, кто жалобу накатал в отдел Минздрава?» – заволновалась она, украдкой разглядывая переполненную чиновничьей важностью особу с красной папкой в руках.

Худшие опасения медсестры подтвердились. Стоило участковой поднять уставшие, воспалённые глаза, важная особа чиркнула молнией на папке и хлопнула по столу визиткой, да не простой – герб государственный на виду и флаг. Медсестра как герб заметила, так и обмякла на своём отжившем уже три жизни стуле. А особа грудь выпятила, так, что крахмал с халата посыпался, и представилась:

– Я Алла Николаевна Задорожная… От имени Елизаветы Евгеньевны Пастушок. Отдел Минздрава, горисполком. – Она тычет отшлифованным маникюром ногтиком в герб на своей визитке. – Я по вопросу санаторных путёвок в Евпаторию, – стальным голосом добавляет она и распахивает папку. – Нужны детали.

Участковая ослабила ворот блузки и вздохнула:

– Что ещё? Опять жалоба? Сил моих нет, народ с двух участков толпится, время приёма истекло, а очередь не уменьшилась с трёх часов дня. – Врач с негодованием бросила ученическую ручку на стол и стала растирать глаза. – А тут вы ещё! Как только от вас путёвки поступят, сразу жалобы сыпятся. Этому не дали, тому не дали. Я больше не могу. Я уволюсь. Не нравится, как мы путёвки распределяем, – сами занимайтесь этим вопросом. Принимайте желающих у себя в горисполкоме, в отделе Минздрава.

Алла поймала и подхватила волну настроения участковой:

– Инга Александровна, вы должны понять, мы в горисполкоме целиком на вашей стороне и довольны тем, как вы распределяете путёвки, и конкретно вашей профессиональной деятельностью. Но эти жалобщики недовольны всем, как правило, одни и те же лица. Они мне примелькались за годы. Вы не волнуйтесь, мы с Елизаветой Евгеньевной со всеми разобрались. Осталось уточнить некоторые детали, поэтому пришлось побеспокоить вас.

Алла перелистывает веер документов, то и дело мелькают шапки с государственным гербом. Они гипнотизируют юную медсестру, которая укрылась за стопкой карточек и выглядывает только для того, чтобы рассмотреть, как сверкают камешки на бегающих пальчиках проверяющей.

А участковая тем временем осанку выпрямила и с трудом, хлопая уставшими ресницами, идентифицировала маму Саши Киселя:

– Дятловская, это вы? – уточнила она. – Чем уж вам плохо? Ребёнок получил бесплатную путёвку в Крым! Стыдно должно быть людей от дела отрывать, ябедничать.

– Скажите, доктор, как мне сына найти? – взмолилась Лера, понимая, что ей дали слово.

Но Алла остановила заведомо тупиковое направление разговора:

– Инга Александровна, позвольте мне объяснить: гражданка Дятловская не жаловалась! Наоборот, это Елизавета Евгеньевна обратилась к ней как к лицу, упомянутому в докладной, с просьбой помочь разобраться в ситуации. Вы понимаете? Её имя в жалобе упоминается. А вы, – вспыхнула она, обращаясь к Лере, – не вмешивайтесь в разговор профессионалов! Понадобится – ответите конкретно на вопрос. – Блестяще вошедшая в роль проверяющая зыркнула на мать мальчика с такой силой, что у той заледенела кровь. – Итак, уважаемая Инга Александровна, – проверяющая стукнула стальным пером по своему органайзеру, – когда началось распределение путёвок среди нуждающихся в санаторно-курортном лечении? Дату не припомните?

– Как обычно, – участковая опять опустила уставшие глаза, – к заведующей поступили в понедельник, на наш участок выделили три, органы дыхания и ортопедия. В этот же день, в понедельник, мы с Машенькой пробежались по диагнозам. Нуждающихся с органами дыхания, инвалидов детства, на участке два. Оба отказались.

– Родители подтвердили отказ подписью?

– Конечно, – участковая обвела прищуренным взглядом свою медсестру. – Маша, продемонстрируй. – Маша сиганула под стол, а доктор опустила лоб на ладони и продолжила: – Они давно в определённые места ездят, их там знают врачи, родители сами добились финансирования. Я была уверена, что они откажутся, вот только с реабилитации вернулись. Далее, лёгкие и бронхи, очень много, выбрать сложно. Почти все люди обеспеченные, летом планируют совместный отдых. А те, кто у нас многодетные, дети – первая группа здоровья. Их там по линии профсоюза бесплатно в лагеря отправляют. А у асоциальных детей интернат на пятидневку перевели, у них своя кухня, ну вы же знаете. – Алла важно кивнула. – Ну и вот, заведующая поликлиникой распорядилась собрать карточки детей, перенёсших воспаление гайморовых пазух. Её выбор на Сашу пал. И я одобряю. Он самый первый в своей возрастной группе, тем более семья неполная. В стационаре лежал. Кого ещё посылать, как не его? На что жаловаться?

– Вы абсолютно правы, – дикторским голосом заметила Алла и подкралась к врачу, как хищник на охоте. – А как часто к вам на участок поступают бесплатные путёвки в Крым и конкретно в «Дельфин»?

В покрасневших глазах участковой вспыхнули молодецкие огоньки, а губы скривились в улыбку.

– Э! Так вы, может, под заведующую копаете? Не помню, у начальства спрашивайте, – брыкнулась она.

Алла ощутила себя рыбаком, у которого с крючка только что сорвалась золотая рыбка. Ресницы её враз отяжелели, но ответ нашёлся сам собой.

– Честно говоря, – вздохнула она, – так домой хочется… Рабочий день через час завершается, а мне опять на работу – донесение писать по вопросу Дятловской. Если бы Пастушок лично не попросила, клянусь, отказалась бы это грязное бельё ворошить. Это не входит в мои должностные обязанности. А так вы мне очень помогли. Елизавета Евгеньевна так и сказала, чтобы я сразу к вам шла, так сказать, на передовую, а начальство она сама обзвонила, или обзвонит. Вы меня понимаете? Пастушок желает вас лично, Инга Александровна. Давайте не будем терять времени, – проверяющая возложила свою ладонь на телефонный аппарат, как президент на Конституцию, – наберите Елизавету Евгеньевну, пусть подтвердит.

Участковая прищурилась и вытянула шею.

– Машенько, – сфальшивила она, – где ты там?

– А сейчас нам Мария Анатольевна расскажет, – важная гостья перевела взгляд на медсестру с круглыми глазами, – сколько она бесплатных путёвок в Крым оформила за период своей трудовой деятельности. – Медсестра качнулась, и проверяющая нажала на неё голосом. – Так сколько?!

– Нисколько, – пробурчала Маша. – Ничего не оформляла… Только по республике три в прошлом году.

Участковая отдышалась и нырнула в тему:

– Ой, Маша, ты год работаешь, не вводи в заблуждение комиссию. Но, Алла Николаевна, она права, ни в прошлом, ни в позапрошлом у нас бесплатного Крыма не было, и ничего бесплатного не было. И не то что пять, лет десять так точно, и по всей поликлинике. А тут сразу три путёвки на участок. Я удивилась, но вдумываться – как и почему – времени нет, у меня два участка уже три месяца. Вы разберитесь у себя в отделе, пожалуйста, окажите содействие. Я же вам помогаю отчёты составлять.

– Какие разговоры, Инга Александровна! – взбодрилась Алла. – Вы у меня с языка сорвали! Елизаветушке доложу непременно, сегодня же. Ну, спасибо, до свидания, отбоярюсь от жалобщиков – и сразу будем решать ваш вопрос.

Лера вскочила с кушетки и открыла было рот, но Алла взглядом захлопнула её онемевшие челюсти:

– Вы свободны, гражданка Дятловская, и впредь… – Алла подняла измученный маникюром палец и пригрозила им гражданке. Та выскользнула за дверь, сама проверяющая тоже потянулась к выходу. – Так нашей мамочке не стоит волноваться, санаторий хороший? – бросила она на ходу.

– Хо-о-о! Прекрасный! – оживилась участковая – Мы с дочкой и внучкой прошлым летом в Евпатории отдыхали, ходили на пляж «Дельфина». Внучке курсовку купили – я очень довольна, процедуры на высшем уровне. Путёвки, правда, очень дорогие, да и родителей размещают только с детьми-инвалидами второй и третьей группы. Но сейчас лучше детского санатория в Крыму нет. Мальчика подтянут! ОРВИ год болеть не будет, про гайморит забудете. Вам выпало редкое счастье, поверьте, недаром завистники ополчились. В следующем году такой халявы не будет, наша заведующая сказала, что путёвки не государство, а спонсор какой-то выделил и сам оплатил. Но это между нами, тема не моя.

Алла вздрогнула – вот он, ключ! Она взмахнула на прощанье папкой-крылом и унеслась вслед подруге, которую она догнала у въезда на парковку.

– Спасибо, Аллочка, – бросилась с объятиями подруга. – Ты такая артистичная! Такая артистка! Я в себя прийти не могу от этого спектакля. И… Слава богу, сыночка не похитили, он в лучшем санатории отдохнёт!

– Чему ты радуешься? – схлопнула ликование Алла. – Неужели ничего не поняла?

В машине Алла с яростью содрала с себя халат и сбросила туфли, холодными пиками торчали теперь стальные каблуки. Ножки с удовольствием обулись в тугие шлёпки и ударили по педалям.

– Алчонок, ну чем ты опять недовольна? – спросила порозовевшая Лера. Похищение ребёнка отменяется, только бы дождаться его звонка, только бы услышать его голос, сыночка-сахарочка.

– Тобой недовольна. Мозгами пошевели.

– Алл, ну хватит! Санаторий самый лучший, Алечку пролечат грязями, он больше не будет болеть.

– Как трогательно, – съязвила Алла.

– Ну да, я глупая, волновалась, думала, участковая в сговоре с бандой похитителей и сыночка украли.

– Становится понятно, почему твой папа меня, простую белоруску, считал образцом женской мудрости, – поморщилась Алла и, помолчав, продолжила: – Киднеппинг! Участковая в заговоре с бандой! Как такая глупость может прийти в голову? Мы же вдвоём в санаторий звонили, я же сама билеты заказывала, в горисполком ездила. Ну, Дятловская… нет слов.

– Ты по телефону сама натолкнула меня на эту мысль, – возмутилась Лера.

– Я? – вспыхнула Алла. – Я у тебя фамилию спрашивала, а на свою идиотскую мысль ты сама напоролась. И чуть дело не завалила. «Как сына найти?» – передразнила она подругу. – Радуйся, что я тему перевела в нужное русло, а то… – Машина свернула за поворот. – А то участковая задумалась бы на предмет твоего психического расстройства. А фамилию ты не узнала, мать. А это главное в проведённой нами операции. Но у меня есть ключ.

– Ах ты моя Буратинка! – отшутилась Лера. – Что за ключ?

– Начальник отдела информатизации должен был сам догадаться.

– Я серьёзно, – бурчит в ответ Лера. – Открой тайну!

– Включи мозг и думай! – Алла надевает светонепроницаемые очки, отчего лицо её становится таинственным. – Ослу видно же, кто-то хотел от Альки избавиться и путёвку ему преднамеренно купил. На время избавиться, без похищения, – язвит она. – Дорогу, видно, к его маменьке расчищает.

Лера побледнела. Казалось, её выстриженные волосы встали дыбом, а любимая подруга подлила масла в огонь:

– Представь, сколько этот инкогнито выложил бабок, чтобы официально, через госструктуры добраться до твоей семьи.

– Аллочка, милая, не кошмарь меня больше, – взмолилась Лера. – Дай ещё пожить!

– Ладно, – вишнёвые губки Аллы растянулись в улыбку, – поживи. Тогда держи последнюю наводку. Сколько лет сыну Яновича?

– О боже! – Лера закрыла глаза, по её лицу пробежала тень. – Зачем ты? Алла… Запрещённый приём.

– Брось! Ты можешь просто ответить на вопрос? – настаивает Алла. – Молчишь?! Тогда я отвечу – столько, сколько мальчику в коляске на вокзале.

– Алла, твои фантазии такие глупые… Неуместные. И логики – ноль.

Алла напрягла плечи, казалось, ледяное копьё пронзило её позвоночник.

– Дятловская, – процедила она, ударяя по тормозам. «Тойота» взвизгнула, как раненая лошадь, и застыла во дворе профессорского дома, напротив Леркиного подъезда. Старушка, которая сидела на скамье и жевала челюсть, подскочила, не выпрямляя спины. Она оглядела только что припаркованную машину и перекрестилась, встретившись взглядом с белокурой пассажиркой. Так же, не разгибая спины, бабуля и посеменила домой. А пассажирка провожала её горьким взглядом.

– Сейчас переступишь порог дома – достань красный диплом и прочти внимательно, чья там фамилия! – не осталась-таки в долгу Алла. – И меня не приглашай. Я и есть не хочу, и пить – нисколечко. И не уставшая. И, главное, время не потеряла, – развела руками Алла.

– Аллочка, ну прости. Не знаю, что на меня нашло. Переволновалась, наверное. Пойдём обедать? Кофе с пенкой?

– Хорош на сегодня профессорских дочек. Мне домой надо. Я в отпуске. Уроки буду делать, – ответила Алла, не выпуская руль.

– Алчонок, котя, ну прости. Мы же родными стали за эти годы. Прости. – Сахарный голос ласкает слух непреклонной наезднице красной «Тойоты».

– Пошли воздуха глотнём, – сдалась Алла. Я твои кусты сирени с юности обожаю. Помнишь, мама твоя их постригала, подкармливала? Вон как горят сиреневым огоньком.

– Мы бабулю спугнули…

– Не мы, а ты. Она от тебя шарахнулась. Дожили, дочь профессора людей пугает одним своим видом. Ну и славно, – проговорила Алла, уже откинув голову на спинку скамьи, – позагораем пять минут спокойно. А то дома опять бой. Костя с этим подонищем лыжи из дома навострил. Типа в инспекцию. Вечером отбывают. С водителем, – хмыкнула Алла, – мне Константиновна докладывает каждый шаг. Я противостоять намерена. До конца, до победы. Не будь я… ну, ты в курсе, – улыбнулась Алла, непроницаемые линзы её очков не позволяли чёрной грусти проникнуть сквозь них.

– Я с тобой, – Лера сжала руку подруги и чуть не расплакалась.

– Ты не в форме. Дело завалишь. Да и голову твою светлую за километр видно, солнце отражает, – вздохнула Алла, – я сама разберусь. А то… вдруг вы с Костиком врагами станете? У нас жизнь впереди.