Текст книги "Исповедь фаворитки"

LII

Хотя королева дала своему кучеру тот же приказ, что сэр Уильям – своему, но лошади сэра Уильяма были лучшими в Неаполе, не исключая и королевских, и он опередил нас на целых двадцать минут.

Поэтому, когда королева вошла во дворец, все уже были в сборе: министр Актон, в свою очередь получивший из Франции известие об аресте короля, счел подобные обстоятельства заслуживающими того, чтобы созвать Государственный совет.

Поскольку я не сопровождала королеву и карета, высадив ее у дворца, отвезла меня в посольскую резиденцию, я только по слухам знаю, что там произошло.

Король занял свое место, будучи в достаточно дурном расположении духа. Он заранее объявил, что у него много дел поважнее тех, какими занят Совет, и предупредил министров, что не останется до конца заседания. Увидев входящую королеву, он прежде всего подумал, что теперь сможет избавиться от необходимости председательствовать в Совете, так как Мария Каролина заменит его. Поэтому он приблизился к ней, всячески выражая приязнь и называя ее своей любезной наставницей, что делал лишь в минуты самого хорошего настроения. Вдруг, когда дискуссия стала уже весьма оживленной, в дверь каким-то особенным образом постучали.

Королева раздраженно осведомилась, кто это имеет наглость так развязно колотить в дверь во время заседания Государственного совета, но король сделал успокаивающий жест:

– Дорогая наставница, ты не волнуйся, это за мной, уж я знаю почему.

И он вышел.

Королева, вытянув шею, заглянула в открывшуюся дверь и увидела доезжачего[671]671
  Старший псарь, управляющий сворой и обучающий собак и охотников.


[Закрыть], который ждал короля.

Почти тотчас дверь вновь открылась.

– Я не могу остаться, – заявил Фердинанд, – у меня дела. Замени меня, милая Каролина. Как всегда, что бы ты ни решила, все будет правильно.

И помахав министрам и королеве рукой на прощание, он закрыл за собой дверь. Все услышали торопливо удаляющиеся шаги.

Королева привыкла к подобному образу действия со стороны короля, и обычно это ее не слишком беспокоило; но на этот раз обстоятельства казались ей достаточно серьезными, чтобы король, вопреки его отвращению к политике, пробыл на заседании Государственного совета до его окончания, поскольку то, что там происходило, все-таки имело отношение и к его собственной судьбе.

В разгаре заседания королеве принесли письмо из Вены; оно было от ее брата Леопольда и содержало известия чрезвычайной важности.

Император сообщал ей, что через месяц, около 20 августа, у него назначена встреча в Пильнице[672]672
  Пильниц – замок около одноименной деревни на берегу Эльбы, недалеко от Дрездена, в юго-восточном направлении; летняя резиденция саксонских курфюрстов.


[Закрыть] с прусским королем Фридрихом Вильгельмом[673]673
  Фридрих Вильгельм II (1744–1797) – король Пруссии с 1786 г.; участник первой коалиции феодальных европейских держав против революционной Франции (1792–1797).


[Закрыть]. По всей вероятности, за этими переговорами[674]674
  Пильницкая конвенция (27 августа 1791 г.) провозгласила образование первой антифранцузской коалиции, готовившейся к войне с революционной Францией; в коалицию вступили Австрия и Пруссия, а после казни Людовика XVI Англия, Испания, Сардиния и Неаполитанское королевство.


[Закрыть] непосредственно последует объявление войны Франции.

Император просил своего зятя Фердинанда быть в этом случае готовым ввести в дело те воинские силы, о которых договорились во время его приезда в Вену. Об аресте в Варение император еще не знал или, вернее, ему предстояло все узнать примерно в этот час: известия из Парижа в Вену обычно приходили быстрее, чем в Неаполь, но его письмо, датированное 23 июня, было написано дня за три-четыре до того, как ему могли сообщить эту печальную новость.

Для королевы оказалось подлинной удачей, что ее муж уступил ей председательское место: никогда король, явившись на заседание в половине второго, не согласился бы пробыть там до шести вечера.

Каролина была удовлетворена, узнав, что, согласно полученным Актоном сведениям, военные действия против Франции если и не начались еще, то, по крайней мере, все готово для вторжения на французскую территорию. Тридцатипятитысячное немецкое войско двинулось к Фландрии[675]675
  Фландрия – историческая область в Западной Европе на побережье Северного моря; самоназвание ее населения – фламандцы. Ныне часть исторической Фландрии входит в состав Бельгии (провинции Восточная Фландрия и Западная Фландрия), часть находится во Франции (департамент Нор), часть – в Нидерландском королевстве (южные регионы провинции Зеландия).


[Закрыть], еще пятнадцать тысяч немцев уже направляются к Эльзасу[676]676
  Вероятно, здесь речь идет о соединенных войсках Пруссии, Австрии и нескольких мелких германских государств; эти войска двигались на Париж севернее Эльзаса через Шампань.
  Эльзас – историческая провинция в Восточной Франции; в течение столетий была предметом раздоров между Францией и Германией; коренное население Эльзаса говорит на одном из диалектов немецкого языка; главный город – Страсбур.


[Закрыть], а пятнадцать тысяч швейцарцев[677]677
  Во время войны первой коалиции против революционной Франции Швейцария соблюдала нейтралитет.


[Закрыть] готовы к маршу на Лион[678]678
  Лион – крупный город в Восточной Франции при слиянии рек Рона и Сона; в XVIII–XIX вв. второй по значению в стране.


[Закрыть], пьемонтская армия угрожает Дофине[679]679
  По своему стратегическому положению Пьемонт мог угрожать Дофине, но в это время пьемонтская армия не была готова к войне и угрозы границам Франции не представляла.


[Закрыть], а двадцатитысячные силы Испании собраны у французской границы. Генералу Актону, военному и военно-морскому министру, было поручено подготовить все необходимое для ведения кампании – суда, пушки, зарядные ящики. Он обещал королеве открыть военные мануфактуры и пороховые заводы; наконец, он составил послания к государям Гессен-Филиппштадта[680]680
  Гессен-Филиппштадт – имеется в виду Гессен-Филиппсталь, небольшое феодальное владение в Западной Германии, принадлежавшее ответвлению Гессенского дома; резиденцией его был замок Филиппсталь.


[Закрыть], Вюртемберга[681]681
  Вюртемберг – феодальное государство в Западной Германии; с сер. XIII в. самостоятельное графство, с 1495 г. герцогство; участвовал в войнах первой и второй коалиций против Франции; подвергался оккупации и потерял ряд земель; с 1805 г. стал королевством; в 1805–1813 гг. участвовал в наполеоновских войнах на стороне Франции; в 1871 г. вошел в состав Германской империи.


[Закрыть] и Саксонии[682]682
  Саксония – территория на востоке Германии; с X в. – самостоятельное феодальное владение; в XVIII в. – одно из крупнейших и экономически развитых германских княжеств, правители которого имели титул курфюрстов (т. е. князей-избирателей, участвовавших в выборах императора Священной Римской империи) и были викариями (заместителями) императора; в кон. XVIII – нач. XIX вв. участвовала в войнах против революционной Франции и Наполеона; в 1806–1813 гг. находилась в орбите французского влияния, за что саксонский курфюрст был возведен в сан короля; в 1871 г., сохранив некоторые самостоятельные права, вошла в состав Германской империи.


[Закрыть], каждому из троих предлагая крупные командные должности.

Все это были заботы внешней политики, но королева решила также подчинить политику внутреннюю неукоснительному надзору, чтобы предотвратить в зародыше любые возмущения, которые по своей идее или целям приближаются к тому, что происходит во Франции. Так, например, появилось распоряжение пронумеровать городские дома, прежде номеров не имевшие; отныне каждый квартал подлежал контролю специально назначенных комиссаров политической полиции. Наконец, некий молодой дворянин, который, по мнению генерала Актона, мог быть рекомендован королеве как человек предприимчивый, ловкий и честолюбивый, получил давным-давно упраздненную, но в тревожные времена возобновляемую должность регента Викариа[683]683
  Викариа (другое название – Кастель Капуано) – старинный дворец в торговой части Неаполя, заложенный в XII в.; название Викариа дворец получил после того, как в XVI в. в него перевели пять трибуналов, и среди них трибунал Высшего совета наместничества (Gran Corte della Vicaria); здание это стало служить тюрьмой, в которой томились многие неаполитанские патриоты; в настоящее время – Дворец правосудия.


[Закрыть].

Этот молодой человек был не кто иной, как кавалер Луиджи Медичи: однажды допущенный к власти, он уже более не выпускал ее из рук[684]684
  Медичи, Луиджи, князь Оттавиано де (1757/1760–1830/1836) – глава полиции Неаполитанского королевства; друг многих философов-просветителей, сторонник просвещенного абсолютизма; сблизился с неаполитанскими якобинцами и подвергал постоянной критике политику Актона; предположительно участвовал в якобинском заговоре 1793–1794 гг.; по доносу одного из заговорщиков был арестован и заключен в крепость Гаэты (впрочем, его подлинная роль до конца не выяснена, так как до ареста он был одним из членов Государственной джунты, судившей якобинцев); вышел из заключения накануне событий 1799 г.; в период Республики не играл заметной роли, но в эпоху реакции был снова арестован; после освобождения вернулся к политической жизни и неоднократно занимал пост министра в правительстве Бурбонов; скончался в должности премьер-министра.


[Закрыть].

Королева могла быть довольна: на одном этом заседании рассмотрели больше насущных вопросов, чем на обычных десяти. Покинув Совет, ее величество пожелала все-таки узнать, что за важное дело заставило Фердинанда так поспешно уйти с заседания и почему доезжачий решил, что ему позволено стучать в дверь.

Этот доезжачий явился известить государя, что великолепная стая славок опустилась на Каподимонте, а поскольку ее ожидали, так как наступила пора прилета этих птиц, король заранее повелел слуге предупредить его, как только настанет время хорошенько пострелять.

Как мы уже убедились, тот не преминул исполнить монаршье повеление. Вот каким оказалось столь важное дело, что помешало Фердинанду принять участие в обсуждении мер, какие, как еще можно было надеяться, должны были спасти его свояка Людовика XVI и его свояченицу Марию Антуанетту!

Королева приказала мне явиться во дворец ровно в шесть; я так и поступила и прождала ее еще полчаса, прежде чем она вышла с заседания. Пожимая плечами, она рассказала мне про случай с королем; впрочем, в конечном счете, такая беззаботность мужа делала ее одновременно и королем, и королевой, что как нельзя более подходило ее властолюбивому нраву.

Мы снова сели в экипаж и вернулись в Казерту.

По дороге нам попалась навстречу почтовая карета, покрытая пылью и, судя по всему, проделавшая долгий путь. Узнав королевскую ливрею возницы, какая-то женщина, до пояса высунувшись из окна кареты, закричала своему кучеру, веля ему остановиться.

Не оставляло сомнений, что эта женщина, откуда бы она ни держала путь, спешила к королеве.

Мария Каролина, остановив наш экипаж, ждала, что же будет дальше.

Путешественница спрыгнула с подножки своей кареты и во мгновение ока была уже подле нас.

– Я от королевы Марии Антуанетты! – сказала она.

– Вас прислала моя сестра?

– Да, государыня.

– У вас есть письмо от нее?

– В моем бумажнике…

– Написанное собственноручно?

– Вашему величеству известен шифр королевы?

– Прекрасно! Прикажите вознице следовать позади, а сами садитесь с нами… Как ваше имя?

– Мое имя вам незнакомо, государыня; но наверное, если я вам скажу, что я Inglesina…[685]685
  Англичанка (итал.).


[Закрыть]

– Ах да, конечно, вы из приближенных принцессы де Ламбаль. Садитесь же с нами, садитесь!

Молодая женщина обратилась к кучеру с несколькими словами на превосходном итальянском языке, затем устроилась на переднем сиденье нашего экипажа. Почтовая карета поехала следом.

– Ну же, скорее расскажите, как там обстоят дела. Когда вы покинули Париж?

– Двадцать шестого июня, государыня, – на следующий день после возвращения королевы.

– Моя сестра здорова?

– Да, государыня, если не считать пережитых волнений и усталости после этого ужасного путешествия.

– Каково ее положение в Тюильри?

– Положение узницы, государыня, не следует обманывать себя. И она останется узницей, пока король не примет конституцию.

– Так пусть он признает ее, чтобы выиграть время, пока мы сможем прийти ему на помощь.

– Ах, государыня, я послана сюда просить от имени ее величества, чтобы помощь пришла скорее.

– Мы займемся этим, будьте спокойны.

Королева распечатала письмо своей сестры и все это время тщетно пыталась разобрать его смысл.

– Не могу прочесть, не имея перед глазами шифра, – сказала она с досадой.

– Это слово «Ludovico», повторенное трижды, а за ним следует буква «D».

– Да, но лучше я прочту его в Казерте на свежую голову. Расскажите мне, кто вас послал, опишите подробности вашей поездки, повторите все, о чем говорили в Париже во время вашего отъезда.

– Рискуя быть раздавленной в толпе, я все же решила удостовериться, что ее величество невредимой возвратилась во дворец, и, коль скоро путь следования августейших монархов был определен заранее и было известно, что они въедут через заставу Этуаль[686]686
  Была построена для взимания ввозных городских пошлин в 1788 г. у окончания проспекта Елисейские Поля рядом с современной площадью Звезды (по-французски Этуаль); существовала до 1860 г.


[Закрыть], с утра заняла место в саду Тюильри[687]687
  Сад Тюильри – большой регулярный сад, устроенный перед западным фасадом дворца Тюильри в 1655 г.; украшен богатыми цветниками, статуями, террасами, фонтанам и т. п.; до Революции доступ в него был ограничен, затем он стал общедоступным местом гуляния парижан.


[Закрыть]. Как только королева возвратилась, я должна была отправиться к госпоже принцессе де Ламбаль, которая сейчас пребывает у своего отца герцога де Пентьевра[688]688
  Принцесса де Ламбаль была снохой герцога де Пентьевра (1725–1793), чья дочь Луиза Мария Аделаида де Бурбон была матерью короля Луи Филиппа Орлеанского.


[Закрыть], чтобы рассказать ей обо всем виденном. Должна признаться вашему величеству, что настроение простонародья весьма угрожающее.

– Против кого направлена эта угроза?

– Против короля и королевы, государыня.

– О! Проклятые французы!

– Они завязали глаза статуе короля Людовика Пятнадцатого[689]689
  Людовик XV (1710–1774) – король Франции с 1715 г.


[Закрыть], чтобы изобразить слепоту монархии[690]690
  Здесь, вероятно, имеется в виду статуя Людовика XV на площади его имени (ныне – площадь Согласия), находящейся на берегу Сены к западу от сада Тюильри; статуя была поставлена в 1757 г. и разрушена в 1792 г. во время Революции.


[Закрыть]. Затем во многих местах над толпой появились воззвания, на которых огромными буквами значилось:

Кто будет приветствовать короля, будет бит палками.

Кто оскорбит его, будет повешен.

Я почувствовала, что меня пробирает дрожь. Королева сильно побледнела.

– Продолжайте, – сказала она.

– Я издали смотрела, как приближался королевский экипаж. Его охраняли гренадеры[691]691
  Гренадеры – солдаты, обученные бросанию ручных гранат; появились в европейских армиях в первой половине XVII в.; уже в конце этого столетия гренадеры составляли отборные подразделения, назначавшиеся в самые ответственные места боя.


[Закрыть], чьи высокие меховые шапки заслоняли карету от моих глаз. Двое гренадеров стояли на ступеньке передка экипажа: им было поручено защищать троих телохранителей, которые, оставшись верны государю, сопровождали его во время бегства и, отказавшись укрыться в Мо, как предлагал им Барнав, пожелали до конца разделить жребий короля[692]692
  Барнав, Антуан (1761–1793) – французский политический деятель и социолог; депутат Законодательного собрания, сторонник конституционной монархии; в период усиления революционного движения вступил в тайные сношения с королевским двором; был казнен.


[Закрыть].

– Вам известны имена этих славных людей? – спросила королева.

– Господа де Мустье[693]693
  Историческое лицо, гвардеец, сопровождавший королевскую семью во время ее бегства в июне 1791 г.


[Закрыть], де Мальден[694]694
  Мальден, Жан Франсуа – королевский гвардеец; во время бегства в Варенн ехал впереди кареты Людовика XVI в качестве курьера.


[Закрыть] и де Валори[695]695
  Валори, Франсуа Флоран, граф де (1763–1823) – капитан королевских гвардейцев; принадлежал к старинной флорентийской семье, проживавшей во Франции с XIV в.; сопровождал Людовика XVI во время бегства в Варенн.


[Закрыть].

Записывая эти три имени в свою записную книжку, Каролина нетерпеливо воскликнула:

– Дальше! Дальше!

– Господин де Лафайет со всем своим штабом встретил карету у ворот Тюильри. Заметив его, королева крикнула ему: «Господин де Лафайет, спасите троих телохранителей, они только исполняли королевский приказ».

Но именно это теперь вменяют им в преступление.

Цепочка национальных гвардейцев растянулась от решетки Разводного моста до парадной лестницы дворца[696]696
  Разводной мост – был перекинут через ров между двумя террасами в саду Тюильри.


[Закрыть]; тут наступила самая опасная минута: августейшие путешественники должны были выйти из кареты.

Собрание отрядило двадцать депутатов; они ожидали у входа во дворец.

Господин де Лафайет спрыгнул с лошади, и по его приказу национальные гвардейцы образовали настоящий железный коридор из ружей и штыков между галереей и садовой калиткой.

Двое детей, ее королевское высочество и его высочество дофин, вышли из экипажа первыми и без помех достигли дворца.

Потом настал черед телохранителей. В толпе клялись, что не позволят им живыми дойти до дворца; распространился слух, что это они второго октября топтали ногами трехцветную кокарду. В то мгновение, когда они сходили на землю, завязалась ужасная драка; люди из толпы напали на национальных гвардейцев, пустив в ход сабли и пики. Господа де Валори и де Мальден были ранены.

Мария Каролина отерла платком пот, выступивший у нее на лбу.

– О, – произнесла она, – когда я только подумаю, что, быть может, и нам еще суждено увидеть подобные ужасы… Нет, о нет, нет, – продолжала она, стиснув зубы, – скорее я их всех уничтожу!

Я сжала ее руки в своих.

– Никогда этого не будет, никогда! Успокойтесь же, – повторяла я.

– Если бы ты знала, до чего неаполитанцы меня ненавидят! Может быть, даже больше, чем парижане ненавидят мою сестру… Но она, она, скажите, как она достигла дворца?

– Ее туда некоторым образом внесли два ее злейших врага, господин де Ноай[697]697
  Ноай, Луи Мари д'Айен, шевалье д'Арпажон, виконт де (1756–1804) – французский аристократ, участник Войны за независимость североамериканских колоний Англии; депутат Генеральных штатов и Учредительного собрания, консерватор; в 1792 г. уехал во французские колонии в Вест-Индию и принимал участие в защите их от англичан.


[Закрыть] и господин д'Эгильон[698]698
  Эгильон, Арман де Виньеро дю Плесси-Ришелье, герцог де (1750–1800) – депутат, сторонник умеренных реформ; вскоре после описываемых событий эмигрировал.


[Закрыть]; попав к ним в руки, она решила, что это конец. Но она ошиблась: они явились туда не затем, чтобы погубить ее, а чтобы спасти.

– А король?

– Король вышел последним, государыня. Он показался мне очень спокойным: прошел своим обычным шагом между господами Барнавом и Петионом[699]699
  Петион де Вильнёв, Жером (1756–1794) – депутат Учредительного собрания и Конвента, жирондист; в 1791–1792 гг. мэр Парижа; после разгрома жирондистов покончил жизнь самоубийством.


[Закрыть].

– И после этого вы?…

– Я вернулась к госпоже Ламбаль в особняк Пентьевра с доброй вестью, что королева вступила во дворец невредимой. Вечером туда же прибыла госпожа Кампан[700]700
  Кампан, Жанна Луиза Генриетта Жене (1752–1822) – французская писательница и педагог, основательница и директриса нескольких женских учебных заведений; служила при французском дворе; автор интересных «Записок о частной жизни королевы Марии Антуанетты» («Memoires sur la vie privee de Marie-Antoinette»), изданных в 1822 г.; другие ее сочинения богаты сведениями о жизни многих выдающихся людей ее времени.


[Закрыть]. Она доставила от королевы это письмо, которое я только что имела честь вручить вашему величеству. Она просила ваше величество от имени Марии Антуанетты переслать копию этого письма императору Леопольду, ибо написать ему она не успела. Ей удалось черкнуть несколько строк только вам – в ту ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое, что она провела в Мо, в епископской резиденции[701]701
  Эта резиденция известна прежде всего тем, что в ней жил Боссюэ, Жак Бенинь (1627–1704) – французский писатель и церковный деятель, епископ Мо; автор сочинений на исторические и политические темы; консерватор и известный проповедник.


[Закрыть].

– Ах! Моя бедная, бедная Мария!.. – воскликнула королева. – Почему я не могу прижать ее к своему сердцу, как прижимаю это письмо! О, пусть она спасется, убежит, пусть придет ко мне! Она была бы во сто раз счастливее в Казерте и в Неаполе, чем в Версале и Париже!

– Если она сможет это сделать, государыня, – сказала Inglesina, – конечно, она так и поступит, это было бы для нее истинным счастьем.

Мы вошли во дворец в Казерте.

– Займись нашей дорогой гостьей, – сказала королева, обращаясь ко мне. – Позаботься, чтобы у нее не было ни в чем недостатка. А я должна прочесть послание моей бедной Марии и исполнить указания, которые она мне дает.

Часом позже в Неаполь был отправлен курьер, чтобы пригласить генерала Актона явиться на следующий день в Казерту; генерал должен был также позаботиться, чтобы гонец императора Леопольда не отправлялся в обратный путь, не зайдя предварительно за письмами к королеве.

LIII

Что касается истории нашей гостьи, которую я и далее буду называть Inglesina, так как она просила не упоминать ее настоящего имени, то история ее совсем проста. Единственная дочь знатных, но разорившихся родителей, она по протекции герцога Норфолка[702]702
  Норфолк, Чарлз Говард, герцог (1776–1815) – английский политик, прославившийся своими эксцентрическими взглядами и выходками, меломан и ценитель изящных искусств.


[Закрыть] и леди Мэри Дункан, знавших ее семью, нашла приют в ирландском монастыре на Паромной улице[703]703
  Паромная улица – расположена на левом берегу Сены, выходит на набережную против дворца Тюильри; получила название от переправы, устроенной здесь в 1550 г. для доставки камня при строительстве этого дворца.


[Закрыть]. Там она брала уроки музыки у маэстро Саккини, учителя самой королевы[704]704
  Саккини, Антонио (1730–1786) – итальянский композитор, автор 45 опер, камерной и церковной музыки; его лучшая опера «Эдип в Колоне» (1786) не была поставлена при его жизни.


[Закрыть]. Восхищенный успехами своей ученицы, к тому же убедившись, что она хорошо говорит по-итальянски и по-немецки, автор «Эдипа в Колоне» так расхваливал молодую девушку перед Марией Антуанеттой, что той захотелось на нее посмотреть. Тогда принцесса де Ламбаль предложила ее величеству, что она посетит монастырь инкогнито в то время, когда Саккини дает свои уроки. Она действительно там побывала и, вернувшись в Тюильри, уверила Марию Антуанетту, что похвалы знаменитого композитора нисколько не преувеличены. Через два дня королева приняла девушку, подумав, что особа, знающая английский, немецкий и итальянский, в ее нынешних трудных обстоятельствах может быть ей полезна. Поэтому Мария Антуанетта постаралась привязать ее к себе – в большей степени добротой и лаской, чем надеждой на вознаграждение, которого королева в ту пору не осмеливалась даже обещать, боясь, что не сможет исполнить обещанного.

Inglesina сама рассказала нам, как королева Франции дала ей то поручение, что она теперь исполняла подле королевы Неаполя. Покидая Францию, она увозила с собой два письма: одно для Марии Каролины, то самое, которое только что было ей вручено, другое для герцогини Пармской[705]705
  Мария Амалия Йозефа Австрийская (1746–1804), дочь императрицы Марии Терезии; побуждала своего супруга (с 1769 г.), герцога Пармского Фердинанда (ум. в 1802 г.), вступить в антифранцузскую коалицию, в которой Парма оставалась до 1796 г.


[Закрыть]; поскольку она проезжала Парму по дороге в Неаполь, это второе послание, естественно, должно было дойти до адресата первым.

Прибыв в Парму, Inglesina узнала, что герцогиня находится в Колорно, в своем загородном доме[706]706
  Колорно – небольшой город в области Эмилия Романья, являвшейся частью Папского государства; расположен в 15 км к северу от Пармы (провинциального центра), при слиянии горных потоков Лорно и Парма.


[Закрыть].

Она тотчас поспешила в Колорно и прибыла туда в ту самую минуту, когда герцогиня садилась на лошадь, намереваясь совершить прогулку верхом; Inglesina знаком подозвала слугу и, когда тот приблизился к ее карете, просила уведомить герцогиню о ее прибытии. Слуга подошел к герцогине и доложил, что молодая дама, прибывшая из Парижа, желает поговорить с ней, так как она привезла письмо и может передать его только в собственные руки ее высочества.

Inglesina следила глазами за лакеем, сейчас игравшим для нее роль посредника. Она заметила, что при словах: «молодая дама, прибывшая из Парижа» герцогиня вздрогнула и встревожилась; но едва до нее дошел смысл сказанного, сама приблизилась к карете, и Inglesina повторила по-немецки, чтобы не быть понятой окружавшими герцогиню французами и итальянцами, то же, что передала через лакея: королева Мария Антуанетта прислала письмо, которое она вправе передать лишь в собственные руки ее высочества.

Тогда герцогиня предложила ей выйти из кареты и пожаловать во дворец, сама же последовала туда за ней и прочла письмо, меж тем как посланница использовала это время, чтобы немного освежиться.

Едва пробежав глазами первую строку, герцогиня вскричала:

– О! Боже мой! Боже мой! Все погибло! Слишком поздно!

Потом она продолжала читать, не прекращая одновременно издавать горестные восклицания:

– Бесполезно! Все напрасно! Им всем конец!

Затем, повернувшись к посетительнице, она прибавила:

– Я сожалею, что вы не можете остаться здесь и немного отдохнуть. Если еще заедете в Парму, милости прошу: мне будет приятно повидаться с вами.

Достав платок, она утерла набежавшую слезу и прибавила:

– Теперешние обстоятельства таковы, что, ответив на это письмо, я бы подвергла опасности себя, к тому же могла бы навлечь новую беду на мою сестру, да и на вас тоже.

Сказав так, она вскочила в седло, пожелала гостье доброго пути и пустила коня в галоп.

Inglesina отправилась своей дорогой, думая о том, что герцогиня Пармская все же проявила маловато сочувствия к невзгодам сестры; впрочем, ей надо было торопиться в Неаполь, и она, не передохнув ни минуты, продолжала путь.

За неприятностями нередко следуют катастрофы. Inglesina, как я уже говорила, путешествовала в почтовой карете, сопровождаемая лакеем. Этот лакей сидел, поставив себе под ноги ларец, где путешественница хранила свои деньги и наиболее дорогие вещи. Желая засветло добраться до Рима, она послала своего слугу вперед, чтобы, доскакав до почтовой станции, он заблаговременно позаботился о перемене лошадей. Однако таким образом сторожить ларец стало некому, и где-то между Аккуапенденте[707]707
  Аккуапенденте – городок в области Лацио, в 12 км к северу от озера Больсена.


[Закрыть] и Монтерози он был похищен[708]708
  Монтерози – селение в 35 км к северо-западу от Рима.


[Закрыть], поэтому, прибыв в Рим, бедняжка обнаружила, что оставшихся денег ей едва хватит, чтобы заплатить за последний перегон, но о продолжении пути в Неаполь и речи нет. К счастью, у нее было рекомендательное письмо к герцогине де Паоли, проживающей у фонтана Треви[709]709
  Фонтан Треви – знаменитый римский фонтан с большим водоемом, украшенный статуями античного бога морей Нептуна и морских божеств, работы скульптура Н. Сальви; воздвигнут в 1732–1751 гг.


[Закрыть]. На следующий день после своего прибытия она явилась к герцогине, вручила ей это письмо и поведала о своих невзгодах.

Герцогиня ссудила ее ста дукатами, и Inglesina отправилась дальше. Она прекрасно знала, что стоит лишь добраться до Неаполя и у нее ни в чем не будет недостатка.

Кроме того, герцогиня дала ей рекомендательное письмо. И к кому же? К сэру Уильяму! Не имея понятия, кто я такая, Inglesina спросила меня, не знакома ли я с английским послом, можно ли назвать его обязательным человеком и не могла ли бы я представить ему ее. В ответ я, к немалому удивлению девушки, распечатала письмо, адресованное сэру Уильяму. Герцогиня Паоли просила лорда Гамильтона предпринять все возможные разыскания, чтобы возвратить бедняжке ее украденный ларец. Не зная, удастся ли мне увидеть сэра Уильяма до отбытия императорского курьера, который будет проезжать через Рим, а отправится завтра утром, я взяла перо и написала английскому консулу в Риме, изложив свою просьбу к нему – повлиять на папских чиновников, настаивая, чтобы все необходимые меры были приняты, и не так, как это делается обычно, а всерьез. Я прибавила, что прежде всего надо арестовать двух форейторов: Inglesina слышала, что это опытные воры.

Закончив письмо, я показала его девушке, и та, взглянув на подпись леди Гамильтон, тотчас поняла секрет моей нескромности; я же в это время сняла с пальца перстень с бриллиантом и попросила принять его на память о тех необычайных обстоятельствах, при которых произошло наше знакомство.

В эту минуту вошла королева. Она была настолько добра, что в присутствии посланницы спросила меня, хорошо ли я позаботилась о гостье. Вместо ответа Inglesina порывисто схватила мою руку и поцеловала ее прежде, чем я успела ей помешать.

Королева снова начала расспрашивать ее, причем так, что нельзя было не понять, насколько ее интерес к событиям, происходящим во Франции, и опасностям, окружающим сестру, отличается от того отношения, какое проявила ко всему этому герцогиня Пармская. Потом, заметив, что бедная Inglesina при всем почтении, внушаемом ей присутствием королевы, засыпает стоя, отправила ее отдыхать.

Но в дверях молодая женщина едва не столкнулась с генералом Актоном, который, хотя его просили прибыть лишь завтра, узнав, что речь идет о посланце из Парижа, а вернее, о посланнице, примчался, чтобы доказать свое рвение и готовность тут же поступить в распоряжение королевы.

– Прошу прощения, государыня, – сказал Актон, – я хотел объявить о своем приходе, но мадемуазель как раз открыла дверь, вот я и оказался без предупреждения лицом к лицу с вашим величеством.

– Входите же, генерал, скорее! – сказала королева. – В подобные минуты уже не до этикета. Вы знаете, что произошло, и вам известно также, что моя сестра и ее супруг стали узниками в Тюильри. Людовик Шестнадцатый[710]710
  Людовик XVI (1754–1793) – французский король в 1774–1792 гг.; зять Марии Каролины, женатый на ее сестре Марии Антуанетте; сначала Французской революции призывал иностранные державы к интервенции; свергнут народным восстанием 10 августа 1792 г., осужден Конвентом и казнен.


[Закрыть] сейчас точно в таком же положении, как Карл Первый[711]711
  Карл I Стюарт (1600–1649) – английский король с 1625 г., казненный во время Английской революции по приговору специально созданного Верховного судебного трибунала.


[Закрыть] в Англии. Его тоже обезглавят!

– О государыня, – возразил генерал, – уверяю вас, вы преувеличиваете.

– Вернитесь, Inglesina! – вскричала королева. – Вернитесь и объясните ему, как обстоят дела! Ох, они все здесь доконают меня своим хладнокровием!

– Какого числа вы выехали из Парижа? – спросил генерал.

– Ах, оставьте, сударь! – нетерпеливо перебила королева. – Когда она уезжала, все уже было потеряно.

– Бога ради, дайте сказать, государыня, – взмолился Актон. – Вы сами увидите, что еще не все потеряно. Имейте же немного терпения!

– Терпения! – вздохнула королева. – Вот уже два года, с тех пор как взяли Бастилию, я только и слышу, что о терпении.

Потом, упав в кресло, она обратилась к посланнице, которую волнение королевы весьма ободрило:

– Расскажите ему все, и, когда он узнает то, что знаю я, посмотрим, хватит ли у него духу говорить мне: «Терпение!»

По мере того как Inglesina развертывала свое повествование, королева кивала, повторяя:

– Ну? Так! Так!

Когда девушка закончила рассказ, Каролина прибавила:

– Я получила письмо от императора, моего брата. Он пишет, что двадцать седьмого августа у него назначена встреча в Пильнице с королем Фридрихом Вильгельмом. Напишите ему от имени короля Фердинанда, что мы заранее одобряем любые предпринятые им действия и он может рассчитывать с нашей стороны на двадцатипятитысячное войско и двадцать пять миллионов…

Генерал усмехнулся:

– Людей мы еще найдем, но деньги – это будет потруднее. Вы же сами знаете, государыня, что казна пуста.

– Пусть! Мы ее наполним, даже если для этого придется расстаться с бриллиантами короны. Впрочем, если вы ему об этом не напишете от имени короля, так я сама напишу от своего имени. Точнее, уже написала, и вот это письмо.

– Вашему величеству известно, – с поклоном заметил генерал Актон, – что мое мнение никогда не расходилось с вашим. Однако заметьте, ваше величество, что мадемуазель (он указал на посланницу) так устала, что выглядит больной.

– Я измучена не столько путешествием, – сказала Inglesina, – сколько печалью. Мне тяжело думать о том, какие горести угрожают столь высоким особам, покинутым мною так недавно!

– Ничего, ничего, – обратилась к ней королева. – Ступайте к себе в комнату, ложитесь в постель и спите хоть целые сутки, если сможете.

В действительности бедная Inglesina была больна гораздо серьезнее, чем сама думала и чем согласилась бы признать. Прошлой ночью она подхватила простуду, продержавшую ее в постели с высокой температурой целую неделю.

Все это время королева ежедневно навещала больную и осведомлялась о ее самочувствии.

Стоит ли говорить, что, несмотря на все усилия, потраченные сэром Уильямом и мной, все поиски, на которых мы настаивали, украденный ларец так и не был найден. Мы лишь узнали, что один из форейторов был крестником некоего кардинала (обстоятельство, позволявшее ему без помех сочетать эти два ремесла: форейтора и вора).

Через неделю, окрепшая и совершенно выздоровевшая, Inglesina отправилась во Францию, увозя с собою шифрованное письмо королевы Марии Каролины к королеве Марии Антуанетте.

Двадцать седьмого августа в Пильнице произошла обещанная встреча императора Леопольда с королем Фридрихом Вильгельмом. Никто, кроме двух свидетелей, присутствовавших при этой беседе, не мог бы точно объяснить, в чем состояла ее цель. Одним из этих свидетелей был г-н де Буйе, недавно в Варение давший королю столь весомые доказательства преданности, до последней минуты пытаясь вырвать его из рук народа. Вторым оказался г-н де Нарбонн[712]712
  Нарбонн-Лара, Луи Мари Жак, граф де (1755–1813) – выходец из знатного пармского семейства, министр, дипломат; его мать была фрейлиной Аделаиды Французской, третьей дочери французского короля Людовика XV; в 1791 г. сопровождал Аделаиду и ее сестру Викторию, эмигрировавших из Франции; с 6 декабря 1791 г. принял должность военного министра; впоследствии, будучи заподозрен в измене, тайно покинул Францию и уже из Англии в 1793 г. послал мемуар в защиту Людовика XVI; во Францию вернулся после падения Конвента и окончания террора; при Наполеоне служил послом.


[Закрыть], красавец военный министр, находка г-жи де Сталь[713]713
  Анна Луиза Жермена де Сталь (1766–1817) – знаменитая французская писательница, активно вмешивавшаяся в политическую жизнь Франции; пыталась спасти короля, а впоследствии вызвала своим неприятием любой тирании стойкую ненависть Наполеона, преследовавшего ее по всей Европе.
  Госпожа де Сталь находилась в близких отношениях с графом Нарбонном: он был отцом ее сыновей Огюста и Альберта, носивших фамилию де Сталь.


[Закрыть], которой на миг показалось, будто она сможет вложить свою гениальность в эту ветреную голову. Рождение этого прекрасного кавалера было окутано тайной; впрочем, в придворных кругах ходили слухи, делавшие покров этой тайны довольно прозрачным. Говорят, он был не больше не меньше как плодом кровосмешения между королем Людовиком XV и его дочерью мадам Аделаидой, которая жила в ту пору в Риме и с которой нам восемь лет спустя предстояло познакомиться в Палермо – с нею и ее двумя сестрами[714]714
  В Палермо с мадам Аделаидой (1732–1800) жила только принцесса Виктория Луиза Мария Тереза Французская (1733–1799); третья их сестра Софи Филиппика Элизабет Жюстина (1734–1782) к этому времени уже давно умерла.


[Закрыть].

Между тем новости, приходящие из Франции, стали несколько более утешительными. Национальное собрание утвердило конституционный акт, впоследствии известный как Конституция девяносто первого года[715]715
  Первая конституция Французской революции, которая разрабатывалась и вводилась в действие Учредительным собранием по частям, была окончательно провозглашена 3 сентября 1791 г. Согласно ей, Франция становилась конституционной монархией, где исполнительная власть принадлежала королю, назначавшему министров; законодательная власть была в руках Национального собрания, избиравшегося на основе высокого имущественного ценза.


[Закрыть]. 14 сентября король отправился в Конституанту и принес присягу на верность конституции[716]716
  Конституанта – сокращенное название во Франции всякого учредительного собрания; здесь имеется в виду Национальное учредительное собрание 9 июля 1789 г.


[Закрыть], обещая поддерживать ее всей той властью, какая ему предоставлена.

Тотчас, как будто Собрание только и ждало этого торжественного акта, чтобы примирить монарха с народом, Людовику XVI было возвращено право отдавать все распоряжения, что он посчитает нужными для охраны своей особы и своего достоинства. Все запечатанные двери в дворцовых апартаментах были открыты, и возобновился свободный доступ в сад и дворец Тюильри.

Тем не менее военные приготовления, начатые прусским королем, императором Леопольдом и королем Фердинандом, продолжались столь же деятельно, когда внезапно три абсолютно неожиданные новости одна за другой достигли Неаполя. Стало известно, что император Леопольд 1 марта скончался, что шведский король Густав III 16-го числа того же месяца был убит и, наконец, что 20 апреля Франция объявила войну Францу I, королю Богемии и Венгрии.

Я бы не сказала, что королева, при ее тогдашнем душевном состоянии, была особенно опечалена смертью своего брата Леопольда. Несмотря на договор в Пильнице, несмотря на внешние приготовления к войне, ходили слухи, что велись переговоры между французским министром Дельмаром и венским кабинетом министров о сохранении мира; будучи философом, Леопольд не любил войну, да, впрочем, и не был к ней готов.

Его преемник император Франц, племянник королевы, напротив, в полной мере олицетворял контрреволюцию и вообще был человек, истинно близкий Марии Каролине.

Немец по крови и флорентиец по рождению, а потому казавшийся сомнительным немцем и не вполне итальянцем, Франц совмещал в себе свойства двух этих наций. Неаполитанская королева рассчитывала, что ей будет легко влиять на нового императора при его ограниченном уме в сочетании со слабой, но деспотической натурой. Когда десять лет спустя я впервые увидела его, он был еще молодым человеком, конечно, если предположить, что это все-таки человек, а не монумент. Он вышагивал, прямой, напряженный, словно на пружинах, похожий на призрак Банко[717]717
  Банко – военачальник, убитый по наущению Макбета. Чтобы напомнить ему о совершенных им преступлениях, на пиру перед Макбетом предстает призрак Банко, видимый только ему одному (III, 4).


[Закрыть]. Его лицо более походило на маску: свежее, розовое, но устрашающе-неподвижное. Сэр Уильям сказал о нем:

– Вот человек, который никогда не узнает раскаяния; такие совершают преступления со спокойной душой.

Таким образом, контрреволюция только выиграла от смерти Леопольда: императора-философа сменил император-святоша и лицемер – это не замедлило подтвердиться, к немалому удовольствию Марии Каролины. Едва лишь император Леопольд умер, как посол Франции в Вене г-н де Ноай был подвергнут чему-то вроде домашнего ареста в своей резиденции[718]718
  Ноай, Эмманюэль Мари Луи, маркиз де (1743–1822) – французский дипломат, посол в Вене с 1783 по 1792 гг.


[Закрыть]. Что до Пруссии, то в ней можно было не сомневаться: это под ее покровительством действовала французская эмиграция, и король Фридрих Вильгельм во время официальной аудиенции повернулся спиной к г-ну де Сепору, послу Людовика XVI, а точнее – Национального собрания[719]719
  Сегюр, Луи Филипп, граф де (1753–1830) – французский дипломат и литератор; в начале Революции посол в Риме и Берлине.


[Закрыть]. Демонстративно отвернувшись от него, король громко обратился к посланнику из Кобленца[720]720
  Кобленц – прусский город (на левом берегу Рейна, в 60 км к юго-востоку от Бонна), где с июня 1791 г. были сосредоточены основные силы роялистов; идеологический центр вооруженной контрреволюции.


[Закрыть], то есть посланнику принцев-эмигрантов, осведомляясь, как поживает граф д'Артуа[721]721
  Принцами-эмигрантами здесь названы младшие братья Людовика XVI; граф Прованский и граф д'Артуа (1757–1836), в 1824 г. ставший французским королем под именем Карла X и низложенный в 1830 г.


[Закрыть].

Убийство Густава III было, разумеется, большим злодейством, однако особой беды оно не предвещало, по крайней мере для коалиции. Прежде всего Густава стали выдавать, хоть это и было неправдой, за жертву революционеров; подняв шум и тем повлияв на общественное мнение, удалось прибавить еще одно преступление к списку злодеяний наших врагов. Правда, предполагалось, что именно он в будущем станет во главе вооруженных сил контрреволюции; но был ли он достаточно грозен для подобной миссии? Считалось, что он ненавидит Францию, но то была ненависть влюбленного к неверной возлюбленной: даже умирая, он был более прочего озабочен вопросом, как отнесется Франция к его гибели.

– Что скажет Бриссо? – пробормотал он, испуская дух[722]722
  Бриссо, Жак Пьер (1754–1793) – журналист и публицист; депутат Законодательного собрания и Конвента, лидер и теоретик жирондистов, которых по его имени иногда называли бриссотинцами; был казнен.


[Закрыть].

Что касается войны, которую Франция объявила Австрии, то было очевидно – это решение жирондистского министерства, а не короля, от чьего имени объявлялась война. Впрочем, объявление войны было лишь ответом на ультиматум нового императора, чьи условия для Франции были заведомо неприемлемы. А поскольку в конечном счете эта война отвечала самым заветным желаниям королевы, весть о ней была скорее хорошей, нежели плохой.

Таким образом, двойной траур, в который оделся Неаполь по случаю кончины австрийского императора и убийства короля Швеции, на мой взгляд, касался не сердечных чувств, а только придворных нарядов.