Текст книги "Исповедь фаворитки"

LXXIII

Блуждающим взором скользнув по нам обеим, королева провела по лбу рукой, словно пытаясь привести в порядок свои мысли, потом устремила взгляд на княгиню и произнесла:

– Я ослышалась, не правда ли? Мне померещилось, будто вы сказали: «Королева не может допустить, чтобы он умер!»

– Нет, государыня, – воскликнула княгиня, – нет, вы не ослышались, я говорю вам и повторяю: нет, нет и нет, королева не должна позволить ему умереть!

– Но кому я не должна позволить этого? – спросила Каролина.

– Тому, кто был вами любим!

– Князю Караманико?

– Да.

– Ему угрожает опасность?

– Читайте, государыня! Читайте!

И, упав на колени, княгиня протянула королеве письмо. Каролина стала читать прерывающимся голосом, и ее зубы стучали на каждом слове:

«Мой дорогой друг…»

Она взглянула на княгиню: в глазах ее сверкнула молния.

– Читайте же, государыня! – с мольбой прошептала та.

Королева продолжала:

«Не знаю, что со мной творится, за две недели мои волосы на глазах побелели, мои зубы расшатываются и выпадают… Чувствую, что мною овладел смертельный недуг, и боюсь, жить мне осталось недолго.

Я не могу высказать тебе то, что предполагаю, но ты сама можешь об этом догадаться.

Не говори ей ничего, страдай одна: к несчастью, от этого нет лекарства.

Отец был врачом, а сын стал химиком.

Джузеппе».

Из груди королевы вырвался крик, ее глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит.

– Значит, его отравили! – закричала она.

– Увы, государыня!

– Но почему отравили, ведь я его больше не люблю или, по крайней мере, никто не знает, что я еще люблю его?

– Вам известно, государыня, как он любим в народе, – сказала княгиня. – Ходили слухи о его возвращении в Неаполь, говорили, что господин Актон… – княгиня насилу смогла произнести это имя, – что господин Актон больше не пользуется у вашего величества прежним расположением. Наконец, утверждали, что, поскольку близятся тяжелые времена – а они близятся, если уже не наступили, – у вас будто бы возникло намерение сделать министром настоящего неаполитанца, так как иностранцы, даже самые умелые, в дни революций не могут быть достаточно надежны; так говорили, государыня! Эти толки были услышаны, и они погубили его.

– О, если только я этому поверю! – пробормотала королева, скрежеща зубами.

– Поверьте же этому, государыня, поверьте, ибо это правда, роковая, ужасная, неумолимая правда! Джузеппе, наш Джузеппе умирает, он отравлен!

– Когда вы получили это письмо?

– Сегодня утром.

– Какого числа оно написано?

– Четыре дня назад.

– Первого октября… В тот самый день, когда над ними произнесли приговор! О, – вскричала Каролина, ломая руки, – это кара Небес!

От ее резкого движения слетела повязка; ранка, оставленная ланцетом врача и не успевшая затянуться, раскрылась, и я увидела кровавый ручеек – он потек из руки, окрашивая полотно рубашки.

– О, – вскричала я, – посмотрите, сударыня! Видите? Вы убиваете ее!

И в самом деле, королева, обессиленная одновременно страшным волнением и потерей крови, побледнела, испустила слабый вздох и зашаталась.

Я бросилась к ней и вовремя успела ее подхватить: она была без чувств.

Вместе с княгиней мы отнесли ее на кровать. Мне удалось пережать вену, действуя так же, как на моих глазах это делал доктор. Я приложила к ране немного корпии[924]924
  Корпия – нащипанные из тряпок нитки, употреблявшиеся прежде вместо ваты.


[Закрыть] и как могла старательно забинтовала руку, успев остановить кровь прежде, чем больная пришла в сознание. Потом, умоляюще сложив руки, я обратилась к княгине:

– Вы видите, в каком состоянии королева. К несчастью, она ничего не в силах сделать для князя. Только вы сами, сударыня, еще можете кое-что предпринять.

– Бог мой, да что же я могу?

– Вы можете, не медля ни минуты, отправиться в Палермо, взяв с собой лучшего из врачей Неаполя. Надо прибегнуть к помощи науки, сударыня, и отвратить последствия преступления, которые погрузили бы в траур всех нас.

– Ах, я так надеялась на королеву! – воскликнула несчастная княгиня, бросая на бесчувственную Каролину взгляд, полный отчаяния. – Боже мой, Боже мой!

– Королева ничем вам не поможет, сударыня, разве что, быть может, покарает виновных… Но вы же сами знаете, преступник или преступники занимают столь высокое положение, что правосудию не дано подняться на такие вершины. И потом, сейчас речь идет не о наказании убийц, а о жизни князя. Думайте только об этом и не беспокойтесь: если королева сможет, она отомстит за него.

– О! Она накажет их! Вы верите, что она это сделает?

– Да, но для этого ей понадобятся все ее силы, все могущество, полная ясность рассудка. Подождите, пока лихорадка отступит, жар спадет. Оставьте ее сейчас и поспешите туда, куда вас призывает не только любовь, но даже ваш прямой долг. Спасите князя, если это еще возможно, или примите его последний вздох, если время уже упущено и вылечить его нельзя. Будьте нежны и милосердны, облегчите ему муки агонии. Скажите ему – ведь, кроме вас, у него не будет иной утешительницы, значит, нужно, чтобы это сказали вы, – итак, заверьте князя, что королева всегда любила его и никогда не любила по-настоящему никого другого. Вы должны оказать эту милость двум сердцам, которые столько страдали и никогда – я знаю это – не имели иного посредника и друга, кроме вас.

– Вы правы! – вскричала княгиня. – Я последую вашему совету, сударыня. Если искусство врача и женская преданность могут спасти его, он будет спасен. Благодарю вас! Но если он умрет, передайте королеве, что я доверяю ей заботы о возмездии за нашу общую утрату.

Она преклонила колени у ложа королевы, поцеловала ее руку и, простившись со мной, кинулась вон из комнаты.

Обморок королевы был милостью Провидения: в том состоянии духа, в каком она находилась, она бы, вероятно, лишилась рассудка или ее сразил бы удар.

Я вышла вслед за княгиней предупредить слуг, чтобы они, если королева станет их расспрашивать, не говорили ни слова о визите княгини Караманико. Потом я вернулась, проводив княгиню и более не опасаясь, что сознание теперь вернется к королеве. Я потерла ей виски, смочив пальцы прохладной водой, и поднесла к ее лицу нюхательную соль.

Через минуту она открыла глаза, но они были такими туманными и блуждающими, что я поняла: ночная лихорадка возобновилась. Сейчас это было как нельзя более кстати. Правда, в бреду она раза два или три звала Джузеппе и один раз произнесла: «Князь Караманико», но речь ее была совершенно бессвязна. Поэтому я надеялась, что, придя в себя, она примет случившееся за сон.

Я дернула за сонетку, вызывая горничных. Две из них тотчас явились. Вспомнив предписания доктора, я с их помощью приготовила королеве ножную ванну с горчицей. Затем, поскольку горячечный румянец, лихорадка и бред не проходили, мы обернули горчичниками ее икры и стопы. Исполнить это было тем легче, что и в бреду Каролина узнавала меня и с нежным доверием позволяла мне делать с ней все что угодно.

К часу дня она впала в прострацию, составлявшую странный контраст с возбуждением, в котором она пребывала перед тем.

Точно в два я услышала шум подъезжающего экипажа: Котуньо сдержал данное слово.

Оставив королеву на попечении обеих горничных, я побежала ему навстречу. Столкнувшись с доктором в ту минуту, когда он только успел подняться по лестнице, я в двух словах сообщила ему – не о том, что произошло, ведь я не имела права разглашать тайну королевы, – но просто сказала, что его больная, едва успев прийти в себя, пережила сильное потрясение, в ту же минуту ранка у нее открылась и она потеряла сознание. Я прибавила, что все его врачебные предписания были точно выполнены, а потом поведала, в каком состоянии находится королева.

Он начал с исследования крови больной и обнаружил, что ее состав говорит о каком-то сильном воспалении; затем он вошел в комнату.

Каролина оставалась недвижимой и не открывала глаз.

Доктор пощупал ее пульс, послушал, как она дышит, и спросил, что она чувствует. Но больная не открыла глаз и сохраняла молчание.

– Подайте сюда тазик, – приказал доктор одной из горничных. – Ее величеству требуется дополнительное кровопускание, я должен выпустить еще одну-две унции.

Королева отдернула руку, стало быть, она слышала и поняла слова Котуньо.

Он же, не обращая внимания на это протестующее движение, взял ее руку.

– О, – запротестовала больная, – я уже достаточно слаба, не ослабляйте же меня больше… Я и так не могу думать, мысли разбегаются.

– И хорошо! – промолвил Котуньо. – В том состоянии, в каком сейчас находится ваше величество, не только не следует думать, но лучше вовсе не иметь ни одной мысли.

Каролина только вздохнула, не имея сил воспротивиться.

Доктор снова пустил кровь, и королева потеряла еще две плошки. Это было больше, чем она могла вынести – она вновь лишилась чувств.

Котуньо тотчас остановил кровь.

– Ну, вот! – сказал он. – Теперь пусть эти дамы бегут к аптекарю или пошлют к нему: надо, чтобы он приготовил микстуру по рецепту, который я сейчас напишу. А мы в это время поговорим.

Он дописал рецепт, сунул его горничным и чуть ли не вытолкал их из комнаты. Потом он возвратился к королеве, все еще лежавшей без памяти, и взял ее за руку.

– Видите ли, – обратился он ко мне, – с врачами надо говорить откровенно. Иначе они рискуют обмануться и по ошибке убить пациента.

– Господи! – вскричала я. – Так это смертельно опасно?

– Смертельная опасность существует всегда, если с одной стороны у кровати стоит недуг, с другой – врач. Но здесь, мне кажется, болезнь духа серьезнее болезни тела.

– Я того же мнения, доктор, и восхищаюсь вашей проницательностью.

Котуньо пожал плечами:

– В этом нет проницательности, для меня все тут ясно как день. Я вам сейчас расскажу, что произошло. Если я ошибусь, прервите меня, если нет, позвольте мне продолжать.

– Но если королева услышит вас?…

– Никакого риска, я ведь держу руку на ее пульсе; когда она начнет приходить в себя, я узнаю об этом на минуту раньше… Эта вчерашняя казнь очень взбудоражила королеву, не так ли?

– Как вы догадались?

– Ну, хитрость невелика! Во-первых, эта казнь потрясла многих. И с наибольшими основаниями – ту, кто могла ей помешать и не сочла уместным сделать это.

– Доктор, ее величество предлагала осужденным помилование, они же его отвергли.

– Да, я слышал о чем-то в этом роде, однако это не мое дело, здесь я врач и более никто. Казнь совершилась вчера в четыре, и в этот же самый час королева слегла.

– Кто вам об этом сказал?

– Сэр Уильям Гамильтон; как видите, я вовсе не стремлюсь выдать себя за провидца. Но даже и нужды не было мне об этом говорить, так как этой ночью в моем присутствии, когда часы пробили три, королева содрогнулась и воскликнула: «Что ж, у нас есть еще целый час!» Но это не все. Сегодня утром, как вы мне сказали, она испытала сильное волнение.

– Да, сильнейшее!

Он посмотрел на меня:

– Она узнала, что князь Караманико смертельно отравлен.

– Молчите, – закричала я, – молчите!

– Говорю вам, она не может нас услышать.

– Но как вы могли узнать?…

– Проще некуда. Два часа назад княгиня была у меня. Она приходила просить меня поехать с ней в Палермо. Я объяснил, что это невозможно, так как я не могу оставить королеву в том состоянии, в каком она сейчас. Я отправил ее к Чирилло, чем возвратил ему долг, поскольку вчера он послал вашего мужа ко мне. В этот самый час они с княгиней уже, наверное, выехали, и, если есть средство спасти князя, Чирилло его найдет: он весьма искусен. Так вот, пока я беседовал с княгиней, ее слуга болтал с моим и, поскольку не имел никаких причин делать из этого тайну, сказал между прочим, что они с госпожой только что прибыли из Казерты. Стало быть, причина волнения, испытанного королевой, в известии, что князя отравили. Я мог бы оставить вас в заблуждении, что сам обо всем догадался, но это было бы шарлатанством, а оно, благодарение Богу, не по моей части, я не Гатти… А теперь, если хотите, я расскажу вам план той битвы, какую я собираюсь вести против болезни королевы. Он прост. Весть об отравлении князя Караманико настигла ее в сумеречном состоянии, она не знает, привиделся ей визит княгини или он был реальностью. Это и есть те разбегающиеся мысли; она не может свести воедино, и совсем не надо, чтобы она разобралась что к чему. Потому-то, когда она жаловалась на слабость, я позаботился о том, чтобы эта слабость еще увеличилась. Мне по силам противостоять последствиям вчерашней казни или сегодняшнего известия, но по отдельности. Стоит им соединиться, и Котуньо, оказавшись меж двух огней, подобно незадачливому генералу, будет разбит. Котуньо надлежит действовать по примеру раненого Горация, который убивал Куриациев одного за другим[925]925
  По древнеримскому преданию, трем римлянам из патрицианского рода, братьям-близнецам Горациям, выпало в поединке против трех братьев Куриациев, тоже близнецов, уроженцев Альба Лонги, решать вопрос о том, Рим или Альба Лонга должен стать гегемоном в возникающем государстве; когда двое Горациев были убиты, третий, видя, что его противники ранены, бросился бежать якобы в страхе, а затем, обернувшись, уничтожил по одному растянувшихся в цепочку преследователей. Этот эпизод лег в основу знаменитой трагедии П. Корнеля «Гораций» (1640).


[Закрыть]. Понимаете, что я имею в виду? Мой первый Куриаций – это вчерашняя казнь, а второй – сегодняшнее отравление, наконец, мой третий, наименее опасный Куриаций, – сама по себе болезнь.

– Право, сударь, – сказала я, восхищенно глядя на него, – вы настоящий волшебник!

– Э, пустое! Я не больший волшебник, чем любой другой. У меня есть опыт и наблюдательность, только и всего. А теперь слушайте внимательно. Моя задача теперь ограничивается тем, чтобы помешать королеве вспомнить все. Если мне это удастся в течение трех дней, можно будет считать, что всякая опасность миновала. Лекарство, которое я ей даю, всего лишь успокоительное, однако это средство таково, что использовать его надлежит с величайшими предосторожностями и в высшей степени аккуратно, учитывая, что, если доза будет превышена, больная… слишком успокоится.

– Боже милостивый, да что же такое вы ей даете?

– Просто-напросто белладонну[926]926
  Белладонна (красавка) – травянистое лекарственное растение семейства пасленовых, содержащее атропин; употребляется как болеутоляющее средство.


[Закрыть].

– А я считала, что белладонна ядовита.

– Это в самом деле яд, но в тех количествах, в каких ее принимает королева, это снотворное, и даже не столько снотворное, сколько успокоительное. Давайте ей по одной кофейной ложечке в час… Ах! Вот ее величество приходит в себя! Так не забудьте: казнь молодых людей произошла уже две недели назад, а отравление князя – это просто россказни. Тсс!

В это мгновение королева широко открыла глаза и огляделась.

– Вот и хорошо, – сказал Котуньо, поднимаясь, – ее величество в отличном состоянии! Не забывайте, миледи, ежечасно давать ее величеству по одной кофейной ложке микстуры, которую я выписал, и все как нельзя быстрее пойдет на поправку. Э, да вот, кстати, и ваши дамы вернулись с микстурой. Дайте-ка мне ложечку; ее величество окажет мне честь, приняв первую порцию из моих рук.

И, не давая королеве времени опомниться, он поднес к ее губам ложечку с лекарством, заставив его проглотить.

– Завтра в тот же час я приеду, – сказал он.

Через десять минут после его отъезда Каролина уже спала глубоким сном.

* * *

Все произошло точно так, как предсказывал доктор. В продолжение трех дней королева пребывала в полусне, в некой дремоте между сном и бодрствованием. Затем мало-помалу Котуньо позволил дневному свету проникнуть в ее одурманенный разум. В бледных лучах этого света ей припомнилось все, что произошло, но недавние события предстали перед ней как бы обесцвеченными, в туманной дымке, словно то были события далекого прошлого. Не покидая ее ни на миг, я стала свидетельницей этого постепенного возврата к жизни и страданию.

Дня три-четыре она провела, не заговаривая со мной о князе. Но однажды утром, словно бы с усилием, вдруг спросила:

– Когда я лежала в горячке, княгиня Караманико не приходила сюда?

– Так и было, государыня, – отвечала я. – Она узнала, что ее муж заболел, и, собираясь в Палермо, зашла осведомиться, не будет ли у вашего величества какого-либо поручения для передачи вице-королю.

Королева, державшая меня за руку, с силой стиснула ее и спросила, вглядываясь в мое лицо:

– Эмма, княгиня еще не возвратилась?

– Нет, государыня.

– И не присылала письма?

– Нет, государыня.

– Распорядитесь, чтобы, когда она вернется и пожелает со мной говорить, ее провели ко мне без промедления.

– Но если она привезет дурные вести, ваше величество уверены, что вы в силах выслушать их, не причинив вреда своему здоровью?

– Да, будь покойна; силы ко мне возвратились, я вполне владею собой. Только окажи мне одну услугу.

– Располагайте мною, ваше величество.

– Вот ключ от моего секретера, тайна его тебе известна…

– Да, государыня.

– Что ж, ступай принеси мне мой дорогой ларчик; мне необходимо, чтобы он был со мной.

– Иду.

– Да, да, иди и поскорей возвращайся! Если случайно увидишь короля и он вздумает полюбопытствовать, как мои дела, скажи ему, что я чувствую себя недурно, однако нуждаюсь в нескольких днях покоя и уединения. Ничего не может быть для меня неприятнее, чем видеть его теперь.

– Хорошо, государыня.

Я посмотрела на свои часы:

– Сейчас девять утра, значит, я возвращусь в полдень.

– Благодарю… Не знаю, что бы со мной сталось, если бы у меня не было тебя.

Я взяла ее руки и стала их целовать.

– И не забудь, уезжая, предупредить насчет княгини!

– Я помню, государыня, будьте покойны.

– Еще скажи, пусть заведут часы; мои нервы уже достаточно крепки, чтобы спокойно слушать бой часов… даже когда они бьют четыре.

Я покинула королеву и, передав порученные ею два приказания, села в карету. Кучеру я велела ехать как можно быстрее, и экипаж двинулся в путь.

Близ Маддалоне нам навстречу проехала черная карета; кучер и лакей на запятках были в трауре. Я содрогнулась: предчувствие шепнуло мне, что в этой карете в Казерту едет вдова.

Прибыв в Неаполь, я заехала в посольство лишь затем, чтобы сказать два слова сэру Уильяму; потом я отправилась во дворец, где исполнила поручение королевы, избежав неприятной встречи с королем. Чтобы скорее возвратиться, я, садясь в экипаж, приказала сменить лошадей.

За несколько минут до полудня я прибыла в Казерту. Под перистилем стояла карета[927]927
  Перистиль – прямоугольные двор, сад, площадь и т. п., окруженные с четырех сторон крытой колоннадой.


[Закрыть], обитая черной тканью, со слугами в трауре, та самая, что встретилась мне по пути в Неаполь.

Едва успев ступить на первую ступень лестницы, я увидела, как дверь апартаментов королевы открылась. Оттуда вышла женщина, закутанная в длинную вуаль из черного крепа. Она рыдала, прижимая к глазам платок, и шла, если можно так выразиться, почти вслепую. Я отступила, пропуская ее, и она прошла мимо так близко, что наши одежды соприкоснулись. Но она меня не заметила.

Женщина села в карету и уехала.

К королеве я вошла, когда часы пробили двенадцать.

– Ты держишь свое слово, Эмма, – произнесла она. – Иди сюда.

Я приблизилась, про себя удивляясь, что ее голос не изменился.

Мне представлялось, что я найду ее в слезах, в отчаянии. Но я ошиблась: она была холодна и полна решимости.

Взяв у меня ларец и открыв его ключом, который был у нее наготове, она вынула из-за корсажа прядь волос и сказала:

– Видишь, это все, что от него осталось.

Она крепко прижала прядь к губам, потом заперла в тот же ларец, присоединив этот сувенир смерти к сувенирам любви.

Потом, спрятав ларец под подушку, на которую она тотчас уронила голову, королева закрыла глаза и прошептала фразу, что я однажды уже слышала из ее уст:

– Это кара Небес!

LXXIV

К несчастью, события внешней политики вскоре вернули эту бурную душу, не умевшую жить без страстей и пожираемую жаждой любви или ненависти, к тому ожесточенному состоянию, которое так ненадолго оставило ее под влиянием пережитых скорбей.

Термидорианский переворот[928]928
  Произошел 9 термидора (27 июля 1794 г.); свергнул Робеспьера и других сторонников террора; ознаменовал конец якобинской диктатуры и установление более умеренного режима Директории.


[Закрыть], обрушив возмездие на головы тех, кто был наиболее причастен к казни короля Людовика XVI и королевы Марии Антуанетты, принес Каролине мимолетное облегчение. Однако для революционной армии этот переворот стал чем-то вроде боевого сигнала, сразу удвоив ее рвение. Мои старые таблички для письма поныне хранят даты побед генералов-республиканцев, которые я записывала по мере поступления все новых вестей об этих ошеломлявших нас военных успехах. Ведь Франция, со всех сторон окруженная противником, как нам казалось, должна была неизбежно покориться.

Австрийцы, проникнув было на французскую землю, стали отступать и 16 августа сдали Ле-Кенуа[929]929
  Небольшая крепость Ле-Кенуа в 15 км к юго-востоку от Валансьена была осаждена французскими войсками в июле 1794 г.; 16 (по другим источникам, 15-го) августа 1794 г. после проведения осадных работ и усиленного бомбардирования австрийский гарнизон, занимавший крепость с осени 1793 г., капитулировал.


[Закрыть] генералу Шереру[930]930
  Шерер, Бартелеми Луи Жозеф (1747–1804) – французский генерал; начал военную карьеру в Австрии; в 1780 г. перешел на французскую службу; в 1793 г. отличился при Вальми и получил генеральский чин; в 1795 г. командовал армией в Италии, но не смог развить достигнутых успехов и был сменен Бонапартом; в 1797 г. занимал пост военного министра, а в 1799 г. снова встал во главе Итальянской армии, но вскоре был отозван.


[Закрыть], а 28-го генерал Пишегрю[931]931
  Пишегрю, Шарль (1761–1804) – один из самых знаменитых генералов Французской республики, полководческое дарование которого высоко ценил Наполеон Бонапарт; получил образование в монастыре, занимал место репетитора в Бриенском военном училище, одним из учеников которого был будущий император Франции; службу в армии начал в качестве канонира; принимал участие в Войне за независимость американских колоний Англии; в начале Революции командовал батальоном национальной гвардии; в 1792 г. занимал ряд командных должностей в Рейнской армии и, наконец, возглавил ее. Конвент назвал его «спасителем Отечества». В его руках сосредоточилась огромная власть: он был назначен командующим трех армий. Директория, не без основания подозревавшая генерала в тайных связях с роялистами, отстранила его от командования, но не смогла лишить политического влияния. В мае 1797 г. он был избран членом, а затем председателем Совета пятисот. 4 сентября (18 фрюктидора) большинство неугодных депутатов обеих законодательных палат было арестовано по приказу Директории. Пишегрю был сослан в Гвиану, французскую колонию в Южной Америке, но ему удалось бежать оттуда в Англию. В 1804 г. он тайно вернулся в Париж для осуществления плана, предусматривавшего свержение власти Бонапарта; его сообщником был фанатично преданный Бурбонам бретонский крестьянин Жорж Кадудаль (1771–1804). Роялистский заговор был раскрыт, и его участники арестованы (Пишегрю – 27 февраля); 18 мая 1804 г. постановлением Сената Наполеон Бонапарт был объявлен императором Французской республики, а через три дня Пишегрю повесился в тюремной камере на собственном шелковом галстуке. Современники полагали, что он был убит тюремной стражей по приказанию Наполеона.


[Закрыть] вынудил их покинуть Валансьен[932]932
  Валансьен – город и крепость в Северной Франции (департамент Нор); был осажден союзными войсками Австрии, Англии и Ганновера в мае 1793 г., после правильной осады и бомбардирования капитулировал в августе 1793 г. и оставался в руках неприятеля до июля 1794 г.


[Закрыть]. 30-го форт Конде открыл свои ворота перед французской армией[933]933
  Конде, точнее: Конде-сюр-л'Эско – небольшая крепость в 10 км к северу от Валансьена; была взята французами 30 (по другим источникам, 29-го) августа 1794 г. в ходе общего наступления и вытеснения войск коалиции с французской территории.


[Закрыть]. Наконец, 30 апреля был отбит Ландреси[934]934
  Ландреси – город в 15 км к юго-востоку от Ле-Кенуа; был взят французами 15 июля 1794 г. (указанная в тексте дата явно ошибочна).


[Закрыть] – таким образом, из четырех городов, захваченных войсками императора, ему не удалось удержать ни одного.

Не лучше шли дела и на испанской границе: Фонтараби[935]935
  Фонтараби (исп. Фуэнтеррабия) – город в Северо-Восточной Испании, в баскской провинции Гипускоа, на реке Бидасоа, на побережье Бискайского залива; находится к северо-востоку от Сан-Себастьяна, близ французской границы; взят Монсеем в 1794 г.


[Закрыть] и Сан-Себастьян[936]936
  Сан-Себастьян – крупный портовый город и крепость в Северо-Восточной Испании, в провинции Гипускоа, на побережье Бискайского залива; взят Монсеем 3 августа 1794 г.


[Закрыть] были в руках генерала Монсея[937]937
  Монсей, Бон Адриен Жанно де (1754–1842) – французский генерал, с 1804 г. – маршал, при Бурбонах – пэр; сын адвоката, в армии с 1769 г.; посланный в Испанию в 1793 г., вскоре стал главнокомандующим французскими войсками и после победоносной кампании в 1795 г. принудил испанцев к подписанию выгодного для Франции мира.


[Закрыть], а крепость Бельгард[938]938
  Бельгард, испанская крепость в Восточных Пиренеях близ границы с Францией, была взята французскими войсками в сентябре 1794 г.


[Закрыть] только что занял генерал Дюгомье[939]939
  Дюгомье, Жак Франсуа (1738–1794) – французский генерал; с 1792 г. стал членом Конвента, но предпочел направиться в армию; в 1793 г. в чине бригадного генерала с успехом и изобретательностью осадил Тулон и отбил его у англичан; погиб в Испании после нескольких выигранных сражений.


[Закрыть].

Генерал Журдан[940]940
  Журдан, Жан Батист (1762–1833) – один из самых известных генералов французской революционной армии; с апреля 1794 г. командовал армией, сформированной на Самбре и Мёзе; 26 июня 1794 г. наголову разбил союзные войска в решающем сражении при Флёрюсе, устранив опасность вторжения противника во Францию; перешел бельгийскую границу и занял Брюссель, Льеж и Антверпен; в 1796 г. потерпел ряд поражений от австрийцев; подал в отставку и вошел в состав Совета пятисот; в 1799 г. принял на себя командование Дунайской армией, но в ряде сражений был разбит эрцгерцогом Карлом; в годы Империи не играл важной роли, хотя и стал маршалом Франции (1804) и обладателем многих титулов и званий; после реставрации Бурбонов получил звание пэра.


[Закрыть], командующий армией Самбры[941]941
  Самбра (Самбр) – река в Северной Франции и Бельгии, приток реки Мёзы; протекает по району, который был театром военных действий во время войны Республики с первой антифранцузской коалицией.


[Закрыть]-и-Мёзы[942]942
  Мёза (Маас) – река в Северной Франции, Бельгии и Нидерландах; протекает в местах упомянутых военных действий.


[Закрыть], делал успехи, внушавшие нам немалое беспокойство: завладев Ахеном[943]943
  Ахен (фр. Экс-ла-Шапель) – имперский вольный город (с XII–XIII в.) в Северо-Западной Германии у стыка ее границ с Бельгией и Нидерландами; был занят французскими войсками 23 сентября 1794 г.


[Закрыть], он 2 октября выиграл бой при Альденховене[944]944
  Альденховен – селение на реке Рёр в Западной Германии; около него 2 октября 1794 г. генерал Журдан нанес поражение австрийским войскам, принудив их к отступлению.


[Закрыть], 3-го взял Юлих[945]945
  Юлих – город в Западной Германии, в кон. XVIII в. столица одноименного мелкого феодального владения (ныне в составе земли Северный Рейн-Вестфалия); был занят войсками Журдана 3 октября 1794 г. в ходе общего наступления французской армии.


[Закрыть], а далее последовательно Андернах[946]946
  Андернах – город в Западной Германии, на Рейне, в 17 км ниже Кобленца; был занят французской армией в начале октября 1794 г.


[Закрыть], Кобленц[947]947
  Кобленц – прусский город (на левом берегу Рейна, в 60 км к юго-востоку от Бонна), где с июня 1791 г. были сосредоточены основные силы роялистов; идеологический центр вооруженной контрреволюции.


[Закрыть], Маастрихт[948]948
  Маастрихт – город на юге Нидерландов, на реке Маас; был занят французской армией в октябре 1794 г.


[Закрыть], Кёльн[949]949
  Кёльн – крупный город в Западной Германии; в кон. XVIII в. – столица духовного княжества в составе Священной Римской империи; был занят армией Шампионне 6 октября 1794 г.


[Закрыть], и это в то самое время, когда Пишегрю, сломив оборону Нимвегена[950]950
  Нимвеген – город в Нидерландах, центр провинции Гельдерн; осенью 1794 г. во время наступления французов сюда отступило несколько разрозненных отрядов союзных войск (английских, нидерландских и др.). Французы, не имея средств для правильной осады города, ограничились его блокированием. 4 ноября союзное командование приказало своим войскам покинуть город, оставив в нем небольшой гарнизон, и 8 ноября 1794 г. он был занят французами. Пишегрю вступил в Амстердам 18 января 1795 г.; 23 января французская кавалерия захватила голландский флот, вмерзший в лед у острова Тексел близ побережья Северных Нидерландов. Результатом действий Пишегрю был выход Нидерландов из первой коалиции европейских государств, направленной против Франции.


[Закрыть], затем занял и Амстердам, обратив в бегство штатгальтера[951]951
  Штатгальтер (правильнее: статхаудер – «наместник») – глава исполнительной власти и командующий вооруженными силами республики Соединенных провинций – Нидерландов. Наследственными штатгальтерами Нидерландов были принцы Нассау-Оранские. В упоминаемое в романе время штатгальтером был Вильгельм V (1748–1806); правил в 1766–1795 гг.; в 1795 г. был изгнан войсками революционной Франции, бежал в Англию и умер в эмиграции.


[Закрыть], и захватил голландский флот, не сумевший выбраться из ледовой западни у острова Тексел.

Наконец 9 февраля был заключен мирный договор между Францией и Тосканой[952]952
  Великий герцог Тосканский 9 февраля 1795 г., первый из участников коалиции, подписал мир с Французской республикой.


[Закрыть], который ввел Французскую республику в политическую систему Европы.

Мария Каролина заставила генерала Актона подробно описать состояние войск и вооружений Франции к началу 1795 года. Из его разъяснений следовало, что на 1 марта Франция располагала восемью действующими армиями: Северной под командованием генерала Моро[953]953
  Моро, Жан Виктор (1763–1813) – один из талантливейших генералов Французской революции; по образованию юрист; начал службу солдатом в королевской армии, участник войн с первой и второй антифранцузскими коалициями европейских держав; получил после Пишегрю в 1795 г. командование Северной армией, а затем – армией Рейна и Мозеля; успешно действовал на Рейне, а в 1799 г., под командованием Шерера, – в Италии; после установления власти Бонапарта находился в оппозиции к нему; в 1804 г. за участие в роялистских интригах был выслан из Франции и жил в США; в 1813 г. стал военным советником русского императора Александра I в войне против Наполеона; был смертельно ранен в бою; похоронен в Петербурге.


[Закрыть]; той, что стояла на Самбре и Мёзе, под началом генерала Журдана[954]954
  Журдан – см. примеч. выше.


[Закрыть]; войсками на Рейне и Мозеле под командованием Пишегрю; армиями Келлермана[955]955
  Келлерман, Франсуа Кристоф, герцог де Вальми (1735–1820) – выдающийся французский кавалерийский генерал, бывший королевский офицер, присоединившийся к Революции; участник войн Республики и Империи; в 1796–1800 гг. командовал кавалерийскими частями в Италии; после первого отречения Наполеона перешел на сторону Бурбонов, но во время «Ста дней» снова примкнул к императору; при Второй реставрации вышел в отставку.


[Закрыть] в Италии и Альпах, Шерера – в Восточных Пиренеях, Монсея – в Западных Пиренеях, Канкло[956]956
  Канкло, Жан Батист Камилл (1740–1817) – французский генерал; при Директории был послом в Неаполе, а затем в Мадриде; при Наполеоне стал сенатором, а при Бурбонах – пэром.


[Закрыть] – на Западном побережье и, наконец, стоявшей на побережье у Бреста[957]957
  Брест – крупный город и порт в Западной Франции на полуострове Бретань; в XVIII в. – главная французская военно-морская база на атлантическом побережье.


[Закрыть] и Шербура[958]958
  Шербур – французский город и порт в Северо-Западной Франции на полуострове Нормандия, на берегу пролива Ла-Манш.


[Закрыть], – ею руководил генерал Гош[959]959
  Гош (Ош), Луи Лазар (1768–1797) – французский генерал (1793), начавший службу рядовым; в 1789 г. перешел на сторону Революции; по политическим взглядам – якобинец; участник войны против первой антифранцузской коалиции и подавления восстания в Вандее; один из талантливейших полководцев Республики; предполагают, что он был отравлен.


[Закрыть].

Столь блестящее положение французов произвело на испанский двор еще более сильное впечатление, чем на неаполитанский, а потому король Карл IV, брат нашего короля Фердинанда, решился заключить с Францией мир, что и свершилось 22 июля 1795 года[960]960
  Имеется в виду Базельский мирный договор между Францией и Испанией, оформивший выход Испании из первой антифранцузской коалиции и явившийся шагом к ее распаду. Согласно условиям мира, Франция возвращала территории, занятые ею в северной части Испании, но получала взамен испанскую часть острова Сан-Доминго; Испания также обязывалась заключить с Францией союзный договор и немедленно вступить в мирные переговоры с Нидерландами.


[Закрыть].

За месяц до того, предупрежденный королевой об этом малодушном намерении Карла IV, сэр Уильям Гамильтон в свою очередь оповестил о нем английское правительство, и оно могло теперь заблаговременно принять свои меры в предвидении скорого разлада отношений с Испанией.

Внезапно весть о событиях 13 вандемьера[961]961
  12–13 вандемьера IV года Республики (4–5 октября 1795 г.) в Париже произошел мятеж роялистов, жестоко подавленный Конвентом. Во главе правительственных войск стоял генерал Наполеон Бонапарт.
  Вандемьер – первый месяц республиканского календаря; соответствовал 22/24 сентября – 21/23 октября. Новый календарь был принят во Франции 5 октября 1793 г., началом отсчета в нем был день провозглашения Республики – 22 сентября 1792 г. Месяцы получали названия по характерным для их времени видам сельскохозяйственных работ и явлениям природы (вандемьер – месяц сбора винограда).


[Закрыть] – я использую это революционное наименование, ибо оно освящено историей, – достигла Неаполя, и снова, уже во второй раз, имя Бонапарта оказалось у всех на устах.

С той только разницей, что этот батальонный командир между 19 декабря 1793 и 4 ноября 1795 года стал генералом[962]962
  19 декабря 1793 г. – день вступления республиканцев в Тулон. 22 декабря 1793 г. Бонапарт получил чин бригадного генерала за решающую роль в этой операции. 3 ноября 1795 г. приступило к работе новое французское правительство – Директория.


[Закрыть].

Бонапарт спас Конвент, разметав картечью взбунтовавшиеся секции на ступенях церкви Святого Рока[963]963
  На ступеньках церкви Святого Рока во время мятежа 13 вандемьера располагался резерв восставших роялистов, расстрелянный пушками Бонапарта; ранее в уличных стычках к артиллерии никто не прибегал. Эта церковь, построенная в XVII–XVIII вв., находится на правом берегу Сены, на углу одноименной улицы и улицы Сент-Оноре.


[Закрыть].

Эта победа, покончившая с гражданской войной, а также покровительство генерала Барраса[964]964
  Баррас, Поль Франсуа Жан Никола, виконт де (1755–1829) – французский политический деятель; офицер королевской армии, перешедший на сторону Революции; член Конвента; в качестве командира одной из дивизий принимал участие в осаде Тулона; после термидорианского переворота был избран председателем Конвента; руководил подавлением якобинских восстаний. В 1795 г. Баррас стал одним из пяти членов Директории; по его рекомендации и при его содействии Наполеон Бонапарт был назначен командующим Итальянской армией; переворот 18 брюмера (9-10 ноября 1799 г.), при подготовке которого Баррас придерживался выжидательной тактики, привел к крушению его политической карьеры; выйдя в отставку, он поселился в своем имении, затем переехал в Бельгию; окончательно вернулся во Францию в 1814 г.


[Закрыть] вскоре после этого обеспечили ему звание командующего Итальянской армией[965]965
  Бонапарт был назначен главнокомандующим Итальянской армией 2 марта 1796 г.


[Закрыть].

При венском дворе говорили, что Франция сошла с ума, если доверяет свою судьбу молодому человеку двадцати шести лет, известному лишь благодаря двум победам, к тому же одержанным над французами.

Королева получила от своего племянника письмо, где говорилось, что все старые австрийские генералы смеются до слез от жалости при виде этого мальчишки, которого посылают воевать с ними, стратегами в полном смысле этого слова!

И действительно, чего стоила известность Бонапарта[966]966
  Здесь перечислены знаменитые австрийские полководцы, потерпевшие поражение от Бонапарта.


[Закрыть] в сравнении со славой таких знаменитостей, как Больё[967]967
  Больё, Иоганн Петер (Жан Пьер; 1725–1819) – австрийский фельдмаршал, бельгиец по происхождению; участник войны первой коалиции европейских держав против Франции; в 1796 г., столкнувшись в Италии с Бонапартом, проиграл ему несколько сражений (Монтенотте, Миллезимо и др.) и передал командование австро-сардинскими войсками Вурмзеру.


[Закрыть], Вурмзер[968]968
  Вурмзер, Дагоберт Сигизмунд, граф фон (1724–1797) – австрийский генерал; участник войны против революционной Франции; в 1795 г. командовал армией на Рейне; в следующем году был направлен в Италию, где, стараясь остановить наступление Бонапарта, неоднократно вступал в сражения с французской армией, но потерпел ряд неудач. Понесенные поражения вынудили Вурмзера укрыться в крепости Мантуя, при обороне которой он проявил храбрость и упорство; однако отсутствие продовольствия и распространение среди солдат болезней послужили причиной его согласия на почетную капитуляцию (нач. 1797 г.).


[Закрыть], Альвинци[969]969
  Альвинци фон Барберек, Йозеф (1735–1810) – один из самых талантливых генералов Австрийской империи; в конце 1796 г. принял командование над армией, которая должна была снять осаду крепости Мантуи, оборонявшейся войсками Вурмзера; 15–17 ноября 1796 г. потерпел поражение при Арколе. Попытка Альвинци добиться реванша закончилась его новым поражением в битве при Риволи, а через две недели пала Мантуя.


[Закрыть] и принц Карл[970]970
  Принц Карл – Карл Людвиг Иоганн Габсбург (1771–1847), австрийский эрцгерцог, сын императора Леопольда II, прославленный военачальник; в 1796 г. успешно командовал армией на Рейне и одержал ряд побед над французами; после разгрома в Италии армии генерала Альвинци попытался изменить ход кампании, но задача эта, учитывая потери, понесенные при Арколе, Риволи и Мантуе, стала невыполнимой; он был разбит Бонапартом в ряде сражений, что привело к заключению перемирия в Леобене (Штирия), подписанного 18 апреля 1797 г. на выгодных для Франции условиях; в 1798–1800 гг. руководил военными действиями против Франции в Швейцарии и Южной Германии; в 1801–1809 гг. провел преобразования в австрийской армии; в 1805–1809 гг. военный министр; в 1809 г., потерпев поражение в войне с Наполеоном, вышел в отставку.


[Закрыть]!

Мы с нетерпением ожидали начала кампании. Австрия набрала пять армий, общей сложностью примерно около ста восьмидесяти тысяч человек. Бонапарт с тридцатью шестью тысячами войска двинулся через Савону[971]971
  Савона – город в Северной Италии, на берегу Генуэзского залива Лигурийского моря; центр одноименной провинции.


[Закрыть] наперерез Больё, который со своей стороны отправился ему навстречу со своими пятьюдесятью тысячами австрийцев.

Почти в то же время до нас дошли вести о битвах при Монтенотте[972]972
  Монтенотте – селение в Северной Италии, в 18 км к северо-западу от Савоны; здесь 12 апреля 1796 г. войска Бонапарта одержали первую в Итальянской кампании победу над австрийцами: французы взяли четыре знамени, пять пушек и две тысячи пленных.


[Закрыть], а также при Миллезимо[973]973
  Миллезимо – деревня в Северной Италии, в 6 км к юго-западу от Монтенотте, близ которой Бонапарт 13 апреля 1796 г. нанес поражение австрийским и пьемонтским войскам; трофеями здесь были пятнадцать знамен, тридцать орудий и шесть тысяч пленных.


[Закрыть] и Дего[974]974
  Дего (в 6 км к северу от Монтенотте) был взят у австрийцев 14–15 апреля 1796 г.


[Закрыть].

Велико было наше изумление, когда Больё оказался разбит в трех схватках, потерял шесть тысяч убитыми, восемь тысяч пленными и вдобавок лишился десяти или двенадцати пушек.

Но потом все обернулось и того хуже. Как стало известно, сардинская армия была отрезана от австрийской и в свою очередь разгромлена при Мондови[975]975
  В сражении при Мондови (Пьемонт, провинция Кунео) 21 апреля 1796 г. Бонапарт разбил пьемонтскую армию генерала Колли.


[Закрыть], а десятитысячное войско австрийцев, имевшее восемнадцать пушек, было атаковано у моста Лоди[976]976
  Лоди – город в Ломбардии (в Северной Италии, в 30 км к юго-востоку от Милана), у которого Бонапарт 10 мая 1796 г. овладел неприступным мостом через реку Адду и нанес поражение войскам Австрии и Пьемонта.


[Закрыть] и обращено вспять двумя тысячами французов под командованием все того же генерала Бонапарта. Мало того: генерал Массена[977]977
  Массена, Андре (1758–1817) – французский полководец, маршал Франции (1804); начал службу простым солдатом; участник революционных и наполеоновских войн; один из талантливейших военачальников Республики; отличился в сражении при Риволи и впоследствии получил от Наполеона титул герцога Риволийского. В Милан, в котором накануне власть взяли патриоты, Массена вошел 14 мая 1796 г.


[Закрыть] вошел в Милан, после чего в Париже был заключен мирный договор между Французской республикой и королем Сардинии[978]978
  Король Сардинии – имеется в виду Карл Эммануил IV Савойский (1751–1819), король Сардинского королевства (Пьемонта) в 1796–1802 гг.; в декабре 1797 г. был свергнут с престола революционным движением, развернувшимся в стране под влиянием Французской революции и побед Бонапарта в Италии, и бежал на остров Сардиния, сохранив свои материковые владения лишь номинально. Когда 26 мая 1799 г. в Турин вошла русская армия, А. В. Суворов, исполняя официальную инструкцию своего правительства, попытался вернуть трон Карлу Эммануилу, но столкнулся с сопротивлением Австрии, требовавшей, чтобы управление гражданскими делами в Пьемонте оставалось в руках ее представителей. Позиция Австрии заставила Карла Эммануила в июне 1802 г. отречься от престола. В 1815 г. он стал членом ордена иезуитов.
  Мирный договор между Францией и Сардинией, означавший выход Сардинии из первой антифранцузской коалиции, был подписан в Париже 15 мая 1796 г.


[Закрыть]. По условиям этого договора король уступал французам Савойю[979]979
  Савойя – речь здесь идет о герцогстве Савойском (в XV в. оно слилось в единое владение с Пьемонтом, а в 1720 г. вошло в Сардинское королевство).


[Закрыть], Ниццу[980]980
  Ницца – историческая область у берегов Средиземного моря, со столицей в одноименном городе; старинная провинция Сардинского королевства; окончательно отошла к Франции в 1860 г. (соврем. департамент Приморские Альпы).


[Закрыть] и Тенде[981]981
  Тенде (фр. Танд) – графство (с одноименным главным городом), отошедшее к Савойскому дому в результате брачных связей; аннексировано Францией в 1796 г.; возвращено Савойе в 1814 г.; в 1947 г. в результате референдума присоединено к Франции; находится в 100 км к северу от Ниццы и входит в департамент Приморские Альпы.


[Закрыть], обеспечивал их войскам беспрепятственное прохождение через свои владения и предоставлял в их распоряжение свои форты и крепости, а также соглашался срыть укрепления у Брунетты и Сузы[982]982
  Суза – старинный город в Пьемонте, у северо-западной границы современной Италии.


[Закрыть].

Как легко догадаться, в мои намерения не входит подробное описание всей этой кампании, я хочу лишь отметить главные события и поведать о впечатлении, какое они на меня произвели. Вурмзер, разгромленный вслед за Больё, после поражений под Кастильоне[983]983
  Сражение при Кастильоне (город в Северной Италии, к северо-западу от Мантуи) 5 августа 1796 г. между французами под командованием Наполеона и австрийцами во главе с Вурмзером закончилось тем, что австрийская армия была рассечена и вынуждена с большими потерями отступить.


[Закрыть], Ровередо[984]984
  Ровередо – город в Австрии в провинции Тироль, около которого Бонапарт 4 сентября 1796 г. нанес серьезное поражение австрийским войскам.


[Закрыть] и Бассано[985]985
  При Бассано (Бассано дель Граппа – город в Северной Италии) Наполеон окончательно разгромил основные силы Вурмзера, у которого осталось лишь четверть первоначального войска (8 сентября 1796 г.).


[Закрыть] был вынужден укрыться за крепостными укреплениями

Мантуи. Альвинци, посланный ему в помощь, потерпел поражение при Арколе и у Риволи[986]986
  В сражении при Арколе (в Северной Италии, к западу от Падуи) 15–17 ноября 1796 г. Бонапарт с большими потерями потеснил главные силы австрийской армии фельдмаршала Альвинци; их разгром был довершен при Риволи (в Северной Италии, на реке Адидже, к северо-западу от Вероны) 14 января 1797 г.; это предрешило судьбу осажденной с 4 июля 1796 г. Мантуи (пала 2 февраля 1797 г.) и позволило Бонапарту полностью овладеть Северной Италией.


[Закрыть]. И наконец, принц Карл, поторопившийся им на помощь, был бит везде, где натыкался на противника.

И все это за один год!

Тоскана и Сардиния уже заключили мир с Францией, герцог Моденский и папа тоже вступили в переговоры[987]987
  Герцог Моденский – Эрколе III, герцог д'Эсте (1727–1803), лишившийся престола по Кампоформийскому мирному договору 1797 г. и получивший взамен владение Брейсгау в Западной Германии, в Бадене.


[Закрыть]. Венеция, увидев французов у себя на пороге, приказала Месье, брату короля, после смерти дофина называвшему себя Людовиком XVIII, покинуть Верону[988]988
  Верона – город в Северной Италии, в области Венето, на реке Адидже, в 100 км к западу от Венеции; принадлежала Венецианской республике с 1405 г.


[Закрыть] и вообще удалиться из пределов Республики[989]989
  Находясь в эмиграции, будущий Людовик XVIII часто менял места жительства; в Вероне он находился в 1794–1796 гг.
  Людовик XVIII (1755–1824) – французский король в 1814–1815 и 1815–1824 гг.; до восшествия на престол носил титул графа Прованского; с 1792 г. – эмигрант; после казни в 1793 г. Людовика XVI провозгласил себя регентом при малолетнем племяннике, считавшемся роялистами законным королем Людовиком XVII, а после сообщения о его смерти в тюрьме (1795) – французским королем; взойдя на престол, сумел понять невозможность полного возвращения к дореволюционным порядкам и старался несколько уравновесить влияние ультрароялистов.


[Закрыть].

После этого события стали развиваться с ужасающей быстротой: генерал Массена[990]990
  Массена вытеснил эрцгерцога Карла из Клагенфурта 28 марта 1797 г.
  Массена, Андре (1758–1817) – французский полководец, маршал Франции (1804); начал службу простым солдатом; участник революционных и наполеоновских войн; один из талантливейших военачальников Республики; отличился в сражении при Риволи и впоследствии получил от Наполеона титул герцога Риволийского. В Милан, в котором накануне власть взяли патриоты, Массена вошел 14 мая 1796 г.


[Закрыть] взял Клагенфурт[991]991
  Клагенфурт – город на юге Австрии, в межгорной котловине, близ озера Вёртер-Зее.


[Закрыть], столицу Каринтии[992]992
  Каринтия – историческая область на юге Австрии.


[Закрыть], Бернадот занял Лайбах, столицу Карниолы, наконец, генерал Ожеро, войдя в Венецию, низложил прежнее правительство[993]993
  Ожеро, Пьер Франсуа Шарль (1757–1816) – французский военачальник; сын лакея; начал службу солдатом в Италии, выдвинулся во время революционных войн, получив чин генерала (1793); сподвижник Наполеона, от которого получил звание маршала Франции (1804) и титул герцога Кастильоне (1806).


[Закрыть], заменив его выборной муниципальной властью.

Положение оказалось для нас тем более серьезным – я говорю для нас, настолько я не могла отделить своей судьбы от судьбы королевы, а сэр Уильям привык действовать заодно с королем, – итак, для нас все было тем серьезнее, что неаполитанский двор не переставал раздражать победоносного противника, посылая Австрии подкрепления, от которых не было ровным счетом никакого толку, а также составляя и распространяя угрожающие манифесты против Франции.

Король, собственно, не имел к этим манифестам никакого отношения, если не считать его подписи, да и она зачастую заменялась грифом. Все подобные сочинения составлялись генералом Актоном, князем Кастельчикалой и королевой, причем из-за того, что почерк королевы был довольно некрасив, браться за перо почти всегда приходилось мне.

У меня сохранились один или два подобных манифеста. По несдержанности их выражений легко судить, в какое опасное положение поставил себя двор Обеих Сицилий по отношению к французскому правительству:

«Пусть же ничто не послужит в наших глазах оправданием французам: они убили своего короля, покинули храмы, изгнали и истребили священнослужителей, обрекли на смерть своих лучших, величайших граждан и, наконец, надругались не только над всеми законами общества, но и над всеми законами справедливости и, не довольствуясь своими собственными злодеяниями, разнесли и рассеяли семена преступления в завоеванных ими землях и в странах, куда их доверчиво допустили, приняв за друзей.

Однако ныне чаша терпения переполнилась: народы поднялись, дабы в свою очередь повергнуть их во прах. Последуем же примеру сих справедливых и отважных защитников добра, доверимся Божьей помощи и силе нашего оружия. Пусть во всех церквах возносятся молитвы. И вы, благочестивые неаполитанцы, молитесь, дабы испросить у Господа мира и покоя для нашего королевства. Внимайте голосу ваших духовных отцов, следуйте их советам, исходящим с церковных кафедр или звучащим в тиши исповедален.

И, поскольку во всех общинах началась запись добровольцев, пусть все те, кто способен носить оружие, впишут свои имена в сии почетные списки. Вспомните, что вы делаете это во имя защиты родины, трона свободы, нашей трижды святой христианской веры! Подумайте о том, что ныне решается судьба ваших жен и детей, что под угрозой ваше достояние, все радости вашей жизни, добрые патриархальные нравы, законы, завещанные вам предками! Я с вами в ваших молитвах и ваших сражениях. Кто не предпочтет смерть жизни там, где жизнь можно купить лишь ценой отказа от свободы и справедливости?!»

Далее король, а вернее те, кто говорил от его имени, обращался к епископам, кюре, исповедникам и миссионерам:

«Мы повелеваем, чтобы во всех церквах Обеих Сицилий производились молебствия в течение сорока часов и проповеди покаяния, дабы испросить у Господа благоденствие для нашего государства. С этой же целью вам надлежит с высоты алтарей и кафедр и в часы исповеди напоминать неаполитанцам и всем обитателям нашего королевства об их долге христиан и подданных, убеждая их посвятить Господу чистоту своего сердца, а отечеству – силу своего оружия, чтобы защитить религию и трон.

Поведайте вашей пастве о заблуждениях, в которых погрязла Франция, о лживости той тирании, которую там именуют свободой, о ересях и, что хуже того, о французских войсках, наконец, об угрозе всеобщей гибели! Вдохновляйте народ на борьбу посредством крестных ходов и других священных церемоний и дайте каждому из ваших прихожан ясно понять, что революционные движения, потрясая общество до основания, ниспровергают две прочнейшие его опоры – Церковь и трон».

Это воззвание провозглашалось под звуки трубы на всех улицах и перекрестках Неаполя и было развешано на всех стенах, его растолковывали во всех церквах.

Сорокачасовые молебствия были объявлены по всей стране и незамедлительно начаты в архиепископской церкви Святого Януария.

Надо заметить, что священники, кто по убеждению, кто в порыве фанатического рвения, от всей души способствовали намерениям королевы. Королевская чета с величайшей торжественностью явилась в собор в окружении министров, придворных, чиновников магистратуры – всех, кто тем или иным образом зависел от правительства. Простонародье последовало их примеру, и церкви настолько переполнились, что стало невозможно проехать по улицам, если учесть, что в Неаполе редко встретишь улицу, где бы не было церкви, а перед каждой из них стояла толпа молящихся: не сумев протолкаться внутрь, они скапливались у входа. С этих пор неаполитанцам стали изображать французов как воров, убийц, разбойников, еретиков, отлученных от Церкви, которым нельзя верить и по отношению к которым нет надобности держать слово; их можно преследовать как outlaws[994]994
  Люди вне закона (англ.).


[Закрыть], убивать ударом кинжала в спину, им можно давать отраву у своего гостеприимного очага, убивать во сне, наконец, их можно просто убивать как бешеных псов.