Текст книги "Исповедь фаворитки"

Я поняла, какой ужас при этом зрелище должен был испытать король Фердинанд, приказавший умертвить его, если даже я, виновная лишь в том, что допустила эту казнь, кажется, чуть не лишилась рассудка.

Потом я узнала от сэра Уильяма, со своим обычным хладнокровием наблюдавшего все подробности события, что к ногам трупа были подвешены два пушечных ядра, и под их тяжестью он должен был опуститься на дно. Однако они оторвались вместе с частями конечностей и привязывавшими их кожаными ремнями, и потому, как считал капитан Харди, тело поднялось на поверхность несмотря на огромный груз в двести пятьдесят фунтов.

Неаполитанский адмирал был похоронен в маленькой церкви Святой Лючии.

Когда «Громоносный» возвратился в гавань и я снова поднялась на палубу, еще охваченная ознобом от только что увиденного (правда, лишь краешком глаза), мне тут, как на грех, сообщили о каком-то матросе, в пьяном виде поднявшем руку на начальника и только что приговоренного к смерти.

Моя душа была расположена к милосердию. Мне казалось: если я спасу жизнь человека, пусть и провинившегося, то облегчу бремя, стеснившее мою грудь, и перед Господом искуплю свою вину в том, что не помешала погибнуть другому.

Я спросила, как зовут приговоренного, и мне сказали, что его имя Томас Кемпбелл.

Это меня поразило: я почувствовала, что оно, несомненно, каким-то образом связано с воспоминаниями о моей юности.

Я напрягла память; перед моими глазами стали проплывать картины далекого прошлого, и я вспомнила, как совсем юной девушкой работала нянькой у Хоарденов и как однажды, отправившись с детьми на прогулку, встретила девиц из пансиона миссис Колманн, в котором одно время воспитывалась сама. Мои прежние товарки гордо прошли мимо, подняв меня на смех в моем новом незавидном положении, и лишь одна отделилась от их стайки и подошла, чтобы поцеловать меня, – эту девочку звали Фанни Кемпбелл.

Не знаю почему, но стоило мне услышать это имя, весьма распространенное в Англии, как мне пришло в голову, что приговоренный, должно быть, приходится родственником той девочке, что так дружелюбно обошлась со мной тогда, когда все другие обливали меня презрением.

Я позвала к себе капитана Харди (мне приходилось общаться с ним чаще, чем с другими офицерами, поскольку он был лучшим другом Нельсона) и попросила его сообщить мне некоторые подробности относительно приговоренного, а главное, сказать, из каких краев он родом. Харди не знал о нем ничего, но он приказал принести протокол суда, и оттуда я узнала, что осужденный родился в городке Хоардене. После этого я более не сомневалась, что это брат бедной Фанни Кемпбелл, и стала просить Харди провести меня к узнику, но никому об этом не говорить. Капитан сначала отказывался, но я была так настойчива, что он уступил. Тогда он провел меня по трапам и лесенкам, которыми пользовались только матросы, в трюм, где был заперт этот бедняга, закованный в кандалы.

Легко себе представить, каково было его изумление, когда он увидел меня. Все матросы знали меня, и мои близкие отношения с Нельсоном ни для кого из них не были секретом. Таким образом, мой приход для этого несчастного явился тем, чем был или, точнее, чем был бы солнечный луч, проникший во мрак вечной ночи, окружающий всех, кто проклят Богом.

Сначала он был до того ошеломлен, что, казалось, не мог понять, о чем я его спрашиваю, и колебался, как мне отвечать.

Я спросила, правда ли, что он родом из Хоардена, и он сказал, что да; на вопрос, есть ли у него сестра, он тоже ответил утвердительно.

Тогда я ему сказала, что была знакома с его сестрой.

Он покачал головой, но я настаивала:

– Уверяю вас, я знала ее.

– Как же может быть, – возразил он, – чтобы такая знатная леди, как вы, водила знакомство с бедной дочкой флотского сержанта Джона Кемпбелла?

– И все-таки, – сказала я, – это так же верно, как то, что ее зовут Фанни.

Он вздрогнул и пробормотал:

– Правда ваша…

Потом, собравшись с мыслями, он продолжал:

– Раз вы знали мою сестру и теперь пришли сюда, это значит, что у вас есть какое-то сочувствие к бедному осужденному. Поэтому я попрошу вас об одном.

– Просите, друг мой.

– Моя сестра замужем за пастором из небольшого селения между Хоарденом и Нортоном[1263]1263
  Нортон – город в 8 км к западу от Хоардена.


[Закрыть].

– Наверное, из Йоло[1264]1264
  Йоло лежит в 3 км от Хоардена.


[Закрыть]?

– Точно! – закричал Томас. – Откуда вы знаете?

– Неважно, откуда, но, как видите, знаю.

– Так вот, миледи, вы уж меня не забудьте. Когда я умру, напишите сестре – сам-то я не умею писать, – напишите ей, что я умер, только не говорите, что меня повесили! И попросите ее, пусть молится за меня. Она девочка набожная и не забудет это делать.

– Это все, чего вы желаете, мой друг? – спросила я.

– Ох, Боже мой, ну да, миледи. Меня ведь справедливо приговорили: я угрожал своему начальнику… А только не один я в этом повинен.

– Кто же тогда, если не вы?

– Это проклятое вино с Везувия! Я его пил будто пиво и знать не знал, что в нем черт сидит! Совсем голову потерял! Я же не узнал своего начальника, у меня в глазах все помутилось, вот и совершил преступление. Но я надеюсь, может, милостивый Господь заглянет в судовой журнал и увидит, что за десять лет, что я служил во флоте его величества, у меня было всего три взыскания. Ну, правда, третье будет нешуточное.

– Дорогой Харди, я узнала все, что хотела знать, – обратилась я к флаг-капитану[1265]1265
  Офицер, выполняющий обязанности начальника штаба соединения военных кораблей.


[Закрыть]. – Оставим бедного малого наедине с его раскаянием.

И, понизив голос, шепнула:

– Надеюсь, оно останется его единственным наказанием.

Харди глянул на меня и покачал головой. Я поднялась наверх и пошла к Нельсону.

– Милый Горацио, – сказала я, – мне надо вам рассказать одну историю. Когда моя мать была служанкой на ферме, она с помощью маленького наследства, оставленного ей ее бывшим хозяином, нашла возможность пристроить меня в пансион, где я за год научилась читать, писать, немножко музицировать и рисовать. Но через год деньги кончились, пришлось уйти из пансиона и волей-неволей наняться воспитательницей детей в дом одного славного человека по фамилии Хоарден. Однажды я вывела моих маленьких питомцев погулять на полянке, и вдруг там появились мои бывшие соученицы, которых я когда-то превосходила своими успехами. А поскольку почти все эти девицы были из состоятельных семей, они стали смеяться над моим жалким положением и бедным нарядом, достойным прислуги.

– Моя бедная, дорогая Эмма! – сказал Нельсон, сжимая мне руку.

– Только одна девочка отделилась от их кружка и подошла ко мне. Увидев, что я плачу, она своим платком отерла мои слезы, поцеловала меня и сказала: «О, Эмма, я не такая, как эти злые создания. Я тебя всегда любила!» И, прослезившись вслед за мной, она еще раз обняла меня, прежде чем вернуться к своим товаркам, встретившим ее язвительными усмешками.

– Какая добрая девочка, – промолвил Нельсон. – Я бы хотел знать ее имя и адрес, чтобы обеспечить ей приданое, если она еще не замужем.

– Сейчас ей тридцать четыре года, она замужем и счастлива.

– А! Тем лучше!

– Но у нее есть брат, попавший в ужасное положение. Должна ли я отказать ему в помощи или из благодарности к его сестре мне следует выручить его из беды?

– Дорогая Эмма, – отвечал Нельсон, – покинуть в несчастье этого брата после того, как сестра его совершила такой поступок, было бы неблагодарностью, а я не думаю, чтобы вы были подвержены столь низкому пороку.

– Стало быть, вы мне поможете, если я захочу отплатить Фанни за ее доброту?

– Да, если это будет в моей власти.

– Вы обещаете?

– Слово Нельсона.

– Так вот, милый Горацио, – сказала я, обвивая рукой его шею и прижимаясь губами к шраму, пересекающему его лоб, – эту славную девочку, у которой я, по-вашему, в большом долгу, зовут Фанни Кемпбелл, а Томас Кемпбелл, приговоренный сегодня трибуналом к смерти за оскорбление старшего по чину, – ее брат.

– А, – пробормотал Нельсон, хмурясь, – это серьезнее, чем я полагал, милая Эмма.

– Стало быть, вы мне отказываете?

– Я этого не сказал. Надо найти способ все уладить.

– Как это уладить? Это мне представляется затруднительным, ведь вы не сможете повесить его и в то же время не вешать.

– Нет; но я могу заставить его до последней минуты думать, что он будет повешен. А в последнюю минуту явитесь вы и спасете его… Не правда ли, сэр Уильям однажды рассказывал, что именно так выглядит развязка античной трагедии? Появляется бог или богиня, и виновный обретает спасение. Мы сейчас находимся на земле античности, возьмем же пример с нее.

Роль, предназначенная мне Нельсоном в этой комедии, которая продлит страдания несчастного еще на пятнадцать-восемнадцать часов, внушала мне некоторое отвращение. Но Нельсон и слышать не желал ни о каких новых уступках, так что пришлось принять милость в такой форме, в какой он ее предлагал, либо вообще от нее отказаться.

На следующий день все произошло так, как пожелал милорд. Утром матросы и морские стрелки выстроились на палубе, привели осужденного, загремели барабаны, как того требует обычай; уже и веревку подвесили на рее, и петлю со скользящим узлом накинули на шею приговоренного, когда, как было условлено заранее, появилась я и попросила о помиловании, и мне не отказали.

Бедняга, у которого хватило сил для того, чтобы пойти на смерть, лишился их, когда жизнь была ему возвращена: он упал без чувств.

Его привели в сознание, выплеснув ему в лицо бадью морской воды; затем его препроводили обратно в трюм и снова заковали в кандалы на недельный срок; позднее он пришел поблагодарить меня и вновь приступил к своей службе.

– Что ж, – спросила я его, – будешь ты еще пить вино с Везувия?

– Ох, миледи, теперь я ни вина, ни пива в рот не возьму! – отвечал он. – Я дал клятву по гроб жизни ничего не пить, кроме воды.

Потом я узнала, что до 1801 года, когда он был убит во время бомбардирования Копенгагена[1266]1266
  Речь идет о нападении английского флота на Копенгаген 2 апреля 1801 г. Оно было предпринято с целью разрушить лигу держав, нейтральных в войне между Англией и Францией; лига, в которую входили Россия, Дания, Швеция и Пруссия, была образована 16 декабря 1800 г. с целью охраны свободы мореплавания и защиты торговых судов от английских (главным образом) и французских крейсеров. Государства, вошедшие в лигу, закрыли доступ английским кораблям в порты Северо-Западной Европы. Получив отказ датского правительства открыть свои порты для англичан, Нельсон во главе отряда судов начал бомбардирование Копенгагена и защищавших его фортов. Достигнув некоторых успехов, но все же находясь в трудном положении, он в разгаре боя предложил датчанам перемирие, которое было ими принято, а затем продлено еще на 14 недель. Таким образом, цель английской политики – вывести Данию из лиги нейтральных государств – была достигнута.


[Закрыть], Томас Кемпбелл был верен данному слову.

Король между тем творил в Неаполе все то, что ему хотелось делать. Он учредил джунту и сам наблюдал за ее действиями: с 6 июля по 3 августа дня не проходило, чтобы кого-нибудь не повесили.

Затем он объявил Нельсону, что желает вернуться в Палермо. 6 августа корабль Нельсона отплыл, и 8-го мы все уже опять были в столице Сицилий.

Королева при нашей встрече явила мне неизменную свою доброту и отнюдь не ослабевавшую привязанность. Она-то и поведала мне, что за одну неделю получила от кардинала Руффо два прошения об отставке и оба раза ответила решительным отказом, поскольку, – прибавила она, – еще какое-то время этот человек с его влиянием может нам пригодиться!

XCI

Через некоторое время после нашего возвращения в Палермо король обсуждал с сэром Уильямом Гамильтоном вопрос о том, какими именно дарами следует почтить тех, кто играл наиболее деятельную роль в последней военной кампании. О Нельсоне там речи не шло, он уже был награжден как нельзя более щедро, к этому нечего было прибавить.

И вот каждому из капитанов, служивших под его началом, вручили шкатулку и табакерку, украшенную бриллиантами; на табакерке Трубриджа в середине крышки красовался портрет короля, и его величество к тому же преподнес ему великолепный перстень с бриллиантом стоимостью никак не меньше двух тысяч дукатов.

Тем временем приблизился сорок первый день рождения Нельсона, и в этот день, то есть 29 сентября, королева Каролина собственноручно написала ему следующее письмо, подписав его «Шарлотта», как называла себя во всех случаях, не имевших отношения к политике: то было ее имя для узкого круга коронованных родственников:

«Палермо, 29 сентября 1799 года.

Достойнейший и уважаемый лорд Нельсон, примите мои самые добрые и искренние пожелания по случаю дня Вашего рождения. У нас столько причин для привязанности к Вам и вечной благодарности! Мы Вам обязаны всем, и поверьте, что память об этом глубоко запечатлена в наших сердцах – я говорю это не от себя одной, но от имени короля и всего моего дорогого семейства, которое вместе со мной заверяет Вас в горячей признательности и в том, что мы возносим к Небесам молитвы о Вашем совершенном счастье и долголетии. Примите же эти пожелания нашей семьи, более того – целого народа, сознающего, в каком он долгу перед Вами, и верьте, что всю мою жизнь я останусь Вашей любящей

Шарлоттой».

В этом сентябре, когда Нельсон достиг сорока одного года, другой человек, о котором никто не вспоминал, считая, что он навсегда застрял в Египте, поднял паруса и отплыл во Францию. А в Палермо между тем разворачивались престранные события.

В порту Палермо, кроме английской, стояла и турецкая флотилия. Но, хотя турки и англичане прибыли сюда с одной целью, местные жители отнеслись к офицерам и солдатам этих двух стран весьма различно.

Разумеется, англичане были еретиками, но турки ведь являлись чем-то несравненно худшим: неверными.

Английских офицеров принимали в светском обществе и даже, смею заметить, их без особой холодности принимали и сицилийские дамы; у английских солдат тоже случались приятные знакомства в городе, и, по-видимому, все они были довольны тем, как с ними здесь обходятся.

Зато отвращение сицилийцев, и в особенности сицилиек, к приверженцам Пророка было таково, что последняя нищенка, одетая в рубище и просящая милостыню, не позволила бы турку приблизиться к ней, даже если бы он осыпал ее золотом, даже если бы сделал из нее королеву.

Вследствие этого мусульмане, решившись брать силой то, что им отказывались давать по доброй воле, стали преследовать всех женщин, какие встречались им в уединенных, а порой и людных местах, пытаясь тут же овладеть ими, если при них не случалось провожатых, или затащить их к себе на корабль, если дело происходило в гавани, на набережной или просто невдалеке от морского берега.

Однажды после полудня на Марине, то есть посреди променада, где в это время совершали corso[1267]1267
  Прогулка (итал.).


[Закрыть] экипажи, двое турок повели себя так, будто они приплыли из Туниса или Алжира и высадились на вражеской земле: они схватили какую-то женщину и, не обращая внимания на ее крики, потащили к лодке, где их ждали товарищи. К счастью, на крики жертвы прибежали несколько матросов. Один из турок остался на берегу, пронзенный кинжалом, другому удалось достигнуть лодки и скрыться.

Дошло до того, что на женщин стали нападать уже не только на улицах и проспектах; даже когда женщина одна или без достаточной охраны находилась в уличной лавке, появление поблизости двоих-троих мусульман было для нее опасно. Отсюда ежедневные кровавые драки, в которых турки хватались за свои пистолеты, а сицилийцы пускали в ход ножи и кинжалы.

Теперь, когда матрос, стрелок или офицер турецкого флота в свою очередь осмеливался забрести в какое-нибудь уединенное место, на следующий день его неизбежно находили мертвым и буквально искромсанным.

Наконец ненависть к этим кровожадным зверям достигла такой степени, что стоило в присутствии сицилийца упомянуть о турке, как сицилиец менялся в лице и, бормоча проклятия, сжимал в руке нож.

Вот, к примеру, какое происшествие наделало тогда много шума при дворе. На наших придворных вечерах для узкого круга приближенных в Фаворите[1268]1268
  Фаворита – королевское владение в Сицилий, недалеко от Палермо.


[Закрыть] постоянно присутствовали двое очень миловидных и одевавшихся с неизменной изысканностью молодых людей двадцати двух и двадцати четырех лет; одного из них звали князь де Скьярра, другого – кавалер Пальмиери де Миччике[1269]1269
  Пальмиери де Миччике, Микеле – знатный сицилийский дворянин; его перу принадлежит сочинение на французском языке «Нравы и обычаи двора и народа Обеих Сицилий» («Des moeurs de la cour et des peoples des Deux-Siciles», Paris, 1834). Рассуждения Микеле Пальмиери, а также факты, сообщаемые им, не вызывают доверия у исследователей неаполитанской истории.


[Закрыть]. И вот однажды турки, то ли приняв князя за переодетую женщину, то ли пренебрегая такой несущественной подробностью, как пол, вшестером или всемером набросились на юношу и попытались утащить его с собой. К счастью, Миччике вовремя пришел на выручку другу; он был вооружен тростью со шпагой внутри. Вероятно, обоим была бы уготована роль жертв, одному – за его привлекательность, другому – за преданность, если бы пятеро или шестеро человек из простонародья не вмешались, обратив свое оружие против нападающих. В этой схватке двое сицилийцев получили ранения и один турок был убит.

С часу на час ожидали новой Сицилийской вечерни, на сей раз направленной не против анжуйцев, а против мусульман[1270]1270
  Сицилийская вечерня – восстание 31 марта 1382 г. против анжуйцев в Палермо, сигнал к которому был дан звоном колоколов, созывающих прихожан на вечернюю службу.


[Закрыть].

Восьмого сентября в час пополудни на дороге в Монреале[1271]1271
  Монреале – городок в 15 км к северо-западу от Палермо.


[Закрыть] двое турок неожиданно вошли в лавку сапожника, и в то время как один схватил его жену, заткнув ей рот платком, чтобы помешать звать на помощь, другой своей кривой саблей угрожал подмастерьям. Однако подмастерья, нимало не устрашившись этой угрозы, бросились на насильников, размахивая сапожными ножами и крича:

– Смерть мусульманам! Смерть туркам! Смерть неверным!

Эти крики, словно подожженная пороховая дорожка[1272]1272
  Имеется в виду принятый от XIV до XIX в. способ поджигать взрывной заряд: от заряда насыпается дорожка пороха на расстояние нескольких метров; порох поджигается, огонь бежит по указанной дорожке, а подрывник должен успеть спрятаться, пока огонь не дойдет до основного заряда.


[Закрыть], стремительно распространяясь, достигли предместий, от предместий перекинулись на город, и весь Палермо восстал, испуская вопли, полные бешенства. Каждый хватал первое попавшееся под руку оружие и устремлялся за мусульманами, словно за дикими зверями.

Турки поняли, что на этот раз им грозят не мелкие драки, а всеобщее возмущение: все двери закрывались перед беглецами, тщетно молившими о спасении; с балконов им на головы сбрасывали столы, стулья, цветочные горшки.

Скоро во всем городе из конца в конец слышались только выстрелы, проклятия, крики боли, стоны отчаяния, предсмертные хрипы. По улицам текла кровь, со всех колоколен звучал набат.

Не прошло и двух часов, как все уже было кончено. Две или три сотни турок, оказавшихся в это время в городе, усеивали землю своими трупами; избежали расправы всего человек пятьдесят: одни бросились в воду и спаслись вплавь, другие успели прыгнуть в лодки и на веслах уйти в открытое море.

Турецкий адмирал в то время находился на своем судне; узнав о происходящем, он уже направил орудия на город, но Нельсон, прекрасно обо всем осведомленный и давно слышавший, как все жаловались на турок, выстроил свои суда в боевой порядок и приказал предупредить своего коллегу, что он отправит его на дно при первом же выстреле в сторону города. Такого предупреждения оказалось достаточно, чтобы турецкий адмирал вернулся на свою якорную стоянку.

Я уже упоминала, что в то же самое время некий человек, чьи дела никого не занимали, покинул Египет, прошел между Мальтой и мысом Бон[1273]1273
  Мыс Бон – северо-восточная оконечность Туниса, обращенная к Сицилий и Мальте.


[Закрыть] и поплыл во Францию; он прибыл туда, и событие это вскоре изменило лицо Европы. Это был Бонапарт.

Известно, как он, на время обессилив Порту[1274]1274
  Порта (Блистательная, Высокая, Оттоманская) – принятое в дипломатическом обиходе наименование правительства (канцелярии великого везира и дивана) Османской (или Оттоманской) империи, включавшей до 1918 г. территорию современной Турции и ряда сопредельных государств.


[Закрыть] победами у горы Табор[1275]1275
  У горы Табор (Фавор) в Палестине 17 апреля 1799 г. Наполеон одержал победу над турецко-арабскими войсками.


[Закрыть] и при Абукире[1276]1276
  Абукир – здесь: сухопутное сражение под Абукиром 25 июля 1799 г., в котором Бонапарт разгромил высадившийся там турецкий корпус Мустафы-паши.


[Закрыть], затем тайно ускользнул из Египта[1277]1277
  Бонапарт оставил Египет 23 августа 1799 г., и его плавание до берегов Франции длилось сорок семь дней.


[Закрыть] и на борту «Мюирона», сумев обмануть бдительность англичан, крейсировавших там в морских водах, 8 октября прибыл во Фрежюс[1278]1278
  Фрежюс – маленький городок во французском департаменте Вар, на берегу Средиземного моря, в заливе Фрежюс. Бонапарт высадился неподалеку от Фрежюса в гавани Сен-Рафаэль. Пятнадцать лет спустя он здесь же сел на корабль, когда отправлялся в ссылку на остров Эльба.


[Закрыть], а 16-го – в Париж, чтобы, наконец, 9 ноября совершить государственный переворот, известный под именем 18 брюмера[1279]1279
  18–19 брюмера VIII года (9–10 ноября 1799 г.) Наполеон Бонапарт совершил государственный переворот, заменив режим Директории военной диктатурой в форме Консульства.
  Согласно Конституции VIII года Республики исполнительная власть во Франции сосредоточилась в руках трех высших должностных лиц – консулов. Однако вся полнота фактически неограниченной власти принадлежала названному Конституцией первому консулу – Наполеону Бонапарту. Второй и третий консулы имели лишь совещательный голос. Этот режим существовал до декабря 1804 г., когда Наполеон был провозглашен императором.


[Закрыть].

Известие об этих чрезвычайных переменах произвело большое волнение при дворе в Палермо, однако вскоре последовали другие, имеющие отношение к нам лично и заставившие нас, забыв о делах общественных, обратить взоры на обстоятельства нашей собственной жизни.

Тот оборот, который приняли события во Франции, и необходимость сжать в кольце блокады Мальту вынудили Нельсона покинуть нас и начать крейсирование у западных берегов Италии и в Лионском заливе.

Во время этого плавания он внезапно получил известие, что лорд Кейт только что назначен главнокомандующим военно-морских сил Средиземноморья, то есть получил место, которое Нельсон фактически занимал последние два года. В то же время нам сообщили, что сэр Артур Пейджет заменит сэра Уильяма Гамильтона на посту английского посла при дворе Обеих Сицилий[1280]1280
  Пейджет, Артур (род. в 1771 г.) – почти все время войны с Францией занимал пост английского посла в Вене и весьма содействовал укреплению антифранцузской коалиции.


[Закрыть].

Это означало не только неодобрение всего того, что лорд Нельсон и сэр Уильям совершили в Неаполе, но и жестокую немилость.

Могу сказать, что этот неожиданный удар оказался столь же болезненным для двора Обеих Сицилий, как и для нас самих.

Нельсона он ранил тем глубже, что задеты были одновременно его самолюбие и его любовь.

Что до сэра Уильяма, то он просто впал в бешенство; можно было подумать, что вынужденная разлука с Нельсоном ужасает его еще больше, чем меня.

Третьего февраля 1800 года милорд прислал нам, точнее мне, такое письмо:

«Дорогая леди Гамильтон, поскольку теперь у меня есть главнокомандующий, я не могу отправиться к Вам прежде, чем засвидетельствую мое почтение ему. Времена изменились!.. Но заявляю Вам, что, если он не направится прямо сюда, я его ждать не стану. Пока посылаю к Вам Аллена, чтобы узнать, как Вы поживаете. Напишите хоть словечко. Мое сердце полно тревоги за Вас!

Господь да благословит Вас, дорогая леди! И будьте уверены, что я никогда не перестану быть Вашим преданным и любящим

Нельсоном».

Я взялась за перо и поспешила ответить Нельсону, ибо понимала, как он страдает, и знала, что несколько добрых слов от меня облегчат боль его разбитого сердца.

Адмирал Кейт явился к своему знаменитому собрату достаточно быстро, так что тому не пришлось возвращаться в Палермо одному. Оба отбыли одновременно – адмирал Кейт на «Королеве Шарлотте», Нельсон на «Громоносном». Они прибыли 6 февраля, и Нельсон тут же примчался к нам посоветоваться. Было решено, что, если мы с сэром Уильямом покинем Палермо, Нельсон подаст прошение об отставке или, по крайней мере, об отпуске.

Утром 9-го король посетил адмирала Кейта на борту «Королевы Шарлотты», а на следующий день с таким же визитом явился на «Громоносный».

Нельсон принял на борт «Громоносного» несколько сицилийских военных отрядов и 12-го, простившись с нами, вновь отправился на перехват французских судов, по-прежнему в сопровождении «Королевы Шарлотты», над которой развевался вымпел адмирала Кейта.

Утром 18-го им встретилась небольшая французская флотилия под командованием контр-адмирала Перре[1281]1281
  Перре, Жан Батист Эмманюэль (1762–1800) – французский военный моряк; начинал службу в торговом флоте; с 1793 г. капитан корабля; захватил и уничтожил более сотни больших и малых судов противника и за проявленную смелость был произведен в контр-адмиралы; под Мальтой его корабль, окруженный всей флотилией Нельсона, в одиночку принял бой, спасая честь флага.


[Закрыть], который шел из Тулона на «Великодушном» – семидесятичетырехпушечном корабле – и вез войска на Мальту. Нельсон тотчас атаковал флотилию, и после ожесточенного сражения адмирал Перре был смертельно ранен, а его судно захвачено англичанами.

Французский адмирал скончался на следующий день, 19-го числа.

В тот же день дивизион-майор Пулен послал Нельсону письмо[1282]1282
  Дивизион-майор – командир морской дивизии (подразделения из нескольких – обычно девяти – боевых кораблей).


[Закрыть] с просьбой отдать посмертные почести командующему военно-морских сил Франции в Средиземном море. Он взывал к тому чувству братства, что связывает всех храбрых людей, заставляя бороться с живым врагом, но чтить врага павшего.

Я счастлива сказать, что этот призыв был услышан.

Несколько дней спустя, то есть 24 февраля, лорд Кейт дал Нельсону приказ присоединиться к судам, блокирующим Мальту, чтобы исполнить долг государственной важности, на самом же деле, как мы увидим, скорее затем, чтобы удалить его от меня. Приказ сопровождался особыми инструкциями о действиях, которые надлежит предпринять, если Ла-Валлетта[1283]1283
  (Валлетта) – столица Мальты.


[Закрыть] сдастся. Адмирал при этом подчеркивал (и здесь намерение разлучить нас проявлялось самым очевидным образом), что, поскольку до Палермо слишком далеко, местом встречи следует избрать Сиракузу, Мессину или Аугусту[1284]1284
  Здесь названы крупные портовые города на восточном побережье Сицилий. Аугуста находится между лежащей от нее к югу Сиракузой и Мессиной.
  Сиракуза (древн. Сиракузы) – портовый город на юго-востоке Сицилии.
  Мессина – город всеверовосточной части острова Сицилия, бывшая греческая колония, крупный порт на западном берегу Мессинского пролива, отделяющего Сицилию от материка; в описываемое в романе время принадлежала Королевству обеих Сицилий.


[Закрыть].

Этот приказ довел до предела отчаяние Нельсона. Так вот какая награда уготована ему за потерянный глаз, искалеченную руку и за рассеченный лоб; вот чем ему платят за Абукир, за девять неприятельских судов, сожженных и потопленных, – мелочными гонениями, вмешательством в самые интимные обстоятельства его личной жизни, способным нанести ему глубочайшую сердечную рану!

В тот же день он послал адмиралу такой ответ:

«Милорд, состояние моего здоровья таково, что мне больше невозможно здесь оставаться. Если я останусь, я умру. Поэтому прошу Вас разрешить мне на несколько недель отправиться к моим друзьям в Палермо. Здесь я оставлю вместо себя коммодора Трубриджа. Только крайняя необходимость вынуждает меня обратиться к Вам с этим письмом.

С величайшим почтением, и пр.

Нельсон».

Несмотря на это послание, Нельсона, вопреки его воле, все-таки удерживали на Мальте, пока 10 марта, не ожидая ни капитуляции Ла-Валлетты, ни позволения лорда Кейта, он поднял паруса и направился в Палермо, куда прибыл как раз тогда, когда происходили торжества по случаю довольно курьезной свадьбы: генерал Актон в возрасте шестидесяти семи лет женился на своей четырнадцатилетней племяннице. Поспешу заметить, что от этого брака генерал впоследствии имел трех детей.

Я, кажется, уже довольно ясно дала понять читателю, что никакой близости между ним и королевой давно не было; если же меня спросят, с каких пор она прекратилась, я отвечу, что это произошло после смерти князя Караманико.

Нельсон был очень рад снова видеть нас. Должна сказать, что, если оставить в стороне желание быть ближе к нам, он и в самом деле был серьезно болен; к тому же новая немилость, постигшая меня и воспринимаемая им как личное оскорбление, до крайности усугубляла его раздражение против английского двора.

С тех пор как французы захватили Мальту, Мальтийский орден впал в ничтожество[1285]1285
  Старейший из духовно-рыцарских орденов, члены которых, помимо обычных монашеских обетов бедности, послушания и целомудрия, принимали еще обет борьбы с неверными, становясь монахами-воинами; был основан в 1070 или 1080 г. в Иерусалиме под названием «Госпитальная братия святого Иоанна» (отсюда одно из названий членов этого ордена– «госпитальеры», или «иоанниты»). Первоначально в ордене были монахи, заботившиеся о больных паломниках, и рыцари, охранявшие их. В 1099 г., во время Первого крестового похода, рыцари отделились от монахов и приняли название «Орден рыцарей госпиталя святого Иоанна Иерусалимского». Ок. 1120 г. для иоаннитов стали обязательны четыре обета воинов-монахов, т. е. орден превратился в духовно-рыцарский в полном смысле этого слова. В 1291 г. после изгнания крестоносцев со Святой земли госпитальеры обосновались в городе Лимасол на Кипре, а в 1309 г. отвоевали у турок остров Родос в Эгейском море, сделали его орденским государством и тогда же стали именовать себя родосскими рыцарями. В 1523 г. турки выбили их с Родоса. В 1530 г. госпитальеры заняли остров Мальту и с этого времени стали называться мальтийскими рыцарями. В 1798 г. Мальта была захвачена французами, в 1800 г. англичанами, и после длительных перипетий центр ордена оказался в России; в 30 х гг. XIX в. орден переместился в Италию под покровительство папы; в настоящее время является благотворительной организацией.


[Закрыть]. Но Павел I, желавший снискать славу императора-рыцаря, объявил себя Великим магистром этого ордена и стал раздавать от его имени жалованные грамоты[1286]1286
  Российский император Павел I (1754–1801; правил с 1796 г.), не монах и даже не католик, до своей смерти в 1801 г. пребывал Великим магистром Мальтийского ордена. В этом качестве 29 ноября 1798 г. император опубликовал высочайший манифест об установлении для поощрения службы российского дворянства ордена святого Иоанна Иерусалимского; вероятно, именно он здесь и подразумевается; как награда Российской империи этот орден был упразднен в 1817 г.


[Закрыть].

По просьбе Нельсона[1287]1287
  Нельсон обратился к царю с просьбой о награждении леди Гамильтон за ее заботу и гостеприимство, оказанные в Палермо мальтийцам, прибывшим туда за помощью.


[Закрыть] он послал капитану Боллу Большой крест с почетным командорством, и сэр Чарлз Уитворд[1288]1288
  Уитворд, Чарлз (1754–1825) – английский дипломат; до 1800 г. посол в России, добившийся заключения договора с ней, несмотря на антианглийские устремления Павла I; затем до 1803 г. посол во Франции; вплоть до падения Наполеона входил в круг ближайших советников английского короля.


[Закрыть], сообщая милорду эту новость, одновременно объявил ему, что я удостоена звания кавалерственной дамы Малого креста того же ордена[1289]1289
  Для награждения женщин Павел I установил особые знаки ордена Святого Иоанна Иерусалимского.


[Закрыть].

Сэр Уильям отослал в лондонскую канцелярию письмо, полученное от сэра Чарлза Уитворда, и мой патент, добиваясь для меня позволения носить этот крест.

Канцелярия даже не соблаговолила ответить; Нельсон со своей стороны написал туда – то же молчание.

После этого Нельсон принял окончательное решение требовать если не отставки, то, по меньшей мере, отпуска, который он собирался провести вместе с нами в Лондоне. Кроме того, поскольку сэр Артур Пейджет, присланный на место сэра Уильяма Гамильтона, уже прибыл, а сэр Уильям, не испытывая желания дать отчет в чем-либо, просто предоставил своему преемнику посольство, особняк и архивы, мы решили покинуть Палермо, сесть на «Громоносный» и отправиться в Неаполь, чтобы провести там два месяца. По истечении этого срока мы бы вернулись в Палермо, чтобы взять на борт королеву и доставить ее в Вену, ибо она рассчитывала посетить ее, а после возвращения в Неаполь мы бы продолжили путешествие, имевшее конечной целью Лондон.

Итак, сообразно с нашими намерениями, в первых числах апреля мы с сэром Уильямом, на время распрощавшись с королевским семейством, двинулись в путь на «Громоносном».

Но возвратиться нам пришлось раньше, чем мы предполагали.

Как я говорила, появлению Бонапарта во Франции суждено было изменить лицо Европы, что же касается лица Франции, то оно, в сущности, уже успело измениться. Как только была упразднена Директория и назначен первый консул, Бонапарт обратил взор в сторону Италии, отвоеванной Суворовым и Меласом[1290]1290
  Мелас, Михаэль Фридрих, барон (1729–1806) – австрийский фельдмаршал-лейтенант; в 1793 г. командовал бригадой в сражении на Самбре, затем некоторое время был главнокомандующим союзными армиями на Рейне и нанес поражение Шампионне; в 1800 г. успешно действовал на границах Франции и готовился вторгнуться в Прованс, но Бонапарт отбросил его за Альпы и отсек от основных сил австрийцев; битва при Маренго довершила разгром его армии, Мелас вынужден был уйти из Италии и вскоре подал в отставку.


[Закрыть].

Мелас оставался в Италии один; Суворов, разбитый Массеной под Цюрихом, отправился к Павлу I докладывать о своем поражении[1291]1291
  В сражении под городом Цюрихом в Швейцарии 25–27 сентября 1799 г. Массена нанес поражение австрийским и русским войскам, прежде чем они успели соединиться с наступавшей из Италии армией Суворова. В военно-исторической литературе швейцарский поход Суворова (21 сентября – 8 октября 1799 г.) отнюдь не считается поражением.


[Закрыть].

К концу мая стало известно о переходе Бонапарта через Альпы с армией в 40 000 человек[1292]1292
  Главные силы армии Бонапарта перешли через перевал Большой Сен-Бернар (высота 2473 м) в Альпах с 17 по 22 мая 1800 г.


[Закрыть].

Королева подумала, что настало время нанести визит своему племяннику. Военная удача Бонапарта могла последовать за ним с берегов Нила до истоков По, а в этом случае кто знает, какие волнения может вызвать в Италии новая победа французов!

Нельсону со своим «Громоносным» предстояло поступить в распоряжение королевы, отъезд которой был назначен на 8 июня, но потом отложен на два дня.

Наконец, 10 июня королева, три принцессы, принц Леопольдо и мы с сэром Уильямом взошли на борт «Громоносного», и он отплыл в Ливорно в сопровождении «Принцессы Шарлотты», «Александра» и неаполитанского пакетбота[1293]1293
  Небольшое гребное парусное судно; предназначается для снабжения судов, стоящих на рейде; для связи, разведки, десантных операций и других целей, в частности для патрулирования.


[Закрыть]. Плавание было великолепно, и со славным ветром мы подошли к Ливорно 14-го, то есть в день, когда Бонапарт выиграл сражение под Маренго[1294]1294
  В битве при Маренго близ Алессандрии (14 июня 1800 г.) имевшая численный перевес австрийская армия генерала Меласа сильно потеснила войска, которыми командовал Бонапарт, но прибытие резервной дивизии генерала Дезе (1768–1800), бесстрашно атаковавшего противника с фланга и погибшего при атаке, сломило решимость противника и расстроило его боевые порядки. В результате около 8 000 австрийцев сдались в плен, а Франция восстановила контроль над большей частью Северной Италии.


[Закрыть].

До 16-го нам не удавалось сойти на берег, так как ветер посвежел и море стало слишком бурным.

Только 16-го в девять утра мы смогли сесть в шлюпку лорда Нельсона и причалить у лестницы Финоккетти. Прибытие королевы собрало громадную толпу. Ступившую на сушу Каролину приветствовали генерал барон Фенцель, правитель Ливорно и, наконец, герцог Строцци, которому великий герцог поручил сопровождать королеву повсюду, куда она пожелает отправиться, в то время как кавалер Сергарди, главный распорядитель королевских имуществ, должен был возмещать все расходы во время ее пребывания в Тоскане.

Мы сели в ожидавшие нас экипажи и двинулись к кафедральному собору, где был отслужен «Те Deum» в честь благополучного прибытия неаполитанской королевы.

Входя во дворец, мы были встречены герцогиней д’Атри, специально прибывшей из Флоренции, чтобы принять королеву. Вечером мы отправились в театр, где наше появление вызвало неистовые рукоплескания.

Никто еще не знал о сражении, проигранном у стен Алессандрии[1295]1295
  То есть при Маренго.
  Алессандрия – крепость в Северо-Восточной Италии; до начала революционных войн принадлежала герцогству Савойскому; в 1798–1799 гг. одна из французских военных баз.


[Закрыть].