Текст книги "Картонные звезды"

Александр Косарев
Картонные звёзды

 
Наш ротный старшина имеет ордена
А у меня всё это впереди…
 

В. Харитонов

Пролог

1984 год, Москва, парк Сокольники, май месяц. С несколькими сотрудниками крупного медицинского института, где работаю уже приличное время, прихожу на крупную международную выставку Медицина – 84. Осматриваю разложенные на витринах экспонаты, медленно перехожу от стенда к стенду. Всё интересно, всё блестит, урчит и переливается. Жужжат миниатюрные насосики, пульсируют разноцветные экраны мониторов, попискивают измерители пульса и давления. Голова идёт кругом от невиданного дизайна! Хочется запомнить и унести с собой всё это великолепие, хотя бы в памяти, хотя бы в рекламных листках. Прохожу экспозицию фирмы «Дюпон», «Майерс», «Сарториус», «Сименс»… Медленно, но неуклонно в моей душе начинает нарастать раздражение. Почему всегда получается так, что то, что делаем мы, на голову хуже смотрится, чем то, что представлено на таких вот экспозициях? Хотя, в общем и целом, сущность наших разработок ничуть и не уступает иностранным, меня завораживает их общий вид, блестящий лоск, красота и внешнее оформление. Стыдно признаться, но все свои «передовые» инженерные разработки я, как правило, начинал с посещения институтской свалки, откуда и черпал запчасти и многие комплектующие детали для своих «новинок».

Хожу, кручу головой направо и налево, пытаясь объять это необъятное техническое великолепие. Стараюсь запечатлеть хотя бы в памяти общий вид, способы крепления на стендах, принцип действия тех или иных приборов. Ничего подобного у нас не почему-то выпускается, а потребность в этом имеется огромная. Запасшись пластиковым пакетом, старательно складываю в него глянцевые проспекты и рекламные листки. Мимо меня по широкому проходу между стендами тянется сплошной поток разинувших рты посетителей, и я невольно задерживаюсь на месте, чтобы не ломиться сквозь толпу.

И тут мой рассеянный взгляд на какое-то мгновение встречается с взглядом другого человека стоящего чуть наискосок от того места, где я застрял. Правильной формы ухоженное лицо, аккуратно подстриженные рыжеватые усы, очки с чуть зеленоватыми стёклами. Что-то знакомое чудится мне в его облике, что-то, что навевает смутные воспоминания. Непонятно лишь то, откуда я могу знать этого усача? Поднимаю взгляд выше и читаю название представляемой им фирмы. Название довольно занятное: – «Blood international», переводится примерно как «Международная кровь». Любопытно, но совершенно не по моему профилю. Тем временем, чем-то привлёкший моё внимание стендовик слегка наклонился к подошедшему к стенду посетителю и при этом сделал небольшой шаг вперёд.

По тому, как он тяжело опёрся на трость, которую держал в левой руке, я сразу понял, что у него большие проблемы с левой же ногой. Странно знакомый усатый джентльмен закончил разговор со своим собеседником и на прощание особым образом взмахнул рукой. Меня словно облил холодный душ. Я вспомнил, наконец, где видел этого человека! Перед глазами будто пронеслись удушливые болота северного Вьетнама, вспомнилась тяжесть прыгающего в руке «ТТ» и тот роковой выстрел… С нашей последней встречи, если таковой её можно назвать, прошло почти шестнадцать лет, и изменился он довольно здорово. Но вот этот его характерный жест рукой и малоподвижная нога инвалида…

– Эй, Юджин! – воскликнул я, переходя на английский и делая шаг по направлению к нему. Это что…, ты? Ты как здесь оказался?

Вижу как мужчина, к которому я обратился, от неожиданности вздрогнул, и тревожно вскинул голову. Да, это был точно он, бывший пилот-радист Юджин Блейкмор. Его глаза растерянно скользнули по непрерывно снующей в проходе толпе и, наконец, уткнулись в меня. Момент, надо сказать, был напряжённый, и от вполне понятного волнения у меня даже вспыхнули уши. Каково это через много лет встретить своего смертельного врага? Как теперь смотреть друг другу в глаза? Согласитесь, трудно адекватно реагировать на столь неожиданную встречу с человеком, которого в своё время очень хотел убить, и который в свою очередь был совсем не прочь покончить с тобой.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не трогаясь с места, а потом (вот уж никак не ожидал), мы бросились в объятия друг к другу, будто не видевшиеся много лет кровные братья.

– Сас-ша, проходи сюда, в мои апартаменты, – энергично подталкивал он меня через минуту, препровождая в тесную каморку, устроенную за пластиковой ширмочкой экспозиции. Оставив за себя переводчицу, Юджин через несколько секунд вошёл туда же и, задев ногой стул, уселся на соседний стул. Звук от соударения был чисто металлический, и я сразу понял, что он носит протез.

Юджин отодвинул стерильно чистую пепельницу в сторону, поставил локти на стол, пристроил подбородок на сцепленные пальцы и какое-то время пристально изучал моё лицо, словно тоже искал на нём знакомые черточки. Насмотревшись вдоволь, он глубоко вздохнул, снял с полочки нераспечатанную пачку «Честерфильда» и, сняв с пачки защитный пластик, вдруг, будто решившись на что-то радикальное, спросил на довольно неплохом русском: – А ты вспоминаешь 68-ой?

Да, я вспоминал те времена. Запомнил навсегда и этот год, и предыдущий, да и последующий тоже. Узнайте и вы, уважаемые читатели, об тех далёких, безумных и кровавых событиях почти позабытой Вьетнамской войны. Будет интересно, поверьте. Ведь ни о чём подобном вы в жизни никогда не читали!

Часть первая
(Иди и ищи!)

Это вам не жена какая-нибудь залётная, а разведка стратегическая!

Она вдумчивость любит!

П-к Карелов (Изречение № 2)

Наверное, многие из тех, кто открыл эту книгу, не раз смотрели фильм «Кин-дза-дза». В начальных титрах его режиссёр очень продуманно дал своеобразный словарь слов и выражений, которым пользовались обитатели планеты «Плюк». Я посчитал, что и мне просто необходимо дать моим читателям похожий краткий словарик, которым поможет им легче адаптироваться среди новых для них терминов и понятий, часто использующихся в данной книге.

Вот он, прочтите его, пожалуйста, внимательно.

1. Телетайп – электоромеханическая печатная машинка.

2. F-4 «Фантом» – боевой самолёт ВВС США, палубный штурмовик. Активно использовался в воздушных ударах по Вьетнаму.

3. ПВО – войска противовоздушной обороны

4. ХБ – летняя форма одежды рядовых и офицеров в Советской Армии.

5. Сапог (один) – одна вторая пары стандартной обуви солдата Советской армии. (Пара сапог выдаётся на год непрерывной носки).

6. «Сапог» – недалёкий офицер, окончивший лишь среднее военное училище

7. ТРГ – техническая разведгруппа войск Особого назначения.

8. ИКАО – система связи и оповещения гражданской авиации

9. ТВД – театр военных действий.

10. «Корреспондент» – партнёр на линии армейской связи.

11. «Стукач» – радиотелеграфист.

12. ДРВ – Демократическая Республика Вьетнам

Понятно, что словарик мой далеко не полон, но для начала его вполне хватит, а остальные неясные для Вас моменты я постараюсь осветить прямо по ходу повествования о тех далёких от нашего времени событий.

Советский комитет солидарности стран Азии и Африки и Советский комитет поддержки Вьетнама выступили с обращением… Они призвали все миролюбивые и демократические силы ещё шире развернуть массовые протесты против американской агрессии, увеличить сбор средств в помощь патриотам Вьетнама, препятствовать перевозкам войск и оружия для агрессоров.

Советский Союз. Камчатка. Глубокая ночь 1968 года. То ли конец февраля, то ли начало марта, короче говоря, самая середина зимы. Описки нет, для своеобразного камчатского климата март – это зима, причём глубокая, как говорится, в самом разгаре. Длинный зелёный барак, одноэтажный, наскоро сколоченный из бруса и украшенный снаружи декоративной «вагонкой». Скупо светят две слабенькие лампочки, подвешенные на вымазанных гудроном электрических столбах, но при их свете нельзя разглядеть, ни номера странного дома, ни названия улицы, на которой он стоит. Глухая безмолвная полночь и сырой, наполненный запахом тухлых яиц холод.

Вы наверняка думаете, что я пригласил вас на встречу у колхозного овощехранилища? Никак нет, друзья мои! Мы с вами сейчас стоим у одного из немногих зданий, непосредственным образом и вот уже не один год влияющих на политику всего Советского Союза. Во всяком случае, на политику внешнюю. Перед вами не что иное, как Командный Пункт одного из особо засекреченных полков самой загадочной в стране военной организации именующей себя очень скромно и коротко – ГРУ!

С фасада наш командный пункт украшен тремя утеплёнными дверями и одной простой. За четвёртой, самой ободранной дверью скрывается кочегарка и считается, что утеплять её не следует. Толкаем левую дверь, если смотреть от центрального входа. Несколько шагов и вот мы с вами вошли в святая святых. Влево уходит недлинный коридор с ещё одним дверным проёмом. Далее вы с усилием открываете подпружиненную, обитую толстым слоем войлока очередную дверь, и вас словно салютом встречает совершенно необычный шум, который в обычной гражданской жизни доведётся услышать не часто. Нет, да что там какой-то шум, жуткий гам, бедлам, грохот, словно на небольшой ткацкой фабрике.

Перед вашим взором тотчас же открывается вид на большой квадратный зал со свободным пространством в его центре. Используется оно, в основном, для прохода личного состава от поста к посту, и почти всю смену остаётся пустынным. А вот по периметру зала практически сплошной стеной стоят диковинные, в рост человека радиотехнические стойки, густо опутанные проводами и кабелями. Как устроена радиотехническая стойка и для чего она служит? Сейчас объясню. Представьте себе своеобразную металлическую этажерку с разновысокими полками, на которых один к другому плотно вбиты диковинные металлические ящики, украшенные разнообразными ручками, кнопками и моргающими лампочками. Стойки по своему назначению делятся на приёмные и обрабатывающие. Первые служат для приёма радиосигналов, а вторые для его электронного расчленения, а так же визуального отображения выделенного и должным образом усиленного радиосигнала.

А что за непрерывный механический грохот несётся со всех сторон? Это словно стальные кузнечики – переростки бойко стучат десятки телетайпов, расставленные на длинных столах образующих своеобразное квадратное «кольцо» вокруг центра зала. Собственно для них, для телетайпов, которые ещё именуются оконечными устройствами и преобразуют, выловленный из эфира сигнал, многочисленные радиостойки. Оконечных устройств вообще-то много. Это и магнитофоны, и ондуляторы, и фототелеграфы, но речь сейчас не о них. Всё наше внимание отдано именно этим, хотя и шумным, но очень деловым помощникам. То один, то другой аппарат неожиданно оживает и стремительное вращение круглосуточно вращающихся электромоторов тут же преобразуется в дробный грохот стучащих по бумаге рычажков. Минута, другая, и из верхней части механической печатной машинки бодро вылезает узенькая полоска бумаги. Всмотримся вместе с вами в скупые строки только что напечатанного на рулонной бумажной ленте короткого послания.

065

SFA to GVA 10.45

n/r R 55498 KC-135 Yankee – 94 dep. 19.48 GMT

1995 U

Вы, я надеюсь, всё здесь поняли? Как, ровным счётом ничего? Не может быть! Здесь же напечатана просто прорва крайне полезной и нужной для нашей страны информации. Спросите у меня, кому это полезной? И кому, собственно говоря, нужной? Да, виноват, совсем забыл представиться. Александр Косарев, рядовой второй роты полка особого назначения. Местоположение наше я раскрывать пока не буду, достаточно будет прозрачного намёка на то, что мы таимся в пустынной местности далёкой от Москвы Камчатки, между городом Петропавловском-Камчатским и небольшим посёлком Елизово. Номер нашей части 28103, и всюду где только можно, мы числимся как обычный батальон линейной связи, и даже погоны на плечах носим чёрного цвета с жёлтыми «жучками» электрических молний. Обычный связист, в засаленной, жутко пропотевшей гимнастёрке стоит перед вами, да и только!

Но причём же здесь слова «Особого назначения»? Каждый ведь понимает, что такие названия присваиваются не просто так и отнюдь не каждой воинской части. За какие же заслуги именно нам оказана такая великая честь и даны столь звонкие регалии? Разгадка, разумеется, есть, но только лежит она не на поверхности и в глаза случайным прохожим не бросается. Всё дело в том, что под видом обычных армейских связистов в камчатской глуши замаскировался 80-й отдельный полк особого назначения Главного Разведывательного Управления СССР. Если произнести коротко и слитно, то получится ОСНАЗ. И, следовательно, к собственно делам военной связи мы имеем несколько опосредованное отношение. Но что же тогда делают многочисленные антенные поля, привольно раскинувшиеся вокруг нашего неказистого поселения? Неужели они выстроены здесь только для отвода глаз? Отнюдь!

Но это приёмные антенны, а не передающие! Ведь основная наша задача состоит не в том, чтобы отправлять какие-то сообщения в эфир, а в том, чтобы следить за ним. Следить пристально, если так можно сказать в отношении органов слуха, беспрерывно, и днём и ночью, и в праздники и в будни. Ведь ничто не должно укрыться от внимания бойцов «ОСНАЗа». Конечно, передавать нам тоже приходится и немало, но делаем мы это тоже совсем не так просто, как могло бы показаться сторонним наблюдателям. В десяти, примерно, километрах к северо-западу от нашего расположения, на неровной возвышенности, как бы пристроившейся у подошвы Авачинской сопки, стоят несколько самодельных одноэтажных домиков, в которых и располагается наш передающий центр. Между собой мы называем его коротко – ПЦ. Таким образом, мы делаем вид, что весь поток исходящих из полка сообщений не имеет к нам ни малейшего отношения. Следовательно, и запеленговать нас невозможно, поскольку в эфире мы никак себя не проявляем. С этим местом (я имею в виду ПЦ) связано несколько довольно анекдотических ситуаций, но, не имея возможности отвлекаться на них именно сейчас, я коснусь их чуть позже, в процессе моего весьма пространного повествования.

А сейчас, давайте вернёмся чуть назад, к той самой плюгавой бумажонке, только что вылезшей из жерла стоящего на моём столе телетайпа. Срочно проведём её первичный анализ. Итак: – Первая строчка показывает мне, что радиостанция с позывными SFA (Сан-Франциско) в шестьдесят пятый раз за сутки (065) связывается с другой радиостанцией – GVA (острова Гавайского архипелага) в 10 ч.05 мин. местного времени. Оператор уведомляет в ней, что борт, извините, самолёт с позывными Yankee – 94, бортовой номер R 55498 убыл в неизвестном направлении (dep.) в 19 часов 48 минут по Гринвичу (19.48 GMT). Указан и тип летящего самолёта – KC-135, (иными словами, военный заправщик). И в заключение, оператор, передавший данное сообщение, ставит свою подпись (1995 U). Как видите, ничего особо сложного здесь нет. Я уверен, что каждый из вас, после небольшой тренировки, смог бы перевести подобную телеграммку на понятный всем язык. Обладая при этом лишь скромным запасом английских слов и выражений, полученных в обычной общеобразовательной школе. Но поскольку мы находимся не в обычной школе, то и телеграмму эту будем читать несколько по-иному.

Мы начнём изучать её не сначала, как подсказывает обычному человеку здравый смысл, а как раз с конца, поскольку люди мы не совсем обычные и многое делаем всё не так как все. Прежде всего, обратим внимание на то, что номер передавшего сообщение оператора не совсем обычный. Буква U в нём указывает на то, что оператор призван на службу временно. А раз временно, то это, скорее всего обычный пенсионер, из той категории бывших военных операторов, которые во время особого периода совсем не прочь подработать немного к пенсии. Отметим про себя этот факт, – на американской радиостанции введён особый период. С чего бы это? Далее сопоставим этот мелкий факт с позывными отправителя телеграммы – SFA. Это, чтобы вы знали на будущее, позывной не обычного гражданского аэропорта Сан-Франциско, нет. Это позывной принадлежит военному аэродрому, который отстоит от «святого» города на целых 28 километров.

Теперь обратим внимание на время отправки телеграммы. Обратили? Нет, вижу, не обратили. Вам кажется, что вылет самолёта и отправка телеграммы произошла с большим разрывом во времени, но это не совсем так. Знайте на будущее, что вылет привязан к Гринвическому времени, а уведомление о нём всегда даётся по местному времени. Скорее раскрываем рабочий журнал, где на самой первой странице вклеена карта часовых поясов. Одним пальцем цепко впиваемся в Гринвический меридиан, а другим в западное побережье США. Плюс, минус… Итого оказывается, что сдвиг по времени равен девяти часам. Значит на самом деле между реальным вылетом и докладом о нём разница не так уж и велика, всего тридцать семь минут. Но она есть! И вовсе не маленькая! Не понимаете в чём тут тонкость? И я пока не понимаю, но если при этом обратить внимание на тип взлетевшего самолёта, то завеса тайны начнёт слегка приподниматься.

Ведь самолёт серии КС – это воздушный заправщик и, следовательно, он может дозаправлять летящие с ним за компанию другие самолёты прямо в полёте. Но вот в чём загвоздка, никакие другие самолёты из Сан-Франциско в это время не взлетали, во всяком случае, не в направлении на Гонолулу. И если бы от момента взлёта, до отправки телеграммы прошло минут десять – пятнадцать, всё было бы в пределах нормы. Мы с вами были бы уверены на все сто процентов, что в сторону Азии по каким-то там делам летит одинокий заправщик. Но тридцать семь минут просрочки в докладе, это уже перебор, это уже некий нонсенс. Старый вояка диспетчер, призванный из запаса, и как минимум двадцать лет до этого момента отправлявший подобные телеграммы, наверняка послал бы её даже раньше, и не стал бы тянуть с таким рутинным делом.

Впрочем, за исключением одной единственной причины. Причина же могла заключаться в том, что вслед за заправщиком взлетели ещё как минимум два, а может быть и четыре самолёта, которые должны следовать за ним, как птенцы за своей мамой. Теперь основной вопрос, что же это были за самолёты? Ответ попробуем найти в том позывном, на чьё имя отправлено уведомление. Не забыли ещё его? GVA! Данный позывной, как должен знать назубок любой оператор советской радиоразведки, принадлежит аэродрому, расположенному на райских Гавайских островах затерянных в Тихом океане.

Что мы, кстати, знаем о самом крупном острове Гонолулу? А, навскидку? Каюсь, я сам не особо о нём осведомлён. Единственное, что мне известно точно, так это то, что эти благословенные острова были захвачены Штатами в 1898 году. И ещё там есть остров Оаху, на котором расположен печально известный по Второй Мировой войне порт Пёрл Харбор. А раз так, то, следовательно, лететь самолёты, прикрывающиеся общим позывным Yankee – 94, должны будут около четырёх тысяч километров. Исходя из средней крейсерской скорости самолёта КС-135, лететь этой компании предстоит не менее четырёх с половиной – пяти часов. Смотрю на часы. Жаль, до конца смены в лучшем случае, я успею перехватить только доклад о прибытии странного «Янки» на Оаху.

Вообще-то, не моё это солдатское дело, ломать голову над такими вопросами. Для всего этого у нас существует целая служба, хотя и маленькая, но чётко организованная. На нижнем её уровне находятся начальники очередной боевой смены. Их всего двое. Один пребывает в правом крыле здания, курирует первую роту. Второй у нас, творчески обобщает наши усилия. Обычно на эту должность ставится один из старослужащих сержантов. Наш сменный важно сидит за отдельным столом у самого входа в общий зал. Иногда он что-то пишет, но по большей части с очень занятым видом раскладывает принесённые нами бумажные полоски по кучкам. Каждая кучка – это не только радионаправление, типа Токио – Манила, или Уэйк – Гуам. Это, по большому счёту, мощное транспортное направление, по которому ежедневно летят десятки и сотни «подведомственных» нам самолётов. И ведь вы прекрасно понимаете, что они летят не просто так, а везут военные грузы и людей в погонах. А поскольку каждому известно, что самолёты довольно дорогой вид транспорта, то и эти грузы и эти люди представляют для нас особый интерес. Но прежде грузов, прежде людей, нас в первую очередь интересуют сами боевые самолёты.

Конечно, боевая авиация вероятного противника понятие довольно условное. Ведь в боевых действиях принимают участие самолёты самых различных типов, размеров и предназначений. Так вот. Собрав и разложив все полученные от нас за час наблюдения телеграммы, начальник смены скрепляет каждую пачку обычной бельевой прищепкой, важно одёргивает гимнастёрку и, поправив на голове пилотку, отправляется к дежурному офицеру. Дежурный, это, как правило, майор или, на худой конец, долго не получающий очередного звания капитан. Сидит он в самом центре командного пункта и по долгу службы пытается держать в поле своего внимания постоянно меняющуюся воздушную обстановку на дальневосточном театре военных действий (ТВД). Есть, впрочем, и ещё один офицер на КП, который формально является заместителем оперативного, но он (так уж повелось) занят исключительно вопросами, первой роты. Оно и понятно. Голосовые сообщения, перехватываемые ими, столь многочисленны и столь разнообразны, что внимания им требуется гораздо больше, нежели более формализованным телеграфным сообщениям. Обработанные заместителем голосовые сообщения оформляются на бумажном носителе и тоже попадают на стол оперативного дежурного. Вот так выглядит первая группа военнослужащих, которая в нашем полку занимается первичной обработкой и анализом добытой разведывательной информации. Каждый офицер на КП, разумеется, является профессиональным разведчиком, окончившим как минимум специальное училище в Москве или Ленинграде. Хотя есть и исключения. Некоторые из них явно окончили гораздо более серьёзные специальные учебные заведения и просто потрясают иной раз своей интеллигентностью, осведомлённостью и военным хитроумием.

Начальники смен – тоже крайне опытные и прослужившие на срочной службе не менее двух лет сержанты. Тут же надо подчеркнуть, что дежурный офицер, в отличие от нас, заступает на сутки и в эти сутки он полновластный хозяин положения на всём тихоокеанском ТВД. В самом начале книги, в своеобразном вступлении, я уже писал, что ТВД это театр военных действий, но в данном случае не грех и повториться. Самое неприятное во всём этом то, что дежурный по командному пункту несёт свою тяжкую ношу фактически в одиночку. Представьте себе, что ему приходится держать на контроле всё, что творится на, скажем честно, немаленьком пространстве, простирающимся от Аляски и до Бенгальского залива. Но эта ноша была бы ему просто непосильна без целого штата специально обученных помощников.

И первые помощники ему в этом благородном деле – планшетисты. Обычно на смену их ставят вдвоём. На громадном, по нашим конечно меркам, пластиковом планшете с контурами континентов и синими полосками государственных границ они размещают и постоянно продвигают маленькие цветные галочки, долженствующие изображать находящиеся на данный момент в воздухе самолёты. Работа, надо честно сказать, каторжная. Поясню для не верящих. Прозрачное панно имеет размер примерно три с половиной на восемь метров. Десятки авиабаз, и временами до сотни самолётов в воздухе. Все они непрерывно двигаются в разных направлениях и нужно беспрерывно наносить на прозрачный пластик всё новые позывные при вылете того или иного борта и попутно стирать позывные тех самолётов, которые уже достигли места назначения. И планшетистам приходится по шесть часов без перерыва прыгать по передвижной трёхступенчатой лесенке, которая мало помогает в работе на высоте и крайне раздражает, когда попадается под ноги при работе внизу. Мне пару раз довелось поработать планшетистом, когда народа на КП катастрофически не хватало. Удовольствие, скажу я вам, ещё то. Уж на что я не люблю бегать, но и тут я согласился бы бежать пятикилометровый кросс, вместо потогонной «планшетной» смены. Хотя и там бывает мёртвое время, особенно в, так называемую, «нулевую смену». По камчатскому времени смена эта начинается не в полночь, как можно было себе представить из её названия, а в два часа ночи.

Понять, почему это сделано именно так, достаточно легко. Если на Камчатке – два, то в Японии только час ночи. В Индокитае же 10–11 вечера. На ближайших к нам передовых авиабазах вероятного противника (читай американских), удалённых на тысячи километров от североамериканского материка, до рассвета тоже далеко. Здесь надо честно отметить, что командиры военно-воздушных сил США, (в отличие от наших забубённых военачальников) своих подчинённых стараются беречь, даже не взирая на непрерывно идущие боевые действия в Южном и Северном Вьетнамах. Поэтому они так планируют многочасовые перелёты, чтобы дать своим людям отдохнуть в ночное время. А, кроме того, они наверняка помнят о досадной статистике авиакатастроф, которая показывает, что количество аварий и прочих происшествий с несчастными случаями ночью гораздо выше, нежели днём.

Отсюда и очевидный результат – с двух ночи до шести утра в эфире царит относительное затишье. Для нас же, бедолаг, ночь – время самое тяжёлое. Проспав после отбоя не более трёх часов, приходится с тяжёлой головой подниматься с неудержимо тянущей к себе постели и на голодный желудок отправляться на службу. Правда, именно в этот момент, нелёгкая служба наша резко меняет свой статус. Ещё полчаса назад мы спокойно спали в условиях мирного времени, а, пересекая истоптанный до белизны деревянный порог казармы, мы разом, одним скачком попадаем в действующую армию, безо всяких дураков ведущую самую настоящую войну. Прошагав буквально полкилометра от порога казармы, мы оказывались в дощатых стенах КП, где в полной мере действовали все те драконовские законы, которые вводятся в войсках во время боевых действий. Но, в непрерывной круговерти суматошной военной жизни мы так свыклись с этим необычным порядком, что и в голову не брали, ни висящую над нами контрразведку, ни суды военного трибунала. И скажу почему. От хронической многомесячной усталости нам просто некогда было над этим задумываться!

Да и действительно, едва повесишь противогаз на крючок, как на тебя наваливается куча дел. Прежде всего, интересуешься у сдающего смену сослуживца, какова слышимость на каждом подведомственном направлении. Тут тоже необходимо дать некоторые уточнения. Каждое отслеживаемое нами радионаправление обычно поддерживается несколькими радиочастотами, и, казалось бы, всегда есть возможность выбрать из них ту, где в данный момент времени имеется наилучшее качество приёма. Но так просто бывает только в теории. Чаще всего в определённое время суток более или менее устойчиво действует только одна из этих частот. Остальные же либо вообще не прослушиваются, либо еле-еле пробиваются через толстые напластования эфирных помех и глубоких замираний. Но самое скверное начинается тогда, когда перестают работать и эти благословенные частоты. И ладно бы это произошло на каком-либо второстепенном направлении, наподобие таких, как Гонконг – Манила, или, например, Дарвин – Сингапур. Так ведь нет, чаще всего портятся, так называемые, основные направления, то есть те, по которым струится основной поток самых важных для нас сведений. Отчасти поэтому все наши посты разделены по своей значимости на пять рангов. Первый и второй посты у нас самые ответственные, поскольку именно они контролируют потоки информации, циркулирующие между основными американскими авиабазами. На эти посты всегда ставятся самые усидчивые, самые опытные и добросовестные операторы. Их задача держать под наблюдением следующие объекты: – Анкоридж (Аляска), Сиэтл, Сан-Франциско, Лос-Анджелес, (то есть всё западное побережье Соединённых Штатов).

И это вполне естественно, поскольку именно с этих аэродромов идёт основной поток самолётов через океан. Не менее важны и так называемые промежуточные аэродромы, через которые в массовом порядке прокачивается авиатехника с американского континента в Юго-Восточную Азию. Расположены эти узловые пункты дозаправок в разных экзотических уголках бескрайнего Тихого океана, и миновать их совершенно невозможно из-за ограниченности запасов топлива на воздушных судах. В качестве характерных примеров таких аэродромов могу назвать те же Гавайи, острова Гуам, Уэйк и Окинава. Естественно, что и столица Японии – Токио тоже крайне важна, как крупный авиационный узел, и своеобразная конечная точка в этом многотысячемильном перелёте с континента на континент. И все эти опорные точки, равно как и все переговоры между ними, касающиеся пролётов того или иного самолёта лежат на плечах операторов первого и второго постов. Определённой подмогой им служит и третий пост, который отслеживает передачи этих же направлений, но как бы в обратную сторону, то есть в сторону Америки.

Это, кстати сказать, совсем даже и не бесполезное дело. Сколько раз случалось такое, что борт, летевший, допустим, с авиабазы Ванденбер, добирался почти до Японии и вдруг, по совершенно непонятной причине, неожиданно поворачивал обратно. Вот как раз третий пост и отслеживает обратный поток самолётов, идущих на ремонт, или везущих раненых и убитых с полей вьетнамской войны. Четвёртый и пятый посты чуть менее ответственны. По большей части они наблюдают за столичными аэропортами и крупными авиабазами тех государств, которые непосредственно окружают район боевых действий в Юго – Восточной Азии.

Взглянем ради любопытства на карту этого региона. Несомненно, ближайшими к Северному Вьетнаму являются аэродромы Сайгона, Вьетнама, Тайбея, Манилы, Банкока. К этому, на самом деле весьма пространному списку можно приписать ещё и Сингапур. Это, конечно же, не столица, но как исключительное место, в системе организации воздушного движения, он для нас крайне важен. Ну, не ленитесь, взгляните на карту Мира хотя бы мельком. Не трудно понять, что нашим братьям вьетнамцам, сподобившимся родиться выше 17-й параллели, приходилось совсем не сладко. Протяжённая, но узкая, а поэтому крайне уязвимая для ударов с моря и воздуха страна была идеальным полигоном, на котором Соединённые Штаты могли практически безнаказанно демонстрировать свою поистине стратегическую воздушную мощь.

Однако я, кажется, опять отвлёкся. Продолжу по порядку. Про первых помощников оперативного дежурного – планшетистов, я уже упоминал. Вторые же по значимости помощники это пеленгаторщики. Вы, наверное, думаете, что радиопеленгатор это такая штука, над которой непрерывно крутится некая решётчатая конструкция, как в фильмах про разведчиков. Должен сразу вас огорчить. Над пеленгатором вообще ничего не крутится. С виду это очень даже скромная и незаметная машинка, обычно выкрашенная зелёной защитной краской. Чаще всего, она мирно стоит где-то на окраине какого-нибудь заштатного городка или посёлка. Осмотрите её внимательнее при случайной встрече. Если вы хотите отличить пеленгатор от великого сонмища других военных машин, то запомните, что только вокруг пеленгатора обязательно стоит словно бы кольцевой заборчик из странных полосатых «палок» на тонких растяжках. Пересчитайте эти палочки, и если перед вами действительно военный пеленгатор, то их должно быть ровно десять. Вот такие пеленгаторы, подчиняющиеся только нашему славному полковнику, разбросаны по всему восточному побережью СССР от мыса Шмидта, и вплоть до бухты Ольги.