Текст книги "Картонные звезды"

Неожиданно на дороге показалась машина, до того напомнившая мне нашу «радийку», что я даже вскочил со своего насиженного места. Но это была не она. Из кабины солидно вышел одетый в военный френч военный, без знаков различия и направился к входу в госпиталь. Поскольку он был явно славянской внешности, то я тут же рванулся к нему наперерез, надеясь спросить совета насчёт того, как мне быть дальше. Но буквально за два шага от него я был перехвачен двумя рослыми ребятами, вынырнувшими, будто из-под земли.

– Ты куда это так торопишься? – осведомились они, ловко зажимая меня в «коробочку».

– Пустите, мать вашу так! – заизвивался я, пытаясь вырваться. Мне только один вопрос надо задать!

– А-а, – чуть-чуть отпустили они хватку, – ну, ты его нам пока задай, так сказать предварительно.

Молодцы, а на вид им обоим было лет по 27–28, водворили меня обратно на скамейку, уселись с обеих сторон и выжидательно повернули ко мне головы.

– Прежде всего, расскажи, кто ты и откуда здесь взялся, – предложил один из них.

– Собственно говоря, меня привезли сюда, по-моему, позавчера, – несколько сбивчиво начал я свой длинный рассказ. А до этого момента, я, в составе отряда ополченцев, занимался поисками остатков сбитого самолёта. Вскоре я добрался до того момента, когда мы со Щербаковым наткнулись на брошенный парашют, и плавно перешёл к описанию стычки со спасательной бригадой. Вкратце упомянул, как мы с Лау-линь отстали от основной группы, и как мы с ней напоролись на американского радиста. Своё повествование я закончил тем самым вопросом, который мне не удалось задать их начальнику. Вопрос мой был незамысловат и звучал таким образом: – Подскажите, ради Бога, что мне теперь следует делать?

– Да, брат, – резюмировал один из моих нежданных собеседников, дружески хлопая меня по плечу – попал ты в историю! Но не бойся, на твоё счастье, сам Пал Палыч сюда приехал. Если всё, что ты сказал, правда, то он тебя в беде не бросит, вытащит непременно.

– А кто он такой, Пал Палыч? – поинтересовался я. В каком, хотя бы он звании?

– О-о-о, – переглянулись они, это большой человек! Но подхалимажа не любит, и ты обращайся к нему просто: – Товарищ полковник…

– Зубков, – раздался неподалёку чей-то властный голос, – Ершов, – бегом сюда!

Я тоже поднял голову. Недалеко от нас стоял тот самый полковник, которого мои новые знакомые звали Пал Палыч.

– Сиди пока здесь, – шепнул тот, кто сидел справа от меня, – мы о тебе замолвим словечко!

Вся троица вновь исчезла в треугольном разломе скалы, а я принялся нервно расхаживать по настилу, не смея даже надеяться на то, что участие в моей судьбе примет столь важный человек. Прошло немногим более получаса, и вдруг я увидел, что мои новые знакомые на военных носилках выносят из ворот неподвижно лежащего Юджина. Его, конечно же, уже отмыли и выбрили, и даже переодели в белесую больничную робу, но я его всё равно узнал. Рассыпавшиеся по подушке рыжеватые волосы, бледное веснушчатое лицо…

– Никак знакомого увидел? – обратился ко мне вышедший вслед за санитарами Пал Палыч.

– Так точно! – постарался я вспомнить армейскую выправку. Это Юджин Блейкмор, 1939-го года рождения, уроженец города Милуоки!

– О, как! – удивился полковник. А ещё что ты о нём знаешь?

Но едва я раскрыл рот, чтобы выложить все накопленные в моей голове за последнюю неделю сведения, как он вдруг спохватился и закрывающим движением ладони прекратил готовый пролиться на него поток информации.

– Вижу, ты изрядно информирован, – веско сказал он, окидывая внимательным взглядом очередную группу выздоравливающих, высыпавших на очередной перекур, – но я выслушаю тебя немного позже.

– Устройте парня в кузове, – подтолкнул он меня к вернувшимся помощникам, – он с нами поедет!

Я влез в распахнувшуюся передо мной дверцу кузова и обомлел. В обычном «кунге» самого обычного армейского грузовика я никак не ожидал увидеть такой роскоши. Два мощных вентилятора, обитые бархатистой тканью просторные диваны, золочёный столик с хитро устроенной «барной» стойкой, уставленной разнообразными бутылками, мгновенно поразили моё привыкшее к армейской скудости воображение.

– Берись за ручки, Александр! – услышал я снизу и, повернувшись, увидел, что Юджина собираются тоже загружать в грузовик.

Втянув носилки, мы на пару с одним из помощников полковника переложили крепко спящего американца на один из диванов и я тут же сел рядом с ним, опасаясь, как бы того не сбросило на пол во время движения.

Хлопнули закрывающиеся дверцы кабины, и машина тронулась. Шла она плавно, поскольку тщательно объезжала многочисленные неровности и рытвины.

– Говоришь, тяжко пришлось, когда ты его вытаскивал? – кивнул в сторону спящего один из сопровождающих, представившийся Андреем.

Прежде чем ответить, я тоже представился и назвал своё имя и скромное воинское звание, припомнив, что ранее я так это и не сделал. А потом я принялся живописовать подробности своих недавних похождений в красках. Особое внимание, я уделил пленному американцу, поскольку действительно, выволакивать его из джунглей было очень даже тяжко.

– Ладно бы он был один, – словно заведённый отчитывался я, – но мне к тому же пришлось вместе с ним тащить и медсестру из местного ополчения. Да и этот вот тяжкий чемодан, – пнул я скромно стоящую рядом со мной сумку, – тоже немало натёр мне шею!

– И что же в нём такое ценное лежит? – пригнулся Андрей, разглядывая ободранную сумку.

– Что там конкретное, не знаю, но очень надеюсь, что нам это хозяйство впоследствии весьма пригодится. Их этот радист, – мотнул я головой в сторону Юджина, – снял, перед тем как покинуть горящий самолёт. А ведь самолёт-то этот был не простой, – не мог я удержаться от извечного мальчишеского хвастовства, – и сбили его вовсе не случайно. Мы его пасли несколько недель, всё пытались выманить летающий командный пункт поближе к границе и подбить его…

– Так ты хочешь сказать, – вдруг подпрыгнул на своём сиденье Андрей, – что ты как-то связан с группой Воронина? Команда 103? Точно?

– Да не связан, – обиделся я, – а прямо в ней и состою! Просто так сложились обстоятельства, что мы друг друга потеряли в джунглях. Собственно, я и рассчитываю на то, что вы мне поможете их отыскать!

– Вот это да, вот это удача! – тем временем бормотал Андрей, увлечённо потроша сумку американца. И всё в прекрасном виде, ни сучка тебе… ни задоринки…

Насмотревшись вдоволь, он вытянул руку и нажал чёрную кнопку, укреплённую под одной их лампочек. Мотор моментально заглох, и машина резко вильнув, остановилась. Схватив один из моих блоков, Андрей выскочил наружу и скоро я услышал его, хоть и приглушённый, но явно возбуждённый голос.

– Чему он так радуется? – подивился я, неужели тому, что в сумке нашёл? Странно, вроде не похож он на человека, сильно разбирающегося в радиотехнике. Скорее он смахивает на служащего при каком-нибудь штабе. Руки у него чистые, без характерных для радиотехников порезов и ожогов. Форма отличного качества, прекрасно выглажена, не то, что у меня. Лицо не осунувшееся и глаза не перенапряжены, и, стало быть, ни с радиолокацией, ни с обслуживанием какой-либо военной техники он точно не связан. Работа у Андрея вероятно не пыльная, в основном с бумагами. На сгибе среднего пальца видны следы казённых, фиолетовых чернил. И локти кителя слегка засалены. Точно, штабной гусарик!

Но с другой стороны, как ловко они меня скрутили у госпиталя. Видно, что изрядно тренированы, словно не первый раз такое делают. Вроде и не сильно держат, вроде как шутя, а не вырвешься. Чистые, непобитые руки, – словно закрутилась в моей голове граммофонная пластинка, – на левой скуле след от поджившего синяка, тренирован…, вопросы задаёт по существу…, обслуживает важного полковника, засаленные снизу рукава… машина люкс, хотя и неприметна с виду. Кроме того, много знают про нашу группу…, мгновенно отобрали у вьетнамцев раненого американца, словно в собственность получили. Да и оценили содержимое сумки! Стоп, Саня, – остановил я сам себя, – а уж, не из армейской ли они разведки? И если это так, то мне повезло просто несказанно. Во всяком случае, свояк свояка узнает издалека. Вот только не наболтать бы чего лишнего. И так слишком много озвучил. Эх, – хлопнул я себя по лбу, – ведь учили же, говорили же, сами слушайте больше, а болтайте поменьше!

Андрей вскоре вернулся, захлопнул за собой дверь и с размаху уселся на диван, но я заметил, что электронного блока у него в руках уже нет. Я, якобы равнодушно, отвернулся в сторону, но он уже заметил направление моего взгляда.

– Полковнику оставил посмотреть, – пояснил он отсутствие блочка, – ему было очень любопытно…

Машину сильно тряхнуло, и мой спутник резко оборвал предложение, так его и не закончив. Молчал и я, боясь каким-либо образом поставить в неудобное положение своего командира. Хотя и не он руководил нами во время поисковой экспедиции, и, само собой, не он был виноват в том, что один из его подчинённых был оставлен один-одинёшенек в джунглях. Но ведь вы поймите своеобразность отношений военных друг к другу. Тут никогда точно не знаешь, как повернётся самое, казалось бы, заурядное дело.

И либо тебя вознесут как всероссийского героя на заурядном пустяке, либо истопчут и вываляют в грязи как последнего предателя. Всё зависит от того, как на тебя посмотрит высокое руководство. Кем, а главное, в какой момент ты предстанешь пред его светлые очи. Не ведая в полной мере, с кем свёл меня случай, я, до выяснения всех обстоятельств, предпочёл воздержаться от дальнейших разговоров. Какое-то время наш грузовик трясся по разбитому просёлку, но мука эта скоро прекратилась. Боковые окошки под потолком затянула плотная тень, и я понял, что мы остановились где-то в лесу. Видя, что Андрей не торопится выходить, я тоже сидел спокойно, лишь застегнул на сумке верхний клапан.

– Выходите! – распахнулась дверь «кунга» и стало видно, что вовсе не деревья столь тщательно закрывали нас от солнца. Плотно подогнанные бамбуковые стволы образовывали самый грандиозный деревянный навес, который я когда-либо видел. Под его сводами свободно могли разъехаться два грузовика. Справа и слева от этой своеобразной улицы располагались землянки, выкопанные в склоне глубокого и протяжённого оврага. С первого взгляда было видно, что он обжит людьми довольно давно. Это было заметно даже по тому, что деревянные тротуарчики, тянущиеся с обеих сторон своеобразной улицы, были сильно исшарканы подошвами, а прикрывающие склоны оврага дощатые щиты, густо и повсеместно поросли вездесущими вьюнками.

– Да, мы ведь толком и не познакомились, – дружелюбно протянул мне руку второй сопровождающий полковника, – Максим!

– Александр! – пожал я протянутую руку. Потом обвёл взглядом стиснутое склонами пространство и спросил: – Это и есть место, где вы обитаете?

– Не совсем, – отрицательно дёрнул тот подбородком. Честно сказать, мы предпочитаем город. Просто здесь тоже есть госпиталь, правда, несколько особого свойства. И вообще, – продолжил он после небольшой паузы, – тут находится своеобразная армейская пересылка. И больница, и гостиница, и пункт связи, всё здесь собрано. Попадающиеся нам сбитые пилоты и пленённые диверсанты тоже не минуют этого места.

Из-за машины показался отдувающийся от безмерной духоты полковник. Едва завидев его, оба помощника ловко перестроились, встав позади меня таким образом, что я их даже не видел, но ощущал их напряжённое дыхание, как справа, так и слева.

– Андрюша, – дружелюбно пробасил полковник, обращаясь к тому, что был за моим правым плечом, – быстренько пристрой рядового на постой, и через десять минут жду всех вас у себя.

Обустройство на новом месте много времени не заняло. Мне указали койку в одной из пустующих землянок, выдали комплект полотенец, настольную лампу, упаковку сухого армейского пайка и даже две бутылки водки.

– А это ещё зачем? – удивился я, тем не менее, быстро хватая их за залитые сургучом горлышки.

– Для разведения желудочных препаратов, – пояснил Андрей. У некоторых приезжих бывают деликатные проблемы с желудком. Так что выдаём всем без разбора. У тебя-то как в этом вопросе?

– У меня-то проблема совсем в другом! – отозвался я, торопливо складывая полученное имущество в тумбочку. Главное для меня, хоть как-то набить живот, а не как его очистить.

– Да, – сочувственно покивал мой собеседник, – отощал ты здорово, одни скулы остались. Но, пойдём скорее, полковник ждать не любит.

Землянка, занятая загадочным полковником, была в самом центре не менее загадочной подземной деревеньки. Маленький палисадник с российской на вид, тёсаной скамеечкой. Крошечный прудик с украшениями из листов шифера, грядка роскошного зелёного лука. Передо мной открывают дверь, и я прохожу вовнутрь. Одна единственная комнатка, обставленная с чисто военной лаконичностью. Единственное, что выделяло именно эту землянку от всех виденных мною ранее, так это наличие в ней роскошного письменного стола из красного дерева. Стоял он в самом центре и своим неестественным великолепием сразу давал понять каждому вошедшему, что занимать такой стол может только очень высокопоставленный человек. Освещали стол сразу две аккумуляторные лампы, подвешенные под потолком. Вместо абажуров лампы были прикрыты дешёвыми соломенными шляпами, которые, тем не менее, вид комнате придавали очень уютный и почти домашний. При моём появлении что-то пишущий полковник поднялся с плетёного стула и, радушно улыбаясь, указал на точно такой же стул, стоящий несколько сбоку от его прекрасного стола.

– Присаживайтесь, молодой человек, будем потихоньку знакомиться. Сейчас Андрей принесёт нам чаю, и мы немного побеседуем.

Андрей, так и не продвинувшийся дальше двери, при последних словах своего начальника понимающе кивнул головой и, пятясь задом, выскочил за дверь. Вернулся он довольно быстро и не один. Вместе с ним безо всякого стука вошёл и Максим. «Чай», который они принесли вдвоём, и о котором три минуты назад говорил полковник, на проверку оказался очень сытным ужином. И обедали мы все вместе, разместив тарелки на широкой доске, опущенной прямо с потолка на верёвках. Во время еды она слегка покачивалась, что заставляло всё время рассчитывать свои движения.

– Правда, замечательная штука? – постучал ложкой по подвесной доске полковник. Главное – места много не занимает. За верёвочку потянешь и всё в порядке, стола будто и нет. В условиях нашей вечной тесноты лучшего решения и не придумаешь. А, как ты считаешь Александр?

Все присутствующие разом посмотрели на меня, доселе скромно помалкивающего с краю столь странного стола, и я тут же поддакнул старшему по званию. Так слово за слово, мы неспешно обсудили вьетнамскую кухню, состояние местных дорог и некоторые особенности борьбы с москитами и прочими крылатыми кровопийцами. Потом наш разговор плавно перетёк на более близкие военным людям темы. Все по очереди рассказали какой-либо занятный эпизод. Дошла очередь и до меня. Поначалу замявшись (ни разу не приходилось вот так накоротке обедать с настоящим полковником), я, подбодренный его неподдельным вниманием к своей скромной персоне, поведал присутствующим о том, как нам пришлось схватиться с двумя «Фантомами». После того как я закончил, за столом некоторое время сохранялось молчание, которое нарушил сам Пал Палыч.

– К-хм, – деликатно прокашлялся он, – очень интересно излагаете молодой человек. И много вы так самолётов насбивали?

– Нет, – мотнул я головой, к сожалению не много. Из пушки, так и вообще только один положили на землю. Пытались как-то «Орион» поджечь, но слишком был узок сектор обстрела, да и времени элементарно не хватило, чтобы хорошо прицелиться. Но у меня есть некоторое подозрение, что мне однажды удалось завалить А-6. Но тогда я из ДШК стрелял. Штатный зенитный расчёт был перебит при втором заходе штурмовиков на деревню, а мы успели пробраться к тому пулемёту, только когда разведчик прилетел проверять результаты бомбардировки. Вот я ему лобовое стекло вдребезги и разнёс. Это когда мы с Камо за соляркой ходили, – пояснил я, совершенно забыв, что до этого ни разу о нём не упоминал. Да и надо же было такому случиться, что мы с ним попали под ковровую бомбёжку. Да мало того, нас потом и звено F-104 пыталось добить…

– А зачем же вам была нужна эта солярка? – поинтересовался полковник, не дав мне закончить.

– Ну, как же? – развёл я руками. Генератор наш последние литры прожёвывал, вся боевая работа могла встать! Без солярки нам была просто труба…

– И что же ваш командир не послал за горючим машину?

Я задумался. Мысль о том, что привезти солярку можно было на машине, мне просто не приходила в голову.

– Сейчас уже и не помню, – осторожно отозвался я, – но, кажется, наша хозяйственная машина была перед этим прошита снарядом, а радийную машину снять с дежурства было просто невозможно.

– А-а-а, – хитро прищурился мой собеседник. И позвольте тогда спросить, сколько же вас всего было. А то мы слышим: – группа Воронина то, группа Воронина это. Так сколько же всего вас тут воюет?

– По большей части всего семеро! – принялся загибать я пальцы. Сам капитан Воронин, его заместитель, старший лейтенант Стулов Владимир Владиславович, Камо, он у нас за радиста. Ванька Басюра – водитель, Преснухин Фёдор, Щербаков Анатолий и я операторами работали. Есть ещё и прапорщик – Башутин Григорий. Но он в основном по снабжению шустрил. Но он тоже многократно нам помог, принялся я петь и ему дифирамбы. Когда нас вдребезги разбомбили на дороге в Шинь-Ду, то он здорово помог нам потом в плане поисков новых машин и разбитого осколками оборудования.

– Ты, Александр, случаем не привираешь? – недоверчиво покачал головой полковник. По твоим словам получается, что жалкая горстка людей проворачивала такой объём работы, с которым у нас не справлялся и целый разведотдел. А уж я-то знаю, о чём говорю. И это одновременно с тем, что вам приходилось постоянно выдерживать боестолкновения с противником. К тому же вам, как я понимаю, приходилось то и дело менять дислокацию и ко всему прочему элементарно выживать!

– Ну почему же жалкая? – гордо напыжил я грудь. Мы ведь не «кто либо как», мы же из ОСНАЗа прибыли! В нашем полку самая элита разведки собрана! А начет того, что я привираю, так это оттого вам так кажется, что я ещё и половины всего не рассказал.

Полковник от удивления разинул рот, но я, предвидя новые расспросы, постарался его опередить.

– Когда же мне представится возможность связаться с моим командиром, товарищ полковник? Наверняка они там беспокоятся обо мне. Частоты для связи мне известны, и можно было бы прямо сейчас…

– Одна частота у нас и так есть… – неуверенным голосом произнёс полковник, важно оттопыривая нижнюю губу.

– Да, но ваша группа уже неделю как не выходит на связь, – подхватил Максим, – заметив, что его начальник с досадой отвернулся в сторону. Мы не раз пытались…

– Тогда нужно срочно их искать на коротких волнах! – возбуждённо вскочил я с места. Если они не отвечают вам на ультракоротких, то вероятнее всего будет предположить, что просто вышел из строя второй передатчик. Вот, пожалуйста, – схватил я со стола листок бумаги. Есть три стандартные частоты, которые используются группой постоянно. Будьте любезны, попробуйте вызвать Воронина на них, – пододвинул я исписанный листок поближе к Пал Палычу.

Тот некоторое время поиграл им, но всё же отдал Максиму, сопроводив листок весьма выразительным взглядом. Тот тут же поднялся и вышел.

– Если и это не поможет, то можно попробовать отыскать их по земле. Наша предыдущая стоянка была в том месте, откуда работал зенитный дивизион. Там, правда, тоже всё к чёртовой матери разбомбили, но ракетчики по большей части легко отделались. То есть, конечно, я лишь примерно дорогу знаю, не слишком точно. Но помню хотя бы приблизительный район… Может быть так и быстрее будет? – жалобно попросил я, остро ощущая полную свою ничтожность и бесполезность.

– Зенитчики чуть не каждый день дислокацию меняют, – отмахнулся от моих слов полковник. И ты думаешь, что здесь один, что ли, дивизион действует? Ничего подобного. И отдельные батареи здесь есть, и даже целые полки ПВО по лесам шныряют!

– Да и не могли они все разом пропасть, – продолжал я гнуть свою линию, – поскольку часть людей была направлена на поиски сбитого самолёта. Я, Щербаков, да и Башутин со Стуловым в этих поисках участвовали. То есть я хочу сказать, что хоть кого-то можно будет найти.

Полковник повернулся в сторону мгновенно приподнявшегося Андрея.

– Лейтенант, – звонко пристукнул он пальцами по краю тарелки, распорядитесь найти транспорт… и хоть пару сопровождающих. Да, – повернулся он ко мне, – какой, считаешь, необходим автомобиль?

– Любой грузовик подойдёт! – обрадовано воскликнул я. Всё же семь человек кроме меня самого и может быть, там даже что-то из аппаратуры уцелело…

Я готов был сорваться с места прямо сейчас, но мои собеседники ясно дали мне понять, что с поисковой экспедицией они торопиться не намерены. Даже Андрей, которому, кажется, были выданы прямые указания к действию, лишь переменил позу и закинул ногу за ногу. У меня почему-то даже сложилось такое впечатление, что все чего-то от меня ждут, чего-то такого, о чём даже и не решаются спросить. Шумно закипел чайник.

– Чайку? – приподнимаясь с места, спросил лейтенант.

– Нет, угости лучше нашего гостя кофе, ну знаешь каким… нашим…жёлтым.

– Объясни мне, Саша, – вдруг ни с того ни с сего встрепенулся полковник, до того равнодушно наблюдавший за тем, как Андрей собирает со стола грязные тарелки. Как это вы так своевременно оказались там, где упал американский самолёт-разведчик?

– А очень просто! – с готовностью отозвался я. Взяли трофейные винтовки, сели на УАЗ и поехали. В назначенном месте встретили машину с ополченцами и…

– Я не про то, – качнул головой Пал Палыч. Понятно, что вы не бегом за ним бежали. Но раз вы заранее договорились с ополченцами, то, стало быть, были твёрдо уверены, что самолёт упадёт именно там, где вы наметили?

– Ещё бы, – самодовольно подтвердил я. Это ведь была целая эпопея задумана. И надо сказать преинтересная!

– Ну, ну? – подбодрил меня полковник.

– Вы ведь наверняка знакомы с проблемой линейного шифра!? – начал издалека полувопросительно – полуутвердительным тоном.

– Не совсем, – услышал я в ответ.

Пришлось мне начинать рассказ издалека, от самых азов радиотехники и шифровального дела. И когда я подошёл к перечислению американских самолётов, имеющих на борту телетайп с шифровальной приставкой, полковник встрепенулся и торжествующе хлопнул в ладоши.

– И вы решили при случае подловить такой самолёт! – воскликнул он.

– Как же, подловить! – возразил я. Это не муха бестолковая, чтобы его можно было просто так подловить. Пришлось целую операцию разрабатывать и массу вспомогательных сил подключать. Два десятка ополченцев это только так, одна тысячная всех задействованных сил, – всё больше и больше распалялся я, – энергично размахивая руками. Пришлось хитро выманить экипаж именно этого конкретного самолёта, заставить его прилететь именно в заранее определённое место, отсечь истребители сопровождения и сделать ещё сотню совершенно неотложных дел.

– Так вот в чём дело, – удовлетворённо произнёс полковник, когда мой рассказ подошёл к концу. Выходит, в этой истории изначально нет ничего случайного. И всё что произошло, было тщательно отработанным и осуществлённым планом.

– Да, нет, – сдал я немного назад, в конце всё пошло совсем не так, как планировалось. Уж никак мы не ожидали того, что к месту падения пришлют команду спасения аж на двух вертолётах. Хотя с другой стороны нам удалось во время поисков обломков выследить и поймать выпрыгнувшего радиста. Так что одна неудача была несколько компенсирована другой неожиданной удачей. Хотя слово удача не слишком уместна в данном случае.

– Всё верно, сынок, – подхватил Пал Палыч с энтузиазмом в голосе, – это не просто удача, это просто неслыханная удача! Надеюсь, что завтра, когда американец придёт в себя, мы его допросим и выясним массу для себя полезных сведений. Теперь, когда мы знаем об этом вояке достаточно много, ему уже не отвертеться от ответственности за совершённые преступления против вьетнамского народа!

– Он вовсе и не вояка, – уточнил я, – и никаких преступлений не совершал!

– Да нам-то, какое собственно дело? – отмахнулся полковник от моих слов. У нас есть определённые обязательства перед вьетнамскими товарищами, и я намерен строго их придерживаться. В конце концов, вся наша деятельность слишком зависит от их расположения и содействия. – А они и вовсе все скопом зависят от нашей помощи, – запротестовал я, – так что ещё неизвестно кто от кого больше зависит.

– Ты что же, – удивился он, – неужели хочешь как-то выгородить своего пленного? Выходит, поверил всем тем басням, которыми он тебя кормил. Откуда ты вообще знаешь, что он из себя представляет? Может, он в своё оправдание на ходу сочинил историйку и тебе, дурачку, её задвинул, чтобы ты его в лесу не бросил.

Я совсем было хотел обидеться на «дурачка», но следующей фразой полковник перевёл моё внимание в совершенно иное русло.

– Ты же давеча говорил, что вытаскивал не только его, но и какую-то медсестру в придачу. Или я неправильно информирован?

– Правильно, – закивал я, – действительно медсестру. Она была из того самого отряда ополчения, который придали нам на подмогу. Звали её Лау-линь. Нельзя ли, кстати, как-то узнать о её самочувствии? В женские палаты в госпитале меня не пустили… Может быть, ваш авторитет как-то поможет?

– Лау-линь? – повторил Пал Палыч, – непроизвольно улыбаясь в ответ на мою незамысловатую лесть. А фамилию её ты случаем не знаешь?

– Сунь! – не сразу вспоминаю я. Да, кажется, её фамилия Сунь. Она тоже может много полезного рассказать, – добавляю я для пущего интереса, – для составления более полной картины произошедшего.

Вздохнув, полковник всё же взялся за трубку телефона. По-вьетнамски он говорит хотя и с запинками, но громко и уверенно. Ведь телефонистка на коммутаторе сразу должна понять, что с ней разговаривает высокий начальник и поэтому она просто обязана соединить его с требуемым абонентом безо всяких проволочек и отговорок. Но в данном случае всё не так просто. Прямой связи, как я скоро догадываюсь, с госпиталем нет, и всем приходится дозваниваться через несколько телефонных коммутаторов. Какое-то время Пал Палыч сидел в ожидании, держа трубку у уха, и в его взоре явственно плавала неизбывная скука. В основном, он для себя всё уже выяснил, и выполнял мою маленькую просьбу исключительно по доброте душевной.

Наконец происходит долгожданное соединение, и он несколько оживляется. Слышу, как он два раза повторяет имя моей подружки, выслушивает ответ, потом озадаченно кашляет, благодарит и вешает трубку. Какое-то время столь внимательно рассматривает инкрустацию на столешнице, что у меня неожиданно начинают ныть зубы. Потом поднимает взгляд на меня.

– Эту твою Сунь Лау-линь, – неуверенно растягивая слова, произносит он, – вчера оказывается, похоронили. Так что дружочек, зря ты надрывался. Не выжила она. Врач сказал: – Если бы хоть на день пораньше…

– Что он там говорил ещё, я уже не слушал и не слышал. Просто дождавшись, когда Пал Палыч замолкнет, я поднялся, механически попросил разрешения выйти, и даже не дожидаясь ответа, выскочил вон из землянки.

Куда в тот момент вели меня ноги, я толком не понимал и только медленно брёл вперёд, то и дело яростно ломая ветки, будто специально лезущие в почему-то плохо видящие глаза. Хотелось просто завыть волком от такой вопиющей несправедливости. Почему, ну почему именно нам встретился этот дурацкий американец? Почему мы не прошли мимо его парашюта? Зачем он, дуралей, вообще обстрелял нас с Лау-линь? Чего ему в лесу-то спокойно не сиделось?

Но все задаваемые самому себе вопросы так и оставались без ответа. Вскоре я вспомнил и о том, что ничего не знаю о судьбе всех своих однополчан, и мне стало совсем тошно. Едва лишь я представлял себе, что и они тоже погибли из-за придуманной мной самим авантюры, как мне становилось просто физически нехорошо. Впору было бы заплакать, но слёзы не шли и только тупая боль, пополам со злостью растеклась по моей груди.

– Что ж, – решил я, – если судьбой мне не дано будет вернуться в нашу группу, то я попрошу полковника пристроить меня на какой-нибудь зенитной батарее поближе к Хайфону. Там что ни день, то налёт и может быть, мне посчастливится хоть там отомстить за близких мне людей.

Хотелось совершить что-то такое, чтобы каким-либо образом снять с души боль, но я не придумал ничего лучшего кроме как вдрызг напиться. Не имея практически никакого опыта в данном вопросе, я поступил весьма и весьма опрометчиво, если не сказать глупо. Вернувшись в подземную деревню, (благо всю дорогу я привычно ломал попадающиеся по дороге ветки) отыскал свою конурку и, принялся в одиночку глушить горе водкой. Хватило меня только на половину бутылки дешёвой рисовой водки, после чего в голове моей начался полный хаос. Вместо того, чтобы хоть как-то успокоиться, я разъярился ещё больше и возомнил себе, что уж с кем, кем, а с раненым мною радистом я посчитаться просто обязан. Так сказать для начала. И смех и грех. Вооружившись, за неимением никакого другого оружия, перочинным ножиком, я решительно направился искать виновника смерти Лау-линь.

Планы на его счёт у меня были самые кровожадные, но осуществить их мне не дали. Забредя поначалу в помещение, занимаемое вьетнамскими переводчицами, (прямо вот так, с ножом наизготовку) я произвёл там такой фурор, что через минуту на их отчаянные крики сбежалось не менее чем половина обитателей военного городка. Меня очень крепко взяли за руки, и как я не брыкался, быстренько препроводили в огороженный сетчатой проволокой пустовавший вольер для собак, где и заперли. Там валялся кусок старого брезента, который послужил мне в ту ночь и матрасом, и одеялом.

Провалившись поначалу в спасительное забытьё, я спал крайне беспокойно и измученный ночными кошмарами вскочил рано, едва забрезжил рассвет. Уже можно было различить что-то вокруг себя, и я с немалым удивлением ощупал окружающую меня сетку. Посмотрел под ноги, задрал голову вверх. Словно впервые вдохнул «благоухающие» вокруг запахи и прислушался к окружающим меня звукам. Но кроме жалобного поскуливания нескольких псов в соседней клетке, да мерных шагов прохаживающегося в отдалении часового, не было слышно ровным счётом ничего.

– Достойное у меня намечается завершение поездки, – невесело подумал я, – нечего сказать. После всего того, что нашей группой, было сделано нужного и полезного, меня засунули в какое-то собачье дерьмо! Ну и что с того, что малость выпил? Так ведь не убил ведь никого! За что в клетку? Вот тебе и вся благодарность Родины! И поделом мне, – вскоре перешёл я на самокритику, – нечего выбиваться из общего ряда. Сидел бы сейчас спокойненько на смене, или спал бы в тёплой койке, вместо всего этого вьетнамского кошмара! Правильно говорят, что солдату следует держаться поближе к кухне, и подальше от начальства!