Электронная библиотека » Александр Косарев » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Картонные звезды"


  • Текст добавлен: 14 апреля 2017, 04:35


Автор книги: Александр Косарев


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 41 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Удивлены? А что вы хотите? Молодой человек, романтического склада характера, да ещё угодивший в столь необычный полк, и волею случая приставленный к решению столь необычных, поистине государственного масштаба задач… Естественно, что все мои мысли были сосредоточены только на одном – узнать как можно больше того, что в гражданской жизни было абсолютно недоступно. Меня неподдельно и всерьёз увлекали технические характеристики авианосцев, боевых самолётов, танков и стрелкового оружия американцев, англичан и даже шведов. Я всё время чувствовал, что знаний, даваемых на официальных занятиях, мне катастрофически не хватало. Там где прочие были вполне удовлетворены и даже перенасыщены, я ощущал определённую недосказанность и ущербность полученных сведений. Собственно именно за этим я и бегал в нашу библиотеку, когда для этого выдавалась свободная минутка.

В тот раз я сидел на своём любимом месте (спиной к тёплой печке) и торопливо перелистывал только что пришедший с Большой земли справочник по вооружённым силам стран НАТО. Примерно через пятнадцать минут после меня, туда же заявился один из новоприбывших офицеров. Я мельком отметил его появление, но поскольку справочник был намного интереснее, нежели он, вернулся к прежнему занятию. А тот, пошептавшись несколько минут с библиотекаршей, уселся с каким-то журналом за соседний столик. Библиотека, ничуть не хуже бани в том смысле, что в ней все равны. Конечно, появись в зале сам командир полка, я бы естественно встал, и вытянул руки по швам. Но только он никогда сюда не приходит. Наверное, если ему что-то нужно, то литературу приносят прямо в служебный кабинет. А неизвестно откуда взявшийся лейтенант с голубыми погонами лётного состава никаких почестей и подавно не заслужил. Сижу, читаю дальше. Выписки не делаю. Во-первых, память ещё хорошая, а во-вторых, старшина наш, поганец этакий, устроил настоящую охоту за какими-либо бумагами в наших прикроватных тумбочках. Поэтому всё своё хозяйство приходится носить в нагрудных карманах, а туда, сами понимаете, много не влезет. Сидим так минут пять, а может быть и десять. Он листает, и я листаю. Он чуть почаще листает, а я чуть пореже. Ведь мне запоминать надо, а не просто так просматривать.

– Как, интересно? – с некоторым удивлением спрашивает через некоторое время лейтенант, слегка поворачиваясь в мою сторону.

– Так точно! – уклоняюсь я от «задушевного» разговора.

Ответ для армии стандартный. Каждый получивший его, должен сразу сообразить, что как-либо развёрнуто, на его немудрёный вопрос, отвечать не хотят.

– А у меня не очень, – откладывает он журнал в сторону, и я замечаю, что это правдинский «Огонёк».

– Ничего странного, – отвечаю, – эти (кивок в сторону журнала) ведь пишут только то, что разрешено. А эти (кивок в сторону справочника) то, что нужно и интересно!

– Зачем же это тебе нужно?

Удивление его вполне искренне и я столь же искренне и отвечаю: – Для работы, конечно. Для чего же ещё?

– Здесь у тебя вроде служба проходит, а не работа, – уточняет он.

– Это в роте служба, – парирую я. А на «горке» – работа. (КП наш стоит среди небольших холмов, потому мы его иногда называем между собой «горкой»). Служба мне глубоко безразлична, а вот работа нет.

– Точки над «i» я расставил, теперь посмотрим, как он на это заявление отреагирует. Если передо мной классический «сапог», то начнёт недовольно сопеть, а если он из другого ведомства, то реакция его будет иная.

– Не ты ли тот Косарев, который подал докладную записку по поводу скрытого перегона ударного бомбардировочного авиакрыла? – мгновенно меняет он тему разговора.

– Моя фамилия действительно Косарев, – киваю я с некоторым удивлением, – но всё что касается боевой работы, (я выделяю это слово голосом), – может обсуждаться только на КП в присутствии как минимум начальника смены.

Смотрю на часы. Долго, демонстративно. До вечерней переклички (вот ещё тоже одно бесспорное доказательство тотального недоверия армейской верхушки к насильно загнанной в армию солдатской массе) остаётся всего пятнадцать минут.

– Извините, – поднимаюсь я из-за стола, – но… пора на службу.

Лейтенант молча кивает, словно соглашаясь. Сдаю справочник и бегом к выходу. Мимо автопарка. Мимо стадиона. По плацу. Вот видна и вторая рота. Бегу, естественно, лишь по утоптанным тропинкам, глубина которых иной раз превышает рост человека (так много вываливает за зиму снега). Сразу вспоминается эпизод, произошедший со мной в прошлом году. Хотя я ещё и учился в армейской школе, но присяга была уже позади, и в караул мы ходили со всеми на равных. Так вот. Дело происходило опять же в марте, правда, в конце месяца. Откуда-то со стороны Охотского моря пришёл к нам страшный циклон. Однако никаких изменений в размеренную и заранее расписанную жизнь полка он естественно не внёс. И надо же было такому случиться, что именно в тот страшный день мне пришлось идти в караул. Первую смену было ещё терпимо, но ближе к полуночи буря рассвирепела не на шутку. Разводящий долго и озабоченно вглядывался в полузалепленное снегом окно караулки и, наконец, вынес свой окончательный вердикт.

– Будем добираться каждый до своего поста в одиночку! – объявил он нам. Оружие с собой не брать, патроны тоже оставьте здесь. Не ровён час, ещё потеряете что-нибудь. Как доберётесь до постов, срочно звоните сюда. Буду знать, что вы в порядке и… ждать ваших напарников.

И мы пошли во взбесившуюся ночь. Каждый сам по себе, на свой страх и риск. Мне выпало охранять автопарк и из предосторожности, (поскольку ветер уже два часа назад пообрывал почти все провода сети освещения) я пошёл по хорошо известной дороге. Она была хоть и длиннее, но гораздо лучше утоптана. Сашку Гусева, которого должен был сменить, я отыскал с большим трудом, обыскав почти всю территорию поста. Стремясь удержаться на ногах, бедняга вцепился в дощатый забор, окружающий заправочную станцию, и держался за него мёртвой хваткой. Держался так, что я с трудом оторвал его одеревеневшие пальцы от облепленных снегом досок. Сняв с полумёртвого вояки карабин и подсумок с патронами, я указал ему в каком направлении выбираться, и остался один посреди лютующей пурги. Скоренько натянув огромный двухпудовый тулуп, я поначалу попытался нести караульную службу по Уставу. Но куда там! Мощные удары снежной лавины раскачивали меня, словно хлипкий весенний стебелёк и мне в голову незамедлительно пришла мысль о том, что в такую погоду даже ни один дурак не вылезет на улицу. А образованный и культурный западный диверсант не вылезет и подавно!

Поэтому, утопая по колено в рыхлой снежной каше, я принялся спешно искать незапертый автомобиль. Найдя таковой, проворно влез в его промёрзшую кабину и, закутавшись в тулуп, принялся терпеливо ожидать окончания пурги. Напор ветра в ту ночь был столь велик, что стоящая на подпорках машина раскачивалась, словно на качелях. Я даже начал беспокоиться о том, как бы она не свалилась со своих хлипких чурбачков. Наконец пришла смена, всё так же в единственном числе и, вручив карабин уже успевшему очуметь от снега сменщику, я заторопился к вожделенной тёплой караулке. И тут не иначе как сам чёрт дёрнул меня за полу шинели.

– И что, я поволокусь в обход? – с неудовольствием подумалось мне. Рвану-ка я напрямик через стадион, авось как-нибудь пролезу.

Сказано – сделано. Свернув с уже плохо различимой дороги, я, безрассудно презрев правило, которое денно и нощно проповедовал наш ротный, двинулся напрямик через стадион. Правило, которое я только что упомянул, гласило: – Лучше плохая дорога, нежели хорошее бездорожье! И в справедливости его я убедился незамедлительно. Дело в том, что наш полковой стадион, на котором крайне редко проводились футбольные матчи, и крайне часто изматывающие кроссы, был устроен в естественной низине. Её за многие годы выровняли и сильно углубили трудолюбивые солдатские руки. И вот со всего маху я ухнул в эту засыпанную пушистым свежевыпавшим снегом пространную ямину. Погрузился с первого шага почти по пояс, но мальчишеское самолюбие не давало возможности изменить опрометчивое решение и я, понадеявшись на свои силы, полез вперёд. Утоптанная тропинка внезапно оборвалась, и я почувствовал, что погружаюсь уже по грудь. Ужас, который обуял меня в ту же секунду, был просто оглушающим.

Я судорожно барахтался в необъятной снежной купели, словно сказочная лягушка, которая случайно попала в банку со сметаной. Но по сказке лягушка смогла сбить из сметаны твёрдое масло и, оттолкнувшись от него, выскочить. Я же мог бултыхаться в середине стадиона вплоть до второго пришествия, но ничего кроме более глубокой ямы, в данных обстоятельствах выдолбить не мог. Но сдаваться было не к лицу доблестному воину ОСНАЗа, тем более, что сквозь снежные заряды уже видны были освещённые керосинками окна караульного помещения. Я грёб, плыл, утопал с головой, но когда под моими ногами ощутил нечто относительно твёрдое, облегчённо… захохотал. Вот так и хохотал, даже войдя в хорошо протопленное караульное помещение, не обращая внимания на недоумённо косящихся сослуживцев. Меня было просто не остановить. Я ржал как заведённый. Только потом, много месяцев спустя, встречая таких безостановочно хихикающих людей, я смотрел на них совсем по-другому. Уже понимал, что они только что избежали смертельной опасности и в данный момент просто не в силах изменить своё неадекватное поведение. Но давайте не будем о грустном. Грустного, будет ещё ох как много!


Нью-Йорк, 13. (ТАСС) Американские базы у границ Камбоджи

Американское военное командование в Сайгоне объявило о создании новых американских военных баз вблизи границы с Камбоджей… На двух новых базах сооружают взлётно-посадочные полосы для тяжёлых транспортных самолётов. Эти базы расположены на расстоянии менее семи километров от камбоджийской границы в зоне «С».

* * *

Благословенное время обеда. Все, кто не на смене, оживлённо толпятся в сушилке и коридоре, ожидая скорого построения.

– Эй, дневальный! – у тумбочки дежурного неожиданно появляется посыльный из штаба.

Некоторое время он что-то негромко шепчет ему на ухо, затем суёт в руки листочек бумаги и исчезает за дверью. Всякое движение в роте мгновенно замирает, поскольку появление штабного посыльного событие довольно редкое, и обычно ничего хорошего не сулящее.

– Внимание, – демонстративно поднимает дежурный листок на уровень глаз, – слушай распоряжение! Сержант Савотин, ефрейтор Преснухин, рядовой Косарев, рядовой Щеглов. Он делает многозначительную паузу и продолжает. В 14.00. срочно прибыть в штаб в распоряжение подполковника Щербины. Все слышали?

– Все-е-е, – отвечаем мы хоть и в разнобой, но всё же довольно радостно.

Щербина, это совсем не страшно. Максимум, заставит кого-нибудь из нас приколотить на фронтоне оружейного склада плакат типа «Да здравствует светлое будущее!» или «Перекуём орала на мечи!» Подполковник вообще был мастером сочинять и развешивать где надо и не надо такого рода литературные перлы. Недавно он прославился тем, что сочинил новый лозунг, которым напрочь переплюнул всех партийных агитаторов страны. Видимо после бессонной ночи, он приказал нашему собрату Ерастову (попутно подрабатывающего писарем) написать на кумачовом отрезе совершенно потрясающий лозунг. Звучал он так: – «Шире знамя социалистического соревнования!» Вот так вот! По всей стране знамя должно было быть «выше», а у нас оно было «шире». Еще подполковник Щербина был знаменит своей дикцией. Вы представляете себе заместителя командира полка, который не выговаривает букву «Р». Я – да. Бывало, выстроится наш славный полк на плацу, выйдет перед ним Щербина и как завопит: – Полк, – Гавняйсь! Смигно! Гавнение на сгедину!

– Ну вот, – тут же начинают перешёптываться ротные остряки, – опять говнение. Нам уж и говниться нечем, а он всё туда же.

Но это я так, к слову. Григорий Алексеевич совсем не плох и не так занудлив, как некоторые его коллеги. Службу свою несёт честно и лишний раз простых солдат не напрягает. Что ж скоро увидим, что он удумал новенького. Но только после еды!

Долгожданный обед пролетает в тот раз как-то незаметно, поскольку все мои мысли заняты только одним.

– Этот вызов в штаб, – думаю я, – не есть ли начало той операции, о которой я услышал во время отработки наряда? То, что нас вызывает именно Щербина, тоже очень даже кстати, поскольку он включался в работу только тогда, когда какое-либо дело в ротах уже было всесторонне подготовлено и одобрено командирами нижнего звена. И раз моя фамилия прозвучала в списке, то у меня появляется шанс отличиться. Ведь я знаю, о чём идёт речь, и заранее всё для себя уже решил. К двум часам я готовлюсь особенно тщательно. Подшиваю свежий подворотничок, начищаю до блеска сапоги. Тут же появляется и взводный.

– Савотин, Щеглов, Преснухин, Косарев… – скороговоркой тараторит он, – в одну шеренгу становись! Равняйсь, смирно! Напра-во! Шагом-м-м, марш!

Все идут, тяжело шлёпая подошвами и устало понурив головы, поскольку сильно измотаны за предыдущие дни. Не заметно, что кто-то радуется очередной начальственной затее. Один я вышагиваю бодро, как молодой петушок. И глаза мои возбуждённо сверкают, словно у новобранца при виде грудастой девчонки. Уже на подходе к штабу вижу, что к его входу тянутся ещё две тощенькие шеренги. Одна ползёт от первой роты, вторая от четвёртой. Внутри меня будто бы полощется на свежем ветру красный флаг победы.

– Угадал, – ликую я, – это точно ОНО!

Нас заводят в ту же самую комнату, где проходило ночное совещание, и рассаживают по трём длинным лавкам, явно принесённых из клуба. Кручу головой, оглядываюсь. Всего собралось человек двадцать, не больше и к моему удивлению, отнюдь не самых лучших представителей нашего воинского братства. Если судить по школьным меркам, одна половина хорошистов, а другая половина отъявленных троечников. Впрочем, это тоже объяснимо. Ни один командир роты не отдаст на сторону самых лучших солдат. Самые-то лучшие ему и самому позарез нужны! Конечно, можно предложить на отправку отъявленных разгильдяев, (чтобы от них поскорее избавиться). Но, так поступать тоже негоже. Более высокие начальники могут запросто заподозрить ротного в противодействии своим гениальным замыслам. А так всё в порядке. И волки будут сыты (то бишь Карелов со Щербиной) и овцы, тоже целы.

– Но странно, – мелькает у меня напоследок мысль, что среди приглашённых нет ни одного «старичка» из предыдущего набора, совершенно ни одного. Что бы это могло означать?

– Встать! Смирно! – звонко командует стоящий у распахнутых дверей наш ротный замполит. Откуда он здесь появился? Я в суматохе и не заметил.

Мы дружно вскакиваем. Входит Щербина и поднявший нас на ноги капитан Крамаренко докладывает ему, что все вызванные прибыли. Подполковник мельком окидывает нас строгим взглядом, нацепляет очки и легко поднимается на трибуну.

– В наше неспокойное вгемя, – начинает вещать он, запинаясь посередине слишком длинных предложений, и постоянно заглядывая в листочек бумажки, – когда оголтелый американский импгериализм топчет землю бгатского вьетнамского нагода…

На время неизбежной преамбулы я несколько отключаюсь, поскольку она меня ничуть не интересует. Умение отключать на время слух я отточил, будучи ещё в средней школе. В девятом классе к нам пришла учительница литературы, которая излагала материал таким скрипучим и заунывным голосом, что поневоле пришлось учиться, как-то отключаться от такой пытки. И мне это удалось. Постепенно я достиг такого совершенства, что мог сидеть прямо напротив включённой автомобильной сирены и не слышать при этом ни единого звука. Наконец Щербина складывает листок и с видимым облегчением суёт его во внутренний карман кителя. Включаю слух, чтобы не пропустить что-то важное.

– А это значит, товагищи, что нам со своей стогоны необходимо оказать всемегную помощь нашим бгатьям по социалистическому лагерю. Наш командующий дальневосточным военным окгугом тги дня назад издал дегективу, огиентигующую нас на активизацию богьбы за свободу социалистического Вьетнама…

Я сижу, как на иголках, напружинив ноги и готовясь при первой же возможности вскочить и отрапортовать о готовности отправиться куда угодно, помогать кому угодно, и чем только возможно. Но Щербина всё продолжает разглагольствовать о необходимости всячески противостоять нападкам проклятых империалистов. Украдкой озираюсь по сторонам. Мои сослуживцы все как один пребывают в полном недоумении и озадаченно переглядываются. И только Федька Преснухин, хитрый и ушлый ярославец, сразу почувствовал неладное. Видно за километр, что и он навострил уши, подлец, и тоже ловит каждое слово подполковника. Это не есть хорошо, это есть довольно плохо. В ротной иерархии, то есть по фактическим заслугам в боевой работе он стоит значительно выше меня. Кроме того, Фёдор уже получил значок второго класса, а я всё ещё ношу третий.

В эту минуту Щербина заканчивает свой пространный доклад, и так и не сказав ничего существенного, с шумом усаживается на стул. Наступает непонятная пауза. Но длится она недолго. Задремавший было Крамаренко бодро встаёт со своего места и подходит к трибуне.

– Какие будут предложения товарищи бойцы? – спрашивает он, многозначительным взглядом обводя притихший зал.

– Так вот оно что! – наконец доходит до меня. Да им требуется инициатива снизу, как бы порыв от масс трудящихся! Инициатива снизу!

– Разрешите мне, – бойко вскакиваю я, буквально на долю секунды опередив тоже дёрнувшегося Федьку Преснухина, – рядовой Косарев, вторая рота.

Капитан вопросительно глядит на подполковника. Тот важно кивает. Капитан в свою очередь кивает мне.

– Все воины второй роты, – бойко тараторю я много раз прокрученную в голове речь, – горят желанием немедленно протянуть руку помощи братьям-вьетнамцам. На своих боевых постах мы стараемся вскрыть все передвижения корабельных группировок и военно-воздушных сил вероятного противника, который нагло вторгается в воздушное и морское пространство суверенного Вьетнама. Однако, своевременно раскрыть цели и намерения агрессора мы пока не можем, и этому есть объективные причины. Прежде всего, нам мешает огромное расстояние между нами и Юго-Восточной Азией. Обстановка в воздушном пространстве меняется столь стремительно, что как-либо своевременно помочь ПВО Вьетнама мы просто не в состоянии. Было бы гораздо легче работать, если бы небольшая часть нашего полка была развёрнута в непосредственной близости от театра военных действий. Знание не только стратегической, но и тактической обстановки, непременно позволит такой группе заранее предупреждать вьетнамское командование о направлениях возможных ударов и силах, принимающих непосредственное участие в массированных авиационных налётах.

– Как по писанному отбарабанил, – с удовлетворением думаю я, с хрустом усаживаясь обратно на скамью, – и даже не сбился ни разу.

Явно не ожидавший от меня такой активности Крамаренко, открыв от удивления рот, растерянно смотрит на Щербину, но тот тоже недоумённо пожимает плечами. Однако наш картавый подполковник, тёртый калач и пребывает в растерянности не долго. Он величественно поднимается со своего места, солидно откашливается и спрашивает, пристально глядя в мою сторону.

– Вы сами это пгидумали, гядовой (мою фамилию он естественно уже позабыл), – или в этом направлении вам что-то подсказал капитан Гачиков?

– Никак нет, – вновь вскакиваю я. Товарищ капитан столь занят воспитательной работой в роте, что ему просто некогда вникать в обстановку складывающуюся на тихоокеанском ТВД.

Замполита вдруг осенило.

– Это тот самый Косарев, который самовольно подал докладную записку о массовой переброске В-52 в Японию, – слегка прикрыв рот ладонью, шипит он Щербине на ухо.

Тот, склонив голову набок, некоторое время рассматривает мои начищенные сапоги (я ведь специально для этого уселся на первый ряд), после чего кивает в мою сторону более милостиво.

– Гядовой Косагев пгавильно ставит вопгос, – уже с большей уверенностью подхватывает он вброшенный мною тезис о необходимости выдвигаться к местам непосредственных боестолкновений с американцами. Именно хогошее знание опегативной обстановки способствует достижению победы в бою. Именно тот газведчик, который внедгился в самое логово пготивника, может добыть самые нужные высшему командованию сведения!

Он говорит ещё довольно долго, и смысл его речи сводится к одному – из солдатской среды требуются добровольцы, для сопровождения первой, как бы пробной группы офицеров, направляемых во Вьетнам.

– Ты что, – толкает меня локтем Фёдор, – заранее, что ли речь свою выучил? Может, оповещён был кем-то об этом мероприятии?

– Нет, – отрицательно мотаю я головой, – никто меня, разумеется, не предупреждал. Да и куда мне против вас, таких умных. У меня и классность-то всего третья. Ясно, как Божий день, что наш капитан со мной никаких речей не вёл.

– Если не вёл, – Преснухин задумчиво поднимает глаза к потолку, – значит, сегодня вечером непременно к себе вызовет. Вероятно, даст подумать часа три и вызовет.

Предсказания моего приятеля оправдываются полностью. Правда, речь на собеседовании заходит вовсе не об отправке в жаркие страны, а пока только о дополнительной стрелковой подготовке на зенитно-артиллерийском полигоне. Но это меня не обескураживает. Из разговора я понял, что предварительно из нас будут готовить зенитчиков-артиллеристов в течение двух с половиной недель, а уж по результатам обучения, возможно, может быть…

Почему именно зенитчиков? Это-то как раз яснее ясного. Наш основной противник – ВВС США, и, вполне естественно, наши офицеры, соотносясь именно с этим фактом, строят планы по собственной защите от нападения сверху. Если для прикрытия средней руки города требуется до десятка крупнокалиберных зенитных батарей, а для завода, две – три, то для небольшого отряда, понадобится одна, ну, максимум две скорострельные малокалиберные пушки. Намного ли они помогут в обеспечении какой-либо безопасности – непонятно, но начальство решило загодя и однозначно, что вообще без прикрытия даже и высовываться не стоит.

Списки отъезжающих на обучение были составлены с завидной скоростью, и оглашены а следующий же день. Как я и предполагал, в них включены практически все, кто был на собрании в штабе. Отсидев последнюю ночную смену, получаю приказ срочно собираться и к одиннадцати дня быть готовым к отъезду. Сбор назначен прямо у автопарка, чтобы не привлекать к отъезжающим лишнего внимания. Незамедлительно подаётся крытый автомобиль, брезентовый полог которого после посадки наглухо задраивается снаружи. Слава Богу, что быстро поехали, ветерок освежает во время движения. Хотя мы и не видим, куда нас везут, но по положению солнца, пробивающегося через ткань, быстро догадываемся, что нас везут не в аэропорт, а в противоположную сторону, к Петропавловску.

– Ура, – наивно радуемся мы, – на пароходе опять поплывём! Вот отоспимся-то! Вот отъедимся!

Въезжаем в город, спускаемся к морю. Хорошо слышны гудки морских судов, звон цепей и прочие припортовые звуки. Но машина не останавливается. Ещё примерно полчаса движения по явно не сильно оживлённой дороге и, наконец, двигатель умолкает. Брезент поднимается, и мы с удовольствием спрыгиваем на каменистый берег океана. Около машины стоит тот самый лейтенант, с которым я беседовал в библиотеке. Теперь на нём уже общевойсковые погоны с паучками связистских молний. Строимся по росту. Лейтенант отпускает машину и, дождавшись, когда та исчезнет за поворотом, пересчитывает нас по головам и командует: – Разойдись!

Разбредаемся кто куда. Большинство принялось швырять в воду камни (кто дальше), курильщики задымили кто «Примой», кто «Севером», остальные же, в том числе и я, окружили кольцом своего нового командира.

– Не подскажите, товарищ лейтенант, – по-свойски обращаюсь я к нему, – как долго мы будем до полигона добираться. А то харчей нам всего на сутки выдали.

– Не волнуйтесь, парни, – загадочно улыбается он, – к вечеру уже койки будете застилать. Вот сейчас сядем на самолёт, и через четыре с половиной часа прибудем на «точку».

– Как на самолёт? – хором недоумеваем мы. На самолёт садиться нужно было на аэродроме Елизово, а не здесь.

Но совершенно неожиданно, будто в подтверждение его слов за недалёким мыском начинает работать авиационный двигатель. Через пару минут к нему присоединяется второй, и вскоре мы видим гидросамолёт Ве-12, гордым белым лебедем скользящий в нашу сторону.

– Построиться, бойцы! – зычно кричит лейтенант. В колонну по одному, к эстакаде, шагом марш!

Вы, наверное, понимаете, что восторгу нашему просто нет предела. Полетать на настоящем гидросамолёте – тайная мечта каждого, кто хоть раз в жизни видел это чудо техники.

– Садиться строго по одному, – не унимается раздражённый нашей чрезмерной весёлостью командир. Кто попадает на борт, тут же помогает идущему следом. Все поняли?

– Поняли! – дружно вопим мы, вспугивая стаю жирных чаек.

Самолёт подруливает к насквозь проржавевшей решётчатой эстакаде, выдвинутой в море метров на сорок, и его люк для приёма пассажиров приветливо распахивается. Два, одетых в оранжевые спасжилеты лётчика, привычными движениями втаскивают нас вовнутрь машины. Взвывают моторы. Летающая лодка бренчит и раскачивается сразу во всех направлениях. Рёв усиливается. Толчок, ещё один будто бы прощальный шлепок волны по корпусу, и мы плавно взмываем в воздух. Приникаю носом к выпуклому иллюминатору. Картина просто потрясающая! Передо мной будто игрушечный город, куличики вулканов, чёрные извилистые проталины по склонам сопок. Красота неземная! Только сейчас я понял, на что похожа земля Камчатка. Она ужасно похожа на иную планету, абсолютно отличающуюся от Земли, по-своему прекрасную и неповторимую.

Вираж заканчивается, высота полёта набрана, и наш самолёт ложится на заданный курс. В иллюминаторы уже никто не смотрит, что на воду-то любоваться! Монотонно гудят моторы, тонко дребезжит отставшая кое-где обшивка. Головы наши поначалу свешиваются вниз, затем постепенно пристраиваются на плечо соседа, и издаваемый самолётом звук плавно уходит куда-то в бесконечность.

Блин-зд-д, блин-зд-д, – заливается укреплённый на стенке зуммер.

– Подъём, братва! – рявкает высунувшийся из пилотской кабины штурман. Всем держаться за леера! И покрепче!

И он, выразительно хмурясь, стучит ладонью по одному из толстых оранжевых канатов, протянутых вдоль обоих бортов. Послушно поднимаем руки и вцепляемся в засаленные от долгого использования верёвки. Авиалодка плавно кренится на хвост, и корпус её сильно содрогается от первого касания о воду. Второй удар, уже мощнее и хлеще. Кто-то не удерживается на своём месте и кубарем летит в проход, остальным под ноги. Крики, заливистый смех, ругань. Но моторы уже сбавили обороты и мы чувствуем, что находимся в какой-то тихой лагуне. По довольно долгому ожиданию понимаем, что посадочной эстакады здесь нет, и придётся выгружаться на какое-то плавучее средство. Наконец распахивается люк, и мы с удивлением и, что скрывать, восторгом рассматриваем высящиеся неподалёку уже покрытые первой зеленью холмы.

– Где это мы? – любопытный и непосредственный, как истинный сын кавказских гор, рядовой Камков, извлечённый командованием из недр «Передающего центра», бойко высовывается наружу.

– Это Сахалин, – коротко поясняет лейтенант. Он втаскивает Камкова обратно за ворот шинели, и командует всем остальным. Приготовиться к высадке. Вещмешки полностью надеть на спины, на две лямки, а то некоторые, особо самонадеянные деятели, всё своё имущество умудряются утопить при высадке.

– Ага, – тут же догадываюсь я, – да это у него далеко не первая командировка на сей таинственный полигон. То-то он так уверенно про баню рассуждал, как будто знал о ней всё заранее.

К открытому люку осторожно подходит небольшая баржа, переоборудованная в припортовый заправщик, и мы покидаем наш воздушный корабль. Что ж, хоть немного, но всё же действительно поплаваем.

Вода в бухте на удивление спокойная, будто в парковом пруду и цвета она совсем другого, нежели у камчатского берега. Здесь она какая-то прозрачная и зеленоватая, а там чёрно-синяя. Исследование вод мне вскоре приходится прервать, поскольку баржа с ощутимым сотрясением уткнулась носом в широкую бревенчатую пристань. Посередине её видим выкрашенный охрой дощатый домик, около которого, слегка за ним скрываясь, стоит обычный городской автобус. Вначале мы на него не обратили никакого внимания, мало ли для чего он там стоит. Но вскоре выяснилось, что он прибыл именно за нами. Впервые за полтора года усаживаемся не на жёсткие скамейки или доски, а на мягкие, цивильные сидения. Кайф! По ходу движения, лейтенант со знанием дела, даёт нам необходимые пояснения, указывая пальцем на те или иные местные достопримечательности.

– Вон там видите, – тянет он руку, – крыша покатая. Это рыбзавод. Селёдка там просто объедение! И в путину именно оттуда крабовое мясо отправляют прямо в Москву, в Кремль, в специальных маленьких бочонках.

Мы с Преснухиным многозначительно переглядываемся. Неоценимую информацию выбалтывает по ходу дела лейтенант. Подсыпь здесь кто-нибудь из нас яда в эти самые бочонки, так ведь власть в стране сменится в одночасье. И никто никогда не поймёт, откуда подкралась такая напасть. Но от нас удара в спину можно не опасаться, мы как-никак бойцы ОСНАЗа! В действующих войсках мы самая первая основа нынешней власти, самая надёжная её защита!

В том, что мы так думаем, нет ничего зазорного. Когда человеку долго промывают мозги, то у него они, естественно, становятся стерильно чистыми. Если целый год каждый день внушать любому из нас, что он дурак, то и действительно, даже самый умный из нас резко поглупеет. А если наоборот говорить ему, что он самый что ни на есть передовой боец Советской армии, держащий оборону против заокеанских «ястребов», то и это тоже сработает. Во всяком случае, мы себя таковыми героями ощущали на самом деле. Тем более что и действительно, работая в пользу Северного Вьетнама, мы искренне хотели помочь несчастным вьетнамцам, подвергавшимся, как нам казалось, неспровоцированной агрессии неизмеримо более могущественного противника. И даже то, что именно северовьетнамские вожди явились первопричиной кровавого конфликта, ничуть нас не смущало.

– Подумаешь, – размышляли мы про себя, – вьетнамцы имеют полное право объединиться в единую нацию. Пусть и сломив сопротивление кучки национальных капиталистов, препятствующих этому благородному делу.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации