Текст книги "Картонные звезды"

Ха-Джанг, Ха-Джанг! – с готовностью кивает тот, с видимым облегчением опуская свою ношу на землю.

– Где… центр… вашего… населённого… пункта? – смешно чирикает Воронин по-вьетнамски, заглядывая в разговорник.

– Полтора километра вперёд, потом налево. Как увидите католический собор, это и есть центр города! – отвечает тот на довольно сносном английском.

– Приятно иметь дело с образованными людьми! – философски замечает наш капитан, одновременно с этим бесцеремонно толкая в бок мгновенно уснувшего на руле Ивана. Что встал, браток, погнали дальше!

Площадь с памятником, двухэтажное здание городского совета, пустые ещё ряды овощных палаток – всё указывало на то, что мы всё же добрались до конечной цели нашего путешествия. На негнущихся от усталости ногах всё наше измученное воинство спустилось на землю. Глядим друг на друга. Криво улыбаемся. Да-а-а, мы были не просто хороши, мы были чудо как хороши! Покрытые плотной коркой грязи лица, изношенная до дыр форма, кондовая щетина на подбородках. Картину дополняло разнокалиберное вооружение, живописно висящее на наших плечах, шеях и торчащее из-за обрезанных голенищ, давно потерявших свой первоначальный цвет сапог. Не знаю, слышали ли вьетнамцы про батьку Махно, или нет, но, увидев нас, они могли сразу и навсегда составить своё мнение насчёт того, как эти самые махновцы выглядели. Выгрузившись, мы собрались вокруг нашего капитана, который, опустив голову, возился с расстегнувшейся планшеткой.

– Что, опять налёт? – испуганно вскинул он голову.

– Да, нет, что теперь делать будем? – поинтересовался за всех Фёдор.

– А-а, – небрежно отмахнулся он, – пока будем просто ждать. Сейчас сюда должен приехать наш незабвенный Григорий Ильич. Надеюсь, он нас и накормит, и напоит и оденет. Ждать! – строго повторил он и первым направился в сторону многоствольного, громадного и безумно раскидистого дерева.

Прошло около часа. За временем я, конечно же, не следил, поскольку поминутно проваливался в спасительное забытьё. Однако так же быстро и просыпался, разбуженный каким-нибудь чисто городским звуком, от которых мы все, отвыкли, пока прятались в джунглях. Городок постепенно оживал. На улицах появились первые жители, первые велосипеды, и даже первые машины. Торговцы неспешно раскладывают на прилавках свой зелёный товар. Стайками побежали в школу черноволосые детишки. Снова раздаётся редкий в этих местах звук автомобильного мотора. Из боковой улочки, уверенно и явно никуда не торопясь, плавно выехал новенький УАЗ-469 в тропическом исполнении. За рулём его гордо восседает загорелый и откормленный прапорщик Башутин, сжимающий в зубах, видимо, только что зажженную сигарету. Его рассеянный взгляд медленно скользит по нам, по стоящим рядом с деревом машинам, после чего всё так же медленно уплывает в направлении рынка. С совершенно не изменившимся выражением лица он выключает двигатель, остановив УАЗ, буквально в сорока метрах от нас.

– Не узнал, – понимаю я, исподтишка наблюдая за его ленивыми действиями. Ну, ещё бы, всего полтора месяца назад он отправлял совсем другой отряд на совершенно другом транспорте.

– Товарищ капитан, – тихонько толкаю я сладко похрапывающего Воронина, – вставайте скорее!

– А…, что…, где мы? – после третьего толчка открывает он мутные от усталости глаза и пытается встать.

– Прапор наш приехал! – негромко сообщаю я, показывая незаметным движением головы в сторону мирно покуривающего около машины Башутина.

– И что, неужели он нас не признал? – озорно улыбается капитан.

– Даже не ворохнулся! – подтверждаю я.

– Пойдём, напугаем его, – заговорщически мигает Михаил Андреевич, – пусть бдительности не теряет!

Мы подхватываем с травы трофейные винтовки и направляемся к нашему снабженцу. Он замечает нас только тогда, когда мы подходим практически вплотную.

– Hands up! (руки вверх), – хриплым голосом командует капитан, тыча стволом в заметно округлившееся с последней нашей встречи брюшко Башутина.

Окурок отклеивается от нижней губы прапорщика, и он тихо проседает на разом ослабших конечностях. И только в самый последний момент понимает, кто с ним так неумно шутит.

– Михаил… Андреич! – шумно сглатывает он слюну, – Господи, да вы ли это?

– А то! – хохочет тот, шумно хлопая прапорщика по плечу. Напугали мы тебя с Сашком? Вижу – напугали! Да ты аж побледнел, бедняга!

Башутин переводит взгляд на меня и озадаченно качает головой: – Вах-вах, где же это всех так полоскало? В каких же помойках вы все возились?

– Всё у тебя готово? – перебивает его Воронин, беря под руку и подтягивая к нашему просыпающемуся сообществу, – как я и заказывал?

– Конечно, конечно, готово! – рассеяно отвечает Григорий Ильич, только теперь полностью оценивая состояние и нас и наших грузовиков. И как вы на этаких рыдванах добрались сюда от самой границы? – восклицает он. Да это же не машины, это же просто какие-то решета на колёсах! Да вы все ли уцелели-то в этакой-то круговерти?

По, разом побледневшему лицу прапорщика, прямо из-под околышка неизменной фуражки шустро поползли струйки пота.

– Главное, что все ребята уцелели, – перебивает его капитан, – отделались, считай, малой кровью. А машины…, что ж, машины мы новые выпросим. Всем подъём! – бодро скомандовал он, когда все мы вплотную приблизились к дружно посапывающей команде. Наше спасение прибыло!

* * *

Почти весь тот день мы пребываем в полном блаженстве. Сразу после столь позднего пробуждения Башутин повёз нас в некое заведение, которое очень смахивало на нашу российскую баню. Шайки там, правда, были деревянные и полностью отсутствовала парилка, но в остальном всю было очень даже похоже. Отскоблив многодневную грязь и выбрившись единственным на всех лезвием, мы дружно прошли через крохотную, всего лишь двухкресельную парикмахерскую, где освободились от чересчур отросших за время нашего путешествия шевелюр. В завершение процесса преображения, Башутин торжественно выдал нам несколько комплектов невиданного нами ранее камуфляжного обмундирования.

– У китайцев выменял! – объяснил тот, в ответ на наши недоумённые взгляды и вопросы. У них текстиль довольно дёшев, да и навезли они сюда его неприлично много. А что, неужели не нравится?

– Да нет, – огладил себя по пятнистой груди Воронин, – вполне нормально. Только теперь и вовсе непонятно, какой мы есть принадлежности. Форма китайская, рожи российские, оружие американское…

– Но ремни-то у нас всё ещё советские, со звездой! – демонстративно похлопал себя по животу, вновь обретший вкус к жизни Камо.

Все дружно рассмеялись, и вопрос нашей принадлежности был на время забыт, тем более, что нас всех пригласили в ресторан. Теперь-то я понимаю, что та харчевня, конечно же не была настоящим рестораном, но тогда… Один вид протяжённого, украшенного витиеватыми деревянными панелями помещения, внушал нам лёгкое благоговение. Керосиновые светильники по стенам, и электрические цветные фонарики под потолком позволяли осветить обеденный зал при любом повороте событий. Даже обычные в военных условиях светомаскировочные шторы были аккуратно свёрнуты в рулончики и закреплены разноцветными плетёными ленточками. Посетителей было совсем немного и для нас было немедленно выделено три стола, которые мы, разумеется, тут же составили вместе. Подбежали две одетые в атласные халатики девушки и с поклоном вручили нам изрядно потёртую, но когда-то бывшую совершенно роскошной папку меню. И хотя в папке обнаружился лишь сероватый листик обёрточной бумаги, но на нём были написаны названия примерно двух дюжин блюд. К сожалению, написаны они были по-вьетнамски, что несколько затрудняло наш выбор. Но колебались мы недолго, поскольку Башутин, как радушный хозяин, взял инициативу на себя.

Подозвав рукой одну из стоящих неподалёку девушек, он царственным жестом провёл по списку сверху донизу, после чего не менее величественно взмахнул ладонью над нашими головами. У девушки от удивления отвисла губа, и она недоверчиво пролепетала в ответ несколько слов. Поняв, что собеседники её не понимают, она попробовала выразить ту же мысль по-французски, но тут же сбилась и смущённо покраснела. Но смутить Башутина было не просто. Он солидно откашлялся и, поднатужившись, всё же выдал довольно-таки связную фразу на вьетнамском языке. Официантка что-то ответила. Башутин уточнил. В ответ та громко позвала хозяина, разжигавшего плиту в дальнем конце заведения.

И только когда тот подошёл, то общими усилиями заказ удалось согласовать. И после этого ждать пришлось совсем не долго. И первым блюдом, которое появилось на столе, было пиво в запотевших бутылках, принесённое в большой плетёной корзине. Впервые что-то холодное, за многие недели одуряющей жары и духоты! Все набросились на него, будто не пили вечность, и корзинку пришлось приносить ещё дважды. Затем пошли в ход закуски, красиво сервированные в самых настоящих тарелках, от которых мы успели напрочь отвыкнуть. Глядя на нас, на то, как жадно мы поглощаем приносимую еду, прапорщик только цокал языком и неодобрительно покачивал головой. Разговоров о наших приключениях мы естественно не вели, рассчитывая похвастаться ими несколько позже.

Но после обеда сил наших хватило только на то, чтобы дотащиться до какого-то неказистого пустующего домика, временно превращённого в нашу казарму. Сон свалил меня, едва я успел раздеться. Прочие же мои сотоварищи не смогли сделать даже и этой малости, а просто попадали кто в чём, кто как, и кто куда. Сколько я спал, уже, естественно не вспомню, но когда проснулся, долго не мог сообразить, где нахожусь. В комнате было темно из-за опущенных штор, а где-то под потолком негромко пощёлкивал вентилятор, будто часовой механизм запущенной бомбы. Привлечённый этим звуком я сосредоточился вначале на нём, а потом на крохотной щелочке света, пробивающейся через ткань.

– Либо уже утро следующего дня, – размышлял я, безвольно валяясь на буквально поглотившем меня матрасе, – либо ещё просто не стемнело.

Выпитое накануне пиво настойчиво просилось наружу, и я принялся шарить вокруг себя в поисках одежды. Ничего похожего не обнаружилось и пришлось отправиться в путь в одних трусах, осторожно ощупывая пространство перед собой вытянутыми руками. Дверь наконец-то нашлась и, пройдя небольшой коридорчик, я оказываюсь на улице. Судя по положению и тускловатому виду светила, был уже вечер, где-то часов девять. Оглядываюсь вокруг. Мирная, спокойная жизнь неспешно происходит вокруг меня. Играют на детской площадке голопузые ребятишки, какие-то две женщины несут полную сетку ананасов, бежит собака.

А вот и приметы недалёкой войны. Из-за угла показывается ополченец в огромной остроконечной шляпе, полувоенной форме и с винтовкой на плече. Охраняет нас, бережёт от всяческих происков. Спускаюсь со ступенек и хлопаю его сзади по плечу, надеясь выяснить у того расположение туалета. Ополченец от неожиданности вздрагивает, и нелепо всплеснув руками, роняет одновременно и винтовку и шляпу. Мы дружно приседаем, стараясь поскорее поднять упавшее имущество. И тут же из-под приподнявшейся волны чёрных длинных волос на меня испуганно распахиваются явно девичьи и притом бездонной глубины глаза. Я был просто поражён открывшимся передо мной видением. Наш нежный часовой тоже. Некоторое время мы пристально смотрим друг на друга, и постепенно первый её испуг сменяется смущённой улыбкой.

– Ты тоже из спецкоманды? – спросила она меня на очень даже приличном русском языке.

От удивления и замешательства слова застряли у меня в глотке, и просто растерянно кивнул в ответ. По идее, мне надо бы скорее идти по «делам», но наша охранительница слишком симпатична, чтобы вот так поспешно ретироваться.

– Меня зовут Александр, или просто Саша, – представляюсь я, ничуть не смущаясь своего совершенно затрапезного вида (поскольку смущаться было уже поздно).

– Сунь… Лау-линь, – отвечает она, даже не замечая моей неловкости (или, делая вид, что не замечает).

– Извини, что напугал тебя, – спешно подаю ей упавшую трёхлинейку. Я не нарочно. Просто хотел спросить тебя… вас…

И тут же из-за её слишком серьёзного взгляда напрочь забываю, что именно хотел спросить, и естественно вновь умолкаю в полном замешательстве. Лау-линь тоже поднимается с корточек и нахлобучивает шляпу на голову.

– Санитарный блок расположен в саду, за домом! – стараясь сохранить должную серьёзность, рапортует она, но я-то вижу, что в её глазах как будто загорелись две озорные звёздочки.

Пиво давит изнутри изо всех сил, и я, торопливо кивнув ей на прощание, вприпрыжку несусь в указанном направлении. Густо заросшая аллея сада приводит меня к приземистому строению, в котором кроме туалета обнаруживаю и действующий душ. Соблазн вымыться слишком велик, и я включаю воду, пытаясь смыть с себя не только пот, но и сонную одурь.

Возвращаясь взбодрившийся и освежённый к нашей резиденции, и обнаруживаю, что у неё имеется и чёрных ход. Толкаю незапертую дверь и тут же слышу несущиеся откуда-то сверху голоса. Слева от меня обнаруживается ведущая на второй этаж лестница, и я делаю по ней несколько шагов. Голоса слегка усиливаются, и я принимаю решение выяснить, о чём собственно идёт речь (сами понимаете, что мною в тот момент руководили чисто профессиональные привычки, а не досужее любопытство). Поднимаюсь на один пролёт, и мои натренированные уши разбирают доносящийся сверху голос Воронина.

– Да, я понимаю, – с нажимом говорит он кому-то, – что ребят давно пора отправлять обратно в часть. Я прекрасно вижу, что они еле-еле держатся на ногах и крайне измотаны. Да только в этом случае вся наша деятельность сразу потеряет всякий смысл.

– Неужели вы на пару с лейтенантом не сможете завершить вашу залихватскую операцию без них? – звучит голос Башутина.

– Ну и что из того, что мы тут со Стуловым останемся, – слышу я в ответ. Ты пойми, что на настоящей войне офицер без солдата просто нуль, без палочки! Ты себе даже представить не можешь, сколько на нас свалилось неприятностей за последнее время. Чего только не пришлось испытать. Если бы не наши мальчишки, мы бы просто-напросто из всего этого ада не вернулись. Всё-таки надо честно признать, противник наш настолько силён, и настолько изобретателен, что мы только чудом выкрутились. Да ты и сам мог всё увидеть, хотя бы по нашему виду и по состоянию нашего транспорта.

– Когда думаете взяться за ремонт?

– Надо бы уже сейчас приниматься, – да жалко ребят будить.

– Я сам могу, – с готовностью соглашается Башутин, не упускающий возможность прогнуться перед начальством.

– Ну, хорошо. Тогда давай по последней…, и за дело!

Слышится скрип стульев, лёгкий звон стекла и я соображаю, что пора уносить ноги. Забегаю на цыпочках в нашу комнату и нащупываю на стене выключатель.

– Парни, подъём, – громогласно провозглашаю я, – на ужин опоздаете!

Интересно наблюдать за пробуждением мертвецки спящих людей. Повинуясь насмерть вколоченным в подсознание командам, они чисто механически, словно роботы начинают двигать руками и ногами, пытаясь нащупать при этом обмундирование и одновременно с этим сползти с коек. Получается очень смешно. М-да, и одновременно грустно. Подсказываю им, где находится туалет с душем, и мои товарищи, всё ещё сладко зевая на ходу, гуськом уходят в указанном направлении.

Вскоре сверху спускаются и наши офицеры. Оба они в лёгком подпитии, и поэтому полны, хотя и несколько суетливой, но неуёмной энергии. Собрав нас в кучу, Воронин, по-свойски положив руки на наши плечи, объясняет, кому и что надо делать. Дружно киваем головами. Работы просто невпроворот, и понятное дело затягивать проведение работ нет никакой необходимости. Заодно капитан даёт указание Стулову и Башутину отправляться в порт и постараться договориться о предоставлении нам ещё двух грузовиков. Но старший лейтенант начинает возражать.

– Михаил Андреевич, – отрицательно машет он головой, – да ничего нам там не дадут. Поздно уже, никого мы там из начальников уже не застанем. А ночные бригадиры с нами даже разговаривать не будут. Надо бы вам самому завтра съездить в Ханой, в штаб. Выбить там разнарядку, попросить дополнительные фонды на аппаратуру… Нам ведь изначально были положены всего две машины… Ведь нас с самого начала предупреждали о том, что они выдаются на полгода! Не уверен, что именно для нас там будут делать исключение!

Воронин скрепит от злости зубами. В его ближайшие планы явно не входило очередное путешествие.

– Ладно, – соглашается он, наконец, – но поедем все вместе! Фёдор, – поворачивается он к Преснухину, – с утра временно возлагаю командование на тебя. Блюди должный порядок, а самое главное, постарайтесь в какой-то степени восстановить нашу работоспособность. Если для работы наша комната окажется мала, то используйте проход до чёрного хода и тот закуток, что под лестницей. Да, – звонко шлёпнул он себя по лбу, – чуть не забыл. Пойдём со мной, получишь шифровальные таблицы на эту неделю. Связь с полком нужно держать строго по расписанию. Отсутствие сводок объясняйте незначительными техническими проблемами. Ни в коем случае не намекайте на то, что я и Стулов отсутствуем. Делайте вид, что всё в порядке, просто кое-что сломалось. А, да, – в запальчивости топает он ногой, – отстучи им, что генератор вышел из строя, и приходится пользоваться аккумуляторами. Всё, что будут нам передавать, тщательнейшим образом записывай и храни до нашего возвращения.

Выслушав наставления, Преснухин было бросается их исполнять, но начальственный окрик заставляет его вернуться обратно.

– Эй, Фёдор, ты куда? – повышает голос капитан. Поднимись-ка сейчас с нами, распишешься в получении денежного довольствия. Надо же вам как-то питаться и прочее… Ведь мы поедем прямо сейчас, а заночуем в Ханое, чтобы с утра время не терять. Всё, за мной!

Проводив наших командиров, и даже помахав им по русской традиции руками на прощание, возвращаемся обратно. Заодно украдкой осматриваю выставленную у ворот охрану. Но моей новой знакомой среди них не вижу, видимо уже сменилась. Обидно. Мне вдруг нестерпимо захотелось перекинуться хоть парой слов с человеком не из нашей команды. Всё же, как ни говори, а мы друг от друга устали изрядно.

– Хорошо бы как-то отвлечься, – соображаю я, – расслабленно шаркая ногами позади всех. Может быть, на какие-нибудь танцульки сходить, или в то же самое кино. А то всё война, да война, невмоготу уже. Устали все как собаки, умотались…

Но поделиться столь интересной мыслью с товарищами я не успеваю, поскольку облечённый начальственными функциями Фёдор начинает нас строить и ровнять.

– Вот чем сильна любая армия, – мгновенно переключаются мои мысли на иную тему, – своей преемственностью. Каждый вышестоящий командир имеет полное право в своё отсутствие назначить кого-то из подчинённых исполнять свои функции.

Сразу вспомнился анекдотический случай, когда один из наших солдат остался за командира полка. Дело было так. В преддверье ноябрьских праздников нашего полковника вызвали в Москву, и он оставил за себя начальника штаба. Тот буквально на следующий день слёг с высокой температурой и оставил за себя нашего капитана, который по жребию оставался дежурным по полку. Но у того дома случился пожар, и он в спешке оставил за себя командира одного из взводов. Но тот тоже недолго упивался властью. Позвонили из районной больницы, где перед близкими родами лежала его жена, и он помчался к ней. Помчался-то он помчался, но не забыл оставить за себя первого попавшегося на глаза сержанта. Тот же, даже не понимая, какая на нём висит ответственность, отправился ради праздничка в самоволку. Но тоже строго настрого приказал только что вернувшемуся со смены рядовому, блюсти порядок и исполнять, в случае чего его функции. Тот покивал головой, но поскольку очень хотел спать, то, как только за сержантом закрылась дверь, немедленно улёгся в койку.

Когда эту забавную ситуацию по прошествии некоторого времени размотали в обратном направлении, то получилось очень забавно. При всём при том, надо иметь в виду, что боевая работа в нашем полку не прерывалась и на минуту. Оказалось, что один раз должным образом поставленная армейская деятельность, имеет тенденцию продолжаться практически до бесконечности. И только некоторые чрезвычайные, просто непреодолимые события могли как-то изменить привычный ход событий. Вот и мы, казалось бы, совершенно крохотная и обособленная от всего частичка Советской Армии, словно мифический Феникс принялись восстанавливать свою утраченную боевую мощь. Иными словами, починку нашей боевой техники мы начали практически незамедлительно. Каждый без всяких дополнительных напоминаний и высоких слов о Родине и долге прекрасно понимал, что от нашей боеготовности зависит не только спокойствие нашего полковника, но и вполне конкретные человеческие жизни. Поскольку машины наши стояли там же, где мы их и бросили, то есть на городской площади, Басюра отправился за ними. Вскоре в саду раздаётся знакомый рокот мотора.

– Задом, задом подавай! – суетится около кузова Фёдор, активно жестикулируя руками. Круче, круче выворачивай!

Все остальные неподвижно стоят у заднего входа и определённым беспокойством смотрим, как он ловко уворачивается от двигающегося рывками сильно изуродованного МАЗа. Наконец машина подогнана к самой двери, и мы приступаем к её разгрузке. Первоначально нашими уехавшими командирами планировалось перенести всю уцелевшую аппаратуру на второй этаж, но почти тут же от этой «плодотворной» идеи пришлось отказаться. Всё упёрлось в лестницу, причём в самом прямом смысле этого слова. Дело в том, что наша военная аппаратура, кроме потрясающей надёжности и прочности обладает ещё одним специфическим свойством – значительным весом и размером. И в самом деле. Основной наш боевой инструмент – ламповый радиоприёмник Р-250, весил, если мне не изменяет память, целых 90 кг. Не слабо, правда? И тащить его куда-либо можно было только за четыре мощные, чуть ли не чугунные ручки, заботливо приклёпанные нашими славными конструкторами на его боковые стенки.

Теперь представьте себе узенькую, едва ли шестидесятисантиметровой ширины изящную лесенку, сконструированную исключительно для миниатюрных вьетнамцев, и вы поймёте, что четыре российских мордоворота никак не протащат по ней столь увесистый железный ящик. Приемлемое для всех решение как всегда выдвинул Фёдор.

– А, что парни, – проникновенно заглядывает в наши глаза, – а может быть, пока отнесём всё это хозяйство к нам. Вы же видите, как всё здесь осколками изрешечено, и копаться долго придётся. Давайте, пока в нижней комнате всё оборудование разложим, например, вдоль длинной стеночки. Пространства там полно. Рассмотрим всё внимательно, починим, что сможем, а уж потом и определимся…

– Верно, – мгновенно переориентируется Щербаков, – правильно! Всё быстренько тащим в нижнюю комнату. Так, Санька, Иван, сдвиньте-ка наши кровати ближе к окнам!

– Мы с Щербаком в кузове будем работать, – кричит нам Преснухин, выскакивая на улицу. А вы уж тут как-нибудь сами разбирайтесь. Да осторожно там, не порежьте руки! Тут кругом рваное железо торчит!

Разборка и расчистка радийной машины, в отличии от её первоначального создания, продолжается чуть более трёх часов. Верно говорят умные люди – ломать не строить. Всё наше шпионское оборудование мы на пару с Иваном раскладываем в нашей комнате вдоль длинной глухой стены, сразу же сортируя его на полностью разрушенную, и подлежащую дальнейшему ремонту.

Когда к нам вваливаются мокрые от пота Фёдор с Анатолием, волокущие последний ящик, мы почти заканчиваем и свою работу. Результаты её не очень радуют. Из четырёх коротковолновых приёмников уцелели только два, и то относительно. Одна многоканальная стойка изуродована так, что в ней не удалось найти и одного целого блока. Но хуже всего то, что из имевшихся в нашем распоряжении телетайпов относительно работоспособным выглядит лишь один. Порубленные в лапшу кабели, разбитые розетки, в значительной части утраченные наборы запасных частей, так называемые ЗИПы, дополняют невесёлую картину.

Разрушения столь велики, что наш временный командир мигом мрачнеет.

– Ох-хо-хо, – озабоченно чешет Фёдор затылок, – хреновы дела твои, Господи! Хорошо, что хоть передатчики везли в нашей машине, – поворачивается он к вошедшему следом за ним Камкову. Тот грустно кивает, и вяло отмахивается тряпкой, которой перед этим вытирал руки: – Всё равно, одно без другого как бы и бесполезно…

Преснухин неодобрительно фыркает, но гордо поднимает подбородок и по очереди вглядывается в наши лица.

– Что делать будем, парни? Как выкручиваться?

– Что делать, что делать, – бубнит в ответ Щербаков, – давайте попробуем починить, что удастся. Я вижу, розетки электрические здесь есть, перебоев в электроснабжении пока не наблюдается… Предлагаю вначале проверить работоспособность приёмников. Вот если ни один из них мы до ночи не восстановим, то тогда дела наши и в самом деле плохи!

– Тогда нечего долго рассусоливать, – энергично засучивает Фёдор рукава, – где наш паяльник? Ванька, тащи свои гаечные ключи, будем корпуса разбирать, смотреть, что там внутри творится!

Засучить рукава было самым простым из всего того, чем мы занимались последующие семь или восемь часов. Пришлось по винтику, по гаечке разобрать и проверить всю оставшуюся в нашем распоряжении радиотехнику. Мы меняли лопнувшие лампы, спаивали повреждённую проводку, сращивали кабели. Ближе к двенадцати ночи нам удалось оживить один из приёмников, а ещё через три часа заработал и второй. Вздох облегчения прошелестел по комнате, когда из наушников понеслось какая-то разухабистая песня. В это время появился где-то пропадавший Преснухин и принёс корзинку пресных пирожков, кастрюлю квашеной капусты и ещё горячую копчёную утку.

Поставили кипятиться чайник, нарезали лимоны и от души начистили мандаринов. Ели дружно, привычно сидя прямо на полу, и радушно угощая друг друга. После утреннего ужина и краткого совещания все вместе принялись восстанавливать стойку многоканального приёма. Здесь нам пришлось здорово попотеть. Буквально подетально проверив все схемы, нам удалось восстановить работоспособность всего лишь трёх блоков, что, к сожалению, значительно сужало наши возможности. И, наконец, к самому утру, буквально падая с ног, нам всё же удалось запустить и один-единственный телетайп. По идее, оставалось только установить антенну, и можно было начинать работу. С мизерными возможностями, но всё же полноценную боевую работу. Посчитав, что больше мы просто не в состоянии сделать что-то ещё, мы расползлись кто куда, и обессилено попадали на койки. Но долго поспать не вышло. Часа через три примчался пропадавший в городе Басюра в весьма возбуждённом настроении.

– Саня, Федька, – зашептал он, растормошив нас, – что я только что узнал!

Мы, разумеется, навострили уши, думая, что он узнал что-то относящееся к возвращению уехавших накануне офицеров, но речь зашла совершенно о другом.

– Вы знаете, что по вечерам происходит в том ресторанчике, где мы в первый день обедали, – зашептал он. Нет? Так вот знайте, там почти каждый вечер танцы устраивают! Давайте сегодня сходим туда, посмотрим, как там всё происходит, а?

Мы с Фёдором заинтересованно переглянулись.

– Оно, конечно бы, и неплохо, – смущённо наморщил нос Преснухин, – да только в чём нам идти? В нашей-то казённой форме? Сапогами там шлёпать?

– Я всё продумал, – ещё тише зашипел Басюра. Когда Воронин уезжал, он тебе ведь целую пачку донгов оставил. Да, да, я видел, не отпирайся. Я в щелку смотрел! Вот такую толстенную пачищу тебе вручили. Давайте возьмём оттуда немного денег и купим себе хоть рубашки, штаны, майки и тапочки. Пусть всё здесь и барахляное, но сколько-то эта одежда нам прослужит. Я так полагаю, что мы здесь надолго застряли. Пока Стулов с Башутиным новое оборудование привезут, пока они там машины оформят, пока перегонят их… Мы здесь, точно, две недели прокантуемся. И вы же понимаете, что всё опять придётся монтировать в грузовики, а это волынка ещё на три дня. Неужели мы так и будем здесь киснуть? Давайте мужики, решайтесь. Все местные девки нашими будут!

Последний его аргумент подействовал на нас особенно сильно, и поэтому решено было действовать немедленно, дабы успеть к вечеру.

– Вот сколько мне капитан на жизнь отсыпал! – выудил Фёдор из кармана толстую пачку разноцветных бумажек. Не знаю мало это или много, но нулей на купюрах напечатано изрядно.

Воодушевлённые таким благоприятным началом дня мы, позабыв про все, якобы неотложные дела, шустрой рысью побежали в самый большой местный магазин, который в отличие от московских магазинов, торговал абсолютно всем, от ниток до живых поросят. Вот тут-то нас и ждало самое большое разочарование. Если относительно невысокий Фёдор после нескольких попыток смог подобрать себе цивильные брюки, радикально чёрного цвета, то мы с Иваном остались не у дел. Вьетнамская швейная промышленность никак не рассчитывала на столь рослых покупателей. К счастью местная продавщица, в отличие от её российских сестёр по ремеслу, быстро смекнула, что следует делать в таком случае. Понаблюдав некоторое время за нашими мучениями, она решительно сняла с полки небольшой отрез красивой кремовой материи, и поднесла его мне, что-то при этом весьма убедительно втолковывая. Я взял отрез взвесил его на руке и недоумённо пожал плечами.

– Брюки, – выразительно оттянул я пальцами свой камуфляж, – не есть очень хорошо. Хочу другие. Вот такие как эти, – показал я на крутящегося перед зеркалом Преснухина.

Продавщица, поняв, что договориться с нами на словах невозможно, вынула листок бумаги и изобразила на нём отрез ткани. Потом нарисовала что-то похожее на выкройку, затем катушку ниток и иглу. Тут до меня дошло, что она хочет мне растолковать, и я радостно подтянул ткань к себе.

– Где живёт ваш портной? – показал я с помощью спички некое подобие стежковых движений.

Решив, что она не понимает, я ещё раз показал на отрез, а затем изобразил ножницы, сделав пальцами «козу». Та что-то громко выкрикнула, и на зов её с заднего двора прибежал чумазый мальчишка лет пяти. Продавщица присела рядом с ним на корточки, обняла за плечи и стала что-то быстро говорить, показывая пальцем то на нас, то на отрез. Мальчишка радостно подпрыгнул на месте, и, доверчиво ухватив Ивана за указательный палец, потянул к двери. Поиски портного с таким шустрым провожатым продолжались совсем недолго. Через десять минут мы приветливо раскланивались с пожилым мужчиной в круглых очках, который сидел, поджав под себя ноги, на широком подобии портняжного стола. Машинка «Зингер», разбросанные повсюду кусочки мела и свисающий с его плеча сантиметр, безошибочно указывали на его профессию. Мальчишка что-то прочирикал, получил леденец за труды и очень довольный точно исполненным заданием, выскочил наружу. Портной неспешно слез со своей лавки, ласково пощупал принесённую нами материю, одобрительно покачал головой и уставился на нас, видимо ожидая дальнейших комментариев.