Текст книги "Картонные звезды"

После этих слов Анатолий полностью выпрямился, перекинул винтовку через плечо стволом вниз, и смело зашагал по направлению к камышовым зарослям. Мне же почему-то сразу стало нехорошо на душе. Куда как лучше было бы сидеть на месте в засаде и просто ждать, когда кто-нибудь появится на мушке. Но, с другой стороны, в этих густо спутанных ветвях и метровых лопухах прямо перед нами мог проползти целый полк, а мы даже не ворохнулись бы. Толика же, вернее его шлем, я видел просто прекрасно. Он совершенно спокойно прогуливался возле заросшей ядовитой ряской промоины, делая вид, что просто вышел на вечернюю прогулку. Потянулись медленные минуты ожидания… неизвестно чего. Мы с Лау-линь по очереди выпили несколько глотков чая из фляги, после чего всё же поднялись на ноги, стараясь обеспечить себе максимально возможную видимость. Казалось, окружавший нас лес замер. Но вот, где-то справа хрустнула веточка, потом ещё одна, чуть попозже. Я приложил ладони к ушам, стараясь максимально обострить свой слух и начал медленно поворачиваться всем корпусом в сторону источника звука. Увлечённый этим занятием я совсем перестал смотреть на маячившую у болота фигуру однополчанина. Но Лау-линь, не теряющая бдительности ни на мгновение, вскорости забарабанила мне по плечу своими кулачками.

– Что? – обернулся я к ней.

– Смотри, – прошептала она встревоженным голосом, – бросая нетерпеливые взгляды в сторону болота.

На раскинувшейся внизу равнине и в самом деле творилось нечто непонятное. Теперь и я увидел странную тропинку, которая словно сама собой продвигалась по камышам в направлении всё ещё стоящих вдалеке вертолётов. Но не она меня взволновала, совсем нет. От вертолётов тоже тянулась нечто такое, что можно было охарактеризовать как вторую тропинку.

– Кто это там, бродит? – нервно ощупал я винтовку, срочно проверив, как двигается её затвор. Да и вообще непонятно, чего это они здесь уселись? Передохнуть что ли? Обменяться мнениями? Неужели они собрались выдвинуть поисковую партию. Если да, то сколько в ней может быть человек? Три? Пять? И какое у них с собой вооружение? А вторая тропинка откуда идёт? И не от леса и не от вертолётов. Может быть, это ещё одна поисковая группа действует? Ведь возможно уцелел не один хромой лётчик, может быть, здесь есть и другие потерпевшие? Или это наши подкрадываются, из второго отряда?

От невыносимого напряжения по моему лицу потекли струйки пота, и я нервно смахнул их тыльной стороной ладони.

– Лаусик, – притянул я голову девушки к себе, – ты из пистолета стрелять умеешь?

Она неуверенно пожала плечами: – Один раз стреляла.

– Слушай, – заторопился я, видя, как идущая от вертолётов тропинка неуклонно приближается к ничего не подозревающему Щербакову, – ты должна нам помочь.

– Я готова, – с готовность закивала та головой.

– Если это американцы идут, – кивнул я в сторону напарника, – то ты пальни по ним несколько раз и тут же отползай вглубь леса. Важно отвлечь их внимание хоть на минутку. А я сейчас попробую вытащить Толика из этих камышей! Поняла?

– Лау-линь осторожно взяла протянутый мной пистолет, и брезгливо сморщившись, засунула его за пояс.

– Он готов к стрельбе, – предупредил я её на всякий случай. Нажимай на спуск и он будет стрелять. Да, а позицию займёшь вон там, за тем толстым деревом. Там тебя никто не достанет. И главное, без нужды не высовывайся! – обнял я её за плечи. Договорились?

– Не волнуйся, – «успокоила» она меня, – свой долг я знаю хорошо и не подведу.

Она воинственно тряхнула волосами и, пригнувшись, бросилась в указанном направлении. Пора было выдвигаться и мне, поскольку подозрительная тропинка, протянулась к нам слишком близко. Справа, словно бы совсем рядом с нами, опять что-то подозрительно хрустнуло, но мне уже было не до каких-то подозрительных шумов. Выставив винтовку вперёд, я, стараясь излишне не шуметь, пополз в сторону медленно двигающегося белого шлема. И я успел проползти примерно половину разделявшего нас пространства, как откуда-то сзади, то есть со стороны оставленного нами леса сухо треснул пистолетный выстрел. Тут же прозвучал ещё один и ещё один. Я спешно вскочил на ноги, чтобы выявить нападавшего, но тут со всех сторон поднялась такая дикая стрельба, что я предпочёл за благо снова рухнуть наземь. Стреляли не только слева, где вполне вероятно могли находиться люди из вертолётов, но и справа, где вообще никого не было! Перевернувшись на спину, я нервно водил стволом из стороны в сторону, пытаясь определить, откуда для меня исходит основная угроза. А тем временем, летящие над головой пули ловко косили верхушки камышей, и белесые пушистые метёлки сыпались прямо на меня, словно срезанные парикмахером волосы. Кто-то пробежал рядом со мной, но кто это был, я не видел и на всякий случай не выстрелил. Беспорядочная перестрелка вскоре стихла, и стали слышны только громкие, несущиеся со всех сторон крики. Причём справа орали по-вьетнамски, а слева по-английски.

– Вот и ладненько, – принялся уговаривать я сам себя, – теперь хоть ясно, с какой стороны противник. Теперь остаётся только встать и всех их перестрелять. Но легко сказать – встать. Мои ноги словно отказали и никак не хотели поднимать моё бренное тело в вертикальное положение. Вероятно, мой мозжечок был напрочь парализован той мыслью, что в любую секунду с той или другой стороны могут открыть стрельбу, и я окажусь как раз на лини огня. Но страх страхом, а надо было что-то делать.

– Вскочу буквально на секунду, – решил я, после недолгих колебаний. Взгляну что там и снова вниз.

Я и выскочил, словно чёрт из коробки, о чём впоследствии не раз вспоминал с содроганием. Всё, что я смог заметить во время моего короткого подскока, так это только мелькнувший на долю секунды «щербаковский» белоснежный шлем. В следующую секунду панама с моей забубённой головы была ловко сбита неизвестно откуда выпущенной пулей. Хорошо, что я дёрнулся ловить её, поскольку следующая пуля шлёпнула меня как раз по вещмешку, навылет пробив привязанную к его горловине фляжку. Пришлось снова утыкаться в землю и быстро, очень быстро соображать с какой стороны по мне стреляли. Вода из фляги заливала мне спину и, извиваясь, словно какой-нибудь тритон, я поскорее содрал мешок с себя. Положил его перед собой, сдёрнул фляжку. Осмотр меня удивил. Стреляли в меня ни справа и не слева, а сзади, что было совершенно невозможно, поскольку позади меня была только Лау-линь. Но даже теоретически я не мог допустить того, что она стреляла мне в спину. И вовсе не потому, что наши нежные отношения не позволили бы ей сделать это, просто диаметр пулевого отверстия во фляжке был намного больше той пробоины, которую можно сделать пулей из «ТТ». В общем не надо было ничего выдумывать, у меня за спиной находился некто, весьма неплохо стреляющий и с весьма неплохим оружием!

Выводы моего скоротечного расследования привели меня к совершенно удручающему выводу. Только теперь мне по-настоящему стало страшно. В густой траве, до поры до времени, можно было скрываться, вот только укрывала она только от взглядов, но не от пуль. Словно перед былинным богатырём передо мной стоял нелёгкий выбор. Как там в сказке-то говорилось? Налево пойдёшь – убитому быть! Назад пойдёшь – голову потеряешь! А если вперёд двинешься – то и подавно до обеда не проживёшь! Следовательно, оставалась только левая сторона. И хотя оттуда то и дело постреливали, шансов остаться в живых был явно больше. Во-первых, можно было подать о своём приближении сигнал голосом (как никак, а три десятка слов по-вьетнамски я уже знал твёрдо). А во-вторых, двигаться в сторону тех, кто может подстрелить тебя только по ошибке, согласитесь, всё же предпочтительнее, чем в сторону тех, кто уж точно жаждет тебя ухлопать!

Забыв про свой мешок и развернувшись на девяносто градусов, я резво пополз туда, где и трава была повыше, а голоса слышались дружелюбнее. Но пока я полз к своим, едва не сбивая носом кочки, обстановка наверху снова радикально поменялась. Громче зарокотал двигатель одного из вертолётов и вслед за этим я ощутил, что как минимум одна из машин поднялась в воздух. И как только она набрала высоту, стрельба со всех сторон вспыхнула с новой силой. Бестолково заметавшись, я вскоре потерял точное направление и в результате завалился в какую-то наполненную болотной жижей яму, где и притаился. Напротив меня, метрах примерно в двух, я увидел тревожно поднимающуюся голову крупной змеи и на всякий случай замер в полной неподвижности, мгновенно вспомнив о том, что змеи нападают только на движущиеся предметы. Где-то за моей спиной грохнул совсем уже сильный взрыв, но я даже не шелохнулся, так и остался сидеть в тёплой ряске, по крокодильи высунув наружу лишь нос и глаза.

Сколько я так просидел – понять было невозможно, но когда стрельба окончательно стихла, а самое главное, противная змея наконец убралась в свою норку, я отважился выползти на относительно сухую почву. Поскольку ни видом своим, ни цветом я на тот момент не шибко отличался от болотных обитателей, то более смело приподнял голову над окружавшей меня растительностью. Вдалеке дотлевали изуродованные останки одного из вертолётов, и я не без оснований предположил, что окончательная победа осталась за нами. Вот только где были сами победители?

– Е-ге-гей, – завопил я во всю силу своих лёгких, – ответьте кто-нибудь!!! Люди-и-и-и!

Но ответом мне было лишь тревожное молчание безмолвного и бескрайнего болота. Скажу честно – мороз продрал мою кожу на спине неслабый. Один, фактически без оружия (испачканная в грязи винтовка могла быть использована только в качестве дубины), а самое главное без пищи, я представлял собой незавидную фигуру на шахматной доске войны.

– Что делать, что же делать? – как заведённый бормотал я, из последних сил выволакиваясь на сухой берег. Куда двигаться теперь?

Разумных выходов из создавшейся глупейшей ситуации мне представлялись всего два. Либо повернуть обратно, (в смысле взобраться на холм в надежде вернуться к машинам), либо продолжать поиски хоть кого-нибудь из тех с кем я начинал сегодняшний день. Но, конечно же, что первая моя мысль была о спрятавшейся в джунглях девушке.

– Бедная девочка, – заочно пожалел я её, продираясь на четвереньках сквозь кусты, – натерпелась сегодня страху. Сидит, небось, и думает о том, что с нами сталось… А может она ушла со своими?

– Stand steel! (Стой на месте!) – внезапно услышал хоть и девичий, но довольно решительный голос.

– Лаусик, – воскликнул я, всё же приседая от внезапного окрика, – это же я! Не стреляй!

– А мне и нечем, – жалобно всхлипнула она, выбираясь из зарослей и бросаясь мне на шею. Ой, Санья, как же я перетрусила, – захлюпала девушка носом, – тут так стреляли, так стреляли… Ты мне расскажешь, что там было? Я стреляла по врагам сколько могла, но…, у меня кончились патроны! Потом слышала крики, стрельбу и взрывы, но поскольку спряталась в корнях, то ничего толком не видела.

– И нечего там было смотреть, – хмуро пробурчал я, успокаивающе похлопывая её по пропотевшей спине. Давай-ка выбираться отсюда поскорее.

– Где же твой друг… и вещи? – вдруг поинтересовалась она, обнаружив отсутствие как Щербакова, так и моего вещмешка.

– Да-а-а, – неопределённо развёл я руками. Толик куда-то пропал во время перестрелки, а мешок так изодрали пули, и пришлось его бросить. Мешал при движении! – добавил я, считая, что надо как-то объяснить свои явно неразумные действия.

– А что там взорвалось? – не отставала она, – указывая в сторону догорающих обломков.

– Нам один из вертолётов удалось сбить, – прикрыл я ей рот рукой. И веди себя, пожалуйста, потише. Сдаётся мне, что в лесу, кроме нас ещё кто-то есть.

– Кто же? – прошептала девушка, непроизвольно приседая и делая «круглые» глаза.

– Точно не знаю, но явно кто-то недружелюбный, – не стал я вдаваться в подробности. Собирайся, идём скорее отсюда.

Пока Лау-линь навешивала на себя сумку с медикаментами и поправляла растрепавшиеся волосы, я перезарядил опустошённый ею пистолет и с чувством, как это часто говорится, глубокого удовлетворения, засунул его в карман. С винтовкой же я рассчитывал разобраться попозже, когда мы вернёмся в исходную точку, и можно будет привести её в порядок. Итак, через пару минут, мы были полностью готовы начать движение. Не хватало только одного – умения выдерживать точное направление во время движения через непроходимый лесище. То есть примерно мы представляли себе, куда надо идти, но для джунглей слова «примерно» явно недостаточно. Без компаса изменить выбранное направление движения на прямо противоположное, в этом жутком зелёном месиве, можно было с необыкновенной лёгкостью, пройдя всего сто метров.

Будь это утром или даже в полдень, то можно было бы как-то выдерживать направление ориентируясь по солнцу, но ближе к вечеру… Ближе к вечеру в густейшей, южной растительности определять собственное местоположение было крайне неудобно. Красноватый свет просевшего к концу дня светила густым мёдом растекается между деревьями, и вместо определённой точки на небосводе мы видели лишь неопределённое световое облако. Поэтому после недолгих размышлений мы решили, что следует вернуться строго на то место, откуда и начались наши приключения на болоте. Поскольку, по ходу движения с холма регулярно делались зарубки на деревьях и крупных кустах, то появлялся шанс, ориентируясь по ним добраться до плантации, где остались наши грузовики. В глубине души я надеялся, что возле этого места майор Минь оставил с Башутиным хотя бы одного связного из числа ополченцев. Ну, хотя бы для сбора временно отставших бойцов. Пару зарубок мы действительно обнаружили, но дальше этого дело как-то не пошло.

Передохнув и допив остатки чая, мы с Лау-линь побрели дальше. Но, несмотря на отдых ноги не слушались меня совершенно. Проклятая винтовка так больно давила на плечо, что я не раз подумывал о том, что её лучше куда-нибудь выбросить. И действительно, чего её было жалеть? Официально она за мной не числилась, и за её сохранность я никоим образом не отвечал так что мог запросто списать её на боевые потери. Останавливало меня в данной ситуации только то, что в глазах моей спутницы человек, без причины бросивший боевое оружие, мог быть только последним трусом, предателем и недостойным уважения слизняком!

Поэтому я из последних сил тащился за неутомимо вышагивающей Лау-линь, обливаясь потом и отбиваясь руками от непрерывно атакующих москитов. По моим расчётам мы преодолели не более трёх километров, когда наступил вечер. Используя последние остатки дневного света, мы набрали немного дров и нарезали банановых листьев для примитивной подстилки. Зажигалка у меня, ещё работала, и маленький костерок вскоре озарил наше убогое становище.

– Странные существа, эти женщины, – думал я, вполглаза наблюдая за тем, как хлопочет Лау-линь вокруг моего недвижно лежащего тела. Всё чего-то делают, суетятся, уют какой-то наводят. Какой здесь может быть уют? Тут бы элементарно не помереть до утра! Вот задача из задач, вот он извечный гамлетовский вопрос: – To be or not to be!

К счастью, мою спутницу столь высокие материи не занимали. Она ловко укрыла меня целым ворохом каких-то лопухов, раздобыла кристально чистой воды и выкопала в своей спасительной сумке пачку таблеток глюкозы. Скормив мне, как неразумному птенцу, эти немыслимые в нашем положении вкусности, она ловко заползла ко мне под бок, слегка коснувшись спиной моего живота. И уж как я не был измотан, но мужские инстинкты всё же потихоньку начали мутить моё воображение. Я обнял её за талию и осторожно подгрёб поближе.

– Спи-и-и, Сань-нья, – сонно протянула она в ответ на мою непритязательную, но настойчивую ласку, – завтра у нас будет тяжёлый день!

Голова моя после её слов словно бы закружилась, перед глазами полетели золотые «мушки» и я практически мгновенно уснул, будто выплеснув с последним усилием и свои последние силы.

* * *

Часть пятая
(Принёс и умри!)

Вас кормят на убой, а вовсе не для здоровья!

П-к Карелов Изречение № 10

Проснулся я от каких-то утробных звуков, раздававшихся, как казалось, совсем рядом. Открыв глаза, я замер в тревожном ожидании, лихорадочно гадая про себя, откуда это они могли происходить. Рядом еле слышно посапывала Лау-линь, и было предельно ясно, что подозрительные звуки исходили не от неё. Подождав пару минут я совсем было расслабился, посчитав, что мне всё приснилось, но тут же ощутил болезненный спазм в желудке, который завершился душещипательным скрежетанием и постаныванием, которые шли, оказывается, из меня самого! Грустно улыбнувшись, я осторожно выбрался из-под самодельного «одеяла» и, осторожно потягиваясь, поднялся на мелко дрожащие ноги. Крошечная полянка, на которой застала нас ночь, сверкала каплями росы, словно была осыпана миллионами бриллиантов. Воздух же был свеж и до того приятен для дыхания, что меня буквально зашатало от обилия кислорода. Зашатало так, что я ухватился за ближайшую ветку, вызвав этим буквально водопад из капель, обрушившихся на мою спутницу.

– Ой, – воскликнула она, прикрывая голову ладонями, – что такое? Сказала она это спросонок и, разумеется, по-вьетнамски, но смысл слов был понятен и без перевода.

– Вставай скорее, – позвал я её, – пойдём пока не слишком жарко. Может быть, кого-то из наших встретим!

Сборы были недолгими. Подкрепившись всё теми же таблетками, мы принялись продвигаться вперёд, правда, теперь уже не придерживаясь спасительных зарубок, которые потеряли уже вчера вечером, а так… в общем направлении…, фактически наугад. Час шёл за часом, а долгожданной вершины холма с молодой плантацией всё не было видно. Солнце словно специально путало нас, вращаясь по кругу, выглядывая из-под полога зелёной круговерти, то справа, то слева. Но сесть и подумать я отчего-то не догадался. Голова моя протяжно звенела, словно пустая бутыль на ветру, отказываясь даже приблизительно определить, куда и зачем иду. По большей части я уныло плёлся позади девушки, с трудом удерживая в странно сузившемся поле зрения её прыгающую на бедре сумку. На одном из привалов она видимо догадалась, что со мной творится нечто неладное, и принялась возвращать меня к жизни. Мне были скормлены едва ли не все образцы лекарств из аптечки, но это лишь вызвало обратный эффект. Открылась тощая, горькая рвота и я, окончательно потеряв возможность самостоятельно передвигаться, безжизненным кулём завалился набок.

Однако, Лау-линь и здесь нашла выход. Побродив какое-то время по окрестностям, она вскоре принесла мне несколько незнакомых плодов. Плоды были кислые – кислые, сильно вяжущие рот, но именно они вдохнули в меня определённую бодрость и уверенность в себе. К сожалению, ненадолго. Теперь и сумку, и винтовку, да, считай и меня самого, по лесу тащила тоненькая девушка, весившая хорошо, если сорок пять килограммов. Местность, по которой мы бродили, в какой-то момент пошла под уклон, а впереди замаячил просвет между деревьями. Ещё некоторое усилие и через пару минут мы вышли на странно знакомую равнину. Я приподнял отяжелевшую от голода голову, с немалым усилием растопырил слипшиеся веки и вдруг увидел обгорелый вертолётный остов, уныло возвышающийся примерно в полукилометре от нас. Моя спутница была поражена не меньше меня.

– Санья, – с выражением детской обиды на лице произнесла она, – значит, мы с тобой кружились!?

– Значит! – уныло отозвался я, опускаясь на траву. Ты вот что, – добавил я, – если у тебя осталось немного сил, сходи к этому вертолёту. Посмотри вокруг. Вдруг что-то найдёшь из еды. А? Сходишь?

– Да, да, – устало качнула она рассыпавшимися по плечам волосами. Вот посижу немного и пойду.

Когда она ушла, я так и не заметил, поскольку то ли задремал, то ли просто отключился, но чётко помню момент, когда она вернулась

– Саня, Саня, – прошелестели её губы мне в самое ухо.

– А? – открыл я глаза.

– Тсс, – закрыла мне рот её распаренная ладошка, – не шуми.

– Что случилось? – прошептал я, силясь встать хотя бы на колени.

– Мне кажется, что здесь точно кто-то есть, – еле слышно прошелестела она, но это не Толь-ик. На вот, поешь скорее!

Я скорее ощутил, чем увидел, что мне в рот проталкивают нечто мягкое и явно съедобное. Судорожно зачавкав, я смолотил кусочек чего-то орехово-шоколадного в мгновение ока, и глаза мои вскоре приоткрылись на положенную ширину. (Теперь-то я понимаю, что ел тогда самый обыкновенный «Сникерс», но в тот момент мне казалось, что я проглотил не иначе как «Пищу Богов»). Жадно доев остаток неземного и живительного кушанья, я вдруг ощутил нечто подобное уколу совести.

– А ты сама-то поела? – спросил я, едва последний орешек упал на дно моего скукожившегося желудка.

– Да, да, – непринуждённо соврала она, – съела целиком!

– А откуда же ты их взяла? – живо поинтересовался я.

– Вот, тут, – с готовностью вытащила Лау-линь из-за спины полуобгоревшую сумку.

Я перевернул её и вытряс всё содержимое прямо на ржавую землю. Обколотое зеркальце, вздувшийся от жары тюбик зубной пасты, почти не пострадавший игрушечный утёнок в капиталистическом «котелке», ком спёкшихся батончиков пополам с какими-то бумажками и содранными фантиками. Так же в сумке лежали две пустые обоймы от М-16 и красиво отделанная губная гармошка, мало пострадавшая от гибельного жара.

– Окрой-ка рот, – не поднимая головы, попросил я.

Не ожидающая никакого подвоха, девушка приоткрыла рот.

– Вот и не ела ты ничего, – укорил я её. Зубы чистые, а любой шоколад, он ведь зубы пачкает.

Поняв, что её хитрость не удалась, Лау-линь смущённо отвела глаза.

– Ну, ты не отворачивайся, не отворачивайся, – погладил я её заалевшую щёку. Лучше съешь хотя бы немного. Это ничего, что наша еда малость обгорела, зато как здорово она силы прибавляет!

– Нам говорили на политзанятиях, – отрицательно замотала она головой, – что пища американских империалистов неприемлема для вьетнамцев. Эта еда пригодна только для свиней…

– Ну вот, говоришь для свиней, – отломил я кусочек шоколадного лакомства, – а мне дала!

– Но я… – растерянно дёрнулась она.

– Если не считаешь меня свиньёй, – протянул я ей обломок, – то тоже скушай!

Лау-линь сверкнула своими гордыми азиатскими глазами, но проглотила еду гнусных капиталистов почти не жуя.

– Вот и молодец, – поцеловал я её в щёку, – ну и милочка. Съешь ещё кусочек!

– А кто такая милочка? – поинтересовалась она, быстро проглотив вторую порцию.

– Это та девушка, с которой приятно быть вместе, – как смог проинтерпретировал я старинное русское слово.

– А-а-а, – счастливо улыбнулась она, пристально заглядывая мне в глаза, – значит я для тебя м-и-и-лочь-ка?

Только я собрался посвятить её в прочие тонкости советской лирики, как совсем недалеко от нас что-то громко щёлкнуло. Но звук этот был вовсе не от обломанной обезьяной ветки, либо от падения на землю созревшего плода, это был явно металлический щелчок взводимого курка. Оттолкнув Лау-линь в сторону, я перевернулся через голову и в свою очередь выхватил свой пистолет. Бах, бах! – сухо треснули два выстрела. Я тоже пальнул в зелёную непроницаемую чащу, продолжая катиться, пока не свалился в вырытую кем-то из лесных обитателей нору. Бах! Бах! – продолжал стрелять невидимый противник. Проверив готовность своего оружия, я (как учили в школе) выставил наружу трофейное зеркальце. Повёл им из стороны в сторону, изучая обстановку. Не было видно никого, ни моей спутницы, ни стрелка. Поняв, что непосредственная опасность мне не грозит, я потихоньку выполз на поверхность и, стараясь не сильно шуметь при движении, пополз в ту сторону, откуда только что укатился. Этому крайне способствовал тот жуткий гвалт, который немедленно подняли собравшиеся вокруг макаки, ибо он заглушал все звуки вокруг.

– Вот мерзавки, – подумал я, – развопились, понимаешь, как на базаре!

Не успел я посетовать на яростные вопли обезьяньей стаи, как слева от меня что-то мелькнуло. Высунув голову из-за дерева, я сквозь листву увидел в десяти метрах от себя сильно побледневшую Лау-линь, держащуюся за бок. А прямо за ней стоял рослый небритый мужик в серой лётной форме с множеством накладных карманов и нашивок. Он довольно грубо придерживая её одной рукой за воротник, настороженно озираясь по сторонам.

– Ну, я и дурак! – запоздало пронеслось в моей голове. Говорила же она, что здесь кто-то есть, а я как маленький за шоколадку поскорее схватился.

Однако самобичеванием положение было не исправить, и я поднял «ТТ». Поднял…, и тут же опустил. Рука моя так тряслась, что я запросто промахнулся бы и в слона, будь он на таком расстоянии. Лётчик, тем временем, осторожно пятился назад, держа задетую пулей девушку перед собой, словно щит. Он явно надеялся забраться поглубже в заросли и уже оттуда контролировать ситуацию. Наверное, перед нападением он некоторое время наблюдал за нами и понял, что нас всего двое. Опасаясь потерять их из вида, я тоже сместился чуть вперёд. И в этот момент мой противник заметил брошенную мной винтовку. Винтовка, знамо дело, не какой-то там пистолет, оружие куда как более полезное! Лётчик помедлил несколько мгновений и, слегка отстранив в сторону мешавшую ему девушку, наклонился вперёд.

– Лау, – завопил я что было мочи, – беги прочь!

Приказ ею был выполнен буквально и мгновенно. С болезненным выкриком девушка вырвалась, скользнула в сторону и, ловко прыгая из стороны в сторону, метнулась к ближайшим деревьям. Грохнул ещё один выстрел. Напрочь забыв про намерение взять американца в плен, я тут же открыл по нему беглый огонь. Но и тот тоже был не лыком шит. Два или три раза выпалив в мою сторону, он всё же схватил винтовку и попытался из неё выстрелить. Наивный! Он же не знал, что давеча она два часа отмокала в зловонном болоте и к стрельбе была абсолютно непригодна! Но, к моему ужасу, та внезапно сработала! Слава Богу, что она выстрелила лишь один раз и звонко цокнувшая пуля, прошла где-то рядом с моим левым ухом. Лётчик, видимо никогда до этого не попадавший в подобного рода переделки, заметно растерялся и принялся бестолково дёргать рукоять затвора, рассчитывая перезарядить оружие, но, поняв, что реанимировать его не удастся, бросился наутёк.

Но я не дал ему возможности ускользнуть. Прижав руку, с зажатым в ней пистолетом к дереву, я прицелился, (насколько мог точно), и плавно спустил курок. Пилота словно подрубили косой. Он рухнул на землю и, завывая в полный голос, принялся ловить рукой простреленную лодыжку. И хотя я целился ему в спину, подобный промах меня ничуть не смутил.

– Самое главное, что попал хоть куда-то! – обрадовался я и, вскочив с земли, бросился в ту сторону, куда убежала Лау-линь.

Нашёл я её метрах примерно в ста от места перестрелки, и то только после того, как позвал её. Она сидела, словно мышка в зарослях буйно цветущей магнолии и беззвучно плакала. Я вытащил её оттуда (откуда только силы взялись) и уложил на траву.

– Сейчас моя маленькая, потерпи, – осторожно расстегнул я её окровавленную «пижаму», – повернись скорее на бочок.

Сжав зубы от боли, та повернулась и неуверенно, дрожа всем телом, отвела окровавленную руку в сторону. Сам едва не плача от жалости и сострадания к девушке, я насколько мог внимательно осмотрел рану. На взгляд военного человека её ранение можно было назвать даже удачным. Крупнокалиберная пуля «кольта» навылет пробила кожу на боку, не задев ни лёгких, ни других внутренних органов. Это был, конечно же, плюс. Но страшный удар куска свинца вырвал большой кусок кожи и вполне мог переломить ей ребро. Следовало, конечно же, ощупать рану и выявить возможное повреждение, но рука у меня просто на это не поднялась. Что нужно было делать, я знал прекрасно (теоретически), но вот когда пришло время лечить раненую подругу практически, руки мои начали действовать совсем не так ловко, как мне доселе представлялось.

Но я всё же начал. Закусил губу, чуть не до крови и начал врачевание. Вытащил герметически упакованный индивидуальный пакет и взрезал его ножом. Порошком стрептоцида щедро посыпал рану, приложил к ней бактерицидную салфетку и, стараясь не обращать внимания на жалобные стоны моей спутницы, принялся крепко обматывать её бинтом. Здесь ведь нужно было действовать очень осторожно и продуманно. С одной стороны повязка должна была быть плотной и хорошо держаться, а с другой нельзя было стягивать её грудную клетку слишком сильно, можно было просто нарушить дыхание моего пациента. Но Лау-линь с честью выдержала выпавшее на её долю испытание. Может быть, она была в шоке, и не в полной мере осознавала, какую опасную получила травму. Тем не менее, она строго блюла приличия, и пока я перебинтовывал её, целомудренно прикрывала правой рукой свою обнажённую грудь. Впрочем, мне в тот момент было вовсе не до этого. Голова моя вообще шла кругом.

– Как же нам отсюда выбираться? – стучала в моей голове одна единственная мысль. Её ведь нужно срочно доставить в госпиталь, к настоящим врачам. Тут даже час промедления играет роль, не то, что день. Но как я её отсюда выволоку, когда толком неизвестно куда теперь двигаться?

В этот момент бинт закончился, и я торопливо приколол его кончик английской булавкой.

– Как ты, котёнок? – осторожно уложил я её на землю.

Она слабо улыбнулась и прошептала: – А кто такой котёнок?

– Котёнок? – переспросил я, не веря, что её может сейчас интересовать такая мелочь. Котёнок, это маленькая кошка, – пояснил я, – кошкин ребёнок.

– А-а, – кивнула она, понятно. Ты не волнуйся, я крепкая. Вот немного отдохну, и мы пойдём. Жжёт очень, – сморщившись добавила она, словно раскалённым железом…

И тут меня словно осенило. Уж как сложилась эта логическая цепочка, я в тот момент не понял, да и раздумывать было некогда, но слово «железо», тут же натолкнуло меня на слово «магнит». Слово «магнит» на слово «компас». А компас вполне мог быть у подстреленного мной американца. Ведь в катапультируемые кресла им вкладывали кучу всяческих вещей, совершенно необходимых при аварийной посадке. И компас вполне мог быть среди них!

Когда я выбежал на полянку, американец стоял на коленях, собравшись этакой «гармошкой». Головой он упирался в землю и время от времени издавал глухие, протяжные стоны. Я же был столь на него зол, что руки так и чесались пристрелить этого гада немедленно. Но в моём пистолете оставался единственный патрон и только этот неприятный факт удерживал меня от немедленной расправы над пленным. Но, поскольку душа моя горела праведным гневом, то я, не имея возможности как-то по иному выразить свою ненависть, изо всех сил пнул его ногой в бок. Пилот с глухим кашлем завалился на бок и, кое-как прокашлявшись, простонал: Why? For what? (За что?).