Текст книги "Картонные звезды"

– Иди сюда, – подтащил я упирающегося Фёдора поближе. Нам вот из этого, – зашевелил я пальцами и бровями, – сделать надо примерно вот это. Произнеся столь пространную речь, я потрепал Преснухина за брючину, после чего показал на свои ноги.

– И мне тоже, – добавил Иван, стукнув себя в грудь кулаком для пущей убедительности.

Старик мелко закивал и быстро написал мелом на грифельной дощечке сумму заказа. Фёдор без промедления отсчитал деньги. Портной изумился, и стал было отнекиваться, но купюр у нас было слишком много, и в наших глазах стоимость их была не дороже той бумаги, на которой они были напечатаны. Когда с нас сняли мерки, я постучал пальцем по часам, давая понять, что хочу узнать, сколько времени будет исполняться наш заказ. Портной задумчиво посмотрел на потолок и, быстро подсчитав свои трудозатраты, показал четыре пальца.

– Четыре дня! – недовольно фыркнул Басюра. Что-то очень долго.

Я ещё раз постучал по часам. Портной подошёл ко мне ближе, деликатно взял мою руку и ногтем мизинца показал на два часа дня.

– Ура, – воскликнул я, – оказывается, уже после обеда будет готово!

– Ты спроси его заодно, как нам быть с ботинками, – всполошился Фёдор. Может у них есть и умелец, который сандалии тачает?

Пришлось далее объясняться на пальцах. Старикан, утвердительно закивал и довольно бесцеремонно потащил меня к входной двери.

– Дзу-сан-лин, – защебетал он, указывая на домик, расположенный несколько наискосок через дорогу.

Где-то в районе трёх часов мы уже оживлённо примеряли на себя сверкающие новизной обновки.

– Да-а, – завистливо протянул Преснухин, пристально оглядывая наши щёгольские брючата, – у вас гораздо симпатичнее получилось.

– Зато у тебя менее маркое! – утешали мы его в ответ.

Появился измученный Камо всё утро проработавший с командованием нашего полка, и с подозрением уставился на нас.

– Куда это вы настроились, генацвале? – поинтересовался он, протягивая испачканные чернилами руки к нашим сверкающим чистотой одеждам. А штаны эти цивильные, откуда взяли?

– Спецзадание! – подмигнул я, отскакивая от него подальше. Требуется завербовать на службу несколько человек из местного населения.

– Женского пола! – дружно хрюкнули Преснухин с Басюрой.

– А ты Камо, всё равно на вечерней вахте быть обязан, – добавил Фёдор, – тебе в казарме так и так придётся сидеть.

– Опять смеётесь, – ощерился тот, – но я спрошу у капитана, что это за задание. Я точно спрошу, как вернётся.

30. ** 68 г. Вашингтон планирует расширение агрессии

… Призыв 15 тысяч резервистов усилил предположение, что президент Джонсон в скором времени мобилизует резервные пехотные части…

Подготовившись к восприятию гражданской жизни, мы принялись налаживать жизнь военную. Установив растяжки на найденные в прилегающем саду шесты, мы с Щербаковым изготовили самодельную антенну и запустили в работу первый временный пост. К этому времени Камо с Преснухиным расшифровали некоторое количество поступивших с Камчатки радиограмм, и принялись по мере сил удовлетворять неуёмные запросы командования. Поскольку, как вы понимаете, после понесённых потерь наши возможности были минимальны, пришлось полностью отменить приём голосовых посланий, и всецело сосредоточиться только на приёме телеграфных сообщений.

Поскольку телетайп на ходу всего один, мы поочерёдно подключали его то к одному радионаправлению, то к другому, в зависимости от интенсивности их работы. Я сидел на приёме, Преснухин просматривал и разбирал полученный материал, а остальные занялись тем, что принялись выносить из комнаты обломки непригодной к дальнейшему использованию аппаратуры. Но того куража и удовольствия от работы, как в полевых условиях, мы почему-то не испытывали. Так, некое подобие боевой деятельности, не более того. То есть мы вроде как и исполняли свои прямые обязанности, но как-то чисто формально, без должного настроения. Мысли наши были уже за стенами здания, на свободе, на танцах.

Вечер перед нашим первым выходом в «свет» наступал уж очень медленно, что вполне могло быть объяснено снедавшим нас нетерпением. Наконец, вынужденно промаявшись до восьми часов, мы навели, елико возможную в наших спартанских условиях, красоту, и, провожаемые недовольным брюзжанием остающегося в гордом одиночестве Камкова, вышли на улицу. Погода стояла изумительная. Мягкий, красивый закат сопровождался довольно сильным западным ветром, приносившим желанную прохладу. Войдя в знакомую харчевню, мы от удивления так и застыли на пороге. Всё центральное пространство было расчищено от столиков, а от разноцветных девичьих своеобразных платьев и кофточек просто рябило в глазах. Наше появление тоже не осталось незамеченным, поскольку по всему залу как бы пробежал еле слышный вздох, и по рядам собравшейся молодёжи прошло что-то вроде лёгкой волны. Играл выставленный на одном из столов проигрыватель, таинственно горели фонарики, а в центре зала уже танцевало несколько пар.

– Предлагаю для начала вдарить по пивку, – предложил Басюра, бочком продвигаясь к раздаточной стойке. Или, может по водочке хряпнем? Для настроения?

– Воронин тебе хряпнет! – осадил его Фёдор. Живо в чувство приведёт. А пиво, что ж…, пиво это неплохо, тем более что оно здесь такое холодненькое.

Взяв по бутылке пива (кружки к нему почему-то не полагались), мы отпили по глотку, и осмотрелись. Среди присутствующих явно преобладали разновозрастные особы женского пола. Мужская составляющая была примерно впятеро малочисленнее. То ли большая часть молодых людей была призвана в армию, то ли наработавшись за день, все они спали по домам, неизвестно, но факт был налицо. Обслуживающий проигрыватель паренёк поставил новую пластинку и призывно крикнул что-то в нашу сторону, видимо, призывая помочь ему в организации веселья. Мы кивнули в ответ и бодро двинулись к столпившимся неподалёку девушкам постарше, как вдруг я заметил пристальный взгляд, направленный прямо на меня от одного из немногих занятых столиков.

Поскольку я уже был не тот наивный юноша, который недавно прибыл на корабле из безмятежного Союза, то мгновенно остановился и повернул голову. За столиком сидели трое – две красиво причёсанные девушки с цветами в волосах и молодой человек с повязкой, на которой покоилась его забинтованная рука. Но смотрела на меня лишь одна из девушек, та, что сидела ко мне лицом. Причём не просто смотрела. Заметив, что я решаюсь подойти, она приветственно подняла правой рукой высокую наполовину наполненную рюмку и слегка качнула ей, давая понять, что чокается именно со мной. Я слабо кивнул ей в ответ, (я ещё ни с кем в городке не успел познакомиться, а тут на тебе) и тут же вспомнил, откуда я знаю приветствующую меня незнакомку.

– Ба, да это же та самая девушка с винтовкой, которая охраняла нас в день приезда! Лау-линь, кажется?

Не подойти и не поздороваться в ответ на столь явный знак внимания, было просто неприлично, и я резко сменил направление движения. Увидев, что её намёк понят и принят, моя в буквальном смысле слова, «шапочная» знакомая поднялась и встретила меня стоя.

– Добрый вечер, – несмело поприветствовал я её, отвесив на ходу церемониальный поклон чуть ли не в пояс.

– И я вас приветствую, Санья! – немного смущаясь отвечала она, тоже слегка склоняя головку. Знакомьтесь, – жест её был одновременно и лёгок и отточен, – это Зайни-ти, моя старая подруга! А это, – тот же изящный жест в сторону молодого человека, – Лань-Бао-Ши.

Я пожал всем руки, и на мгновение замешкался, не зная, что делать дальше.

– Присаживайтесь к нам, пожалуйста, – указала моя знакомая на свободный игрушечный стульчик. Или вы хотите сидеть со своими…, – она чуть помедлила, видимо подбирая нужное слово, – друзьями?

– Благодарю, – подтянул я ногой красиво расписанный стул поближе, – с ними я ещё насижусь!

– А вы, почему сидите такой небольшой компанией? – поинтересовался я, жестом подзывая официантку.

После того как мои слова были переведены, вся троица как-то смущённо переглянулась.

– Мы здесь не старожилы, – с запинками начала объяснять Лау-линь, – знакомых почти нет. Недавние сюда перехали. Я, например, ещё не так давно жила пригороде Ханоя, моя подруга Зай, в Хайфоне, а Лань-Бао и вовсе из Ха Донга!

Понимаю, – кивнул я, – не успели влиться в здешнюю компанию.

Наконец подбежала запыхавшаяся официантка.

– Вы пиво пьёте? – обвёл я взглядом своих новых знакомых.

– В принципе да, – смущённо отвела взор Лау-линь, – но только…

Что там «только», я дослушивать не стал и заказал сразу восемь бутылок. К пиву нам принесли, как бы заодно, целое блюдо мелких сушёных рыбёшек и посыпанные крупной солью продолговатые рисовые пирожки. Поняв, что я, несмотря на свой громадный рост, совсем и не страшный, мои новые знакомые обрушили на меня целый град вопросов. Их интересовало буквально всё. И где работают мои родители и где я жил до службы в армии, и кем стану, когда закончится моя служба? Единственно, чего они не касались совершенно, так это тех причин, которые привели нашу команду в их захолустный городок. То ли это просто была некая природная воспитанность, то ли военное время заставило их воздерживаться от излишнего любопытства, не знаю.

Я в свою очередь тоже не отставал, стараясь узнать как можно больше о стране, в которой я пробыл уже довольно много, но о жизни в которой, к своему стыду, не знал почти ничего. Поскольку именно моей знакомой пришлось без перерыва переводить наши вопросы и ответы, то она вскоре шумно стукнула ладошкой по столу, после чего заявила, что устала от болтовни. Затем она так выразительно посмотрела на меня, что я тут же «догадался», что её просто необходимо пригласить на очередной танец. Вскочив со стула, я по привычке попытался одёрнуть гимнастёрку, но, вовремя сообразив, что одет не по форме, просто протянул ей руку. Ломаться она не стала, и по лёгкому румянцу, проступившему на её матово-смуглых щеках, я понял, что моё приглашение ей приятно.

Едва её рука оказалась у меня на плече, а моя рука обняла её за талию, окружающий воздух будто бы сгустился вокруг нас. Не могу твёрдо сказать, слышал ли я в тот момент и саму музыку, мне было совершенно не до этого. Я просто-напросто полностью погрузился в совершенно потрясающее ощущение блаженства. Видел только её нежный профиль, длиннющие ресницы и маленькую золотую серёжку в аккуратном розовом ушке. И ещё, от неё так пахло!!! Аромат неизвестных мне цветов словно струился от её волос и шеи. Я просто тихо угорал от неожиданно свалившегося на меня счастья. А что вы хотите от молодого парня, полтора года не приближавшегося к подобным красавицам ближе, чем на десять километров! И когда закончилась очередная песня, я, вместо того чтобы проводить свою партнёршу на место, удерживал её на месте, до того мгновения, пока не начиналась новая мелодия. Но после пятого подряд танца Лау-линь всё же запросила пощады.

– Вы, Санья, конечно же очень выносливый солдат, но может быть, дадите немного отдохнуть слабой девушке.

– Какая же ты слабая? – не согласился я, задумав сказать ей комплимент. Такую тяжёлую винтовку таскаешь в карауле!

– У вашей ограды стоит дерево, так я вешаю её на сучок, – прошептала она, пряча лукавую улыбку в маленьком веере, который она отцепила от пояса, – только когда слышу чьи-то шаги – вешаю на плечо!

– И кто же придумал таких симпатичных девушек обременять упражнениями с оружием? – поинтересовался я.

– У нас так принято! – пожала она плечиками, усаживаясь на любезно подставленный мною стул. Все как бы несут разные воинские повинности. Одни работают на строительстве дорог и бомбоубежищ, другие, как мы…

Она замолчала и окинула зал долгим внимательным взглядом, видимо высматривая своих отошедших знакомых, после чего продолжила свой рассказ.

– Я ведь уже говорила, что я здесь живу временно, то есть недавно. Когда на севере начались сильные бомбёжки, – тут она сделала своеобразный жест пальцами, мои родители настояли, чтобы я переехала сюда, к папиной тёте. И что обидно, мне оставалось всего три семестра отучиться в университете! Я даже выучила ваш язык, поскольку надеялась поехать в СССР, стажироваться в аспирантуре…

Глотнув уже слегка нагревшегося пива, я отвалился на спинку стула, готовясь слушать дальше, но в это время подошла отлучившаяся пара. Девушки зашептались о чём-то своём, а я повернулся к парню.

– Может быть, ты говоришь хотя бы по-английски? – спросил я его, перейдя на второй, более или менее известный мне язык.

Он качнул головой, заметно напрягся и с ужасным акцентом выговорил: – Немного, крайне немного.

– Где получил ранение? – показал я на его руку.

– Не ранение, – отрицательно покачал он головой, – со мной произошёл несчастный случай на транспорте.

– На транспорте, в смысле автомобильном? – уточнил я.

– Нет, – поморщился он, – это всё стройка… Далее последовало, хоть и исковерканное, но явно нецензурное английское выражение).

– Санья, – подёргала меня за рукав Лау-линь, – мы благодарим вас за компанию, но нам уже пора идти. На прощание я хочу спросить у вас одну деликатную вещь… – она явно была смущена и меня это неподдельное смущение не на шутку взволновало.

– Деликатную? – тупо повторил я вслед за ней. Пожалуйста. Если ты хочешь, можем отойти в сторонку, обсудить…

– Нет, – это касается нас всех, – решительно тряхнула она волосами. Не пойми меня неправильно, но поскольку ты нас угощал, то я должна спросить… чтобы не было недоразумения для тебя.

– Ну, так спрашивай, – я был совершенно сбит с толку.

– Вы, наверное, ещё не знаете, – пролепетала она, опуская голову, – что пиво здесь очень дорогое! Я хотела сказать раньше, но…

– И насколько же дорого? – решился уточнить я, всё ещё не веря в серьёзность того, о чём она говорит.

– Двадцать пять донгов за бутылку! – Лау-линь всё же пересилила себя и робко подняла голову.

– У-ф-ф, – картинно утёр я пот со лба, – а я уж было подумал, что целых двадцать шесть!

– Не поняла? – приподняла она свои бесподобно изогнутые брови.

– Да я про то, что мы-русские вполне платёжеспособны! – небрежно отмахнулся я. Плата за пиво меня не напряжёт!

Возникшее на ровном месте напряжение благополучно разрядилось, и я тут же оказался перед нелёгким выбором. С одной стороны всё предыдущее военное воспитание заставляло меня остаться на месте, и не отрываться от коллектива, с другой же стороны я всем своим естеством ощущал, что мне просто необходимо проводить свою новую знакомую до дома. Найдя глазами Преснухина, протискиваюсь к нему через скопление танцующих. Фёдор уже изрядно навеселе. Он азартно барабанит по стойке в такт музыке и даже пытался подпевать. Длительное воздержание от спиртного так расслабило наши организмы, что даже небольшие количества сравнительно лёгких напитков вполне хватает для буйного веселья.

– Фёдор, – повернул я его голову к себе, – дай мне пару тысяч!

– На, держи монету, – небрежно вытащил он из кармана несколько смятых купюр.

– Я пойду девушек провожу! – не отставал я от него, энергично тормоша за плечо. Вернусь позже, – продолжил я, видя, что его внимание ускользает от меня. Ты понимаешь, я ухожу сейчас! Вернусь ночью!

Преснухин пьяно вскинул голову и испуганно оглядел полутёмный зал.

– А остальные-то где? – пролепетал он. Иван, Толик? А кто меня домой проводит? Я что-то совсем забыл куда нужно возвращаться…

– Здесь они, здесь! – успокоил я его. Видишь, они у той стенки толкутся с девицами. Помогут тебе в случае чего…

– А-а, – мотнул он головой, – ну, ладно, иди!

Расплатившись, я рванул к выходу. Следовало поспешать, поскольку в незнакомом и что самое неприятное, плохо освещённом городке можно было мгновенно потерять уже вышедших на улицу Лау-линь и её друзей. Выскочив на крыльцо харчевни, я окинул взглядом пустынную площадку. Метрах в пятидесяти блеснул огонёк карманного фонарика, и я помчался на его призрачный свет. Интуиция меня не подвела, это были они.

– Провожатых в компанию принимаете? – молнией подскочил я к ним.

– Конечно! – хором отозвались они.

И мы пошли во мрак душной тропической ночи. Смеялись каким-то непрезентабельным шуткам, дружески подталкивали друг друга, поддерживали при переправе через ручей. Мостик был довольно прочен и устойчив, но кто же откажется от удовольствия подать симпатичной девушке руку, и ощутить её ответное благодарное пожатие. Сколько мы шли, вспомнить не могу. Что по мне, это время пролетело просто мгновенно. Вот, наконец, и окраина города. Отдельные одноэтажные домики, садики, невысокие, полуобрушившиеся от старости глинобитные заборы. Вторая пара отделилась от нас несколько минут назад, и к дому моей спутницы мы подходим вдвоём. Лау-линь взялась за рукоять старинного, кованого запора и медленно повернулась ко мне.

– Ты представляешь, как идти обратно? – с тревогой спросила она меня, видимо понимая, что моё внимание было занято совсем иным.

– Назад? – рассеяно завертел я головой. Кажется… туда! – беспечно махнул я рукой во тьму.

Девушка прыснула со смеху: – Там только ткацкая фабрика и слева от дороги болото, очень неприятное…

Она отпустила калитку и своими руками подняла мою руку.

– Видишь горящий фонарь, повернула она её в сторону далёкого огонька. Вот иди прямо на него, а потом поверни направо к мостику. И она, смеясь, повернула ладонь моей руки в требуемую сторону. Захихикал и я. Её пальчики были столь тонки и изящны, что казалось меня касается некое неземное существо.

– Ты не смейся, не смейся, – затрясла она мою ручищу, – запоминай! До фонаря, налево, а как перейдёшь через речку, то двигайся по левой же дороге. Не заблудишься? – отпустила она мою руку, и вопросительно заглянула в глаза.

– Ни за что, – замотал я головой, пытаясь обнять её за плечи.

Но она ловко вывернулась и, взмахнув на прощание ладошкой, мигом оказалась по ту сторону калитки.

– А где ты будешь завтра? – крикнул я ей вдогонку.

– Завтра у меня дежурство, – звонко отозвалась она с крыльца. Я обязательно попрошусь на пост рядом с вами!

Сухо щёлкнула дверь дома, и я остался на улице один. Вздохнул, вспомнив ласковый шёлк её невесомых пальчиков, и медленно побрёл обратно. Разумеется, я тут же заблудился, и петлял по городку около часа, пока не вышел всё к той же харчевне. Только тут я сообразил, в какую сторону идти, и через десять минут был у ворот нашего временного пристанища. Вокруг никого вроде бы не было, но едва я подошёл ближе, как из-за угла показался часовой в круглом пробковом шлеме и с винтовкой наперевес. Но, увидев, что к охраняемому объекту приблизился не посторонний, столь же бесшумно отступил во тьму и словно бы слился с древесным стволом. Умывшись, я без промедления завалился на койку, и, закинув руки за голову, ещё довольно долго предавался властно обуявшим меня сладким грёзам о завтрашнем свидании.

* * *

Бум, бум, бум, – словно кто-то стучит бревном в нашу дверь, – бум, бум, бум! Но сонная одурь, придавливающая меня к матрасу столь велика, что я никак не реагирую на непонятные звуки. И только когда я ощущаю сильнейший удар, буквально сбрасывающий меня на пол, я открываю глаза. Кругом царит суета и нешуточная паника.

– Одевайся, скорее, – бросает мене китель, суетливо мечущийся по комнате Фёдор.

От близкого толчка с потолка обваливается кусок штукатурки. Кое-как одевшись, выскакиваем на улицу. Никаких больше объяснений не нужно, мы явно попали в самый эпицентр очередной бомбардировки. Во всяком случае, нам так кажется. Набитый песком, сухими листьями и обрывками бумажек, суетливый ветер свищет по улицам некогда тихого городка. Чёрные столбы разрывов хаотично поднимаются то справа, то слева от нас.

– Все к орудию! – патетически кричит Преснухин, энергичными движениями рук призывая нас бежать в сад за домом, где стоит наша зенитка. Толпой бросаемся обратно. Но вскоре выясняется, что какое-либо противодействие мы оказать просто не в состоянии – бомбардировщики летят слишком высоко. Двумя чёткими треугольниками они надвигаются с запада, щедро осыпая нас из небесной высоты разнокалиберными бомбами. Поняв, что положение наше абсолютно безвыходное, мы бестолково заметались из стороны в сторону, в поисках хоть какого-нибудь укрытия.

– За душем есть яма, братцы, – неожиданно кричит Басюра, без промедления бросаясь в указанном направлении, – бежим туда!

Яма там и в самом деле была. Но что это была за яма! Залитая на половину зловонной жижей, полузаросшая подозрительная ряской она была так непрезентабельна, что мы поневоле на секунду замешкались. Но только на секунду. Неудержимо нарастающий свист падающей с небес бомбы мигом отключил всё наши сомнения. И когда рядом тяжко вздрогнула земля, мы уже дружно сидели по горло в мерзкой жиже, высунув оттуда лишь носы.

– Что за чёрт! – яростно отплёвываясь, кричит заляпанный по глаза Щербаков. Все говорили, что здесь самое спокойное место во всём Вьетнаме! Вот тебе и спокойное…

Новый оглушительный удар и на нас валом валится земля пополам с какими-то деревянными балками и древесными сучьями.

– А-а-а, – вопим мы хором, вскидывая руки вверх и на всякий случай ныряя поглубже.

Что-то сильно наваливается на мой затылок, и я мгновенно оказываюсь на самом дне. Отчаянно цепляюсь руками за что попало и уже почти теряю сознание, как вдруг ощущаю, что меня выдирают наверх чьи-то сильные руки. Некоторое время жадно втягиваю в себя насыщенный гарью воздух. Затем переворачиваюсь на спину и, утираясь, поднимаю отяжелевшую голову. Озираюсь вокруг. Ого-го! От нашего уютного садика мало что осталось. Лишь порубленные осколками кусты, надломленные деревья да какие-то непонятные обломки. Грязь, стелящийся по земле удушливый дым… одним словом полный разгром.

– Ты как, – чувствую, что кто-то дёргает меня за рукав, – двигаться можешь?

Прочищаю забитые грязью уши и непонимающе оборачиваюсь. Все наши парни смотрят на меня с искренним сожалением.

– Пойдём-ка браток в дом, – берёт меня под руку Толик, – тебе бы вымыться не помешало…

– Да мы все вроде как не из бани, – пробую шутить я, одновременно отмечая про себя, что как-то неуверенно стою на ногах.

И тут Щербаков на пару с Камо подхватывают меня подмышки и буквально насильно волокут к нашей резиденции. Равнодушным взором отмечаю, что она тоже значительно пострадала. Стены дома покрыты извилистыми трещинами, особенно на втором этаже. Кое-где выбиты стёкла и потрескались рамы. Меня усаживают прямо в коридоре на табурет и начинают раздевать. Откуда-то появляется ведро воды и начинается процесс отмывки моего словно чужого тела. Я сижу при этом совершенно спокойно, лишь удивляясь своему спокойствию и неподвижности.

– Ты как, – наклоняется ко мне Фёдор, – ничего необычного не ощущаешь?

Я начинаю отрицательно мотать головой, и только тут ощущаю какую-то неловкость, какое-то затруднение за головой. Поднимаю руку и пытаюсь ощупать это нечто такое, что сидит в спине. Но Фёдор перехватывает мою руку на полпути.

– Не трогай! – говорит он мне. Сейчас мы промоем это… и, перевяжем тебя! Просто сиди смирно!

– Значит, там есть, что перевязывать, – с каким-то замедлением доходит до меня. Значит, я ранен!

– Крови много? – спрашиваю я, замирая в предчувствии чего-то ужасного.

– Нет, – успокаивает он меня, – чуть-чуть поцарапало. Шишка только надулась. Приличная. А крови, в общем, относительно немного.

После этих «успокаивающих» слов некая мутная пелена словно отделят мой внутренний мир от мира внешнего, и я вялым снопом заваливаюсь на бок.

* * *

Когда я открываю глаза, то при малейшей попытке пошевелиться ощущаю, что моя голова просто раскалывается от боли. Кое-как сажусь на кровати и осторожно ощупываю свою самую важную часть тела. На ощупь она отчего-то очень напоминает волейбольный шар, сделанный наполовину из марли.

– Слава Богу, – думаю я, – что наши медикаменты уцелели. А то меня бы сейчас вместо бинтов старыми портянками обмотали!

Столь нетривиальная мысль меня несколько развлекает, и я даже делаю попытку подняться на ноги, поскольку пить хотелось ужасно, а в комнате никого нет. Вначале меня немного пошатало, но потом удалось как-то выровнять свой внутренний гироскоп, и до стола с чайником я добрался без особых проблем. Попутно выглянул в окно, где я увидел сидящего на дереве Фёдора, который, балансируя на толстой ветке, налаживал антенну передатчика.

– Господи, – подумал я, – да это просто «дежа-вю» какое-то! Лишь стоит нам куда-нибудь приехать, или задержаться на какой-то относительно продолжительный срок, как тут же события начинают развёртываться по одному и тому же сценарию. Налёт, бомбёжка и обязательно все антенны в клочья. Прямо рок какой-то!

Делаю ещё несколько жадных глотков и, опершись на подоконник, какое-то время с любопытством слежу за действиями своих сослуживцев. Вы ведь знаете, нет ничего приятнее для человеческого глаза, как наблюдать за горящим костром, текущей водой и… работающим товарищем.

– Хватит валяться, – отхожу от окна, – пора идти парням помогать!

Голова, конечно, сильно ноет, но всё же двигаться я могу. Вот только одеться бы во что…

Осматриваю себя покосившееся, но уцелевшее зеркало и убеждаюсь в том, что на мне нет даже трусов. Видимо всё ушло в стирку.

– А сколько вообще времени? – поднимаю словно бы чужое запястье к глазам. Половина одиннадцатого… Хорошо, что часы уцелели…, отцовский подарок…

Мысли скачут с одного на другое, но свою конечную цель я из внимания не упускаю. Обматываюсь посеревшей от долгого употребления казённой простынёй и этак вальяжно, на манер заправского римского императора, выхожу на крылечко. Выхожу и лицом к лицу сталкиваюсь с моей вьетнамской подружкой. Запыхавшаяся, с растрёпанными волосами, она едва не сбивает меня с ног. Видимо, не признав меня в таком экзотическом наряде, она попыталась на скорости обогнуть меня, но я машинально ухватил её за руку.

– Лау-линь, подожди, – прижал я её к себе другой рукой, – что случилось-то?

Она вскинула глаза вверх и чтобы не вскрикнуть, моментально зажала ладонью собственный рот.

– Ой, Санья, – воскликнул она, справившись с первым испугом, – что с тобой произошло? У тебя что, серьёзная рана?

– Да, так, – невольно отступаю я на шаг назад, – стоять могу.

– Так что же ты тут стоишь? – всплеснула она руками, – пойдём скорее в дом!

И не успел я глазом моргнуть, как она буквально втащила меня обратно в коридор.

– Где твоя комната? – спросила она, видимо полагая, что мы занимаем весь дом.

– Там, – со скрипом повернул я подбородок в нужную сторону.

Простыня начала сползать и чтобы не предстать перед гостьей в костюме Адама, я судорожно вцепился в неё обеими руками. Но казалось, она не обращала на мои потуги никакого внимания.

– Я как раз была на посту у рынка, – защебетала она, заботливо помогая мне улечься на кровать, – как начался налёт. Я, как только сменилась, то сразу побежала сюда. Ведь обещала же… И бомбы падали прямо на ваш район! Волновалась сильно за вас… за всех.

При этих словах она кокетливо стрельнула в мою сторону глазами.

– Надо же, – заботливо уложила она мою шарообразную голову на подушку, – почти полгода здесь не пролетал ни один самолёт. Уж не говоря о том, что ни одной бомбы здесь не падало…

– Лау, – погладил я её руку, – спасибо! Раз ты сейчас свободна, то лучше сходи домой. Посмотришь, всё ли там в порядке, все ли живы…

После этих моих слов Лау-линь буквально переменилась в лице, – видимо только сейчас сообразив, что бомбы могли поразить не только центр городка, но и его окраины. Торопливо попрощавшись, она ещё раз погладила меня по щеке и выскочила за дверь.

– Это кто такая была? – с грохотом ввалился в комнату Щербаков, весь увешанный проводами. Медсестра, что ли заходила? И как только так быстро узнала?

– Это была вовсе не медсестра, – слабо пошевелил я головой, – это моя знакомая заходила.

– Ха! – удивлённо вскинул Анатолий свой лошадиный подбородок. Да ты, я смотрю, даже на койке времени не теряешь. Надо же, уже и здесь знакомую завёл!

Он мельком оглянулся в сторону двери и продолжил.

– А она ничего себе, довольно симпатичная девушка! А у нас опять проблемы! – перескочил он на более насущное. Мало того, что электричества нигде нет, так и наш генератор тоже накрылся.

– Как это? – подскочил я на койке. Он же у нас…

– Ага, – перебил он меня. Ты сейчас скажешь, что он у нас в кузове «радийки» лежал. Так туда такой бульник из-за забора прилетел, что пробил и крышу «кунга» и по генератору долбанул!

– А что же с сетевым электричеством? – поинтересовался я.

– Говорят, в подстанцию ракета попала. Короче, дела наши фиговые.

В коридоре загремели сапоги и, распахнув дверь ударом ноги, в комнату вошёл мрачный как ночь Фёдор. Вслед за ним, тяжело шаркая ногами, в дверь протиснулись Камо и Басюра, дружно волокущие пострадавший генератор.

– Вот невезуха-то! – зло швырнул панаму в угол Преснухин. Ну, просто не дают вздохнуть мерзавцы! Он плюхнулся рядом со мной и неодобрительно посмотрел на мою перебинтованную голову. И ты тут ещё!

– А что такого? – завозился я под простынёй. Уже вполне готов к труду и обороне. Одеться только не во что!

– Да, вот ещё проблема, – сморщил нос Фёдор. Несёт от нас солидно, как от чушек. Толь, – повернулся он к Щербакову, – найди возможность всем побыстрее выстираться.

– Как? – развёл тот руками. Водопровод тоже пострадал, вместе со светом.

– Здесь речка недалеко, – вклинился я в разговор. До неё и километра не будет. Давайте сходим все вместе. Вы там постираетесь, а я на берегу покараулю.

Фёдор, кажется, немного отходит от овладевшей им растерянности. На его губах даже мелькает что-то похожее на улыбку. Но тут его взгляд падает на стоящий посередине комнаты генератор. Брови его вновь недовольно сдвигаются к переносице.

– С этим гробом что будем делать? – бросает он презрительный взгляд в сторону так некстати загубленного сокрушительным ударом механизма. Капитан нам головы оторвёт, как вернётся. И мне первому достанется! Что мы, дураки, в кузове-то его оставили! Нет бы сразу под крышу его убрать!

– Ага, – подаёт голос Басюра. Как дала бы бомба по этой крыше, так и вообще собирать было бы нечего.

Мы все озадаченно умолкаем. Такая вполне очевидная возможность нами как-то даже и не рассматривалась. А ведь она была реальна как никогда. Я вновь заматываюсь в простыню и спускаю ноги на пол. Присаживаюсь рядом с генератором и осматриваю его. От него сильно пахнет соляркой, поскольку топливный бачок раздавлен чуть ли не в лепёшку.

– На первый взгляд он почти не пострадал, – уверенно заявляю я после осмотра.

– Это твоя голова почти не пострадала! – вопит в ответ Фёдор. А здесь и бак пробит и топливопровод с глушителем всмятку разбиты…