Текст книги "Картонные звезды"

Вы представляете себе, какое было счастье перехватить даже отдельную телеграмму подобного содержания! Какая-то микроскопическая, плюгавая, еле слышимая радиостанция чуть ли не каждый день раскрывала нам и местоположение основных ударных кораблей шестого флота США и их перемещения. А отсюда следовало очень многое. Зная, куда и в каком составе направляется то или иное авианосное соединение, можно было с большой точностью предугадывать направление и силу последующих авиационных ударов.

Ведь всё дело было в том, что взлетающие с авианосцев самолёты каждый раз стоят перед почти неразрешимой дилеммой. Чего взять на борт больше: бомб или керосина? Возьмёшь больше керосина, сможешь дальше лететь, но бомб, в результате такого перераспределения, несёшь с собой самую малость. Возьмёшь больше бомб, – а вдруг да не хватит топлива на обратный путь? Американские командиры, те же самые «сапоги», что и наши, но только в другой форме, решили спорный вопрос предельно просто. Бомб грузить по максимуму, а керосина брать только-только, чтобы долететь.

То есть весь полёт атакующего «крыла» проходит строго по прямой линии, без всяких затратных отклонений в сторону. А чтобы самолётам было легче дойти до цели, авианосцы дружелюбно подвозят их к ближайшей точке оптимального взлёта. Но, раз мы знаем эту точку, (нам о ней доложил наш любимый «Джанап»), то, следовательно, знаем и ближайшие планы американского командования! И всё бы хорошо, да вот одна противная заковыка не давала нам пользоваться этим источником знаний на все 100 %. Мы знали только одну единственную частоту этой станции. Одну разъединственую! А ведь, по большей части, все радиостанции мира имеют в своём распоряжении две, три и даже пять рабочих частот. Необходимость этого обусловлено состоянием ионосферы Земли, которая в течение суток значительно меняет свои отражающие свойства. Затухание слышимости на одной частоте заставляет операторов использовать ту рабочую частоту, которая в данное время суток имеет наибольшую «дальнобойность». Естественно, все эти переключения они производят спонтанно, никак не ставя нас в известность, чем здорово мешают тайной деятельности советских разведчиков. Конечно, наши операторы при исчезновении несущего информацию сигнала, тут же переключаются на другие, заранее выявленные частоты, и работают (в смысле подслушивают) дальше.

Но вот именно с «Джанапом» этот фокус не прошёл. Иной её частоты мы до сих пор не знаем. Какое-то время, видимо, наше командование с этим неприятным фактом мирилось, но видимо теперь положение стало столь серьёзным, что оно начало принимать меры. Как у нас в стране принимаются меры, каждый из нас прекрасно знает. В лучшем случае сурово наказываются невиновные, и щедро награждаются непричастные. Но наш случай особый. Награждений в какой-либо форме у нас не бывает вовсе, зато по части наказаний… у-у, тут всё в полном порядке.

– Вот я и просматриваю старые записи, – продолжает жаловаться Артименко, – может быть кто-то, что-то, где-то, как-то цеплял?

– Давай рассуждать логически, – останавливаю я бурный поток его неудержимого южного красноречия. Известная нам частота относится к классу дневных частот и ночью почти никогда не используется. Лишь только летом, в спокойную погоду «Джанап» на ней можно поймать даже ночью. Давай посмотрим с тобой, на сколько и в какую сторону отличаются от дневных частот, ночные частоты других радиостанций. Выявив наиболее распространённые и популярные промежутки, мы отсчитаем примерно столько же от известной нам джанаповской частоты, и будем шарить там по ночам. То есть, как бы сузим пространство для поисков.

– О, это идея, – аж подскакивает Валерий, – и идея прекрасная! И что тебя к нам не ставят? – пожимает он плечами. Самое место тебе в ТРГ, а Сёму этого занудливого выгнать бы на пост!

Но мне не до досужей болтовни. Идея с поисками не так глупа и поэтому мы незамедлительно принимаемся за дело уже в четыре глаза. Просматриваем более сотни известных нам частот всех направлений и вскоре устанавливаем, что разница между дневными и ночными частотами по большей части, не превышает 4000 килогерц. Но в процессе поисков выявились и промежуточные варианты с плюсом в 2500 килогерц и минусом в 6000 килогерц.

– Ну, вот тебе и программа работ, – выписал я на отдельную страничку радиодиапазоны, которые требовали нашего усиленного внимания, – можешь смело отбиваться ею от оперативного, если ещё будет приставать!

В этот момент я даже и не подозревал, что мне самому и придётся работать по столь залихватски составленному плану. Буквально через два дня после завершения учений, на очередном ротном построении зачитали приказ, суть которого сводилась к тому, что на пост № 6 в ТРГ должны отправляться двое операторов, а не один как раньше. Для меня это было просто праздником, поскольку именно меня переводили на эту самую замечательную в полку работу. Но все остальные восприняли эту весть не с таким энтузиазмом, поскольку разбухание штата в одном месте, грозило повлечь за собой недостаток их в другом. Но, как бы то ни было, усиление именно поисковой составляющей нашей работы подсказало мне, что отношение нашей военной разведки к разворачивающимся вокруг Северного Вьетнама событиям начало круто меняться. В этом я вскоре смог убедиться, поскольку начавшиеся в полку изменения прошлись и по моей собственной шкуре.

Но всё это произошло лишь через несколько дней, а пока я бродил по жаркой натопленной комнатке ТРГ, и лениво просматривал отбитые на бумажном рулоне телеграммы. Просмотрев их с добрый десяток, я неожиданно увидел уведомление о прибытии стратегического бомбардировщика В-52 в аэропорт Тайбея.

– Валер, – взглянув на часы и на время отправления телеграммы, окликнул я закопавшегося в бумаги оператора, – ты давно на ленту смотрел?

– Да-а, – беспечно взмахивает он рукой, – там сегодня одна фигня летит. Гражданские вылеты, ну, раз в день транспортник появится.

– А В-52, не хочешь? – яростно потрясаю я, оторванной бумажной «портянкой». Пятьдесят минут назад он доложил о своём прибытии, а ты даже не ворохнулся!

– Где? – пулей выскакивает Артименко из-за стола. Ах ты-ж, Боже-ж ты мой! – причитает он, торопливо отделяя злополучную телеграмму от остальных. Понесу скорее Игорю, а то и так все сроки проскочили!

Грохоча сапогами, он выбегает из комнаты, а я внимательно уставился на карту Мира, висящую прямо над телетайпами.

– Каким образом неотловленный ранее В-52 оказался на Тайване? – подумалось мне. Да если бы он пролетел над Тихим океаном все десять тысяч километров, его бы десять раз отловили и сосчитали. Но в Тайбейском аэропорту до настоящего времени не было отмечено никаких стратегических самолётов! Ни одного! Откуда же этот «гусь» туда прилетел и для чего?

Мои глаза, словно повторяя маршрут возможного перелёта тяжёлого самолёта, скользнули от Западного побережья США, к Гавайям. Оттуда к острову Уэйк, к Гуаму… Где-то что-то недавно шло по этому маршруту, – пробормотал я. Да! Точно! Заправщики шли! Янки! Целая куча! И они с собой что-то тащили через океан. Неужели же эти бомбардировщики? А что! Запросто. И сосредоточат их теперь в едином кулаке и именно на Тайване. Мудрое решение! Во-первых, островная территория. Нет чужих глаз. Во-вторых, – правительство полностью лояльно ко всем американским начинаниям. И, в-третьих, относительно близко от злополучного Вьетнама, лететь совсем недалеко, часа полтора. Бери на борт по сорок тонн бомб, только бы от земли оторваться, и вперёд, бомби направо и налево!

От столь захватывающих предположений меня буквально бросило в дрожь. Схватив лежащий на столе лист бумаги, я принялся излагать свои мысли в письменном виде, что в данных обстоятельствах было гораздо более уместно.

«Оперативному дежурному» – красиво вывел я в качестве заголовка. «Прошу обратить Ваше внимание на то, что американское командование создаёт на острове Тайвань ударную группировку из стратегических бомбардировщиков типа В-52. Предполагаю, что именно их в первой декаде марта месяца сего года перегоняли заправщики КС-135 с общим позывным Yankee, порядковые номера с 90, до 99. Каждый из заправщиков сопровождал по два В-52. Итого было перегнано из Лос-Анжелоса не менее двадцати машин стратегического резерва. В аэропорт Тайбея они приходят с позывными Zulus. В 12.02 местного времени было отмечено прибытие Zulus – 12.»

Требовалось как-то подписаться и я, не особо раздумывая, начертал: – Косарев А.Г., 2-я рота, рядовой.

Поставив дату, я поспешно бросаю авторучку на стол и, едва не задавив в дверях возвращающегося из зала миниатюрного Валерия, выскакиваю в общий зал. Оперативный дежурный как всегда сидит на своём месте. Мокрый от жары, с расстёгнутым воротом, он азартно копается в мощном бумажном месиве, затопившем весь его огромный стол.

– Михаил Александрович, – робко пытаюсь я оторвать его от такого занимательного занятия, – минуточку Вашего внимания можно?

Воронин свирепо озирается в мою сторону и отрицательно крутит всклокоченной головой.

– Тогда я вам просто оставлю записочку? – вопрошаю я, понимая, что ему сейчас не до меня.

– Угу, – кивает он. Кнопкой её к доске приделай, – просит он, показывая подбородком на деревянную стойку слева от стола, – иначе потеряется.

Я и рад стараться. Сразу четырьмя кнопками, насмерть приколачиваю свою писульку к изъеденному остриями планшету. Пусть почитает, как освободится. До конца смены ему, конечно, некогда будет, обедняшняя запарка не даст, но попозже пяток минут у него наверняка найдётся.

Впоследствии я много раз вспоминал этот суматошный день, и каждый раз не знал, правильно ли тогда поступил, проявив неслыханную дерзость с подачей докладной записки. Наверное, я тогда просто не представлял, насколько она повлияет на всю мою дальнейшую жизнь.

Ханой, 14. (ТАСС) Сбито пять!

Сегодня бойцы вьетнамской Народной армии сбили 3 американских самолёта вторгшихся в воздушное пространство ДРВ. По дополнительным данным вчера в провинциях Куангбинь и Нгеан было сбито ещё два американских самолёта.

* * *

Дни несутся мимо меня просто ворохом. Едва успеваю следить за валом накатывающихся на нас событий. Моё переназначение в техническую разведгруппу, кстати сказать, состоялось почти незаметно. В очередном приказе рядом с моей фамилией просто появилась запись «Пост № 6» И всё и больше никаких комментариев. Видимо офицеры с КП, недовольные слишком малой отдачей от самого хорошо оснащённого поста, настояли на увеличении его экипажа вдвое (с одного, до двух солдат). Но долго радоваться осуществлению моей заветной мечты, мне было не суждено.

С грохотом распахивается дверь и в занимаемую ТРГ комнату стремительно вваливается сам полковник Карелов со всей своей свитой. Было слышно, как на ходу он продолжал свою, видимо начатую еще в общем зале, речь. Поднимаюсь, и поворачиваюсь к нему лицом, даже не снимая наушников. На боевом дежурстве операторы никому и ничего не докладывают, и поэтому я просто стою по стойке «смирно».

– На шестом посту второй роты, – мельком заглядывает оперативный дежурный в список смены, – сегодня дежурит рядовой Косарев и ефрейтор Преснухин.

Полковник явно пребывает не в духе, и глаза его словно бы мечут во все стороны трескучие молнии.

– Что же вы, – хрипло рычит он, грозно озираясь по сторонам, – столько аппаратуры, а такой безделицы прочитать не можете? Вот ещё один остолоп тут стоит, – указывает он своей лопатообразной ладонью в мою сторону. Вот спросите его, что он здесь делает, так не ответит же толком!

– Никак нет, – почувствовав себя незаслуженно задетым, возражаю я, – отвечу. Дел у меня, товарищ полковник, просто по горло. Веду приём направления Лос-Анжелес – Сан Франциско. Приёмник № 1, аппарат № 4. Параллельно контролирую недавно открытую линию Гуам – Кодена. Поскольку эта частота используется нестабильно, то мы пытаемся выявить периодичность её использования. Приёмник № 2, аппарат № 3. А на приёмнике «Калина» произвожу поиск хотя бы ещё одной частоты метеостанции «Джанап».

Последнее добавление, видимо, было совершенно излишним. Прерванный на полуслове командир полка разом побагровел перезрелым помидором и недобро прищурил глаза.

– Раз ты такой умный…, рядовой, – процедил он сквозь зубы, – то ответь мне, почему до сих пор вы тут не можете наладить перехват американских релейных линий?

– Да потому, – ни мало не смущаясь, отвечаю я, – что перехватить их можно только в двух случаях. Либо наш приёмник должен находиться между двумя релейными вышками одного направления, либо расстояние хотя бы до одной из них не должно превышать ста десяти километров. Но, поскольку, ближайшая к нам релейная линия находится на расстоянии более трёх тысяч километров, то ни какого путного перехвата нам осуществить никогда и не удастся!

– Это ещё почему? – бойко наседает на меня полковник, словно пытается оттеснить меня животом от рабочего стола.

– По законам физики! – нагло пожимаю я плечами, не сдвигаясь с места и на сантиметр.

– Так, – грохнул Карелов по ближайшей стойке кулаком, – хватит для меня этих демагогий! (Так и сказал, демагогий). С вами всеми мы ещё поговорим, – обвёл он гневным взглядом поприжухнувшую свиту, – распустили, понимаешь, своих подчинённых! А этого умника, – ткнул он в мою сторону пальцем…

Тут он на секунду прервался, видимо задохнувшись от негодования, а я наоборот надул грудь, всем своим видом показывая, что мне и сам чёрт не брат.

– …Добавьте этому говоруну парочку нарядов, – кивает полковник нашему несчастному капитану Рачикову, который на протяжении всего разговора скромно топтался у него за спиной, – и пусть отрабатывает их сегодня же!

– Так точно, – отчеканивает капитан, преданно «поедая» начальство глазами.

В мою же сторону он взглянул лишь мельком, но с заметным сочувствием. Так вот и случилось, что в результате неожиданного начальственного визита я получил к имеющимся двадцати двум ещё три наряда, (один, для кучи, добавил начальник смены). Но в результате этого же визита я узнал так много для себя интересного, что и жизнь моя и служба вскоре переменились самым коренным образом. А произошло это так. Поскольку с предстоящей ночной смены меня с позором сняли, то старшина роты Фомин, с плохо скрываемым удовлетворением объявил, что меня направляют на грязные работы.

Поначалу меня бросили на очистку полковых туалетов. Камчатка, сами понимаете, земля несколько более северная, нежели тот же Сочи. А солдатские туалеты у нас располагались исключительно на улице. Естественно, что зимой во всех них нарастали, весьма опасные для определённого солдатского места, сталагмиты. Вот для того, чтобы предотвратить несчастные случаи, и требовалось каждый день сбивать бритвенно-острые каловые натёки. За три часа я смог справиться с порученной работой и думая, что все мои неприятности на сегодня кончились, вернулся в казарму. Но, Фомин, посчитав, что я отделался слишком легко, тут же придумал мне новое наказание. Сделал он это, как всегда, по-иезуитски. Дождавшись, когда все мы после отбоя уляжемся в койки, он, судорожно скрипя своими неправдоподобно сияющими сапогами, появился из ротной каптёрки и во всеуслышание объявил деланно ласковым голосом: – А ты, Косарев, чего это в постели развалился? Тебя же половая тряпка в штабе дожидается! Вставай дружок и шагом марш!

Он видимо ожидал, что надо мной ещё и посмеются сослуживцы, однако никаких смешков в замершей роте не прозвучало. Все понимали, что я в данном случае сработал обычным громоотводом, приняв на себя весь начальственный гнев. Но мне от этого легче не стало. Пришлось вставать, одеваться и тащиться в штаб. Старшина же не успокоился на этом, и не поленился проводить меня до предстоящего места отбытия очередной трудовой повинности.

– Я приду поутру, проверю, – пообещал он мне, когда я взялся за отполированную рукоятку двери, – насколько чисто ты убрался!

– Буду ждать вас с нетерпением! – злобно буркнул я, но только издевательский скрип старшинских сапог был мне ответом.

Работа на самом деле мне предстояла совсем нешуточная. И я понимал это очень даже отчётливо. Сорокаметровый коридор, шесть больших кабинетов и всё вручную. К тому же никаких швабр в нашем полку не признавалось принципиально. Всё делалось только ручками, ручками, и ручками. Хотя мыть полы – занятие не самое приятное, но отношусь я к нему вполне по-философски. Ведь здесь мы сами за всё в ответе. Живём и работаем по нехитрому жизненному принципу: – Сам нагадил, сам и убрал! С одной стороны, не очень-то приятно треть свободного времени посвящать уборке всяческой грязи. Но жизнь в армии штука многообразная. Такая практика «сам за всё» поневоле приучает человека к самостоятельности и определённой изобретательности. Мало-помалу начинаешь разбираться в таких вещах, с которыми на гражданке, тем более в безоблачные школьные годы, сталкиваться даже не приходилось.

Допустим, случилась у меня такая, вроде бы, малость, – протёрлись сбоку сапоги. Какие проблемы на гражданке? Сходил в магазин и купил себе новые. Но в камчатской глуши не так всё просто. Идти некуда, да и покупать не на что. Поневоле отыскиваешь старый сапог, вырезаешь из него заплатку и думаешь, как бы её ловчее присобачить на повреждённое место. Оказывается, для такой работы потребна толстая игла, специальная дратва, да плоскогубцы, да шило для пробивки отверстий. Короче говоря, всё это надо собрать, да время на работу найти, да сделать так красиво, чтобы тот же Фомин потом не потешался над результатом. Вот так, понемногу, потом и кровью вчерашний неумёха и белоручка осваивает сложную науку мужской многотрудной жизни. Впрочем, хватит философствовать, дел у меня сегодня просто сверх меры.

Сопровождаемый сонным взглядом, скучающего на посту № 1 ефрейтора, иду в начальственный туалет. Горячей воды, естественно, уже нет, но та, что сочится из крана, всё же имеет комнатную температуру. Ведро, тряпка, хозяйственное мыло – вперёд, штрафник! Если повезёт, часа за полтора управлюсь. Ибо сомнений в том, что наш старшина первым таки заявится в штаб раньше всех, у меня нет никаких. Пока есть кое-какие силы, прибираю комнату строевой части, кабинет Карелова, и спецчасть. Злость уже прошла, и усталость потихоньку берёт своё.

Шаги мои уже не так энергичны, а руки трут пол не с таким энтузиазмом. В очередной раз меняю воду, и направляюсь в другое крыло здания. Прохожу мимо изнемогающего от безделья часового, и шутки ради, предлагаю ему поменяться. Мол, ты пока тут малость помой, а я уж, так и быть, немного постою за тебя у знамени части. Тот зло шипит что-то в ответ. Но я его не слушаю, поскольку совсем иные звуки привлекают моё внимание. Из самой крайней, угловой комнаты несутся чьи-то не в меру возбуждённые голоса. Воровато озираюсь и на цыпочках тихонько подкрадываюсь ближе. Дверь закрыта неплотно, и через крохотную щель можно даже кое-что увидеть. Приближаюсь к ней вплотную, и, расстелив тряпку по полу (конспирация должна быть соблюдена безукоризненно), вытягиваю левое ухо к светящейся в полумраке щели.

– … выделить столько ресурсов мы не можем физически, – слышу я глуховатый голос подполковника Дулова. (Он читал нам в полковой школе лекции по следующим курсам: «Шифрование и кодирование», «Основы криптографического анализа» и «Принципы частотного модулирования радиосигнала».) У нас в полку нет ни одного достаточно мощного вычислительного комплекса, способного даже приступить к решению проблемы «Линейного шифра». А заставлять солдат вручную перебирать сотни вариантов возможных расшифровок одной единственной радиограммы, как предлагает Командир (так офицеры полка называют между собой Карелова), абсолютно бессмысленно!

– Да и потом, – подхватывает его мысль кто-то ещё, – ну, допустим, расшифруем мы одну радиограмму. Но за это время, которое будет потрачено на её расшифровку, актуальность переданной информации сведётся к нулю. И всю нашу предварительную работу можно будет смело выбросить на помойку.

– Мы и так еле-еле справляемся с возложенными на нас обязанностями. При таком некомплекте солдат на постах, при такой устаревшей материальной части, сделать что-либо ещё, просто нереально! (А я-то думал, что она у нас вполне современная). Да вы посмотрите на наших бойцов, они просто спят на ходу! С ног валятся!

– Мы вновь уклонились от темы, – вновь загудел Дулов. Мы с вами всё время пытаемся одним выстрелом убить сразу двух зайцев. А ведь будет гораздо продуктивнее поделить проблему на две составляющие. Ведь никто, на самом деле, не приказывает нам заниматься проблемами декодирования военных шифров. С этими кодами не справляются и в Москве. От нас на данном этапе требуется только одно – как-то поспособствовать более точному ориентированию наших средств ПВО, выдвигаемых в настоящее время на поддержку вьетнамских военных. Вот на что должен быть сделан основной упор! У нас с вами для этого есть и силы, и некоторые средства…

– Да мы с вами находимся в самом неудобном месте, из которого только можно это осуществлять! – перебивает его кто-то. Вы уж должны бы знать, что мы едва-едва способны здесь принимать 60 % открытых телеграфных сообщений. А по голосовой связи наши возможности не превышают и 10 %. И это ещё в спокойные периоды состояния ионосферы!

– Как мы можем оперативно помогать вьетнамским ПВО-шникам, когда перехват на ультракоротких частотах из данной местности вообще невозможен?

Это уже капитан Воронин Михаил Андреевич не выдержал. Я его очень уважаю. Без подхалимажа, честно. На мой взгляд – это образец военного. С прекрасной выправкой, блестяще образованный, уверенный в себе, мужественный внешне, он кажется мне совершенным воплощением офицера разведки.

– Мы день за днём попадаем в своеобразный заколдованный круг, – тем временем продолжает он. Можно с определённой точностью просчитать время предположительного налёта стратегической авиации. И это довольно просто. Зная время убытия той или иной авиагруппы и место, откуда произведён вылет, можно приблизительно рассчитать полётное время до вьетнамской территории. Но как определить конкретную точку предстоящего удара? Вот тот проклятый вопрос, найти ответ на который, труднее всего!

Было слышно, как по невидимой из коридора грифельной доске дробно застучал мел.

– Как видно из приведённой схемы, из-за своего меридионального расположения Вьетнама он может быть легко пересечён поперёк самолётами противника, причём за весьма короткое время. А противник наш и силён и хитёр. Кроме того, он может предпринять и вовсе нестандартный трюк. Смотрите. Самолёты тактической авиации могут стартовать прямо с аэродромов южного Вьетнама или из Камбоджи и, двигаясь вдоль межгосударственных границ, наносить быстрые удары, используя тактику булавочных уколов. Выскочил, долбанул намеченный объект и вновь ускользнул за границу. А наводить их на цели могут тяжёлые самолёты разведчики. Вы же видите, сколько их туда понагнали. То есть, мы возвращаемся к тому же, откуда начали. Ведь все разведданные с бортов типа RC-135 или RB-47 передаются именно по телетайпу. И ответы с Окинавы и Таншоньят на летающий командный пункт тоже приходит по телетайпу. Но и вопросы, и ответы на них уходят и приходят исключительно в зашифрованном виде. Получив же указание на коротких волнах, командир разведчика отдаёт приказ штурмовикам уже на ультракоротких частотах и голосом. Мы прекрасно слышим радиообмен высоких американских начальников, но не понимаем его, поскольку он закрыт шифром. Мы могли бы в таком случае хотя бы перехватить речевой приказ боевым самолётам. Хотя бы. Но все вы в курсе, что мы базируемся слишком далеко от места боевых действий. Наши УКВ приёмники в таких условиях совершенно бесполезны!

Какое-то время за дверью было слышен только шум от передвигаемых стульев да негромкий многоголосый гомон, и я проворно отползаю подальше, едва не сбив при этом предательское ведро. Но моё предположение, что собравшиеся в комнате офицеры собираются выйти на перекур, не оправдалось. Там, видимо, просто произошла некоторая пересадка. И когда я осмелился вновь подползти к дверной щели, речь в комнате шла совсем о другом.

– Предлагаю ходатайствовать перед командиром о создании специально натренированной группы, которая должно работать непосредственно во Вьетнаме, буквально рядом с передовой! Представьте себе, – надрывал горло Воронин, – если в нашем распоряжении будет этакий миниатюрный командный пункт на колёсах. Мы сможем с его помощью не только оперативно перехватывать многие команды на недоступных нам ныне частотах, но и на месте принимать оперативные меры по противодействию враждебным действиям американской воздушной группировки. Находясь в гуще событий, имея прямые завязки с местными станциями наведения и выдавая им же обоснованные целеуказания…, да вы представляете, каких дел можно будет там наворотить, даже и с небольшими силами!!!

– Увлекаетесь, Михаил Андреевич, – тут же услышал я голос Дулова, сразу же покрывший возникший в комнате шум. Кто же нам даст такие полномочия? Вы представляете, как трудно будет пробить разрешение на столь масштабную командировку!

– Сам Карелов и даст такое разрешение, – постарался перекричать всеобщий гомон Воронин, – и спрашивать ни у кого не будет. Как вы не понимаете? В его распоряжении есть все ресурсы, и хорошо обученные кадры, в придачу. Насчёт переброски небольшой по численности команды в Юго-Восточную Азию он тоже сумеет договориться, где надо. У него ведь вокруг полно однокашников из академии. А они сидят на всех видных постах в нашем военном округе. Вы поймите одно, ему ведь просто необходимо как-то отличиться именно сейчас! Если он перевалит через предельный возраст и не получит генеральских погон, то так и выйдет в отставку полковником. Вы что себе думаете, почему он в последнее время так рвёт и мечет? Уже чувствует за спиной тяжёлое дыхание, как бы это поточнее выразиться…, пенсионной пижамы!

Зазвучал смех, и вновь дружно заскрипели стулья. Опасаясь, чтобы меня случайно не «прищучили», я подхватил ведро и юркнул в ближайший открытый кабинет. Плеснул воды и принялся интенсивно размазывать грязь по полу. Дыхание моё сбилось, сердце готово было просто выскочить из груди. Только что подслушанная информация потрясла меня буквально до глубины души. Так вот оказывается, какие мысли бродят в головах наших командиров! Вот какие революционные идеи зреют в офицерской среде!

Но на этом собрание вовсе не закончилось. После короткого перекура разговоры вёлись ещё более часа, так, что я почти успел выполнить и своё задание. Общий же итог обсуждения, – который мне так же удалось подслушать, был таков. Решено было подкинуть Карелову идею о том, что для надлежащего выполнения директивы Генштаба необходимо быстро перебросить на территорию Северного Вьетнама передвижной мини-КП. В его задачу должно было входить отслеживание тех радионаправлений и голосовых сообщений, которые на Камчатке либо вообще не принимались из-за чрезмерной удалённости, либо принимались крайне нерегулярно.

– Раз туда поедет группа офицеров, пусть и маленькая, – размышлял я, плетясь глубокой ночью обратно в казарму, – то значит, с ними непременно поедут и рядовые. Ведь не будут же офицеры сами сидеть на постах и крутить ручки! А убирать, а готовить, а в карауле стоять… А раз так, то…

Ах, какие чудные видения возникли после этого умозаключения в моём распалённом воображении, ах какие потрясающие картины будто бы развернулись передо мной. Лазурное море, омывающее покрытые зелёнью острова, розовые закаты, груды кокосов, белозубые туземки с непременными корзинами фруктов на головах… Я размечтался настолько, что словно в каком-то забытьи проскочил свою казарму и незаметно для себя вышел ко 2-му складу, огороженному мощным забором из колючей проволоки.

– Стой, кто идёт? – вернул меня к реальности голос часового.

Я оторопело встряхнул головой и увидел, как из-за угла здания появилась нахохлившаяся фигура Лёхи – лунатика, на худой шее которого сиротливо болтался карабин.

– Ты чего здесь бродишь? – спросил он меня, подходя ближе к забору из колючей проволоки, – спать, что ли не хочется?

– Из штаба тащусь, – обескуражено развёл я руками. Два наряда подряд отбарабанил, теперь аж сплю на ходу.

– Закурить есть? – тут же поинтересовался Лёха, а то ещё сорок минут до смены терпеть.

– Нет, – развожу я руками, – не курю я. Да ты и сам бросай курить, тебе же здоровые лёгкие нужны, как трубачу, а не прокуренные!

Алексей, с тяжёлым вздохом поднимает воротник шинели, и, втянув голову в плечи, медленно и скорбно удаляется в ночную мглу.

* * *

Странное дело. Не успела минуть и неделя после столь заинтересовавшего меня собрания, как в полку начали происходить удивительные события. Прежде всего, в каждой роте внезапно появилось по одному лишнему офицеру. Были они, как водится в таких случаях, разных воинских званий и носили погоны разных родов войск, но в глубине души я понимал, что они здесь не просто на стажировке или в порядке повышения квалификации. Они, казалось, без особой цели разгуливали по территории части, но при этом постоянно заглядывали, то в спортзал, то на занятия, то в библиотеку. Причём действовали они или по отдельности, то все вместе.

Кстати, именно в нашей библиотеке и произошёл один случай, который, как мне кажется, слегка подправил мою военную судьбу. В связи с этим эпизодом хочется немного рассказать о самой библиотеке. Естественно, по московским меркам была она неприлично крохотной, но в условиях дальневосточной бедности и дикости это был настоящий очаг культуры. Частенько заходил туда и я. Началось эти походы ещё тогда, когда я учился в полковой школе. Несмотря на то, что занятия у нас шли почти без перерыва по семь – восемь часов, ближе к вечеру образовывался небольшой, полуторачасовой перерыв, по идее предназначенный Уставом для личного времени военнослужащего. Что во время этого самого «времени» должен делать военнослужащий, точно не указано, но военные теоретики искренне полагают, что солдат за эти недолгие часы и минуты должен подшить свежий воротничок, написать письмо на малую родину и выгладить поизмявшиеся за день бриджи. Но в действительности это благословенное время все используют на самые разнообразные нужды. Чтобы не поддаваться соблазнам, а главным образом потому, что меня просто распирала излишняя любознательность, я в свободное время просиживал за книгами почти до отбоя. Вы, наверное, думаете, что я читал беллетристику или стихи (по молодости-то лет)? Ничего подобного. Меня интересовало только одно – боевая техника и вооружения наших потенциальных противников!