Текст книги "Картонные звезды"

На обратном пути разговор почему-то зашёл о почитаемых как во Вьетнаме, так и в Китае драконах.

– Как ты думаешь, – интересуется Лау-линь, – кем на самом деле были драконы?

– Наверное…, какими-нибудь ископаемыми ящерами? – не слишком запариваюсь я с разгадкой загадки.

– А вот и нет! – торжествующе восклицает она. Вспомни, чем славились драконы? Во-первых, они летали по воздуху! Во-вторых, были огнедышащими! А в-третьих, с лёгкостью уничтожали большое количество людей!

– Так кем же они были? – остановился я в полном недоумении.

– Не кем, а чем! – поправила она меня. Это были метеориты или кометы! Подумай сам! Именно метеориты всецело отвечают всем приметам, так называемых драконов. Они и летают по воздуху, за ними тянется огненный след и при падении на землю они и в самом деле могут уничтожить массу народа!

Мне оставалось лишь восхититься её прозорливостью и тут же использовать это восхищения для внепланового поцелуя.

* * *

Утром на связь с полком мы так и не выходим. Во-первых, потому что сообщать особо нечего, а во-вторых, потому как возможности наши столь незначительны, что как-то показать нашу деятельность в выгодном свете просто – напросто невозможно. Тупо принимаем два местных направления, удивляясь про себя обильным вылетам разведывательной и тактической авиации. Заодно с понятным нетерпением ждём возвращения наших офицеров, в душе понимая, что столь быстро их ждать бесполезно. Проходит ещё один душный и скучный день. Совершенно обалдевший от безделья Камо дважды порывается в урочное время сесть за передатчик, и дважды мы его от него отгоняем. Поговорив с Фёдором, решаем, что проведём только один сеанс – вечерний. Так и материал хоть какой-то наберётся, да и будет меньше шансов на то, что на город вновь устроят сокрушительный налёт.

От вынужденного безделья все свободные от смены бесцельно толкутся у ворот, озирая доступное взгляду пространство. Сразу видно, что городок потихоньку оживает. Даже создаётся такое впечатление, будто всё его многочисленное население разом высыпало на улицу. Все чего-то делают, будто объявлен городской субботник (вот оно, зримое преимущество социализма)! И малыши и взрослые что-то тащат, копают, красят и ремонтируют. Чисто строительных возможностей у городских властей явно маловато и вся народная деятельность сводится в основном к засыпке воронок и уборке валяющегося повсюду мусора. И уже к обеду город вычищен до блеска, даже тротуары подметены. Понемногу оживают и городские службы. Открывается рынок, на который мы со Щербаковым и отправляемся в полуденный час. Харчевня всё ещё закрыта, и поэтому надо самим озаботиться о хлебе насущном. Весь путь туда и обратно озираюсь по сторонам, в надежде увидеть Лау-линь, но всё напрасно, её нигде не видно.

– Не грусти, – подбадривает меня Анатолий, – вечером прибежит твоя вьетнамочка. Ну, как вы вчера погуляли-то? – пытается он меня разговорить. Целовались уже, небось?

Мне неловко отвечать на его расспросы, и я отделываюсь от него неопределёнными междометиями. В мои привычки не входит хвалиться победами на женском фронте, тем более что никаких побед и нет. Не вижу в этом ни достоинства, ни доблести. Лишь хвастовство и моральная невоздержанность!

Наконец-то наступает долгожданный вечер. Офицеров всё ещё нет, и нам поневоле приходится вновь выходить на связь самостоятельно. Разом повеселевший Камо, быстренько отбарабанивает выжимку из дневных перехватов, и переключается на приём. На сей раз, указания из центра точны и немногословны. От нас требуется всё внимание уделить авиабазе Камрань. И к счастью нет ни малейшего упоминания о том, что Воронин должен немедленно выйти на связь при появлении. Мы же в свою очередь делаем вид, что у нас и так всё почти хорошо.

Близится ночь. Плавно сгущается духота, да так, что начинает болеть голова. Остальные мои товарищи устроились с пивом и солёными креветками в саду, а я целый час нетерпеливо маюсь у ворот, надеясь на то, что появится моя подружка. А вот и она, правда, на сей раз не одна. С ней ещё двое. Пара её друзей, с которыми я уже знаком. Узнаю, что на сей раз планируется маленькая вечеринка у Лань-Бао-Ши. У того есть совершенно невообразимая роскошь – транзисторный приёмник и все идут его слушать. Пока мы идём, троица моих спутников всячески обучает меня изъясняться на вьетнамском. Метод выбран всё тот же, какой применил некогда Робинзон в отношении Пятницы. Кто-то указывает на тот или иной предмет, после чего следует озвучивание на местном диалекте. Пытаюсь повторить, но получается это у меня так смешно, что мы заливисто хохочем. Но мне, несмотря на столь весёлый урок, всё-таки хоть что-то удаётся запомнить. Обучение моё продолжается, и когда мы добираемся до места.

В крошечной каморке Лань-Бао я узнаю, как произносятся слова: стол, стул, чай и кружка. Включается музыка, появляются сухарики и мочёный подсоленный горох на угощение. Садимся играть в домино. Домино необычное – китайское. Во-первых, оно не пластиковое, а деревянное. И, кроме того, оно украшено не тривиальными точками, а удивительно художественно выжженными барельефами всевозможных птиц, рыб и зверей. Играем с азартом, каждый за себя. На кону леденцы в цветастых фантиках, которые целыми горстями переходят из рук в руки. Но вскоре все они переходят в руки хозяина дома. Откуда-то набегает целая толпа голопузой детворы, и приходится отдать большую часть конфет им. Пользуясь моментом, прошу самого старшего из детей принести из лавки десять бутылок пива. При этом в качестве наглядного образца вручаю ему пустую бутылку, с ещё не смытой этикеткой и остатки денег. В ожидании напитков я, поиграв второй подобной бутылкой, пытаюсь научить своих знакомых игре в «бутылочку». Но все они, вскоре разобравшись в смысле игры, были крайне озадачены.

– Понятно, что парень и девушка могут обменяться поцелуем, – глубокомысленно изрекает Лань-Бао, – но как же быть, если придётся целоваться мужчине с мужчиной?

– И здесь неудача, – думаю я, быстренько пряча бутылку под стол, – придётся с поцелуями заходить с другой стороны!

За разговорами возникла идея почитать собственные стихи. Первому читать выпало мне, и вся компания с интересом обратилась в мою сторону. Что было делать? Ударить в грязь лицом, для советского солдата было делом недопустимым, и я бодро завёл мгновенно вспомнившееся начало Русланы и Людмилы (да пусть простит меня Пушкин). Бодро отбарабанив про кота на златой цепи, и выходящих из морской пучины богатырей, – я гордо выпятил грудь, и некоторое время принимал незаслуженные поздравления. Но и остальные участники импровизированного концерта в грязь лицом тоже не ударили. Особенно запомнились строки, произнесённые Лау Линь, которые она перевела специально для меня. Точные слова я теперь не вспомню, но общий смысл передать постараюсь, поскольку уж очень трагично они прозвучали, по сравнению с «моими» бодряческими сочинениями. Вслушайтесь.

«Когда ударится о землю моя упавшая звезда

Не содрогнётся свод небесный, не забурлит в ручьях вода

И солнце, пусть и на минуту, не остановит вечный путь

И только ты, мой друг сердечный, сорвать цветок не позабудь!»

* * *

Появляются наши офицеры только на следующий день, где-то к двум часам. Они врываются в наше сонное царство внезапно и стремительно. Распахивается дверь и в заставленное аппаратурой жилище вместе с уличной пылью и полуденным жаром с грохотом входит Воронин.

– Здравия желаем, – поднимаемся мы все на ноги. Как доехали? Всё в порядке?

– Отлично, – приветливо вскидывает он руку, – просто превосходно! А как у вас дела идут? Тоже всё в порядке?

Преснухин вытягивается перед капитаном и докладывает по всей форме о проделанной работе. Глаза у него блестят от плохо скрываемого удовлетворения, поскольку все тяготы вынужденно исполняющего командирских обязанностей, сваливаются с него одномоментно. Я его прекрасно понимаю. Такой подарок не может не радовать. И хотя достижений особых у нас нет, но и каких-либо особых провалов тоже. Делали, что могли, к тому же и живы остались, что тоже немаловажно. Появляется и Стулов. Входит степенно, вразвалочку. Улыбка до ушей, в руке плотно набитый брезентовый баул. Здоровается со всеми за руку, и докладов не требует. Действительно, к чему этот официоз? На досуге сядем и поговорим по существу, не торопясь и с должными подробностями. Но сразу видно, что ему интересны не столько наши успехи, сколько он жаждет поделиться своими собственными.

– Дела наши резко пошли в гору, парни! – гордо заявляет он, усаживаясь за стол и шумно отхлёбывая из кружки чай. Удалось попасть на аудиенцию к заместителю командующего ВВС, который курирует использование всей авиации Северного Вьетнама в интересах ПВО! Мудрый дядька, практически с пол-оборота понял нашу идею насчёт перехвата самолёта. Обещал всемерное содействие. Только и нам придётся поработать, причём немало. Естественно, что в штабе не будут за нас трудиться. Придётся ещё поездить по некоторым воинским частям, переговорить с командирами, подверстать наш план. Да, нам по ходу дела сразу подсказали, что крайне важно грамотно организовать оцепление и прочёсывание возможного места падения. И кстати, вполне возможно, что мы сформируем небольшую команду загонщиков именно из местного ополчения. Ведь планируется обрушить RВ именно в этом районе.

– Почему именно здесь? – не утерпел я.

– Да потому, – стучит Стулов по лежащей рядом с ним карте Вьетнама, – что именно здесь находится место как бы равноудалённое от всех окрестных наземных авиабаз американцев! Следовательно, время подлёта спасательных вертолётов с любой из них будет максимальное. То есть вывод вполне очевиден – валить эрбешку нужно где-то тут, вдалеке!

– Так его же сюда не заманить никакими коврижками, – постарался внести я немного скепсиса в его чересчур оптимистичный монолог.

– А вот и нет! – воскликнул Воронин. Всех подробностей я сейчас рассказать не могу, но мне было обещано, что по агентурным каналам противной стороне будет подброшена такая информация, которая просто заставит их подтянуть сюда авиаразведчик, и не один. Надо быть готовыми с завтрашнего же дня отслеживать все перелёты с тех авиабаз, на которых сидят «RB» и «RC».

– А технику-то какую-нибудь удалось достать? – поинтересовался Фёдор, усаживаясь на кровать рядом с ним.

– О, кстати, – мгновенно вскакивает старший лейтенант, – пойдёмте, разгрузим то, что мы привезли. Всего, что хотелось бы достать, разумеется, не удалось, но хоть что-то…

Все валом вывалили на улицу. Вот это да! Перед нашими воротами выстроились целых три автомашины! Два грузовика и командирский УАЗ.

– УАЗик у Башутина что ли забрали? – поинтересовался я.

– Само собой, – солидно кивает капитан. Хватит уж ему лихачить по городским асфальтам. Пусть на нас немного поработает!

– А где же он сам?

– На рынок побежал, что-то там ему срочно понадобилось. Открываем двери новенького «кунга» и видим гору новеньких зелёных ящиков, обычно используемых для перевозки военной амуниции.

– Ничего себе понавезли! – расталкивая всех, к двери протискивается здоровяк Щербаков. Значит, у нас всё по-новому начинается? Ну, делать нечего, берёмся дружно!

Ближе к четырём часам разбор привезённого имущества завершён. Несмотря на усталость наши лица светятся довольством. Ведь наши оперативные возможности возросли чуть ли не вдвое! Три телетайпа немецкого производства, два новеньких приёмника, и груда разрозненных блоков от прочего оборудования точно помогут нам восстановить утраченную боеспособность. Поскольку нужно делать сразу всё и быстро, то, как всегда начинается тихая паника и неразбериха. Впрочем, Воронин быстро её пресекает.

– Все марш на починку и сборку разбитой аппаратуры! – командует он. Машинами займутся другие!

Кто эти «другие» выясняется довольно скоро. Со двора слышится голос Башутина, отдающего громкие команды. Выглядываю в окно. Прапорщик выстроил перед собой дюжину вьетнамцев, и энергично размахивая руками, объяснял им задачу. При этом он показывал то на скромно стоящие у стены изуродованные машины, то на новые. Присмотревшись, я увидел плотницкие ящики, стоящие перед шеренгой и догадался, кто будет обустраивать наши грузовики.

– Косарев, не стой, как истукан, – окликает меня Стулов, – бери паяльник и марш сращивать провода!

– Вот невезуха-то, – думаю я, механически разматывая и отмеряя куски сетевого кабеля. Лау-линь скоро придёт, а вырваться мне сегодня вряд ли удастся. Прощайте наши прогулки под луной, прощайте тёплые губки и нежные ручки.

Труды наши длятся без перерыва примерно до двух ночи, то есть до того момента, когда в генераторе неожиданно не кончается топливо. Лампы резко гаснут и начальство, наконец-то соображает, что пора бы и отпустить личный состав на отдых. Спотыкаясь в темноте и беззлобно чертыхаясь, все разбредаются по койкам. Валюсь и я. Тут уж не до приятных мечтаний, необходимо хоть как-то выспаться, немного восстановить силы.

* * *

Утром, едва продрав глаза, спешу доложить капитану свои соображения по поводу последней бомбардировки.

– А за нашей станцией охота так и идёт! – тороплюсь проинформировать его, пока Воронин, зевая и сонно мотая головой, натягивает форменные бриджи. Не успели мы переместиться и выйти несколько раз на связь, как на город был произведён сокрушительный налёт! Что характерно, прямо во время утреннего сеанса! Вон, видите, нигде до сих пор электричества нет, а ведь до этого полгода ни один самолёт сюда не залетал. Здесь ведь ни промышленности военной, ни объектов стратегических…

Воронин недовольно сопит, завязывая шнурки новеньких ботинок.

– И что ты предлагаешь? – спрашивает он, выпрямляясь и притоптывая ногами.

– Передачи надо вести с природы! – заявляю я безапелляционно. Что стоит Камо выехать за околицу, километров, этак за десять – пятнадцать? А то мы здесь чудом уцелели, просто чудом. В другой раз может и не повезти!

– Да уж, – кивает капитан, – по генератору видно. Как вам, кстати, удалось его починить-то?

– На местную кузницу обломки носил, полдня их там ладили.

– Что, весь генератор?

– Нет, конечно, только топливную систему. Он, правда, работать стал похуже, топлива много жрёт, но пока тянет.

– Не долго ему уже скрипеть, – Воронин идёт к двери, подталкивая меня к ней же, – мы два новых генератора с собой привезли, можно сказать нулёвых! Надо будет их побыстрее расконсервировать и проверить. Займётесь?

– Ну, а так как же насчёт того, чтобы работать не из города, – возвращаюсь я к наболевшей теме. Сколько же можно рисковать? Да и местных жителей под удар подставляем!

– Подумаем, – уклончиво отвечает капитан, – время ещё есть.

Время временем, но я вскоре понимаю, что моё предложение принято. Во всяком случае, Басюру на пару с Камо вместо завтрака отправляют срочно расконсервировать один из новых генераторов. Те, что-то злобно про себя бурча, отправляются выполнять приказание, не забыв перед этим заранее наложить себе по полной миске пшённой каши.

В трудах и заботах проходят ещё два суматошных дня. Постепенно всё старое и вновь привезённое оборудование удалось переместить из помещения в грузовики. Причём этим приходится заниматься в основном по ночам, поскольку днём мы просто по горло завалены боевой работой. Теперь у нас есть практически все данные, необходимые для успешного проведения операции. Выверены позывные всех без исключения самолётов, совершающих регулярные разведывательные полёты вблизи театра военных действий. Известны не только расписание самих полётов, и точные их маршруты, но даже и голоса штатных пилотов. И на уровне прочей повседневной работы революционные нововведения тоже заметны. Передатчик наш теперь из города не работает. Исчез и обеденный сеанс, остались лишь утренний и вечерний. Для удобства мы приспособили под передвижной ПЦ бывшую хозяйственную машину.

Из нескольких листов толстой архангельской фанеры соорудили на ней будочку для передатчика, а на подвижных бамбуковых удилищах подвесили сложенную вдвое антенну. При прибытии на место, Басюра отвязывал крепящие их верёвочки и словно рыболовную сеть натягивал их в разные стороны. Пока он крепил к деревьям растяжки, Камо заводил двигатель генератора и настраивал передатчик. Получалось это у них так ловко, что от того момента, как машина останавливалась в глубине какого-нибудь лесного массива и до того, как наш радист брался пальцами за головку ключа, уходило не более пяти минут. Отправив сообщение, они столь же стремительно сворачивались и во весь опор уносились из засвеченного квадрата. Таким образом, хотя наша антенная самоделка и вызывала неизменные улыбки на лицах местных крестьян, задачу свою она выполняла весьма достойно.

Пока шли приготовления, я старался не терять связь с Лау-линь. В первый же вечер я проболтался ей о том, что в следующий раз с нами поедут местные ополченцы, после чего она регулярно напоминала мне о том, что совсем не против того, чтобы поехать вместе с нами. Я старался отшутиться в том плане, что это дело не столько наше, сколько их непосредственного командования, но она и слушать ничего не хотела. В конце концов, действительно случилось так, что именно Башутина и меня отправили к командиру городского ополчения майору Миню, отобрать команду сопровождающих.

На небольшом плацу перед городской школой, явно построенной ещё в период правления французских колонизаторов, выстроилось не менее сотни человек. Вид они имели весьма своеобразный, поскольку и одеты и вооружены были кто как, и кто во что. Но, тем не менее, все бойцы держались браво и подтянуто.

– Вот геморрой-то, – вполголоса пробурчал Башутин, – едва завидев нестройную толпу ополченцев, – и как их тут разобрать? Все на одно лицо. Просто ума не приложу, кого нужно просить!

– А ты стой в отдалении, словно большой начальник! – столь же тихо предложил я. Я сам пройдусь по рядам и выберу тех, кто вполне для нас пригоден.

Увидев нас, крепкий мужчина в полной военной форме что-то скомандовал ополченцам, и когда мы приблизились, нас встретили плотные и чётко выровненные ряды. Поздоровавшись с командиром, который по всей вероятности был уже в курсе дела, прапорщик отошёл с ним в сторонку, я же важно задрав подбородок, принялся ходить вдоль строя, высматривая среди ополченцев наиболее подходящих по росту и возрасту. На этот счёт у меня были вполне трезвые суждения. Мне казалось, что следует отбирать только молодых, крепких парней, прилично одетых и хорошо вооружённых.

Но на практике оказалось, что городское ополчение это то место, куда попадают люди пригодные к воинской службе в самой минимальной степени. То есть ходить в караул и заниматься необременительной шагистикой на плацу они ещё были способны, а вот насчёт ведения полноценных боевых действий… Тут я был не совсем уверен. Пришлось сильно сократить свои аппетиты и вместо запланированных двадцати человек, ограничиться лишь двенадцатью. Стоящая на правом фланге Лау-линь (как самая высокая) во время того, как я барражировал вблизи неё, посылала глазами яростные сигналы о том, чтобы я взял и её, но я намеренно делал вид, что все её призывы ко мне совершенно не относятся.

– Вот ещё, – демонстративно отворачивался я в сторону, – не хватало девчонок с собой тащить! Пусть здесь сидит, будет хотя бы в относительной безопасности.

Но мой окончательный выбор Башутину совсем не понравился.

– А поварихи где же? – недовольно прогундосил он. Кто стирать нам будет? А медсестёр, почему не взял? Греби всех, раз дают. Так, вон ты, ты и ты, – принялся тыкать он указательным пальцем, – выйти из строя!

Краем глаза вижу, что, торжествующе поджав губы, из общего строя выходит и моя подружка.

– Во, так-то лучше, – одобрительно кивает Башутин, – всё нам повеселее будет с девушками-то.

При этом он, как-то чересчур плотоядно поедает глазами стройную фигурку Лау-линь, чем вызывает во мне приступ самой настоящей ревности. Но делать нечего, на самом деле он здесь главный, а я только за компанию с ним присутствую. Ведём отобранных кандидатов к нам, и во внутреннем дворике на площадочке у душевого домика капитан производит предварительный инструктаж. То есть он произносит какую-либо фразу, щедро пересыпая её вьетнамскими и французскими словами. Вслед за ним слово тут же берёт Башутин, который тут же дополняет и уточняет мысль капитана.

Смотрю на лица ополченцев. Все слушают очень внимательно и настороженно, чуть ли не заглядывая нашим командирам в рот. Оно и понятно, вряд ли им приходилось до этого выполнять столь необычные задачи. Попутно выясняю и для себя кое-что интересное. Оказывается, задействованы они будут отнюдь не сразу. Лишь через некоторое время, когда созреют условия, и капитан подаст некий условный сигнал, они должны будут выехать в обусловленное место и присоединиться к нашей группе. В качестве бесплатного дара Воронин оставляет нашим помощникам оба наших разбитых автомобиля, и кое-какое излишнее имущество. Ополченцам придётся самим их починить, а до сигнала к выступлению усиленно тренироваться в стрельбе, и долгим маршам в джунглях.

Для проведения занятий к ним будет представлен специальный инструктор из особого батальона вьетнамских коммандос – капитан Ле Дык Тхо. Едва капитан произнёс это имя, как вздрагивают до этого неподвижные кусты и из них выскакивает непостижимым образом прятавшийся там человек. От неожиданности все вскрикивают. Но появившийся из ниоткуда пришелец сохраняет полное самообладание. Он поднимает руку и коротко командует, а потом о чём-то просит нашего капитана. Тот согласно кивает, осматривается по сторонам и, заметив меня, призывно машет рукой. Подхожу ближе.

– Поассистируй малость нашему гостю, – небрежно бросает мне Воронин, – при этом особо не уточняя, что именно от меня требуется.

Капитан Ле становится прямо передо мной и протягивает мне штык-нож.

– Нападай на меня! – говорит он на ломанном английском, мгновенно принимая боевую стойку.

Бросаю вопросительный взгляд на капитана. Тот разрешающе кивает. Подбрасываю нож на ладони, перехватывая его поудобнее, и стремглав бросаюсь на слегка пригнувшегося вьетнамца. Удар… и я кувырком лечу по площадке. Трясу головой, и без промедления вскакиваю на ноги, готовясь повторить атаку. Поднимаю для удара правую руку и только теперь понимаю, что ножа в ней уже нет. Ага, вот где он, в руке у моего противника. Ерунда, меня так просто не возьмёшь. Поднимаю с земли увесистый сук и, подняв его над головой, иду в атаку. Капитан на вид невозмутим. Он небрежно отбрасывает штык в сторону и издевательски разводит руки в стороны. Бросаюсь на него, одновременно стараясь попасть веткой по голове своего совсем не учебного противника. Вот только в самую последнюю секунду моя дубина внезапно исчезает из моей руки, а я, пролетев по инерции ещё метра три, вновь плюхаюсь на землю.

– Противник совсем не прост! – запоздало соображаю я, поднимаясь на ногу уже менее резво. Надо попробовать разобраться с ним на расстоянии.

«ТТ» заткнут у меня сзади, за поясом и я выхватываю его с быстротой опытного ковбоя. Но и капитан Ле тоже не теряет времени даром. Кубарем откатившись в сторону, он выбрасывает в мою сторону что-то типа упругой верёвочки с грузиком на конце. Рывок, и пистолет выскакивает у меня из кисти, словно мокрый обмылок. Прыгаю за ним, пытаясь схватить его повторно. И я почти дотягиваюсь до его рукоятки, но тут мне на спину кто-то прыгает и с силой оттягивает голову назад. Скашиваю глаза влево и вижу своего ухмыляющегося союзника. Он весело улыбается и в свободной руке у него поблескивает стальное лезвие штыка. Молочу ладонью по земле, показывая, что сдаюсь. Ле Дык Тхо мгновенно спрыгивает с моей спины и, подхватив за руку, помогает подняться на ноги. Хлопает меня по спине и всячески даёт понять, что с ролью мальчика для битья я справился прекрасно. Повернувшись к восторженно пищащим ополченцам, он кричит им что-то ободрющее, и они тут же гордо выпятили вперёд свои тощие грудные клетки.

– Сказал, что высокие американцы имеют из-за своего роста определённые неудобства, как только что они видели, и что он будет их учить, как правильно противостоять рослым противникам! – специально для меня перевёл Башутин. Короче говоря, после соответствующей подготовки, – кивнул он в сторону сгрудившихся вокруг инструктора ополченцев, – тебе с ними будет не справиться!

– Ну, это ты загнул, – обиделся я. Да я их всё равно одной рукой десяток сгребу. А этот капитан не показатель. Если бы я знал, что он такой тренированный борец, я бы с ним по-другому себя вёл. Он бы от меня не вывернулся!

– Похоже, это ты от него в основном выворачивался! – издевательски ухмыльнулся прапорщик и, противно похихикивая, удалился в здание нашей миссии.

Надо было бы достойно ответить на столь гнусный выпад, но пришлось ограничиться только недовольной миной. Пока я топтался рядом с занимающимися ополченцами, Лау-линь намеренно вставала так, чтобы не встречаться со мной взглядом. И даже когда вполне могла бы обменяться со мной улыбкой, она намеренно опускала глаза.

– Вот ведь паршивка какая! – тут же возмутился я. О ней, понимаешь, беспокоишься, ограждаешь от возможных неприятностей, а она характер показывает! Ну, ничего, я ей всё выскажу, если дождусь вечерней встречи!

Но вечером, когда Лау-линь появилась на условленном месте у мостика, она была тише воды и ниже травы. Как-то особенно ловко забравшись мне под руку, она потёрлась о китель щекой и тут же начала жаловаться на свою тётю. Первым делом она виноватым тоном сообщила, что та также не одобрила её действия.

– Она сказала, что ты молодец, и правильно меня не брал с собой! – проникновенно заглянула она в мои глаза. А меня наоборот отругала и сказала, чтобы я отказалась от опасной поездки. Хотя, что в ней может быть опасного? Вы же все поедете!

Я удовлетворённо хмыкнул.

– Но как же я теперь могу отказаться? – продолжила она вопросительным тоном. Вот ты бы, Санья, отказался от приказа командира?

– Мы другое дело, – погладил я её по волосам, – мы в армии служим! Нам по уставу положено все приказы выполнять!

– А мне как же быть?

– Выбрось всё из головы! Ты в ополчении, а не в боевых частях! Можешь сказать, что ногу подвернула и останешься дома!

– Но мы все туда добровольно попросились! Чтобы быть полезными стране! Мы хотим поскорее победить американских оккупантов и для этого…

– Не путай божий дар с яичницей! – энергично перебил я её. Одно дело – добровольное служение, а другое – обязанность! Вот ты-то как раз и можешь добровольно отказаться от чего бы то ни было. Ты добровольно пришла и так же добровольно можешь уйти. Я же, совсем другое дело. Меня никто и не спрашивал, хочу я служить или нет. Просто пришёл срок службы, и меня призвали. Наступила моя очередь нести тяготы воинской службы, вот я их и несу…

– И я тоже несу! – отпарировала она. Тем более несу добровольно и спрос с меня, поэтому более строгий. Да и как я смогу потом в глаза моим друзьям смотреть? Да весь наш квартал на меня потом будет пальцами показывать!

– Ладно, ладно тебе, мышка моя, – легко поднял я её на руки, – успокойся, пожалуйста.

Лау-линь свернулась клубком, словно маленький ребёнок и благодарно обняла меня за шею.

– Ты ведь теперь не сердишься на меня, оттого что я скоро поеду с тобой? – прошептала она мне и как бы в подтверждение своих слов слегка прикусила мне мочку уха.

Такая необычная ласка произвела на меня самое действенное и, что греха таить, возбуждающее воздействие. Найдя её губы своими губами, я столь крепко сжимаю её в своих объятиях, что явственно слышу подозрительный хруст.

– Ты, Санья, прямо как дикий мишу́к, – слегка отстранившись, расслабленно шепчет она.

– Не мишу́к, – поправляю я её, – а медведь. Я опускаю её на землю, и снова целую, сначала в шею, а потом всё ниже и ниже…

* * *

Вот и закончился недолгий период неопределённости. Мы вновь на колёсах. Вновь на тропе войны, словно американские команчи! Едем обратно к границе. Только мы уже не те восторженно озирающиеся по сторонам юнцы. Теперь мы закалённые и тёртые в боях «калачи», которых просто так голыми руками не возьмёшь. Передвигаемся мы теперь на трёх машинах, но теперь вы знаете, что совсем другие машины. Во-первых, теперь мы путешествуем на двух новых, мощных «МАЗ» ах со стандартными, но очень удобно оборудованными будками «кунгов». Учитывая недавний и довольно печальный опыт, разместились мы в них совсем не так, как в прошлый раз. Теперь наш подвижной командный пункт поделен примерно поровну, между обоими грузовиками. Хозяйственное же имущество по большей части сложено в «командирском» УАЗе. «Командирский» это просто так, просто название такое ему дали. В нём ездит один Башутин, исполняя роль вперёдсмотрящего, разведчика и квартирьера одновременно. Он в гордом одиночестве катит впереди, оторвавшись от нас примерно на два километра, но постоянно поддерживая связь с Ворониным с помощью полевой радиостанции Р-104. Причём оповещает он нас не только о состоянии дорог, но и об обстановке в воздухе.

Ко второму большому походу мы вообще подготовились значительно лучше. Полученный в боях бесценный опыт нами не забыт, а расширен и углублен. Так, на крыше каждого «кунга» ныне сделано по два откидных люка, что с одной стороны помогает вентилировать рабочее помещение, а с другой позволяет отстреливаться от неприятеля прямо на ходу. Да, я забыл сказать, что теперь каждая из наших машин оборудована крупнокалиберным танковым пулемётом, прикрученным над водительской кабиной. Теперь, даже при потере одной из машин, мы в принципе остаёмся и боеспособными и вооружёнными.

Сослужившую нам столь славную службу зенитку мы тоже взяли с собой, а вот старый дизель-генератор оставили на месте, поскольку теперь каждая из машин оснащена собственным японским генератором. Новеньким! Теперь нам даже нет нужды полдня развёртывать лагерь, для того чтобы экстренно выйти в эфир, или взять под контроль то или иное радионаправление. Едва съехав с дороги, мы способны буквально через двадцать минут начать полноценную работу с одной из машин. И при этом основное время уходит на установку двух телескопических антенн, которые выдвигаются специализированными лебёдками.

Короче говоря, все выявленные за прошлую поездку недостатки в этот раз либо устранены, либо существенно исправлены. Даже походная кухня существенно преобразилась. Теперь не будет никаких пионерских костров и случайных, подозрительных на вид придорожных забегаловок. Небольшая сварная конструкция на четырёх съёмных ножках, полностью готова к немедленному применению и привязана проволокой к задней дверце одной из машин. Стоит только установить её на горизонтальную поверхность и бросить в топку горсть сухих веток, и пожалуйста, хоть кашу вари, хоть шашлык жарь.