Текст книги "Картонные звезды"

Мои товарищи уже нарезают круги вокруг плиты, словно голодные волки. Но закон есть закон, верёвочную границу, отделяющую кухню от всего остального мира, может пересекать только дежурный. Зажигаю вторую керосиновую лампу, вешаю её над столом, и не спеша, с должной аккуратностью раскладываю по столешнице разрезанные на три части пальмовые листья. Ложка же у каждого своя собственная, моим заботам она неподвластна. Остаётся лишь ударить в самодельный колокол, но я всё ещё медлю. Бросаю внимательный взгляд в сторону командирской палатки. Никого пока около неё не видно. Странно! Обычно один или оба наших офицера наголодавшись за день, в это время уже нетерпеливо дефилировали вблизи своего жилища. Сейчас же не видно никого. Ждём-с. Важно, в каком настроении выйдут наши командиры. Если же в весёлом, то непременно сядут вместе. Если же успеют до этого повздорить, то сядут по разные стороны стола, и будут долго дуться друг на друга. Но сегодня явно происходит что-то необычное. Излишне любопытный Басюра специально бегал послушать, о чём там идёт речь. Но вскоре вернулся, пожимая на ходу плечами.

– Шепчутся там о чём-то, – недоумённо разводит он руками, – но очень тихо, не разобрать!

Наконец полог палатки откидывается, и я радостно молочу ножом по гильзе, призывая всех на трапезу. Этот дребезжащий звук, словно некий звуковой водораздел разом объединяет нас всех в некое тайное сообщество. Звон черпака, смех, непринуждённые шутки. Теперь самая важная роль у меня, словно у тамады на свадьбе. С черпаком в руках раскладываю еду в протянутые мне миски. Без выбора, слева направо, кому что досталось. Слежу лишь за тем, чтобы мясного приварка всем досталось поровну. Некоторое время за столом стоит своеобразная тишина, несколько разбавленная лишь скрежетом ложек и хрустом жадно жующих челюстей. Краем глаза слежу за процессом поглощения еды, отмечая про себя выражение лиц сотоварищей. Выражения на них самые, что ни на есть благостные, значит, я потрудился на славу.

Но вот трапеза закончена, и все, довольно отдуваясь, утирают выступивший на лицах пот. Словно сигары лордов из карманов важно извлекаются помятые сигареты, либо заначенные с утра окурки (увы, наша бедность просто безмерна). Чиркают самодельные, сделанные из винтовочных гильз, зажигалки. Спички, кстати, во Вьетнаме показали свою полную непрактичность и непригодность. Постоянная сырость, проливные дожди или обыкновенный человеческий пот очень скоро и безвозвратно выводят их из строя. Поначалу мы пытались бороться с этим безобразием, окуная их головки по очереди в расплавленный свечной воск, (в полном соответствии с научными рекомендациями), но скоро плюнули на эту мудрёную затею. Зажигалки оказались куда как практичнее и надёжнее. Так вот, щёлкают зажигалки, тянет тошнотворным сигаретным дымом местного курева. Воронин с хитрецой в глазах поглядывает в мою сторону.

– Тут наш неугомонный Александр, – показывает он на меня дымящейся сигаретой, – опять замыслил очередную авантюру. Но поскольку своё предложение он высказал мне наедине, то повторить его при всех может только он.

– И повторю! – с готовностью отзываюсь я. Сегодня, после того, как я отслеживал полёт разведчика с позывными Марти-22, мне пришла в голову удивительная мысль.

– Ты так удивлённый с тех пор и ходишь? – прыскает Щербаков, – важно ковыряя пальцем в зубах.

Неожиданно наш тишайший Камо, в ответ на плосковатую шутку соседа по койке довольно сильно хлопает его по спине.

– Подожди, да! – возмущённо восклицает он. Тебе, когда ты кашу жрал, никто ведь не мешал. Дай человеку сказать!

Анатолий, не ожидавший от него такого выпада, сконфуженно умолкает, и я продолжаю.

– Сегодня ситуация в воздушном пространстве Вьетнама сложилась совершенно уникальная. Американский разведчик RB-47 в кои-то веки остался без воздушного прикрытия, причём как раз перед тем, как повернуть в сторону контрольной точки «Гамма». Все мы последнее время работали над проблемой привязки кодовых точек воздушных ориентиров, принятых в ВВС США в отношении к международным географическим координатам. И можно сказать, что работа наша практически завершена. Точка «гамма», как нам теперь известно, находится в восьмидесяти километрах южнее города Ха-Тинь. Следовательно, RВ должен был в одиночку пересекать территорию Северного Вьетнама!

Овладев аудиторией, я стараюсь говорить так, как нам читались лекции в полковой школе. Чётко, размеренно, с логическими выводами после каждого значащего утверждения. Выбранная мной тактика сразу приносит плоды. Шум быстро утихает, и все с напряжённым вниманием следуют за моими выводами.

– Раз самолёт разведчик идёт один, – продолжаю я, невольно увлекаясь сочиняемой на ходу разговора историей, – то у нас появляется некий шанс перехватить его по пути следования и принудить к посадке! Конечно, это программа максимум, но даже если его и придётся подбить в непосредственной близости над землёй, то его обломки вполне могут быть впоследствии использованы.

– Да зачем же нам эти обломки? – удивляется Фёдор Преснухин. Нам и так не продохнуть от прочих дел, а тут ты с какими-то железками. Вон на том поле обломки какого-то транспортника валяются… Если ты так интересуешься самолётными останками, сходи туда, покопайся.

– Нет, нет, – живо перебиваю я его, – меня совершенно не интересуют абы какие железки. Только обломки имеющегося на борту каждого разведчика телетайпа, наверняка оснащённого приставкой линейного шифрования, или как там эта штука называется!

– Вау! – восторженно подскакивает Фёдор, лучше других осведомлённый об этой животрепещущей проблеме. Так вот, оказывается, в чём основная хитрость-то состоит! Ну, ты и голова, ну ты и выдумщик! Да как же мы сможем прищучить ту РБ-ешку? Не на наших же увечных тарантасах!

– Ясно, что сами мы изловить его не сможем, – не смущаюсь я. Но мы сможем продумать и обеспечить главное – организацию всего дела. Именно нам, следует тщательно продумать все варианты развития операции. Как на классической охоте. Расставить ловцов и загонщиков на номера, чтобы не оставить нашим противникам ни единого шанса на спасение!

– Сделаем так! – понявший, что идея подчинёнными в основном понятна, капитан уверенно берёт бразды правления в свои руки. К завтрашнему утру каждый из вас должен придумать свой сюжет на тему: – Как нам поймать самолёт? Тут он оглядывается на Стулова и веско добавляет: – И к нам с тобой это тоже относится.

Что ж Воронин смотрит далеко, куда как дальше меня с моими юношескими мечтами. Ведь если и в самом деле нашей команде удастся провернуть подобную авантюру, именно он получит все лавры и почести. И в самом деле, не рядовых же поощрять поездкой на родину? Слишком жирно будет!

С тем мы и расходимся по палаткам. Несмотря на общую усталость, мы ещё долго перешёптываемся лёжа в своих гамаках, предлагая всё более и более изощрённые способы захвата американского разведчика. В конце концов, договариваемся до того, что нам следует прокрасться с «партизанами» прямо к ближайшей авиабазе и взять его штурмом.

Утром, а подъём у нас всегда до неприличия ранний, обсуждение выдвинутой мной накануне идеи продолжилось. Напившись местного, желтоватого на вид кофе и набив животы примитивными блинами, мы заодно ознакомились и с уже более конкретным планом действий, который озвучил сам Воронин. Основное и центральное его положение состояло в том, что перехват самолёта-разведчика можно было в принципе осуществить, только используя хоть какие-то силы северо-вьетнамских ПВО. Перехват он предполагал произвести именно в тот момент, когда одни самолёты прикрытия, выработав своё горючее, полетят на заправку, а замена им ещё не придёт.

– Причём и сама смена запоздает не просто как, – энергично дирижирует капитан в воздухе своей ложкой, – мы ей в этом помешаем! Ведь, в общем и целом, прогонные маршруты, по которым подходит сменяющая пара истребителей, нам теперь достаточно хорошо известны. Их, как я понял, всего два. Либо они взлетают с резервного аэродрома близ Бангкока, либо с авианосца «Энтерпрайз», который постоянно болтается в Тонкинском заливе у самой часто используемой боевой авиацией американцев точки «Чарли». Следовательно, на обоих маршрутах придётся выставить подвижные заслоны. Заслоны естественно будут не простые, а усиленные. В первом эшелоне пойдут по два звена МИГ-21, а в их тылу, то есть вблизи возможной точки будущих событий, разместим два, а то и три ракетных дивизиона. Задача у них будет одна – на какое-то время оставить RB-47 без какой-либо помощи и прикрытия. Если только одна из этих противодействующих групп будет занята в деле, то вторая временно свободная, будет находиться как бы в резерве. В случае обострения ситуации именно она должна будет оттянуть на себя американские самолёты и подставить их под кинжальный удар наших ракет. Так, это что касается мер предосторожности. Теперь самое главное. Как взять сам самолёт? Полагаю, что пытаться посадить его на один из полевых вьетнамских аэродромов совершенно не нужно!

Заметив нескрываемое недоумение на наших лицах, капитан поспешил пояснить свою позицию.

– Дело в том, что если даже и предположить невозможное, – вскочил он со своего места, – что нам удастся провернуть этот головоломный трюк, то по завершению его мы с вами вообще ничего не получим. Дело в том, что все американские пилоты и члены экипажей подобных самолётов имеют строжайшие инструкции на этот счёт. В случае опасности захвата секретной техники потенциальным противником они должны в первую очередь вывести из строя самые важные её составные части. То есть ты, Косарев, вчера очень правильно выделил основную идею нашего плана. Нашим пилотам потребуется подвести самолёт противника как можно ближе к земле, и только потом спикировать на него сверху, чтобы с первой же атаки вывести у того из строя сразу один или даже два двигателя. Да, а кроме силовой составляющей, – увлечённо продолжал Воронин, – совершенно необходимо принять и массу чисто организационных действий. Надо будет договориться и с лётчиками, и со службой наведения и оповещения, и с зенитчиками, разумеется. Сами понимаете, важность, да и секретность операции потребует от нас особой чёткости взаимодействия всех участников. И особое искусство потребуется от нас в составлении подходящей легенды для наших вьетнамских помощников. Самим же нам нужно сейчас подумать над выбором той точки, в которой будем находиться мы сами! Именно выбор удачной позиции позволит нам первыми воспользоваться плодами проделанной работы, поскольку я слышал, что здесь достаточно иных желающих опередить нас!

– То есть? – не утерпел Фёдор.

– В первую голову это китайцы, которые на этой войне устраивают свои тайные делишки. В частности, они чуть ли не официально собирают по всей стране падающую с небес сбитую авиатехнику. Их, разумеется, тоже интересует не голый металл, а электроника, приборы связи, управления, мелкая авионика и многое другое. Китаёзы ищут такие вещи, которые им никто за просто так не продаст. Короче говоря, они нагло стаскивают под шумок в свою нору последние достижения американской технологии!

– Не-е-а, – недовольно замотал головой Преснухин, – мы нашей добычи никому не отдадим!

– Вот и я про то! – согласно кивает ему капитан. Так что в будущей операции каждую мелочь нужно учитывать, да не по одному разу.

Вот так высказанная мной бредовая идея постепенно начала обретать «плоть и кровь». И все последующие дни она, так или иначе, но поднималась в наших разговорах и незримо присутствовала в наших ежедневных действиях. Несколько последующих дней мы словно нарочно оставались всё на той же позиции, каждое утро громогласно выходя в эфир, и гадая про себя, когда же наступит конец долготерпению американцев. Мы ведь прекрасно понимали, что кочующая радиостанция, регулярно работающая в эфире из «горячего района», вплотную прилегающего к пресловутой 17-ой параллели, наверняка вызывает у наших противников живейшее желание извести нас, во что бы то ни стало. То, что мы до сих пор действовали, наверняка только усиливало их желание расправиться с нами не так, так этак!

Именно поэтому разработка плана перехвата инициативы у противника началась нами незамедлительно. Воронин наступил на горло собственного самолюбия и на каждой трапезе оглашал очередной вариант в очередной раз откорректированного плана операции, которую назвали, не мудрствуя лукаво – «План -103». За неполных три дня моя затея превратилась в целое собрание сочинений. На капитана было жалко смотреть, когда он в очередной раз принимался раскладывать свои заметки на обеденном столе. Ветер шевелил и сбрасывал листочки на землю, таскал по кустам, и пытался разодрать о колючки. К тому же за столь диковинными предметами активно охотились многочисленные мартышки, явно считавшие, что весь этот цирк разыгрывается специально для их увеселения. Так что хранить от них наши военные тайны приходилось постоянно.

– Да бросьте вы эту затею, товарищ капитан! – наконец посоветовал ему сердобольный Фёдор. Всё равно идеального плана, без одновременного привлечения всех прочих участников, нам здесь не придумать. Было бы хорошо, если бы вы заручились поддержкой какого-нибудь большого начальника, а ещё лучше – представителя политотдела курирующего наших военных советников и инструкторов. Вот если бы оттуда пришла директива оказывать вам всяческую помощь и поддержку, тогда всё дело бы пошло явно веселее!

Основательная, крестьянская смекалка Преснухина и на этот раз помогла продвижению общего дела. После его совета, Воронин, составив несколько шифровок Карелову, начал собираться в путь. Но на этот раз заволновался уже Стулов.

– Миша, – услышал я его возбуждённый голос с явно различимыми просящими нотками, – ты, кстати сказать, понимаешь, что нам самое время отсюда уезжать. Мы четвёртые сутки сидим на этом проклятом месте, и у меня нет никаких сомнений в том, что нас уже не по разу запеленговали и вычислили местоположение нашего оврага по полной программе. Им просто некогда нами заняться, поскольку в самом Южном Вьетнаме сейчас творится, чёрт знает что. А нам точно пора отсюда драпать. Нами просто временно везёт! Смотри. Все ближайшие к нам окрестности уже дважды бомбили. Далее, нас облетал самолёт-разведчик, и даже засылалась разведгруппа. Слава Богу, что пока обошлось, пронесло… ха, хорошо, что не поносом. Но ведь счастье переменчиво, особенно на войне!

Что ответил ему Воронин, я не расслышал, но вместо обеда неожиданно был объявлен общий сбор. Уложив свои нехитрые пожитки, мы построились у радийной машины, и стали ожидать дальнейших распоряжений.

– Действительно, что мы всё время бегаем, как загнанные зайцы? – толкнул меня в бок насупленный Камо. Что нам на месте не сидится? Только, панимаешь, обживёшься, только привыкнешь к месту – опять снимай лагерь! Мы кто, в конце концов? Мы советская армия, или шавки беспородные? Вот и пусть америкашки сами от нас бегают, а не мы от них!

– Это в связи с последним планом, – вяло отозвался я, сам толком не зная, что произошло на самом деле. Будем искать место, откуда нам сподручнее будет захватить вражеский самолёт-разведчик!

Грохнула дверь второй машины, и перед нами появился Воронин, сопровождаемый старшим лейтенантом.

– Собрались, голубчики? – смурным взглядом оглядел он наш неровный строй. Молодцы! Тогда по машинам!

– Товарищ капитан, – заволновался Камо, – а можно мы с собой возьмём колья, столик, и навес, а то откуда мы всё это на новом месте брать будем? Сил на всё уже не осталось!

– Отставить, – недовольно сморщился капитан. И так уже стали похожи на цыганский табор. Да и не понадобится нам всё это. Как-никак мы в город едем, к настоящей цивилизации! По машинам, я сказал!

Второй раз просить нас не было нужды. Все уже настолько выдрессировались, что не успело эхо от командирского рыка рассеяться в окрестных скалах, как мы были уже в кузове «хозяйственной» машины. Правда, кузовом его теперь назвать было трудно, скорее это сооружение напоминало большой скворечник на колёсах, но как бы то ни было, он всё же предохранял нас от нечаянного падения на дорогу во время движения.

Дороги любой активно воюющей страны заслуживают особенного о себе рассказа. Сколько труда потратили местные крестьяне, чуть ли не ежедневно сгоняемые на починку дорожного полотна – подсчитать невозможно даже приблизительно. Только благодаря их ежедневному и каторжному труду автомобильный транспорт во Вьетнаме действовал ещё относительно надёжно. Положение наших союзников усугублялось ещё и тем, что ширина северо-вьетнамской территории в южных провинциях крайне невелика, и в принципе проложить по ней много параллельных дорог было делом практически невозможным. Поэтому те из них, которые использовались более или менее постоянно, находились под неослабным вниманием, как местного партийного руководства, так и американского командования.

Только первые не жалели усилий на их восстановление и укрепление, а вторые не прилагали ещё больших сил на их разрушение и приведение в полную негодность. Надо отметить, что вьетнамцы, как народ бедный, но трудолюбивый, довольно быстро нашли своё лекарство от такой напасти. Везде, где только можно сооружались некие подобия дорог, на которые в качестве своеобразной приманки даже выставляли старые повозки, остовы автомобилей и выкрашенные гудроном соломенные чучела быков. Сверху, да ещё при скорости порядка нескольких сотен километров в час, любому пилоту было довольно трудно разобраться в том, где проходит реальная автотрасса, а где присутствует лишь её грубая имитация.

Но это ещё не всё. Повсюду строились дублирующие мосты и дамбы, всевозможные объезды, а так же места, где можно было укрыться от обстрела с воздуха. Почти все эти объекты были тщательно замаскированы и пускались в эксплуатацию лишь тогда, когда основной путь был недоступен для проезда. Вот и сейчас проносясь по сельским просёлкам, мы то и дело видим бригады дорожных рабочих засыпающих воронки и ровняющих дорожное полотно. Их лица под остроконечными соломенными шляпами вечно покрыты потом, перемешанным с пылью, но они разгибают спины и приветливо машут руками, сойдя на обочину. Уважают! На наше счастье, мы осведомлены о том, что с каждой такой бригадой обязательно присутствует наблюдатель за воздухом, который с помощью деревянной трещотки или свистка предупреждает всех прочих о возможном нападении. И поэтому то, что рабочие пребывают на рабочем месте, вселяет в нас определённую уверенность в своей безопасности.

К этому моменту мы проехали уже километров сто – сто двадцать, что по вьетнамским понятиям считается довольно приличным расстоянием. Совсем недалеко от нас, если судить по карте, обозначена крупная деревня, в которой мы рассчитываем передохнуть и немного подкрепиться. Но мечтам нашим сбыться было не суждено. Прямо по курсу, но несколько в отдалении мы видим рабочих очередной ремонтной бригады, гуськом волокущих на коромыслах корзины с камнями. Стулов, как водитель головной машины даёт им протяжный сигнал, но в ту же секунду мы видим, что носильщики торопливо освобождаются от своего груза и нестройной толпой бегут к ближайшим кустам.

– Воздух, – молотит Щербаков ладонью по крыше кабины, – воздух!!!

Мотор нашей машины и без того уже перегретый взвывает на вообще немыслимых оборотах. Зенитка, прицепленная позади нас, еле-еле держится на дорожном полотне, грозя опрокинуться при очередном толчке и вовсе застопорить наше движение. Тем временем грозный рёв авиационных двигателей наваливается на нас справа. Невольно втянув голову в плечи, вижу, что примерно на высоте трёх километров в сторону Лаоса идёт несколько сверкающих на солнце самолётов. Сколько их, и какова их модификация смотреть некогда, да и из-за тряски невозможно. Нам надо мчаться изо всех сил, чтобы успеть укрыться в синеющей на горизонте роще. Но как старым перегруженным грузовикам унести своих ездоков от неминуемой гибели? Нахожу время мельком оглянуться назад. Радийная машина отстала от нашей, почти на километр, поскольку везёт совершенно непосильный груз. А справа и слева от нас только голые поля, перемежающиеся с протяжёнными, заросшими коричневой ряской прудами.

– Может, пронесёт, – привычно мелькает в голове жалостливая мыслишка, – может не «клюнут» штурмовики на нашу непрезентабельную таратайку?

Частично мои надежды оправдываются, но только частично. Последняя пара самолётов всё же делает стремительный вираж к земле и начинает заходить на отставший грузовик с явно недружелюбными намерениями.

– Стой, – вопит Щербаков, – яростно барабаня кулаком по промятому металлу кабины.

Визг тормозов и грузовик послушно замирает, окутавшись клубами белесой пыли.

– Вы что, – чуть не по пояс высовывается из окна кабины Стулов, – охренели там совсем, что ли?!

Но нам сейчас не до деликатных разговоров. Хотя наши боевые возможности и минимальны, но как-то помочь нашим отставшим собратьям мы просто обязаны. Щербаков словно тростинку выхватывает из крепления «Дегтярёв» и с грохотом пристраивает его на бамбуковой жердине, укреплённой позади нашего самодельного кузова. Замысел его мне вполне ясен и я, сорвав с себя поясной ремень, всем телом притягиваю уже слегка поржавевший ствол пулемёта к скользкой древесине. Все в нашей машине напряжённо молчат, ибо на пустую болтовню, нет даже и крохотного мгновения.

– Та-та-та-та-та, – грохочет болезненно бьющая по ушам длинная очередь в пятьдесят трассирующих пуль улетает в сторону заходящих на атаку самолётов. Глухой щелчок и опустошённый диск падает нам под ноги. Щербаков пристраивает второй диск, но тот как назло заклинивает. Я невольно зажмуриваюсь, стараясь хоть так хоть на секунду отдалить неизбежное… Пулемёт, наконец-то, оживает, но грохот близких разрывов показывает нам, что наша попытка противодействия воздушной атаке не удалась. Преодолев себя, всё же поднимаю голову. Радийная машина на первый взгляд осталась цела, во всяком случае, не было видно ни огня, ни даже дыма. Вокруг неё стоит лишь плотная завеса ржавой пыли. Проходит секунда, другая и мы вдруг понимаем, что машина всё ещё стоит неподвижно. Явно с ней что-то случилось!

Мы с Анатолием встревожено переглядываемся.

– Задний ход давай, – пронзительно верещит взобравшийся на кабину Преснухин, – у них там что-то сломалось!

Судорожно ревёт мотор, но наш грузовик неожиданно едет вовсе не назад, а вперёд и Фёдор от неожиданности слетает вниз, с грохотом падая на решётчатый пол. Скрежещет коробка передач, и скорость наша возрастает. Бледный как смерть Щербаков, перекидывает «Дегтярёв» через согнутую в локте левую руку и даёт короткую очередь прямо над головой пригнувшегося к рулю Стулова.

– Назад говорю, мать твою так, – горланит он во всю мощь своих лёгких.

Старлей, будто очнувшись от долгого обморока, удивлённо вскидывает голову, резко тормозит и, наконец-то включает заднюю передачу. Разворачиваемся и несёмся назад. Самолёты же уже заходят на второй круг и наши шансы успеть тают с каждым мгновением.

По идее, с чисто арифметической точки зрения, Стулов, конечно же, прав. Пока противник разбирается с одной нашей машиной, мы могли бы и улизнуть, ибо до зарослей оставалось не более одного километра. Ведь на том грузовике едут всего лишь двое, а здесь целых пятеро по лавкам! Но некие высшие силы заставляют нас делать именно то, что мы делаем – ехать назад. Мы все понимаем двойственность нашего положения, но ничего более умного сделать не можем. Накрепко внушённое за время службы правило: «Сам погибай, а товарища выручай», – руководит сейчас всеми нашими действиями.

Вверх, на самолёты, мы уже не смотрим, это бесполезно. Всё наше внимание сосредоточено на подбитой машине. Вдруг мы видим, как из кабины «радийки» выпрыгивают две человеческие фигурки и опрометью бросаются нам навстречу. Плавно тормозим. Неожиданно над нашими головами мощно грохочет непонятный гром. Изумлённо вскидываем головы вверх. Из-за той самой рощи, к которой мы так торопились, бодро вытягиваются две белесые струи дыма.

– Ракеты, наши ракеты пошли! – подпрыгивает от радости, спрыгнувший на подножку машины Камо.

Попав под столь внезапный и поэтому крайне коварный удар, атакующие самолёты разом забывают о недобитой машине, и свечками взмывают в небо. За ними, словно щупальца гигантского спрута устремляются и ракетные выхлопы. Вспышка, ещё одна. Второй взрыв был явно удачнее первого. Один из самолётов мгновенно окутывается чёрным дымом и начинает разваливаться на куски. Тут же скрежещут автомобильные тормоза. Прыжок вниз. Короткие объятия. Дружеские толчки по спинам, словно после решающего гола в футбольном матче.

– Что случилось? – вырывается из наших разом пересохших глоток. Почему встали?

– Задние колёса, – раздосадовано машет рукой Воронин, – видать их в лапшу порезало!

Все вместе забегаем за изрядно покосившийся на бок грузовик.

– Боже, – хватается за голову Преснухин, – вот это да!

Удивляться есть чему. Вся корма машины густо издырявлена разнокалиберными осколками. Отдираем дверь кузова и тревожно заглядываем вовнутрь радийной машины. Мать моя женщина! Видимые разрушения просто ужасны! От двух задних стоек остались одни обломки. Да и то оборудование, что стояло ближе к кабине, изрядно пострадало.

– Вы только потому вы и уцелели, – замечаю я, – что стойки приняли на себя основной удар.

– Разойдись, – выскакивает откуда-то Стулов, уже успевший отвинтить запасное колесо. Домкрат тащите сюда! Скорее!

Замечено и не раз, чем больше паники, тем меньше дела. Всё ещё пребывая в шоке, пихаясь и мешая друг другу, только с третьей попытки устанавливаем под заднюю ось домкрат. Вывешиваем машину, в четыре руки снимаем размочаленные осколками колёса. Ставим новое. Срывая ногти, и опять же в четыре руки прикручиваем гайки. Домкрат долой, обломки под откос. Разбираться с пострадавшим оборудованием некогда, с ним после разберёмся (если уцелеем). Господи выноси поскорее! Занимаем свои места. Поджилки у всех трясутся, как у запаленных гончими зайцев. Наконец оба мотора оживают, и наше сумасшедшее путешествие продолжается. Вскоре дорога заводит нас в желанный лес, и наши учащённо стучащие сердца понемногу успокаиваются. Снижаем скорость, и двигаемся дальше, как можно более экономя бензин. В заранее намеченное заветное местечко мы даже и не сворачиваем, поскольку не до этого. Скорее, скорее от проклятого места! Бог с ним с обедом, лишь бы самим уцелеть!

Примерно через час выясняется, что бензина нам не хватит не до чего, поскольку обе канистры, висевшие на втором «кунге» лопнули, смятые ударной волной и хранившийся в них бензин попросту испарился. Выбрав удобное для стоянки место, останавливаемся. Расстилаем кусок брезента и обессилено заваливаемся на него все вместе. Некоторое время лежим молча, приходя в себя.

– Товарищ старший лейтенант! – вскоре не выдерживает Фёдор. Вы, почему ехали вперёд, когда я командовал назад? (Постановка вопроса, конечно, неправомерна, с каких это пор младший сержант командует офицером?).

Над полянкой мгновенно повисает напряжённая тишина.

– А я сам, Федя, не знаю! – поднимает голову Стулов. То есть головой я вроде и понимал, что надо скорее поворачивать, да и тебя прекрасно слышал, только вот руки мои и ноги делали нечто совершенно противоположное!

– Ладно, забудем, – подаёт голос Воронин. Что вы хотите от человека, который ещё ни разу под хорошей бомбёжкой не был? Я и сам, – он ухмыльнулся, – тоже дурака свалял. Вижу же, что машина на бок осела, а всё равно, кричу на Ваньку чтобы гнал сильнее. Он смотрит на меня, как на полного идиота, а я всё разоряюсь, всё кричу…

– И у меня тоже с головой замутилось, – тут же вскакивает Щербаков. Я пулемёт, значит, прилаживаю к нашей задней оглобле, и тут гляжу, Санёк с ремнём на меня бросается. Я чуть не описался со страху. Потом гляжу, ан нет, он просто решил ствол прижать к бревну! Повис на нём, как пиявка, чтобы руки, значит, не обжечь. Стреляю по самолётам, а сам думаю. Вот нервы у человека, вот успел сообразить. А я бы точно, впопыхах за горячий ствол голыми руками бы ухватился!

Все дружно хохочут. Слёзы ручьями текут по нашим щекам, а мы всё катаемся по брезенту, и неудержимо смеёмся. Над чем? Абсолютно ничего смешного! Но это я понимаю лишь сейчас, а тогда нам почему-то казалось, что удачней шутки и быть не может.

К вечеру движение по дороге значительно усилилось. К границе пошли небольшие колонны автомашин и разрозненные пешие отряды военных и гражданских, одетых в тёмную, совершенно одинаковую одежду. В обратную же сторону потянулись порожние транспорты и бензозаправщики. У одного из них Воронин смог разжиться бензином. Остановив одинокую машину, он долго о чём-то «беседовал» с сопровождающим её солдатиком, поминутно заглядывая в русско-вьетнамский разговорник. Торговля видимо была жаркой, поскольку они раза три или четыре расходились в самых растрёпанных чувствах, но затем сходились вновь, и снова спорили чуть не до драки. Закончилось это «толковище» тем, что мы лишились полного комплекта новых котелков, чайника, и что самое обидное – пулемёта. Зато баки наших машин были залиты бензином по самое горлышко.

– Что за народ! – негодовал Воронин, с размаху усаживаясь на сиденье машины. А ещё утверждают, что строят социализм! С такими торгашескими настроениями ничего путного им точно построить не удастся!

– Ещё как удастся! – ворчит в ответ на его тираду Щербаков, крайне обиженный тем, что у него отобрали его любимую игрушку. Вот он, – мотнул он головой в сторону удаляющегося во тьму бензовоза, – завтра пойдёт на рынок и наменяет на наше имущество себе риса на полгода! Обеспечит свою семью харчами… за наш счёт и будет в его в фанзе полный социализм!

В ответ на его реплику Михаил Андреевич только болезненно морщится.

– Ты бы, Толик, помолчал бы насчёт еды. У меня и так желудок от голода слипся, а тут ещё ты со своими дурацкими замечаниями!

Мы едем почти всю ночь. Стоило только удивляться, как нам удалось преодолеть почти триста километров и при этом не свалиться в кювет или очередную воронку. Несколько раз нас останавливали дорожные патрули, и что-то втолковывали про светомаскировку. Мы с готовностью кивали, обещали непременно сделать так, как положено, и вновь двигались вперёд, опасаясь только одного – внезапного отключения кого-то из наших водителей. Но всё обошлось, и утро застало нас в предместьях какого-то городка.

– Это Ха-Геанг? – обратился Воронин к какому-то горожанину, в одиночку тащившему на плече увесистое бревно.