Текст книги "«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы"

 
Мой брат, в опасный день разлуки,
Все думы сердца – о тебе,
В последний <раз> сожмем же руки
И покоримся мы судьбе.
Благослови побег поэта. (II, 349)
 

В январе 1830 года во 2-м номере «Московского Вестника» печатаются «Отрывки из Путевых записок» княгини З.А. Волконской. Она пишет: «…и я скажу с нашим Пушкиным: мне душно здесь, я в лес хочу! но в лес лавровый!» Остаются книги и разговоры. В мае 1832 года Пушкин вместе с А.И. Тургеневым посетил Е.М. Хитрово, виделся там с ее дочерью Д.Ф. Фикельмон; об этом запись в дневнике Тургенева:

«С Пушкиным был у Хитрово и болтал с Фикельмон об Италии…» Проводы друзей в Италию меж тем становятся делом привычным.

В июне 1834 года Пушкин записывает в дневнике: «Отъезд Мещерских и с ними С.Н. Карамзиной в Италию» (Из письма родителей Пушкина известно, что он ездил провожать Мещерских в Кронштадт). В том же месяце Пушкин сообщает Наталье Николаевне в Полотняный Завод городские новости из Петербурга: «Вильегорский едет в Италию к больной жене». Пушкин тоже провожает его до Кронштадта (вместе с Вяземским). 6 августа 1834 года художник А.Н. Мокрицкий записывает в дневнике день, проведенный на даче у Плетнёва: «…Пришел Пушкин, говорил со мной о живописи и при прощании сказал мне: “Не женитесь только, а Италии вам не миновать”».

Среди русских знакомцев Пушкина в Италии следует особо выделить колоритную фигуру дипломата, литератора и знатока римской классики князя Петра Борисовича Козловского (1783–1840). Человек недюжинного ума и разносторонних интересов, талантливый рассказчик и остроумный собеседник, князь Козловский служил российским посланником при Сардинском королевстве. Во время наполеоновской оккупации материковой Италии Савойский король был вынужден оставить свою столицу Турин и перебраться в главный город острова Сардиния – Кальяри. Петр Козловский жил на Сардинии вместе с другими аккредитованными иностранными дипломатами. Пушкин привлек Козловского к сотрудничеству в своем «Современнике». Именно по совету князя Пушкин начал переводить X главу сатиры Ювенала. Восхищаясь энциклопедическими знаниями Козловского, поэт посвятил ему такие строки:

 
Ценитель умственных творений исполинских,
Друг бардов Англии, любовник муз латинских… (1836)
 

«Криком души» звучат строки из «Путешествия в Арзрум…»: «Никогда еще не видал я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимой мечтою. Долго вел я потом жизнь кочующую, скитаясь то по Югу, то по Северу, и никогда еще не вырывался из пределов необъятной России».

Академик М. Розанов, говоря о позднем Пушкине, подчеркивает: «Накануне своей трагической смерти Пушкин не переставал уноситься мыслию в Италию, не забывал и “заветного умысла” юных лет – “навек оставить скучный, неподвижный брег, направляя по волнам свой поэтический побег”». В стихотворении «Из Пиндемонти» Пушкин выразил свой идеал жизни. Это, прежде всего, независимость личности, а затем возможность —

 
По прихоти своей скитаться здесь и там
Дивясь божественной природы красотам,
И пред созданием искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
– Вот счастье! вот права…»678678
  Розанов М.Н. Пушкин и итальянские писатели ХVIII и начала ХIХ века / Известия Академии наук СССР. Отделение общественных наук. 1937. №2–3. С.367–368; см. также: Цявловский М.А. Тоска по чужбине у Пушкина, в: Голос минувшего, СПб., 1916, № 1, январь. С.35–60.


[Закрыть] (III, 420)
 

В 1989 году Андрей Битов написал текст к выразительным рисункам Резо Габриадзе для забавной книжки-мистификации «Пушкин за границей». Она была опубликована крошечным тиражом в Париже в издательстве А. Синявского и М. Розановой «Синтаксис». Там иронически напоминается, что Пушкин – «не только первый наш поэт, но и первый прозаик, историк, гражданин, профессионал, издатель, лицеист, лингвист, спортсмен, любовник, друг… В этом же ряду Пушкин – первый наш невыездной. Тема “Пушкин и заграница” достаточно обширна, но и очевидна… Достаточно сказать, что Пушкин много раз хотел за границу и столько же раз его не пустили… Желание увидеть Европу перерастает в страсть хотя бы пересечь границу… Как всякий дворянин, он может покинуть Россию, но царь будет “огорчен”. Огорчение это дорогого стоит». Завершаются размышления Битова предположением: «Что было бы, если бы… Если бы Пушкин увидел Париж и Рим, Лондон и Вену… Что было бы, если бы и они увидели его?»679679
  Цит по: Битов А., Габриадзе Р. Пушкин за границей (фрагменты). В сб.: Легенды и мифы о Пушкине. СПб.: Академический проект, 1994. С.303–304. Резо Габриадзе, замечательный артист, режиссер, кукольник, представил читателю Пушкина в Испании. Приехав в Рим, он обещал мне, не очень, впрочем, серьезно, продолжить «зарубежную» серию и нарисовать Пушкина в Италии. Все еще не теряю надежды такие рисунки увидеть!


[Закрыть]

О пленении Пушкина в своем Отечестве написано немало. Удивительные, горькие слова по сему поводу сказаны в самом начале ХХ века писателем Василием Розановым. Цитируя известное стихотворение Пушкина, «посланное в сельцо Архангельское, близ Москвы, знаменитому екатерининскому вельможе князю Н.Б. Юсупову», Розанов комментирует: «Впечатлительный поэт любил слушать его рассказы о загранице, которую, – увы! – самому поэту так и не пришлось никогда увидеть, несмотря на то, что его музу ласкала всемогущественная рука – и придерживала за крылья. Зачем заграница поэту? Туда ездят лечиться старые интендантские чиновники, – ну, и тогда, натурально, получают пособия… А поэт? Соловей лучше всего поет, когда у него выколоты глаза… Пушкин сам же говорил, что больше всего творит в дождливую осень. Ну вот и пусть русская осень окрыляет его музу… Самая лучшая обстановка для мальчишки, дерзнувшего написать когда-то “Оду на вольность”… И Пушкин пел, как соловей с выколотыми глазами; пел об испанках, никогда не видав их; об Италии, – не видав и ее. Вся поэзия Пушкина есть греза безглазого гения, оттого-то она так и закруглилась, без шероховатостей, без запятых…» Розанов для примера приводит одну из таких пушкинских «соловьиных песен»:

 
Благословенный край, пленительный предел!
Там лавры зыблются, там апельсины зреют…
 

«Грезы, грезы! Схемы и схемы! Песнь соловья в клетке, безглазого, – мучительная, протяжная песнь, которую слушает господин и наслаждается ею. Зачем господину глаза соловья? Он, владыка, богач, ведь не смотрит ими: от соловья он имеет только песню, ему нужна только песня. И когда она может быть лучше от вырванного глаза, пусть он будет вырван! Вот судьба Пушкина»680680
  Розанов В.В. Когда начальство ушло… М.: «Республика», 1997. С.131–132.


[Закрыть].

Иосиф Бродский однажды в Одессе оказался перед памятником Пушкину.

 
Поди и он
здесь подставлял скулу под аквилон,
прикидывая, как убраться вон,
в такую же – кто знает – рань,
и тоже чувствовал, что дело дрянь,
куда ни глянь
И он, видать,
здесь ждал того, чего нельзя не ждать
от жизни: воли. Это благодать,
волнам доступную, бог русских нив
сокрьпъ от нас, всем прочим осенив,
зане – ревнив. (1969)681681
  Бродский И.А. Сочинения. Том 4. СПб.: Пушкинский фонд, 1995, с. 8.


[Закрыть]
 

 
Поговорим о Риме – дивный град!
 

Осип Мандельштам

 
Скитаний пристань, вечный Рим…
 

Вячеслав Иванов

Рим занимает особое место на карте мира. Это один из самых прекрасных и удивительных городов Земли. Здесь, как нигде, слышно дыхание вечности, но седые камни не подавляют своим величием, а напротив, вплетаются в быстрокипящую жизнь современной метрополии как некий необходимый ей орнамент, а может быть, и основа всего сущего. В самом деле, великие зодчие Возрождения строили Апостольскую столицу прямо на прочной кирпичной кладке и мраморных глыбах древней империи, создавая поразительное сочетание эпох и цивилизаций. В миг, когда предзакатное небо над Вечным городом окрашивается в почти фиолетовый цвет, старые арки, купола соборов и триумфальные колонны обрамляют фантастическим кружевом горизонт, как на потолке планетария, в далеком детстве… «На полотне так исчезают тени, рожденные в волшебном фонаре…», – сказано у Пушкина.

Рим подобен китайской шкатулке, внутри одной находится другая, со своим секретом. «Наблюдателю, – писал Гёте в своем «Путешествии в Италию», – сначала очень трудно разобраться, как Рим образуется из Рима, не только новый из древнего, но и различные эпохи античного и нового одна из другой». Иосиф Бродский сумел разобраться: «Я был в Риме. Был залит светом…».

«Люблю тебя, Петра творенье…» – это, конечно, про Северную Пальмиру. Но можно сказать и про другой великий город, осененный именем Святого Петра.

Мы говорим Пушкинский Рим, как Пушкинский Петербург, Пушкинская Москва… Ведь если в литературе существует, скажем, «Тамбовская тропинка к Пушкину», то почему не может быть «Римской тропинки к Пушкину»?

И пусть не был Александр Сергеевич на берегах Тибра, не добрался при жизни, но путешествие по Пушкинскому Риму всё-таки возможно, если хорошенько всмотреться в его площади, дворцы и развалины, в таблички улиц и памятников. И тогда внимательному взору откроется целая сеть невидимых нитей, связывающих Вечный город с именем и творчеством великого русского поэта, вспомнится добрый десяток римских пушкинских адресов.

Такую прогулку нужно, наверное, начать с Виллы Волконской, этот адрес сохранился и в современной топонимике Рима: Villa Wolkonsky. До наших дней, в глубине тенистого парка, совсем неподалеку от Латеранской базилики Иоанна Крестителя и церкви Санта-Скала («Святая Лестница»), сохранился приземистый двухэтажный дом, где одно время имя Пушкина звучало не реже, чем на берегах Невы. Здесь в тридцатые годы ХIХ века собирался целый русский салон, в котором регулярно бывали многие пушкинские знакомые и друзья.

О римской Вилле Волконской и ее хозяйке много написано682682
  Первыми в новейшее время подробно рассказали об этом уголке Рима журналисты Иван Бочаров и Юлия Глушакова. (См.: Бочаров И., Глушакова Ю. Итальянская Пушкиниана. М., 1991. С.203–291. Глушакова Ю.П. Русская вилла у древних стен Рима. В кн.: Мир русской усадьбы. М., 1995. С.276–291.) Описание своего посещения виллы опубликовал в прессе проф. Владимир Фридкин. Из итальянских авторов наиболее заметную лепту в изучения итальянского периода жизни Волконской внес итальянский писатель Агостино Баньято. См.: Bagnato A. Zinaida Volkonskaja. Roma, 1993.


[Закрыть], а сама история этого уголка Рима удивительна и драматична.

Зинаида Александровна Волконская родилась в 1789 году в Турине, где ее отец, князь А.М. Белосельский-Белозерский, был русским посланником при дворе Сардинского короля. Она рано вышла замуж за князя Н.Г. Волконского, флигель-адьютанта Александра I. Впервые З.А. приехала в Рим в 1819 году, уже тогда Палаццо Поли, где она арендовала этаж (у фонтана Треви), стал литературно-художественным центром русской колонии.

По случаю ее отъезда в Рим поэт Евгений Баратынский написал «Посвящение»:

 
Она спешит на юг прекрасный,
Под Авзонийский небосклон
Одушевленный, сладострастный,
Где в кущах, в портиках палат
Октавы Тассовы звучат…
 

С 1830 года, после покупки у князя Альтьери летнего дома близ базилики Сан-Джованни-ин-Латерано, Волконская держала у себя, как тогда говорили, «открытый дом». Салон Волконской был не просто русским аристократическим клубом в Риме. Он притягивал к себе многих блестящих представителей мира итальянского искусства, иностранных художников, музыкантов, архитекторов и писателей, живших в Риме или приезжавших в Вечный город. Гостями и завсегдатаями его были многие выдающиеся деятели русской, итальянской и мировой культуры, в том числе Николай Гоголь и Василий Жуковский, Михаил Глинка и Александр Тургенев, Карл и Александр Брюлловы, Александр Иванов и Самуил Гальберг, Федор Бруни и Сильвестр Щедрин, Орест Кипренский и Василий Сазонов, Пётр Басин и Федор Матвеев, Иосиф Габерцеттель и Василий Бинеман, Михаил Крылов и Василий Глинка, Федор Иордан и Пётр Орлов, Василий Стасов и Иван Киреевский, Сергей Шеверев и Михаил Погодин, Федор Буслаев и Константин Тон, Джакомо Россини и Гаэтано Доницетти, Бертель Торвальдсен и Антонио Канова, Джоаккино Белли и Ви-ченцо Каммучини, Адам Мицкевич и Вальтер Скотт, Виктор Гюго, Анри Стендаль и Фенимор Купер и многие другие, в том числе, предположительно, Александр Дюма. Доберись Пушкин до Рима, он, конечно, и там бывал бы на вечерах у княгини!

Личное знакомство Волконской с Пушкиным произошло в Москве, когда он только что освободился из ссылки. Зинаида Александровна чрезвычайно гордилась своей дружбой с великим поэтом, а его стихотворное послание к ней (6 мая 1827 г.) украшало альбом Волконской до последних дней жизни:

 
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани,
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани683683
  Знаменитая итальянская певица Анджелика Каталани (1779–1848) в один из приездов в Россию с большим интересом слушала цыган и, говорят, даже подарила свою шаль цыганке Стеше, восхищаясь ее пением. Каталани была знакома с Пушкиным. В письме из Москвы, написанном в июле 1830 года, певица сообщала: «Известный поэт Пушкин, вернувшийся с Кавказа осенью прошлого года, был в это время в Москве и тоже остановился в «Inghilterra». Я очень хотела с ним познакомиться, но не знала с чего начать, пока мне не помог Кокошкин. Поэт был очень любезен и наговорил мне много комплиментов». «Наша старина», 1915, № 6. С.542. Пушкин упоминает Каталани в драме «Моцарт и Сальери» (VIII, 270).


[Закрыть]
Цыганке внемлет кочевой. (III, 54)
 

В сентябре 1828 года Волконская так писала об Италии своему и пушкинскому другу князю П.А. Вяземскому: «Эта страна, где я прожила четыре года, стала моей второй родиной: здесь у меня есть настоящие друзья, встретившие меня с радостью, которой мне никогда не оценить в достаточной мере… Все мне любезно в Риме – искусства, памятники, воздух, воспоминания».

К характеристике княгини Волконской очень подходят слова пушкиниста П. Щёголева о сподвижниках духовных связей между Россией и Европой в ХIХ веке: «Это – русские люди, мужчины и, главным образом, женщины, которые, принадлежа к богатым и родовитым фамилиям, жили почти всю свою жизнь за границей, вращались в западном обществе, были в общении со многими западными знаменитостями, принимали нередко инославное вероисповедание, вступали в родство с иностранцами, открывали свои салоны и т.д. Эти люди, не приткнувшиеся у себя на родине и оседавшие на западной почве, по-своему способствовали прививке западного мировоззрения и европейской психики к русскому уму и сердцу и имеют право быть занесенными в историю русского интеллигентного (в широком смысле слова) чувства»684684
  Щёголев П.Е. Пушкин. М., Л., 1932, т.2. С.152.


[Закрыть].

Княгиня Волконская умерла в 1862 году. По поводу ее ухода из жизни бытовали разные версии. Некоторые источники утверждали, что княгиня умерла чуть ли не в нищете. С другой стороны известно, что Зинаида Волконская, принявшая католичество и много жертвовавшая церкви, завещала похоронить себя в самой главной католической базилике – в римском соборе Святого Петра, где имеются всего два женских захоронения – королевы Швеции Христины, отрекшейся от протестантизма, и графини Матильды, к воротам замка которой в Каноссе совершил унизительное паломничество король Генрих IV. Памятные монументы Матильде Тосканской, Христине Шведской и Марии Клементине Собеской, из королевского рода Стюартов, установлены внутри собора. Большой овальный портрет Собеской украшает фамильный склеп рядом с баптистерием. В гротах покоится еще одна изгнанница, ставшая образцом христианского смирения: королева Кипра Шарлопта, свергнутая с трона сводным братом, безропотно покинула остров и пришла в Рим в толпе паломников в 1475 году.

Просьба Волконской не была удовлетворена папским двором, но княгине была оказана большая честь: ее разрешили похоронить в стене одного из приделов церкви Святых Винченцо и Анастазио, известной также как храм Мазарини, на площади фонтана Треви, то есть напротив дворца Поли, где в 30-х годах ХIХ века располагалась зимняя квартира Волконской и где Н.В. Гоголь впервые читал отрывки из «Мертвых душ». Эта церковь тоже имеет в католическом Риме особый статус: в ее подземелье захоронены урны с сердцами умерших пап. В 2003 году решением Папы Иоанна Павла II храм Св.Винченцо и Анастазио передан в пользование Болгарской православной церкви. В этом же храме покоится прах Никиты Григорьевича Волконского, мужа З.А., и Марии Александровны, ее сестры685685
  Бочаров И., Глушакова Ю. Русский клуб у фонтана Треви. Огонек Библиотечка, 1979, №20.


[Закрыть].

После смерти Зинаиды Волконской ее вилла сменила ряд владельцев, пока не была приобретена правительством Италии (в 80-х годах ХIХ века), а перед Второй мировой войной перешла в собственность немецкого государства, там разместилась официальная резиденция посла Германии в Риме. В период нацистской оккупации (1943–1944) на территории бывшей виллы Волконской была расположена штаб-квартира римского гестапо, сооружены бараки, где содержались арестованные участники движения Сопротивления686686
  См.: Franco F. Napoli Villa Volkonsky. Il lager nazista di Roma. Europa Edizioni, Como, 1996. История итальянского Сопротивления у нас еще недостаточно известна. Последние два года Второй мировой войны, немецкая оккупация Италии и бои за освобождение страны принесли очень много человеческих жертв. Нацисты, отступая под ударами партизан и войск союзников, пролили на Апеннинах реки крови.


[Закрыть]. Об одном частом госте княгини Волконской поэте Джузеппе Джоакино Белли (1791–1863) следует сказать особо, именно в связи с пушкинской темой. Он вошел в историю итальянской литературы как певец Рима, сохранивший для последующих поколений сочный и колоритный римский диалект «романеско» в своих сонетах, ставших своеобразным лирическим и общественно-политическим дневником поэта. Всего Белли сочинил 2279 сонетов687687
  См.: Belli Giuseppe Gioachino. I sonetti (in tre volumi). Milano: Arnoldo Mondadori, 1978.


[Закрыть]. Его связывали дружественные отношения с Гоголем. Существует предание, что однажды Николай Васильевич даже подарил Белли в день рождения поздравительное четверостишье, написанное на римском диалекте. К сожалению, розыски этого уникального мадригала успехом не увенчались. Сам Белли вспоминал, как познакомился обеде у З.Волконской с поэтом Вяземским (конец 1834 – начало 1835 г.) и сымпровизировал в его честь сонет. Французский критик и историк Шарль Огюст Сент-Бёв вспоминал в своих «Беседах»: «Господин Гоголь рассказывал мне, что познакомился в Риме с истинно народным поэтом по фамилии Белли, который пишет сонеты на транстеверинском наречии, сонеты, связанные друг с другом и как бы образующие целую поэму. Он говорил о нем долго и убедил меня в оригинальном и замечательном таланте Белли, оставшемся совершенно неизвестным чужеземным путешественникам». В письме к М.П. Балабиной Гоголь восторгался новым знакомым: «Вам, верно, не случалось читать сонетов нынешнего римского поэта Belli (Белли), которые, впрочем, нужно слышать, когда он сам читает. В них, в этих сонетах, столько соли и столько остроты, совершенно неожиданной, и так верно отражается в них жизнь нынешних транстеверян… Они написаны in Lingua romanesca, они не напечатаны, но я вам их после пришлю».

Не раз Белли в своем творчестве интуитивно попадал в сферу пушкинских литературно-художественных интересов и замыслов. Так произошло с сонетами Белли о папессе Иоанне, этот авантюрный сюжет тоже обдумывал Пушкин. (См. главу «Венчавшись римскою тиарой» в данной книге.) Интересно, что это не единственное «странное сближение» в творчестве поэтов: почти одновременно с выходом (за 4 тысячи верст от берегов Тибра) пушкинского «Медного всадника» Белли опубликовал поэму с точно таким же названием, посвященную конной статуе императора Марка Аврелия на Капитолийском холме688688
  См.: Abeni, Bertazzoli, De Michelis, Gibellini. Belli oltre frontiera. Roma, 1983.


[Закрыть].

Строго говоря, поэма Белли называется «Il Cavaliere di bronzo» («Бронзовый всадник»), но ведь и конная статуя Петра на берегу Невы отлита из бронзы, а не из чистой меди. В итальянских переводах пушкинская петербургская повесть по традиции неизменно называется, как у Белли, «Il Cavaliere di bronzo». Эту терминологическую тонкость подметил Н.Я. Эйдельман: «При всей разнице меди и бронзы (то есть сплава меди и олова) – разнице, влиявшей на целые тысячелетия древних цивилизаций (медный век – совсем не то, что бронзовый!) – для Пушкина и его читателей из «века железного» нет особого различия:

 
Кумир на бронзовом коне
. . . . . . . . . . . .
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой…
 

Медь, медный – эти слова Пушкин любил. В сочинениях – 34 раза, чуть меньше железа (40 раз); медь – звонкая, громкая, сияющая, («медными хвалами Екатерининских орлов», «сиянье шапок этих медных, «и пушек медных светлый строй»); но есть и медный лоб Фиглярина, и «медная Венера» – Аграфена Закревская, то есть монументальная женщина-статуя»689689
  Эйдельман Н.Я. Медная и негодная, в его сб.: Статьи о Пушкине. М.: Нов. литер. обозрение, 2000. С.231. О литературном бытовании этих терминов см.: Хаев Е.С. Эпитет «медный» в поэме «Медный всадник» в сб.: Временник Пушкинской комиссии, 1981, Л.: Наука, 1985. С.180–184; Еремина Л.И. Почему всадник – медный? – Наука и жизнь, 1978, № 2. С.127–129.


[Закрыть].

Пушкин и Белли никогда не встретились. Но творческая фантазия их где-то «в эфире» пересекалась, и это удивительно. В принципе, памятник императору-философу Марку Аврелию, единственная конная статуя, сохранившаяся в мире с античных времен и установленная Микеланджело на Капитолийском холме, играет столь же «градообразующую» роль в Риме, как и фальконетовский монумент в Петербурге. Правда, Адам Мицкевич подметил существенное отличие, сравнивая этих двух венценосных всадников, одетых по одной и той же древнеримской моде:

 
Тут скакуну в весельи шпору дал
Венчанный кнутодержец в римской тоге,
И вихрем конь взлетел на пьедестал,
И вспрянул ввысь, над бездной вскинув ноги.
Нет, Марк Аврелий в Риме не таков.
Народа друг, любимец легионов…
И цезарь едет медленно вперед,
Чтоб одарить улыбкой весь народ.
Скакун косится огненным зрачком
На гордый Рим, ликующий кругом690690
  Мицкевич А. Памятник Петру Великому, перевод Вильгельма Левика.


[Закрыть]…
 

Уже сто лет римскую площадь в начале проспекта Трастевере украшает белый мраморный монумент Джузеппе Джоакино Белли.

От Виллы Волконской, мимо Латеранского дворца и церкви Санта-Мария-Маджоре, мы направимся на Виа Систина, которая в пушкинское время называлась Виа Феличе, здесь в доме под номером 126, надстроенном в ХХ веке двумя этажами, жил Николай Васильевич Гоголь, здесь, как гласит мемориальная доска, он писал свою великую поэму «Мертвые души». Ранее Гоголь снимал квартиру по адресу Виа Сан Изидоре, 16 (сейчас эта улица перестроена и почти не сохранилась в прежнем виде)691691
  См.: Giuliani Rita. La «Meravigliosa Roma» di Gogol’. La cittá, gli artisti, la vita culturale nella prima metá dell’Ottocento. Edizioni Studium. Roma, 2002; ее же: Vittoria Caldoni Lapeenko. Roma: La fenice Edizioni, 1995; Гасперович Ванда. Н.В.Гоголь в Риме: Новые материалы, в сб.: Образ Рима в русской литературе. Саратовский государственный университет, Римский университет «La Sapienza», Самара, 2001. С.88–107; там же: Джулиани Рита. Новые материалы о Н.В.Гоголе: галерея русских художников, первых «римских» знакомых писателя. С.108–138; там же: Немцов В.И. Рим в русской культуре. С.5–7; а также: Haertel E. N. V. Gogol’a Roma, come pittore e amante dell’arte, in: «Rivista di letterature slave», VII, 1932; Poggioli R. Saggio sulla fantasia di Gogol; in: Pietre di paragone, Firenze, 1939.; Giusti W. Tra Pietroburgo e Roma: annotazioni su Gogol’, Firenze, 1978; Паклин Н.А. Гоголь в Риме, в кн.: Русские в Италии. М.: Современник, 1990. С.5–138; Daria Borghese. Gogol a Roma, Firenze, 1957; Mann Jurij. Gogol e il suo «bisogno d’Italia», in: I russi in Italia. A cura di Vittorio Strada. Milano: Scheiwiller, 1995, pp. 117–124.


[Закрыть].

Отношения Пушкина и Гоголя – отдельная тема, хорошо изученная специалистами. Замечу лишь, что Гоголь узнал о гибели Пушкина уже за границей, на пути к Риму – в Париже и, приехав в Италию, много думал о друге-поэте. Уже на третий день по приезде он пишет П.А. Плетнёву: «Что месяц, что неделя, то новая утрата, но никакой вести хуже нельзя было получить из России. Все наслаждение моей жизни, все мое высшее наслаждение исчезло вместе с ним. Ничего не предпринимал я без его совета. Ни одна строка не писалась без того, чтобы я не воображал его перед собою». Другое письмо в эти же дни – Погодину: «Моя утрата всех больше… Когда я творил, я видел перед собою только Пушкина». В письме Н.Я. Прокоповичу горькое осознание свершившегося: «Великого не стало. Вся жизнь моя теперь отравлена». Именно в Риме Гоголь положил на бумагу некоторые сюжеты, подсказанные, по его словам, Пушкиным, и в первую очередь – первый том «Мертвых душ». Их общий друг С.А. Соболевский писал П.А. Плетнёву в феврале 1837 года: «…Александра Осиповна (Россет-Смирнова), Гоголь, Карамзин и я горюем вместе; бедный Гоголь чувствует, сколько Пушкин был для него благодетелем; боюсь, чтобы это не имело дурного влияния на его литературную деятельность»692692
  Цит. по: «Искусство», 1929, № 3–4. С.47. См.: также Белоногова В.Ю. Выбранные места из мифов о Пушкине. Нижний Новгород, ДЕКОМ, 2003. См.: также Манн Ю.В. Пушкин и Гоголь в 1836 году: была ли ссора? В сб.: Пушкинская конференция в Стэнфорде. 1999; Материалы и исследования. М.: О.Г.И., 2001. С.343; Amfiteatrov A. L’amicizia di Puškin e Gogol’, in: Alessandro Puškin nel Primo Centenario della Morte, Roma, 1937, pp. 51–88.


[Закрыть].

Гоголь в Риме продолжал работу над «пушкинскими сюжетами» своей собственной прозы, много думал о роли Пушкина в русской литературе. Он был непременным участником салонов княгини Волконской, где отношение к Пушкину было не просто дружественным, а восторженным и благодарным к его памяти.

Доберись Пушкин до Рима, главным его гидом по Вечному городу, уверен, стал бы Гоголь. Он любил показывать Рим друзьям и русским путешественникам, как свою драгоценную вотчину. Заставлял их ложиться на травку в Колизее (тогда он еще не был раскопан до дна) и смотреть в синее небо и видеть его через овал цирка, «как видели древние». И потащил бы Пушкина, любившего пешие прогулки, по римским улочкам, как героя своей неоконченной повести «Рим»: «И вот уже, наконец, Ponte Molle, городские ворота, и вот обняла его красавица площадей Piazza del Popolo, глянул Monte Pincio с террасами, лестницами, статуями и людьми, прогуливающимися на верхушках. Боже! Как забилось его сердце! Вот предстали пред ним все домы, которые он знал наизусть: Palazzo Ruspoli с своим огромным кафе, Piazza Colonna, Palazzo Sciarra, Palazzo Doria; наконец, поворотил он в переулки, так бранимые иностранцами»… Впрочем, тема «Пушкин и Гоголь», как было сказано выше, многогранна. Даниил Хармс в 1936 году, в канун всесоюзных торжеств по случаю 100-летия гибели Пушкина, заметил: «Пушкин великий поэт… И все люди по сравнению с Пушкиным пузыри, только по сравнению с Гоголем Пушкин сам пузырь. А потому, вместо того, чтобы писать о Пушкине, я лучше напишу вам о Гоголе…»693693
  Хармс Д.И. Малое собрание сочинений. СПб., «Азбука-классика», 2003, с. 383.


[Закрыть]

Совсем неподалеку от Виа Систина разместился построенный Борромини храм Сант-Андреа-делле-Фрате, там в 1836 году был похоронен художник Орест Адамович Кипренский (1782–1836), «любимец моды легкокрылый». В 1827 году он написал знаменитый пушкинский портрет, о котором поэт сказал:

 
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит.
Оно гласит, что не унижу
Пристрастья важных Аонид.
Так Риму, Дрездену, Парижу
Известен впредь мой будет вид. (III, 63)
 

Выразительный портрет этот понравился всем друзьям и близким поэта. «Лучший портрет сына моего есть тот, который написан Кипренским и гравирован Уткиным»694694
  Пушкин С.Л. Отечеств. Записки, 1841, т. XV, особ. прилож., 4. См. также: Sarab’anov Dmitrij Artisti russi in Italia nel XIX secolo, in: I russi in Italia. Milano: Scheiwiller, 1995, pp. 143–154.


[Закрыть] – написал Сергей Львович Пушкин.

Сохранился отзыв А.В. Никитенко на выставке картин в Академии Художеств: «Вот поэт Пушкин. Не смотрите на подпись: видев его хоть раз живого, вы тотчас признаете его проницательные глаза и рот, которому недостает только беспрестанного вздрагивания: этот портрет писан Кипренским». Баронесса Дельвиг посылает подруге свежий номер «Северных Цветов» за 1828 год с портретом Пушкина работы Кипренского, гравированным Уткиным: «Вот тебе наш милый, добрый Пушкин. Его портрет поразительно похож, – как будто ты видишь его самого. Как бы ты его полюбила, ежели бы видела его, как я. Это человек, который выигрывает, когда его узнаешь»695695
  Дельвиг С.М – А.Н.Семёновой, 9 февр. 1828 г. Цит. по: Модзалевский Б.Л. Пушкин, стр. 216 (фр.-рус.) См. также: Галушко Т.К. К истории портрета Пушкина, в сб.: Орест Кипренский. Гос. Русский музей, СПб, 1993. С. 108–112.


[Закрыть].

Будучи стипендиатом российской Академии Художеств, Кипренский снискал себе в папской столице славу «новоявленного Ван-Дейка» и слыл лучшим, самым модным портретистом, которому считали за честь позировать итальянские аристократы. Затем он был вынужден по существу бежать в Россию, обвиненный в убийстве натурщицы. Когда же его бывший слуга признался в этом преступлении, Кипренский вернулся в Рим, разыскал дочь своей натурщицы Мариуччу (полное имя – Анна Мария Фалькуччи) и женился на ней. Но был счастлив недолго: он умер от разрыва сердца как раз у входа в церковь Сант-Андреа-делле-Фрате, где его похоронили в четвертой капелле справа. Надпись на плите на итальянском языке, гласит: «В честь и память Ореста Кипренского, славнейшего из русских художников, профессора Императорской Академии Художеств в Петербурге и советника Неаполитанской Академии, поставили на свои средства все русские художники, архитекторы и скульпторы, сколько их было в Риме, оплакивая безвременно угасший светоч своего народа и столь высокие душевные достоинства. Скончался 49 лет от роду 10 октября 1836 года от Рождества Христова». Плита выполнена по рисунку Н.Е. Ефимова696696
  См.: Орест Кипренский. Переписка, документы, свидетельства современников. Сост. Я.Брук, Е.Петров. СПб.: Искусство, 1994.


[Закрыть].

На улице Сан Клаудио у площади Сан-Сильвестро сохранилась квартира, где размещалась мастерская Карла Павловича Брюллова, там была написана знаменитая картина «Последний день Помпеи» и сейчас тоже установлена мемориальная доска. Впрочем, как и у Гоголя, у Брюллова было несколько римских адресов: он жил на площади Четырех фонтанов. Отношения Пушкина с Брюлловым – отдельная тема. Здесь замечу только, что среди пушкинистов бытует легенда о сувенире из Вечного города, привезенном художником поэту в 1836 году. Этим подарком предположительно была гравюра, изображавшая скульптуру Микеланджело «Моисей», установленную в римском Петроверигском храме (San Pietro in vincoli). Лист долго хранился среди книг пушкинской библиотеки на Мойке, а потом, увы, бесследно исчез. Выбор Брюллова не случаен: Моисей, изваянный Микеланджело, – одно из самых великих творений флорентийского гения. Есть восхищенная запись Джорджо Вазари: «…Со статуей этой не может сравниться ни одна из современных работ… Рукой он держит ниспадающую прядями длинную бороду, выполненную из мрамора так, что волоски, представляющие собой трудность в скульптуре, тончайшим образом изображены пушистыми, мягкими и расчесанными, будто совершилось невозможное и резец стал кистью… не говоря уже о том, как прорезана и отделана одежда… и до какой красоты и совершенства доведены руки с мышцами и кисти рук с их костями и жилами и точно также ноги… да и настолько закончено его творение, что Моисея еще больше, чем раньше, можно назвать другом Господа, пожелавшего руками Микеланджело… воссоздать его тело и приготовить к воскресению из мертвых»697697
  Вазари Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. Избранное. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. С.423


[Закрыть]. Пушкин не мог не оценить римский подарок друга.

Италия стала второй родиной Карла Брюллова, его пребывание на Апеннинах делится на два периода: 1823–1835 и 1850–1852 годы. Они были отмечены вдохновенным трудом и прекрасными свершениями. «Правда, Рим начинает мне казаться моим отечеством», – замечает Брюллов в одном из писем родителям. До сих пор многие творения русского живописца украшают здешние музеи и частные коллекции: они выставлены в галерее нового искусства во Флоренции, в миланской галерее «Вилла реале», в Демидовском музее на острове Эльба, в собрании Титтони в Риме. В Царских вратах русской православной церкви на улице Палестро хорошо видны шесть медальонов на меди, диаметром около 35 см каждый, выполненные Брюлловым. Не случайно П.А. Вяземский восклицал: «Жуковский наш Торквато… наш Тициан – Брюллов!». Достигнуто принципиальное соглашение с итальянской стороной о том, что картина «Последний день Помпеи» может быть выставлена в одном из залов римского Капитолийского музея. Репродукции с этой картины до сих пор служат лучшей иллюстрацией помпейской трагедии698698
  См. обложку новейшего итальянского издания книги Edward Bulwer-Lytton Gli ultimi giorni di Pompei. Fabbri Editori, Milano, 2001. Парижское (1834) издание этой книги имелось в библиотеке Пушкина. См. также раздел «Не дай мне Бог сойти с ума» в настоящей книге.


[Закрыть].

Работая над этой своей самой знаменитой картиной, живописец много времени провел на раскопках в окрестностях Везувия, долго стоял пораженный перед фреской Рафаэля в Ватикане «Пожар в Борго», любуясь игрой света огня, которые отразил потом в своем полотне. Ранее Брюллов почти четыре года проработал в лоджиях Ватиканского дворца, выполняя масляную копию другой знаменитой фрески Рафаэля «Афинская школа». За сей труд царь Николай Первый пожаловал русскому художнику орден Святого Владимира IV степени. Пушкин написал об этой работе в черновом варианте статьи «Фракийские элегии» (Стихотворения Виктора Теплякова): «Так Брюллов, усыпляя нарочно свою творческую силу, с пламенным и благородным подобострастием списывал Афинскую школу Рафаэля. А между тем в голове его уже шаталась поколебленная Помпея, кумиры падали, народ бежал по улице, чудно освещенной Волканом»699699
  См.: Порудоминский В.И. Брюллов и Пушкин, в сб.: Панорама искусств, вып 8, М., 1985. С.355.


[Закрыть] (ХII, 372).

Тяжело заболев еще в Петербурге, Карл Брюллов вернулся в Италию («голышом бежал», – по словам Иосифа Бродского). Он умер 23 июня 1852 года в доме своего итальянского друга Анджело Титтони, в городке Манциана под Римом. Там до сих пор сохранилась мемориальная студия художника. Друзья и ученики с почестями похоронили Брюллова на старинном столичном «некатолическом» кладбище «Тестаччо», в тени древнеримской пирамиды Кая Цестия. В последнем, незаконченном рисунке «Диана на крыльях ночи» он сам крестиком отметил место, где хотел бы быть предан земле. На этом же некрополе нашли свое последнее пристанище представители многих видных российских родов – Гагарины, Голицины, Волконские, Юсуповы, Барятинские, Мещерские, Строгановы, Трубецкие, Оболенские, Щербатовы, Шереметевы, поэт Вячеслав Иванов и его сын Дмитрий, дочь писателя Татьяна Толстая-Сухотина, оперный певец Фёдор Комиссаржевский, художники Александр Иванов, Павел Сведомский и еще многие наши именитые соотечественники700700
  См.: Тестаччо. Некатолическое кладбище для иностранцев в Риме. Составители В.Гасперович, М.Катин-Ярцев, М. Талалай, А. Шумков. Российский некрополь, выпуск шестой. ВИДР, Санкт-Петербург, 2000. С.7, 39, а также: Il cimitero acatolico di Roma. Il cimitero degli artisti e dei poeti, Guida per i visitatori a cura di Johan Beck-Friis, ristampata 1997.


[Закрыть].

Когда истек срок аренды этого участка кладбища Тестаччо, российское императорское правительство сделало крупный денежный взнос, чтобы место захоронения Брюллова сохранялось вечно.

Сейчас готовится реставрация монумента на могиле художника, выполненного по проекту архитектора Михаила Шурупова. На нем выбит горельефный портрет Брюллова, скопированный с известного бюста работы академика Ивана Петровича Витали (1794–1855). Это еще одно пушкинское сближение, потому что в 1836 году именно на квартире Витали в Москве состоялась встреча поэта с гостившим там Брюлловым. Вероятно, именно тогда скульптор предложил Пушкину, с подачи Брюллова, лепить его бюст. А менее чем год спустя П.В. Нащокин, друг Пушкина, заказал Витали бюст уже ушедшего из жизни поэта. Вот почему некрополь «Тестаччо» тоже нанесен на карту Пушкинского Рима. Впрочем, оснований для этого более чем достаточно: