Текст книги "«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы"

там похоронены и другие знакомые поэта: жена генерала Н.Н. Раевского Софья Алексеевна, дочь Вяземского Полина, декабрист Захар Чернышев, приходившийся Пушкину родственником.

Молодой русский художник Г.Г. Гагарин, сын российского посланника в Риме, своей фантазией «привез» Пушкина в Италию. На написанной им в 1836 году картине «Русский Рим» поэт был изображен в Вечном городе в кругу друзей – художников, писателей, путешественников701701
  Благодарю за это указание профессора Ванду Гасперович, преподавателя римского университета «Ла Сапьенца». Она же предположила, что, выполняя картину, Г. Гагарин готовился к реальному приезду Пушкина в Рим. Рисунок Гагарина выставлялся на аукционе «Сотби» в Лондоне в начале 90-х годов XX столетия. См. также: Глушакова Ю.П. Потомки друзей А.С. Пушкина в Италии и их роль в сохранении памятников русской культуры // Культурное наследие русской эмиграции 1917–1940, РАН. М.: Наследие, 1994. Кн. 2. С. 450–458.


[Закрыть].

Мне этот факт показался очень символичным. Пушкин стремился не просто в «Мекку» своего поэтического воображения, но в конкретный круг близких и любимых друзей. В самом деле, достаточно просмотреть «Летопись жизни и творчества Александра Пушкина» М. Цявловского и Н. Тарховой, чтобы почувствовать эту непрерывную связь. В Италии живут, постоянно, или наездами, многие художники, музыканты, писатели, аристократы пушкинского круга: Бутурлины, Барятинские, Демидовы, Голицыны, Мещерские, Нарышкины, Муравьевы, Мусины-Пушкины, близкие друзья и хорошие знакомые: Александра Смирнова-Россет, Степан Шевырёв, Михаил Вильегорский, Сергей Соболевский и многие другие… В Риме и Флоренции, а потом и на юге появляются русские виллы, Шереметевы, Оболенские, Олсуфьевы заводят дачи на лигурийской «цветочной Ривьере» в Сан-Ремо. Между Римом, Москвой и Петербургом происходит постоянный обмен новостями, идеями: «26 вашего, т.е. 7 июня здешнего я собственными руками испек весьма изрядно пирог с грибами и съел с Шевырёвым (не считая питейного) в честь А.С. Пушкина, вышедшего в оный день на белый свет». Здесь же приписка: «Могу ли я адресовать на твое имя ящик итальянских книг?». (С.А. Соболевский из Флоренции В.Ф. Одоевскому в Петербург, 1829). «Что поделывает наш Пушкин? Милый князь, подпишите меня на Вашу, Дельвига, Пушкина «/Литературную/ газету» (З.А. Волконская – П.А. Вяземскому, из Рима, 4 марта 1830). Пушкин с друзьями гуляет в апреле на новоселье у М.П. Погодина и сочиняет письмо С. Шевырёву, который живет в Риме в качестве воспитателя сына З.А. Волконской: «Примите и мой сердечный привет, любезный Степан Петрович; мы, жители прозаической Москвы, осмеливаемся писать к Вам, в поэтический Рим, надеясь на дружбу Вашу. Возвратитесь обогащенные воспоминаниями, новым знанием, вдохновениями, возвратитесь и оживите нашу дремлющую северную литературу». В ответ из Рима Шевырёв 2 (14) июля шлет свое «Послание к А.С. Пушкину». В августе княгиня Волконская опять пишет Вяземскому: «Пушкин очень хорошо делает, что женится». А в конце того же месяца С.Шевырёв сообщает С.Соболевскому (из Рима в Турин!): «Свадьба Пушкина отложена до сентября». А вот отрывки из других писем за разные годы. В марте 1825 года И.Д. Якушкин пишет из Смоленской губернии в Рим П.Я. Чаадаеву: «Пушкин живет у отца в деревне; я недавно читал его новую поэму Гавриилиаду, мне кажется, она самое порядочное произведение из всех его эпических творений, и очень жаль, что в святотатственно-похабном роде». В феврале 1829 года С.А. Соболевский пишет из Флоренции И.В. Киреевскому: «Прошу тебя написать мне больше о Пушкине, – как и когда приехал, где и как жил, в кого влюбляется, когда едет… Желаю иметь список взятых Пушкиным книг… Скажи Пушкину, что пришлю ему 200 бутылок Aleatico… О, Пушкин, Пушкин, пиши мне! Я тебя здесь хвалю, величаю: не то напечатаю свой перевод тебя, – и горе, горе посрамленному!» В ноябре тот же Соболевский посылает Шевырёву из Турина в Рим копию стихотворения Пушкина «Мадона», как свое, через день пишет: «А ты, ротозей, и поверил, что стихи мои?» В декабре 1829 года Шевырёв в Риме получает письмо М.П. Погодина из Москвы: «В Петербурге затевается пятидневная газета; сотрудники: Дельвиг, Пушкин, Вяземский, Сомов, Жуковский с целью действовать против Полевого и Булгарина». Перед этим он же сообщал Шевырёву, что «Полтава Пушкина вышла, но принята холоднее, чем заслуживает…» 29 апреля 1830 года на новоселье у М.П. Погодина Пушкин, С.Е. Аксаков, А.С. Хомяков и остальные гости написали Шевырёву коллективное послание «в поэтический Рим». Там есть и замечания литературного свойства: «Письма твои об Италии всем приносят удовольствие <…> Напечатано твое 1 и 2 письмо о Помпее, 4 о карнавале, стихи Тибр, стансы Риму…» (ХIV, 83). В июне 1831 года Шевырёв из Рима сообщает Соболевскому: «Пушкину понравились мои октавы, но он просит не переводить Тасса». И возвращается к этой теме в октябре: «В Пушкине мои октавы с рассуждениями произвели много новых мыслей и желаний. Он обещался мне отвечать на послания, но видишь, пьян своею женой». Вослед летят в Рим стихи Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Шевырёв не без иронии комментирует: «А славные стишки Ал. Серг. навалял! Каково же? Первый голос политики у нас выражается стихами…»702702
  См.: Martynov Vladimir L’Italia nella visione storiosofica di Stepan Sevyrev, I russi in Italia. A cura di Vittorio Strada. Milano: Scheiwiller, 1995, pp. 133–142. См. также: Карпов Н.А. Пушкин в итальянских письмах С.П. Шевырева к М.П. Погодину, в сб.: Временник Пушкинской комиссии. Выпуск 28. СПб., Наука, 2002. С.206.


[Закрыть] 26 августа 1828 г. известный польский композитор М. Огиньский в письме из Флоренции, говоря о популярности в Европе русского искусства и науки, в первую очередь вспоминает Пушкина: «Роман Пушкина “Евгений Онегин” и большая часть других его произведений приводятся в иностранных журналах как заслуживающие подражания образцы литературы»703703
  Цит. по: Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина, т. II, с. 411.


[Закрыть].

Пушкина явно ждали в Италии, и он сам лелеял такие планы. Поэт незримо присутствовал в Риме, в мыслях друзей, в их переписке и творчестве. Приехав в Рим, Пушкин был бы, наверное, приятно удивлен, узнав, что в полусотне миль от апостольской столицы расположено селение с вполне русским и не совсем чуждым для поэта названием – Тригорье! «Странные бывают сближения…».

«Пушкинский маршрут» прогулки по Вечному городу включает в себя и древний Пантеон, или Храм всех богов, в Риме его называют просто «ротондой». Там похоронен Рафаэль, которому поэт посвятил столько проникновенных строк. Но Пантеон находится на «пушкинской тропе» еще и потому, что поэт знал римскую поговорку, связанную с этим античным памятником. Великий зодчий Джан Лоренцо Бернини, которому понадобился материал для сооружения балдахина над кафедрой в центре собора Святого Петра, получил у папы Урбана VIII, из рода Барберини, разрешение использовать для этого бронзу, украшавшую портик Пантеона (бронзовое покрытие купола было вывезено еще раньше в Константинополь). Чтобы как-то компенсировать ущерб, причиненный Пантеону, Папа попросил Бернини соорудить две колокольни по обеим сторонам портика, которые тут же были прозваны «ослиными ушами», и впоследствии снесены. Римляне по сему поводу острили: «Quod non fecere Barbari, fecere Barberini» («Что не сделали варвары, сделали Барберини»). Пушкин выписал эту пословицу в 1836 году из книги Шарля де Бросса «Исторические и критические письма об Италии».

На высоком берегу Тибра, на Авентинском холме, стоит старинный храм в честь Святого Бонифация и Святого Алексея Божьего человека, одного из христианских праведников, равно почитаемых как на Западе, так и на Востоке. Там покоятся мощи Алексея, который был сыном римского сенатора Эвфемиана (IV век). Покинув отчий дом, он посвятил себя Богу, скитался по миру и оборванным странником вернулся к престарелым родителям на Авентин, где неузнанный прислуживал в доме и прожил 17 лет под лестницей, являя образец безропотной кротости. Читаем у Павла Муратова: «Ближе к Тибру дом Алексея Божьего человека стоит рядом с доминиканским гнездом Санта Сабина. Горьким запахом напоены аллеи подстриженных буксусов на Мальтийской вилле, построенной Пиранези. Она расположена высоко на обрывистом берегу реки, и от нее открывается излюбленный Стендалем вид на Рим, может быть лучший из всех видов на Рим, потому что отсюда виден быстрый и желтый Тибр, направляющий среди свободных берегов свой сатирический бег»704704
  Муратов П.П. Образы Италии. – М.: Республика, 1994. С.216–217. См. также: Архимандрит Дионисий (Валединский). Спутник русского православного богомольца в Риме. Издание православославной русской церкви в Риме, 1912, репринт 2002, с. 41–44.


[Закрыть].

В начале апреля 1836 года Пушкин пишет из Михайловского Н.М. Языкову: «Пришлите мне, ради Бога, стих об Алексее Божием человеке <…> – нужно». Интерес Пушкина к легенде об Алексее объясняется его работой в то время над статьей «Александр Радищев» (окончена 3 апреля 1836); в приложениях к ней цитируется глава «Клин» из радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву», где описано исполнение стариком нищим этого духовного стиха. «”Как было во городе во Риме, там жил да был Евфраим князь…” Поющий сию народную песню называемую “Алексеем Божиим человеком”, был слепой старик, сидящий у ворот почтового двора <…> Неискусный хотя его напев, но нежностию изречения сопровождаемый, проницал в сердца его слушателей, лучше природе внемлющих, нежели взрощенные во благогласии уши жителей Москвы и Петербурга внемлют кудрявому напеву Габриэлли, Маркези или Тодди» (ХII, 37–38). Еще раньше, в собственном «Путешествии из Москвы в Петербург» (1834) Пушкин говорит об этом стихе более подробно705705
  См.: Пушкин А.С. Письма последних лет 1834–1836. Л., 1969. Комментарий В.Э.Вацуро. С.305.


[Закрыть].

Тень другого блудного сына мелькнула ранее, в «Воспоминаниях в Царском Селе»:

 
Так отрок Библии – <безумный> расточитель —
До капли истощив раскаянья фиал,
Увидев, наконец, родимую обитель,
Главой поник и зарыдал… (1829; III, 189)
 

В самом центре Вечного города, с ватиканской стороны над Тибром высится величественная громада Замка Святого Ангела (бывший мавзолей императора Адриана), один из самых знаменитых памятников античного Рима. В средние века здесь была устроена тюрьма, в которой томились многие известные заключенные, в том числе Галилео Галилей, ожидавший в каземате замка суда Священной Инквизиции (1633) и упорно не желавший признать ошибочным свое учение. Впрочем, в Риме есть еще одно место, связанное с заточением Галилея: это великолепная Вилла Медичи, построенная папой Львом ХI на холме Пинчо, где сейчас расположена Французская академия.

Галилей говаривал: «Истинное знание есть знание причин». К такому знанию всю жизнь шел и Пушкин. В стихотворении «Движение» поэт вспомнил геоцентрическую теорию «упрямого Галилея», а заодно и «мудреца брадатого» Зенона, греческого философа, учившего, что движение «есть только название, данное целому ряду одинаковых положений, из которых каждое, отдельно взятое, есть покой»:

 
Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не смог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей. (1825; I, 432)
 

В том же Замке Святого Ангела некоторое время томился другой необыкновенный узник – «граф» Калиостро (Джузеппе Бальзамо), сицилийский чернокнижник и авантюрист, побывавший в ХVIII веке в России. Уверен, что Пушкин не оставил без внимания этот колоритный итальянский персонаж, но пока предоставить читателям убедительные доказательства в пользу этого тезиса, увы, не готов706706
  Только что узнал, что в музее-заповеднике Михайловское, оказывается, намечен семинар на тему «Пушкин и Калиостро». Очень любопытно!


[Закрыть].

Гуляя по живописному римскому району Трастевере, можно наткнуться (если свернуть на улицу Санта-Доротея) на трехэтажный дом, где до сих пор сохранилось украшенное терракотовым фризом «окошко Форнарины», дочери хлебопека, в которую был влюблен Р а ф а э л ь Санти. Естественно, на первом этаже сейчас разместился ресторанчик «Форнарина». Можно себе представить, как романтичный Рафаэль, проходя здесь пять веков назад, также поднял глаза и замер, увидев черноглазую красавицу. Маэстро часто проходил здесь по дороге на Виллу Фарнезина, где расписывал парадные залы для папского банкира Киджи. (Между прочим, семья Киджи породнилась в ХIХ столетии с русскими аристократами Барятинскими). Существует легенда, объединяющая двух великих художников Возрождения, коими Пушкин восхищался. Рассказывают, что Рафаэль запрещал вход посторонним на виллу. Наслышанный о великолепии создаваемых там фресок, Микеланджело Буонарроти проник за ограду, переодевшись уличным торговцем, пробрался в пустой зал, жадно вглядывался в работу соперника, а затем куском угля нарисовал на стене прелестную головку. Когда Рафаэль вернулся, он сразу распознал автора. И сегодня на Вилле Фарнезина, в станцах Галатеи, «где Рафаэль живописал», можно видеть нарисованную углем головку, в манере рисунка угадывается почерк Микеланджело, которого Пушкин, устами Сальери, почтительно именовал «создателем Ватикана». К знаменитой Сикстинской капелле Апостольского дворца, украшенной Микеланджело, в римский «пушкинский маршрут» можно смело добавить район Трастевере и замыкающую его набережную Тибра, названную именем Рафаэля Санти. В этой прогулке нас сопровождают слова поэта про «образ нежной Форнарины» и проникновенные строки:

 
И ты, харитою венчанный,
Ты, вдохновенный Рафаэль… (1828; III, 97)
 

Имя Форнарины, между прочим, было на слуху в русском свете. Героиня неоконченного пушкинского «Романа в письмах» Саша советует подруге Лизе приезжать в столицу, «чтоб явиться Форнариной в картинах» (1829).

В стихотворении «Ее глаза», посвященном А. Олениной, Пушкин сравнивает глаза любимой с очами ангела «Сикстинской Мадонны»: «ангел Рафаэля / Так созерцает Божество» (1828). Однако это восхищение не безоговорочно. В варианте беловой рукописи Третьей главы «Евгения Онегина» читаем:

 
В чертах у Ольги мысли нет
Как в Рафаэлевой Мадонне (1824; VI, 307)
 

А в черновом варианте этот портрет выглядел так:

 
Как в Рафаэлевой Мадонне
Румянец да невинный взор… (VI, 575)
 

Некоторые авторитетные пушкинисты (среди них М.А. и Т.Г.

Цявловские) считают, что с Рафаэлем связано и стихотворение Пушкина «Мадонна», посвященное невесте – Н.Н. Гончаровой (там речь идет о старинной копии «Бриджуотерской Мадонны»). Этот шедевр пушкинской лирики заканчивается пронзительным, почти молитвенным признанием:

 
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец. (1830; III, 224)
 

«Недаром Пушкин любил Рафаэля, он сходен с ним по натуре», – скажет В.Белинский.

Эту перекличку подметил еще Евгений Баратынский, который в ноябре 1825 года в письме Полевому восхищается: «Про Онегина что и говорить! Какая прелесть! Какой слог блестящий, точный и свободный! Это рисовка Рафаэля, живая и непринужденная кисть живописца из живописцев»707707
  Цит. по: Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина, т. II, с. 322.


[Закрыть].

Сделаем небольшое отступление и отметим здесь, что Пушкин считал Италию страной искусств, святой «для внуков Аполлона». И именно поэтому, кроме Рафаэля, Кановы и Микеланджело (о котором, в связи с творчеством Пушкина, речь пойдет в двух последующих главах), в пушкинском поэтическом наследии присутствуют и другие итальянские художники. В лицейской поэме «Монах» (1915), например, упомянут Тициан. В «Путешествии в Арзрум…» (1835) при описании военного лагеря сказано: «Огонь освещал картину, достойную Сальватора-Розы». Пушкин здесь называет известного итальяского художника и поэта Сальватора Роза (1615–1673), прославившегося своими батальными картинами. Корр еджо (или Корреджио, настоящее имя Антонио Аллегри, 1489–1534) упоминается в том же «Монахе», в стихотворении «К вельможе» и в лицейском дневнике Пушкина. В письме к Н.И. Гнедичу (1820) Пушкин удостоил Корреджо эпитетов «нежный, чувствительный». Это схоже с характеристикой, что дал великому мастеру Высокого Возрождения в своих «Письмах русского путешественника» Н.М. Карамзин: «Кисть его ставится в пример нежности и приятности». В 1820 году В.А. Перовский отметил, как вопиющую ошибку слова «мрачные краски Корреджия» в критике А.Ф. Воейкова на пушкинскую поэму «Руслан и Людмила»: «Корреджия, которого одушевленная кисть оставила нам памятники, дышащие негою, легкостью и приятством, того Корред-жия, прозванного живописцем граций!»708708
  Цит по: Временник Пушкинской комиссии, М.-Л., 1963. С. 54.


[Закрыть] Впрочем, опять приав В.С.Листов, предупредивший: «Не следует преувеличивать начитанность Пушкина-лицеисга. В “Монахе” нашел отражение, пародирован русский религиозный быт, а иногда и просто быт мальчика, запертого в стенах закрытого учебного заведения»709709
  Листов В.С. К истолкованию лицейской поэмы А. С. Пушкина «Монах». В сб.: Болдинские чтения. Саранск, 2002, с. 86.


[Закрыть].

Пушкин восхищался и «сокрытой прелестью Альбана», т.е. живописцем Франческо Альбани (1577–1621) в стихотворении «К живописцу», (1815). А в других текстах («Монах», «Сон» (1816), пятая глава «Евгения Онегина») Альбани именуется «пламенным» и «нежным». Летом 1830 года в книжной витрине на Невском выставляется копия «Мадонны» Пьетро Перуджино. Пушкин пишет своей невесте Н.Гончаровой: «…Я утешаюсь тем, что часами простаиваю перед белокурой мадонной, похожей на вас как две капли воды; я бы купил ее, если бы она не стоила 40 000 рублей»710710
  Подл. по-франц. (ХIV, 104)


[Закрыть].

Продолжим нашу римскую прогулку. На том же берегу Тибра, на высоком холме у старой Аврелиевой дороги раскинулся парк, а в нем разместилась Вилла Абамелек, один из лучших садово-архитектурных ансамблей итальянской столицы. Сейчас здесь – резиденция российского посольства, а в конце ХIХ века вилла принадлежала известному русскому меценату, отпрыску древнего грузинско-армянского рода, князю Семёну Семёновичу Абамелеку-Лазареву (1862–1916). В 2004 году на территории виллы ее бывшему владельцу установлен памятник711711
  Существует и другое написание фамилии владельца виллы: Абамалек. См.: Adamiscina Olga Villa Abamelek. Roma, Finmeccanica, 1992; Adamiscina Olga I Demidov e Villa Abamelek, in: I russi e l’Italia, a cura di Vittorio Strada. Milano: Scheiwiller, 1995, p. 155–166. Benocci Carla Villa Abamelek. Еdizioni Gabriele Mazzotta, Milano, 2001, русский перевод: Беноччи Карла Вилла Абамелек. Тодаре эдиторе. Лугано-Киев, 2002; Коковцев П.К. Памяти князя С.С. Абамелек-Лазарева. Отд. отт. из Записок Восточного отделения Русского Археологического общества. Пг., 1917. С.1–2. Духовное завещание кн. С.С. Абамелек-Лазарева 21 октября 1917 года, накануне Октябрьского переворота, было обнародовано и утверждено к исполнению Петроградским окружным судом. 9 марта 1919 года вилла была записана в Римском кадастре за княгиней, а после ее кончины за Российской Академией художеств. См. также: Ипполитова Г., Кашперович В. Владельцы «Виллы Абамелек». – СПб.: «Нестор-История», 2005.


[Закрыть].

Фамилия князя для Пушкина – «не пустой для сердца звук». Это его родственнице княжне Анне Давыдовне Абамелек (1814–1889) поэт написал в альбом трогательный мадригал:

 
Когда-то (помню с умиленьем)
Я смел вас нянчить с восхищеньем,
Вы были дивное дитя.
Вы расцвели: с благоговеньем
Вам ныне поклоняюсь я.
За вами сердцем и глазами
С невольным трепетом ношусь
И вашей славою, и вами,
Как нянька старая, горжусь712712
  Фрейлина Анна Абамелек-Баратынская стала впоследствии переводчицей Пушкина и других русских поэтов на иностранные языки. См.: Базиянц А.П. Над архивом Лазаревых. М.: Наука, 1982. С.78–93, 148–152. См. также: Стефанович В. Переводчица русских и немецких поэтов // Русская литература, 1963, № 4, с. 142–151; Черейский А А. Воспетая Пушкиным // Работница, 1967, № 12, с. 24–25; Михайлова О. И. Портреты А. Д.Абамелек // Временник Пушкинской комиссии, вып. 20, с. 65–89.


[Закрыть]. (1832; III, 285)
 

Продолжим, однако, наш маршрут. В центре Рима, неподалеку от красавицы-площади Пьяцца-дель-Пополо, есть переулок, носящий имя Антонио Кановы (1757–1822), прославленного скульптора, старшего современника Пушкина. Сохранился украшенный мраморными фрагментами дом, где находилась его мастерская. А первая его римская студия располагалась во дворе массивного Дворца Венеции, на одноименной площади. Вспомним, что для Пушкина Италия – это и край,

 
Где в наши дни резец Кановы
Послушный мрамор оживлял… (1828; III, 96)
 

В одном из первоначальных вариантов этих строк есть черновая запись:

 
И где живой резец Кановы
Боргезе <двери?> открывал… (III, 646)
 

Или:

 
<Боргезе ножки воскрешал>
 

Пушкин проявил поразительную осведомленность: именно для дворца Боргезе Канова в 1807 году изготовил великолепный мраморный портрет сестры Наполеона «Паолина Боргезе в образе Венеры», ставший украшением римской картинной галереи Вилла Боргезе. В начале ХIХ века тогдашний владелец виллы князь Камилло Боргезе женился на Паолине Бонапарт, экстравагантной и красивой женщине. Она согласилась позировать полуобнаженной знаменитому и модному тогда Канове, изобразившему ее в виде Венеры-победительницы с яблоком Париса в руке. Работа Кановы вызвала «скандал в благородном семействе» Боргезе, и сначала ее показывали лишь близким друзьям, по вечерам, при свете свечей. К гению Кановы вполне можно отнести слова импровизатора-итальянца из «Египетских ночей»: «Всякий талант неизъясним. Каким образом ваятель в куске мрамора видит сокрытого Юпитера и выводит его на свет, резцом и молотом раздробляя его оболочку?» (1835). Этот замечательный образ Пушкин в свою очередь «позаимствовал» из одного из сонетов Микеланджело713713
  Предположительно, речь идет о сонете 236-b (ок.1550 г.), где есть такие строки: «Затем, чтоб в грубом камне мысль предстала, / Резец и молот проявляют рвенье / И порождают дивное творенье, / Изъяв из глыбы вечные начала». Цит. по: Микеланджело Буонарроти. Я помыслами в вечность устремлен. Стихотворения в переводе Александра Махова. М.: Летопись, 2000. С.245.


[Закрыть].

Пушкин хорошо знал творчество Кановы по работам итальянского скульптора, хранившимся в Эрмитаже и в ряде загородных дворцов Петербурга714714
  В ХVIII–ХIХ веках практически все знаменитые итальянские живописцы и ваятели, от Франческо Гварди до Антонио Кановы получали прямые заказы из России, причем в роли ценителей их мастерства выступали не только императорский двор, но и сливки российской элиты – князья Антиох Кантемир и Владимир Юсупов, графы Михаил Воронцов и Николай Румянцев. См.: Андросов С.О. Русские заказчики и итальянские художники. СПб.: Изд. «Дмитрий Буланин», 2002.


[Закрыть].

История не знает сослагательного наклонения. Но Пушкин, если бы все-таки приехал в Рим, наверняка бы стал завсегдатаем расположенного на Виа-дей-Кондотти, близ площади Испании, старинного кафе «Греко», любимого приюта иностранной артистической богемы. Его основал в 1760 году предприимчивый грек Никола, гоголевский тезка. По преданию, некий аббат привел сюда как-то одного из пушкинских «знакомцев», молодого венецианца Джакомо Казанову. Гоголь написал за одним из столиков кафе «Греко» большую часть «Мертвых душ», бывали здесь Гёте, Байрон, Вагнер, Лист, Мицкевич, Торвальдсен, Андерсен, Стендаль, позднее – Шопегауэр, Бизе и Гуно. В пушкинские времена здесь собирались многие члены русской колонии в Риме: художники Александр Иванов, Фёдор Иордан и Карл Брюллов, захаживал Василий Жуковский, дипломаты, путешественники. Сюда даже доставляли почту для русских художников и гостей. В конце ХIХ века в соседнем здании, балкон которого выходит на площадь Испании, Модест Чайковский писал для своего великого брата-композитора либретто знаменитых опер «по мотивам» Пушкина. Кафе «Греко», между прочим, считается третьим «по старшинству» в Европе: раньше его были созданы только парижские «Прокоп» (1686) и «Флориан» (1720). Это одно из немногих в мире «предприятий общественного питания» (извините за канцеляризм), где установлена мемориальная доска. В России я помню только ресторан «Славянский базар», там Станиславский с Немировичем задумывали МХАТ, да несколько кофеен и трактиров, «примазавшихся» к славе Пушкина, – кондитерская Вольфа и Беранже на Невском, Демутов трактир на набережной Мойки, тоже в Петербурге, и, наконец, дом на месте харчевни итальянского купца Гальяни в Твери… Все они, как и кафе «Греко», «охраняются государством», и больше никем.