Текст книги "«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы"

 
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
 

А.С. Пушкин

Самым глубоким знатоком русской литературы и особенно Пушкина показал себя, еще в начале 20-х годов, Этторе Ло Гатто (1890– 1983), ставший со временем самым крупным итальянским научным и моральным авторитетом в этой области. Жизнь этого выдающегося филолога и искусствоведа ХХ века, неизмеримо сблизившего Италию с миром русской культуры, у нас известна, пожалуй, только узким специалистам. В 13-летнем возрасте он неожиданно для всех написал (и опубликовал в Ливорно) «географический» роман в нескольких частях «I misteri della Siberia» («Тайны Сибири»), записки о вымышленном путешествии в Россию. Оказалась, что это – любовь на всю жизнь. Полный список пушкинских работ Ло Гатто занимает не одну страницу, он первым в Италии выпускал журнал «Russia», создал и возглавил университетскую кафедру русской литературы и воспитал несколько поколений итальянских славистов. Мне довелось лишь один раз встретиться с проф. Ло Гатто, в то время уже всеми почитаемым «патриархом», в декабре 1977 года, в Риме, на конференции в Академии дельи Линчеи. Надеясь не утомить читателя пространными выдержками, хочу предоставить слово самому ученому, который рассказал о деле всей своей жизни в мемуарных заметках, вышедших в 1976 году в итальянском издательстве «Mursia» и переведенных на русский язык 16 лет спустя под редакцией дочери писателя Анны Ло Гатто Мавер. Именно в этой маленькой книжке, написанной в возрасте 86 лет, он поведал обо всех важнейших событиях собственного творческого пути, высшим достижением в котором считал прикосновение к миру Пушкина. В предисловии Ло Гатто подводит итог: «В течение, по крайней мере, части своей жизни я оказался главным действующим лицом в ситуации, которую позже назвали рождением итальянской русистики»10171017
  Ло Гатто Этторе. Мои встречи с Россией. Перевод Каролины Гладыш и Ирины Дергачёвой. М.: Кругъ, 1992. С.7. Далее цитаты даются по этому изданию, сверенному с оригиналом: «I miei incontri con la Russia». См. также: Maver Anna. Ettore Lo Gatto – puskinista (Э.Ло Гатто – пушкинист), in: Alessandro Puškin nel 150-mo anniversario, Roma, 1949, pp. 155–166.


[Закрыть].

Ло Гатто в начале 20-х годов основывает в Неаполе журнал «Россия», вокруг него начали объединяться молодые коллеги-энтузиасты – Риккардо Пиккио, Федерико Вердинуа, Джованни Мавер, Пьеро Гобетти и другие. «Именно в двадцатые годы, – пишет Ло Гатто о своей поездке в Прагу, – во мне созрело страстное увлечение Пушкиным, из которого я отважился уже перевести в прозе “Евгения Онегина”. То, что для русских эмигрантов Пушкин являлся символом неразрывности их связи с родиной, то, что они часто собирались во имя Пушкина и печатали о нем статьи и книги, воодушевило меня на углубленное изучение “моего” Пушкина, и в 1937 году, в столетнюю годовщину его смерти, я опубликовал перевод того же “романа в стихах”, – в стихах же».

Огромное значение для становления Ло Гатто-пушкиниста стала его встреча и дружба с замечательным русским поэтом Вячеславом Ивановым, жившим в Италии. Они встречались в середине двадцатых годов в римском кафе «Aragno» (сейчас не существующем): «Возможно, посредником в этой встрече была Ольга Резневич-Синьоррелли, биограф и близкая подруга Дузе; римский дом Ольги прежде всего благодаря ее русскому (а вернее, прибалтийскому) происхождению и исключительному гостеприимству был весьма притягательным для писателей и художников. Не исключаю, что ближе сойтись с Ивановым помог и устроенный мною позже скромный прием по случаю очередного пребывания в Риме Дмитрия Мережковского и его жены, поэтессы Зинаиды Гиппиус. Моя жена (Зоя Матвеевна Воронкова, – А.Б.) как истинная россиянка превратила наш дом, богатый только книгами да самоваром, в этакий “русский уголок”, где говорили исключительно по-русски… Познакомившись с Ивановым, я, будучи специалистом по русской литературе, писал о нем как о поэте, обнаружив к тому же, что любимейшим его поэтом был Пушкин, к которому я обратился еще в 1922 году скромным переводом в прозе «Евгения Онегина»… Встреча в кафе Aragno положила начала моей дружбе с великим поэтом-символистом, отчасти… благодаря тому, что я решился просить Иванова оценить работу, которой в ту пору занимался».

Далее Ло Гатто поясняет: «Работа эта была задумана давно: речь шла о том, чтобы преодолеть в себе изначальное неприятие стихотворного перевода. Короче: я начал полусерьезно-полушутя переводить пушкинского “Онегина”. Когда я встретился с Ивановым в кафе Aragno, у меня было при себе несколько строф нового перевода, в котором я пытался не столько найти итальянский эквивалент содержанию пушкинского стиха, сколько, прибегнув к одиннадцатисложнику, сохранить живой пушкинскую строфу из четырнадцати строк, которую я определил как ритмическую систему между сонетом и октавой… Очевидно, они произвели на него впечатление, ибо он захотел послушать еще и пригласил меня к себе, чтобы поговорить о возможности работы над моим дерзким замыслом.

Так я начал посещать дом Иванова до тех пор, пока в 1936 году перевод не был закончен, это был плод настоящей одержимости и многих ночей без сна; порой я пробуждался и вскакивал, чтобы записать осенивший меня итальянский эквивалент. Приходя к Иванову, я не только читал переведенные мною строфы, мы постоянно вместе искали лучшие варианты, и Иванов, в совершенстве знавший итальянский, часто подсказывал мне не только отдельные слова и рифмы, но и целые строки, оставшиеся в переводе и настолько органично слившиеся с моими, что сегодня я не мог бы их отличить. Помню лишь некоторые из них – плоды больших мучений, потому что, например, требовалось не столько вдохновение, сколько уменье следовать за мыслью Пушкина. Помню, что, несомненно, Иванову принадлежат стихи в начале ХLIХ строфы первой главы:

 
Adriatici flutti, o Brenta! Tarda
Al poeta d’udir l’incantatrice
Vostra voce, al cui suono ancor ritarda
L’ispirazione nel suo cuor felice10181018
  Адриатические волны, о Брента! Нет, увижу вас / И, вдохновенья снова полный, / Услышу ваш волшебный глас!


[Закрыть].
 

В этих строках Пушкин, который так стремился в Италию, но не получил на это разрешения, выразил тщетные свои надежды. Иванов, на себе испытавший в молодости чарующий, вдохновляющий зов Италии, сумел лучше меня распознать его в стихах своего великого соотечественника. Но только тот, кто отваживался переводить в стихах произведения великого поэта, может до конца понять, чего стоило найти рифму ritarda и tarda или наоборот!.. В предисловии к переводу, который был напечатан в издательстве «Bompiani» по случаю столетия смерти поэта в 1937 году, Иванов, в целом, хвалил его, отметив, что перевод «не только с точностью объясняет смысл оригинального текста, но и передает также каждый оттенок и тонкость, каждый образ и фигуру, каждое изменение тона и темпа, каждое ритмическое движение, каждое чередование речитатива и напевности». И далее Ло Гатто рассказал о работе Вяч. Иванова над блестящей статьей Gli aspetti del Bello e del Bene nella poesia di Puškin (Аспекты красоты и добра в поэзии Пушкина), в которой дан анализ «Маленьким трагедиям»10191019
  Журналист и писатель Дмитрий Вячеславович Иванов, сын поэта, проживший в Риме большую часть своей жизни и скончавшийся здесь в 2003 году в возрасте почти 92 лет, очень много сделал для обобщения и изучения творческого наследия отца, он передал на родину, в Пушкинский Дом, большое число архивных и других редчайших материалов. Д.В. был известным ватиканистом и членом Ассоциации иностранной прессы в Италии (аккредитованный от ряда французских газет под псевдонимом Жан Невсель). Мы там нередко встречались, он не раз выказывал мне свое дружеское расположение, приглашал в старый дом на Авентинском холме, где хранилась библиотека и бумаги отца. Д.В. рассказывал о трепетном отношении Вячеслава Иванова к Пушкину, о его «римском» взгляде на пушкинское творчество, которое отсюда, из Италии, «поневоле связываешь с Европой, и величие поэта понимается по-иному».


[Закрыть].

Прошло почти 20 лет, и Ло Гатто, уже маститый профессор, получил приглашение побывать в «пушкинских местах»: «В Ленинграде, где в те дни я, как никогда, чувствовал атмосферу старого Петербурга («Люблю тебя, Петра творенье…»), в Пушкинском Доме Академии наук на торжественном собрании, посвященном поэту, я рассказал об идеи книги, над которой работал: «Пушкин. История поэта и его героя», которую опубликовал три года спустя10201020
  Lo Gatto Ettore. Puškin. Storia di un poeta e del suo eroe. Milano: Mursia, 1959. Через год этот труд «за критическую концепцию, оригинальность замысла и композиции» получил итальянскую литературную премию Виареджо. Новым словом в итальянской пушкинистике стала также его работа «Онегин как лирический дневник Пушкина» (Lo Gatto Ettore, L’Onegin come diario lirico di Puškin, in: Analecta slavica, Amsterdam, 1955.


[Закрыть].

Получив одобрение дорогих мне пушкинистов, среди которых были Борис Томашевский, Михаил Алексеев и Борис Городецкий, я отбыл в Михайловское. Здесь встретился с Семёном Гейченко, директором Пушкинского заповедника – настоящего святилища… В статье, написанной вскоре после моего визита, Гейченко вспоминал, что я отправил потом для библиотеки музея старинное издание Альфиери, так как экземпляр, который держал в руках Пушкин, – исчез»10211021
  См.: Букалов А.М. «В глуши, во мраке заточенья» (Интервью с С. Гейченко). В мире книг, 1983, № 1.


[Закрыть].

Рассказывая о трех встречах с Анной Ахматовой, Ло Гатто вспоминает другой свой визит в город на Неве: «И во время встречи в 1960 году я тоже вспоминал Пушкина: тогда я уже мог безусловно считать себя пушкинистом, ибо я не только перевел в стихах “Онегина”, но и опубликовал свою книгу Puškin. Storia di un poeta e del suo eroe, которую вручил Ахматовой в 1964 году, когда она была в Италии и ей присудили поэтическую премию “Таормина”».

И еще одно, последнее свидетельство, тоже связанное с Пушкиным. Ло Гатто вспоминает свой разговор в Переделкино с Борисом Пастернаком: «…Вспомнив Пушкина, оттолкнувшись от которого Пастернак рассказал мне содержание романа (речь идет о неопубликованном еще в то время “Докторе Живаго” – А.Б.), я спросил его, не воспользовался ли он отступлениями. Вопрос был не праздный, в ближайшие дни мне предстояло в Пушкинском Доме Академии наук в Ленинграде затронуть тему, для меня близкую: отступления, образующие структуру “романа в стихах” “Евгений Онегин”, и мне представлялось, что “Доктор Живаго” был скорее “поэмой в прозе”, нежели романом; утверждение небезосновательное, хотя Пастернак всегда настаивал, что “Доктор Живаго” – это роман, и только роман. Что касается отступлений, то одно из них, несомненно авторское, я нашел позже в “духовном дневнике” Юрия Андреевича Живаго…»10221022
  См. также: Фатеева Н.А. Пастернак и Пушкин. Путь к прозе // Рус. яз. за рубежом. 1994. №4. С. 94–100.


[Закрыть]

Борис Леонидович в тот день подарил итальянскому гостю свой портрет и только вышедший перевод «Фауста» с посвящением: «Дорогому поэту и ученому Этторе Ло Гатто в благодарность за чудесный день, который я провел с ним 27-го мая 1956 г. на даче в Переделкино, и за его рассказы и сообщенные мысли и чувства. От всего сердца, Б. Пастернак». Здесь заканчиваются избранные нами отрывки из воспоминаний Ло Гатто «Мои встречи с Россией». Пройдет меньше года, и роман Пастернака, принесший ему столько славы, горя и Нобелевскую премию, будет издан – впервые в мире – в Италии, в миланском издательстве «Фельтринелли».

Переводчики – почтовые лошади просвещения.

А.С. Пушкин

Как мы убедились, самое главное пушкинское творение – его роман в стихах – не сразу нашло дорогу к итальянскому читателю. Первый художественный пересказ (в прозе), озаглавленный «Eugenio Anieghin» («Эудженио Аньегин») был выполнен Л. Делатре и увидел свет во Флоренции в 1856 году. Вторая попытка, тоже прозаическая, ее предприняла двумя годами позже А. Безобразова в Ницце (без указания автора романа). И последняя итальянская публикация «Онегина» в ХIХ веке приходится на Санкт-Петербург: фрагменты романа напечатал в типографии Гольдберга в 1899 году, к столетию поэта, В. Нардуччи (Зено Романо).

Всего новейший библиографический указатель зафиксировал семь разных переводов романа на итальянский язык, плюс два отрывка из него, не считая оперных либретто, – всего 30 изданий10231023
  Puschin A. Eugenio Anieghin / Trad. L.Delatre // Racconti poetici di Alessandro Puschin poeta russo. Firenze: Felice le Monnier, 1856, рр. 73–202; Eugenio Onegin: Romanzo russo in versi / Trad. de prosa italiana della signora A.Bezobrasoff. Nizza: Tip. Caisson e Co, 1858. III, p. 228; Puškin A.S. Eugenio Anieghin / Versione metrica di G.Gassone / Zannuti, 1906; Кандель Б.Л. Переводы романа «Евгений Онегин» на иностранные языки. Библиографический указатель, под ред. Г.В. Бахаревой, в сб.: Пушкин и его современники, вып. 2 (41), СПб.: Академический проект, 2000. С.112–114; Colucci Michele. Le traduzioni italiane poetiche dell’ «Evgenij Onegin». In: Puškin europeo, a cura di Sante Graciotti. Fondazione Giorgio Cini. Venezia: Marsilio, 2001, pp. 299–304; Garzonio Stefano. Breve rassegna degli studi puskiniani in Italia, там же. С.305–317; Cavaion D. Le traduzioni italiane in versi dell’ «Eugenio Onegin» di Puškin, in: Le traduzioni dal russo, Premio cittá di Monselice per la traduzione letteraria e scientifica, Monselice, 1981, pp. 44–46; Букалов А.М. «Собранье пестрых глав». В мире книг, 1984, № 6.


[Закрыть].

Классическим итальянским изданием «Онегина» стал стихотворный перевод, сделанный проф. Ло Гатто, о котором шла речь в предыдущей главе. (Ему предшествовало комментированное издание онегинского перевода Ло Гатто в прозе, появившееся во Флоренции в 1925 году в издательстве «Sansoni».) Вышедший в 1937 году с предисловием Вячеслава Иванова, поэтический перевод Ло Гатто выдержал 11 изданий, был напечатан в Милане, Новаре, Турине, Флоренции, в том числе и после смерти ученого (например, в крупнейшем миланском издательстве «Мондадори» в серии «Классический Оскар», 1976). Эта работа получила высокую оценку критики, в том числе и в советском литературоведении10241024
  Puškin A.S. Eugenio Anieghin: Romanzo in versi / Trad. e pref. di Ettore Lo Gatto. Firenze: Sansoni, 1925 (в серии Biblioteca sansoniana straniera, № 54.); Puškin A.S. Eugenio Onieghin: Trad. e pref. di Ettore Lo Gatto; Introd. di V.Ivanov. Milano: Bompiani, 1937; См. рец.: Ласорса К. Заметки о переводе «Евгения Онегина» на итальянский язык Этторе Ло Гатто // Русская литература, 1964, № 4. С.170–174; Берков П.Н. Новое издание «Евгения Онегина» в переводе Этторе Ло Гатто // Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1969, т.28, вып. 3. С.290–291.


[Закрыть]. Проф. Микеле Колуччи, незадолго до смерти, в указанном докладе на юбилейной пушкинской конференции (Рим, 1999), оценивая уровень знакомства итальянского читателя с «Евгением Онегиным», назвал перевод Ло Гатто «непревзойденным».

В 1960 году вышел в свет «Евгений Онегин» в прозаическом переводе уже упоминавшегося нами проф. Эридано Баццарелли, с параллельным русским текстом10251025
  Puškin A.S. Eugenij Onegin. / Trad. Eridano Bazzarelli. Milano: Rizzoli, 1960. Серия Biblioteca universale. Повторные издания: 1985, 1995, 1996.


[Закрыть]. Переводу предпослана большая (70 страниц) статья о жизни и творчестве поэта, список избранной библиографии и выразительная подборка иконографического материала, с портретами, в том числе самого Пушкина и его окружения, и – впервые – с факсимильно воспроизведенными отдельными листами пушкинских рукописей, а также с изображениями (гравюры и фотографии) пушкинских мест (Петербург, Одесса), репродукции картин К. Брюллова и И. Репина. Завершает издание (в имеющемся у меня варианте 1985 года) достаточно подробный 130-страничный комментарий, в котором использованы новейшие достижения пушкинистики (от В. Набокова до Ю. Лотмана).

Последним по времени итальянским переводом Онегина, (верлибром) стало венецианское издание в серии «Betulle» (Березки), выполненное Пиа Пера в 1996 году, с ее же вступительной статьей, примечаниями, русским параллельным текстом и автопортретом Пушкина на обложке10261026
  Puškin A.S. Evgenij Onegin: Romanzo in versi / A cura di Pia Pera. Venezia: Marsilio, 1996.


[Закрыть].

По поводу этого перевода М. Колуччи заметил: «Все, кто берет на себя труд переложить на итальянский текст такой сложности и трудности, не говоря уже об объеме, как “Евгений Онегин”, уже заслуживают уважения и симпатии. И наша переводчица, славист и литератор, в этом смысле не составляет исключения. Утверждая это, отметим, что результаты, достигнутые Перой, вызывают чувство глубокого недоумения»10271027
  Colucci Michele. Le traduzioni italiane poetiche dell’ «Evgenij Onegin». In: Puškin europeo, a cura di Sante Graciotti. Fondazione Giorgio Cini. Venezia: Marsilio, 2001, p. 302. Отметим и газетную рецензию: Placido Beniamino. Breve storia di Eugenio Oneghin, un capolavoro intraducibile (Краткая история «Евгения Онегина», непереводимого шедевра), in: La Repubblica, Roma, 14.06.1996.


[Закрыть].

Двумя десятилетиями раньше весьма заметную и трудоемкую попытку ознакомить итальянцев с «достоверным и точным» стихотворным переводом «Онегина» предпринял Джованни Джудиче10281028
  Puškin A.S. Evgenij Onegin / Trad. in versi italiani di Giovanni Giudice. Introduzione e note di Giovanna Spendel. Milano: Garzanti, 1975. Серия Grandi libri. Последующие издания: Milano: Garzanti, 1980; Milano: Garzanti, 1983, 1983 (серия Poesia); Издание пересмотренное и исправленное: Milano: Garzanti, 1987; см. также: Samona G.P. L’ «Onegin» tradotto da Giudici: riflessioni di metodo sulle traduzioni di poesia, in: Ricerche Slavistiche, № 24–26, 1977–1979, pp. 219–230; Джудичи Д. Мой Онегин. О работе над переводом романа «Евгений Онегин» на итальянский язык. – Литературное обозрение. 1987. № 2. С.20–22. Рецензию на одно из последних изданий перевода Джудичи, которые продолжают регулярно выходить, см: Raboni Giovanni. Giudici e Puškin, un confronto in versi (Джудичи и Пушкин: сопоставление в стихах), in: Corriere della sera, Milano, 6.06.1999, p. 35


[Закрыть].

Работа, действительно, проведена огромная, труд этот отнял много лет жизни, но придирчивых специалистов не удовлетворил. Для примера сошлюсь на мнение моей учительницы, одного из ведущих современных экспертов по теории и практике перевода, проф. Юлии Добровольской, дважды лауреата Государственной премии Италии. В свое время в ее переводе вышли в Москве книги ведущих итальянских современных прозаиков – Альберто Моравиа, Леонардо Шаша и многих других, за последние 20 лет она перевела в Милане на итальянский множество прекрасных русских книг. Недавно, например, впервые на итальянском вышла в ее переводе классическая книга К. И. Чуковского «Высокое искусство». Добровольская уже двумя изданиями опубликовала здесь оригинальный учебник «Азбука перевода». Как реликвию храню толстую студенческую тетрадь с записями ее лекций по переводу, читанных в МГИМО, страшно подумать, сорок с лишним лет назад10291029
  См.: Kornej Cukovskij La traduzione: una grande arte, Milano: 2003; Добровольская Ю.А. Практический курс итальянского языка. М.: Изд-во Междун. отношения, 1960. (13 изданий); Добровольская Ю.А. Карманный итальянско-русский словарь. М.: Гос. изд-во иностр. и национ. словарей, 1959 (плюс 10 изданий); Добровольская Ю.А., Мизиано М.А. Карманный русско-итальянский словарь. М.: Русский язык, 1962 (плюс 9 изданий); Добровольская Юлия. Большой русско-итальянский и итальянско-русский словарь. Milano: Ulrico Hoepli Editore, 2000; Dobrovolskaja Julia Il russo per italiani. Corso pratico. Milano: Cafoscarina, 1991, 1998; Dobrovolskaja Julia Il russo. ABC della traduzione. Milano: Cafoscarina, 1993, 1997; см. также: Venturi Marcello Via Gorkij 8 interno 106. Torino: Societá Editrice Internazionale, 1996 (беллетризированная биография Ю.А. Добровольской). Книга Ю.А. Добровольской «Post Scriptum. Вместо мемуаров» была опубликована в конце 2006 года в издательстве «Алетейя» (с предисловием М.О. Чудаковой) и одновременно по-итальянски в венецианском «Cafoscarina» и вызвала большой интерес читателей.


[Закрыть].

Уверенный в том, что размышления Ю.А. Добровольской представят интерес для всех внимательных читателей, позволю себе процитировать ее, как всегда обстоятельное, письмо-рецензию, написанную специально для этой книги по просьбе автора. Вот ее главное впечатление от знакомства с переводом Джудичи: «Лишний раз поскорбела: non ci siamo (это не то), даже отдаленно. Вымученные, неинтересные стихи, – так и остается непонятным, почему “Евгений Онегин” – шедевр, а Пушкин – гений.

Как нас учит старик Чуковский, не столь важны словарные ошибки, сколь искажение духа, стиля подлинника. Увы, именно это и наблюдается в переводе Джудичи. Говорят, для русского человека итальянский силлабический стих звучит как проза, а итальянцы воспринимают русский ямб как удары, отбиваемые метрономом. Это верно, покуда не появляется конгениальный автору переводчик – Наум Гребнев, Борис Пастернак, Николай Заболоцкий, уже не говоря о Михаиле Лозинском».

И далее скрупулезная Ю.А. составила таблицу неточностей по начальным стихам первой главы романа. Выглядит она так:

У Пушкина: «Но так и быть, рукой пристрастной прими собранье пестрых глав»

У Джудиче: «…Con la mano indulgente». Как надо: esigente…

У Пушкина: «простонародных, идеальных»

У Джудиче: «alla buona, soffisticati». Как надо: popolari, perfetti…

У Пушкина: «когда не в шутку занемог»

У Джудиче: «quando davvero s’é ammalato» Как надо: gravemente…

У Пушкина: «Не отходя ни шагу прочь»

У Джудиче: «Mai un passo potendo fare». Как надо: Senza staccarsene d’un passo…

У Пушкина: «Так думал молодой повеса»

У Джудиче: «Cosi pensava un giovan signore». Как надо: un perditempo…

У Пушкина: «Мы все учились понемногу /Чему-нибудь и как-нибудь»

У Джудиче: «Abbiamo appreso poco a poco». Как надо: abbiamo studiato alla meglio…

У Пушкина: «Ученый малый, но педант»

У Джудиче: «Giovane colto, ma svagato». Как надо: ma la pensava a modo suo (или: ma di idee sue)…

У Пушкина: «Высокой страсти не имея / Для звуков жизни не щадить»

У Джудиче: «Gran passione non sentiva / A tormentarsi per dei suoni». Как надо: immolarsi per la poesia…

У Пушкина: «Всего, что знал еще Евгений, / Пересказать мне недосуг…»

У Джудиче: «…non ho pazienza». Как надо: non ho tempo…

У Пушкина: «… его тоскующая лень»

У Джудиче: «I suoi angoscianti pensieri». Как надо: la sua tormentata pigrizia

У Пушкина: «И недоверчивый старик»

У Джудиче: «e il sospettoso per etá». Как надо: e un anziano sospettoso…

У Пушкина: «Бывало он еще в постеле»

У Джудиче: «Per lo piú ancor a letto». Как надо: Stava ancora a letto…

У Пушкина: «Там детский праздник»

У Джудиче: «Qui d’un bambino la festa». Как надо: una festa per bambini…

У Пушкина: «Его бобровый воротник»

У Джудиче: «Il suo bavero di pelliccia». Как надо: di castoro… и так далее»10301030
  Добровольская Ю.А. Заметки на полях «Онегина». Публикуется впервые. Цитируется по рукописному тексту (Милан, 19 марта 2004 года), с любезного разрешения автора.


[Закрыть].

Все это конечно, не в упрек Джудиче. Он сделал все что мог. Это лишь еще один урок высокой требовательности и профессионализма, качеств, необходимых в любом деле, особо важных в деликатном и тонком процессе перевода. Тем более Пушкина.

Хорошо еще, что Ю. Добровольская не взяла на себя труд сделать обратный перевод текста Джудиче на русский. Скорее всего, получилась бы абракадабра, вроде описанной Корнеем Ивановичем Чуковским: «Я вспоминаю пятистишье Пушкина, переведенное на немецкий язык и с немецкого обратно на русский:

 
Был Кочубей богат и горд.
Его поля обширны были,
И очень много конских морд,
Мехов, сатина первый сорт
Его потребностям служили»10311031
  Чуковский К.И. Высокое искусство. О принципах художественного перевода. М.: Искусство, 1964. С.50.


[Закрыть].
 

Валентин Непомнящий, писатель и пушкинист, в интервью парижской газете «Русская мысль» очень образно подметил: «Почему поэзию Пушкина невозможно перевести на другие языки? Потому что перевод напоминает работу портного, перешивающего платье: все распарывается по швам, детали кроя подгоняются по другой фигуре и сшивается заново. А Пушкин не поддается такой операции, он сделан как-то особенно, без швов»10321032
  Феномен Пушкина. Интервью с В.С. Непомнящим. Русская мысль, № 4199, Париж, 27 ноября–3 декабря 1997. С.11.


[Закрыть].

Сам Пушкин чрезвычайно ответственно подходил к своим переводческим занятиям и по праву считается основателем этого вида литературной деятельности в России (и этого тоже!), хотя у него были именитые предшественники. «Переводчик от творца только именем рознится», – вот недостижимый идеал перевода, предложенный Василием Тредиаковским еще в середине ХVIII века. Пушкин оставил нам ряд высокопрофессиональных замечаний, свидетельствующих о его глубоком проникновении в суть этого искусства. В частности, по поводу пресловутого буквализма, Пушкин записал: «Стараясь передать Мильтона слово в слово, Шатобриан однако не мог соблюсти в своем преложении верность смысла и выражения. Подстрочный перевод никогда не может быть верен» (ХII, 144).

После такого краткого отступления, необходимого в любом рассказе, вернемся к истории пушкинского «бытования» в Италии.

 
Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, все кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И взвившись занавес шумит.
 

А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

Наш путь лежит в прекрасный и всегда немного таинственный театральный мир. По всему Апеннинскому сапогу, от Бари до Милана, рассыпано созвездие замечательных итальянских оперных театров, бывших княжеских и королевских, сейчас просто областных и коммунальных, больших и маленьких, но всегда элегантных, одетых в бархат и золото, с расписными плафонами и роскошными люстрами из венецианского стекла, просторными ложами, порой похожими на гостиную, со сценами, оборудованными старинными машинами, с расшитыми занавесями и подмостками, на которых пели замечательные певцы и певицы, прославившие итальянскую оперу, с оркестровыми ямами, где играли замечательные музыканты и дирижировали великие композиторы. Уютные и нарядные, оперные театры всегда были центром притяжения и украшением итальянских городов. Об их солистах слагали легенды, имена дирижеров высекались на мраморе мемориальных досок, а толпа зрителей в концерте или в опере и по сей день, как правило, – самое нарядное и торжественное сборище.

Как сам Пушкин учил «звуки италианские» из кресел одесского (а также петербургского и московского) оперного театра, так и в наши дни, продолжая сию традицию, жители «Авзонии счастливой» чаще всего познают содержание многих пушкинских творений, слушая знаменитые русские оперы на его сюжеты. Поэзия и литература через музыку и бельканто – вот истинно итальянский способ приобщения к искусству! Именно оперная сцена стала для итальянцев, как и для многих других зарубежных меломанов, одним из основных источников знакомства если не вообще с творчеством Пушкина, то хотя бы с сюжетами отдельных его произведений.

Сам по себе этот метод не назовешь очень удачным. Язвительный Владимир Набоков в эссе «Пушкин, или Правда и правдоподобие» едко заметил: «Бесполезно повторять, что создатели либретто, эти зловещие личности, доверившие “Евгения Онегина” или “Пиковую даму” посредственной музыке Чайковского, преступным образом уродуют пушкинский текст: я говорю преступным, потому что это как раз тот случай, когда закон должен был бы вмешаться; раз он запрещает человеку клеветать на своего ближнего, то как можно оставлять на свободе первого встречного, который бросается на творение гения, чтобы его обокрасть и добавить свое – с такой щедростью, что становится трудно представить себе что-либо более глупое, чем постановку “Евгения Онегина” или “Пиковой дамы” на сцене».

В цитированном нами указателе Б.Л. Канделя, например, названы итальянские тексты либретто «Евгения Онегина» почти все с параллельным русским текстом, начиная с 1897 года (отпечатано в Москве в переводе В.Нардуччи) и кончая пармским изданием оперного сезона 1990–1991года в переводах Р.Тедески, Б.Черназа и Ф.Сгриньони10331033
  Кандель Б.Л. Переводы романа «Евгений Онегин» на иностранные языки. Библиографический указатель, под ред. Г.В. Бахаревой, в сб.: Пушкин и его современники, вып. 2 (41), СПб.: Академический проект, 2000. С. 113.


[Закрыть].

В мою коллекцию итальянских оперных либретто последним по времени попал изящный буклет Римского оперного театра, датированный маем 2001 года. Там перечислены все спектакли оперы Чайковского в Италии начиная с 1900 года (Милан, Ла Скала) и кончая 2001 (Верона), всего 40 спектаклей, включая гастроли московского Большого театра (1973), Ленинградского Малого оперного (ныне им. М. Мусоргского), оперных театров Белграда, Остравы и Лодзя, во всех крупных городах Италии: в Риме, Милане, Неаполе, Венеции, Триесте, Генуе, Болонье, Парме, Пьяченце, Модене, Реджо-Эмилии, Равенне, Палермо, Флоренции, Турине, Мессине, Катании, Сполето и Вероне10341034
  «Evgenij Onegin». Roma, Teatro dell’ Opera, a cura di Anna Dalponte, 2001. Там же статья: Maria Rosaria Boccuni Un successo inequivoco: Evgenij Onegin o Tatiana Larina?, а также отрывки из пушкинского романа в переводе Ло Гатто.


[Закрыть].

Поскольку этим спектаклем римская опера праздновала 20 лет со дня последнего показа «Онегина» на ее сцене (1981), то по сему торжественному случаю был выпущен специальный номер иллюстрированной газеты «Журнал важных событий» с подборкой материалов, посвященных Пушкину, Чайковскому, «Онегину»10351035
  Valerij Voskobojnikov La nascita dell’ opera; Cesare De Michelis L’Oneghin fondamento della letterarura russa; Alexei Bukalov Puškin e l’Italia: Un sogno mai realizzato. In «Il Giornale dei Grandi Eventi», Anno 7-mo, № 3, 8 maggio 2001.


[Закрыть].

Но главной ценностью этой публикации для большинства зрителей стало изложение фабулы (романа и оперы), помещенное на первой странице.

Иногда незнание сюжета зрителями производит комичный эффект. В июне 2000 года с нашим любимым племянником Сашей, которому тогда было 10 лет и который каждый год добирается до Рима аж из Петропавловска Камчатского, мы поехали во Флоренцию на премьеру оперы «Евгений Онегин» в постановке местного бывшего Коммунального театра (сейчас – Teatro del Maggio Fiorentino). Саша добросовестно прочел роман перед поездкой, а большинство итальянских зрителей, очевидно, этого не сделали. И потому трогательно переживали во время сцены дуэли и гадали, кто выйдет победителем. Они, конечно, понимали, что по законам жанра главный герой не может погибнуть в середине действия, и потому в душе надеялись, наверное, на его «мировую» с Ленским. Как и современники Пушкина, первые читатели романа в стихах.

О постановке «Моцарта и Сальери» Н.Римского-Корсакова уже шла речь. Его же (и пушкинский) «Золотой петушок», как было сказано, с триумфом исполялся в Риме в ходе гастролей Большого театра в мае 2002 года. Буклет оперного театра, как всегда, был отлично оформлен: со знаменитыми иллюстрациями Ивана Билибина, музыковедческим обзором Валерия Воскобойникова, пушкинским текстом «Петушка» в переводе Томмазо Ландольфи и большой статьей, посвященной сказке, взятой из неаполитанского сборника «Пушкин и Восток»10361036
  Iljukhina Evgenia (Ильюхина Е.) Una fiaba orientale, tradotto da Maria Vignola, dal: Puškin e Oriente, a cura del prof. Sergio Bertolissi. Istituto Universitario Orientale. Napoli: M.D’Auria Editore, 2001.


[Закрыть].

Я давно пришел к выводу, что ставший сейчас популярным балет «Онегин» в постановке южноафриканского хореографа Джона Кранко (1965), получился гораздо более «пушкинской» инсценировской великого романа, чем знаменитая опера братьев Чайковских. Хотя бы потому, что в этом балете сохраняется удивительная поэтическая легкость и воздушность, пластика действия, которые во многом утеряны в опере, где текст изложен «своими словами», причем не всегда самыми удачными. Впервые московскому зрителю хореографический спектакль Кранко, на симфоническую музыку П.И. Чайковского, показали артисты прославленного Штутгартского балета (ФРГ) в 1988 году. Они выступали в элегантном зале театра Оперетты (бывшая опера Зимина, а затем филиал Большого), и всё шло прекрасно… до сцены на балу у Лариных. В публике начались смешки, а потом и откровенный хохот. Причина была в том, что постановщики спектакля одели русских дворян по своему разумению: в косоворотки и сарафаны. А поскольку коллектив Штутгартского балета по составу очень интернационален и числит в своих рядах немало чернокожих артистов, эффект оказался обратным задуманному: негры в косоворотках, танцующие под музыку Чайковского на балу в старой русской усадьбе, – это было уже слишком. В пушкинские времена, если арап и попадал на светский бал, то это был, скорее всего, сам Пушкин10371037
  См.: Букалов А.М. Балет «Онегин» на Штутгартской сцене. Временник Пушкинской комиссии, №22 (1988).


[Закрыть].

Миланский театр Ла Скала, обратившись к балету Кранко, по всей видимости, учел штудтгартский опыт. Во всяком случае миланцы в 1996 году привезли в Рим потрясающую постановку, с отличными танцовщиками – и солистами и в кордебалете, с живописными декорациями Николая Бенуа, с точными костюмами, стилизованными под ХIХ век, – изящными, в пастельных тонах. Кстати о костюмах: меня поразило решение художника – лишь один персонаж не был одет в духе времени: в черном облегающем костюме он демоном двигался по сцене среди разноцветной толпы. Это и был Евгений Онегин. Тоже вполне по-пушкински:

 
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек10381038
  Спектакль получил отличную прессу, особенно критики хвалили суперзвезду итальянского балета Алессандру Ферри, вдохновенно станцевавшую партию Татьяны. См., напр.: «Ballo per essere libera» (Я танцую, чтобы быть свободной). Alessandra Ferri all’Opera con Tatiana di «Onegin». in: Il Messaggero, 24.01.1996.


[Закрыть]… (VII, 131)
 

В той же римской Опере мне удалось послушать «Бориса Годунова» М.П. Мусоргского в декабре 1998 года. В буклете театра, кроме либретто в итальянском переводе Пьеро Фаджини и Ержи Земкова, были помещены обстоятельные статьи Даниэле Спини «Терзания Бориса», Марии Розарии Боччини «Поэт и тиран» и Абрахама Ашера «Смутное время», все с выразительными иллюстрациями, не говоря о музыковедческих материалах, посвященных истории самой оперы. В частности, там сообщалось, что в первых постановках оперы в Италии (Милан, Ла Скала, январь 1910 года, и Тревизо, ноябрь того же года) партию царя Бориса пел Федор Шаляпин. В этой же роли великий русский певец выступал и в 1929 году (Римская опера и опять Ла Скала) и в 1931 году. Всего же в Италии опера Мусоргсого прозвучала 165 раз! В тот вечер голоса и декорации были прекрасные, оркестр на высоте. Единственное недоумение вызвал пролог, «приделанный» к музыкальной драме, где из ворот Кремля выходили красноармейцы в буденовках, размахивая алым стягом. Короче говоря, «и комиссары в пыльных шлемах…». Ничего не поделаешь: издержки левацкого «историзма». Особенно была удивлена и возмущена моя мама, привыкшая в студенческие годы в Ленинграде к «каноническим» исполнениям «Бориса».

Большинство итальянцев знакомились с пушкинской драмой «Моцарт и Сальери» благодаря ставшей популярной на Апеннинах опере Николая Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери». Она заняла особое место в итальянском пушкинском репертуаре, хотя бы потому, что затрагивает судьбу композитора, которого здесь не без оснований считают одним из национальных гениев Италии.

Приведу несколько хроникальных свидетельств. В ноябре 1993 года опера Римского-Корсакова была исполнена на сцене театра им. Джоакино Россини в городе Луго (провинция Равенна). Постановщиком выступил известный итальянский режиссер Антонио Тальони. В спектакле были заняты молодежный симфонический оркестр им. Артуро Тосканини под управлением американского дирижера Герберта Хандта и солисты театра, выступившие в заглавных ролях: тенор Эцио Ди Чезаре (Моцарт) и бас Грациано Полидори (Сальери). Сценическое оформление и костюмы художника Улисса Сантикки. Несмотря на непривычные для здешних мест холода и снег, запорошивший улицы города Луго, барочный зал средневекового театра был полон. Зрители, приехавшие на премьеру из разных уголков Северной Италии, с огромным интересом внимали диалогу героев пушкинской драмы и музыке русского композитора. Несколько раньше (1989) советский фильм Вадима Курчевского «Легенда о Сальери» получил диплом на международном кинофестивале детских и юношеских фильмов в Джиффони-Валле-Пьяна, на юге Италии.

В октябре 1999 года Дни русской культуры в Милане, прошедшие по инициативе Д.С. Лихачёва и приуроченные к 200-летию Пушкина, начались в местной консерватории им. Верди исполнением вариаций по мотивам оперы «Моцарт и Сальери» оркестром «Pomeriggi musicali». Следующая запись касается уже не оперы, а самой драмы Пушкина. В сентябре 1995 года знаменитый литовский театральный режиссер Э. Некрошюс с блеском показывает свою постановку «Моцарта и Сальери» на Сицилии. В год 250-летия Антонио Сальери римской театральной публике была предложена новая драматическая версия пьесы – работа московского режиссера Анатолия Васильева, представившего в римском театре «Валле» свое прочтение трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери». Оригинальная сценография самого постановщика в содружестве с художником Игорем Поповым, прекрасные костюмы Владимира Ковальчука и блестящая музыкальная ткань драмы (хор и струнный ансамбль под руководством Татьяны Гринденко исполнили «Реквием» Владимира Мартынова) превратили спектакль Васильева в подлинное событие театрального сезона итальянской столицы. Гастроли Школы драматического искусства А.Васильева прошли в рамках «Осеннего театрального фестиваля» на берегах Тибра. Критика высоко оценила оригинальную постановку москвичей, а споры о виновности самого Сальери остались за рамками рецензий10391039
  В конце октября 2005 года в миланском драмтеатре «Делла Мемория» режиссер Данило Карава прекрасно поставил маленькую трагедию Пушкина, роль Сальери исполнил Лоренцо Кастеллуччо, Моцарта – Винченцо Де Майо.


[Закрыть]. На Апеннинах показан практически весь классический «пушкинский» оперный репертуар. Есть более редкие постановки, такие как «Мазепа» Чайковского или «Золотой петушок» Римского-Корсакова. В последний раз, как уже отмечалось, его привозил в Рим московский Большой театр в марте 2002 года (в постановке 1988 года, осуществленной Евгением Светлановым). В фойе театра (где распространяли либретто, переведенное на итальянский Феделе Д’Амико при участии Джованни Буттафава), кроме министра иностранных дел России Игоря Иванова, я встретил также 90-летнюю Марину Фёдоровну Шаляпину, дочь великого певца, живущую в Риме. Итальянская пресса отметила, что «Золотой петушок» – это поистине русская национальная классика, самое сложное и загадочное из всех произведений Римского-Корсакова»10401040
  Il Messaggero, Roma, 5.03.2002.


[Закрыть]. А «Пиковая дама» – частая гостья на итальянской оперной сцене. В свое время новаторская ее постановка в парижской опере, осуществленная Юрием Любимовым (1979), вызвала гневную отповедь дирижера Большого театра А.Жюрайтиса на страницах газеты «Правда». С тех пор времена и порядки сильно изменились, и «Пиковую даму» уже можно ставить, как душе заблагорассудится, не боясь партийного окрика. Некоторые экспериментальные постановки, правда, по-прежнему не получают одобрения у опытных профессионалов. Для примера – маленький рассказ о «Пиковой даме» летнего сезона 1996 года. Ее поставил в том же Флорентийском экс-коммунальном театре Лев Додин, очень популярный не только на родине, но и в Италии питерский режиссер, удостоенный здесь европейской театральной премии «Таормина-Этна». Знаменитая опера была написана Чайковским буквально в двух шагах от этого самого театра – в гостиничном номере на набережной реки Арно. Додин сознательно ввел в свой спектакль перекличку с флорентийским ландшафтом: на сцене были установлены копии статуй, украшающих мосты через Арно, их композитор видел из окна своей комнаты… В драматургии спектакля Лев Додин, как ему казалось, максимально приблизился к пушкинскому замыслу. Итальянские зрители приняли эту работу с благодарным восхищением. За обедом в римской траттории мы рассказали приехавшим накануне в Италию М.Л. Ростроповичу и Г.П. Вишневской о своих флорентийских впечатлениях. Моя жена Галя заметила, что постановка «Пиковой дамы» получилась просто прекрасная, очень «пушкинская» в том числе и потому, что действие начинается в Обуховской психиатрической больнице, где Германн вспоминает всю произошедшую с ним историю. Г.П.Вишневская была искренне возмущена таким дилетантизмом и пояснила, что опера Чайковского и повесть Пушкина – «две большие разницы» и вот почему: «у Пушкина главный герой любит деньги, а у Чайковского – Лизу». И знаменитая певица добавила: «Это совершенно разные эмоции; нельзя петь воспоминание с такой же страстью, как сиюминутное переживание. Получается ловушка для певца». В устах Галины Павловны, сотни раз исполнявшей партию Лизы, это прозвучало убедительно. Мстислав Леопольдович в разговор не вмешивался. Итальянцы же о таких тонкостях понятия не имели, и поэтому, наверное, додинская «Пиковая дама» получила отличную прессу.