Текст книги "Броуновское движение"

Моему тестю пришло письмо от двоюродного брата. Я, в глубине души не мысля себя вне политики, решил внести посильный вклад в политическую жизнь и привести это письмо полностью. Перед очередными выборами. Бобу хотели от электората? Будет вам бонба. Ловите. Имена изменены.

«Здравствуй, Станислав Петрович! Пишу тибе я, Савелий с Украини. Пишу на русском языке. Долго я не писал, небыло козирной карты, накрыть твоего Донкихота Ламанческого, сейчас появилась такая возможность? Но с первых строк, передаем наилучшие пожелания в Вашей жизни!

Продолжим Славик дискусию: Где ты видел, чтобы, когда либо, был курс долара 1 долар к 28 русских рублей, где ты видел такую дономинацию и конвертацию национальной валюты? Это во первых; у Путина и Лукашенка уже давно едет крыша, сунется фундамент и идет замыкание по фазам?!

От такой политики, економических преобразований беспорно абалдеть можно! Реформы Росии привели к работе печатного станка денежного рублевого? Цени виросли в сотни, тисячи раз – возник ажиотаж на спрос твердой валюты? Дефицит инвалюты долара сопутствовал еще повышению цен таким образом покупательная возможность долара в Росии возросла относительно его стоимости в своей стране? Чего и хотели США? Аналогические процесы произошли во всех странах СНГ.

Таким образом граблятся багатства стран пост-ком-пространства? Почему Путин не принимает меры до восстановления справедливого курса национальной валюти (рубля)? А вопрос в том, что руководство страни, состоит с капиталистов, олигархов, которые заинтересовани в твердом доларе? Понижение курсу (долара) приводит к уменьшению капитала? Не вигодно это и компродоржской буржуазии, чем выше курс долара, тем дешевле обходится рабочая сила в средине страни, тем више прибили буржуазии?

Так Станислав, если тебя интересуют эти вопроси економики, я смогу продолжить эту дискусию, преград непознания для меня не существует вовсе? Теперь уже я все знаю!?

Чтобы все светить в економике, нужно описать 2е тетрадки? Стабильная цена долара, позволяет США приобретать продукцию стран СНГ за бесценность? за 1 долар в Росии 28 русских рублей за 1 долар в Украине 5 – 33 в Белорусии не знаю, там туши свет вообще?

Спрашивается Станислав Петрович, что это за политика Путина в таком грабеже, он не знает ничего? Напиши Славик коротко, что есть 2а види «демократии» 1) социалистическая 2) капиталистическая

Соц – демократия основивается на суто-демократической основе? Расчеты производятся за золотим запасом страни? А это очень легко вичислить курс русского рубля; у скоко разов, разов золота в стране, тоесть Росии больше или меньше, чем в США, такий должен бить и курс, так и в других странах СНГ. её конвертация?! 2) капиталистическая форма «демократии» А Американская. Основывается на сделочной махинации и девальвации денежных единиц, стран мира. Но никогда в Росии в 28 раз золота не будет меньше, чем в США? Это абсурд? Путин и Лукашенко об этом еще раз подчеркиваю не знают, почему я уже не смогу описать? Нету возможности в таком кратком письме? Но главное я Слава подчеркнул?

Хотишь получить гонорар, денежное вознаграждение и не малое, постарайся в руководство страны Росии В. Путину, сообщить!?

Даю 100 % гарантию! В этом я уверен окончательно! У меня такой возможности, пока не существует, все мои письма перехватываются местной чиновничьей еллитой? Нужно находить другой контакт? С уважением твой брат Савелий, тетя Елизавета Самсоновна. Извинуй, что долго не писал, небыло козырной карты, економических преобразований стран СНГ! Скоро я постараюсь если получится написать заметку в газету? Бувай здоров»».

Да. Придется мне писать школьную книжку-хронику. Никуда не деться.

Выходим мы с несмышленой отроковицей из школы. Звучит вопрос:

– Папа, а ты знаешь, почему умерли киты?

– Нет. А разве они умерли?

– Да, почти все, наполовину

– Не знаю. И почему же?

– Ребята играли на берегу. Они надували полиэтиленовые пакеты и бросали в море. И пакеты уносило водой. А потом ушли. А потом умерли киты, потому что у них все горло забилось этими пакетами.

– Так. Ясненько. Кто рассказал?

– Учительница.

– Угу. Еще что было?

– К празднику готовимся! У нас будет сценка. Папа, мама и ребенок. Женьке соску принесут! и слюнявчик!

– Ну, ты, конечно, мама?

– Да. А папа… он прямо салтан у нас какой-то!

– Султан, ты имеешь в виду?

– Да, султан.

– Но почему?

– Потому что мамаш целых шесть штук. Султан!

– А папаша один?

– Да. И ребенок один.

Я задумался, но быстро сообразил, что папаша еще невелик и не смог воспроизвестись многократно.

Совершенно дневниковая запись. Только что я отпраздновал серьезного труса. Очень стыдно.

Встретились мы с гостьей нашего города, обрадовались, потом появилась еще одна дама. Устроились мы в кафе с подачей, главным образом, сладкого, где вроде бы не должен пастись скот.

Но он там пасся.

Мы расположились во втором ярусе, в укромном мягком уголке, тогда как прочие посадочные места были стульями и столами.

Скот, в количестве человек трех, скопился за соседним столиком и принес себе килограмм силосного мороженого. После чего поголовье скота стало расти и достигло пяти человек. Сей совокупный скот, крупнорогатой породы и высокий в холке, немедленно затеял единственное дело, для которого его растили и поили: начал расписывать пулю.

Вдруг выяснилось, что мягкий лужок, который столь неосторожно заняли мы, – это его, скота, потомственный воловий лужок, где он ежедневно пасется, устраивает водопой, занимается зоофилией. И нам с этого лужка хорошо бы убраться.

В нашу сторону полетели разные реплики, обнаруживавшие некоторую осведомленность скота в азах национального вопроса и общей физиологии. В основном, в адрес дам.

Что мне было делать?

Я был один, их было пять. Они не стояли молча в ряд, они сидели тесно в круг.

Дать в глаз? И дальше – как в кино?

Я не дал. Не обучен. Хотя это не объяснение.

Мычание скота усиливалось. Мы ушли не сразу, мы выдержали хоть сколько-то достойную паузу. Потом пошли. Мычание перешло в рев. Я, проходя мимо, наговорил скоту разных обидных слов. Но это же несоразмерно. Скоту ничего не говорят, скот тащат на скотобойню, забивают, распяливают, разрубают. Бьют палкой, мажут зеленкой тупые люмпен-пролетарские лбы.

Не надо было и писать об этом. А то поверил, понимаешь, паскудство гармонией. Ладно, пусть будет.

Прихожу за дочкой в школу. А двери в класс заперты, и наша учительница при дверях.

– Что там? – киваю.

– Поют.

– ???

– Репетируют к празднику. А ваша не поет. Сидит, молчит и рисует что-то. Отказывается.

– Понятное дело. Небось, там «мама дорогая» поют.

– Ну и что? В школе не бывает «хочу – не хочу!» В школе есть «надо»!

Ребенок потом вышел угрюмый, плюется. Разучивали, говорит, «жили у бабуси». Вот оно как обернулось. Написали всем сложную песню на листочек и подыгрывали на гармошке.

Ну, мы с учительницей беседуем непринужденно.

– Я, – говорит она, – математику всегда любила, а литературу никогда не любила.

Тут поднимается родительская делегация: бессменные организаторы чаепитий и подношений. Предводительница подходит и говорит деловито:

– Я завтра блянОв попеку.

Учительница одобрительно закивала.

– А можно и мы покушаем? – спрашивает остальной родительский комитет.

Учительница доброжелательно согласилась.

Случилось мне на днях посмотреть старый советский фильм «Друг». Это кино сняли в порыве противоводочного умоисступления. Он, может быть, вышел бы и не таким плохим, когда б не четко сформулированная государственная задача, проходящая сквозь фильм красной ниточкой мулине.

Если кто не помнит, там вот про что: к алкоголику является большущий говорящий пес и начинает его исправлять. Алкоголик сопротивляется, потом поддается, потом почти совсем перековывается, но в итоге срывается и сдает-таки друга на мыло. А сам попадает на дурку. Алкоголика играет Шакуров, и делает это очень убедительно. Я думаю, он обошелся без грима и спецодежды. Как вышел в трениках из дома, так и снялся. Кто играет пса, не знаю, но говорит за него Шерлок Ливанов.

В общем, получился своеобразный «Солярис» для орков. Пес являет собой воплощенную совесть. Герой наставляется и вразумляется. И так далее. Например, пес заставил его купить газету «Правда». Шакуров спрашивает: интересно, как эта газета называется? А пес ему: видите? чего ж вы удивляетесь, что правду пишут. В таком вот ключе.

И вдруг я сообразил, что фильм намного ужаснее, чем задумывали в ЦК. Это непредумышленно получилось. Пес не метафорический. И не реальный. Он – галлюцинация. Он с самого начала приглючился Шакурову. И все исправление было заведомо обречено на неудачу. Это уже неважно, какие он подавал советы – может быть, он и совестью выступал. Но в структуре психоза, потому что белая горячка состоялась еще в начальных титрах. Никакого Соляриса и никакой вероломной дружбы. А только полнометражный делирий с логическим концом. Агитация приобретает совершенно иные формы, мрачные, кафкианские. Алкогольные зрители должны вешаться после первого появления пса.

Аптека.

– Мне гель для ступни.

– От грибка?

– Гель для ступни.

– Который?

– Мне нужен гель для ступни.

– Хорошо.

Молочно-колбасный магазин. Продавщица Валя нарезает себе колбасу машиной.

– Одна только Валя работает, а мы стоим!

– Ну да, я одна работаю, а вы все едите и пьете, пьете и едите.

Рядом лежит кот: округленный, как результат. Все мирно и радужно замерло в едином порыве протяжного пищевого автоматизма. Вот бы еще покупателям тут же, на месте, есть, как это было бы славно.

Великопостная Защита Отечества

Неплохо бы вспомнить о чем-нибудь приличествующем праздничному столу. Или хотя бы порассуждать о совпадении защиты Отечества и начала Великого Поста. Я ведь человек совершенно не военный, не в теме. Армейское-флотское видел лишь краешком глаза. Но кое-что видел. Вот один эпизод, увиденный краешком глаза в буквальном смысле слова.

Я, проснувшись, приоткрыл глаза и его увидел.

Было это на сборах в Балтийске. Нас было четверо партизан на казарму, и нас не трогали. Чувствовали, что лучше не связываться – черт его знает, кто за нами стоит. Были мы – и вот уже нету нас, а им служить. Так что отношения складывались ровные, вернее сказать – никакие. В казарме стояли двухъярусные кровати, и мы разместились сверху. Оттуда наблюдали. Одного, например, матерый тролль мочил пудовым кулаком за храп. А я сильно кашлял, но меня не мочили. Только однажды огрызнулись из-под меня: мол, заткнись там, сука.

Спали мы по тамошним меркам допоздна. И вот как-то раз меня разбудило некое перемещение. То есть я проснулся от того, что меня двигали. Вместе с двухъярусной кроватью. Я, как уже сказал, приоткрыл глаза, потом приподнялся на локте. В спальном помещении трудились матросы первого года службы, в количестве двух чурок. Ну, куда денешься, если их так называли. Им велели прибрать: помыть, подмести, вылизать. И они не посмели меня разбудить. Они осторожно, стараясь не шуметь, двигали меня вместе с ярусами.

– Да я сейчас слезу, ребята, – сказал я, свешивая ноги.

Они молча смотрели на меня абсолютно пустыми глазами. Они ничего не поняли. Я прилетел с Юпитера. А то и сам был Юпитер, то есть Зевс. Продолжать было бессмысленно, братания не вышло. Я не учел, что времена Куприна с его Хлебниковым ушли навсегда.

В конце концов, они меня охраняли и защищали, как могли. Я ведь и выступал для них гражданским отечеством, если разобраться. Но они не разбирались, конечно. Ни в чем. Они боялись.

Перелистал семейный альбом и порадовался: ни одной фотографии с кладбища. Это здорово. У нас в роду были люди, которые обожали фотографировать похороны.

Стоит себе гроб, в нем лежит кто-нибудь, а вокруг собралась неприветливая компания и смотрит в объектив. И только покойник не смотрит. Он смотрит в небо, потому что это ему важнее теперь. Да и то не очень, потому что глаза закрыты.

Есть такие похоронные люди, которые обожают сам ритуал; событие, его повлекшее; собственные виды на такое же будущее. Планируют, где будут лежать. Им не терпится поскорее переправить окружающих за оградку. И лечь рядом. Они так хорошо во всем разбираются, что просто ужасно.

Помню, хоронили моего деда, двадцать лет назад. И была там, на кладбище, одна далекая старушечья родственница, в черном вся, и губы поджатые. Она, по-моему, на кладбище вообще жила. Стоит и смотрит на дедова брата, дядю Колю. Еще живого. И спрашивает дедову сестру, такую же ворону с погоста:

– Николая-то где хоронить будешь?

– А тут, тут и буду, – закудахтала сестра.

Николай же, будто слышал их речи, убивался по брату, моему деду. Уже сразу и готовился, не откладывая дела в ящик, благо и ящик есть. Полез прямо в гроб, чтобы лежать там. Ему налили водки – он и повеселел! Гляжу – стоит уже, улыбается! Тут и солнышко выглянуло, все стало хорошо! Николая хоронить, как же. Он их всех пережил, царствие небесное.

У меня есть один знакомый художник и скульптор, Миша Едомский. У него мастерская в Коломне, в подвальном помещении. Он там холсты пишет и рубит из дерева многочисленных котов, композиционно и содержательно разнообразных.

С ним вдруг, рассказывают, случилось так: вызвали в суд. Не платите, говорят, за помещение.

– Я плачу, – возмутился Миша. – У меня долгов нет.

– Нет, есть, – сказали ему. – Мы сделали перерасчет.

Оказалось, что Мише платить две тысячи рублей.

Пришел он в суд, а там человек пятнадцать художников и скульпторов. Всех вызвали, у всех долги. У кого-то три рубля, у кого-то восемь пятьдесят…

Вышел судья в мантии под крики встать-суд-идет. Жутко сделалось. Даже в трактир не пошли, разбрелись по углам искать три рубля. Там же пронесся слух, будто это все затеяла губернатор Матвиенко. Дескать, она ополчилась на художников: не платят за мастерские, а городу это не потянуть, потому что он, видимо, поиздержался на морскую президенцию резидента. И еще они пугают иностранцев: стоят прямо на улице с мольбертами и что-то рисуют, а иностранцы едут мимо в автобусе и боятся.

Ну, я думаю, все это выдумки. В нашу больницу, как мне сообщили, в недавний воскресный день позвонил некто серьезный, попал на дежурного терапевта, назвался помощником или просто приятелем губернатора:

– У вас там сосульки на крышах и снег, Валентина Ивановна недовольна, немедленно ликвидировать.

У доктора развилась паника, но тут кто-то сообразительный посоветовал обзвонить выходное начальство, пускай оно ликвидирует. Он позвонил. Ему захохотали в ухо и швырнули трубку.

Приглашение на презентацию своей книги «Лето Никогда» в кафе Zoom я предварил следующим рассказом. Неожиданные, нетривиальные мысли об ответственности литератора.

В недобрый час припомнился мне один давний случай.

Было мне лет четырнадцать, и шел я к бабушке в гости. Месяц май, тепло, солнечно, замечательно. И вдруг прямо передо мной разлетается вдребезги кусище асфальта. Не маленький. Я поворачиваю голову и вижу группу мальцов, чуть помладше меня – двенадцати там лет, одиннадцати, девяти, четырех. И один из них как раз возвращается в исходное положение после броска. Не понимаю, зачем он в меня целился. Я его знать не знал. Стоит он, значит, и смотрит на меня искоса. Почти мой ровесник. А я подошел, взял его за плечи, отвел колено и изо всех сил дал ему по яйцам. И пошел прочь, к бабушке.

Он так завыл, что я даже вытянулся в струну. Поднялся я на седьмой этаж, поприветствовал бабушку. А он все воет внизу. Я уж обед умял, а он так и воет. Я выгрузился на балкон с книжкой, сел на скамеечку, поглядываю вниз. И там этот юноша катается на ступенях лестницы, что супротив моего дома. Была там такая лестница, сбоку, с видом на набережную Невы. Орет и обеими руками зажимает яйца. А над ним уже участливо склонились какие-то девочки с мальчиками.

Так вот: теперь я большой, мне почти сорок лет. И ему, вероятно, столько же, если дожил. У меня вот книжки всякие выходят. А он их запросто может достать и прочитать. И даже не сумеет идентифицировать автора. Ему и в голову не придет, что автор много лет назад заехал ему по яйцам. Поэтому я и думаю: как же это я так пишу книжки, если по яйцам ногой ударял? Это же как-то нечестно получается. Приходит человек, покупает книжку с самыми радужными чувствами, и вдруг выясняется, что писатель его без яиц оставил. Правда, тогда я, примериваясь, не знал еще, что книжки напишу. Хотя наклонности уже имелись. Ладно. Я ведь собрался пригласить народ на презентацию этой самой своей книжки. Не знаю, во что это выльется, потому что не сам устраиваю и нахожусь в полном неведении. Я вот все думаю: а вдруг тот молодой человек явится? Остается надеяться, что он сделался моим собратом по перу, тогда почему-то легче. Вообще, писательская совесть мне подсказывает, что или по яйцам бить, или глаголом жечь. Ну, не было у меня тогда глагола! Только колено. Не получается по совести, в жизни-то.

В школе все-таки соорудили стенд «Опасность глазами детей». Повесили, как и хотели, поближе к младшим классам.

Старшие дети нарисовали много интересного. Преобладают дома, разлетающиеся на куски. Среди них потрясает средневековый кораблик, наполовину затонувший в условиях полного штиля («Дети должны знать!» – это я вспомнил слова учительницы). Похищение: дом, подъезд, у подъезда – неустановленное лицо с мешком наготове. Пожар. Отравление водоема. Кто-то и почему-то в лесу.

Сводили бы детей в анатомический театр, что ли. Там большая программа, с клоунами и куклами.

Немного про моего Босса, первого и последнего.

Редкостная сволочь. Вдруг вспомнил о нем.

Его звали Зубной Техник Ефим Раппопорт; скрываясь от Советской власти, он изменил на «Ефим» свое данное Богом имя «Хаим» – и, знаете ли, помогло: Советская власть была совсем дурная, она сделала его секретарем парторганизации чего-то.

В смутный 1993 год этот семидесятилетний гад соблазнил меня, юного и невинного, выгодной работой. Виктор Гюго, узнай он об этом, заплакал бы и бросил бы свой глупый роман про гильотину, и всех других романов не написал бы.

Ефим Раппопорт обманул Институт Экспериментальной Медицины и заманил его, со мною вместе, в Сестрорецкий курорт, где держал зубопротезный кабинет. Он, Раппопорт, захотел расшириться, его стало распирать, и ему вздумалось открыть уникальное нервное отделение со мною во главе в качестве заведующего.

Все рухнуло, деньги были украдены, но это уже скучно и не интересно. Могу сказать только, что он, несколько лет тому назад, вернулся ненадолго в Сестрорецк из Чикаго, куда переехал со всем семейством – зачем, вы думаете? за пенсией!

У меня хранится газета со статьей о нашем медицинском кооперативе. Ее написал журналист-алкоголик, развязного пера и манер человек, которому Раппопорт бесплатно поставил коронки. Там даже есть мое интервью, но мне недостает храбрости его цитировать. А Раппопорт рассказывает о себе так: «Читаем, как и наш президент, Чехова, удивительный писатель».

На самом деле в ящике письменного стола Раппопорта была обнаружена книжка «Похождения счастливой проститутки – 2». И сама проститутка обнаружилась – точнее, подразумевалась вживую: при наезде инспекции из института: владелец книги, тяжело дыша, в расстегнутых штанах, вывалился из зуболечебного кабинета.

«Ему же вредно, с давлением 190,» – ужаснулась научная сотрудница.

Сегодня мне приснился очень тревожный сон. Кое-какие параллели узнались сразу. Во-первых, там был Финский залив, с которым все ясно, потому что я в последние дни много пишу про Зеленогорск. Во-вторых, там были два рыла, в которых я мигом узнал вчерашних уркаганов из кино про ментов. Но в остальном не разобрался.

Я пришел на пляж удить рыбу. Увидел двух человек, стоявших по колено в воде, тоже с удочками. И решил, что все хорошо, соседи замечательные, не опасные.

Но дальше что-то произошло, и это событие вдруг развязало этим рылам, рыбакам то есть, руки. Они подошли ко мне с победным видом и сказали, что теперь-то начнется. Теперь-то им почему-то можно браконьерствовать. И подтянули к себе сети, в которых болталась пара здоровенных, объеденных с хвоста рыб. А моя удочка сиротливо лежала на песке. Рыла побрели в залив, уходя все дальше и дальше, с сетями. Потом они незаметно опять оказались рядом. И я стал объяснять своим родным, что книжки наши выйдут очень скоро, что нас с этими рылами верстали вместе и уже отправили в печать. Рыла снисходительно кивали.

Сейчас я ищу дальнейшие аналогии. Конечно, вспомнил одну древнюю историю про рыбаков, которые тоже вот так бродили по водам, будучи ловцами рыб, а к ним подошел некто и сказал, что они будут ловцами вовсе не рыб… В этом случае моя роль остается загадочной. Я не решаюсь отождествиться с этим третьим лицом, пришедшим на пляж, чтобы сделать из рыл приличных людей. Хотя остро хочется.