Текст книги "Броуновское движение"

Промокашка

Мой тесть, моряк в анамнезе, очень живописно рассказывал про Ура-Губу, что близ Печенги.

У меня так не получится, конечно, шестьдесят процентов потеряется.

Были в той Ура-Губе проездом два мичмана, Груша и Павлов. И еще шофер грузовика, в котором они приехали.

Они везли зарплату и остановились покушать.

Денег был целый чемодан. Матрос в те годы получал 3.80 – табачные, а вот тесть мой уже получал 23.80 – за класс и еще за что-то. Так что это были огроменные деньжищи, нечего и говорить.

Водителя взяли с собой, тоже покушать. А чемодан оставили в кабине. Дверцу захлопнули, ручку вынули. Она у них была этаким квадратом: вставил – вынул. И пошли закусывать. Первое, второе, третье, спирт не в счет.

Вернулись, отворили дверцу – нет чемодана!

У Груши через всю голову побежала седая прядь. Заглянули в кузов, под колеса – почему-то пусто. Что делать?

Бросились к местному начальству. То отреагировало мгновенно: позвонило в экипаж, и очень скоро поселок был оцеплен матросами, которых сняли с трех подводных лодок. И пошли прочесывать, дом за домом. Никого не впускают и никого не выпускают.

Нету!

Груша и Павлов – белее смерти; жалобно пробуют перевести стрелки на шофера: дескать, это его кабина. Но он все это встретил презрительным хохотом: я – шофер.

Каратели тем временем дошли до последнего дома. Там жил древний дед со своею старухой и разбитым корытом, в котором держал самогон. И гнал его.

– Да ну его, – говорят матросы. – Чего его обыскивать. Он же до края села дойдет – и завалится.

– Да, – подхватывают все, – чего его смотреть.

– Нет, – решают они через минуту, – давайте все-таки поглядим.

Полезли в печку – а там чемодан! Заслонкой прикрыт.

Больше всего деда жалели сами матросы, чьи братья едва не пострадали от деда. «Засунул бы в снег, – говорили они, – и жил бы, горя не знал».

Деда приняли под руки. И он очень привычно, словно давно ждал этого, заголосил, как в народном кино:

– А на тюремной скамье!.. А на скамье подсудимых!..

Его вели через поселок, расспрашивали о чем-то, но он как пел эту песню, так и продолжал петь.

Парнокопытные

Дома состоялась дискуссия о парнокопытных.

Я читал детектив Калеба Карра «Алиенист». Перевод радовал вообще и восхищал в частности. На словосочетании «дерзкое парнокопытное», относившемся к лошади, я застрял. Не знаю уж, кто постарался, автор или толмач.

– А что, – спрашиваю, – разве лошадь – парнокопытная?

– Да, – ответил тесть, немного подумав.

– А свинья?

– А свинья – нет.

Тесть изложил теорию. В его представлении парнокопытные те, кто ходит или бежит сразу двумя передними копытами, а задние подтягивает как придется. Лошадь, по его мнению, ходит именно так. И собака тоже.

А вот свинье наплевать, куда и когда какую ногу ставить, поэтому она непарнокопытная.

Для разрешения вопроса пришлось обратиться к иллюстрированному французскому словарю «Ларусс».

Магомет Расулов и Магомет Гаджиев

Командир, сопровождаемый мичманом по имени Магомет Расулов, вошел в отделение, где мой тесть, в те времена – старшина, ведал связью со всеми штабами-экипажами. Десять телефонов.

Магомет Расулов служил на корабле «Магомет Гаджиев» и очень любил командовать, а сам не любил, чтобы им командовали.

Командир сказал:

– Так. Где мы находимся, мичман?

Тягостное раздумье.

– В… в… в отдэлэнии.

– Прекрасно. В каком отделении?

Молчание.

– В каком, я спрашиваю? В гинекологическом? В венерическом? В отделении милиции?

Тишина.

– Так. А это что такое? – Командир указал на один из десяти телефонов.

Мучительные размышления. Искательно-подобострастно:

– Это… связь.

– Замечательно! Какая связь? Полевая? Половая? Внебрачная? Баран ты ебаный! Старшина, выйди!

Старшина вышел.

– Ты – не Магомет Гаджиев! Ты – Магомет Расулов! Тебя прямо здесь отпиздить? Я кому велел выучить корабль? Чурка ты сраная! Не сдашь лично мне техминимум – выгоню к ебене матери!..

…Расулов любил носить пилотку.

– На хуй вам пилотка? Вы что, подводник?

Гордое молчание.

Однажды матросы упаковали в пилотку гайку и бросили все это за борт. Магомет Расулов вошел и деловито спросил:

– Так!.. Гдэ мой пилотка?

– Да в море выбросили!

Уходя, обиженно:

– Я серьезно спрашиваю…

Подвиги невоздержанности

Читает, значит, мой родственник (уж и не буду называть конкретно, а то всем надоело это слово) – читает он Покровского. Доволен. И много чего узнает, конечно.

Сразу же, с первой страницы рассказал про рыбака Толю из Выборга.

Рыбак Толя попал вместе со всеми прочими на переподготовку в Кронштадт. На тральщик.

Томясь на тральщике, он обнаруживал качества, привлекательные для рыбаков: пытался ходить по воде и ловил человеков, торговавших бухлом. Чуть ли не воду в вино творил: кругом вода – глядь, а у Толи вино.

Пил так, что навлек неприятности на всех. Командир тральщик пообещал отыметь за его выверты коллектив.

Но Толя не просыхал. Вел себя до того скверно, что даже старшины, далеко не апостолы, на него рассердились.

– Толя, – сказали. – Ты это завязывай.

На это Толя ответил:

– А я вас всех на хую видал.

Ну, со старшинами так нельзя.

Явился Толя весь никакой – точнее, не сам пришел, а свалили его в кубрик, неживым грузом. Хорошо. Старшины взяли специальный складной стол, какой у них на тральщике был, и очень хитро прикрутили Толе на спину.

Вот наступило утро, Толя тяжко болен. Общий пейзаж гнетет и давит. Чайки, свинцовые воды. С соседнего корабля – голос боцмана вместо зарядки: «Ну что, бляди? Ничего не хотите делать? Сейчас я буду вами овладевать, как женщинами».

Толе настолько плохо, что он кидается к люку и, естественно, не может протиснуться: мешает стол. И так этот стол хитро примотан, что снять его самостоятельно не получится никогда и ни за что.

Толя устроил мат-перемат: выпустите меня! Ему же похмелиться нужно срочно. Но никто, конечно, его не слушает.

Он поворачивался и так, и эдак, ругался, выл, кричал. Не пролезть в люк – и все.

Наконец, Толя упал на колени и заплакал.

– Развяжите, мужики, – рыдал он. – Богом клянусь, не буду пить. Никуда не пойду, только развяжите.

Ползал и умолял очень, очень долго. Зарекался пьянствовать, обещал начать новую жизнь сию секунду.

Ну, развязали его.

Как он сиганет в этот люк!

Через час был доставлен невменяемым.

– И вот командир махнул рукой и посадил его на губу, – вспоминает мой тесть. И, засмеявшись, добавил: – А через три дня – и всех нас.

Уроки мужества

Про 1 сентября всегда найдется, что написать.

У жены вчера состоялся педсовет. Там всерьез обсуждали, как проводить минуту молчания в начальной школе. В честь известных бесланских событий.

– Вы соображаете? – спросила жена. – Чтобы начальная школа – молчала минуту?

И вообще.

Дошло до того, что ребенок отказывается ехать в парк на карусели. «Вы что – забыли, какой сегодня день?» Да не то, чтобы забыли, но у нас тогда ежедневный траур должен быть с запретом каруселей и пони.

В прошлой школе, откуда мы сбежали, все это дело было поставлено грамотно. У нашей учительницы, когда жена к ней приближалась и ласково спрашивала о чем-то, всегда начинался нервный тик. Видимо, смутно ощущала некоторое умственное неравенство. И лицо у нее всегда было, словно брюквы наелась. Однажды, по заранее разработанному плану, эта особа из разряда сознательно овулирующих женщин вдруг сказала голосом огородного информбюро:

– Внимание! В школе бомба!

Половина второклассников стала блевать от ужаса, у половины началась истерика.

Ну, кто прошлое помянет – тому известно, что. Теперь у нас другая школа, гимназия при Русском музее.

…Утренняя картинка, свежая: папа ведет дочку. Класс пятый. Бантики, цветы.

Дочка:

– Ой, блядь, как холодно!

Папа, угрюмо:

– Не выражайся.

Это, можно сказать, первые впечатления сегодняшнего дня.

А торжественная часть состоялась в филармонии. Тесть пришел в восторг:

– Филармония! Я там работал! В подвале, с аккумуляторными батареями… Самого Мравинского видел. И все вокруг него столпились раболепно.

В зале тесть возбужденно и жарко зашептал:

– Я тут все, все облазал!..

Торжество озадачило. Зачем-то выступил главный доктор Центрального района. Впрочем, он передал привет от губернаторши.

Потом на сцене развернулась аллегория: хореографические девочки, одетые в какие-то хламиды и туники, что-то изображали. Наверное, это были музы. Все совершенно непонятно. Я сидел и вспоминал капустник четвертого курса, где у нас на сцене танцевала очень похожая остроконечная кондилома.

Базис и надстройка

Побеседовали с великим писателем Клубковым о Шекспире. Клубков читает про него какую-то книжку, где то доказывается существование Шекспира, то опровергается.

И вот один из несокрушимых доводов в пользу существования Шекспира. Оказываются, есть упоминания о его папе. Папу Шекспира оштрафовали за вываливание на улицу говна, а потом оштрафовали еще два раза за то же самое.

Против этого не попрешь.

И я подумал, что даже если ты напишешь «Гамлета», то в твоей аутентичности все равно будут сомнения, а вот если насрешь на дороге, то какой-нибудь Тацит непременно запишет это в «Анналы».

Лучше, конечно, совместить одно с другим, чтобы талант не пропадал, а присутствовал в виде избытка, приложения к бытию.

Газонокосильщик

Проходя по двору, наблюдал результаты деятельности косца, которого приметил дней пять назад. Меня, помню, очень порадовал сам факт газонокошения. Надо же когда-то начинать, чтобы ухаживать потом триста лет. Косец пользовался электрической косой, под которую так и напрашивались электрические овцы, востребованные андроидами. Он семенил и довольно грубо скашивал ростки нового. Вид у него был утомленный, да и дело, похоже, выдалось новое, так что получалось не очень ровно. Мне даже показалось, что он будто бы бормочет сквозь зубы неразличимые слова неудовольствия.

Конечно, всем хотелось бы верещагинской идиллии: косарь в чистой рубахе, лазурное небо, где то ли жаворонок свищет, не то зимородок; Молодая поднимается из трав с крынкою молока; белобрысые дети бегут и кричат, как заведено: «Тятя, тятя, наши сети» – ну, все это описано, не будем повторяться. Дети, правда, были кто в школе, кто еще где-то, а Молодая если и готовилась подняться из трав, то с какой-нибудь другой, пустой посудиной. И все равно: в этом ощущалась идея восстановления внутреннего духовного храма вроде того, что строили в «Доме» Федора Абрамова, после долгих исканий, или того, что стали по бревнышку возводить в «Сибириаде», начиная с поваленных ворот.

Конечно, созидание делалось через истребление, на сей раз – трав, но так уж нам привычнее.

Косец немного не докосил и пропал, больше я его не видел. Все, что он настриг, так и лежит, порубанное. Он самую малость не дошел до зарослей крапивы, которых не тронул. Возможно, там и правда лежала какая-нибудь Молодая, их у нас тут полно.

Творческие планы

Когда появляется жесткий творческий план, да еще извне, я всегда теряюсь. Почему-то чужие планы никогда не совпадают с моими. План должен быть сжатым, наподобие генетической информации; всякое другое планирование чревато неожиданностями. Один раз я запланировал порасписать, какая у меня героиня делается прекрасная и чудесная. Я взялся за дело и обнаружил, что остановился как раз на моменте, когда ее рвет. Все получилось, как и предсказывал Саша Черный: когда свинью рисуешь на заборе, на полотне не выйдет белль Элен (или выйдет бель Элен). Так что героиня осталась отмороженной чушкой, любительницей алкогольных суррогатов.

Может быть, и Господь Бог тоже ничего не планирует в деталях, а только в общем итоге – куда отправится субъект, в преисподнюю или в небесное царство. А какими путями – это уже дело субъекта, свобода его воли.

Один раз, помню, мне предложили план. Я не стану называть издательство. По-моему, я про сам этот план где-то уже говорил, мимоходом. Меня попросили написать про любовь, романтику и дружбу, да еще так, чтобы вышло продолжение «Аэлиты».

И я предложил сценарий: прошло три столетия. Марс давно заселили, понастроили городов типа Нью-Йорка, где орудуют банды с местными безумными Максами. Одной бандой руководит потомок Лося и Аэлиты, молодой шалопай а-ля Ди Каприо, он же Депп, а второй бандой – еще один потомок, женского пола, похожий на Терминатрикс. Льется кровища, свистят велосипедные цепи, рычат мотоциклы, погибает Президент. Но потом каким-то образом объединившиеся главари находят в мрачном подземелье обнявшиеся скелеты пращуров, Лося и Аэлиты. Они так и застыли в предсмертном совокуплении, замученные марсианскими жандармами. На тинейджеров нисходит просветление и озарение, так что они тоже сливаются и происходит нечто вроде инцеста, но не очень серьезного – еще безобиднее, чем у кузена с кузеной. Бандам, соответственно, не остается иного выхода, кроме как тоже слиться и пригрозить Земле своей объединенной мощью. О звездной войне я спланировал написать позднее, когда утвердят предысторию.

Но предысторию почему-то не утвердили и вообще ничего не сказали по ее поводу.

Особенности национальной адаптации

После заграницы адаптация протекает тяжело.

Вот съездило мое семейство летом во Францию, без меня. Вернулось. Пошла Ирина с дочкой погулять в наш садик-парк, который рядом.

И вдруг там кто-то шурует по дорожке, животного царства член.

Жена в восторге, дочуру дергает:

– Смотри, смотри скорее – белочка!..

А малявка ей отвечает с жалостью:

– Мама, ты что? Мы не во Франции. Это крыса!

И точно – крыса, с облезлым хвостом. Торопилась целенаправленно к пивному шатру, который недавно открылся, затеряться среди завсегдатаев.

Вчера адаптация завершилась.

Пошли погулять уже в полном семейном составе, где карусели. И супруга моя, уставши без дела маяться, говорит:

– Пойдем лошадок посмотрим. Они все в говне, правда…

Я сразу не разобрал, недопонял. Показываю на карусельных, спрашиваю:

– Эти, что ли?

Заработал замечание.

Мстительная альтернатива

Мой давнишний кошмар материализовался: отец жены приволок в дом автомобильные покрышки. Жду мотор. Гребной винт от катера так и лежит уже год.

Этот страх имеет древние корни.

Десять лет назад, когда народилось мое чадо, вопрос о том, куда его везти из роддома, встал довольно остро. К нам домой или к теще с тестем? Возникла небольшая проблема: я, окрыленный от долгожданного отцовства, затеял активно праздновать это дело и вошел в суровое пике.

Тесть и теща, разумеется, замахали руками и загугукали: к ним, к ним – конечно, к ним!

Они тогда еще в городе жили, не сориентировались в огородную сторону.

«Все готово», – отрапортовали.

Мои родичи, почтенные доктора, поехали посмотреть, как там и что.

Там было и что, и кто. На пороге их встретил, как им показалось, волк. Это был придурковатый пес Миша, с огромной клыкастой пастью и весь в комьях шерсти. Шерсть эта лежала повсюду.

Далее, за Мишей, в коридоре просматривалась покрышка, а также многолетние следы от других покрышек. Они напоминали инопланетные круги в кукурузных полях.

Неподалеку лежал автомобильный мотор, частично разобранный. За углом, уже в комнате, стояла детская кроватка.

Тесть вышел, в трениках.

Доктора бежали, заблаговременно, на ходу, выставляя диагноз: пупочный сепсис! пупочный сепсис!.. зверюга там ходит, кошмарная!..

Мне надавали по морде, и я пришел в себя.

Теперь несостоявшееся прошлое мне мстит, дышит в спину, искательно заглядывает в глаза.

Глаголы и существительные

С натуры, стопроцентный реал. Хотя и предваренный анекдотами исторически.

Первый класс, урок французского языка. Черно-белые гномики испуганно замерли за партами.

Учительница – молодая, с неподвижным, мертвым лицом. Жестяной голос. Есть такая довольно обширная категория дам, которые по зову профессии до того хорошо насиживают себе задницу, что она, и без того увеличиваясь конституционно, за неимением места смещается кверху вдоль позвоночника. Как бы раздавливается и перетекает, не терпя пустоты, сливаясь через какое-то время с затылочной костью. И содержимое, конечно, тоже смещается вверх, заполняя черепную коробку.

Так вот этой учительнице вроде бы и рано, и далеко еще до этого по возрасту, но все предпосылки уже созрели.

Проходят глаголы, обозначающие движение.

Учительница, неживым голосом:

– Жо воль.

В целом неподвижная, машет рукой.

Задумывается. Вспоминает:

– Жо сот.

Зачем-то повернулась к классу спиной и запрыгала мячиком.

Малыш с первой парты, негромко:

– Ну и жопа.

Амулет

Недавно меня милые сетевые друзья успокаивали, когда я беспокоился: мол, дочку в четвертом классе анатомии учат.

Говорили, что и хорошо, почему бы и нет.

И я согласился с ними, потому что и в самом деле.

Но вот она мне начинает рассказывать про круги кровообращения. Хорошо. А дальше выясняется, что им объясняли механизмы развития инфарктов и инсультов. Упоминали зону перегородки.

На выходе из гимназии покосился на вывеску: не пропустил ли я чего? Нет, при Русском Музее она.

Наверное, это все-таки хорошо. Малышей надо закалять, чтобы они потом не шарахались от анатомических откровений.

А то, помню, была у меня в юности подруга. Довольно любимая. Я как раз учился на первом курсе, и от меня систематически несло покойницким формалином. Ее почему-то этот запах немного раздражал, но я тогда думал, что пить нам из одной чаши, а потому принес ей в подарок позвонок.

Не руку, между прочим, и не голову, и не расползающийся органокомплекс.

Чудесный такой позвонок, нижний грудной, сухонький, как из пустыни. Там отросточки, дырочки. Можно на шею повесить, а можно и на палец надеть под предлогом условной помолвки. Греметь им можно, еще что-нибудь.

Так она даже с ногами забралась на лежак, поджала их и стала изъясняться в истерическом наклонении.

Пора перемен

Пролетая над гнездами роспечати, я с удовольствием отмечаю, что информационного голода больше нет.

Люди имеют право на информацию. Это, по-моему, даже в конституции есть. Или есть, но в чужой?

Вот в застойные годы царил ужасный информационный голод. Навскидку припоминаю, что классе в десятом мы думали следующее:

1. У «Машины времени» существует диск под названием «Соsмic-80».

2. «Машина времени», когда пребывает в подполье, поет песни на стихи А. Белого и С. Черного.

3. В Москве есть секретные группы «Рубиновая атака» и «Чистая случайность», давно заткнувшие за пояс всех остальных.

4. Руководитель «Землян» Киселев – гомосек.

5. Юрий Антонов целый год лечился от сифилиса.

Сами видите, какое гнилое было время. Теперь газету откроешь – и сразу все встает на свои места: гомосек, оказывается, как раз Антонов, а сифилис был у Киселева.

Все сориентированы.

Стихи между яйцами

Люди любят поэзию, тянутся к стихам.

Правда, больше к своим собственным, не к посторонним.

Прихожу я в магазин. Я люблю ходить за продуктами и глазеть по сторонам.

Касса. Над юной кассиршей склонился мужичок лет пятидесяти и обещает почитать стихи. Та жеманно улыбается, стреляет глазами из-под накладных ресниц.

Тут я бесцеремонно вторгся в эту идиллию, влез со своей корзиной. Мужичок отошел:

– Ну, – кричит откуда-то сбоку, – может, будет пауза – так я еще подойду! – Подумал и обрадованно засмеялся: – Сказал А – говори и Э!..

И сказал, как хотел.

Я отошел, а он вернулся, нагнулся опять и стал бормотать нечто вольное, с преобладанием означенных звуков в качестве междометий. Я не прислушивался, но вроде бы это действительно были стихи – правда, в прозе.

Пошел дальше.

Пришел купить яички.

– Вам какие?

– То есть? – спрашиваю.

– Ну, есть от молодых курочек, а есть и от немолодых.

Искренне пожимаю плечами:

– А какая разница?

Мне игриво, не без самореференций отвечают:

– Откуда я знаю? Кто-то любит курочек помоложе, а кто-то постарше!..

Я мучительно задумался, не умея выбрать между молодостью и опытом. Потом вспомнил, что сам-то я все эти яички видел в гробу, я их отродясь не ел ни в каком виде, не для меня они. Махнул рукой и сказал, что все равно.

По образу и подобию

По ящику показывают языческие курсы для будущих мам, при нашем Этнографическом музее.

Можно ли на сносях переступать через ухват или все-таки не следует.

Утверждают, что свернутая материя – это как бы энергия человека, слепок его души, а то и сама душа.

Этим я живо заинтересовался, пошарил, порылся. Не нашел ничего особенного, кроме носка под диваном, свернувшегося в клубочек. И еще платок у меня есть носовой, скомканный, в кармане лежит уже давно.

Такие, значит, проекции с отражениями.

Святой Микки

Смотрел кинофильмы с Микки-Рурком.

Идиотизм деятелей, штампующих диски, уже не вызывает желания подыскивать какие-то особенные слова, упражняться в метафорах. Фильм про св. Франциска они назвали «Франческо» и написали, что – «хорошее, серьезное кино».

Ну, кино ничего, это верно. Старое. И Микки там вполне убедителен, старается изо всех сил. Правда, меня смутила сцена, когда он в экстазе сношает (или только стимулирует) сугроб: у Микки там на внутренней стороне предплечья виднеется татуировка. Интересно, водились ли в Ассизии образца 13 века татуировки? Я ведь не знаю точно – может, и водились. Тогда при каких обстоятельствах купеческий сын, предполагавший сделаться рыцарем, мог ее себе нанести? Или это он уже потом поднабрался от своих неимущих подопечных?

Впрочем, это второстепенное дело. Я смотрел и почти готов был поверить святости Микки, особенно после сугроба, но что-то меня удерживало.

Оказалось, причина – во втором фильме, который называется «Пьянь» и снят по произведению Буковски.

Вот там Микки гораздо больше похож на святого, в состоянии хронической канонизации.