Текст книги "Куропаткин. Судьба оболганного генерала"

Военный министр официально считался высшим государственным должностным лицом, стоящим во главе военно-сухопутного управления вооруженными силами страны, являвшимся единственным докладчиком у царя по делам армии.

Военный министр имел право выбора и представления на высочайшее утверждение о назначении, перемещении и увольнении высших должностных лиц военного ведомства – командующих военными округами, армейскими корпусами, дивизиями, бригадами и полками, о назначении, перемещении и увольнении военнослужащих среднего и нижнего звена, надзора за деятельностью подчиненных объединений, соединений и частей, право лично или через доверенных лиц осмотра всех войск, военных управлений и учреждений. Как органу исполнительной власти ему было предоставлено право самостоятельной административной деятельности, осуществляемое путем издания за своей подписью приказов и распоряжений по военному ведомству, по инженерным и казачьим войскам, а также путем утверждения общих для всех частей инструкций, служащих развитием действующих законоположений и разъясняющих порядок их исполнения.

В административной сфере значительно ограниченной являлась власть военного министра по хозяйственной части военного ведомства: в этой области военному министру никаких личных прав предоставлено не было и на тыловое обеспечение сухопутной армии министр мог влиять лишь как председатель Военного совета.

Военному министру было предоставлено право участия в законодательной деятельности, что выражалось в праве законодательной инициативы и в праве обсуждения законопроектов на Военном совете и в Государственном совете.

Кроме того, министр имел определенные полномочия судебной власти, что выражалось в праве управления и надзора за военно-судебными учреждениями, при посредстве Главного военно-судного управления и Главного военного прокурора возбуждения уголовного преследования, предания суду и разрешения противоречий о подсудности. Независимо от этого министр обладал широкой дисциплинарной властью в отношении всех чинов военного ведомства.

Военный министр по должности являлся председателем высших военных установлений – Военного совета, Александровского комитета о раненых и Высшей аттестационной комиссии, а также представлял интересы армии в Комитете министров и Государственном совете, являясь, соответственно, членом правительства и госсовета.

Одной из важнейших составляющих деятельности военного министра оказалась повседневная и утомительная работа по наполнению военного бюджета, нередко переходящая в открытую борьбу с Министерством финансов и персонально с его главой-Сергеем Юльевичем Витте по ВЫБИВАНИЮ требуемых для существования вооруженных сил империи денежных средств.

Еще при Александре III в 1889 году установили правило, согласно которому Военное министерство имело свой предельный бюджет, определявшийся на пять лет. За рамки утвержденного бюджета военное ведомство выходить не имело права, в то же время остатки от неизрасходованных средств оставлялись за Военным министерством и зачислялись в так называемый запасной кредит.

Бывший военный министр А.Ф. Редигер отмечал: «Предельный бюджет представлял значительные удобства для Министерства финансов в том отношении, что оно на пять лет освобождалось от новых требований со стороны Военного министерства, а для последнего – в том, что, зная заранее средства, какие оно получит в течение пяти лет, могло составить план мероприятий на пять лет вперед и спокойно проводить его в жизнь».

Однако просчитать потребности на пять лет вперед такого динамичного механизма, как вооруженные силы, было невозможно, жизнь постоянно вносила свои коррективы, и дополнительные ассигнования на армию требовались всегда, чему с завидным упорством и постоянством противилось возглавляемое Витте министерство финансов. Разногласия по расходованию военных статей бюджета выносились на обсуждение в «Особом совещании», участниками которого являлись председатель департамента экономики Государственного совета, руководители министерств: военного, морского, иностранных дел, финансов, контроля, директор департамента Государственного казначейства.

Вспоминает А.Ф. Редигер: «…трудно было военному министру бороться в совещании против готового большинства; морской министр был единственным его союзником. Если принять еще во внимание выдающийся ум главного противника, С.Ю. Витте, и убедительность его образной, горячей речи, то станет понятным, что все требования Военного министерства подвергались в Особом совещании сильным урезаниям, а заседания его… производили… самое тяжелое впечатление непосильной борьбы и бесплодных споров с людьми, которых нельзя убедить ни в чем…».

Позднее, уже пребывая в отставке, Куропаткин в 1906 году в отчете об итогах Русско-японской войны напишет: «…мы приступали к работе по Военному ведомству в пятилетие 1899–1903 годов, не получив на наши важные нужды около 300 млн руб. в пять лет или с недочетом по 60 млн руб. ежегодно. Очевидно, что такое решение вопроса о военных нуждах неизбежно должно было иметь последствием еще большую отсталость нашу сравнительно с соседями, ибо мы вынуждены были приостановиться со многими мероприятиями по усилению нашего положения как на западной границе, так и в азиатских округах».

Как военный министр, Куропаткин по должности являлся председателем Военного совета с 1 июля 1898 по 7 февраля 1904 года. На Военном совете по плану и в интенсивном режиме КОЛЛЕГИАЛЬНО рассматривались и принимались решения по широкому спектру текущих вопросов повседневной деятельности военного ведомства: мобилизационных, организационно-штатных, образовательных, кадровых, правовых, судебных, интендантских, финансовых, пенсионных, хозяйственных, административных, вооружения, службы казачьих войск.

Редигер вспоминает:

«В Военном совете Куропаткин бывал относительно редко…, За и то он обыкновенно не поспевал к началу заседания, так как тут же, рябом с залом Заседаний, принимал с 11 часов утра представляющихся, и этот прием у него затягивался до полутора и даже двух с половиной часов, тогда как заседание начиналось в час, так что он иногда приходил лишь к концу заседания или даже вовсе не поспевал в Совет. В порядок доклада дел это вносило серьезную путаницу: обычно докладывались сначала серьезные дела, чтобы отпустить представителей, всех людей занятых, а под конец – бесспорные дела; когда же ожидался приход Куропаткина, то приходилось менять распорядок, слушая сначала пустые дела, и затем уже браться за серьезные, причем представителям приходилось ждать».

Колоссальная занятость по службе не позволяет активно заниматься научной деятельностью в повседневном режиме, но тем не менее министр Куропаткин умудряется во время отпуска и в выходные выкроить время для того, чтобы в 1899 году подготовить к изданию военно-историческую работу «Завоевание Туркмении: Поход в Ахал-Теке в 1880–1881 г. С очерком военных действий в Средней Азии с 1839 по 1881 гг.» и в 1902 году – монографию по военной статистике «Сведения о Персии и Афганистане».

Отношения с подчиненными, взаимное привыкание к стилю и методам руководства выстраивались в ходе совместной работы, хотя имелись и некоторые недоразумения и недопонимание.

О начальном периоде руководства новым министром военным ведомством А.ф. Редигер вспоминает:

«…Куропаткин докладов почти не слушал, а по поводу каждого дела сам говорил с безапелляционной самоуверенностью…

Кроме того, по поводу самых пустых дел он подымал суету и спешку, мешавшую серьезной работе».

Со временем Куропаткин приобрел выдержку, такт и терпение, «научился выслушивать докладчика», внимательно относиться к компетентному мнению более опытных в штабной и административной службе подчиненных, «но спорить с ним было почти невозможно ввиду его самоуверенности».

Штабным и канцелярским работником руководитель военного ведомства не был и в министерском кабинете подолгу не засиживался: заседания в правительстве и Государственном совете, командировки по округам, инспектирование войск, приемы у императора, сопровождение царской семьи в летних поездках в Ливадию, верховая езда в манеже по утрам с Витте, общение с коллегами по Комитету министров, великими князьями, промышленниками и предпринимателями, учеными и деятелями искусства. В отсутствие министра в столице его замещал начальник Главного штаба Сахаров, которому Куропаткин доверял абсолютно, поддерживая теплые и дружеские отношения, регулярно общаясь семьями.

Жил Куропаткин с женой Александрой Михайловной и сыном Алексеем в реконструированном фешенебельном, новом служебном доме военного министра на Мойке, № 67–69, где обычно по средам вечером устраивались частные приемы с приглашением относительно узкого круга старых друзей и сослуживцев по Средней Азии, видных военных – Соллогуба, Мальцева, Вернандера, Фролова, ставшего государственным контролером Лобко, а также начальника Главного штаба – генерала Виктора Викторовича Сахарова, начальника Академии генерального штаба Сухотина и начальника канцелярии Военного министерства Александра Федоровича Редигера.

Позднее Редигер вспоминал:

«Александра Михайловна Куропаткина всегда очень хорошо относилась ко мне, и я думаю, что Куропаткин был вполне прав, говоря про нее, что она всегда верна старым друзьям; она производила на меня впечатление хорошего и надежного человека; в семейной жизни она не была счастлива, но тщательно скрывала это и была верным другом своему мужу и часто за него вела щекотливые разговоры с его подчиненными. Очень нервная, Александра Михайловна вечером часто пила вино, красное или шампанское, но я никогда не замечал на ней действия выпитого вина; про нее говорили, что она сильно выпивает; я могу лишь удостоверить, что я никогда этого не видел. На вечерах у них в девять часов подавался в столовой чай, потом составлялись скромные карточные партии, в которых участвовала и Александра Михайловна, тогда как сам Куропаткин предпочитал партию на бильярде. Часов в двенадцать подавался холодный ужин, и в час гости расходились по домам».

На приватных приемах у министра не только чай, вино и карты с бильярдом, на ужинах непременно присутствовали и интеллектуальные блюда: так, на одном из вечеров российский военный агент при английской армии в Южной Африке полковник Павел Александрович Стахович прочитал присутствующим лекцию об Англо-бурской войне.

В 1899 году генерал Сухотин – давний близкий друг Куропаткина, пользующийся и, как выяснилось, злоупотребляющий его неограниченным доверием и поддержкой, практически на ровном месте спровоцировал наделавший много шума в Военном министерстве и Академии генерального штаба конфликт, информация о котором невольно стала достоянием самого императора.

Отставка возрастного, почти 70-летнего, начальника главной в империи военной академии, генерала от инфантерии, профессора военного искусства Генриха Антоновича Лeepa и назначение вместо него 17 августа 1898 года генерал-лейтенанта Николая Николаевича Сухотина стали одной из первых кадровых инициатив нового руководителя военного ведомства. Куропаткин, как это часто бывает в военной среде, по обыкновению продвинул на престижную должность давнего товарища, которого близко знал около сорока лет: Сухотин учился вместе с Куропаткиным (правда, на разных курсах) в кадетском корпусе и 1-м военном Павловском училище.

В биографическом исследовании Г.М. Ипполитова, посвященном руководителю Белого движения, видному деятелю русской эмиграции и писателю – генералу Антону Ивановичу Деникину, начальник Академии генштаба Сухотин характеризуется как человек властный и грубый, внесший в жизнь учебного заведения сумбурное начало, «ломал, но не строил», игнорируя сложившуюся практику организации учебного процесса и распределения выпускников.

Весной 1899 года, как это было установлено действующими нормативными актами и принято испокон веков в русских военных образовательных учреждениях, в академии составили рейтинг выпускников согласно итоговым баллам их успеваемости по учебным дисциплинам.

Пятьдесят офицеров, в том числе и Деникин, причислялись к корпусу генерального штаба; в свою очередь, не попавшие в список подлежали откомандированию в соединения по месту прохождения службы до поступления в академию. Спустя некоторое время список офицеров, предназначенных для зачисления по генеральному штабу, претерпел изменения, кого-то вычеркнули, кто-то в список генштабистов попал вновь. Затем последовали третий и четвертый варианты распределения; в результате в итоговом списке фамилий Деникина и еще трех офицеров, ранее прошедших рейтинговый отбор, не оказалось.

В биографии Деникина дальнейшие события излагаются так:

«Выяснилось, что Сухотин через голову конференции и Главного штаба запросто ездит к военному министру с докладами об “академических реформах” и привозит краткую резолюцию “согласен”.

Несколько раз сходились Деникин и три его товарища по несчастью, чтобы обсудить свое положение. Обращение к академическому начальству ни к чему не привело. Один из ущемленных в правах попытался попасть на прием к военному министру, но его без разрешения академического начальства до него не допустили. Другой, будучи лично Знаком с начальником канцелярии Военного министерства, заслуженным профессором академии, генералом Редигером, явился к нему. Редигер знал всё, но помочь не мог: “Ни я, ни начальник главного штаба ничего сделать не можем. Это осиное гнездо совсем опутало военного министра”».

Отчаявшись, Деникин подает жалобу на имя императора, другие офицеры обращаться с письмом на высочайшее имя не решились.

Куропаткин, получив информацию о поступившей от поручика Деникина жалобе, дал указание вынести вопрос на академическую конференцию, неожиданно для министра принявшую резолюцию: «Оценка знаний выпускных, введенная начальником академии, в отношении уже окончивших курс незаконна и несправедлива, в отношении же будущих выпусков нежелательна».

Куропаткин отреагировал мгновенно, отдав распоряжение о зачислении несправедливо вычеркнутых из списков выпускников в корпус офицеров генерального штаба, но при одном условии: Деникин должен отозвать свою жалобу на имя царя. Идти на попятную Деникин категорически отказался, после чего стало реальным его увольнение с военной службы. Вконец отчаявшись, Деникин обращается в Канцелярию прошений на высочайшее имя приносимых при Императорской Главной квартире – центральное государственное учреждение, подчинявшееся непосредственно императору, в компетенцию входило рассмотрение жалоб на действия по делам, находящимся в распоряжении министров.

Решительные действия безвестного артиллерийского поручика, осмелившегося бросить вызов всесильному военному министру, оказались эффективными. В биографии Деникина отмечено: «Запрос Канцелярии прошений Военному министру возымел действие. Академия оставила Деникина в покое, и дело перешло в Главный штаб. Для производства следствия над “преступлением” Деникина назначен был пользовавшийся в генеральном штабе большим уважением генерал Мальцев. В Главном штабе будущий генерал, а пока жалобщик встретил весьма внимательное отношение. Генерал Мальцев в своем докладе сказал, что выпуск из академии произведен незаконно, а в действиях Антона Ивановича нет состава преступления».

К составлению ответа Канцелярии прошений были привлечены юрисконсульты Главного штаба и Военного министерства, но Куропаткин порвал два проекта ответа, сказав раздраженно: «И в этой редакции сквозит между строк, будто я не прав».

Так шли неделя за неделей… Давно прошел обычный срок для выпуска из военных академий, исчерпаны были кредиты и прекращена выдача академистам добавочного жалованья и квартирных денег по Петербургу. Многие офицеры бедствовали. Начальники других академий настойчиво добивались у Сухотина, когда же разрешится инцидент, задерживающий представление императору выпускников четырех военных академий.

Наконец, ответ военного министерства в Канцелярию прошений был составлен и послан; испрошен был день высочайшего приема; состоялся высочайший приказ о производстве выпускных офицеров в следующие чины «за отличные успехи в науках». К большому своему удивлению, Деникин прочел в нем и о своем производстве в капитаны.

По установившемуся обычаю, за день до представления государю в одной из академических зал выпускные офицеры представлялись военному министру. Генерал Куропаткин обходил их, здороваясь, и с каждым имел краткий разговор. Подойдя к Антону Ивановичу, он вздохнул глубоко и прерывающимся голосом сказал: «А с вами, капитан, мне говорить трудно. Скажу оно: вы сделали такой шаг, который не одобряют все ваши товарищи».

К генеральному штабу Деникин причислен не был и отправился служить в Виленский военный округ. Жалоба в Канцелярию прошений, согласно повелению императора, оставлена без рассмотрения, а военный министр «запретил возбуждать какое бы то ни было ходатайство о капитане Деникине».

Осенью 1901 года Деникин найдет в себе смелость обратиться к военному министру с личным письмом, где подробно изложит события двухлетней давности и объяснит личные мотивы своих поступков. Куропаткин через Канцелярию военного ведомства переправит письмо в Академию генерального штаба для изучения вопроса вновь и подготовки заключения. Аргументированное, основанное на достоверных фактах заключение академической конференции окажется положительным, а содержание деникинского письма признано полностью соответствующим действительности.

Министр Куропаткин признать свою недавнюю ошибку в отношении артиллерийского капитана не постеснялся, настойчивости, откровенности и порядочности Деникина отдал должное и, не будучи злопамятным, на ближайшей аудиенции у императора, «выразив сожаление, что поступил несправедливо», ходатайствовал о причислении капитана Деникина к корпусу офицеров генерального штаба.

Следующая встреча генерала от инфантерии Куропаткина и подполковника генерального штаба Деникина произойдет совсем скоро, в 1904 году, в Маньчжурии, где Деникин в должности начальника штаба Забайкальской казачьей дивизии, беспрекословно выполняя приказы командующего армией, будет достойно, смело и решительно участвовать в боевых операциях против японских войск, делом доказывая в кровопролитных сражениях то, что, зачислив, хотя и с запозданием, в генеральный штаб, в нем действительно не ошиблись.

В хмурые, ненастные осенние месяцы 1901 года военный министр с группой генералов и офицеров предпринял длительную плановую инспекционную поездку в Туркестанский военный округ.

В Красноводске высокопоставленных ревизоров из Санкт-Петербурга парадно-торжественно, согласно установленному регламенту, встретил командующий округом и туркестанский генерал-губернатор, коим с января 1901 года являлся давний знакомый и сослуживец Куропаткина, георгиевский кавалер, генерал-лейтенант Николай Александрович Иванов, вся боевая и военно-административная служба которого прошла в Средней Азии.

И далее вся поездка военного министра по региону была проникнута подчеркнутым особым уважением и вниманием: в Ашхабаде свое почтение руководителю военного ведомства продемонстрировали специально прибывшие представители Персидского шаха, в Кермине высокую комиссию встречал Эмир Бухарский, в Чарджоу – наследник хивинского хана.

Одним из первых тщательной проверке подвергнут южный форпост России на границе с Афганистаном – Кушкинская крепость. Проведен строевой смотр гарнизона, обследованы фортификационные сооружения, проверена исправность пушек и мортир. С целью проверки боеготовности воинские подразделения подняты по тревоге, после чего проведены локальные учения по отражению нападения условного противника. По итогам инспекции по инициативе военного министра Кушкинская крепость в январе 1902 года была переведена из IV в III класс, что повышало ее значение в системе инженерного обеспечения обороны империи и давало возможность расширения штатов, увеличения количества и качества артиллерийского вооружения и инженерного обеспечения укрепленных позиций.

8 октября 1901 года Куропаткин наблюдал за тактическими учениями войск округа в составе некогда находившейся под его командованием 1-й Туркестанской стрелковой бригады и 1-й резервной бригады. Отрабатывались способы ведения наступательных и оборонительных действий. На подробном разборе маневров в штабе округа Куропаткин сосредоточил внимание на выявленных недостатках в управлении подразделениями и слабость тактической подготовки командиров рот и батальонов.

9 октября 1901 года военный министр возглавил торжественную церемонию закладки железной дороги Ташкент – Оренбург. Посетил приготовительную школу Оренбургского кадетского корпуса, где присутствовал на уроках, опробовал пищу будущих кадет, во дворе учебного заведения посадил ореховое дерево. Позаботился о подготовке распоряжения о резервировании льготных вакансий при поступлении в кадетский корпус детей офицеров Кушкинского, Термезского и Мервского гарнизонов. Отстоял панихиду в часовне на братской могиле воинов русской армии, погибших при штурме Ташкента в 1865 году.

Последовательный и непреклонный сторонник кадетского образования, Куропаткин остался верен себе и на этот раз: уже через месяц после завершения министерской инспекции, 4 декабря 1901 года Ташкентская приготовительная школа при 2-м Оренбургском кадетском корпусе преобразована в Ташкентский кадетский корпус. Корпусу присвоен черный погон с буквами ТКК. Открытие первого в Средней Азии кадетского корпуса стало поистине уникальным событием для военно-образовательной системы Российской империи.

Охват контрольно-проверочными мероприятиями частей округа носил тотальный характер – скучать и отмечать визиты высоких гостей неутомимый Куропаткин не давал никому, принятой нередко в войсках и гарнизонах показухи не допускал, обращая внимание на, казалось бы, второстепенные вопросы. Для Куропаткина в подготовке и обустройстве войск мелочей не существовало никогда, верхоглядства не любил и всегда заставлял подчиненных при проверках воинских частей докапываться до самой сути. Глубоко и скрупулезно вникая во все вопросы жизнедеятельности армии, он тем самым знал истинную обстановку в войсках и их реальные возможности и потребности в деталях, избегая поверхностных выводов и далеких от реальности оптимистических итоговых оценок.

Всего за месяц работы столичной инспекции из 44 батальонов Туркестанского военного округа было проверено 35, из 48 кавалерийских сотен – 24, из 15 артиллерийских батарей – 13, из шести отдельных технических рот – пять. Также проверена Аму-Дарьинская военная флотилия, министр даже принял личное участие в учебной высадке десанта на левый берег реки.

Тщательно обследовано санитарно-эпидемиологическое состояние мест дислокации гарнизонов, оценена работа госпиталей и лазаретов, изучено качество хранения запасов на провиантских складах, объемы наполнения неприкосновенных запасов. Отдельно рассмотрены бытовые вопросы, в том числе касающиеся размещения семейных офицеров на квартирах и нижних чинов в казармах.

Отдано распоряжение об улучшении физической подготовки личного состава, усиленном проведении занятий по полевой гимнастике, оборудовании для обучения войск специальных полос препятствий.

В отчете на имя императора о результатах командировки в Туркестан Куропаткин докладывает по широкому спектру военных, экономических, административных, демографических проблем, в частности:

• о числе русских поселений по областям края, численности русского населения и количестве лошадей на сто душ населения;

• о ввозе и вывозе различных продуктов и собственной их переработке в крае;

• о минеральном топливе ради сбережения лесов;

• о недопустимости сокращения водомерных постов и свертывания изыскательских работ по ирригации;

• о наступлении саранчи, захватывающей окультуренные земли;

• о неудачном расположении планируемого затона Аму-Дарьинской флотилии, грозящем неблагоприятным изменением русла реки;

• о новой туземной литературе «русского направления»;

• о редких музеях и желательном увеличении их числа.

Независимо от одобрения царя, подобное не совсем корректное вторжение военного министра в сферу компетенции других правительственных структур вызывало недоумение у большинства равных по рангу коллег, взаимного понимания не встречало, более того, нередко и не без оснований истолковывалось превратно с намеком на излишние претензии Куропаткина на предмет расширения четко очерченных министерских полномочий и, раз за разом, буквально на ровном месте способствовало возникновению межведомственных конфликтов, отнюдь не способствовавших стабильности положения излишне деятельного и инициативного генерала.