Текст книги "Куропаткин. Судьба оболганного генерала"

«Волнения 1900 года совершенно ясно доказали, что при условии прохождения Сибирской магистрали на протяжении 1200 верст по китайской территории нельзя рассчитывать на поддержание и в будущем прочной связи с Россией.

Дабы прочно обеспечить наше положение на Дальнем Востоке, необходимо было быстро строить железную дорогу по нашим владениям на правом берегу Амура и в то же время поставить Северную Маньчжурию в такое положение, чтобы эта провинция не ослабила бы при помощи нами же построенной железной дороги нашего положения на Дальнем Востоке».

Фразы «прочно обеспечить наше положение» и «поставить Северную Маньчжурию в такое положение» означали только одно – наличие мощного контингента войск, способного надежно обеспечить безопасность магистрали.

Несмотря на вызвавшую восторженные отклики в стране и за рубежом полную и безоговорочную победу в Китае, министр оценивал военную силу России на Дальнем Востоке объективно, трезво и реально, новой войны категорически не желал и пытался довести свою мысль до наиболее вдумчивых коллег в правительстве страны.

В секретном письме министру иностранных дел В.Н. Ламсдорфу 27 ноября 1901 года Куропаткин рассуждает так:

«При нашей решимости очистить Маньчжурию от наших войск полагаю, что Японии будет трудно найти повод для войны с нами, и, главное, таковая война, создавая Японии большие опасности, не принесет особо полезного результата.

Уверен, что, даже удерживая в известной от нас зависимости Северную Маньчжурию до границ, указанных мной ранее, мы имеем полное основание надеяться избежать войны с Японией».

Помимо министра финансов Витте и его ближайшего окружения с КВЖД и Русско-Китайским банком долговременный КОРЫСТНЫЙ интерес на Дальнем Востоке имела еще одна группа солидных, влиятельных и уважаемых людей. История была давняя и запутанная чередой меняющихся выгодоприобретателей, бенефициаров и лоббистов.

9 сентября 1896 года владелец одного из крупнейших во Владивостоке торговых домов, сколотивший капитал на земельных операциях и портовых услугах, купец 1-й гильдии Юлий Иванович Бринер в целях разработки в промышленных масштабах изобильных природных ресурсов на территории Кореи путем невероятных усилий смог склонить высших должностных лиц правительства сопредельного с Россией, Китаем и Японией (через пролив) государства к заключению обоюдовыгодного, на первый взгляд, соглашения об «Образовании Корейской лесной компании».

Удачливый русский концессионер немецкого происхождения Бринер по рассчитанному на 25 лет договору приобретал право заготовки леса на корейско-китайской границе на территории площадью 63 тысячи квадратных километров в районе реки Ялу, верховьях реки Туманган и на острове Уллындо. Развертывание работ в рамках концессий требовало огромных финансовых вливаний в компанию, а такого объема свободных денежных средств у предприимчивого купца Бринера не нашлось.

Настойчивые, неоднократные, где-то даже лихорадочные попытки отыскать солидного инвестора и получить длинный и объемный кредит непосредственно на месте, во Владивостоке, ожидаемо потерпели крах – желающих рисковать собственными вложениями в экономику другого государства и под сомнительную идею не нашлось.

Вконец отчаявшийся Бринер устремился в Санкт-Петербург, где рассказал о возникших затруднениях в реализации неординарного коммерческого проекта давнему знакомому, занимавшему в свое время в течение двадцати четырех лет должность пограничного комиссара Южно-Уссурийского края, а ныне чиновнику Министерства иностранных дел тайному советнику Николаю Гавриловичу Матюнину. Последовательный и активный сторонник вовлечения Кореи во внешнеполитическую орбиту Российской империи, блестящий теоретик и практик китайско-корейской проблематики Матюнин быстро смекнул, в чем суть дела и какие у него захватывающие дух перспективы.

Поразмыслив, он конфиденциально-доверительно представил Бринера своему однокашнику по Императорскому Александровскому лицею Владимиру Михайловичу Вонлярлярскому – отставному полковнику-кавалергарду, латифундисту, промышленнику, владельцу золотых приисков, члену Общества содействия русской промышленности и торговле. Выбор Матюнин сделал не случайный, ибо связи в ВЕРХАХ деятельный и энергичный Вонлярлярский имел просто колоссальные.

Мало иметь связи – ими нужно уметь тонко и изощренно манипулировать.

Вокруг заманчивого, в драгоценном мираже бриллиантового дыма концессионного проекта, рвущийся в настоящие, не рублевые, но долларовые миллионеры изворотливый Вонлярлярский ухитрился за короткое время талантливо организовать и прочно сплотить круговой порукой удивительно разношерстный, но крайне полезный во всех отношениях коллектив единомышленников, в котором каждый, от ВЕЛЬМОЖ до невысокого ранга бывших и действующих чиновников, занимал свое определенное место и играл особенную роль.

Ядро группы составили: женатый на сестре императора Николая II великий князь Александр Михайлович, бывший министр императорского двора и уделов граф И.И. Воронцов-Дашков, министр внутренних дел В.К. Плеве, князь Ф.Ф. Юсупов, крупнейший отечественный промышленник мультимиллионер И.П. Балашёв, приближенный к императрице Александре Федоровне обер-церемониймейстер В.А. Гендриков, командир Гвардейского флотского экипажа А.М. Абаза.

Не желая засвечиваться напрямую и ПОДСТАВЛЯТЬСЯ, высокопоставленные бенефициары концессии выдвинули на роль руководителя проекта невеликого масштаба фигуру действительного статского советника Александра Михайловича Безобразова.

Пустышкой Безобразов не был – выпускник элитнейшего Пажеского корпуса, он девять лет служил в кавалергардах, где и подружился с Вонлярлярским. После увольнения из армии как бывалый кавалерист причислен к Главному управлению Государственного коннозаводства. Заведовал хозяйственной частью Императорской охоты, затем состоял чиновником особых поручений в Восточно-Сибирском генерал-губернаторстве.

В 1896 году он самостоятельно подготовил обобщенную записку, где рассудительно и в основном верно проанализировал оперативную обстановку на дальневосточных рубежах Российской империи, прозорливо указав в качестве главного ее элемента экспансионистскую политику Японии по отношению к Корее и Маньчжурии.

В качестве противовеса японцам Вонлярлярский предложил создать в Маньчжурии в зоне китайско-корейской границы разветвленную сеть совместных с Пхеньяном коммерческих предприятий, через деятельность которых в последующем постепенно осуществить мягкое экономическое проникновение в баснословно богатую разнообразными природными ресурсами, но бесконечно слабую в военном и политическом отношении Корею.

Смелую по содержанию докладную в КРУГАХ одобрили, но дальнейшего хода не дали – вмешался всесильный глава Минфина Витте, углядевший в безобразовской идее негативные для страны финансовые и политические риски.

Так что нежданно-негаданное появление на петербургской авансцене Бринера с его утлой концессией оказалось весьма и весьма кстати.

Сбросившись не глядя, концессионный договор у осчастливленного удачей Бринера высокопоставленные столичные наперсточники выкупили легко и непринужденно, практически даром, после чего отправили замахнувшегося не по чину на авантюру международного уровня недалекого владивостокского купчину-провинциала восвояси целым и невредимым на берега залива Петра Великого.

А затем придали нетленному ДЕЛУ личного обогащения государственный, поистине державный размах.

Для создания прочных позиций в рядах корейской элиты Матюнина из МИДа в качестве передового отряда выдвигают на специально под него учрежденную должность поверенного в делах в Корее, обеспечив ему перед отправкой на Дальний Восток высочайшую аудиенцию у императора, завершившуюся добрыми, напутственными пожеланиями самодержца.

Далее граф И.И. Воронцов-Дашков передает Николаю II подготовленную Безобразовым и Вонлярлярским докладную записку с предложением о «создании большой русской промышленной компании», где черным по белому излагались цели предприятия: «Восточно-Азиатская компания создается не для обогащения отдельных лиц, но для самого насаждения русских идей. В руках компании должно сосредоточиться все влияние на общий ход дел в Корее».

Преодолев яростное противодействие министра финансов С.Ю. Витте, министра иностранных дел В.Н. Ламсфорфа, военного министра А.Н. Куропаткина, 29 июня 1901 года Комитет министров утвердил устав Восточно-Азиатской промышленной компании, образовано Русское лесопромышленное товарищество.

Дальше – больше: пробили в правительстве право иметь вооруженную охрану полученных по концессии лесов – особую лесную охранную стражу;

Безобразов пожалован в статс-секретари с правом личного доклада императору; по личному указанию Николая II компания получила государственный кредит в 2 миллиона рублей; не на словах, а на деле начали в промышленных масштабах заготовку леса; строили дороги, склады пиломатериалов, бараки, конюшни, мол; загнали на корейскую территорию несколько сот переодетых в гражданскую одежду солдат Российской армии; проводили военно-топографическую съемку местности; добились приостановления вывода русских войск из Маньчжурии.

И тем самым напрочь испортили дипломатические отношения Российской империи с Японией, усмотревшей в подобного рода «хозяйственной» деятельности в Корее ущемление своих интересов на полуострове. Реакция русского царя на демарши представителей японского внешнеполитического ведомства отличалась сдержанностью, смешанной с наивностью и полным отсутствием предвидения опасности: «Сожалею, что совершенно закономерное появление русских лесопромышленников с охраною вызывает возбуждение умов в Японии. Надеюсь, что подобные недоразумения прекратятся…».

Сгладить шероховатости во взаимоотношениях с восточным соседом попытались поручить министру финансов Витте, однако изворотливый Сергей Юльевич нашел повод благоразумно отказаться, якобы «по состоянию здоровья».

Своенравный министр иностранных дел Ламсдорф и близко слышать не хотел о прямых переговорах с коллегами из японского дипломатического ведомства без прекращения хозяйственного освоения Кореи «безобразовской кликой».

Тогда от безысходности выбор царя пал на Куропаткина, который, несмотря на то, что вместе с Витте и Ламсдорфом откровенно оппонировал сторонникам концессии в Корее, как дисциплинированный офицер волеизъявлению императора воспротивиться не осмелился и привычно взял под козырек.

Насколько дружелюбным бывают визиты в Японию, испытал на себе Николай II в 1891 году, когда его, юного наследника-цесаревича, едва не зарубили насмерть саблей…

Было ли счастливое спасение будущего императора чудесным, по воле судьбы, провидения и трепещущего ангела-хранителя, или царскому отпрыску просто доходчиво дали понять на перспективу, что не надо лезть в сферы интересов микадо и Страны восходящего солнца, навсегда осталось таинственной загадкой.

Японские официальные власти в расследовании представили стоявшего в оцеплении полицейского, покушавшегося на великого князя, как спонтанного террориста-одиночку; по закону и в назидание другим злоумышленника следовало казнить, но под давлением общественного мнения преступника приговорили к пожизненной каторге; исполнитель покушения долго не мучился, скончавшись через несколько месяцев после суда в тюрьме на острове Хоккайдо.

Помимо переговоров в Японии императором перед Куропаткиным в качестве основной поставлена, по словам Алексея Николаевича, «тяжкая задача определить вместе с Алексеевым необходимые военные мероприятия, которые должны быть:

1) в равновесии с нашими политико-экономическими задачами на Дальнем Востоке;

2) они должны давать нам право на исключительное влияние в Маньчжурии».

В любом случае, независимо от скандала двенадцатилетней давности у направлявшегося на Японские острова с дипломатической миссией Куропаткина был веский повод не ощущать себя желанным гостем у заморского соседа.

Это был первый визит российского военного министра в Японию. Дипмиссии такого уровня экспромтами не являются, готовятся тщательно и по всем каналам: дипломатическим, протокольным, военным, информационным, разведывательным.

В данном случае разведка оказалась в приоритете – по указанию Николая II в сопровождение Куропаткину выделили бывшего до 1900 года руководителем русской военной разведки генерал-лейтенанта Василия Устиновича Соллогуба, ныне пребывающего, благодаря протекции Витте, на хлебной должности члена правления КВЖД, и опытнейшего разведчика, военного агента России в Китае – генерал-майора Константина Ипполитовича Вогака. Непосредственно в Токио к работе делегации активно подключился талантливый и расторопный военный агент России в Японии подполковник Владимир Константинович Самойлов. Не будем забывать, что и сам Алексей Николаевич в разведывательных кругах заслуженно считался профессионалом высочайшего уровня.

Из японских газет от 31 мая 1903 года:

«Говорят, будто бы русский военный министр приехал с особым поручением в Японию, но это неправда. Он просто приехал, чтобы все разведать и посмотреть наших министров. Россия уже завладела Маньчжурией, теперь хочет забрать и Корею. Может ли Япония противиться этому? Вот вопрос…

Россия похожа на змею, которая без конца глотает лягушек…».

Наставлений, пожеланий и инструкций для российской делегации от российских правительственных и частных кругов поступило немало.

Из дневников А.Н. Куропаткина:

«В программе для меня переговоров с государственными людьми Японии, которым я должен буду придать частный характер, я должен буду:

1. Признать, что Япония сделала большие успехи по всем отраслям, не исключая и военной.

2. Признать, что Японии предстоит известная будущность среди государств Дальнего Востока, но лишь при условии правильных отношений к России (не употреблять слово «соглашение»).

3. Указать, что внешняя политика Японии, ее союз с Англией, постоянное бряцание оружием, постоянные протесты против самых законных действий России, несдержанность и тенденциозность прессы ведут к совершенно противоположным результатам.

4. Напоминание об огромных жертвах, принесенных Россией на Дальнем Востоке. Жертвы эти принесены и для пользы других. Россия имеет законное право если не вернуть Затраченный капитал, то обеспечить получение на него соответствующих процентов.

5. Указать на легальный путь для сего, выразившийся в заключении договора от 26 марта 1902 года. Напоминание о безусловном праве России объявить войну Китаю (нападение на Благовещенск) со всеми последствиями этого.

6. Подтверждение, что мы исполним этот договор, если другие державы тому не помешают.

7. Напоминание, что страстное, ничем не оправдываемое отношение некоторых держав, в их числе и Японии, к нынешним действиям России может замедлить выполнение договора, ибо мы не можем допустить, чтобы эвакуация Маньчжурии, начатая по собственному желанию России, получила вид акта, вынужденного посторонним давлением.

8. Указать, что страстное, ничем не оправдываемое отношение некоторых держав, в их числе и Японии, к нынешним действиям России препятствует последней надлежащим образом отнестись к жизненным интересам Японии, которых Россия не собиралась отрицать или игнорировать (воздержаться, однако, от обсуждения корейского вопроса).

9. Выражение уверенности, что Япония употребит все усилия к поддержанию правильных, добрососедских отношений с Россией».

28 мая 1903 года российская делегация во главе с военным министром прибыла в Японию. Протокольный уровень приема оказался высочайшим – Куропаткин удостоился официальной аудиенции у императора, которому по указанию Николая II передал «поклон и выражение искренних чувств дружбы и добрых соседских отношений».

Микадо, в свою очередь, также высказался в доброжелательном русле:

«Надо надеяться, что теперь, когда великая железная дорога оканчивается, сношения между двумя государствами станут, к их взаимной выгоде, более частыми. Очень, очень нужно, чтобы мы и русские чаще видели друг друга».

Визит российского военного министра оказался наполненным встречами и обменом мнениями по интересующим сторонам проблемам с широким кругом высших государственных деятелей Страны восходящего солнца. В числе собеседников Куропаткина отметились: военный министр генерал Тераучи, министр иностранных дел Комура, бывший военный министр, министр-президент граф Кацура, член Верховного военного совета маршал Ямагата, начальник Генерального штаба Сухопутных войск маршал Ояма, начальник Генерального штаба Императорского флота адмирал Ито.

Коллегу-министра, матерого разведчика, бывшего военного атташе Японии во Франции генерала Тераучи Масатакэ Куропаткин знал давно – еще в 1884 году тогда молодые японский и русский генштабисты присутствовали в качестве наблюдателей от армий своих стран на показательных маневрах французских войск, проводимых под руководством генерала Жюля Луи Леваля.

Давнее знакомство во многом способствовало откровенности.

Описывая ход переговоров, Куропаткин в дневниках особо подчеркнул позицию японского военного министра:

«В Тераучи мы имеем убежденного сторонника мира. Я указывал ему на ряд уколов, делаемых нам в Маньчжурии, на травлю в прессе и пр. Несколько раз возвращался к вопросу о результатах военного столкновения России с Японией. Он согласился со мною, что даже победоносная Япония будет совершенно обессилена».

Куропаткин не просто тактично ведет диалог и осуществляет легкий дипломатический зондаж, он позволяет себе даже слегка поддавливать на своего партнера по переговорам:

«Говоря об организации японской армии, я указал на слабость их конницы и на незаконченность ее организации…

В случае войны с нами, говорил я, мы очень быстро, даже если японская конница будет избегать столкновения с нами, доведем японские эскадроны до ничтожного состава. Имея в несколько раз превосходящую числом и притом казачью конницу, мы вынудим японскую конницу находиться в вечной тревоге, не расседлывать лошадей, голодать, потому что не пустим их на фуражировки, и т. д.».

Специально для русской делегации японское командование устроило посещение кадетской и военной школ, арсенала, смотр войск токийского гарнизона. Куропаткин и его свита внимательно наблюдали за представленными на церемониальном марше пехотными, кавалерийскими и артиллерийскими частями, обратив особое внимание на их строевую выучку, обмундирование, вооружение и материальную часть. После чего членов делегации пригласили на просмотр батальонных учений с демонстрацией тактической выучки в наступательном бою против условного противника.

Внимательный Куропаткин отметит в дневнике:

«В общем, войска японские произвели впечатление надежных войск. Нижние чины имеют военное самолюбие. К войску население относится с большой любовью. Слабее стоят вопросы унтер-офицерский, офицерский и конский…

Виденные мною японские… генералы не хуже наших. Осторожнее признавать японскую военную силу по своим достоинствам равною европейской».

Куропаткин не упускает случая повстречаться и получить важную оперативную информацию от военного агента Франции в Японии. Главное – французский разведчик подтвердил предварительный вывод Куропаткина о характеристике японских вооруженных сил: «…действительно армия ныне должна считаться очень серьезною величиною на Дальнем Востоке».

Помимо чисто специфических, военных аспектов визита в Японию Куропаткин по порученным Николаем II внешнеполитическим вопросам 1 июня 1903 года провел длительные переговоры с министром иностранных дел Юта-ро Комурой.

Надо отметить, что Куропаткин строго последовательно, не отклоняясь и без импровизаций придерживался линии, предписанной императором: для начала, наглядно используя карту, показал Комуре протяженность государственной границы России с Китаем; отдельно упомянул о расходах российского бюджета в Маньчжурии за последние десять лет: 400 миллионов рублей – на КВЖД, 400 миллионов рублей – на сухопутную армию, флот, Порт-Артур, Дальний; подчеркнул, что вывод русских войск из Китая серьезно ухудшит экономическое положение России и негативным образом скажется на получении прибыли от эксплуатации железной дороги; упомянул о вероломном нападении китайцев на Благовещенск в 1900 году и о 2 тысячах погибших русских солдат и офицеров во время подавления восстания ихэтуаней.

Как стало ясно из дальнейшего хода переговоров с главой японского МИДа, основным и неподъемным камнем преткновения ожидаемо стал корейский вопрос. По словам Куропаткина, «барон Комура… соглашаясь с важностью интересов России в Маньчжурии… не может согласиться, чтобы наши интересы в Маньчжурии были важнее и существеннее японских интересов в Корее… Интересы Японии в Корее так велики, сказал он, что для защиты их Япония пойдет на все жертвы, пойдет на войну».

Промежуточные итоги переговоров с японскими государственными и военными деятелями, реакция на них в местных печатных изданиях, уточненные статистические сведения о сухопутных и морских силах Японии тщательно анализируются и обсуждаются всем составом делегации, к мозговому штурму привлекается посланник России в Токио барон Розен, в муках бюрократического творчества вырабатывается консолидированное мнение для доклада на высочайшее имя.

4 июня 1903 года генерал-адъютант Куропаткин направит в Петербург на имя Николая II депешу, где, в частности, укажет: «Относительно маньчжурских дел мы можем не опасаться столкновений с Японией, но под непременным условием, дабы мы, несмотря на наши неоспоримые права в Корее, воздержались от активного пользования этими правами. При крайне нервном отношении японцев ко всему, что касается Кореи, даже самые законные наши предприятия на корейской почве могут, в связи с нашими требованиями по маньчжурскому вопросу, вызвать взрыв народного возбуждения, перед которым правительство не устоит».

Твердость позиций сторон, отчетливо проявившиеся непримиримые противоречия во взглядах на дальневосточную политику, недостижение баланса интересов в Китае и Корее никоим не образом не повлияли на заранее согласованный на высшем уровне протокол приема посланцев Николая II – весь состав русской делегации удостоился высших государственных наград японской империи.

Не для официального доклада, а лично для себя по итогам дальневосточной командировки, включая двухнедельное пребывание в Японии, Куропаткин основные выводы сделает твердые: «Наши интересы на Дальнем Востоке наиболее важны в Приамурском крае, затем в Маньчжурии и уже потом в Корее. В последней наши экономические интересы почти полностью отсутствуют… Из-за Кореи японцы, вне всякого сомнения, объявят нам войну… Основанием своих действий на Дальнем Востоке надо положить поддержание мира с Японией. Это важнее всяких корейских интересов».