Текст книги "Куропаткин. Судьба оболганного генерала"

Почему Военное министерство и Генеральный штаб заведомо уступили Франции в военно-дипломатической игре и приняли на себя изначально невыгодные для страны обязательства?

Почему небезупречные, заведомо невыгодные для России договоренности по линии военного сотрудничества так легко санкционировал Николай II?

Все дело в накопленных, становящихся неподъемными миллиардных русских правительственных облигационных займах во Франции, которые правители России считали возможным ПОГАСИТЬ ЦЕНОЙ ПОТЕРЬ своих войск в угоду облегчения положения французской армии.

А между тем еще в 1892 году начальник российского Главного штаба, генерал от инфантерии Н.Н. Обручев, на основе безупречного, отточенного за десятилетия дара военно-стратегического прогнозирования, свойственного только единицам генштабистов, только тем, кого по праву можно и должно причислить к избранному клану военных МЫСЛИТЕЛЕЙ, предупреждал: «Нам надо сохранить за собой безусловную свободу действий, и потому в вопросе о совместных с Францией операциях, кажется, наилучшим будет ограничиться лишь общими обязательствами… начать военные действия».

Да и расстановка фигур на шахматной доске переговоров в Шантильи выглядела неравнозначной: представитель русского командования, коим был Жилинский, защищал аргументированные доводы российской Ставки перед действующими, облеченными всей полнотой военной власти и правом принятия окончательных решений главнокомандующими английской и французской армиями и, что не менее важно, – начальниками Генеральных штабов Англии и Франции. Два главкома и два начальника Генштаба против одного БЫВШЕГО начальника Генерального штаба и бывшего главнокомандующего фронтом, в настоящее время не имеющего никакой, кроме представительской, должности в армии, Жилинского, пусть даже и в паре с хитрющим военным агентом полковником Игнатьевым – явно неравноценные статусные позиции за круглым столом союзнической конференции, оставляющие Россию практически без шансов на успех.

В дипломатии, в том числе и дипломатии военной, априори существует принцип равенства партнеров по иерархическому положению в структуре органов законодательной или исполнительной власти государств, ведущих переговоры, как непременное условие соблюдения взаимного уважения и высокой вероятности понимания того, что международный диалог ПРОТОКОЛЬНО БЕЗУПРЕЧЕН: президент с президентом, министр с министром, председатель парламента с председателем парламента. А если к этому присовокупить особенность менталитета людей военных, где должности и звезды на погонах имеют определяющее субординационное значение, становится понятным, почему Жоффр, Френч и остальные представители союзников не могли воспринимать Жилинского иначе как заурядного офицера связи между штабами дружественных армий, пусть даже и в генеральском звании.

Представим, что русскую военную миссию во Франции возглавлял бы не Жилинский, а участник французской экспедиции в Сахару, кавалер трех орденов Почетного легиона, экс-военный министр, военный теоретик и мыслитель, разведчик Алексей Николаевич Куропаткин, с его наработанными десятилетиями связями среди французского генералитета и авторитетом.

Хорошо, пусть не Куропаткин. Но что мешало царю сформировать более солидную и представительную, облеченную полномочиями делегацию во главе с военным министром Поливановым, или Алексеевым – начальником штаба Ставки, или начальником Генерального штаба – генералом от инфантерии Михаилом Алексеевичем Беляевым? Неужели император, так много значения придававший внешней политике, находился в цейтноте для всестороннего обдумывания форс-мажорной ситуации на дипломатическом фронте, дабы попытаться из серии военных конференций в Шантильи извлечь реальную, долговременную выгоду для русской армии, верховное командование над которой он так опрометчиво на себя возложил?

Просчитывал ли Николай важность субъективного фактора, уникальность межличностных отношений в весьма специфической генеральской среде, возможность влиять или даже корректно ДАВИТЬ на союзников исходя из масштаба личности руководителя военной делегации в коалиции?

Не более уместен был бы мудрый и взвешенный Куропаткин на дипломатическом фронте вместо фронта Северного?

Но это только версии и варианты или размышления об упущенных возможностях…

Итак, русский план представители англо-британского союзного командования отклонили и пришли к общему, больше декларационному, чем конкретному, соглашению по следующим стратегическим вопросам:

1. Решение войны может быть достигнуто на главных театрах – русском, англо-французском и итальянском, поэтому на второстепенные театры следует выделять наименьшее количество войск.

2. Решения искать в согласованных наступлениях на главных фронтах, чтобы таким образом не позволить противнику перебрасывать свои резервы с одного фронта на другой.

3. На каждом из главных фронтов вести до перехода в общее наступление действия, истощающую живую силу противника.

4. Каждая из союзных держав должна быть готова остановить собственными силами на своем фронте наступление противника и оказать в пределах возможного помощь другой стороне, если она будет атакована.

После многочисленных доработок и согласований 28 февраля 1916 года на очередной, третьей конференции в Шантильи принят окончательный план военной летней кампании на 1916 год, где признано целесообразным:

• продолжение оборонительной операции англо-французских войск в районе Вердена – «французская армия должна во что бы то ни стало держаться, и немцы разобьются о ее оборону»;

• сосредоточение основных усилий английской армии на французском фронте;

• развитие наступления на итальянском фронте.

Много и подробно на конференции сказано о задачах русской армии, которая, по видению французов и англичан, должна оказать как можно более действенное давление на противника, чтобы не дать ему возможности вывести часть своих войск с Восточного фронта и, связав свободу его действий, начать готовиться к переходу в наступление. Союзники сочли возможным сделать деликатную оговорку: «Нет, конечно, речи о том, чтобы заставить наших русских союзников начать их наступление ранее, чем оно будет в достаточной степени подготовлено и пока не будут собраны все средства для того, чтобы довести его до конца».

Итоги переговоров военных представителей держав Антанты, проходивших в аристократическом, непритязательном уюте среди фресок, редкостного собрания фарфора, старинных книг, мраморных статуй, гравюр, гобеленов и наборного паркета, окруженного декоративным водоемом замка французского полководца принца Конде, оставившего в Шантильи навсегда свое сердце, предстояло реализовывать на фронтах, в окопах.

Штаб Северного фронта дислоцировался в Пскове, что по-своему выглядело символично: Псковская губерния – это малая родина Куропаткина, и вышло так, что на завершающем этапе своей выдающейся военной карьеры ему пришлось воевать на земле своих предков, защищать родную землю прадедов, деда, матери, отца, братьев и сестер.

Помимо эпической, воздыхательной лирики из этого обстоятельства вытекают несомненные плюсы, являющиеся козырным преимуществом командующего войсками перед противником, – детальное, без необходимости каждодневно сверяться с топографическим картами и справочниками, прибегать к помощи проводников знание особенностей территории театра военных действий вверенного фронта как одного из ключевых, еще со времен китайского военного теоретика на все времена Сунь-цзы, элемента оперативной обстановки.

Кроме существенного положительного момента, к коему относилось знание местности, все остальное оказалось ПРОТИВ Куропаткина и его фронта.

Северный фронт в составе 1-й, 5-й, 6-й и 12-й армий занимал территорию от Рижского залива Балтийского моря по реке Двине, имея на ее левом берегу плацдармы в районе Риги, Якобштадта и Двинска. Далее линия фронта выходила на юг в озерный район Восточной Литвы и в Полесье стыковалась с Западным фронтом.

Важный фактор, о котором в открытую лишний раз не говорилось и внимание публично не заострялось, – Северный фронт находился в зоне особого, повышенного внимания двора, правительства, Ставки и Государственной думы, ибо главная его задача состояла в прикрытии стратегического направления на столицу – Петроград.

Русским армия противостояла ПОЛУМИЛЛИОННАЯ группировка германских войск – ОТБОРНЫХ, с боевым опытом, пришедших в себя и восстановившихся после кровопролитных, изнурительных, успешных для Германии наступательных битв 1915 года, полностью укомплектованных, расположенных на тщательно подготовленном для ведения обороны, насыщенном разветвленной инженерной и транспортной инфраструктурой театре военных действий.

Наиболее сильной стороной германской армии традиционно являлась артиллерия, особенно тяжелая. Немцы гораздо раньше других поняли значение гаубичной артиллерии, позволявшей вести огонь по навесной траектории, что давало значительные преимущества в огневом поражении противника на дальних дистанциях.

Солдат немецкой армии, в отличие от русских нижних чинов, был продуманно и достойно экипирован: добротное, ладно скроенное, прочное обмундирование, крепкие сапоги, надежная, безотказная винтовка, двойной боезапас патронов, гранаты, шанцевый инструмент, носимый продовольственный паек, смена белья, защитная каска. Немецкие коммерсанты, занимавшиеся поставками в армию, не в пример российским производителям и перекупщикам, относились к качеству военного имущества и провианта, направляемого в германские сухопутные силы, с повышенной ответственностью и вниманием, не мошенничали и не воровали в открытую, а честно отрабатывали свою норму прибыли.

Главнокомандующим германскими войсками на Восточном фронте против России с 1 ноября 1914 года являлся яркий представитель несокрушимой плеяды сторонников «стратегии уничтожения» – генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург. Кадет с малолетства, участник Австро-прусской и Франко-прусской войн, он с 1911 года прозябал в заслуженной отставке и забвении, однако с началом войны по ходатайству начальника Генштаба Хельмута фон Мольтке-младшего был возвращен в действующую армию.

Нанеся впечатляющее поражение войскам русского Северо-Западного фронта в Восточно-Прусской операции, Гинденбург в одночасье стал национальным героем.

В 1914 году под его руководством будут проведены не вполне безупречные Варшавско-Ивангородская и Лодзинская наступательные операции, в 1915-м-Мазурское и Праснышское сражения, осуществлен Горлицкий прорыв и завершена Виленская операция. Нанося последовательные, объединенные единым замыслом чувствительные удары, Гинденбург вынудит, хотя и упорядоченно, без паники, организованно, но тем не менее – ОТСТУПИТЬ русскую армию на линию Рига – Двинск – Барановичи – Пинск-Дубно – Тарнополь.

По итогам личностного военного полководческого противостояния с умом, ИНТЕЛЛЕКТОМ, самообладанием и непреклонной волей ровесника Куропаткина, германского кадета и фельдмаршала Гинденбурга в августе 1915 года ЗАСЛУЖЕННО и ПО ДЕЛУ лишится должности Верховного Главнокомандующего русскими армиями великий князь Николай Николаевич.

Заслуги Гинденбурга как руководителя германскими вооруженными силами на русском фронте оценены кайзером как выдающиеся – 29 августа 1916 года он выдвинут на пост начальника Генерального штаба Германии, став, таким образом, не только наследником традиций, кабинета и кресла великих Мольтке-старшего и Шлиффена, но и последней надеждой Центральных держав на победу в войне.

Начальником штаба у главнокомандующего Восточным фронтом Гинденбурга был не менее выдающийся представитель прусского генералитета Эрих Людендорф – мастер прорыва укрепленных, насыщенных фортификационными сооружениями оборонительных линий противника, впоследствии автор концепции «тотальной войны».

Гинденбург и Людендорф составляли идеальный по совместимости ТАНДЕМ командира и штабиста, о котором кайзеру можно было только мечтать: оба воспитаны в школе Альфреда фон Шлиффена, оба являлись убежденными сторонниками маневренной войны, стратегии уничтожения противника, осуществлявшейся посредством нанесения концентрических ударов по флангам с последующим выходом в тыл неприятельской армии.

Находясь на Восточном фронте во время кампании 1916 года, командующий и его начальник штаба, стесненные жесткими ограничительными условиями позиционной обороны, в выборе вариантов излюбленных наступательных операций оказались существенно ограничены, что не давало им возможности вывести германские армии на желаемый оперативный простор иначе, как методом прямого, лобового прорыва русской насыщенной обороны. Пойти на такой шаг Гинденбург и Людендорф так и не решились – слишком необратимы могли быть вероятные потери в живой силе, слишком велик становился риск нарваться на контрнаступление российских войск.

8-й германской армией, непосредственно противостоящей Северному фронту Куропаткина, с 30 декабря 1915 года командовал генерал пехоты Отто фон Белов. Войну начал командиром корпуса, участвовал в разгроме 2-й русской армии генерала А.В. Самсонова и катастрофическом для 10-й русской армии генерала Ф.В. Сиверса Мазурском сражении. С корпуса повышен до командующего Неманской армией, во главе которой в ходе Риго-Щавельской операции в июле-августе 1915 года захватил обширную российскую территорию, включая Шавли, Паневеж и Митаву. Характеризовался как педантичный, крайне осторожный, всячески избегающий даже малейшего намека на авантюры при планировании боевых действий военачальник.

И еще об одном прусском офицере.

С 1 октября 1914 года генерал-квартирмейстером штаба главнокомандующего Восточным фронтом являлся подполковник Макс Гофман. На тот период в германской армии не было более профессионального военного разведчика, обладающего всей полнотой разнообразных знаний о русской армии и ее командном составе, включая высший генералитет. После окончания Прусской военной академии в 1898–1899 годах Гофман служил военным атташе Германии в Санкт-Петербурге. С 1899 года – в русском отделе Генерального штаба, во время Русско-японской войны находился в качестве наблюдателя при штабе 1-й японской армии. С началом мировой войны назначен начальником оперативного отдела штаба 8-й армии, а уже через два месяца Людендорф забрал Гофмана к себе в штаб.

Наверное, можно говорить не только о совершенном командно-штабном генеральском тандеме Гинденбург – Людендорф, но и о практико-теоретическом трио ключевых фигур штаба Восточного фронта: Гинденбург – Людендорф – Гофман, где последнему, несмотря на скромное подполковничье звание (полковником он станет только 30 августа 1916 года, а генералом – в октябре 1917-го), принадлежала важнейшая функция непрерывного изучения и ПОЗНАНИЯ противника. А это залог успеха на любой войне.

После изнурительной, насыщенной поражениями и отступлениями, крайне неблагоприятной кампании 1915 года дивизии и полки Северного фронта насчитывали от половины до одной трети штатной численности. Относительную боеспособность армий фронта удалось восстановить лишь к началу февраля 1916 года. Но массу мобилизованных воинов надо было еще вооружить и самое главное – обучить. Пополнение оказалось полностью непригодным к боевым действиям после краткого, зачастую формального шестинедельного обучения в запасных полках и батальонах. Командующие армиями, и Куропаткин не исключение, вынуждены были организовать дополнительную боевую подготовку новобранцев непосредственно в ближайшем фронтовом тылу в сверхштатных учебных командах.

Жуткой оказалась ситуация с вооружением войск: осенью 1915 года в тыловых и учетных частях одна винтовка приходилась на десять человек, на фронте – одна винтовка на двоих. Винтовки пришлось срочно докупать у недавнего противника – Японии. Как чрезвычайный оценивался некомплект не только винтовок, но и пулеметов.

Не каждый командующий волен по своему вкусу и разумению выбирать непосредственных подчиненных. Куропаткин в силу своего авторитета и влияния на Ставку и царя такой прерогативой обладал.

К моменту назначения Куропаткина с должности командующего армией на пост главкома войсками фронта исполняющим должность начальника штаба Северного фронта с марта 1915 года состоял верный и преданный ученик покойного генерала Драгомирова, близкий приятель генерала Рузского – генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, автор академического учебника по тактике, известный также своей военно-литературной деятельностью. На фронте Бонч-Бруевич прославился тем, что в феврале 1915 года совместно с начальником контрразведки Н.С. Батюшиным сфабриковал скандальное дело по обвинению в шпионаже в пользу Германии полковника Мясоедова. Маниакальная подозрительность Бонч-Бруевича, его замкнутость, нервозность и резкость в общении сослужили ему дурную службу – он довольно быстро стал одиозной фигурой в восприятии царского окружения и здравомыслящих сотрудников штаба Ставки.

Николай II стоически терпел Бонч-Бруевича, пока в дело бесцеремонно не вмешалась императрица. 29 января 1916 года она пишет царственному супругу:

«Какая будет радость, когда ты избавишься от Б. Бр. (не умею написать его имени)!» В письме от 3 февраля тон царицы уже повелительный: «…Да, поскорее избавься от Бр. – Бр. Только не давай ему дивизии…». В конце февраля Александра Федоровна все более нетерпелива: «Убрал ли Куропаткин наконец Бр. – Бруевича? Если еще нет, то вели это сделать поскорее. Будь решительнее…».

Куропаткин и сам не в восторге от набравшего внушительную коллекцию влиятельных недоброжелателей исполняющего должность начальника штаба фронта, поэтому столь желанное двором и персонально сверхнастойчивой Александрой Федоровной снятие Бонч-Бруевича воспринимает с облегчением.

Интересно, что отстраненный Бонч-Бруевич первоначально был представлен Куропаткиным, не желавшим на ровном месте и беспричинно наживать еще одного личного врага, на должность командующего армией. Этому резко воспротивился начальник штаба Ставки Алексеев, твердо заявивший, что Бонч-Бруевич может по своему старшинству получить только дивизию. Теперь уже взвился Бонч-Бруевич, потребовавший в подчинение не менее корпуса. В итоге все закончилось назначением своенравного военачальника генералом для поручений при штабе Северного фронта. По утверждению помощника военного министра генерала А.С. Лукомского, «Бонч-Бруевич с этого времени обозлился на всех и вся».

По ходатайству Куропаткина на должность начальника штаба Северного фронта 25 февраля 1916 года назначили генерал-майора Николая Николаевича Сиверса. Происхождением из дворян Лифляндской губернии, Сивере в 1886 году окончил родной Куропаткину 1-й кадетский корпус, затем Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую Академию генерального штаба.

Служил в строю в артиллерии и пехоте.

С 1898 по 1904 год – в Главном штабе, фактически выполняя функции референта военного министра; сопровождал Куропаткина в ходе его визита в Японию в 1903 году.

С началом войны с Японией убыл на фронт, где в течение двух лет неотлучно находился рядом с Куропаткиным: состоял в распоряжении командующего Маньчжурской армией, штаб-офицером для поручений при начальнике штаба главнокомандующего на Дальнем Востоке, штаб-офицером для особых поручений при командующем Маньчжурской армией. Участвовал в боях, контужен, награжден тремя орденами, произведен в полковники.

В 1906 году по окончании войны вернулся в Главный штаб, до 1910 года являлся членом Военно-исторической комиссии при Главном управлении Генерального штаба по описанию Русско-японской войны.

В течение трех лет, с 1910 по 1913 год, командовал пехотным полком, произведен в генерал-майоры.

С 1913 года вновь на штабной службе: дежурный генерал штаба Московского военного округа, генерал-квартирмейстер штаба 5-й армии, начальник штаба 5-й, 12-й и 6-й армий.

Уровень взаимоотношений и доверия между главнокомандующим и начальником штаба был таков, что, покидая в июле 1916-го Северный фронт, Куропаткин заберет Сиверса, которого именовал не иначе как «кристальным человеком», с собой в Ташкент начальником штаба Туркестанского военного округа.

Подчиненными главкому Северного фронта генерал-адъютанту Куропаткину были командующие входящих в состав фронта армий: 1-й – генерал от кавалерии Александр Иванович Литвинов; 5-й – генерал от кавалерии Василий Иосифович Гурко; 6-й – генерал от инфантерии Алексей Евграфович Чурин (до 20 марта 1916 года) и генерал от инфантерии Владимир Николаевич Горбатовский; 12-й – генерал от инфантерии Радко Дмитриевич Радко-Дмитриев.

Все командармы как на подбор добротные, достойные, не придворные паркетные шаркуны, а обстрелянные, прошедшие, за исключением Горбатовского, в разное время курс обучения в Николаевской Академии генерального штаба, с боевым опытом руководства соединениями.

Командующий 1-й армией генерал Литвинов войну начал во главе армейского корпуса. В августе 1914 года вступил в бой с австро-венгерским корпусом, разбил его в бою у Лашова и взял города Томашов и Ярослав. Награжден орденом Святого Георгия IV степени. В декабре 1914 года назначен командующим 1-й армией. В 1915 году войска армии под его руководством, сочетая оборонительные и контратакующие действия, проявили выдающуюся стойкость, отбивая наступление превосходящих сил противника.

Командующий 5-й армией генерал Гурко, сын прославленного генерал-фельдмаршала Иосифа Владимировича Гурко, прекрасно знал германскую армию, поскольку некоторое время служил военным агентом в Берлине. Командиром казачьей бригады участвовал в Русско-японской войне. Мировую войну встретил начальником кавалерийской дивизии. За геройство и решительные действия в Восточно-Прусской операции назначен командиром корпуса и награжден орденом Святого Георгия IV степени. В мае – июне 1915 года провел две операции на реке Днестр, в которых расстроил два австро-венгерских корпуса и взял в плен 13 тысяч солдат и офицеров, захватил шесть орудий и свыше 40 пулеметов. За эти действия награжден орденом Святого Георгия III степени, в декабре 1915 года возглавил армию.

Командующий 6-й армией генерал Чурин принимал участие в Русско-турецкой и Русско-японской войнах, неоднократно ранен. За службу командовал ротой, батальоном, полком, бригадой, дивизией, корпусом, служил в Главном штабе, помощником командующего войсками округа. 30 августа 1914 года назначен командиром корпуса, во главе которого принял участие в Лодзинской операции, сдерживая натиск двух германских корпусов. Командармом стал в январе 1915 года.

Сменивший заболевшего Чурина на 6-й армии генерал Горбатовский вообще был легендой: во время Русско-турецкой войны, командуя ротой, отличился под Плевной; командиром бригады участвовал в обороне Порт-Артура, награжден орденом Святого Георгия IV степени «в воздаяние личного мужества и храбрости, оказанных в делах против японцев, в период бомбардировок и осады Порт-Артура».

Во главе армейского корпуса Юго-Западного фронта воевал в Галиции, 13 августа 1914 года вступил в бой с частями 4-й австро-венгерской армии и, несмотря на численный перевес противника, в ходе Томашевского сражения удержал занимаемые позиции. 18 августа 1914 года в бою у Комарова корпус Горбатовского, охваченный с трех сторон неприятелем, отбросил его на исходные позиции и стабилизировал ситуацию. После успешного участия корпуса в Лодзинской операции 12 декабря 1914 года произведен в генералы от инфантерии. Командуя 13-й армией Северо-Западного фронта в ходе Грубешовского сражения в июле 1915 года, удержал фронт против превосходящих сил Бугской германской и 1-й австро-венгерской армий, умело организовал оборону в Люблин-Холмском сражении.

Участник Русско-турецкой и Балканской войн командующий 12-й армией генерал Радко-Дмитриев служил попеременно в родных болгарских и дружественных российских вооруженных силах. Состоял болгарским посланником в Санкт-Петербурге. После вступления Болгарии в войну на стороне Германии принял русское подданство и назначен командиром армейского корпуса, во главе которого принял участие в Галицийской битве.