Текст книги "Куропаткин. Судьба оболганного генерала"

Гренадерский корпус, созданный в 1816 голу, считался элитным и одним из старейших в русской армии.

С началом войны, согласно мобилизационному плану, части корпуса вошли в состав 4-й армии Юго-Западного фронта, противостоящего австро-венгерским войскам. Под командованием генерала от артиллерии Иосифа Ивановича Мрозовского корпус ДОСТОЙНО пройдет первый год войны, участвуя в Люблин-Холмской оборонительной операции, сражении под Суходолами, Галицийской битве, понесет большие потери в живой силе, технике и боеприпасах.

В мае 1915 года 4-ю армию, в вместе с ней и Гренадерский корпус передадут в состав Северо-Западного фронта, где он примет участие в оборонительном Таневском сражении и Вилколазской контрнаступательной операции.

В сентябре 1915 года, вконец обессиленный в непрерывных кровопролитных боях, Гренадерский корпус выведут с фронта на переформирование. Его командир И.И. Мрозовский, удостоенный ордена Святого Георгия III степени, отправится на повышение командовать Московским военным округом.

Как воспринимать назначение шестидесятишестилетнего Куропаткина всего лишь на корпус?

Как генерала от инфантерии – совершенно нормально; полные генералы вовсю командовали армейским корпусами в мирное и военное время, тем более что предшественник Куропаткина на должности командира гренадеров Мрозовский имел точно такой же чин. А у Наполеона в начале XIX века корпусами командовали военачальники в звании маршала империи, и ничего унизительного в этом не видели, более того – считали за честь.

Как исполнявшего в течение шести лет должность военного министра, бывшего главнокомандующего войсками на Дальнем Востоке и генерал-адъютанта – показатель явного несоответствия прежним заслугам, то есть если не завуалированное, то снисходительное унижение.

Возвращение из опалы редко бывает триумфальным.

Куропаткин проглотил кадровое решение царя и Ставки, от которого, потирая руки, не без явного удовольствия и от души поиздевались его многочисленные недруги и недоброжелатели. Работа, работа и только работа, усердие и кропотливый труд, достижение результатов, отличных от завоеванных другими, – только этим можно и должно заставить замолчать ехидных завистников.

Корпус, истрепанный в непрерывных изнурительных боевых действиях на фронте, достался новому командиру не в лучшем состоянии и считался НЕБОЕСПОСОБНЫМ; достаточно сказать, что восемь полков корпуса имели в общей сложности не более 6 тысяч штыков, в то время как по штатам военного времени полностью отмобилизованный развернутый корпус в 1914 году насчитывал более 35 тысяч человек личного состава.

Переформирование соединений отправленного в Ярославль корпуса давалось Куропаткину непросто. Около половины от военно-учетного состава призывников оказались больны, другие явно не страдали желанием отправляться на фронт, процветало массовое уклонение от мобилизации и дезертирство. Стало возможным зачислять в штаты частей фронтовиков, завершивших лечение в госпиталях, но таковых оказалось немногим более 1300 солдат и унтер-офицеров. Еще сложнее обстояли дела с вооружением: на складах и арсеналах не хватало артиллерийских орудий, снарядов, пулеметов, винтовок, патронов, шанцевого инструмента и колючей проволоки.

Некогда всесильный военный министр необъятной империи, от одного только устного повеления или пристального взгляда которого десять лет назад бледнели, дрожали и замирали в почтении генерал-губернаторы и командующие округами, теперь был вынужден лично, без отдыха, не зная ни дня ни ночи, с начальником штаба корпуса генерал-майором Анатолием Владимировичем Хростицким, офицерами оперативного отдела Булгаковым и Тараповским объезжать мало изменившихся со времен Салтыкова-Щедрина, поднаторевших в бюрократии и волоките уездных начальников, выступать на земских и дворянских собраниях.

Посещал военные заводы и склады в поисках необходимого вооружения и снаряжения, просил о выдаче продукции напрямую, обещал замолвить доброе словечко в верхах и не забыть благодарственно упомянуть при случае, тщательно искал припрятанное поставщиками до лучших времен, законно требовал положенное…

А.Н. Куропаткин – командир Гренадерского корпуса. Сентябрь 1915 г.

Нажимом и уговорами, благодаря упорству и настойчивости всего за три с половиной месяца задачу, поставленную Ставкой, Куропаткину выполнить удалось: к концу 1915 года боевая мощь гренадерских полков восстановлена, штаб, аппарат управления, тыл, пехотные, артиллерийские и инженерные части, подразделения связи корпуса в основном удалось сформировать и укомплектовать материально, военное хозяйство стало почти образцовым, налажена боевая подготовка, новое пополнение, никогда не служившее в армии, прошло ускоренный курс одиночного обучения бойца пехоты. Тем не менее, даже при таких титанических усилиях Куропаткина общий некомплект в корпусе на конец 1915 года составил: 20 % – в штабе, 30 % – среди унтер-офицеров и ровно половину – на офицерских должностях.

Куропаткин создает во многом уникальную маневренную систему восполнения потерь: в полках четырехбатальонного состава сформированы собственные маршевые батальоны – пятые. Это позволяло на месте, моментальным решением на уровне командира полка восполнять возникающий в ходе боя некомплект батальонов и рот первой линии, не допуская их полного обескровливания. Позднее опыт гренадеров распространят на всю армию.

В январе 1916 года Куропаткин уверенно докладывает штабу Ставки о выполнении поставленной задачи и полной боевой готовности корпуса. Ставкой приказано Гренадерскому корпусу следовать на Западный фронт, где после тщательной инспекторской проверки удивленные увиденным наяву армейские и фронтовые начальники констатировали: Гренадерский корпус по всем показателям может считаться одним из лучших на Западном фронте. Нельзя сказать, что прошедший за службу на периферии и в столице огонь, воду и медные трубы хитрющий Куропаткин всегда любил правду без украшения, но факт остается фактом: звание передового армейского корпуса на фронте невозможно заработать в качестве пресловутой «потемкинской деревни» даже в глазах излишне благотворно настроенной инспекции.

30 января 1916 года Куропаткин получил назначение в Двинск на должность командующего 5-й армией Северного фронта вместо тяжело заболевшего и срочно отправленного лечиться на Кавказские Минеральные Воды генерала от инфантерии В.Н. Клембовского.

В Пскове главнокомандующий Северным фронтом генерал Павел Адамович Плеве, мудрый, степенный, по возрасту почти ровесник Куропаткина, после почтительного сдержанного приветствия, в свойственном генштабистам старой закалки традиционном стиле, сжато и предельно конкретно вводит нового командарма в оперативную обстановку, особо отметив наличие у противника сильной оборонительной линии по Двине, развитую транспортную сеть в его тылу и невозможность серьезной наступательной операции германских армий на Петроград ранее овладения морем, находящимся под контролем нашего Балтийского флота.

Что означает потеря контроля над морским театром военных действий, Куропаткин отлично помнит по итогам Русско-японской войны.

Отданная под командование Куропаткину 5-я армия занимала полосу обороны по фронту в 80 километров. После Виленской оборонительной операции 9 августа – 19 сентября 1915 года ее соединения пребывали в плачевном состоянии: потеряны до 60 % личного состава и почти вся артиллерия. Некомплект офицерского состава составлял 70 %, унтер-офицеров – 50 %. Далее Плеве, не исключив возможности перехода армии в наступление уже в начале марта, поставил задачу восстановить боеспособность войск и подготовить инженерное оборудование местности в районе дислокации.

Командовал армией Куропаткин совсем недолго, установив своеобразный рекорд пребывания в должности командарма – семь дней. Состоялся и второй рекорд – в прохождении должностей от командира корпуса до главнокомандующего войсками фронта за неделю. Такого карьерного вертикального взлета в русской армии не было ни до, ни после Куропаткина.

Внезапно заболевает комфронта Плеве, и вечером 5 февраля царь срочно вызывает Куропаткина в Могилев на доклад в Ставку, где удостаивает личной аудиенции.

6 февраля 1916 года командующий 5-й армией получает срочное сообщение из Ставки:

«По поведению Государя вы назначаетесь главнокомандующим войсками Северного фронта».

В личном письме императрице Николай напишет, что принял решение о назначении Куропаткина

«после долгого и всестороннего обсуждения с Алексеевым…

Что делать, если так мало хороших людей!».

К концу 1915 года стало окончательно ясно, что план Шлиффена, рассчитанный на войну на два фронта – на западе против Франции и на востоке против России, БЛИЦКРИГ, предусматривающий молниеносные, сокрушительные удары по противникам, принудив их к поочередной капитуляции, потерпел полный провал.

Война приобрела затяжной, изматывающий характер, без ощутимого достижения явного преимущества ни одной из воюющих сторон, с затягиванием в воронку мировой бойни все новых и новых государств.

Против Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции сражались насмерть Англия, Франция, Россия, Сербия, Бельгия и Италия, к ним при определенных условиях могла примкнуть Румыния.

Кольцо вокруг Германии и ее союзников в Европе медленно, со скрипом и хрустом, но НЕУКЛОННО сжималось; возникла реальная перспектива комплексной блокады – военной, территориальной, экономической.

Методологической логикой военно-политического руководства стран Антанты стало позиционирование германского блока как ЕДИНОГО ВРАГА, в силу чего союзное командование все острее ощущало регулярную потребность перейти от ИНФОРМИРОВАНИЯ об изменениях в обстановке к согласованным ДЕЙСТВИЯМ вооруженных сил на основе принципа «единой войны на едином фронте».

Война, где приняли участие уже не отдельные государства, а группы стран, заставила членов Антанты для выработки основных направлений коалиционной стратегии установить безусловный принцип ЕДИНСТВА ФРОНТОВ и далее создать систему постоянных органов руководства боевыми действиями для их увязки во времени и пространстве, дабы помешать противнику беспрепятственно и комфортно пользоваться своей внутренней операционной инфраструктурой.

Начиная с 1915 года таким органом являлись межсоюзнические конференции, где рассматривались окончательные и промежуточные итоги операций на театрах военных действий, предложения по планам ведения очередных кампаний, вопросы координации и взаимодействия между армиями англо-русско-французской коалиции.

Первая конференция созвана по инициативе правительства Франции 24 июня 1915 года. Местом ее проведения выбрана жемчужина Пикардии – расположенный в 50 километрах от Парижа роскошный аристократический замок-дворец принца де Конде в Шантильи.

На первом заседании главнокомандующий французскими войсками генерал Жоффр отметил: «В августе – сентябре 1914 г. русская армия перешла в наступление в Восточной Пруссии и Галичине, чтобы облегчить положение французов и англичан… Нынешнее положение в России требует таких же Зействий с нашей стороны. Это необходимо с точки зрения как военной чести Франции и Англии, так и собственных их интересов».

Декларировалось, что французские войска «продолжат локализованные действия», начав после пополнения вооружения и боеприпасов при поддержке английской армии общую наступательную операцию. Итальянской и сербской армиям предлагалось продолжать начатое наступление на юге.

Позиция Жоффра получила поддержку британского фельдмаршала Д. Френча.

В ноябре 1915 года на Второй межсоюзнической конференции в Шантильи страны Антанты определили в качестве главной цели сокрушить центральные державы до конца 1916 года.

Единый оперативный план коалиционной войны предусматривал последовательное нанесение комбинированных ударов против Германии, Австро-Венгрии и их союзников на русском, итальянском и французском фронтах.

Главное содержание плана, разработанного преимущественно во французском Генеральном штабе, – соблюдение принципов координации, взаимодействия, последовательности и комбинированности, дабы связать противнику руки одновременно на всех фронтах, исключив возможность маневра войсками и их передислокации с одного театра военных действий на другой.

На конференции присутствовали: от Англии – главнокомандующий Британскими экспедиционными силами во Франции фельдмаршал Джон Френч, начальник Имперского Генерального штаба генерал Уильям Робертсон, начальник штаба Британских экспедиционных сил генерал Арчибальд Мюррей; от Франции – верховный главнокомандующий французскими войсками генерал Жозеф Жоффр, генерал Морис Пелле; от России – генерал Я.Г. Жилинский и военный атташе во Франции полковник А.А. Игнатьев. Приглашены и приняли участие военные союзники Антанты – представители армий Италии, Бельгии и Сербии.

В изысканных интерьерах замка, в отражении ласкающих глаз витражей, среди бессмертных полотен Рафаэля, Ван Дейка, Делакруа и Энгра свое видение полного и безоговорочного разгрома Германской и Австро-Венгерской империй бесстрастно и флегматично излагал будущий маршал Франции Жозеф Жоффр, получивший от правительства по итогам боевых действий в 1915 году право верховного управления всеми французскими войсками на всех фронтах. Как военачальник генерал Жоффр был отмечен и в России, удостоившись в 1914 году ордена Святого Георгия III степени за разгром немецких войск в Марнском сражении 5-12 сентября 1914 года.

На второй конференции в Шантильи Россия не собиралась ограничиваться уготованной союзниками ролью молчаливого и со всем согласного статиста. На то имелись солидные основания.

Военно-стратегическое положение России на конец 1915 года оценивалось как тяжелое, но и не катастрофическое.

Не будем забывать, Россия в августе 1914 года НАПАЛА на Германию ПЕРВОЙ.

И получила от немцев в Восточной Пруссии ответный сокрушительный удар по полной программе, потеряв в разгромном поражении 2-ю армию Северо-Западного фронта и ее командующего генерала Самсонова.

По итогам первых полутора лет войны после панических или тщательно организованных, чередующихся контрударами ОТСТУПЛЕНИЙ, русская армия вынужденно отдала противнику огромную территорию в Польше, Буковине, Галиции, Прибалтике и Белоруссии. Потери в живой силе исчислялись сотнями тысяч убитых, раненых, пропавших без вести, пленных. Германскими войсками захвачены считавшиеся неприступными крепости Осовец, Новогеоргиевск, Ковно, Варшава, Брест-Литовск, Ивангород, арсеналы с оружием, боеприпасами, военным имуществом и снаряжением, рассчитанными на полумиллионную армию.

В то же время безоговорочного успеха на Восточном фронте австро-германские войска не имели, полностью разгромить и уничтожить русскую армию противнику не удалось, в результате обмена контрударами произошло выравнивание линии фронта и достигнута ее фундаментальная стабилизация, что позволило российскому Верховному командованию взять оперативную паузу, в ходе которой провести пополнение и замену войск, дополнительную мобилизацию, перевести промышленность на военные рельсы, обновить парк артиллерийских орудий, последовательно накапливать вооружение и боеприпасы, планомерно осуществлять подготовку театров военных действий в инженерном отношении.

Ситуация на Восточном фронте устраивала и противника: исчерпав намеченную Генеральным штабом программу ударов по русской армии, 25 сентября 1915 года германское командование отдало приказ о прекращении активных действий и переходе к стратегической обороне.

На Кавказском театре военных действий, совсем не так далеко от Балкан, русская Кавказская армия под номинальным командованием участника незабвенной «безобразовской клики» – генерала от кавалерии графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова, а с 23 августа 1915 года – изгнанного из Ставки Верховного главнокомандующего наместником на Кавказ великого князя Николая Николаевича, исключительно благодаря полководческому искусству не рвущегося на первый план начальника штаба армии – генерала Николая Николаевича Юденича, героизму и отваге войск, БИЛА хваленые войска Османской империи так, что туркам, потерявшим значительную часть своей северо-восточной территории, включая стратегически важные пункты Эрзурум, Эрзинджан и порт Трапезунд, впору было начать задумываться о грядущей капитуляции на русском фронте.

Как уже говорилось выше, от России делегацию на союзнической конференции в Шантильи возглавлял представитель русского командования в Союзном совете во Франции, генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский, опытный и грамотный военный РАЗВЕДЧИК и превосходный аналитик, но катастрофически неудачливый полководец: во время войны с Японией – начальник Полевого штаба наместника и главнокомандующего на Дальнем Востоке Алексеева, перед мировой войной в течение трех лет возглавлял Генеральный штаб, на начальном этапе войны – главнокомандующий армиями самого важного и ответственного фронта – Северо-Западного.

По неутешительным итогам боев в августе 1914 года в Восточной Пруссии и катастрофического провала, казалось бы, уже победоносно завершенной наступательной операции, ПРОВАЛА, случившегося в первую очередь именно по вине утратившего контроль над обстановкой и управлением войсками ком-фронта и его подчиненных: командармов Самсонова и Ренненкампфа, командующего Сводным конным корпусом Хана Нахичеванского, генерала Жилинского с должности с треском сняли и отправили в тыл, в распоряжение военного министра. Военному суду предан не был, хотя вполне того заслуживал; спасли СВЯЗИ, главным образом заступничество великого князя Николая Николаевича, всегда руководствовавшегося правилом – «своих не бросают». Учитывая опыт участия в Гаагской конференции в 1899 году и в переговорных процессах с французским военным командованием в бытность начальником Генерального штаба, в 1915 году Жилинского назначили представителем русского командования в Союзном совете во Франции.

По поручению российской Ставки Жилинский на рассмотрение союзников представил совершенно иной, отличающийся от французского, озвученного генералом Жоффром, план войны в Европе, предусматривающий нанесение главного удара Антанты не во Франции, а на Балканах.

Общее стратегическое положение на всех театрах военных действий мировой войны русской Ставкой оценивалось как ПОЗИЦИОННЫЙ ТУПИК.

Жилинский докладывал союзникам: «В настоящее время на французской и итальянской границах создалась неподвижная позиционная война, которая, видимо, не может привести к скорому окончанию войны.

Только на русской и балканской границах самое протяжение их и более доступная местность препятствует ведению строго позиционной войны, и мы делаем попытки в широком маневрировании искать ускорение решения в направлениях, наиболее жизненных Зля противника».

Главным противником Антанты и наиболее сильным звеном коалиции центральных держав определялась Германия.

Замысел русского командования состоял в том, что

«надо брать Германию с наиболее слабой ее стороны, со стороны австрийской границы, а не стороны Восточной Пруссии, Эльзаса и Бельгии».

Русским командованием предлагалось одновременное нанесение сходящихся концентрических наступательных ударов по Австро-Венгрии и Болгарии с трех сторон: с итальянского фронта и с греческого Салоникского плацдарма в направлении на Белград – Будапешт и с Юго-Западного фронта русской армии в общем направлении на Ровно – Варшаву с ответвлением части сил от Черно-виц на юг через Буковину и Трансильванию к Сербии.

По итогам операции планировался полный разгром Болгарии и Австро-Венгрии.

На линии Варшава – Будапешт предполагалось соединение англо-французских и сербо-итальянских войск с русскими армиями, что в конечном итоге замыкало кольцо окружения вокруг главного и наиболее сильного противника – Германии, то есть, ее изоляция от союзников.

В завершение операции с занятого рубежа от Варшавы и Будапешта предусматривалось проведение наступления на Берлин с юга, отсекая тем самым сдерживаемую русской армией мощнейшую группировку немецких войск в Восточной Пруссии и Полесье.

Одновременно этим же планом предлагались синхронные совместные действия против Турции силами русской Кавказской армии на турецком северо-востоке и английских войск – в районе Мосула на юго-восточном фланге Османской империи.

В случае удачного развития операции русская армия могла бы завладеть обширной береговой полосой на южном берегу Черного моря и городом Синоп с мощной военно-морской базой. Очевидными казались выгоды англичан, получавших богатейший Мосульский нефтеносный район.

Однако конъюнктурные, исключительно в силу потребностей текущего момента и стратегии выживания любыми доступными способами, в том числе и за счет чужого скудоумия, ошалевшие от очередного пассионарного витка варварского насилия тевтонов, англо-французские союзники России прозорливо и не без оснований усмотрели в озвученном генералом Жилинским плане замысел Ставки Верховного главнокомандующего перевести вектор военных действий армий коалиции на Балканы.

На самом деле так оно и было.

Не надо считать наших российских военных стратегов и генштабовских аналитиков абсолютными профанами, заведомо, или по недомыслию, или в силу мерцательных колебаний, дрожи в коленках и просто нерешительности, предающими забвению отточенную веками и обильно смоченную пролитой русской, славянской и не только славянской, кровью генетику реализации завоевания и удержания стратегического плацдарма на Босфоре. Плацдарма, завоевание которого равнозначно эпохальному «удару меча по гордиевому узлу», ставшему раковой опухолью европейской и мировой политики, многовекового, вечно кровоточащего, южного, черноморского, турецкого, наконец – исламского фактора безопасности не только православной империи, но и всей Европы.

Предлагая замысел стратегической операции на юге континента, российский Генеральный штаб рассчитывал, что при таком развитии событий главный и наиболее сильный противник-немецкая армия – из кожи лезть не будет, ибо, как завещал Бисмарк, «для Германии Балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера».

Так сложилось, что на первых межсоюзнических конференциях доминирующую роль играли представители французского командования. Вероятно, сказывался фактор «преимущества своего поля»: хозяева изначально имеют больше шансов на успех, чем приглашенные гости. Исходя из этого, на совещаниях повышенное, даже трепетное внимание регулярно уделялось западноевропейскому, а в его рамках – французскому театру военных действий. Военные мероприятия на других театрах рассматривались в качестве второстепенных, вспомогательных, призванных обеспечивать успех на французско-германском фронте.

Поэтому неудивительно, что хоть и не безупречный, но совершенно идеальный для России план русского Генерального штаба на конференции не прошел и был отклонен. Настоять на его принятии Жилинский не смог.

Очень жаль, ибо план стал поистине гениальной стратегической военно-политической ловушкой для всех: противников в лице Германии, Австро-Венгрии и Турции, а также временных, снисходительно ненавидящих все русское союзников – Англии и Франции.

План стал логическим развитием составленных в конце 1880-х годов Главным штабом «Соображений о планах ведения войны». Их главное содержание состояло в стратегии сдерживания противника на одном театре военных действий и одновременной подготовке решительного наступления на другом. В начале кампании выгоднее придерживаться оборонительного образа действий против Германии и наступательного-против Австро-Венгрии.

План, предложенный Ставкой, вполне можно и должно оценивать на уровне вершины военно-стратегической мысли начала XX века, исторически последовательно воплотившим в себя замыслы по оборонительному сдерживанию Германии на западе, наступлению на Австро-Венгрию на юго-западном театре военных действий с конечной целью завоевания Босфора. План конкретизировал в условиях современной оперативной обстановки основные идеи ВОЕННОЙ ДОКТРИНЫ Российской империи, сформулированные и детально разработанные в конце XIX века под руководством начальника Главного штаба Николая Николаевича Обручева: низкий поклон ему и его подчиненным – канувшим в вечность безымянным военным разведчикам, операторам, направленцам, генерального штаба капитанам, полковникам и генералам.

Отдадим должное геополитическим расчетам наших вечных противников, вынужденно, только под страхом топора германской военной машины ставших союзниками.

Союзниками, как показала ранее Крымская война, а позднее – война Гражданская, всегда готовыми не без злорадного удовлетворения пустить русскую кровь и от души пограбить Россию.

Союзниками, затаенно и твердо держащими отточенный кинжал за запахнутым плащом, неважно, какого он покроя – с Елисейских Полей или с Сэвил-Роу. Хотя внешне отношение к России и ее вооруженным силам выглядело просто сказочно: 18 декабря 1915 года Верховному Главнокомандующему Русской армией Николаю II присвоено звание фельдмаршала Британской армии.

Английские и французские военные аналитики, а среди них были выдающиеся личности, РАЗГАДАЛИ в русском плане закамуфлированное стремление Российской империи, используя подходящий момент тревожной нестабильности, неопределенности и неустойчивости, крайне затруднительного экономического и внутреннего социально-политического положения всех без исключения держав коалиции, катастрофы на фронтах, фундаментально забетонировать свои позиции на Балканах (хотя о каких позициях можно было говорить, если славянские братушки – болгары, освобожденные не так давно русской армией от османского ига, успели переориентироваться и воевали против России на стороне Германии и Турции) и создать благоприятные условия для последующего проникновения в Персию, Ирак, а затем и, чем черт не шутит, в свято оберегаемую Британской короной Индию.

Впрочем, непоколебимого единства среди представителей высшего англо-французского командования на стратегию войны против Центральных держав не было и в помине.

6 августа 1914 года военным министром Великобритании назначен фельдмаршал Герберт Китченер – выдающийся военный администратор и полководец с солиднейшим боевым опытом, главнокомандующий британскими колониальными войсками в Судане и Египте, позднее – в Индии. Войска Китченера неизменно отличались жестоким обращением с пленными, а сам командующий – пренебрежением исламскими традициями, местными обычаями и даже надругательством над могилами. В Судане при подавлении восстания махдистов – сторонников мусульманского проповедника Мухаммеда Ахмеда, Китченер, полностью разгромив вооруженную группировку неприятеля, приказал вырыть из могилы тело их духовного лидера и бросить его в Нил. На это варварство Черчилль в присущем ему колком, язвительном стиле отзовется о Китченере: «Он великий генерал, но никто еще не обвинял его в том, что он великий джентльмен». Вскоре Китченер подтвердит реноме КАРАТЕЛЯ, когда во время Англо-бурской войны организует концентрационные лагеря для местного населения.

Сторонник осторожных военных действий фельдмаршал Китченер во многом разделял взгляды русского командования на кампанию 1916 года, считая главным нанесение ударов по германо-австро-турецкой коалиции на второстепенных театрах военных действий при консервации сложившегося позиционного характера войны на русско-германском и франко-германском фронтах. Своего мнения и уважительного отношения к России и ее армии Китченер не изменит до конца жизни, стремясь всеми возможными способами улучшить эффективность координации армий Антанты.

Неудовлетворенный итоговыми решениями межсоюзнических конференций в Шантильи и полнотой информации, поступающей из Франции, 5 июня 1916 года в обстановке строгой секретности военный министр Китченер отбывает с северной британской базы ВМФ Скапа-Флоу с конфиденциальным визитом в Россию, где его с нетерпением ожидает император Николай II. Тема переговоров на высшем уровне – обмен особой важности данными о положении противника, наращивание объемов военно-материального снабжения союзниками русской армии, тщательное изучение обстановки на фронтах русской армии, корректировка совместных стратегических военно-политических планов.

Далеко не все желали прямого доверительного общения главнокомандующего русскими армиями и всемогущего, решительного английского военного министра.

Едва отойдя от пирса, крейсер «Хэмпшир» идет на дно, причем взрыв был такой силы, что защищенный броненосный корабль буквально разнесло на куски: из 520 человек, находившихся на борту, погибли все, кроме чудом спасшихся 12 матросов. По одной из версий, «Хэмпшир» торпедировала германская подводная лодка, по другой – не первой свежести корабль подорвался на мине, которыми германский флот нашпиговал атлантическое побережье Британии, по третьей – немецкие диверсанты смогли тайно установить в артиллерийском погребе дредноута взрывное устройство с часовым механизмом еще во время стоянки на базе английского флота.

Вернемся во Францию, под Париж, в Шантильи, в утопающий в степенной роскоши замок принца Конде.

Убедить союзников в важности принятия плана, разработанного в Могилевской Ставке, не удалось во многом еще и потому, что российскую делегацию на межсоюзнической военной конференции возглавлял Я.Г. Жилинский – хотя и бывший начальник Генерального штаба, но фигура среди союзников малоавторитетная, с изрядно подмоченной после грандиозного поражения войск Северо-Западного фронта осенью 1914 года полководческой репутацией.

Интересно, что ранее, в 1912 и 1913 годах, в бытность начальником русского Генерального штаба, Жилинский имел несколько встреч со своим французским коллегой – генералом Жоффром. Ни о каких союзнических военных конференциях речи тогда не было и в помине. На этих встречах с ведома военного министра Сухомлинова от лица русского командования приняты следующие обязательства:

• Россия начнет военные операции на 15-й день мобилизации, назначив для этого 800 тысяч человек;

• наступление будет направлено к жизненно важному центру Германии;

• русские должны будут разбить германские войска на территории Восточной Пруссии, либо, в случае развертывания противника на левом берегу Вислы, наступать на Берлин.

Таким образом, еще до начала войны принятие столь однозначных и практически безвариантных обязательств уже заранее ставило русское командование в зависимое отфранции и заведомо невыгодное для себя положение, лишая самостоятельности принятия стратегических решений.