Текст книги "Куропаткин. Судьба оболганного генерала"

5 марта 1917 года генерал-губернатор Куропаткин собрал на Соборной площади Ташкента весь военный гарнизон, включая юнкеров Военного училища, школы для подготовки прапорщиков пехоты и старший класс кадетского корпуса.

Кратко и четко довел информацию о перевороте и приказал зачитать собравшимся манифест об отречении от престола Николая II, акт об отречении его брата Михаила, приказ командующего Туркестанским военным округом генерала от инфантерии Куропаткина о подчинении Временному правительству.

В жесткой форме потребовал от всех военнослужащих беспрекословно «повиноваться новому правительству свободной России», быть в готовности «все силы, средства и даже жизнь положить для достижения полной победы на фронте», при этом неуклонно соблюдать воинскую дисциплину и «поддерживать везде и всегда полный порядок».

Из дневника А.Н. Куропаткина от 6 марта 1917 года:

«Порядок до сих пор нигде не нарушался. Войска перешли к новому порядку управления Россией без нарушения присяги. Мне, старому служаке, хотя и глубоко сочувствующему новому строю жизни России, все же было бы непосильно изменить присяге…».

Изменять присяге не пришлось, а заведенный командующим округом новый порядок закончился довольно скоро.

Из дневника А.Н. Куропаткина от 31 марта 1917 года: «Мне объявлено, что я нахожусь под домашним арестом».

Распоряжение об аресте командующего округом, начальника штаба округа Сиверса и генерала Михаила Родионовича Ерофеева издал исполнительный комитет Ташкентского совета рабочих и солдатских депутатов.

Положение спас давний знакомый Куропаткина, открыто симпатизировавший ему военный министр Гучков: по указанию Временного правительства арестованным предоставили свободу передвижения, и Алексей Николаевич, не теряя ни минуты драгоценного времени, 7 апреля 1917 года спешно выехал в столицу.

Из одного бурлящего котла в другой.

Прибыв в Петроград, первым делом явился к Гучкову. Разговор крутился вокруг вожделенных для Куропаткина ВАКАНСИИ, но пристроить Алексея Николаевича на существенную руководящую командную или солидную штабную должность в бардаке и неразберихе демократической вакханалии Гучков просто не успел – сам в мае 1917 года слетел с поста военного министра: можно управлять армией, но не вышедшим из повиновения расхристанным стадом в шинелях.

Куропаткин обивает пороги ведомственных учреждений Петрограда, пытаясь заполучить хоть какую-то должность. Используя старые связи и сохранившиеся добрые отношения по Туркестану, вошел в состав правления Семиреченской железной дороги, с 5 июня 1917 года состоит в Александровском комитете о раненых. Пребывание в правлении железной дороги дает возможность получать относительно приличное денежное вознаграждение, статусная работа в комитете о раненых позволяет поддерживать контакты с руководством Военного министерства и высшим армейским генералитетом.

Улучшив момент, обращается к Верховному главнокомандующему Керенскому, как некогда в 1914 году к императору, с просьбой назначить командовать корпусом.

Просьба отчаяния и безысходности остается без внимания: блуждающих генералов без армии по беременному эсеро-большевистской революцией Петрограду СУЕТИЛОСЬ более чем достаточно.

Кому нужен потерявший ориентиры, ортодоксально мыслящий, абсолютно не вписывающийся в бурные веяния нового времени, выработавший ресурс, почти исчерпавший жизненные силы, стоящий на пороге семидесятилетия генерал?

Глава 16
Музейный работник. Сельский учитель

Если и были дерзновенные планы, то к концу 1917 года они рухнули полностью и окончательно, ибо уже не на кого было ОПЕРЕТЬСЯ и не к кому обратиться: царь арестован и к власти не вернется никогда; Гучков из военных министров уже полгода как уволен, здорово погорел на поддержке авантюрного выступления Корнилова, увлечен очередной идеей – спонсирует Алексеевскую организацию; Крымов застрелился после беседы с Керенским; верный Сивере служит начштаба дивизии в далеком Туркестане; перевертыш Бонч-Бруевич рад-радешенек незавидному положению прозябающего без дел Куропаткина и занят при помощи брата-большевика обустройством собственной карьеры при большевистском режиме; Алексеев, Корнилов, Деникин, Лукомский на юге России формируют Добровольческую армию.

24 января 1918 года Куропаткин уволен в отставку.

Прощание со ставшим родным Петербургом-Петроградом, где прошло в общей сложности более 35 лет жизни, – городом, вдруг ставшим неприветливым, чужим, мрачно серым, источающим тревогу, угрозу и кочующую по углам опасность; городом, преданным безвольным, жалким монархом и хлипким, убогим Временным правительством, отданным во власть и на поругание дезертировавшей солдатне, покинувшим корабли матросам и марксистским разрушителям-демагогам; городом, уже торжественно наименованным «колыбелью революции», проходит спокойно и буднично. «Эту реку в мурашках простуды. Это Адмиралтейство и биржу» Куропаткин покинет навсегда.

В Петрограде останутся сын с семьей и супруга.

Окончательно обосновавшись в Шешурино, Куропаткин ведет себя с достоинством, но осторожно и осмотрительно, стараясь не давать новой власти лишних ПОВОДОВ для подозрений в контрреволюции и сотрудничестве с врагами советской власти. Нашел в себе силы отвергнуть предложение французского правительства покинуть залитую кровью Россию, ответив представителю посольства Франции: «Людовику XVI народ Франции снял голову. Если я заслужил то же, то пусть мой народ со мной поступит так же, но Родину я никогда не покину».

Смелость поразительная, отсутствие элементарного инстинкта самосохранения выглядит непостижимо и фатально пренебрежительно, учитывая, как легко и играючи власть недрогнувшими руками интернациональной ЧК «снимала головы» с русского царского генералитета и отправляла в казематы патриотически настроенных офицеров-генштабистов.

Слепо доверился судьбе или твердо знал, что тронуть НЕ ПОСМЕЮТ?

Имел гарантии, а если имел – то от кого?

Или не имел никаких гарантий ВЫЖИВАЕМОСТИ и попросту блефовал, ибо за границей делать было нечего и жить не на что, так как не озаботился генерал-адъютант заблаговременно конвертировать все накопленное и заработанное в валюту, на счета в зарубежных банках, хотя бы в той же дружественной лично к нему Франции.

Вкладывал немалые деньги не в авуары, а в сельскохозяйственную школу, фельдшерский пункт, жилье для медицинского персонала, узел почтово-телеграфной связи, музеи, библиотеки, пожертвования, а они, как известно, дивидендов не приносят.

Как и элементарной благодарности Отечества тоже.

Шешурино для Куропаткина всегда ассоциировалось с личностным восприятием своего пространства, домашним очагом, источником энергетической родовой, корневой подпитки, местом, где «Родину не меряют страной». Еще не написал Сергей Есенин: «Дайте мне на робине любимой, все любя, спокойно умереть», но внук русского крестьянина Алексей Николаевич Куропаткин совершенно спокойно и без трагедийных эмоций низвергнутого министра, главнокомандующего и генерал-губернатора возвращался туда, откуда вышли его предки, – к земле.

Правда, возвращался БАРИНОМ, латифундистом – в роскошное имение, с машинами и породистыми лошадьми, с камердинером и прочими слугами, с привычками неограниченно распоряжаться и ВЫСТРАИВАТЬ людей и ситуацию вокруг по своему разумению.

Имел право.

После неудавшегося покушения эсеров на лидера большевиков Ленина и убийства председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого 3 сентября 1918 года принято постановление Совета народных комиссаров РСФСР «О красном терроре».

Стоящий на оперативном учете органов госбезопасности бывший царский министр и генерал-адъютант Куропаткин немедленно арестовывается уездной Холмской ЧК, далее переправляется под усиленным конвоем в губернскую Псковскую ЧК, а затем и в Петроград в распоряжение Чрезвычайной комиссии Союза коммун Северной области.

Никаких сомнений в дальнейшей судьбе САТРАПА нет ни у кого. Заложник советской власти подлежит либо немедленной – через расстрел, либо постепенной-через превращение в «лагерную пыль», но все равно – УТИЛИЗАЦИИ.

Однако спустя месяц Алексей Николаевич Куропаткин странным образом возвращается в свое поместье – нетронутое и неразграбленное, что еще более удивительно. Пораженным от явившегося образа царского генерала местным холмским чекистам, давно поставившим галочку в отчете о ликвидации отъявленного монархиста, нетребовательно предъявил документ, из которого следовало, что бывший генерал Куропаткин направляется к месту постоянного проживания в село Шешурино в качестве корреспондента Академии наук. Охранный мандат Куропаткину подписал Глеб Бокий.

Для «самоохраны» Куропаткину выдан самовзводный наган № 34078.

Глеб Иванович Бокий после убийства Урицкого с августа по ноябрь 1918 года возглавлял Петроградскую чрезвычайную комиссию и одновременно ЧК Северной области, в которую, наряду с другими, входила и Псковская губерния. Профессиональный революционер, прошедший через 12 арестов царской политической полицией, тюремную одиночку, ссылку, он впоследствии стал одним из самых засекреченных руководителей советских органов госбезопасности, возглавляя в течение шестнадцати лет шифровальный отдел ВЧК-ОГПУ-НКВД. Бокию приписывали увлечение эзотерическими учениями, посттеософией, концепцией Шамбалы.

По какой причине Бокий взял под свое крыло Куропаткина и что могло способствовать проявлению доверия высокопоставленного, обладающего завораживающей магией карать и миловать любого человека КРУПНОГО чекиста к православному монархисту, безусловно, как минимум не симпатизировавшему новой власти, остается загадкой. Вероятно, причины сохранения жизни Куропаткину надо искать в его тайном разведывательном прошлом и обладании такими сокровенными секретами и связями наднационального, надгосударственного уровня, что никакие партийно-классовые директивы о репрессиях в отношении поверженной буржуазии не могли перевесить ценность знаний и СВЯЗЕЙ, которыми он обладал и, очевидно, поделился либо ОБЕЩАЛ поделиться.

В 1919 году с деятельностью Чрезвычайной комиссии окажется связана непоправимая трагедия семьи Куропаткина: по итогам реализации Особым отделом ВЧК дела петроградской организации «Национальный центр» расстрелян 27-летний сын Алексея Николаевича – Алексей Алексеевич.

Согласно официальной версии, петроградская организация «Национального центра» являлась местным отделом всероссийского «Национального центра», штаб которого находился в Москве. Главными руководителями центра в Петрограде были видные деятели кадетской партии – Штейнингер и Герасимов. В материалах ВЧК отмечалось, что организация «контактирует с “Союзом возрождения” имеет свою военную, боевую организацию, через целую сеть курьеров поддерживает интенсивные сношения со штабом Юденича, русским белогвардейскими организациями в Финляндии, Латвии, Литве и пр. и агентами Антанты, доставляет им сведения о состоянии Красной армии, военных планах красного командования и энергично готовится к сдаче Петербурга Юденичу, поднятию восстания к моменту наступления последнего».

В «Красной книге» ВЧК имя инженера А.А. Куропаткина, как активного участника антибольшевистского заговора в Петрограде, упоминается дважды. Полное отчаяния письмо Куропаткина к Ленину с просьбой о помиловании единственного сына осталось без внимания.

Оставшиеся в младенческом возрасте сиротами двое внуков Куропаткина, – Алексей и Георгий, и молодая невестка на какое-то время переезжают в Шешурино.

После Октябрьской революции 1917 года по всей стране прошла серия штормовых волн по экспроприации собственности у буржуазии и помещиков, изгнанию дворян из своих имений, обращению имущества ненавистных эксплуататоров в пользу рабоче-крестьянского государства.

Неоднократно возникал вопрос о лишении имущества потомственного дворянина Куропаткина, тем более что местные чекисты по указанию сверху организовали за ним постоянное агентурно-оперативное осведомление на предмет возможного формирования вокруг бывшего генерала контрреволюционеров-заговорщиков.

Сотрудники госбезопасности Холмского уезда исполняли указания руководства ВЧК.

В декабре 1919 года, выступая на Первом Всероссийском съезде политработников Красной армии, заместитель начальника Особого отдела ВЧК И.И. Павлуновский заявил о возможных попытках выпускников Николаевской Военной академии генерального штаба захватить управление Красной армией.

17 декабря 1919 года за подписями Ф.Э. Дзержинского и М.И. Лациса издан приказ Президиума ВЧК № 208 «Об учете специалистов и лиц, могущих явиться заложниками», согласно которому предписано взять на оперативный учет всех бывших офицеров.

На Первом Всероссийском съезде особых отделов, состоявшемся 22–25 декабря 1919 года, Павлуновский вновь выделил фактор наличия на командных и штабных должностях в РККА так называемых военспецов и генштабистов в качестве одной из угроз безопасности армии.

Действительно, попытки вовлечь Куропаткина в деятельность против советской власти периодически возникали, хотя и нельзя исключать, что в ряде случаев предложения от бывших царских офицеров и классовых врагов победившего пролетариата и крестьянства возглавить восстания и заговоры против советской власти носили ПРОВОКАЦИОННЫЙ характер и, вполне вероятно, могли быть инспирированы Псковской ЧК.

Мудрый, опытный разведчик, основатель военной контрразведки, прожженный царедворец, прошедший и не через такие изощренные интриги, устоял: за десятилетия пребывания на полной опасностей военной и отвратительной политической сцене и в ее ЗАКУЛИСБЕ любого человека со стороны научился видеть насквозь; ЛЮДЕЙ заблудившихся, сбившихся с жизненного пути, потерявших идейные и нравственные ориентиры, загнанных в угол чрезвычайными обстоятельствами от ЛЮДИШЕК, исповедующих низкопробную, гнусную мораль, ставших на путь подлости, провокации и двойной игры, отличал проницательно и повода для обвинений себя в пособничестве контрреволюции ни разу не дал.

Где уж провинциальным холмским чекистам заловить в примитивный провокационный капкан и ПЕРЕИГРАТЬ на мнимом доверии такую глыбу!

А изяществу оперативных комбинаций на основе тщательно разработанного социально-психологического портрета объекта заинтересованности контролеры и наблюдатели обучены не были, да и интеллект исполнителей заметно подкачал. Инициаторы и радетели за всеобщее равенство и справедливость, а также осведомители местной уездной ЧК отмечали, что старый генерал, человек весьма тонкий и осмотрительный, в агитации против советской власти не замечен. В то же время не скрывал монархических убеждений, считая, что сохранение целостности государства возможно лишь на основе единения церкви и самодержавия с опорой на хозяйственных людей.

В принципе, ничего нового Куропаткин и не говорил. Православие, самодержавие, народность – триада базовых принципов теории официальной народности, провозглашенной еще в 1832 году Сергеем Семеновичем Уваровым и доведенной до совершенства Константином Петровичем Победоносцевым.

Псковские чекисты разговоры Куропаткина фиксировали, но больше трогать не решились – есть основания полагать, что «Окончательная бумажка! Фактическая! Настоящая! Броня!», подписанная самим Бокием, нужное впечатление произвела и в дальнейшем работала безукоризненно. Местные власти Куропаткина ВЫНУЖДЕННО уважали и одновременно опасались, оставили и не дали разграбить дом, библиотеку, что уже редкость по тем временам, когда не знающее правовых и морально-нравственных преград апокалипсическое «красное колесо» оставляло в России после себя, как правило, только мертвых и обездоленных, разоренные хозяйства, выжженную землю и обуглившиеся руины.

Куропаткин много времени проводит за работой с книгами, благо накоплено их за долгую жизнь достаточно. Библиотеку начал собирать отец Алексея Николаевича и передал сыну несколько сот томов в основном художественной литературы. Сын страсть отца к КНИГОСОБИРАТЕЛЬСТВУ унаследовал и за 40 лет довел скромную семейную библиотеку до одного из самых крупных частных собраний в России. Личное книжное собрание, насчитывавшее порядка 11 тысяч экземпляров, содержалось в идеальном состоянии, согласно каталогам и реестрам, составленным лично Куропаткиным, книги были распределены на 52 тематических раздела.

Алексей Николаевич работал на общественных началах заведующим Натовской волостной библиотекой, состоящей из принадлежащих ему книг, в селе Шешурино организовал избу-читальню. Из своей собственной библиотеки в библиотеку волостную и избу-читальню выделил около тысячи классических художественных и научно-популярных изданий. Книги выдавал лично, с присущей ему педантичностью и скрупулезностью вел читательские формуляры, составлял ежемесячные отчеты о работе Натовской волостной библиотеки и Шешуринской избы-читальни, которые направлял в Холмский уездный отдел народного образования.

Куропаткин отчитывался сам себе: «Я принял на время моего пребывания в Шешурино завебывание волостной Шешуринской библиотекой. Эта библиотека выбелена из моей основной библиотеки как “расходная библиотека” в 1901 г. До 1918 г. я сам был библиотекарем в ней. В 1918 г. я передал все книги “расходной библиотеки” для основания Шешуринской волостной библиотеки. И библиотекой стала заведовать безвозмездно жена приходского священника Жозефина Осиповна».

Позднее волостную библиотеку разворовали по-тихому, банально не возвращая взятые для чтения книги. Способ не новый. Отдельные исчезнувшие фолианты некогда богатейшей куропаткинской книжной коллекции в конце 1920-х годов продавались на базарах в Торопце и Пскове.

Одну четвертую часть личной библиотеки Алексея Николаевича, тех изданий, что не похитили из дома и которые не были опрометчиво переданы в ОБЩЕЕ безвозмездное пользование, удалось сохранить. Более 2900 монографий, альманахов, словарей, журналов, атласов, карт и планов по военной истории, общей истории и географии, военной статистике хранятся в фондах главного государственного книжного хранилища страны – Российской государственной библиотеки в Москве, уцелевшей коллекции Куропаткина присвоен статус федеральной, она считается «книжным памятником-коллекцией».

В сельскохозяйственной школе экс-министр преподает детишкам грамоту и арифметику, прививает им любовь к труду, обучает плотницкому и столярному делу, основам земледелия, рыболовного промысла, растениеводства, пчеловодства и животноводства. Куропаткин не опускался до уровня полуграмотных крестьян, а наоборот, просвещая и воспитывая их детей, пытался нарастить образовательный фундамент и заложить навыки трудовой профессии. Понимал, что не в силах увеличить критический объем умственной массы взрослых деревенских жителей, поэтому делал ставку на восприимчивое молодое поколение.

Четко отдавал себе отчет в том, что в третий раз на государственную службу не вернется и новой властью ВОСТРЕБОВАН по военной линии не будет ни при каких обстоятельствах; ничего из прошлого, даже гипотетически, не вернется никогда. Причиной тому – неприязненные отношения с ставшими влиятельными при большевиках Брусиловым и Бонч-Бруевичем, плюс нескрываемый последовательный антисемитизм, что полностью исключало какой-либо альянс с Реввоенсоветом республики под водительством Льва Троцкого и Эфраима Склянского.

В группу бывших генералов и министров во главе с председателем Особого совещания при Главкоме всеми Вооруженными силами Советской республики Брусиловым, подписавших в марте 1920 года нашумевшее воззвание с призывом к сотрудничеству офицерского корпуса царской армии с советской властью, не вошел.

Сидеть без ДЕЛА не мог, не умел и не хотел.

Разработал проект и организовал в Холмске народный краеведческий музей, где стал научным консультантом, продвигая изучение родного края (сам предмет краеведения Алексей Николаевич предпочитал называть регионоведение). При музее заботливо устроены библиотека с читальным залом, сельскохозяйственное общество, метеостанция, лаборатория по исследованию почв.

С августа 1919 года состоял консультантом Псковского губернского земельного отдела.

Когда по вине советской власти произошла продовольственная катастрофа в Поволжье, в фонд помощи голодающим передал многие свои книги и драгоценности, в том числе громадный ковер, подаренный ему в свое время императрицей Александрой Федоровной. Из драгоценностей не расстался только с боевыми отечественными и иностранными орденами и с золотой саблей с надписью «За храбрость», которой был награжден за подвиги на Русско-турецкой войне.

За всю жизнь Куропаткин потратил в общей сложности на благоустройство своей малой родины десятки тысяч рублей. А сколько вложено интеллектуального труда, ценность которого не может быть оценена по определению?

Созидательную образовательную деятельность Куропаткин продолжает в период всеобщей разрухи и Гражданской войны: в 1920 году Алексей Николаевич способствовал открытию Лебедевской общеобразовательной школы 2-й ступени, был в ней преподавателем и консультантом.

Куропаткин установил себе жесткий распорядок дня, сочетая умственную и физическую работу. Пробуждался не позднее семи часов утра, умывался холодной водой; вместо физкультурных занятий пилил и колол дрова; после плотного завтрака – обязательная часовая утренняя прогулка вдоль озера. Затем работал в своем кабинете. После обеда – обязательный двухчасовой сон и снова работа над рукописями. Пищу предпочитал простую и здоровую – как правило, щи, кашу, простоквашу, различные супы. Спиртное употреблял редко.

Читает в общеобразовательной школе лекции по истории, экономике, географии и по-прежнему пишет: заканчивает обзорные работы «Очерки экономического быта вольных городов Новгорода и Пскова» и «История народного образования в Холмском уезде».

Помогал крестьянам материально. Не безвозмездно. Сохранились записи ГЕНЕРАЛА о выдаче крестьянам в долг зерна с пометками «вероятно, вернет» или «не вернет никогда». Но все равно выдавал и зерно, и книги, которые, кстати, тоже или возвращали хозяину библиотеки, или не возвращали никогда.

Нельзя сказать, что погряз в бытовой, повседневной, отбирающей массу времени хозяйственной ТЕКУЧКЕ: расчеты с крестьянами, инвентаризация книг, сельское хозяйство, рыболовство, но интеллектуальный труд не прекращает ни на минуту – работает над мемуарами «Семьдесят лет моей жизни» как подведение итогов своей военной и государственной деятельности.

Человек достойно прожил долгую и насыщенную событиями жизнь, ему есть о чем рассказать…