Текст книги "Куропаткин. Судьба оболганного генерала"

Требование непрерывно наступать, громить и крушить противника исходит, как правило, от дилетантов в военно-политической стратегии.

Высшее проявление военного искусства – это гармоничное сочетание различных видов боевых действий, оборонительных и наступательных.

Но войска не могут пребывать в постоянном движении, поэтому и существует понятие стратегической, оперативной или тактической паузы, необходимой для оценки изменившейся обстановки на театре военных действий, разработки нового оперативного плана и перегруппировки войск.

Требование непрерывности действий непреложно только к ВОЕННОЙ РАЗВЕДКЕ и к ВОЕННОЙ КОНТРРАЗВЕДКЕ.

Умение заранее предвидеть потребность стратегической или оперативной паузы – важнейшая функция Генерального штаба; умение вовремя взять стратегическую паузу и выдерживать ее ровно столько, сколько необходимо для перехода к активным действиям, не прозевав при этом начало активных действий противника, есть необходимое качество полководца. Поэтому приписываемое критиками Куропаткина его полководческое кредо – «терпение, терпение и еще раз терпение», на самом деле не трусость и не нерешительность, а не данное торопыгам-генералам, реже – от инфантерии, чаще – от кавалерии, МАСТЕРСТВО вовремя взять и выдержать стратегическую паузу. Этим мастерством генерал Куропаткин владел в совершенстве. Что, собственно, и доказал, командуя в течение шести месяцев 1916 года Северным фронтом.

Кто-то может сказать, что он и его штаб тихо саботировали решения Ставки о наступлении и под его руководством Северный фронт за первое полугодие 1916 года ничего существенного не добился.

А кто из генералов – главнокомандующих фронтами, включая того же угробившего в Луцком прорыве русское миллионное войско Брусилова, добился чего-то того, что по военно-оперативным критериям признается СУЩЕСТВЕННЫМ, кроме, разумеется, никогда не красующегося и не выпячивающего свои заслуги генерала Николая Николаевича Юденича, руководившего Кавказской армией на турецком фронте?

Не в пример кампании 1914–1915 годов русские армии в 1916-м уже не отступали; безвозвратные потери, разумеется, были, на войне по-другому не бывает, но потери не такие катастрофические и неоправданные, как в начальный период войны.

Кроме того, на Северном фронте, в отличие от других фронтов, совершенно недопустимым был даже гипотетический риск потери территории, так как любое успешное контрнаступление германских войск и прорыв обороны русских армий открывали противнику прямой путь на Петроград и Москву, создавали реальную угрозу захвата СТОЛИЦ, а это уже могло стать предвестником неизбежной КАПИТУЛЯЦИИ империи.

Успешными полководцами считаются те, кто не сломался, кого не обуял пессимизм и кто на пути к победе не обращает внимания на тяжкие цифры безвозвратной убыли личного состава. Понятно, что стоянием города не берут; формула военной победы – наступление и разгром противника.

При этом, как правило, истинная цена успеха, измеряемая сотнями тысяч человеческих жизней, в расчет не принимается или становится второстепенным критерием: главное для полководцев – отвоеванные плацдармы, форсированные реки, взятые города, страны и покоренные народы, количество уничтоженных и захваченных вражеских пленных, артиллерийских орудий, пулеметов и винтовок, бронепоездов и танков.

В армии и обществе Куропаткина считали учеником Скобелева – дерзкого и отважного мастера наступления и штурма, не щадящего в ожесточенных сражениях ни своих, ни чужих.

Как бесстрашный «белый генерал», утверждавший, что «война и гуманность не имеют ничего общего», относился к неизбежным потерям своих войск?

Близко знавший Скобелева русский писатель и журналист Василий Иванович Немирович-Данченко вспоминал о, казалось бы, весьма странных для человека военного морально-этических, сентиментальных откровениях Михаила Дмитриевича:

«Я дошел до убеждения, что все на свете ложь, ложь и ложь…

Все это: и слава, и весь этот блеск – ложь… А ведь чего… стоит эта ложь, эта слава? Сколько убитых, раненых, страдальцев, разоренных!..

Будем ли мы… отвечать Богу за массу людей, которых мы погубили в боях?»

Со Скобелевым дружил известный художник-баталист и литератор Василий Васильевич Верещагин, тоже воспринимавший неизбежные жертвы и людские потери как колоссальную общечеловеческую трагедию: вспомним его «Апофеоз войны» и особенно-«Побежденные. Панихида». Номинированный на Нобелевскую премию мира, Верещагин писал:

«В своих наблюдениях жизни во время моих разнообразных странствий по белу свету я был особенно поражен тем фактом, что даже в наше время люди убивают друг друга повсюду под всевозможными предлогами и всевозможными способами. Убийство гуртом все еще называется войною…».

Вряд ли профессиональная полководческая и философская позиция генерала Куропаткина по проблеме губительных жертв на войне кардинально отличалась от скобелевской: «мясником» ни один, ни другой никогда не были даже в мыслях.

В противном случае они бы просто не сработались, не смогли бок о бок длительное время и в разных по форме и содержанию кампаниях сражаться с неприятелем. Георгиевские кавалеры, они оба лично себя не жалели, проявляли презрение к смерти, бесстрашие, отвагу – это неоспоримые, документально подтвержденные исторические факты, причем бесстрашие Скобелева выглядело где-то даже как излишне показное, необъяснимо-мистическое, рассчитанное на внешний эффект.

Но русского солдата Скобелев и Куропаткин берегли и жалели всегда.

Отсюда, из уникальных личностных, человеческих качеств Скобелева, и стремление Алексея Николаевича Куропаткина на войне, что с Японией, что с Германией исповедовать политику СБЕРЕЖЕНИЯ своих войск.

И ранее, в 1904–1905 годах в Маньчжурии, и в 1916 году на Северном фронте Второй Отечественной войны ПОЛКОВОДЕЦ генерал Куропаткин сознательно отвергал БЕЗРАССУДНОЕ управление войсками, стратегию бездумного использования ЖИВОЙ силы как основного средства достижения успеха в боевых действиях, намеренно отказался ЗАБРАСЫВАТЬ ТРУПАМИ русских солдат оборонительные позиции противника, каким бы он ни был – японским или немецким, каким бы заманчивым ни казался конечный результат и как бы ни давило на него верховное командование Вооруженными силами России.

Так НЕПРЕКЛОННО перед царем и Ставкой вести себя мог только он один, с его авторитетом, с его позицией.

Став главнокомандующим войсками Северного фронта, Куропаткин опроверг, казалось бы, непреложную истину о том, что нельзя войти в одну и ту же воду дважды.

Он уверенно и по собственному желанию входит; если не в воду, то в БОЛОТО растерянности командного состава, деморализации нижних чинов, штабного разгильдяйства и хозяйственной безответственности интендантов; стремительно поднимается с восстановленного им из руин Гренадерского корпуса на армию, потом на фронт, а затем вновь становится генерал-губернатором и командующим военным округом – неограниченным, с чрезвычайными полномочиями властителем Туркестана.

Когда ЗАДЫМИЛАСЬ непокоренная до логического конца, с загнанными внутрь многовекторными противоречиями Средняя Азия, 22 июля 1916 года царь назначит Куропаткина туркестанским генерал-губернатором, командующим Туркестанским военным округом и наказным войсковым атаманом Семиреченского казачьего войска.

Так он вернется на завершающем витке своей карьеры на двадцать шесть лет лет назад, когда в далеком и безмятежном 1890-м, подающий большие надежды, стройный и подтянутый, полный сил и энергии, сорокадвухлетний генерал Куропаткин императором-миротворцем Александром III был назначен губернатором Закаспийской области.

Ожидание и надежда…

Ведь именно с должности генерал-губернатора он так внезапно и неожиданно прибыл в Северную столицу управляющим Военным министерством.

Возможно ли такое повторение событий еще раз, тем более что отношения с императором и, что не менее важно, с императрицей восстановлены, а запятнанный на сопках Маньчжурии мундир, наконец, удалось отмыть?

И вдруг грянул военный заговор…

Заговор, в котором приняли участие те, кого он хорошо знал, – соратник со скобелевских времен начальник штаба Ставки Алексеев, некогда скромный и стеснительный помощник в подготовке отчета о Русско-японской войне Крымов, преемник на посту главнокомандующего Северным фронтом Рузский, искрящийся неистовой энергией харизматический политик Гучков…

Отречение монарха, на которого Куропаткин ценой унижения и пресмыкательства поставил от полной безысходности и отчаяния, и который, в свою очередь, во второй раз поставил на него от отсутствия надежной опоры на ВЕРНОПОДДАННЫХ генералов…

Рухнуло всё…

Основным организатором заговора с целью свержения царя очевидцы событий и историки-исследователи единодушно называют видного думского деятеля, председателя Центрального военно-промышленного комитета, члена Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства, особоуполномоченного Красного Креста на фронте Александра Ивановича Гучкова.

Прапорщикзапаса, банкир и миллионер, патриот, мыслящий предельно рационально – авуары в зарубежных банках, тесно связанный с германскими финансовыми кругами, путешественник, необузданный, неоднократно битый по делу и не по делу любитель острых ощущений и пафосный бретер, добровольный участник Англо-бурской, Русско-японской и Первой балканской войн, парламентарий, трибун, некогда сторонник Столыпина, люто ненавидевший царя, Гучков с генералитетом отношения поддерживал на долговременной, систематической и доверительной основе. Денег на поддержание контактов с нужными людьми не жалел, справедливо считая представительские коньячно-икорные расходы вкладом в будущее приумножение личного политического СОСТОЯНИЯ и влияния.

В конце 1916 года Петроградское охранное отделение Департамента полиции составило приблизительный список высших военных чинов, с кем Гучков контактировал. Среди прочих в жандармском перечне оказались: три бывших военных министра – генералы А.А. Поливанов, А.Ф. Редигер и А.Н. Куропаткин, бывший морской министр вице-адмирал С.А. Воеводский, генерал-лейтенант пограничной стражи Е.И. Мартынов, главнокомандующий войсками Северного фронта генерал Н.В. Рузский.

Отношения с Гучковым Куропаткин действительно поддерживал давно, причем неформальные, неслужебные – тоже. Гучков был одним из немногих политических деятелей, не чуравшихся опального генерала.

27 декабря 1914 года Куропаткин запишет в дневнике: «Приехал А.И. Гучков с передовых позиций. Очень мрачно настроен… С продовольствием не справляются в армии. Люди голодают. Сапог у многих нет… Убыль в офицерах огромная… Особенно тревожно состояние артиллерийских запасов. Читал мне приказ командира корпуса не расходовать более 3–5 снарядов в день на орудие».

Общались Гучков с Куропаткиным в течение всего полугодового периода пребывания последнего главнокомандующим на Северном фронте регулярно, благо Псков и Петроград не так далеко друг о друга, обменивались новостями, делились мнениями о складывающемся положении дел на фронте и в тылу, подпитывали друг друга информацией об вялотекущей, депрессивной в целом обстановке в верхах.

Прямые, непосредственные контакты естественным образом прервались после перевода Куропаткина в Среднюю Азию.

Примкнул бы генерал-адъютант Алексей Николаевич Куропаткин к втершимся в доверие к императору заговорщикам в золотых погонах и красных лампасах, будь он не в знойном и пыльном даже зимой Ташкенте, а в Пскове, на фронте и рядом со столицей?

Бесцеремонно и цинично, как тишайший Алексеев, яростно, оголтело, как Крымов, откровенно-жестко, по-хамски, как Рузский, исподтишка, как Бонч-Бруевич и Батюшин, – никогда.

Глава 15
Джихад в Туркестане

Некогда пустынный, одичалый и полуголодный до середины XIX века феодально-общинный Туркестан за какие-то сорок лет неузнаваемо изменила Российская империя.

Из мемуаров А.Н. Куропаткина «Семьдесят лет моей жизни»: «Когда в последний раз в 1916 г. я объезжал Голодную степь из Ходжента на автомобиле, то был удивлен уже достигнутыми результатами. Страшная пустыня, похоронившая много жертв, начала обращаться в плодоносную местность, обещавшую в будущем стать источником огромного богатства в хлопке, садоводстве, огородничестве, культуре лекарственных растений. В Голодной степи уже осело довольно значительное русское население».

Отметим два указанных Куропаткиным фактора – «богатство земли» и «значительное русское население».

В 1913 году в работе «Русско-китайский вопрос» Куропаткин вскользь упоминал о непростой оперативной обстановке в Туркестане:

«Увеличившийся в последние годы процент мусульман, обязанных воинской повинностью и уклоняющихся от службы, служит одним из верных показателей, что брожение присутствует.

В росте и укреплении в настоящее время мусульманства в Средней Азии и в малом приросте русского населения кроется слабость нашего положения в Средней Азии».

Малый прирост русского населения центральное правительство пыталось компенсировать переселением крестьян из Центральной России.

В 1906–1912 годах в ходе Столыпинской реформы в Среднюю Азию перевезли несколько сот тысяч семей, каждую из которых обеспечили земельными участками. При этом часть наделов изымали у жителей среднеазиатских окраин. Отбирали в том числе и пастбищные, и пахотные угодья, прежних владельцев принудительно выселяли в непригодные для скотоводства и обработки пустынные и полупустынные районы. Местные аборигены открыто протестовать до поры до времени не решались, глухо роптали, приезжих воспринимали с опаской и плохо скрываемым недовольством, помимо вечного и неразрешимого земельного вопроса нарастали межэтнические и межконфессиональные противоречия.

Куропаткин позднее напишет в дневнике: «Именно несправедливое изъятие земель привело к восстанию».

Переселение перекос в демографическом составе не устранило – на середину 1916 года русских в Туркестанском крае насчитывалось немногим более полумиллиона человек, при этом численность коренного населения составляла около 7 миллионов человек, то есть в ДВАДЦАТЬ раз больше. Коренное население – это мусульмане; русские – в подавляющем большинстве православные христиане, в редких случаях – староверы.

Итак, отметим еще раз: в Средней Азии неограниченно правят русские, тем не менее на одного проживающего на «богатой земле» православного приходится двадцать приверженцев иной веры.

В конце XIX века ведущие русские военные ученые – генералы Н.Н. Обручев, А.М. Золотарев и А.И. Макшеев разработали и обосновали доктрину, исходившую из реальной географии «благонадежного» и «неблагонадежного» населения, а также их процентного соотношения в конкретной местности. К группе «благонадежных» относилось преимущественно славянское, православное население; к числу «неблагонадежных» – евреи, немцы, поляки, кавказцы и народы Средней Азии. Согласно заключению профессоров военной статистики, только те районы считались благополучными и благонадежными, где русское население составляло не менее 50 процентов.

КОТЕЛ недовольства покоренного населения Туркестана «колониальной» имперской политикой, давшей безграмотным, нищим, голодным и бесправным народам Средней Азии возможность иметь крышу над головой, питаться, получать образование, трудиться на земле, зарабатывать деньги и жить по закону, спокойно и беспрепятственно исповедуя свою религию, благодаря пропаганде исламских духовных лидеров КИПЕЛ давно, и нужен был лишь повод для того, чтобы он взорвался.

Повод нашелся: 25 июня 1916 года появилось Высочайшее повеление, опубликованное в собрании узаконений и распоряжений правительства 6 июля 1916 года за № 182. Кто подсунул монарху этот документ на подпись и каким образом шло согласование нормативного акта, затрагивающего интересы миллионов людей, достоверно неизвестно. В итоге по повелению Николая II «Зля работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе деятельности армий призывалось мужское инородческое население империи в возрасте от 19 до 43 лет».

В докладе о событиях в Туркестане на закрытом заседании Государственной думы 13 декабря 1916 года представитель фракции трудовиков – известный юрист А.Ф. Керенский даст оценку царскому повелению:

«…этого Высочайшего повеления в порядке, каким оно было издано, издано быть не могло…

…само Высочайшее поведение нарушило основной закон Российской империи, 71-ю статью, говорящую о том, что “русские подданные обязаны отбывать повинность” только “согласно постановлению закона”».

Еще задолго до появления наделавшего столько шума повеления царя народы Средней Азии несли тяжелейшие имущественные потери. Грозившая рухнуть экономика Российской империи от военного напряжения трещала по швам и требовала все новых поборов с граждан. Правительственные займы, повышенные военные налоги, сбор пожертвований – всего этого руководителям империи оказалось мало. В прожорливую, ненасытную топку мировой войны бросалось все, что могло хоть как-то удержать страну и армию от зияющей пропасти поражений, разрухи, голода, холода, болезней.

Наряду с другими российскими губерниями скатывался к краху и Туркестанский край, где с 1914 года властями проводилась принудительная массовая реквизиция вьючно-грузового и мясо-молочного скота у коренного населения на нужды фронта и тыла. Скот изымался фактически за бесценок – всего за одну десятую от рыночной стоимости. Отчаявшиеся от творимого на местах произвола казахи Иркештамского аульного общества наивно и доверчиво писали областным чинушам:

«…начальник гарнизона вместе со своими казаками разъезжает по аулу, отнимает масло, сено и баранов, а в случае отказа наносит… побои, причем жаловаться не приказывает, ссылаясь на военное положение».

Закономерное недовольство вконец измученных причудами мобилизационной экономики людей подогревали призывы мусульманских лидеров к священной войне против русских иноверцев, считавшихся наряду с «белым царем» главными виновниками всех постигших среднеазиатские народности неисчислимых бед, страданий и напастей. Существенную роль сыграло и то обстоятельство, что высочайшее повеление умудрились издать в разгар летних сельскохозяйственных работ, когда все население края от мала до велика занималось сбором урожая, являвшегося, как и скотоводство, единственным средством прокорма семей коренных народов Средней Азии.

Первые волнения начались 4 июля 191 6 года в Самаркандской области Туркестанского края в древнейшем городе Ходженте. Там произошли закончившиеся стрельбой столкновения полиции и многочисленного скопления сартов, требовавших уничтожения списков мобилизованных на принудительные работы. В Джизакском уезде была разрушена железная дорога, сожжены мосты, перерезаны телеграфные линии, убиты уездный воинский начальник и пристав, железнодорожные служащие, медицинские работники. Всего в июле 191 6 года в Самаркандской области произошло 25 аналогичных выступлений с человеческими жертвами, в Сырдарьинской – 20 и в Ферганской – 86. Во главе перманентных мятежей встали религиозные и родоплеменные лидеры.

А.Н. Куропаткин – Туркестанский генерал-губернатор. Январь 1917 г.

Реакция набившего руку на командовании армиями и фронтами императора оказалась соответствующая – 17 июля 1916 года Туркестанский военный округ объявлен на военном положении с подчинением всего гражданского управления в округе командующему войсками. 22 июля 1916 года туркестанским генерал-губернатором, командующим войсками Туркестанского военного округа, и наказным атаманом Семиреченского казачьего войска вместо генерала от инфантерии Федора Владимировича Мартсона назначен генерал-адъютант Алексей Николаевич Куропаткин.

Получив известие о направлении в клокочущий Туркестан, Куропаткин немедленно отбывает из Пскова в Могилев в Ставку Верховного главнокомандующего, где в ходе личной аудиенции получает от царя вместе с неограниченными, сродни диктаторским, полномочиями подробные инструкции по наведению жесткого порядка на юге империи. Это была последняя встреча Алексея Николаевича с Николаем II.

Как знать, случился бы генеральский путч февраля 1917-го, останься Куропаткин главнокомандующим армиями Северного фронта…

Прибыв в Ташкент 8 августа 1916 года, он первым делом вгрызается в оперативную обстановку в крае, а она отчаянно безрадостная – край пылает в огне Гражданской войны. Начальник штаба округа генерал-лейтенант Дмитрий Николаевич Воронец нового командующего решительно не устраивает – Куропаткин добивается перевода с Северного фронта и назначения к себе начштаба верного и преданного, проверенного, безукоризненного исполнителя генерала Николая Николаевича Сиверса.

Перевод Куропаткина с севера на юг, с войны в глубокий тыл, не означает проявления недовольства императора его службой на посту главнокомандующего Северным фронтом или непредсказуемую очередную царскую немилость – 8 августа 1916 года высочайшим повелением генерал-адъютант Куропаткин удостоен ордена Святого Владимира I степени.

Верховный Главнокомандующий дал военному ведомству указание оказывать всяческое содействие в выполнении возложенных на Куропаткина функций по наведению порядка в Азии. Куропаткин ходатайствовал о присылке в Семиречье казачьей бригады, двух пулеметных команд и конной батареи – прошение немедленно удовлетворено. Произведена оценка боевых возможностей частей и соединений округа, составлено боевое расписание войск для действий против бунтовщиков. Всего в операциях по подавлению серии мятежей в Туркестане задействовано 14,5 пехотных батальона, 33 кавалерийских сотни, 42 артиллерийских орудия и 69 пулеметов.

Тем временем восстание, подобно весеннему палу прошлогодней сухой травы, стремительно распространяется вширь и вглубь необъятного края, охватывая некогда спокойные и благополучные во всех отношениях районы.

11 августа 1916 года конные отряды киргизских мятежников с целью нарушения системы управления осуществили диверсию на линиях телеграфной связи между Верным, Бишкеком, Ташкентом и европейской Россией. Волна межэтнического насилия захлестнула Семиречье. Отряды дунган уничтожили русские села Иваницкое и Кольцовка в окрестностях Пржевальска. Озверевшие мятежники жгли русские деревни, казачьи станицы, рабочие поселения. Безоружные семьи переселенцев, оставшиеся в большинстве своем без мобилизованных в армию мужчин, не смогли организовать практически никакого сопротивления и были почти поголовно вырезаны.

16 августа 1916 года Куропаткин с горечью докладывал в Петроград, что вероломно неожиданные нападения на русские селения сопровождались зверскими и убийствами и изуродованиям трупов, насилием и издевательствами над женщинами и детьми, варварским обращением с взятыми в плен и полным разрушением нажитого тяжелым многолетним трудом благосостояния с потерей во многих случаях домашнего очага. Только в одном Пржевальском уезде в имущественном отношении пострадало 6024 семейства русских поселенцев, из коих большинство потеряло всю недвижимость. Пропало без вести и убито 3478 человек.

В ряде мест, особенно в Ферганской долине, восставшими руководили дервиши-проповедники, призывающие к газавату.

Одним из первых объявил о начале «священной войны» против «неверных» Касым-Ходжа, имам главной мечети селения Заамин, провозглашенный «Зааминским беком». Он организовал убийство местного пристава Соболева, после чего назначил «министров» и объявил поход на станции Обручево и Урсатьевскую, по маршруту движения его отряд убивал всех попадавшихся на пути русских.