Текст книги "Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы"

Смеркалось. Отовсюду слышалась музыка, пение, звонкий смех, шумные разговоры. Кругом танцевали. Глаза гостей блестели, в них отражались огни и манящие улыбки страстных люцей.

Вдруг появился порученец Алеклии. Обратившись к ДозирЭ, Идалу, Одрину и Семерику, он распорядился следовать за ним. Белоплащные поставили кубки, оправили плащи и оружие и двинулись за порученцем. Воины пересекли густой сад, перешли по мостику небольшое искусственное озеро и спустились по Серебряной лестнице вниз, затем преодолели широкую поляну, где пиршество было в самом разгаре, и, наконец, вышли к «Городу предков». Там, рядом с двумя громадными золотыми львами, между гигантских тектолитовых скульптур славных праотцов, были расставлены трапезные столы для самых знатных авидронов.

Божественный пировал в окружении известнейших граждан Авидронии. Особое место занимали крупные военачальники и флотоводцы. Тут же были послы Медиордесс и Яриады Правой. Чуть в стороне восседали пятьдесят три липримара – наместники всех сегодняшних авидронских территорий.

Вместе с достойнейшими мужами трапезничали люцеи – около ста самых красивых девушек Дворца Любви. Несомненно, эти восхитительные юные создания своим присутствием придавали всей обстановке особое волнующее очарование.

По одну сторону от Алеклии со скучающим видом сидел Провтавтх, с золотым венцом на голове, как и положено Другу Инфекта и члену Совета Пятидесяти. По другую – яриадец Друзилл, молодой талантливый художник и скульптор, сменивший впавшего в немилость Неоридана.

Воинов Белой либеры подвели к величественной статуе основателя Грономфы – Яфы. Они огляделись и обомлели, увидев, что стоят напротив правителя Авидронии, восседающего за золотым столом.

– А вот и они, – радушно взмахнул руками Инфект, привлекая внимание ближайшего окружения. – Это первейшие мои телохранители – исключительно отчаянные и наиболее удачливые в сражениях воины.

Десятки лиц немедленно обратились в сторону белоплащных. ДозирЭ заметил Андэль, которую последний раз видел в Бенедикте, и внутри у него что-то дрогнуло. Девушка выглядела бледной, взгляд люцеи, как бы невзначай остановившийся на фигуре грономфа, был смертельно холоден.

– Семерик, или лучше ты, ДозирЭ, расскажи мне еще раз о вашем поединке с воинами «Золотого отряда». Слушайте, авидроны, это одна из самых интересных историй моего недавнего похода. Вот этот цинит собственной рукой убил именитого воина Сафир Глазза, известного берктольского поединщика Измаира.

Гости Божественного устроились поудобнее.

ДозирЭ вздохнул полной грудью и, едва пересилив волнение, в который раз поведал известную историю – от первой стычки в совещательной зале Совета Шераса и до схватки у источника Вецони. Когда он закончил, друзья и эжины одобрительно закивали головами.

– О мой Бог, где ты находишь таких бойцов?! – восхищенно вскричал известный всем Инициатор, ведающий казной. – Я вот уже несколько лет не могу подобрать себе и двух стоящих телохранителей.

– Ты плохо ищешь, рэм, – со смехом отвечал Божественный. – Все, что нужно, находится у тебя под носом. Насколько я помню, по крайней мере, двое из этих четырех воинов – жители Грономфы, здесь родились и выросли.

– В таком случае хорошо ли ты, Великий и Всемогущий, наградил этих воинов за столь необходимые стране подвиги? – шутливым тоном спросил правителя один из друзей.

– Неужели кто-то посмеет обвинить меня в скупости или в неблагодарности? – отвечал с улыбкой Инфект. – И разве награды, которые вы видите на них, не говорят о том, что их деяния оценены по достоинству? Впрочем…

Алеклия встал из-за стола, обошел его и приблизился к белоплащным. Он остановился напротив Семерика, обладателя двух десятков тяжелых золотых фалер, прикрепленных поверх панциря и составляющих как бы еще одни нагрудные доспехи. Некоторые из них искрились драгоценными камнями. Многие знали, что Семерик надел всего лишь часть своих наград. Помимо фалер, цинитай имел на шее три золотых платка, а к ним золотые перья в шлеме. Во всей авидронской армии не было цинита, который мог бы похвастаться, что перещеголял Семерика в награждениях, хотя, впрочем, никто, кроме него, не мог похвастаться и тем, что однажды спас жизнь самому Инфекту. Фалеры стоили, верно, целое состояние, а каждый золотой платок обеспечивал пожизненное содержание в десять инфектов ежегодно. При окончательном отпуске из партикул владелец золотого платка должен был быть одарен домом в Грономфе и земельным наделом. Кроме этого, он освобождался от всех податей и его нельзя было подвергнуть ристопии или как-либо иначе наказать… Но у Семерика было три наградных платка!

– Чего же тебе еще желать? – притворно удивился Инфект. – Ты добился уже всего, а ведь еще так молод!

Он вопрошающе посмотрел на авидронских мужей.

– Гребень Героя! – догадался кто-то.

Гребень Героя – самое старинное поощрение – вручался только за совокупные военные заслуги. После появления в авидронской армии наградных платков о Гребне забыли и лишь совсем недавно, при Алеклии, легендарную награду возродили. Сегодня Гребнем Героя могли похвастаться только два человека в Авидронии: сам Инфект, который, к слову сказать, имел еще два золотых платка и двадцать семь разных фалер, и Седермал – нынешний начальник гарнизона Кадиша. Вручение Гребня сопровождалось немалыми почестями и привилегиями.

– Действительно! – сказал Божественный. – Я думаю, Семерик в полной мере заслужил Гребень Героя…

Одрину Божественный подарил свой кинжал в драгоценных ножнах и подошел к Идалу.

– Я слышал твою печальную историю, знаю и о том, что ты на днях покидаешь нас. Не передумал ли?

– Хотелось бы, мой Бог, – смело отвечал Идал. – Но имущество моей несчастной семьи, оставшейся без мужчин, требует наилучшего управления. К тому же наш род прекратится, если я ненароком погибну.

– Всё это так, – согласился Инфект, и его окружение закивало головами. – Нам нужны смелые и способные воины, но не менее важно для нас сохранить славные родовые традиции. Чем же ты будешь заниматься?

– Мой род, Великий и Всемогущий, вот уже на протяжении нескольких сот лет вырабатывает полотно. У нас есть собственные землевладения, ткацкие мастерские и гомоноклы, – объяснил эжин.

– Отлично. Я уже догадываюсь, как отблагодарить тебя за преданное служение. Скоро в лагере Тертапента будет создаваться новая армия – Шестая эргола. Это значит, что нам понадобится столько ткани, сколько нужно для того, чтобы одеть не менее ста тысяч человек. Если качество твоего полотна нас удовлетворит, то я назначу тебя именным поставщиком Инфекта.

– Благодарю тебя, мой Бог! – отвечал Идал, однако на его лице не дрогнул ни один мускул.

Закончив с Идалом, Алеклия подошел к ДозирЭ. Их глаза встретились, и молодой человек заметил хитринку, нечаянно вспыхнувшую во взгляде правителя.

– Ну, а чего хочешь ты, мой друг? – спросил Божественный, но сказал это так тихо, что никто его не услышал, кроме самого воина. – Впрочем, я знаю, чего ты можешь желать. Но этого ты не получишь. Никогда!

– Я понимаю, мой Бог! – так же негромко отвечал белоплащный, опустив глаза.

Некоторое время правитель и воин стояли друг против друга молча. Пауза затягивалась. Возникло напряжение.

– Провтавтх, любезный мой учитель! – вдруг громко обратился Инфект к тхелосу. – Подскажи, чего не хватает этому воину?

Алеклия застал Провтавтха врасплох, ибо телом он, конечно, находился на пиршестве, но разумом давно уже блуждал в лабиринтах сложных умозаключений. Его наивное замешательство вызвало улыбки. Однако тхелос быстро нашелся, бросив лишь один цепкий взгляд на высокую фигуру белоплащного воина:

– Звания. Ему не хватает звания.

– Да, но он только недавно стал главным десятником! – возразил Алеклия с притворным возмущением.

– Звания, звания! – поддержали вокруг.

– Что ж, я вынужден подчиниться воле народа, – сказал, притворно вздыхая, Инфект. – Принесите знаки отличия айма!

ДозирЭ сменил хвостики десятника на два зеленых и один пурпуровый хвостика сотника, украсившие его правое плечо. Молодой человек едва не задохнулся от счастья, переполнявшего грудь.

Таким образом, всех четырех героев вознаградили наилучшим образом. И трудно было сказать, кому повезло больше. Волей провидения, а скорее, благодаря проницательности Божественного и его ловкой игре, каждый из них получил именно то, чего более всего желал.

Когда маленькая церемония закончилась, Инфект пригласил воинов за стол и предложил отведать несколько замысловатых блюд. А сам не переставал вспоминать истории, произошедшие в последнем походе. Любимый его рассказ был о бывшем рабе Панацее, тем более что старец присутствовал здесь же: он ходил между столов с черепом в руках, вряд ли понимая, где он и что с ним. Каждый из присутствующих старался коснуться его одежды, считая, что это принесет счастье. В свое время Панацея определили в один из храмов Инфекта на территории Дворцового Комплекса, так что теперь он находился на попечении жрецов. Первое, что сделали служители храма, когда безумца к ним привели, – отняли у несчастного голову дондрона и выварили ее в особом составе. Получившийся белокостный череп оправили золотом и драгоценными камнями. Когда голову дондрона возвратили старцу, он долго не признавал ее и капризничал, но потом всё же свыкся с ней и успокоился. Теперь Панацей блуждал по аллеям парка, разговаривая со своим черепом, будто с человеком. Заходил в любой дворец, делал что хотел. Никто не имел права ему препятствовать. Вся Авидрония уже знала о Панацее, ходили слухи, что он излечивает самые ужасные болезни. В Грономфу стекались толпы страждущих, горя только одним желанием – увидеть его, а если повезет – дотронуться до него. Считалось небывалой удачей, если удавалось поцеловать святому старцу руку или его реликвию. Но это было небезопасно: Панацей не всем позволял касаться своей руки, а тем более черепа – если он кому-то не доверял, то сильно нервничал или пугался, бормотал проклятия, бросая тем самым на человека тень, и его репутация в глазах окружающих становилась сомнительной.

Тем временем пир продолжался, и вскоре разговор коснулся флатонов. Никто не сомневался, что кровожадный Фатахилла рано или поздно попытается высадиться на континент, чтобы развязать жуткую бойню. Все надежды связывались с армадой «ФорнЭ», усиленной посланными из Грономфы резервами, которая по-прежнему контролировала пролив Артанела и должна была препятствовать любым попыткам флатонов переправиться на другой берег.

– Можно считать, что Берктольского союза более нет. Кто же поможет Авидронии сражаться с флатонами? – спрашивали у Алеклии. – Ведь цель Фатахиллы, несомненно, Грономфа!

– У Авидронии есть Дати Ассавар, – отвечал за Божественного Провтавтх, живо заинтересовавшийся поворотом темы, – и Великая Подкова. У Авидронии есть десятки неприступных кодов, крепостей и городов. У Авидронии есть армия, доблестные деяния которой красноречиво свидетельствуют о ее непобедимости. Ну а прежде всего – у Авидронии есть Инфект. Разве этого недостаточно?

– Да, но едва ли не все авидронские партикулы в походах, – не успокаивался один из представителей народных собраний, не обративший внимания на возгласы восхищения, последовавшие за словами тхелоса. – В Авидронии, по сути, находятся одни гарнизоны городов и пограничные отряды. Кто будет сражаться с воинами Темного океана?

– Скоро мы закончим войну в Иргаме, – вступил в разговор Алеклия, лицо которого потемнело, потому что Гражданин затронул самую больную тему. – Лигур сообщает о том, что захватил более половины территории страны и продолжает стремительно продвигаться вглубь. Вскоре Иргама падет, Тхарихиб встанет на колени – в этом нет никакого сомнения. И тогда мы отзовем партикулы и перекинем их к Великой Подкове.

– Война с Иргамой длится вот уже почти два года, – не унимался представитель собраний, – а о конечной победе пока и речи нет. Мы слышим только о сражениях и об удачных осадах, однако вот уже двадцать девять месяцев посылаем в Иргаму партикулы и несметное количество припасов, а взамен не получаем ничего, кроме твоих обещаний, мой Бог. Сколько же можно терпеть?

Божественный опустил голову, чтобы скрыть гнев. Представители народных собраний всегда и везде досаждали ему, и в такие мгновения он в полной мере ощущал себя именно инфектом, а не наследственным интолом, как иногда ему казалось на фоне всеобщей любви и слепого почитания. Но представители от Ресторий имели полное право по закону так себя вести – пристрастно спрашивать, требовать, указывать. Ведь в конечном счете они же его и избрали. Может быть, голос именно этого белита оказался решающим в том историческом голосовании, когда его объявили Богом и правителем всех авидронов. Эти же Граждане могут в любой день низложить его, собрав по требованию народных собраний Круг Ресторий.

Что же касается Иргамы, то война действительно затянулась, и конца ее, как ни смотри, не видно. Сегодня сто восемьдесят партикул находятся в землях Тхарихиба. Это более четырехсот пятидесяти тысяч цинитов. А еще наемники – тысяч пятьдесят. Но центральные территории Иргамы обширны и труднопроходимы, там почти нет дорог. Много хорошо укрепленных городов, которые приходится подолгу осаждать, поскольку иргамы отнюдь не трусливы и готовы сражаться до конца. Кроме того, Тхарихибу и Хаврушу несомненно помогают. Прежде всего, Берктольский союз, который теперь открыто призвал другие страны оказать поддержку Иргаме. Есть сведения о том, что и сам Фатахилла оказывает очень деятельное содействие Тхарихибу. Потребуется еще достаточно много времени, чтобы победить в этой тяжелой войне. И оступиться нельзя. Иначе все жертвы будут напрасными, а на Авидронию падет бесчестие. Жаль, очень жаль, что мир не наступил вместе с падением Кадиша!

Алеклия открыл было рот, чтобы ответить представителю народного собрания, но тут в разговор вмешался Провтавтх:

– Как и в случае с Кадишем, только тщательность приносит наилучшие результаты. Что сталось бы, если б авидронская армия двинулась сразу на Масилумус? Она бы погибла. В этом нет никакого сомнения. Разве можно оставлять в тылу враждебные города и крепости? А что будет есть и пить полумиллионная армия, если тыл не надежен, нет дорог, верных гарнизонов? Можно ли бросаться на врага, рассчитывая только на свои мускулы, когда в войнах прежде всего побеждает тонкая умная стратегия?

– В чем же заключается эта умная стратегия? – удивился представитель народных собраний. – Выйти со скандалом из Берктольского союза и обратить против себя половину континента?

– А в чем заключается твоя поддержка, достойнейший Гражданин? Сначала ты требуешь Иргаму немедленно наказать. Потом, когда Инфект посылает войска, выигрывает сражения, – ты недоволен долгой осадой Кадиша. А сегодня ты опять чем-то недоволен, в то время, когда наш доблестный Инфект одержал много побед и бросил к твоим ногам и к ногам всех Граждан миллионы берктолей золотом и всякими трофеями…

Разговор об Иргаме и о флатонах шел еще долго, однако постепенно Провтавтху удалось «усмирить» недовольного представителя народных собраний и даже в некоторой степени изменить его точку зрения.

ДозирЭ с любопытством прислушивался к разговорам, впервые столкнувшись с большой стратегией, о которой ранее не задумывался, однако при этом не уставал поглядывать на Андэль. Люцея, как и прежде, не подавала молодому человеку никаких знаков. Она ничего не ела, была неподвижна, напоминая беломраморную статую. В конце концов она испросила у Божественного разрешения удалиться и покинула почетное собрание в сопровождении двух своих служанок и нескольких телохранителей из числа белоплащных. ДозирЭ с тоской посмотрел ей вслед.

Пиршество разгоралось. Кубки опустошались один за другим, слуги продолжали удивлять гостей всё новыми и новыми блюдами. Было очень шумно, весь Дворцовый Комплекс гудел, словно улей. Утомившись за столом, авидроны оживленными компаниями прогуливались по парковым дорожкам. Некоторые шли танцевать.

Внезапно к ДозирЭ подошла незнакомая люцея, юная и тонкая. Она бесцеремонно присела ему на колени и предложила уединиться в одном подходящем для этого месте, где им вдвоем будет очень хорошо. Молодой человек не проявил желания, девушка рассмеялась и упорхнула прочь. Одрин, заинтересовавшись, пытался схватить люцею, но поздно – ее и след простыл. ДозирЭ обнаружил в своей руке серый онисовый клочок. Отвернувшись от друзей, он развернул его и прочел:

«Я желаю безотлагательно тебя видеть. Буду ждать у развалин Тобелунга».

Записка не была подписана, но ДозирЭ сразу догадался, кто ее отправитель. Он выскользнул из-за стола и, пройдя пятьдесят шагов, запахнулся в плащ и низко опустил голову; в следующее мгновение он затерялся в хмельной ликующей толпе.

Надо сказать, что ДозирЭ, будучи вот уже больше года телохранителем Инфекта и проведя на посту в том или ином месте не одну сотню страж, знал Дворцовый Комплекс со всеми его строениями, парками, дорожками и тропинками, может быть, лучше, чем содержимое своего кошеля. И поэтому, прекрасно понимая всю опасность предстоящего свидания, он выбрал не тот путь к развалинам Тобелунга, который напрашивался в первую очередь. Там ему пришлось бы на одном из участков преодолеть безлюдную площадку, где должны были нести стражу воины Белой либеры – его товарищи. Нет, ДозирЭ, уже достаточно опытный в военной тактике, выбрал самую длинную дорогу, но самую безопасную: здесь он мог бы всё время находиться среди веселящихся людей и не привлекать к себе внимания.

Однако этот план, благодаря нелепой случайности, едва не провалился. Проделав более половины пути, ДозирЭ вдруг нос к носу столкнулся с воином в плаще вишневого цвета. Тот самым бесцеремонным образом преградил ему дорогу, и молодой человек в удивлении поднял голову, чтобы рассмотреть того, кто отважился остановить сотника Белой либеры. ДозирЭ узнал Сюркуфа и, вспомнив шатер под Кадишем и себя, израненного, голодного, связанного, стоящего на коленях перед этим холеным Вишневым, невольно проронил: «Гаронны!»

– Эгоу, ДозирЭ, ты еще жив? Странно! – приветствовал Сюркуф молодого человека, не забыв коснуться кончиками пальцев лба. – Ты куда-то идешь? Тебя проводить?.. Удивляюсь, насколько живучи такие, как ты!

Первым желанием ДозирЭ было выхватить кинжал (меч не полагался к сегодняшнему церемониальному одеянию), но кругом были люди, да и перед ним был не явный враг – какой-нибудь дондрон с серо-рыжей косичкой, а авидронский воин, айм Вишневых. Молодой человек сдержался.

– Что же ты не выхватываешь свой кинжал? – словно прочитав мысли белоплащного, произнес Сюркуф. – Смелее! Помню, раньше ты пользовался им без разбора, калеча людей направо и налево. Почему бы тебе и сейчас, вот так же, запросто, не напасть на воина Вишневой армии? Вот будет веселье!

ДозирЭ вспыхнул и огрызнулся:

– Не дождешься!

На физиономии Сюркуфа расплылась сладкая улыбка:

– О Гномы, да ты, я погляжу, поумнел…

Тут он заметил на шее ДозирЭ синий, а под ним несколько зеленых платков, и его улыбка вдруг поблекла. В довершение всего молодой человек распахнул плащ, и в глаза Сюркуфа ударил блеск пяти золотых фалер. К тому же он заметил свежие хвостики сотника. Вишневый машинально сделал шаг назад, он был явно обескуражен.

Настала очередь ДозирЭ:

– Ответь мне, Сюркуф: не ты ли пытался меня убить в прошлом году во время боев при помощи пяти бедлумов? Не ты ли сначала подтолкнул к подлогу, а потом убил распорядителя Ристалища?

Сюркуф изумился:

– Убил? О чем ты, рэм, говоришь? Я посещал Ристалище когда-то, лет десять назад… Скажи мне другое, ДозирЭ: сколько чаш вина и нектара ты сегодня выпил? Согласись, Инфект всегда угощает самыми отменными напитками. Но и в голову оно бьет изрядно. Ведь так?

Вишневый опять язвительно улыбался, а в глазах его вновь вспыхнуло презрение.

– Я спешу, уступи дорогу! – бросил ДозирЭ после некоторой паузы, которая потребовалась, чтобы унять охватившую его ярость.

Сюркуф оглянулся по сторонам, положил руку на рукоять кинжала и вновь приблизился к белоплащному. На этот раз его губы оказались в непосредственной близости от уха ДозирЭ. Белоплащный почувствовал знакомый приторный запах душистых розовых благовоний.

– Послушай меня, грязный червяк, сын смерда, – зашептал Вишневый. – Я не знаю, как ты добился этих платков и хвостиков, но знаю одно – ты враг. Прославленные мужи, которые тебе доверились, бесспорно, ошибаются, и рано или поздно я развею их заблуждения. Это мой долг воина и Гражданина. Теперь же иди, но знай: скоро мы встретимся, но встретимся совсем в другой обстановке. И ждать этого осталось не так долго, как тебе думается!

Сюркуф ступил в сторону, освобождая путь, и громко, с напускной радостью, произнес:

– Эгоу, доблестный айм, я счастлив, что повстречался с тобой…

ДозирЭ охватило такое бешенство, что рука невольно сжалась в кулак. Но он заметил двух крупных военачальников в сопровождении телохранителей и, приложив руку ко лбу, повернулся и пошел своей дорогой…

Белоплащный воин уже чувствовал, что опаздывает, но всё же из предосторожности вынужден был сделать внушительный крюк. Наконец он приблизился к высокому водопаду, который давал начало разветвленной системе небольших каналов и ручьев, наполняющих мерным журчанием парки и сады Дворцового Комплекса, и увидел невдалеке развалины Тобелунга – руины легендарного древнего дворца, перевезенные сюда Радэем с берегов Кошачьего моря в честь очередной победы…

Люцея Андэль ждала ДозирЭ, спрятавшись за полуразвалившейся широкой колонной в укромной нише, в свое время предназначенной, видимо, для скрытого охранения. Она была одна. При каждом шорохе сердце ее замирало.

Вокруг было совершенно темно, и только Хомея тускло и неверно светила сквозь тонкую иссиня-черную пелену облачков.

Неподалеку раздавался смех, пение, радостные оклики. Слышался шум падающей с большой высоты воды.

Вдруг где-то хрустнули ветки. Андэль встревожилась. Хруст повторился, и она ощутила совсем рядом чье-то присутствие. Ей даже показалось, что она различает дыхание: прерывистое, с каким-то странным утробным клокотанием.

Андэль осторожно выглянула, ожидая увидеть ДозирЭ, но, к своему удивлению, в десяти шагах от себя рассмотрела очертания крупного животного. В следующее мгновение по белым пятнам на боку она узнала Руису – безрогую антилопу, которую любил и лично подкармливал сам Божественный.

Девушка, мягко ступая, вышла из своего укрытия. Антилопа позволила подойти к себе вплотную. Казалось, ее большие добрые глаза умоляли о помощи.

– Что же ты не спишь? – спросила Андэль, оглаживая дрожащее животное. – Тебя, наверное, напугали. Эти знатные мужи, эти надутые эжины, всегда думают только о своем удовольствии. Им нет дела до слабых и беззащитных. Ну не бойся, всё будет хорошо!

Антилопа немного успокоилась. Маленькие руки люцеи излучали ласку, ее мелодичный добрый голос успокаивал.

Вдруг животное вздрогнуло, присело от страха и прыгнуло в сторону, взбив копытами каменную крошку и пыль. Андэль удивленно и обиженно посмотрела вслед антилопе. Тут на ее плечо легла тяжелая рука, и она в ужасе оцепенела.

– Ты хотела меня видеть? – прозвучал знакомый мужской голос.

Андэль медленно обернулась, боясь вновь ошибиться. Перед ней во всем своем великолепии, улыбаясь, стоял ДозирЭ, новоиспеченный айм Белой либеры, весь в золоте доспехов и наград. Слезы брызнули из глаз люцеи, и она бросилась ему на шею.

– Забери меня отсюда, я знаю: ты всё можешь. Я больше не в силах здесь находиться! Давай убежим, как ты хотел, – сквозь рыдания умоляла она. – Прости меня, я знаю, что недостойна тебя, но надеюсь получить твое прощение!

ДозирЭ неуклюже прижал девушку к себе – ему мешал металл, в который он был закован. Чувства же, которые в это мгновение его обуревали: смятение, любовная истома, ощущение собственной вины, невообразимая жалость к близкому дорогому человеку, гнев ко всему, что им мешает соединиться, бурная радость, мгновенно опрокинувшая недавнюю глухую тоску, – смешались в его душе, и он, этот безжалостный воин, почувствовал, что его щеки впервые за долгое время стали мокрыми от слез. Весь его внутренний мир, где после той любовной катастрофы всё уже почти встало на свои места, где каждое чувство вновь приобрело свое естественное состояние, – этот хрупкий мир вновь встряхнулся, будто его сильно пнули ногой, да так, что всё полетело вверх дном, и в успокоившейся было душе вновь наступил невообразимый хаос.

– А как же Божественный? – наконец выдавил из себя ДозирЭ.

– Я знаю, что никогда не буду прощена, как бы ни молилась. Я знаю, что меня ждет вместо звездной дороги страна гароннов. Пусть. Но я к этому готова!

– Но разве тебе здесь плохо? Разве тебя не прельщает богатство? Разве тебе плохо с Божественным? Ты понимаешь, что обрекаешь себя на бедность, на скитания, на жизнь без родины?

Андэль уже не плакала. Она отстранилась, и молодой человек увидел ее лицо. Он заметил, что глаза девушки страстно и сердито горят: она уже не была той безропотной наивной девочкой, какой казалась некоторое время назад.

– Я, словно рабыня, замкнута в каменных стенах, меня охраняют со всех сторон, каждое мгновение за мною следят, а соглядатаи мои – вся прислуга, вся стража, все подруги, Люмбэр, весь Дворец Любви, весь Дворцовый Комплекс. Иногда мне кажется, что даже золотые львы за мной наблюдают, поворачивая мне вслед свои оскаленные морды. Однажды я поняла, что это от тебя все так ревностно меня оберегают! А я с детства привыкла к просторам и к свободе. Здесь я – дорогая вещь, я – раба любви!

Девушка тяжело вздохнула, а ДозирЭ подумал: «Как красиво она это сказала: „раба любви!“»

– Но я готова была бы привыкнуть к этому: человек ко всему привыкает. Однако есть неугомонный мужчина, который не оставляет меня в покое, тревожит мою душу, каждую ночь взывает ко мне: «Давай всё бросим, давай убежим!» Мужчина, которого я люблю, который, несомненно, заменит мне собой все. Это ты!

«О!» – только и произнес молодой человек, рухнул в каком-то бушующем восторге на колени и тут вновь почувствовал на своем лице слезы, но ему не было стыдно. Он приблизил к себе люцею. И так они долго стояли, обливаясь блаженными счастливыми слезами. Неустрашимый воин Белой либеры и самая прекрасная девушка Авидронии.

Когда ДозирЭ вернулся к золотым львам, Одрин и Семерик уже ушли, его поджидал только Идал.

– Где ты был? – равнодушно поинтересовался он.

– Встретил знакомого по лагерю Тертапента, – выложил молодой человек заранее заготовленный ответ.

Вскоре друзья покинули стол Инфекта, чтобы вернуться туда, где пировала Белая либера. По пути, у Серебряной лестницы, чуть в стороне, они заметили воина, похожего на Одрина. Он разговаривал с каким-то Вишневым, и оба были взбудоражены. Объясняя что-то друг другу, они едва не кричали и возбужденно жестикулировали. ДозирЭ по фигуре и манере держаться узнал Сюркуфа. Заметив приближающихся ДозирЭ и Идала, собеседники поспешили укрыться в буйно разросшихся кустах акации.

– Не доверяй Одрину, – сказал Идал. – Этот отпрыск вельможного дорманского рода не так прост, как может показаться на первый взгляд, поверь мне, рэм. Рано или поздно он доставит тебе самые ужасные неприятности, а меня не будет рядом, и, следовательно, я ничем не смогу тебе помочь.

ДозирЭ только кивнул головой, показывая, что отнесся внимательно к словам друга, однако на самом деле думал совсем о другом. Он витал в облаках таких головокружительных фантазий, каких Идал не мог и представить.

Белоплащные вернулись к столу Белой либеры. Одрин сидел вместе со всеми, в тесном кругу изрядно захмелевших друзей и раскрасневшихся люцей и весело пировал, поднимая кубок за кубком. «Наверное, у Серебряной лестницы был не он», – подумал ДозирЭ.

Уже зарождалось утро. На смену сухому и душному воздуху ночи пришла блаженная прохлада. На небе, у горизонта, вспыхнула темно-бордовая полоска, а Хомея поблекла и скрылась. В Дворцовом Комплексе Инфекта заканчивалась первая ночь пышного многодневного пиршества.