Текст книги "Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы"

Глава 56. Новое поручение Сюркуфа

Пурпурный лист» оказался на редкость быстроходным кораблем, так что ДозирЭ и Идал и не заметили, как пересекли по Анконе от начала и до конца обширную Бионриду и оказались у форта Нозинги, который когда-то штурмовали. Здесь друзья повстречали огромный авидронский флот – более тысячи крупных боевых кораблей и около двух тысяч вспомогательных галер, следовавших в пролив Артанела. Далее вистрога легко преодолела море Кафков и, обогнув Мыс Трех Заветов, вновь вошла в русло Анконы. Спустя триаду корабль пришвартовался в Фиердах. Половину жителей этого поселения составляли «равнинные» маллы – трудолюбивые и безобидные, а другую половину – представители самых разных народов, включая и авидронов. Коренное же население – фиерды – было представлено только сотней семей. Низкорослые и хлипкие фиерды – послушные тугодумы, зачастую находились в униженном подневольном положении, выполняя самую черную работу. Власть здесь осуществлялась от лица Грономфы. Эта территория, по сути, являлась авидронской колонией, и в ближайшие годы поселение должно было превратиться в настоящий город: в некоторых местах уже заложили крепостную стену.

Морякам вистроги потребовалось несколько дней, чтобы пополнить запасы провианта и заклепать внезапно образовавшуюся в носовой части «Пурпурного листа» течь. Это промедление пришлось как нельзя кстати: раны несчастного Кирикиля без остановки кровоточили и загноились, так что яриадец всё время пребывал где-то на грани между жизнью и смертью. Его перенесли на сушу и вверили заботам местного жреца, обладающего, по слухам, редчайшим даром исцеления. Прошло всего два дня, и при помощи чудесных снадобий, старинных заклинаний и проникновенных молитв, жрец совершил чудо – Кирикиль почувствовал себя значительно лучше и попросил еды. Вскоре он настоял на том, чтобы его навестил ДозирЭ и, когда тот наконец появился, упал на колени и залился горькими слезами.

– Когда я пришел в себя и вспомнил, что произошло, первой моей мыслью было: как жаль, что я еще жив! Да, я мечтал лишь об одном – скорее умереть и, может быть, этой своей смертью заслужить твое прощение! Мои раны почти затянулись, но сердце мое страдает! О, Великаны, какие непреодолимые муки терзают его!

ДозирЭ нетерпеливо переступил с ноги на ногу: он не очень-то понимал, куда клонит слуга.

– Я хочу, чтобы ты знал, мой великодушный хозяин, – велеречиво продолжал Кирикиль, не без сожаления опустив самое яркое и душещипательное место из своей заранее приготовленной речи, – что я недостоин твоих забот… О, почему ты не бросил меня умирать в Бионе, зачем ты нанял этого достойнейшего лекаря?! Ты спас меня от смерти, но не знаешь, что я предал тебя самым жестоким образом, что из-за меня твоя бесценная жизнь висела на волоске!

– Я знаю об этом, – отвечал ДозирЭ, позевывая, – Бредерой обо всем рассказал.

– Как, и после этого ты не выкинул меня за борт? О! Не зря я все эти годы служил тебе верой и правдой, не зря поклонялся тебе усерднее, чем собственным богам…

Кирикиль был великолепен и в конце концов растрогал ДозирЭ до слез, так что тот постарался убедить слугу, что прощает его, что не держал и не держит на него зла. Яриадец заметно повеселел, бросился хозяину в ноги и принялся их целовать, помышляя в заключение попросить несколько монет, дабы пожертвовать их храму, как тут на пороге появился раскрасневшийся от бега матрос с «Пурпурного листа» и выпалил:

– Бредерой сбежал!

…Все это время Бредероя держали в трюме корабля, под охраной нескольких матросов. К ним по очереди присоединялись ДозирЭ и Идал, стараясь ни на мгновение не оставлять без присмотра своего важного пленника. Несмотря на свою рану, малл всё время ходил по узкому помещению взад-вперед и что-то бормотал себе под нос. Впрочем, он вел себя мирно, не пытался вырваться на волю или хотя бы с кем-то заговорить: казалось, он свыкся со своей участью и желает только одного – по возможности избежать позора, который всегда сопутствует пленению и возмездию.

В этот день Идал отправился в поселение, чтобы повидаться со знакомым эжином – крупным землевладельцем, скупающим в округе за бесценок земли в надежде на их стремительное удорожание после превращения Фиерд в город. Охранять Бредероя остался ДозирЭ. Тут молодому человеку сообщили, что его зовет к себе Кирикиль. ДозирЭ опасался оставлять малльского вождя наедине с двумя почти не вооруженными матросами, но потом ему пришло в голову, что яриадец почувствовал приближение смерти и хочет напоследок повидаться с человеком, который ему дорог. Наказав матросам бдительно стеречь Бредероя, ДозирЭ сошел с корабля и отправился к жилищу, где находился его слуга. Увидев его отнюдь не умирающим и, мало того, только что опустошившим полный котелок чечевицы с луком, грономф пожалел, что сошел на берег, оставив без присмотра опасного пленника. И совершенно справедливо. В тот самый момент, когда он выслушивал напыщенные раскаяния слуги, на «Пурпурный лист» пробрались неизвестные дикари, убили тех матросов, которые оказались на их пути, и выкрали Бредероя.

Спустя некоторое время не так далеко от Фиерд, на узкой лесной тропе, ДозирЭ, Идал и с ними тридцать всадников, настигли небольшой отряд маллов. Сначала завязалась перестрелка из луков и самострелов, а потом произошла кровавая стычка. Дикари дрались яростно, было очевидно, что все они опытные воины, но непревзойденное искусство ДозирЭ, спокойная мощь Идала и слаженные действия конных авидронских цинитов сделали свое дело. Несмотря на то что нескольким разбойникам удалось уйти, их предводителя, судя по оружию и мехам, родовитого горца, убили, а Бредероя опять взяли в плен.

Когда всё закончилось, ДозирЭ осмотрел павших в бою дикарей. Лицо одного из них показалось ему знакомым. Он еще силился вспомнить, где видел этого молодого горца, когда услышал рядом голос:

– Это Бахи – первый друг Ахлероя.

ДозирЭ поднял голову: говорил Бредерой, которого, крепко держа за плечи, подвели два высоких авидронских воина. ДозирЭ вгляделся в лицо убитого и действительно признал в нем красавчика Бахи.

– Теперь Ахлерой не оставит тебя в покое, – злорадно добавил Бредерой. – Он будет мстить до тех пор, пока дышит, пока бьется его злобное сердце!

ДозирЭ равнодушно пожал плечами.

– Не знаю, какая доля уготована мне, – сказал он. – Пусть боги решают. Но тебе, вождь, сегодня, несомненно, повезло. Представляю, если бы ты попал в руки Ахлероя и его сторонников!

– Уж лучше умереть от руки брата, чем врага! – подавленно отвечал Бредерой. – Ведь вы везете меня в Грономфу не затем, чтобы воздать почести! Уверен, что мне уготована шпата или костер на площади Радэя.

– Надеюсь! – отвечал ДозирЭ и жестом приказал воинам увести горца.

До Авидронии «Пурпурный лист» добрался менее чем за десять дней и вскоре уже пришвартовывался в славном Випосе. Здесь ДозирЭ и его пленника дожидалась беспарусная быстроходная галера, принадлежащая Вишневой армии. Сто двадцать восемь гребцов взмахнули веслами, и галера, словно ветер, понеслась по благодатным водам Анконы. К полудню она миновала священный Тафрус, а к вечеру вошла в воды Внутреннего озера Грономфы. ДозирЭ и Идал, стоящие на носу корабля, порывисто обнялись. Слезы радости показались у них на глазах.

Грономфа уже не казалась столь беспечной и праздной, как год назад. Горожане не улыбались, каждый второй на улицах был военным, кругом слышалось бряцание оружия. Людей в столице стало меньше – многие инородцы, да и авидроны спешили покинуть город, который, по мнению большинства, и был главной целью приближающихся несметных полчищ флатонов. Опустели дворцы: их хозяева отбыли в партикулы или в свои дальние поместья. Позже ДозирЭ узнал, что Алеклия приказал на время выселить из Грономфы более половины ее населения: он стремился превратить город в мощную неприступную крепость, в которой на время осады, если такое несчастье случится, должен остаться лишь тот, кто не будет обузой и примет непосредственное участие в обороне города. Но сильнее всего молодого человека поразило то обстоятельство, что великолепные сады, которые благоухали на хиронах многих зданий и которыми Грономфа славилась по всему континенту, да и за его пределами, самым жестоким образом вырубали и на их месте разбивались обыкновенные огороды.

Несмотря на то что ДозирЭ потратил много времени и средств, данное ему Круглым Домом и Сюркуфом поручение он выполнил в полной мере и теперь всеми силами рвался в Удолию, чтобы наконец прижать к сердцу свою любимую, которую не видел много-много дней и о которой столько думал всё это время. Но непреодолимые обстоятельства пока удерживали его в Грономфе. Молодого человека вызывали то в Круглый Дом, то в Дворцовый Комплекс. Высокие военачальники наперебой расхваливали его и подробно интересовались всем, что происходило с ним за последнее время. Особенно подробно расспрашивали о знаменитом походе Кадишской либеры и о легендарном Ибабде, имя которого благодаря его подвигам стало теперь известно каждому авидрону. ДозирЭ часто приглашали и на трапезы, и он не имел никакой возможности отказаться от этих приглашений. Он вновь и вновь рассказывал про малльских вождей, про гигантского паука, про штурм Дати Ассавар… Вообще о ДозирЭ уже хорошо знали не только в высоких кругах, его узнавали и на улицах, куда часто просачивались самые занятные истории. Его стали как старого друга приветствовать в лавках, в кратемарьях, в купальнях. Однажды к воину явился известный художник и поведал, что владелец самого роскошного дворца в Старом городе заказал ему портрет ДозирЭ в полный рост. Пришлось долго позировать. Вслед за художником пожаловал тхелос, который задумал написать о молодом человеке велеречивую поэму…

Что касается Бредероя, то многим теперь было не до него. События, которые происходили в малльских горах до нашествия на континент флатонов, теперь никого не интересовали и безнадежно померкли в свете тревожных всполохов новой надвигающейся беды. Малла бросили в подвалы Круглого Дома, где он достался Сюркуфу. ДозирЭ ни на мгновение не сомневался в том, что Бредерой уже через несколько дней превратится в сломленное безвольное существо и расскажет всё о себе и о своих недобрых деяниях.

Наконец Сюркуф, вняв настойчивым просьбам ДозирЭ, отпустил его на целый месяц. Не тратя времени, ДозирЭ помчался к Идалу, чтобы сообщить ему об этой радостной вести и попрощаться. Он застал друга в самом дурном расположении духа. Молодой человек поинтересовался причинами столь печального настроения, и эжин показал ему онис, который недавно получил от знакомого торговца из Карле Ролей. В нем кратко сообщалось о том, что все склады, где хранились товары Идала, сожгли или разграбили маллы во время их известного нападения на поселение, и, кроме того, пропал Арпад, и никто не имеет о нем совершенно никаких сведений…

Утром следующего дня, едва забрезжил рассвет, зевающий Кирикиль вывел из конюшен Крылатого – того самого превосходного скакуна, которого получил ДозирЭ при его вступлении в Вишневое воинство. Конь не сопровождал своего хозяина в его последней дальней поездке, всё это время наслаждался удобной и сытой жизнью в мраморных конюшнях Круглого Дома и разминался на великолепном манеже, посыпанном красным песком, завезенным специально с острова Пылающей Земли, что в море Огненных богов. Вскоре вышел сияющий, до неузнаваемости разодетый ДозирЭ. Он дружески потрепал Крылатого, сказал ему несколько ласковых слов, затем взялся за луку седла и одним легким движением взлетел на коня.

Айм Вишневых и его слуга сразу пустили лошадей галопом и вскоре, благо улицы были еще пусты, уже выезжали из Грономфы по новобидунийской дороге.

Вот и Удолия. О, Гномы, как давно ДозирЭ здесь не был!

Поместье Чапло процветало. Кругом трудились люди; каждый клочок земли приносил пользу. На некогда унылых пустырях теперь красовались разнообразные хозяйственные постройки. Вдали неприступной твердыней вздымалось здание из розового камня – новое жилище ДозирЭ и Андэль.

Молодой человек въехал в открытые ворота, ведущие во двор дома, и тут заметил молодую женщину с небольшой корзиной в руках, громко отчитывающую нескольких понуро склонивших головы работников. То была Андэль.

ДозирЭ радостно встрепенулся, сильно натянул поводья, заставив Крылатого чуть приподняться на дыбы, выпростал ноги из стремян и ухарским прыжком соскочил на землю. Хозяйка поместья заметила важного гостя, узнала его и от неожиданности замерла. Корзина, полная прелестных голубых и черных свежесрезанных жемчужин, выпала из ее рук…

Андэль стала совершенно другой – это сразу бросалось в глаза. Когда ДозирЭ уезжал, Андэль носила под сердцем ребенка, и по всем подсчетам, уже должна была родить. Это не могло не сказаться на ее некогда совершенных формах. Она повзрослела, чуть пополнела, лицо ее теперь было прорисовано резче, яснее, взгляд стал жестче, бедра округлились, груди налились и распирали тонкую ткань открытой плавы. Нет, она стала еще прекрасней: зрелая, манящая, соблазнительная женщина.

ДозирЭ бросился к Андэль, приготовленные слова застыли на его устах, он нежно обнял возлюбленную, стараясь не нанести ей вреда своим оружием и доспехами, и неловко поцеловал ее в голову, в волосы. Молодая женщина мгновение была неподвижна, скованна, будто еще не верила, что ЭТО произошло – ОН вернулся; но тут вдруг ослабла, едва ли не повиснув на его руках, ее глаза предательски заблестели, и внезапно из них брызнули слезы.

Двое работников поместья, открыв рты, с величайшим любопытством наблюдали за этой сентиментальной картиной, пока не поймали на себе красноречивый взгляд воина. Приложив руки ко лбу, они с нижайшей почтительностью попятились.

– Я жив, я приехал, я здесь, теперь тебе не о чем печалиться! – утешал любимую молодой человек, и сам готовый прослезиться.

– Ты…ты опять уедешь на войну… – отвечала сквозь рыдания Андэль. – О, Гномы, когда они тебя оставят в покое?!

Насытившись первыми объятиями, молодые люди вошли в дом. В передней нетвердо стоящий на ногах ДозирЭ вновь прижал к груди молодую женщину, покрыл всё ее лицо жгучими поцелуями, а потом впился в ее чудесные губы. Она с целомудренной нерешительностью отдала их в распоряжение этого безумца. ДозирЭ сгорал от любви и страсти, он готов был, не раздумывая вонзить себе в сердце кинжал в доказательство своих всепоглощающих чувств.

Как известно, чем больше целуешься, тем больше хочется целоваться, поэтому молодые люди с трудом оторвались друг от друга и, взявшись, как дети, за руки, прошли в главную залу. Там их уже поджидали явившиеся на шум слуги, а у круглого мраморного бассейна в центре залы молодых людей встречал отец Андэль, поддерживаемый шестнадцатилетним беловолосым юношей-слугой. Чапло заметно сдал. Его землистое опухшее лицо свидетельствовало о тяжелой болезни.

ДозирЭ приложил руку ко лбу, поприветствовав старика, и радостно кивнул нескольким знакомым работникам. Сзади появился Кирикиль в роскошной обновке, свысока, с хозяйской тяжестью во взгляде, посмотрел на новых слуг, от чего те затрепетали, подмигнул старой подружке – селянке, раньше работавшей в поле, а теперь прислуживающей в доме, и с достоинством принял у ДозирЭ верхний дорожный плащ и часть оружия.

– Что случилось с тобой, рэм? – удивленно спросил молодой человек у Чапло. – Когда я видел тебя в последний раз, ты теленка на плечи поднимал.

– Постарел я совсем, ноги перестали слушаться… – отвечал старик, с трудом выговаривая слова. – Вижу, смерть бродит где-то рядом… Зовет по ночам… Но не смею уйти, жду, когда у Андэль всё сладится.. Вот и ты вернулся, теперь уж я спокоен…

Чапло в нерешительности поскреб небритую щеку и с надеждой покосился на дочь.

– Девочка моя, нельзя ли нам по такому случаю кувшинчик нектара употребить? Ведь радость-то какая!

– Потом… – сухо отвечала Андэль.

Тут она увлекла ДозирЭ дальше, в глубь дома, властным жестом приказав Кирикилю и другим остаться, привела воина в светлые покои с выходом на открытую галерею, ведущую в сад, отправила по какому-то делу девушку, которая здесь находилась, и откинула полупрозрачный полог, отделяющий небольшую часть помещения. В изящной колыбели, вырезанной из красного дерева искусной рукой, сладко спал двухмесячный младенец, красивый, как бог.

– О, Гномы! – ДозирЭ буквально светился от счастья. – Не может быть! Сын?

– Сын… – отвечала молодая женщина почему-то робким упавшим голосом.

Молодой человек потянулся было к Андэль, чтобы привлечь к себе и щедро покрыть ее лицо благодарными поцелуями, но та неожиданно отпрянула и показала рукой на ребенка:

– Посмотри на него! Внимательно!

Изумленный ДозирЭ почувствовал, что какая-то тень пробежала между ним и возлюбленной. Появилось скверное предчувствие. Он склонился над младенцем и внимательно изучил еще только формирующиеся, но уже довольно выразительные черты. Большой красивый лоб показался ему знакомым. Когда же он рассмотрел нос и губы, страшное подозрение закралось в его сердце. ДозирЭ еще сомневался, еще гадал, но ужасная истина уже открылась ему. Он вдруг понял, почему Андэль была так грустна перед его отъездом в Маллию, когда сообщила о том, что носит ребенка. Она уже тогда предполагала недоброе. А ведь он не придал этому ровно никакого значения… Теперь многое стало ясным!

– Это ребенок Инфекта? – с замиранием в сердце, испуганно, почти шепотом спросил ДозирЭ.

– Да, – отвечала Андэль. – Это сын Алеклии.

– О! – только и выдавил из себя переполненный отчаянием молодой человек…

Ребенок мирно посапывал, время от времени сладко причмокивая; ему было неведомо, какие грозные тучи сгущаются над его прелестной головкой.

– Но ведь Божественный не может иметь наследника! – Через некоторое время ДозирЭ обернулся к возлюбленной.

Лицо Андэль стало пунцовым, а глаза вспыхнули гневом. Молодой человек никогда не видел в этих чудесных глазах столько злости и решительности.

– Это мой ребенок! Я никому его не отдам! Пусть только попробуют его тронуть!

Большей беды ДозирЭ и представить не мог. По авидронскому закону, который был подробно описан в трактате «Обряд Аззира и Нуригеза», Инфект Авидронии действительно не мог иметь детей. Если же побочные дети все-таки обнаруживались, их немедленно умерщвляли. Оставайся Андэль во Дворце Любви, лекари Дворцового Комплекса, которые самым пристальным образом следили за здоровьем люцеи Восьмой раковины, при первых же признаках зачатия, несомненно, быстро и безболезненно избавили бы ее от нежелательного плода. «Небесный напиток», как называли в Грономфе чудотворный отвар из корней «лисьей травы» с добавлением некоторых ядовитых грибов, сделал бы свое дело…

– Теперь ты всё знаешь, – немного успокоившись, грустно сказала Андэль. – Я полагаю – нынче ты покинешь меня, ибо я явила твоему мужественному взору вместо кровного дитя – плод моих прежних занятий. Поверь мне, если ты так поступишь, я пойму тебя и никогда не вспомню недобрым словом. Более того, я и сама хочу, чтобы ты так поступил. Покинь же меня! Сейчас же!

Ребенок проснулся, увидел ДозирЭ, который загораживал мать, испугался и громко заплакал. Андэль взяла его на руки и попыталась успокоить.

– Почему ты решила, что я тебя брошу? – с обидой в голосе спросил ДозирЭ. – Разве я не доказал тебе свою любовь? Разве не поклялся, что бы ни случилось, умереть за тебя, если надо? И разве ты не доказала свою любовь ко мне? Разве не отвергла Инфекта, Бога, ради того, чтобы быть со мной? Почему же ты решила, что я сегодня предам тебя, брошу и брошу именно в тот момент, когда ты более всего нуждаешься в защите? Разве я это заслужил? Нет, я остаюсь!

Было заметно, что Андэль очень понравились слова молодого человека, ее лицо просветлело. Она ответила еле слышно, чтобы не потревожить младенца, немного успокоившегося в ее руках:

– Если ты не уедешь, твоя жизнь подвергнется не меньшей опасности, чем жизнь ребенка. Я этого не хочу. Ты должен оставить поместье…

– Никогда! – вспыхнул ДозирЭ. – Этот ребенок твой, а значит, и мой. Поверь, я буду любить его точно так же, как если б он был рожден от меня. Мы будем охранять его, прятать от людей, всячески оберегать. Никто ничего не узнает. Здесь, в глуши Удолии, ОНИ до нас не доберутся! А потом, кто сейчас будет этим заниматься? Ты же знаешь: на Авидронию надвигаются флатоны!.. Для всех это будет наш ребенок, когда же он подрастет, вряд ли кто-нибудь сможет угадать в нем черты Божественного. Это останется нашей тайной, и мы поклянемся друг другу, что никто и никогда о ней не узнает!

Ребенок окончательно успокоился и заинтересовался блестящими золотыми фалерами на груди воина. ДозирЭ отцепил самую красивую и протянул младенцу.

– Как ты его назвала? – спросил он.

– Волиэну, если ты не против. Волиэну, сын ДозирЭ из Грономфы.

«Волиэну» по-авидронски значило «сын героя»…

Вечером того же дня в честь приезда молодого хозяина устроили щедрую вечерю. Длинный стол, накрытый в благоухающем саду, уставили самыми изысканными для этих мест яствами. Вина и нектара подали столько, что ни за что не выпить. Пригласили хозяев соседних наделов, друзей Чапло из ближайших поселений, всех домочадцев и работников – набралось человек сто пятьдесят. В самый разгар вечери кто-то попросил показать младенца, но Андэль напомнила желающим, что по старинному поверью ребенка, которому еще нет года, нельзя показывать чужим людям – это может ему сильно повредить. Старики вроде слышали об этом обычае и закивали головами.

ДозирЭ, конечно, удостоился самого заинтересованного внимания пирующих. Его гордый вид, великолепные одежды, награды, его подвиги интересовали всех, кто здесь находился. Впрочем, молодой человек уже успел привыкнуть в Грономфе к чрезмерному вниманию к своей особе и, развлекая гостей, непринужденно чередовал удивительные истории с поглощением нежных куропаток и восхитительного нектара.

Чапло выпил чуть больше кувшина и быстро захмелел. Юноша-слуга по нетерпеливому знаку Андэль поспешил взять его под руки и увести прочь.

– Кто этот скромный юноша? – поинтересовался ДозирЭ.

– Это Рехеадму, – объяснила Андэль. – Он из Союза Четырех. Чапло обнаружил его умирающим на дороге, когда возвращался из Грономфы. Несчастный отстал от торгового каравана, где был повозчиком, – скорее всего, его просто бросили в пути, когда заметили, что он серьезно болен. Отец привез его сюда и выходил. С тех пор Рехеадму живет при нас и в знак своей безмерной благодарности прислуживает Чапло, не прося ничего взамен, кроме еды и питья. Он неграмотен, я пыталась его кое-чему научить, но он беспросветно глуп, словно дикарь, поэтому мои попытки не увенчались успехом.

– Ему можно доверять? – спросил ДозирЭ.

– Несомненно. Он нам верен, как никто другой. Смотри! – Андэль поманила вернувшегося в сад юношу и сказала ему строгим тоном: – Рехеадму, убей себя!

Юноша удивленно посмотрел на молодую женщину, но в тоже мгновение выхватил из-за пояса короткий нож и приготовился пронзить себе грудь. ДозирЭ перехватил его руку и так крепко сжал, что Рехеадму взвыл от боли и выронил нож.

– Этот человек – твой самый главный хозяин, – сказала юноше Андэль, показывая на ДозирЭ. – Ты должен ему подчиняться в точности, как и нам. Ты понял?

Рехеадму немного подумал, потом упал на колени и приложился губами к ногам воина…

С наступлением ночи ДозирЭ и Андэль покинули пирующих гостей и отправились в свои покои. Не выходили они оттуда до вечера следующего дня, только служанка несколько раз приносила им ребенка…

Дела в поместье шли как нельзя лучше – это ДозирЭ понял сразу, лишь только открыл денежную книгу, которую сам же и завел некоторое время назад по совету Арпада. С тех пор ее аккуратно заполняла Андэль. За прошедший год закупщики из Грономфы заплатили за товары почти триста инфектов; из них двести было потрачено на работников, на разные закупки и на нужды землевладения, а сто золотых, то есть десять берктолей, – отложено. ДозирЭ не верил своим глазам. Неужели такое сравнительно небольшое поместье может приносить столь существенный доход?! Надо показать эту денежную книгу Идалу…

Минула триада. Только ДозирЭ и Андэль вновь задумались о Большом свадебном обряде, как в пределах поместья появился порученец Круглого Дома. ДозирЭ прочитал врученный ему онис и тут же, залившись краской стыда, передал свиток Андэль. Сюркуф немедленно призывал айма Вишневой армии явиться в Грономфу, «поскольку грозные события требуют скорейшего принятия мер…».

Андэль восприняла сообщение совершенно спокойно, будто предчувствовала, что этим всё и закончится. Послание не вызвало удивления и у остальных домочадцев. Наоборот, многие даже изумлялись: почему такой сильный храбрый воин нежится в купальнях со своей возлюбленной, когда страна подвергается столь очевидной опасности? В округе давно ходили страшные слухи о флатонах: говорили, что скоро посланники Фатахиллы появятся у самых границ Авидронии.

ДозирЭ не без труда разыскал распустившегося от вседозволенности Кирикиля и задал ему приличную взбучку, чтобы немного встряхнуть его, а потом приказал готовиться к отъезду. Чуть позже воин пришел к Андэль попрощаться. Молодая женщина протянула ему Волиэну. ДозирЭ неуклюже, с опаской взял его в руки, а младенец, завидев знакомые сверкающие диски на груди большого человека, радостно замяукал и потянулся к ним.

– Невероятно, я держу в руках дитя самого Бога! – невольно вырвалось у ДозирЭ.

– Это твое дитя! – мягко поправила Андэль…

Утром следующего дня ДозирЭ стоял перед Сюркуфом, который теперь занимал просторную светлую залу в лучшей части Круглого Дома. Охрана у дверей, расторопный слуга – не было сомнений в том, что в пределах этой старинной цитадели Сюркуфа ценят сейчас очень высоко. Впрочем, несмотря на внешние перемены, он не изменил своим привычкам – та же властная поза, то же выражение лица, тот же приторный густой розовый запах. Здесь же сидел и Белмодос – молодой писец, который, по обыкновению, разместился в самом дальнем углу и с очень серьезным видом разбирал внушительную груду свитков. Завидев ДозирЭ, Белмодос заметно смутился, поспешил спрятать глаза и согнулся в три погибели, так, что за возложенными друг на друга книжными регистрами его и вовсе стало не видно.

– Ты, бесспорно, герой, ДозирЭ! – Сюркуф встретил воина вот такой достаточно подозрительной в его устах фразой. – Но, по правде сказать, далеко не все довольны тем, как обернулось дело. Мы должны были предотвратить выступление маллов, заставить их с трепетом внимать Грономфе, сделать их послушным оружием в наших руках. Именно на это мы направляли свои усилия. Но, вопреки ожиданиям, мы приобрели жестоких врагов, которые питают к нам лютую ненависть и готовы сражаться с нами до последнего воина. Да, Бредероя ты ухитрился захватить и формально выполнил поручение Круглого Дома. Только кому этот облезлый снежный барс сейчас нужен, когда всё самое ужасное уже произошло? Карле Ролси разрушен, умерщвлены тысячи авидронов, Авидронии нанесен непоправимый ущерб. Однако самое страшное то, что беспощадные флатоны уже приближаются к Великой Подкове, а в тылу у нее оказались многочисленные отряды коварных горцев, думающих только об одном – как можно сильнее навредить Дворцовому Комплексу…

Сюркуф поднялся, заложил руки за спину и стал нервно ходить взад-вперед. Только тут молодой человек заметил, что на шее цинитая красуются новые наградные платки…

– Я сделал все, что было в моих силах… – неуверенно вставил ДозирЭ.

– Вот именно – что было в твоих силах! К сожалению, тебе не удалось выполнить поручение своевременно. И кроме этого, ты самым необдуманным образом превысил свои полномочия: выступил на малльском синдане от имени Грономфы, раскрыл себя, что никогда добровольно не делал ни один владелец вишневого плаща. По сути, мой друг, это предательство!

ДозирЭ вспыхнул и открыл было рот, но Сюркуф не дал ему произнести ни звука.

– Молчи! Я знаю, что ты скажешь! И пойми – я тебе всецело доверяю. Я знаю, что ты один из самых преданных сынов отечества. Поэтому, заботясь о тебе, я попытался замять скандал, и, похоже, мне это удалось. Рискуя своим положением, я скрыл несколько самых сомнительных историй, касающихся твоего пребывания в Малльских горах. Не говоря уже о по меньшей мере странных поступках твоего друга Идала, который сошелся с малльскими разбойниками и извлек из приятельства с ними немалый доход. Молчи!.. Слава Гномам, все заняты флатонами! Но, предвосхищая твои вопросы, скажу: о твоем награждении не может быть и речи! Стоит мне только обмолвиться на эту тему – и возможны самые тяжелые последствия…

Сюркуф еще долго говорил и был достаточно убедителен. Неопытный в интригах Круглого Дома ДозирЭ поверил цинитаю, и в его взгляде теперь читалась благодарность. У молодого человека и у самого давно было ощущение, что тогда, в Малльских горах, в особенности на синдане в селении Бахет-меги, он сделал что-то не так – обманул ожидания своих радеющих за дело начальников…

– Теперь о главном! – подвел черту под предыдущим разговором Сюркуф, усаживаясь на прежнее место. – Для Авидронии настали тяжелые времена, поэтому мы не вправе сейчас предаваться любви и усладам…

ДозирЭ чуть покраснел.

– Каждый истинный сын отечества должен сейчас думать лишь о том, где он сегодня, в эти тяжелые дни, нужнее всего – в партикуле, на галере, в гарнизоне, в ополчении. Надо готовить себя к тому, что, возможно, придется в скором времени умереть во славу Авидронии и Божественного. Мы не должны этого бояться, мы должны этого желать всем сердцем!

ДозирЭ слегка кивнул головой.

– Итак, несмотря на то, что в последнее время я и все мои воины занимались маллами, – продолжал Сюркуф, – с некоторых пор мне отданы на попечение ларомы. Те самые, чьи земли граничат с нашими владениями и с территориями Иргамы – бывшими ее территориями, ибо сейчас они отошли Авидронии. Какое-то время назад ларомы пожаловались Божественному, что некие хорошо вооруженные и весьма многочисленные разбойники разоряют их деревни и угоняют жителей в рабство. А их предводителя ты должен знать – это бывший крупный иргамовский военачальник по имени Дэвастас. Его обвинили в убийстве Тхарихиба, он бежал и теперь, вместе со своим отрядом, бесчинствует в землях ларомов…

ДозирЭ сразу вспомнил вероломного негодяя, и ему стало не по себе. Он не забыл бои капроносов в городе Тедоус и схватку с Дэвастасом во время штурма последней цитадели Кадиша, когда этот ловкий силач, несомненно великолепный воин, едва его не убил…

– Так вот, – не прерывался Сюркуф. – Алеклия послал в помощь ларомам Полководца Инфекта Кариса с армией в двадцать пять тысяч человек. Карие сумел настичь мерзавца и в нескольких стычках разгромить значительную часть его отряда. Но самому Дэвастасу удалось ускользнуть. Потом, когда на материк высадились флатоны, Инфект отозвал Кариса в Авидронию, приказав оставить в землях ларомов всего одну партикулу. Выбор пал на хорошо тебе известных «неуязвимых»…