Текст книги "Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы"

Глава 62. Казнь Бредероя

Явившись в Грономфу, ДозирЭ первым делом посетил Лечебницу, куда поместил раненого Кирикиля. Располагалась она в неброском двухъярусном доме, но сюда принимали лишь богатых мужей, поскольку служили тут самые известные лекари, а уход был в высшей степени внимательным и заботливым. Владелец Лечебницы – он же один из самых искусных в своем деле людей в Авидронии, поставивший на ноги сотни больных, к тому же автор таких известных работ, как «Внутренние страдания», «Легкомысленные шарлатаны», а также знаменитые «Обеты лекаря», которые были вывешены при входе во всех «храмах телесных искусств» столицы, не стал обнадеживать ДозирЭ и посоветовал ему приготовиться к худшему.

– Однако он еще очень молод, организм крепок, и некоторые признаки говорят за то….

ДозирЭ даже не дослушал его, попросил сделать всё возможное и внес тройную плату, чем вызвал немалое удивление, поскольку раненый был всего-навсего слугой, тем более мусаком, инородцем.

Грономфа готовилась к решающему походу. Алеклия еще не покидал Дворцового Комплекса Инфекта, но всё говорило за то, что в ближайшие дни он оставит столицу и вместе с Ополчением, Белой либерой и Вишневыми направится под Вогг – авидронский город, стоящий у начала Пути на Дати Ассавар, где расположилась лагерем его трехсотсорокатысячная армия.

Все общественные места столицы, акелины, кратемарьи, трапезные и виночерпии заполнили военные. На перекрестиях дорог и на площадях появились валилы и с ними особые отряды, снабженные тяжелым вооружением. В небе целыми днями кружили морские матри-пилоги. Городские стражники внимательно присматривались на улицах к инородцам, многих хватали и вели в Липримарию. Советы ристопий работали без перерыва, даже ночью, приговаривая пойманных бродяг, пьяниц, дебоширов, мошенников, воров, грабителей, насильников к невиданным доселе по своей суровости наказаниям. Во Внутреннем озере собралось столько кораблей, что ни в торговом, ни в военном порту у причалов не осталось ни одного свободного места. В Грономфу завозили и завозили товары, особенно съестные припасы, которыми доверху наполнялись городские склады. Бывало, что галеры швартовались одна к другой – борт к борту, по пять-шесть в ряд, и разгружались или загружались через палубы других галер. В военном порту с транспортных кораблей высаживались на берег или всходили на палубы партикулы, гарнизонные отряды, наемники. Многие боевые суда выглядели заметно потрепанными, особенно те, которые принимали участие в сражении с флотом Штрихсванд.

На площадях целыми днями простаивал встревоженный народ, тхелосы произносили зажигательные речи, полные ненависти к врагу. Среди ораторов часто можно было видеть Провтавтха – Златоустого громогласца, который каким-то образом успевал между встречами с Алеклией, длинными ночными заседаниями в Совете Пятидесяти и работой в Тхелосалле Провтавтха (которую Алеклия недавно возвел в центре Грономфы) еще и нести в массы свой «праведный гнев». Именно Провтавтху некоторые приписывали авторство «Божественного послания» – некоего магического письма, якобы упавшего с небес. В нем Высшие силы Добра и Справедливости обращались к народу Авидронии (и к другим народам) с требованием вступить с флатонами (заклятыми силами зла) в непримиримый бой, остановить Нашествие и сделать для этого всё возможное, «хотя бы и ценой собственной жизни»… и тогда «боги даруют тебе Победу и вечное Счастие!». Первое же, что требовалось в Божественном послании, – это переписать его четыре раза и вручить четырем своим знакомым («…кто же этого не сделает, пусть ожидает страшной кары!»)… В считанные месяцы «Божественное послание» распространилось по всей Авидронии, а также неведомыми путями попало в Дорму, Союз Четырех, Дегу, Иргаму и даже в Сердес и Сердессию…

Жарко было и в Ресториях. Помимо бесконечных споров о практической политике нынешнего Инфекта, народные собрания были озабочены созданием именных отрядов для Ополчения и вопросами защиты своего города в случае осады. Каждый белит жаждал чем-то помочь отечеству. Многие, кого не брали в Ополчение из-за телесной слабости и неподготовленности, вступали в местные отряды или подряжались на выполнение каких-либо работ. Никаких особых военных податей и повинностей введено так и не было, что всех крайне удивляло, но граждане взамен пополняли казну своими пожертвованиями…

Из Лечебницы ДозирЭ поспешил в Круглый Дом, рассчитывая услышать, что включен в списки тех, кто отправляется вместе с Инфектом бить флатонов. Он явился спустя пятнадцать дней точно в назначенный срок и предстал перед Сюркуфом. Главный цинитай встретил сотника холодно, даже не упомянул о событиях на озере Удолия, о которых не мог не знать, однако, как и ожидалось, сообщил, что в следующую триаду ДозирЭ вместе с «Каменщиками», «Золотыми листьями» и многими другими отрядами – боевой частью Вишневой армии – выступает в поход…

– А сейчас пойдем, тебя хотят видеть наши военачальники, – сказал Сюркуф, вставая из-за стола и оглядывая айма Вишневых плащей. ДозирЭ был при оружии, в церемониальной одежде и доспехах. Бравый вид воина дополняли наградные платки и семь золотых фалер. Сюркуф остался доволен.

– Где твой кинжал? – вдруг требовательно спросил он.

Сидящий в углу Белмодос с любопытством поднял голову.

– Кинжал? Вот…

И ДозирЭ показал на обычный форменный кинжал, прикрепленный к портупее.

– Нет, не этот – золотой!

– А-а! – будто вспомнил молодой человек. – Тот, которым меня наградили?.. Потерял в схватке…

– Как?!

Сюркуф едва не задохнулся от внезапного приступа гнева: – Как ты мог?! Потерять золотой кинжал Вишневой армии! Да ты знаешь, что со времен Радэя было вручено всего двести таких кинжалов. Теперь в Круглом Доме только семь человек могут похвастаться этой наградой! Что ты скажешь сейчас тем великим мужам, которые так высоко и, на мой взгляд, слишком щедро оценили твои заслуги?!.

Военачальники ничего не заметили. Прощаясь, Сюркуф дал ДозирЭ несколько мелких поручений, касающихся дел в Грономфе, а потом сообщил, что завтра утром на площади Радэя состоится казнь Бредероя и что он должен обязательно быть…

Из Круглого Дома ДозирЭ направился в Старый город к Идалу, но встретил по дороге Эртрута – слугу эжина, ныне распорядителя его дворца. Обычно неприветливый старик, хотя и боялся ДозирЭ, как огня, считая его виновником всех несчастий своего хозяина, почему-то порадовался встрече и долго сетовал на то, что Идал теперь всё забросил и целыми днями пропадает на Сиреневых холмах в расположении Ополчения. А ведь дела его очень плохи! Ужасные потери продолжают преследовать род Безеликских… В Карле Ролси уничтожены богатые склады, куда-то сгинул Арпад с важными онисами и пятьюдесятью берктолями (мы ему так доверяли, так доверяли!), в Панабеоне и в других местах близ Малльских гор (эти горы приносят людям только несчастья!) потеряны все кратемарьи и лавки. А еще сгорел доходный дом в Випосе… Идал почти разорен и все-таки продолжает расточать остатки былого богатства. И к тому же с беспечностью юноши постоянно подвергает свою бесценную жизнь всевозможным опасностям… ДозирЭ внимательно слушал Эртрута, стараясь ничего не упустить из его слов. Идал никогда не рассказывал о своих проблемах, обычно делая вид, что у него всё в порядке. ДозирЭ знал, что Эртрут мечтает лишь об одном: чтобы Идал раз и навсегда отложил меч и посвятил себя денежным книгам и делам рода. И еще знал, что старик считает его, ДозирЭ, нахальным простолюдином, наглым выскочкой, который не имеет права вести дружбу с отпрыском знатнейшего рода и который мешает его дражайшему подопечному обрести степенность и покой. Но ДозирЭ не особо обижался: он уважал ворчливого слугу за то, что тот безгранично предан своему хозяину и всегда готов ради него на самопожертвование.

Терпеливо выслушав Эртрута и выразив надежду, что всё образуется, ДозирЭ помчался на Сиреневые холмы.

Идала удалось найти только к вечеру. Эжин был счастлив видеть своего друга живым. Он отметил про себя, помимо нескольких свежих рубцов на его лице и седины, появившейся на висках, тяжелый горький взгляд старого товарища. Покончив со своими обязанностями, Идал повел друга в кратемарью, где друзья заняли отдельное помещение, чтобы их разговору никто не мешал.

ДозирЭ подробно рассказал эжину все, что с ним произошло за последние дни. Утаил только, чего хотели те, кто штурмовал поместье в первый раз, и куда он дел Волиэну. Идал уже знал о гибели Андэль и попытался отвлечь товарища рассказом об Ополчении.

Идал командовал конной сотней, состоящей из исключительно способных опытных бойцов, прекрасных наездников, умеющих на скаку опустошать колчан за колчаном, биться в одиночку или атаковать сплоченной фалангой. Он приобрел дорогих лошадей – красивых и выносливых, всех одной масти, крепкие доспехи и для воинов, и для коней, великолепное разнообразное оружие. Каждый такой наемник вместе со своим снаряжением обошелся ему не меньше двух берктолей, и помимо этого он потратился еще и на обоз из десяти быстроходных повозок, груженных всем необходимым для длительного похода и продолжительных сражений. Видя, какой мощный отряд привел высокородный авидрон, и приняв во внимание опыт его службы в партикулах и в Белой либере, военачальники Ополчения согласились определить его сотником его же отряда.

Было уже поздно, когда ДозирЭ собрался покинуть друга, сославшись на некоторые поручения и на казнь Бредероя, назначенную на следующее утро.

– Сюркуф просил меня обязательно быть. А ты не хочешь насладиться видом этого зрелища? – осведомился он. – Ведь мы столько за ним гонялись!

Идал пожал плечами:

– Мне это неинтересно.

Друзья взялись за чаши, чтобы в последний раз опустошить их, и тут Идал сказал с какой-то печалью в голосе:

– Сюркуф вот уже три года тебя преследует, будто единственное назначение его жизни – твоя смерть. Сколько раз он едва не достигал своей цели! А эти странные невыполнимые поручения в Малльских горах или у ларомов? А эти жестокие нападения в Удолии?! Не он ли приложил к ним руку? Ну скажи мне, как крупный отряд маллов смог оказаться у самой Грономфы без чьей-то помощи? Это невозможно!..

ДозирЭ пожал плечами.

– Любой другой на твоем месте давно бы погиб! – продолжал Идал. – Ты еще жив лишь потому, что для тебя словно нет пределов возможного. Однако боюсь, рано или поздно твои враги все-таки добьются своего!.. Послушай, а может быть, в лице Сюркуфа тебя преследует сам Инфект? Ведь не мог он так скоро позабыть ту историю с Андэль…

ДозирЭ вновь пожал плечами, будто ему было совершенно безразлично, что с ним станется в ближайшее время. Нельзя сказать, чтобы он раньше не думал об этом. Неоднократно думал. Думал о ненавистном Сюркуфе, которому вынужден был подчиняться, однако ни на мгновение не забывал, что привело к смерти его отца, кто разорил его отчий дом, кто едва ли не собственноручно пытал его на «Колесе правды». Думал и об Алеклии, у которого отнял возлюбленную. Всё чаще и чаще вспоминал о роковом обещании: умереть в бою. А более всего тревожился о сыне Инфекта, ни в чем не повинном маленьком Волиэну, который еще не успел никому принести зла, но смерти которого уже желали многие и многие. Но думал обо всем этом ДозирЭ как-то мимоходом. Наверное, легкомысленная молодость брала свое.

Сейчас же, после смерти Андэль, молодой человек испытывал какое-то отчаянное равнодушие к происходящему и к собственной участи и готов был открыто смотреть в лицо любым смертельным опасностям.

– Я не боюсь их! – бросил он с вызовом. – Да и вообще, теперь мне всё равно!

Идал тяжело вздохнул:

– Я понимаю тебя… Когда случилась беда с моими братьями, у меня было такое же настроение… Но постарайся же взять себя в руки. Теперь тебе как никогда нужно собраться… Будь осторожен!

ДозирЭ нехотя кивнул.

Утром ДозирЭ подходил к площади Радэя. Сегодня он решил дать Крылатому отдых, к тому же последние два года действовал указ, по которому возбранялось во время казней или многолюдных церемоний въезжать на площадь на лошади. Покинув свое жилище, он не без удовольствия прошелся пешком, вдыхая прохладный утренний воздух.

Все пространство площади Радэя было расчищено – убраны почти все памятники, разобраны святилища, снесены торговые шатры, ювелирные лавки, парфеоны, небольшие трапезные и виночерпии. Осталось только Дерево Жизни – огромный золотой дуб с изумрудными листьями и рубиновыми желудями, который сейчас окружила сотня белоплащных воинов.

Половину площади уже заполнил народ, но люди продолжали прибывать. Несколько тысяч гиозов следили за порядком: прежде всего перегородили дороги и внимательно оглядывали всех, кто стремился попасть на площадь, особенно инородцев. Многих обыскивали, а самых подозрительных уводили с собой.

В нескольких шагах от Казнильного места воздвигли деревянные трибуны на две тысячи человек. Они предназначались в основном для богатых грономфов; несколько лучших рядов выделили тем, кому надлежало здесь присутствовать не из праздного любопытства, а по долгу службы.

Казнильное место и трибуны окружали стражи порядка, потом воины гарнизона, которые, собственно, и несли ответственность за все подобные мероприятия, и далее вишневоплащные из отряда «Золотые листья». Кроме того, два десятка мест под навесом от солнца, где должны были сидеть несколько Друзей из Совета Пятидесяти, Инициаторы и грономфские липримары, взяли под охрану воины Белой либеры. Сегодня здесь ожидался даже Провтавтх, негласно считающийся вторым человеком в Авидронии.

Несмотря на то что ДозирЭ носил форму Вишневых, ему пришлось несколько раз предъявлять жезл власти – таков порядок. Некоторые узнавали его в лицо, нередко он слышал свое имя и восклицание: «Не тот ли?!.»

Сюркуф был уже на трибуне, он махнул ДозирЭ рукой, приглашая занять место рядом – как раз напротив приготовленной шпаты…

Вскоре площадь Радэя, вмещавшая по меньшей мере несколько сот тысяч человек, оказалась заполненной до отказа. Стражники, выстроившись рядами, перегородили путь всем, кто опоздал. Недовольные толпы, среди которых было много цинитов и ополченцев, в некоторых местах даже пытались прорвать оцепление, но были встречены затупленными копьями и дубинками и под градом ударов отступили.

Трибуны заполнились, и по рядам пошли проворные юноши-слуги, разнося плоды, бирулайские сладости и охлажденное вино.

Сначала казнили нескольких кровожадных убийц, берктольских лазутчиков и пленных флатонов. Над площадью то и дело поднимался раскатистый устрашающий гул.

Вскоре появился Провтавтх – худой, скромный, в простых одеяниях. Его сопровождали четверо телохранителей. На трибунах это событие не осталось незамеченным: многие стоя приветствовали своего кумира. Все знали, что великий тхелос не любит вида крови и всячески избегает публичных казней, и тем радостней было известие, что он все-таки здесь, вместе со своим народом, пришел, превозмогая отвращение, лично увидеть, как лишат жизни одного из злейших врагов Авидронии – иргамовского лазутчика и главаря маллов по имени Бредерой.

Все ждали этого главного сегодняшнего события.

Провтавтх сначала побеседовал с одним из липримаров, потом с военачальником из Белой либеры, а после, когда у шпаты возникла какая-то непредвиденная заминка, стал рассматривать тех, кто находился на трибунах. Впрочем, взгляд его был отрешенным, а на лбу, слегка прикрытом ровным рядком жидких светлых волос, выступили глубокие морщины. Многие заметили, что Златоустого громогласца снедают какие-то тяжелые мысли. Вскоре, однако, он остановил взгляд на сотнике Вишневой армии, чье лицо показалось ему знакомым, и в его глазах вспыхнуло любопытство.

– Уж не тот ли?.. – спросил он партикулиса Белой либеры.

Военачальник пригляделся и утвердительно кивнул. Провтавтх что-то сказал одному из своих телохранителей, и воин поспешил спуститься к местам, занятым Вишневыми плащами.

– Тебя хочет видеть Провтавтх, – наклонившись, сказал он ДозирЭ.

Молодой человек удивленно оглянулся, сразу встал и двинулся наверх. Следом поднялся вдруг засуетившийся Сюркуф, но телохранитель категоричным жестом остановил его: «Только он!»

ДозирЭ подошел к Провтавтху, пройдя мимо расступившихся белоплащных воинов, некоторых из которых знал, и приложил пальцы ко лбу. В другой раз молодой человек чувствовал бы себя на вершине счастья: вот он, этот величайший мыслитель, оратор, первейший соратник Инфекта! – но сегодня ДозирЭ был равнодушен ко всему и едва ли огорчился бы, если б на казнь вместо Бредероя повели его самого.

– Что с тобой, славный юноша? Твой унылый вид не пристал человеку такого звания, – сказал Провтавтх, пытливо, с прищуром разглядывая воина. – Ты ли тот самый ДозирЭ, который совершил бесчисленное количество подвигов во славу Авидронии?

– Видимо, я, – почти безучастно отвечал молодой человек.

– Скажи мне, правда ли то, что этого Бредероя, которого сейчас лишат головы, поймал именно ты?

– Не совсем. Со мной еще был мой друг Идал.

– А правда, что вы его преследовали по всему Междуречью и настигли лишь в Бионе? А еще по дороге его выкрали маллы и вам едва удалось отбить его?

– Правда.

Провтавтх восхищенно цокнул языком.

ДозирЭ продолжал, вытянувшись, стоять перед знаменитым Гражданином, ожидая новых вопросов, однако он уловил в поведении тхелоса едва заметное лукавство. Ему показалось, что государственного мужа не интересуют все эти подробности, что думает он совсем о другом и узнать хочет что-то иное.

Провтавтх было открыл рот, чтобы еще что-то спросить, но в этот момент забили калатуши, возвещая о начале следующей казни.

– Знаешь что? Приходи ко мне сегодня вечером, – сказал он своим красивым бархатистым голосом. – Без церемоний, по-дружески. Мне нужно с тобою поговорить. Спросишь меня на любых воротах Дворцового комплекса Инфекта. Придешь?

– Да, – отвечал ДозирЭ, по-прежнему ничему не удивляясь.

Разговор был окончен.

– Что хотел от тебя великий Провтавтх? – с равнодушием в голосе, но с тревогой в глазах поинтересовался Сюркуф.

– Расспрашивал, как мы гонялись за Бредероем, – уклончиво отвечал ДозирЭ…

Наконец на помост возвели главного виновника сегодняшних событий – Бредероя. Его развязали и оставили одного. ДозирЭ сразу узнал эту очень похудевшую, но по-прежнему крепкую фигуру, это обветренное лицо с мрачным потухшим взглядом и эти презрительно сжатые губы.

Толпа взревела так, что даже земля под ногами задрожала. Бредерой почувствовал, что подмостки под ним затряслись, и широко расставил ноги, будто боясь упасть.

Распорядитель казни стал громким голосом зачитывать онис, долго перечисляя все преступления, совершенные горцем. Их было так много и все они были столь чудовищны, что казалось, никогда еще площадь Радэя не видела на Казнильном месте более жестокого и опасного человека. Зная о Бредерое почти все, ДозирЭ позволил себе ухмыльнуться.

– Кто это всё придумал? – спросил он Сюркуфа. – Что за вздор несет этот распорядитель?!

– Ты слишком молод и неопытен, ДозирЭ, чтобы понять наши мотивы, – с внезапным раздражением отвечал главный цинитай. – Посмотри, половина людей на площади – воины, которым в скором времени предстоит сойтись в смертельной схватке с флатонами и с теми же маллами. Это будет ужасное сражение, каких Шерас еще не видел. К нему они должны быть готовы не только телом, но и духом… Они должны быть злы! Только злость помогает побеждать! Поэтому в этих небольших преувеличениях, о которых догадываются лишь некоторые – ты, я и еще два десятка человек, – есть свой резон. А потом, мы Бредероя долго пытали, и он многое нам рассказал… То, о чем ты даже и не догадываешься…

– Пытали? Ну и как?

– Что как? Вел он себя достойно, мужественно. Даже «Колесо правды» его не сломило. Это лишь второй случай на моей памяти…

Сюркуф досадливо осекся, поняв, что нечаянно сказал лишнее. Ведь первый случай был как раз именно с ДозирЭ.

– …И всё же со временем мы смогли развязать ему язык!..

Бредерой тем временем стоял посреди уже обагренного кровью помоста, под зловеще склонившимся крюком шпаты, и несколько затравленно оглядывался по сторонам. Некогда гордый жестокий горец с пылающим взглядом, владелец шкуры снежного барса, отчаянный боец, человек, едва не ставший Вершинным вождем Маллии, внезапно не сумел совладать с чувством неуверенности и страха перед огромной толпой.

Трибуны находились всего в тридцати шагах от Бредероя, и он не мог не обратить внимания на людей – богатых мужей и знатных воинов, которые ее заполняли. Тут он столкнулся взглядом с ДозирЭ, вздрогнул от неожиданности и вдруг едва заметно ему кивнул. Этот знак приветствия не остался незамеченным; все, кто находился на трибунах, постарались разглядеть человека, удостоившегося внимания приговоренного. Многие даже приподнялись. ДозирЭ нисколько не сконфузился и холодно ответил таким же коротким кивком.

Тем временем распорядитель закончил чтение и сошел с помоста. Сейчас же к маллу подбежали помощники палача схватили его, раздели и обмазали черной смолой.

Бредерой не сопротивлялся.

Заиграли лючины, к Казнильному месту выбежали танцоры и исполнили «Танец смерти».

Бредерой продолжал робеть, смущался своего непотребного вида, но вскоре уныние и подавленность на его лице сменились привычным высокомерием. И глаза его вновь полыхнули знакомым огнем.

Ему поднесли кубок с подогретым нектаром, но горец отказался пить. Он что-то рявкнул на своем наречии («Давайте же!» – перевел ДозирЭ Сюркуфу), и помощники палача не заставили себя упрашивать. Они опустили малла на колени, замкнули его в деревянные колодки, а волосы привязали к шпате.

На помост под приветственные возгласы толпы с тонким, заточенным только с одной стороны мечом в руках поднялся палач. В последний момент Бредерой несколько раз дернулся, пытаясь высвободиться, но колодки крепко сжимали его тело.

Забили калатуши. Площадь напряженно смолкла.

Карающий примерился и молниеносным точным движением срезал голову Бредерою. Обезглавленное тело обмякло, а голова с остекленевшими глазами осталась неподвижно висеть на веревке шпаты, даже не шелохнувшись. Толпа взвыла от удовольствия – это был один из лучших ударов, которые когда-либо видела Грономфа.

– Вот и нет твоего малла! – паясничая, развел руками Сюркуф. – А? Каково? Чувствуешь пустоту внутри себя? Так всегда бывает, когда наконец расправляешься со своим самым распроклятым врагом. Долго-долго не проходит ощущение, что чего-то не хватает!

– Мои самые распроклятые враги еще живы, – с легким вызовом отвечал ДозирЭ.

Улыбка сошла с лица главного цинитая, он несколько напрягся и чуть позже сказал мягким голосом:

– Пойдем, ты, наверное, проголодался. Я знаю одну кратемарью, где совершенно бесподобно готовят молочных поросят. Клянусь, ты таких в жизни не едал…

ДозирЭ было начал отказываться, ссылаясь на отсутствие аппетита, но Сюркуф внезапно стал совершенно серьезным и проявил особую настойчивость. Молодой человек вынужден был уступить.

Вскоре они покинули площадь, использовав узкий проход между мраморным дворцом и храмом Инфекта, предназначенный только для посетителей трибун. В неприметном закоулке Сюркуфа ожидали конные носилки, принадлежавшие Круглому Дому. Вишневые воины сели в них и добрались до той кратемарьи, которую так восхвалял главный цинитай. ДозирЭ сошел с носилок, огляделся и, к изумлению своему, узнал трехъярусное здание «Двенадцати тхелосов» – бывшее заведение Идала.

Они прошли в трапезную залу и заняли лучшее место. Посетителей к этому часу собралось много, но этот стол, расположенный на красивом подиуме в виде палубы корабля, оставался свободным. Это показалось ДозирЭ подозрительным.

Пока слуги подавали блюда и вина, ДозирЭ огляделся. «Двенадцать тхелосов» трудно было узнать: всё здесь изменилось до неузнаваемости. Там, где раньше беспечно пировали белоплащные воины, выпивая реки вина и с невиданной щедростью швыряя слугам золотые монеты, теперь восседали какие-то мрачные неразговорчивые личности – ни одного знакомого лица, ни одного воина или хотя бы праздного горожанина. Странно.

Подали ароматного поросенка, покрытого румяной корочкой. К нему еще овощей, фруктов, летучих рыбок и мясных кактусов. Слуга, который должен был разделать поросенка, чуть замешкался, Сюркуф извлек кинжал, ловко разрубил поросенка на несколько частей, положил перед собой самый внушительный кусок и начал с аппетитом есть, приглашая жестом ДозирЭ последовать его примеру.

– Зачем ты меня сюда привел? – неожиданно спросил ДозирЭ.

Сюркуф застыл, перестав жевать. Посмотрел молодому человеку в глаза.

– О, какое блаженство! Эти кусочки прямо тают во рту! – сказал он. – Попробуй, не пожалеешь!

Но ДозирЭ так и не шелохнулся в ожидании ответа.

– Ну ладно… Раз ты так нетерпелив… – Сюркуф нехотя отложил недоеденный кусок поросенка. – С тобою хочет повидаться один твой давний знакомый. Готов поклясться, что ты будешь рад встрече.

– Ах, вот как? И кто же он?

– Сейчас увидишь…

Дверь кратемарьи распахнулась, и на пороге выросла фигура в сером плаще с просторным капюшоном на голове. ДозирЭ сразу признал этого человека, рука его невольно потянулась к ножнам, и весь он напрягся, приготовившись к прыжку.

– Это ни к чему, – остановил воина Сюркуф властным жестом. – Сначала выслушай его!

ДозирЭ заметил, что большинство посетителей кратемарьи, словно по команде, отставили чаши и кубки и тоже взялись за оружие. Двое мужчин невдалеке и вовсе поднялись, вроде бы собираясь уходить. ДозирЭ сразу почувствовал в них уверенных в себе поединщиков и понял, что они приготовились встать у него на пути.

– Так это засада?! – довольно спокойно поинтересовался он у Сюркуфа, принимая прежнее непринужденное положение.

– Ну можно, наверное, сказать и так… А что делать, если ты иначе не понимаешь? – отвечал тот.

Незнакомец в капюшоне тем временем постоял немного в дверном проеме, видимо оценивая обстановку. Убедившись, что ему ничего не угрожает, он медленно прошел вперед, мимо сосредоточенных посетителей, которые отнеслись к его появлению с явным почтением, и остановился у самого подиума, где трапезничали Вишневые. К нему подлетел слуга, незнакомец сбросил с головы капюшон и скинул с плеч плащ ему на руки. Перед ДозирЭ предстал главный десятник Белой либеры, дорманец Одрин.

– Гаронны! – с чувством выругался ДозирЭ. – Как я сразу не догадался!

– Увы, мой друг, это я! – с улыбкой вздохнул дорманец.

Одрин без приглашения подсел к столу, двумя пальцами взял поросячью ногу, оглядел ее со всех сторон и вожделенно понюхал.

– Какое чудесное лакомство! Если когда-нибудь мне доведется вернуться в Дорму, я обязательно поставлю на самом людном перекрестке трапезную, где будут готовить только вот таких изумительных молочных поросят. Этого вполне достаточно, чтобы угодить вкусу самого привередливого путника…

Несмотря на свои слова, он равнодушно бросил ногу обратно в блюдо и вытер жирные пальцы широким листком бархатицы.

– А я слышал, что в Дорме считается постыдным, когда высокородные занимаются подобными делами, – поинтересовался Сюркуф.

– Это так. У нас не принято в отличие от авидронов, чтобы благородный муж строил кратемарьи или открывал лавки. Это удел алчных негоциантов, которых и на порог приличного жилища не пустят. Но с другой стороны, есть в этом какая-то несправедливость: грязные торговцы богатеют на глазах, а знатные люди всё больше и больше попадают в зависимость от них. Пора этому положить конец. И здесь пример Авидронии весьма поучителен. Взять хотя бы эту кратемарью. Ведь ранее она принадлежала, насколько мне известно, благородному эжину Идалу Безеликскому. Ведь так, ДозирЭ? И он не считал зазорным ею владеть и тратить драгоценное время на изучение денежных книг. А сегодня она вообще принадлежит Инфекту. Вот образец, достойный подражания! Может быть, именно в этом суть беспримерного процветания Авидронии. А?

Сюркуф, соглашаясь, кивнул, а ДозирЭ нахмурился и исподлобья глянул на дорманца.

– О, какой горячий взгляд! – улыбнулся Одрин. – Ты, ДозирЭ, уже опытный муж, твои героические поступки известны всей Грономфе, и все-таки тебе еще порой так недостает настоящего боевого хладнокровия. Видимо, тебе никак не удается сладить с рабской кровью предков, которая течет в твоих жилах… Ну что, ты подумал над моими словами?

– Мне не о чем думать! – ответил ДозирЭ.

– Как? А ребенок, зачатый Инфектом?

– Я же тебе сказал: это мой ребенок!

Одрин скривил тонкие губы и красноречиво посмотрел на Сюркуфа:

– Я говорил – с ним бесполезно разговаривать!

– Подожди! – отвечал тот. – ДозирЭ! Стоит ли тебе упорствовать? Твоя жизнь и так висит на волоске. Из-за своей настырности ты уже потерял самого близкого тебе человека…

– При чем здесь моя настырность? Маллы ничего не знали о ребенке! Они пришли, чтобы просто мне отомстить!

– А кто дал им надежных проводников?..

ДозирЭ в ярости прикусил губу. Он хотел встать, но две тяжелых руки легли на его плечи. Он оглянулся: сзади стояли двое рослых мужчин, один из которых держал в руке боевую цепь.

– Я убью тебя, Сюркуф!

– Я так не думаю!.. Послушай, ДозирЭ! Успокойся и внемли мне. Все знают, что появившийся на свет младенец – сын Алеклии! Есть «Обряд Аззира и Нуригеза», и никому не позволено нарушать эти священные законы. Ни тебе, ни даже… Инфекту. Ты думаешь, нам очень хочется этим заниматься? Ведь мы рискуем не меньше тебя! Но мы всего лишь ничтожные исполнители. За нами стоят самые могущественные мужи государства. Ты, наверное, слышал про «Братство Аззира и Нуригеза»? Именно члены этого братства следят за точным соблюдением всех законов.

– Зачем ты ему это рассказываешь? – недовольно остановил Сюркуфа Одрин. – Он не должен всего этого знать!

Сюркуф отмахнулся:

– Он всё равно приговорен. Кому он будет это рассказывать и когда он успеет это сделать?..

– Приговорен? – удивленно переспросил ДозирЭ.

– Ну да. И ты сам об этом знаешь, – отвечал Сюркуф. – Разве не ты давал слово Божественному погибнуть в бою? Или ты думал, что тебе, как обычно, всё сойдет с рук? Что тебя опять простят? Закроют глаза даже на то, что ты выкрал возлюбленную нашего правителя, да еще и поднял на него руку? Это невозможно оставить без отмщения… Или ты полагал, что только благодаря собственным талантам ты в считанные месяцы окончил Эврисаллу при Вишневых плащах? По указанию свыше мы стремились дать тебе возможность как можно скорее доказать Инфекту свою преданность. Мы придумывали для тебя самые сложные поручения, мы специально посылали тебя на верную смерть. Маллы, ларомы… Но ты никак не хотел умирать, видимо совершенно забыв о данном обещании!.. Как это всё надоело! ДозирЭ здесь, ДозирЭ там… Нескончаемые подвиги… Иной раз казалось, что ты – не один обычный человек, а целая партикула наглых надоедливых выскочек.