Текст книги "Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы"

– Кирикиль, седлай коня, – вскричал ДозирЭ, – я должен во что бы то ни стало догнать Идала!

– Дело, конечно, твое, рэм, – достаточно ехидно отвечал Кирикиль, который был здесь же и зачарованно, не отрываясь, смотрел на привалившее ДозирЭ богатство. – Но я так полагаю, что тебе вряд ли удастся это сделать. Лошади Чапло одного возраста с их хозяином, однако старик не так слеп и глух, как они, и не пошатывается на ходу…

ДозирЭ смирился.

Стояли жаркие сухие дни. Работы было много, и обитатели плантаций трудились, не поднимая головы. ДозирЭ и Андэль делали это почти с удовольствием, всё время состязаясь друг с другом в ловкости и умении. Старик Чапло никогда не расставался со своим кувшином и при этом легко вскидывал на плечо тяжелое бревно. Что же касается Кирикиля, то он не отличался трудолюбием, частенько тоскливо поглядывал в сторону Грономфы и нередко хитрил. Спасало озеро: купались раз по пять на дню. После короткой и скудной вечери ложились спать – в то самое время, когда в развеселой Грономфе все только принаряжались, чтобы отправиться на какую-нибудь дружескую пирушку. Засыпали, едва коснувшись щекой подушки. Вставали затемно, еще до рассвета.

Вскоре, убедившись, что не смогут воспользоваться советами Идала самостоятельно – слишком много всего предстояло сделать, – ДозирЭ и Чапло отправились на разбитой повозке в ближайшее селение и к вечеру вернулись с пятью инородцами и одним авидроном, готовыми работать за смехотворную плату и еду. С тех пор дела пошли значительно лучше. Кирикиль заметно повеселел, приосанился и, никого не спросясь, сам возложил на себя обязанности строгого распорядителя, указывавшего новым работникам, что им следует делать. ДозирЭ и Андэль только посмеивались, глядя на возгордившегося яриадца.

За всё это время, которое ДозирЭ провел в поместье у Чапло, он ни разу не прикоснулся к Андэль. Нет, конечно, были случайные, мимолетные прикосновения, но и только. Они с Андэль очень тепло относились друг к другу – как преданные, родные люди. Но все их беседы получались какими-то вымученными, когда говорящие старательно обходят главное, то, о чем неотрывно думают. Между молодыми людьми будто стояла черная тень. Может, то была тень Алеклии?

Сначала ДозирЭ не спешил – он понимал, что должно пройти какое-то время, чтобы воспоминания обо всех обрушившихся на них несчастьях остались где-то далеко позади, в прошлом, и они оба смогли бы вновь ощутить счастливую безмятежность, как тогда, на озере, в день их знакомства. Но потом молодому человеку всё чаще стало казаться, что он здесь, в этом поместье, лишний, что Андэль к нему как-то совсем охладела. Ему пришла на ум коварная мысль, от которой сдавило горло: а любит ли теперь его девушка, не тоскует ли о прошлой блистательной жизни, о своем светлоликом всемогущем повелителе? Не явился ли он, ДозирЭ, всего лишь частью какого-то хитроумного плана, где ему отведена роль ряженого с глупыми ужимками, развлекающего публику между представлениями?..

Постоянно думая об этом, ДозирЭ невыносимо страдал. Душа его изнемогала от тоски, от безысходности, а тело изнывало от непроходящего мучительного желания. Теперь он ходил унылый, подавленный, злой. А Андэль будто ничего не замечала.

Как-то ночью ДозирЭ долго не мог заснуть, встал и, прихватив кинжал, вышел наружу. Он убежал далеко в лес, в самую чащу, где разросшиеся кусты и цепкие ветви крючковатых низкорослых деревьев преградили ему путь, и тогда он стал кромсать их кинжалом – со всего маху, безжалостно, направо-налево, пока не обессилел… Он оглянулся. За его спиной образовалась просека длиной в сто шагов. Грудь сдавило, и он зарыдал – не сдерживаясь, не боясь, что его здесь кто-то увидит…

Однажды вечером, когда казалось, будто природа сонливо потягивалась, обмахиваясь после жаркого дня прохладным ветерком, ДозирЭ сердито схватил Андэль за руку и увел на озеро. На берегу, в том самом сказочном месте, где они в первый раз были близки, молодой человек упал перед ней на колени и произнес слова, на которые вряд ли был бы способен, если б не крайнее отчаяние и не тягостная безысходность:

– Выслушай меня, моя любимая, я больше не в силах молчать! Неужели ты не видишь, как я страдаю? Я люблю тебя. Потому что ты – самая удивительная девушка на свете! Ты – ослепительна, ты искришься, все драгоценности мира бледнеют перед тобой. Из всех мужчин, которые встретились на твоем пути, спаслись, наверное, лишь те, кто прикрыл глаза рукой. Только благодаря этому они не ослепли. Остальные превратились в твоих рабов, но такой участи можно лишь позавидовать – попасть под твое колдовское обаяние и день и ночь, во сне и наяву, мечтать о твоем дивном лике и чудесном теле.

Воистину, мир, который тебя создал, должен быть сам тебе благодарен. Ты делаешь его лучше, прекраснее, справедливее. Создатель, верно, остался доволен своим творением.

Твои бездонные глаза, твои губы, подобные крыльям птицы, твои шелковые волосы, всё твое тело – плод самого яркого вдохновения…

Стоит мне прислушаться, и звуки сладкоголосой лючины наполняют мое сердце грустным томлением. Эти звуки увлекают меня в страну вечной любви, где бьют прохладные воды и благоухают чудесные цветы…

Я люблю тебя! Все, что я сделал на свете хорошего, я сделал во имя тебя, все мои будущие подвиги я посвящаю тебе. Ради тебя бьется мое сердце. Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты всегда была рядом, чтобы ты любила меня так, как люблю тебя я.

Но, боги, как тяжела безответная любовь!

Я считал себя самым счастливым человеком на свете, потому что ты презрела самого Бога, чтобы быть со мной, а теперь я не знаю, что и думать. Я остался один на один со своими мыслями. Со своей болью. Со своими желаниями. Я не могу понять, любишь ли ты меня теперь? Я чувствую себя таким же беззащитным, как ящерица, сбросившая старую кожу. Мне хочется плакать, а терзания мои безмерны. Я вроде бы победил, но чувствую себя побежденным. Я излечился от ран физических, но страданий не убавилось: боль неразделенного чувства мучает меня сильнее самых ужасных ран.

Пусть я молод, беден, глуп и не знатен, но со мной мой верный меч и моя любовь. Я не жалею ни о чем и готов вместе с тобой идти по жизни, не задумываясь о том, сколь долог и опасен будет путь. Я с тобой, моя любимая!

Ответь мне теперь: а ты со мной?

По щекам девушки текли слезы, а ее глубокие глаза, бывшие некоторое время назад холодными и безразличными, вдруг осветились теплотой и нежностью. Она только что, может быть впервые, отчетливо осознала, что на самом деле ДозирЭ такой ранимый, такой беззащитный.

– Разве я давала тебе повод сомневаться во мне? – сказала она ласково, но укоряюще. – Разве не доказала свою преданность? Разве не готова была ко всему, и к самой смерти, ради тебя? Как ты мог усомниться в моей любви?..

Андэль говорила всё горячей, и лицо и шея ее вдруг зарделись от прихлынувшей крови. Как она была прекрасна в этот момент! Весь мир вокруг ДозирЭ вдруг поблек, теперь существовала только она – совершенный образ божественной любви, идеальная сущность всего самого прекрасного. Богиня в искристо-фиолетовом ореоле.

– ДозирЭ, во всем виновата я одна, – продолжала девушка дрожащим голосом. – Я выбрала тебя, я, не желая этого, принесла тебе столько зла. Я по глупости своей перевернула всю твою жизнь. Возьми же в награду за это твою покорную люцею. Я беспримерно благодарна тебе за то, что ты вернул меня сюда, в Удолию. Будь же моим строгим хозяином и, простив меня за все, прими меня всю без остатка. Владей мной так, как тебе заблагорассудится, и ни о чем не беспокойся!

– О, Андэль! – вскричал ДозирЭ, взял руки девушки, покрыл их страстными поцелуями и прижал к своему мокрому от слез лицу.

– Мечтаю только об одном, – продолжала Андэль, несколько запинаясь от смущения, – о свадьбе и о большом свадебном обряде. И более ни о чем…

В этот миг ДозирЭ был почти безумен. Им управляли только чувства и инстинкты. Еще мгновение, и он упал бы замертво, не выдержав пытки смирением. Как бешено билось сердце в груди, как трудно было дышать! Какую слепую ярость испытывала его изнемогающая плоть!

Откуда-то из-за озера подули теплые ветра и мало-помалу рассеяли в небе слоистую перину облачности. Над головой одна за другой красноречиво вспыхивали далекие голубые звезды. Вскоре всё небо украсилось дивным бисером из ярких огоньков. А из-за сиреневого ночного облачка показалась любопытная Хомея и вдруг с церемониальной пышностью осветила ДозирЭ и Андэль сильным янтарным лучом. В этом чудесном озарении простые слюдяные камешки под ногами молодых людей вдруг превратились в бесценные светящиеся алмазы и рубины, а всё вокруг вдруг вспыхнуло волшебными матовыми красками, заиграло загадочной светотенью.

Зыбкие прибрежные воды, искрящиеся звездными отражениями, липко обволакивали плоские бережка в десяти шагах, нежили их лениво, причмокивали в сонливом удовольствии.

Тяжело шлепнулась об воду рыба, в чаще затрещало старое дерево.

Андэль разделась первая – скинула все, что на ней было. Молодой человек последовал ее примеру.

Чтобы погасить огонь страсти, понадобилась вся ночь и добрая часть утра. Молитвы и безмятежные ласки вдруг сменялись истязаниями, долгими, ожесточенными, сладостными. ДозирЭ атаковал и атаковал, неистово, не отступая, и каждый раз штурм оканчивался бурным ликованием, где торжество было взаимным.

Теперь Андэль и ее возлюбленный, на радость Чапло, зажили, как муж и жена. ДозирЭ не отходил от любимой дальше чем на два шага, и они постоянно льнули друг к другу. Каждая ночь выматывала их без остатка, так что днем они ходили сонные и обессилевшие. Они разбили в саду, ближе к озеру, высокий шатер, использовав разные старые ткани, какие подвернулись под руку, и теперь всё время пропадали там, иногда не появляясь целыми днями. Приближаться к этому месту разрешалось только Кирикилю, который время от времени приносил сюда еду, оставляя ее у входа.

Однажды Андэль сходила домой и принесла ларец Инфекта.

– Он твой! – сказала она ДозирЭ. – Ты можешь делать с ним все, что захочешь.

ДозирЭ без слов принял дар, ухватил Андэль за талию и увлек к озеру. Там они сели в маленькую рыбацкую лодку и заплыли на глубину. Бросив на дно весло, ДозирЭ взял в руки ларец Алеклии и решительно поднялся во весь рост. Лодка качнулась.

– Нас больше ничто не должно связывать с прошлой жизнью! – велеречиво сказал он и со всей силы швырнул ларец в воду. Он булькнул и камнем пошел ко дну. ДозирЭ посмотрел на девушку и встретил ее спокойный благодарный взгляд.

Близился месяц, на который была намечена свадьба. Всеми приготовлениями занимался никогда не унывающий Чапло. С его лица не сходила счастливая горделивая улыбка. Большой свадебный обряд требовал недюжих усилий: необходимо было возвести почти целый город временных построек. Гостей ожидали не меньше тысячи, а моления, пиршества и игры в таком случае продолжались десять дней. Поэтому Чапло помогали несколько его товарищей из соседних землевладений и из деревни – такие же, как и он сам, старые, но еще достаточно крепкие ветераны. За кувшином нектара они любили вечерами подолгу спорить о тонкостях старинных авидронских обрядов, в которых каждый считал себя первейшим знатоком. Иногда такие вечера заканчивались сначала спорами, а потом и легкой кулачной потасовкой.

ДозирЭ взялся возводить новый дом, куда собирался сразу после свадьбы привести жену-красавицу. Он задумал окруженное крепкой стеной изящное двухъярусное здание, с мраморной лестницей и садом, с большой роскошной залой, с двумя десятками по-грономфски украшенных покоев. Были предусмотрены купальни, просторные конюшни и множество хозяйственных пристроек. Не дворец, но и не обычный дом – такие жилища часто можно было видеть в тех местах, где землевладельцы процветали. Молодой человек привел сразу пятьдесят мастеровых и подручных и заказал множество материалов: в большом количестве известняковые и мраморные блоки, двести повозок рукодельного камня, дорогой отделочный гранит нежно-розового цвета, дерево ценных пород. Из Грономфы приехал известный зодчий с двумя учениками, которого прислал щедрый Идал. Кроме этого, два раза наведывался Арпад, сопровождая целые караваны со всякой всячиной.

Тяжелые золотые монеты, которые были получены от Идала, несомненно, являлись немалым богатством, и, по правде говоря, ДозирЭ не собирался их понапрасну тратить, ну, может быть, чуть-чуть, надеясь в свое время всё потраченное вернуть, но, засунув руку в кошель однажды, молодой человек уже не смог остановиться – он был слишком поглощен своей любовью – и встревожился только тогда, когда в кожаном кошеле недоставало уже более половины монет. Тут он глубоко задумался и в первый раз пожалел о сокровищах, которые так опрометчиво отправил в вечное заточение на дно глубоководной Удолии…

Из Грономфы приехал известный яриадский живописец и скульптор Друзилл. С ним было два десятка учеников и подручных, а также привезенная в особой повозке тектолитовая глыба телесного цвета. Он возжелал высечь из этого ценнейшего материала статую обнаженной Андэль, сообщив при этом, что о девушке, не переставая, говорит вся Авидрония и что ее, бесспорно, считают первой красавицей страны. «Народ хочет лицезреть это божье создание».

ДозирЭ прогнал Друзилла, пообещав вспороть ему брюхо. Тот через некоторое время вернулся и предложил тридцать инфектов. ДозирЭ, не думая, схватился за кинжал, но тут появился самодовольный хитрый Кирикиль и долгое время о чем-то договаривался со скульптором.

– Рэм готов заплатить десять берктолей за тридцать дней позирования, – по окончании беседы деловито сообщил Кирикиль и лукаво добавил: – Он готов и меня лично наградить десятью инфектами за то, что я буду всё это время охранять девушку от случайных посягательств.

ДозирЭ вскипел, но тут вмешалась сама Андэль, которой не составило никакого труда уговорить молодого человека. Она сказала, что не совсем разумно отказываться от таких денег, тем более что предложение Друзилла совершенно обычное и многие жены даже самых родовитых авидронов почитали бы за честь совершенно бесплатно позировать в обнаженном виде такому именитому художнику. Она говорила так ласково и так убедительно, что вскоре молодой человек и сам не понимал, с чего он так взъярился.

Друзилл, сластолюбивый молодой красавец, выстоял только двадцать дней. Причем деятельность его в это время напоминала приступы какой-то болезни. Он то набрасывался, как безумный, на работу, выколачивая из камня искры, то, надолго замерев, лихорадочно пожирал глазами обнаженную Андэль, то кричал на своих подручных из-за того, что они непристойно пялятся на девушку, а то вообще швырял скарпель и киянку и уходил в лес, оставляя грубые работы на учеников. Наконец он не выдержал и, быстро собрав всё свое имущество, отбыл в Грономфу, сказав сквозь зубы, что сделал уже достаточно для того, чтобы закончить работу самостоятельно в мастерской. Однако рассчитался сполна. Получил свою награду и Кирикиль, который все эти дни ходил какой-то потерянный, с ошалевшими глазами. Он очень обрадовался, когда его временным обязанностям пришел конец.

За двадцать дней до свадьбы в землевладении Чапло появился запыленный всадник-посыльный в плаще вишневого цвета. Он разыскал ДозирЭ и передал ему, не на шутку перепугавшемуся, свиток. Молодой человек тут же сломал печати и с замиранием сердца прочитал содержимое ониса. В нем сообщалось, что белиту ДозирЭ двадцати двух лет, сыну Вервилла из Грономфы, вовзращаются все награды, а также звание айма, что все предыдущие взыскания снимаются и что теперь он волей самого Инфекта переводится из Белой либеры в Вишневую армию. Также сообщалось, что ему следует немедленно явиться в Круглый Дом для получения дальнейших указаний.

Глава 44. Вишневые

На следующее утро ДозирЭ уже въезжал в Грономфу. Как и два с лишним года назад, когда он отправился на Хонуме в лагерь Тертапента, его теперешняя лошадь, опрометчиво одолженная у Чапло, вызывала улыбки гиозов и саркастические замечания прохожих. Конечно, если бы он, как раньше, носил белый плащ, никто не посмел бы над ним подтрунивать, но сейчас его одежда была под стать старой кляче: в той глуши, из которой он прибыл, самая заурядная плава считалась завидной роскошью.

Хромая кобыла, которая время от времени взбрыкивала, издавала громкие булькающие звуки и при этом останавливалась, привела молодого человека в полное расстройство. К тому же он всю дорогу думал о своей нежной невесте, которую пришлось внезапно оставить, об отложенной свадьбе, о незаконченном доме. Настроение лишь немного поддерживал неугомонный Кирикиль, который ехал следом на еще более убогой лошадке и без умолку радостно трещал, не обращая внимания на вовсе непочтительные насмешки в свой адрес.

ДозирЭ задумчиво пересек несколько оживленных улиц, заботясь лишь о том, чтобы ни на кого не наехать. И тут, в безлюдном прохладном переулке, где стук копыт о камень вдруг сделался звучным и раскатистым, он отчетливо ощутил до боли знакомую атмосферу Грономфы. Эти нависающие вокруг гранитно-мраморные теснины старинных родовых дворцов, отбрасывающие перед собой тяжелые тени. Все эти памятники, Дорожные Камни, эти изящные портики для отдыха, где журчат веселые фонтанчики. Этот густой сладковатый запах, в котором перемешано всё на свете: бодрое дуновение ветра с Анконы, прохлада и свежесть тысяч грономфских фонтанов, острый дух лошадиного пота и лошадиных лепешек, струящиеся дымки из кратемарий, пронзительные дурманящие цветочные ароматы. Всё это навеяло воспоминания о далеком детстве, а потом о славных днях белого плаща…

Тут он воспрял духом, почувствовав, как взволнованно забилось сердце.

В Круглом Доме неприветливого новичка с колючим взглядом явно ждали. Перед ним, как по волшебству, сами собой распахнулись тяжелые дубовые ворота старой цитадели. ДозирЭ с тягостным предчувствием шагнул вперед. Он вошел в чрево этого страшного таинственного дома и оказался словно в другом пространстве и другом времени.

Сюда не доносился шум старой доброй Грономфы. Везде было мрачно и тихо. Звуки шагов гулко разносились по путаным бесконечным галереям. Молодой человек заметил тени, пробежавшие по стене. Оглянулся – никого.

– Это призраки, – буднично объяснил проходивший мимо Вишневый, угадав в ДозирЭ новичка. – Одни призраки – хранители страшных тайн, которые сокрыты в этих стенах, другие – души замученных в наших подземельях. Не бойся – не тронут, я здесь уже двенадцать лет и до сих пор не могу привыкнуть…

Через некоторое время ДозирЭ обнаружил искомую залу. Он немного потоптался у двери, чтобы поглубже спрятать страх и отвращение, которые испытывал, и, глотнув побольше воздуха, стремительно вошел. Там его встретили дружелюбными улыбками и всё время смотрели на него с каким-то непонятным восхищением.

Молодой человек получил одеяния, доспехи и оружие, жезл власти со свитком внутри, где удостоверялось, что ДозирЭ – айм Вишневой армии, а также несколько золотых монет. Помимо этого ему полагался добрый конь (Вишневые славились тем, что ездили на самых отменных скакунах) и жилище в одном из многоярусных домов Грономфы, принадлежащих этому воинству.

Только когда ДозирЭ попал в Эврисаллу Вишневых плащей, где ему предстояло изучать не столько военные науки, сколько политическое устройство и многие тайные хитросплетения современного мира, он понял, что воины Круглого Дома знают о нем всё. Знают и самое главное: что он увел у Инфекта его возлюбленную, и еще то, что он выдержал двадцать пять кругов (!) на «колесе правды». Единственное, чего не понимали новые соратники ДозирЭ, завидуя его славе, – почему он до сих пор жив, и не только жив, но и состоит в Вишневых плащах – отряде, в который отбирают только самых преданных Инфекту цинитов?

В Эврисалле Вишневых плащей, которая занимала более четверти всех помещений Круглого Дома, обучение должно было длиться ровно год и состояло из пяти основных этапов, на каждый из которых полагалось тратить три месяца. После этого требовалось пройти сложное и весьма опасное Испытание, и только тогда считалось, что воин завершил обучение. Закончившим Эврисаллу открывался путь к получению новых званий. Десятник становился аймом, а айм при удачном стечении обстоятельств мог стать цинитаем и командовать циной – то есть полутысячею человек в обычных партикулах или полусотней-сотней молодцов в отборных отрядах, таких, как Белая либера или Вишневые плащи, где, как известно, все воины носили звание не ниже десятника. Хвостики цинитая делали человека не только важной персоной, но и эжином, если он не имел этого титула ранее. О звании эжина втайне мечтали едва ли не все, кто усердно корпел над военными трактатами в залах Эврисаллы.

Первое время ДозирЭ ухитрялся ездить ночевать в поместье Чапло. Приезжал туда поздно ночью и, после долгой бешеной скачки, тут же валился с ног, не в силах даже поцеловать любимую. Глубокой ночью новоиспеченный Вишневый, проклиная гароннов, уже седлал коня и отправлялся в обратный путь, чтобы вовремя поспеть к утреннему Большому сбору, который созывался с первыми лучами солнца и происходил обычно на Сиреневых холмах близ Грономфы.

Вскоре ДозирЭ окончательно выбился из сил. Наконец он сдался и однажды вечером отправился из Эврисаллы в свое новое грономфское жилище, предоставленное Вишневыми. Войдя в него, он неожиданно обнаружил просторные покои в цветах, с прекрасным видом из окна и широким ложем. Через мгновение он уже спал младенческим сном.

На следующий день ДозирЭ выяснил, что здесь есть всё необходимое для беззаботной городской жизни. Шестиярусное пирамидальное здание, несомненно украшающее город, помимо сотни жилищ – светлых и чистых, имело конюшни, где не нужно было платить за стойла, бесплатные и всегда нагретые купальни, несколько очень дешевых трапезных и святилище Инфекта. Целый отряд слуг поддерживал безукоризненный порядок и исполнял мелкие поручения обитателей жилищ. Когда темнело, вокруг дома, на фасадах и изнутри, зажигались сотни больших и малых факельниц, так что всё здание озарялось ярким светом и становилось похожим на сказочный дворец.

В доме более половины помещений занимали Вишневые воины, а за остальными дверями обосновались совершенно случайные люди, иногда очень шумные, и было непонятно, как они сюда попали. Впрочем, ничто не тревожило молодого человека: стены его жилища были толще укреплений Великой Подковы и не пропускали звуков. Никто, кроме занудливого Кирикиля, не мешал ДозирЭ в полной мере наслаждаться покоем, по которому он так соскучился!

Время от времени ДозирЭ еще пытался навещать Андэль, делая это каждый третий день, потом каждую триаду, в день Божественного, когда Эврисалла закрывалась, но все эти поездки были крайне утомительны и по большей части бессмысленны, так что девушка ему вскоре сама сказала, чтобы он перестал надрываться, да и поберег прекрасного скакуна. Теперь, покидая ближе к вечеру Круглый Дом, ДозирЭ, если не собирался проведать Идала, чаще всего прямиком отправлялся в свое новое жилище.

В Эврисалле Вишневых плащей ДозирЭ был первым, когда речь шла о мече, копье, кинжале и прочем ручном оружии. С молодым человеком жаждал сойтись каждый, надеясь побить легендарного белоплащного и, таким образом, приобщиться к его славе и доказать, что и Вишневые на что-то годятся. Но ДозирЭ неизменно выходил победителем в каждой учебной схватке, изо дня в день доказывая всем желающим боевое превосходство воинов личного отряда Инфекта.

В конной езде ДозирЭ тоже не было равных, хотя многие и приписывали успехи всадника его чудесному жеребцу. Крылатый – так звали нового коня ДозирЭ, намного превосходил своих сородичей статями. Он был необыкновенной величины, редкостного пурпурного цвета и с пышной гривой. Молодой человек в своем вишневом военном плаще и бронзовой кирасе, имитирующей рельеф «идеальной» мужской фигуры, выглядел весьма впечатляюще верхом на Крылатом и во время вольтижировки проделывал такие фокусы, что даже у знатоков отвисала челюсть.

Легко давалось ДозирЭ и управление конным отрядом. Он отлично представлял себе, какие и когда подавать команды, сообразуясь с обстоятельствами «боя», условиями местности и действиями, предпринимаемыми «противником».

Впрочем, Круглому Дому требовались в первую очередь умения иного рода. Вишневые плащи хоть и назывались армией, но редко бились в строю. Чаще они действовали тайно, под покровом ночи и под чужой личиной. ДозирЭ учили добывать интересующие сведения как внутри своей страны, так и на чужой территории, пусть даже и враждебной, налаживать тайные сети доносителей, вербовать всякого рода соглядатаев, подкупать облеченных властью мужей или стяжавших любовь народа ораторов, распространять слухи, плести заговоры или таковые изобличать, убивать неугодных, предпочтительно чужими руками, обнаруживать тех, кто обкрадывает страну и Инфекта, всяких мздоимцев и казнокрадов. Вишневый воин должен был владеть несколькими иноземными языками, обладать манерами высокородного мужа, уметь перевоплощаться, разбираться во многих вещах, например в ядах, знать различные тайнописи, легко их составлять и читать. Цинит Вишневой армии должен был быть выносливым, безжалостным, его учили хладнокровно убивать исподтишка, прививали терпеливость и безразличие к боли. Организму Вишневого следовало обрести невосприимчивость к нескольким самым распространенным ядам, поэтому каждые двадцать дней учеников Эврисаллы «отравляли» ядом золотохвостки. Его давали в количествах не достаточных, чтобы лишить человека жизни, но довольно, чтобы весь следующий день и всю ночь воина колотило от боли и выворачивало от приступов рвоты. С каждым разом доза яда увеличивалась.

Во всем этом ДозирЭ был неискушен и часто выставлял себя простофилей, однако его новые товарищи, многие из которых носили вишневый плащ вот уже пять – десять, а то и двадцать лет, во всем ему помогали. Впрочем, большинство из них старались держаться от ДозирЭ на некоторой дистанции, опасаясь его героической, но весьма сомнительной репутации. Что же касается военачальников Эврисаллы, то они были к молодому человеку не так строги, как к остальным. Это немного настораживало, но могло объясняться его высокими рекомендациями, поступившими из Дворцового Комплекса…

ДозирЭ в общем-то не был так туп, как некоторым в начале представлялось. Вскоре он стал подавать определенные надежды, и наставники вдруг разглядели в нем весьма способного ученика. «Этот молодой грономф весьма далеко пойдет», – поговаривали они, с изумлением наблюдая, как легко ДозирЭ впитывает всё сказанное и увиденное, как быстро берет на вооружение новые знания.

Однажды, месяца через три, ДозирЭ приказали срочно прибыть в одно из помещений Круглого Дома. Явившись по вызову, молодой человек увидел Сюркуфа. Теперь на его плече красовались два синих и один пурпуровый хвостик цинитая.

Сюркуф был сама приветливость, на его лице сияла открытая обезоруживающая улыбка. ДозирЭ не удивился встрече: все эти дни он ее ожидал, и теперь лишь сухо приложил пальцы ко лбу и встал напротив с непроницаемым лицом.

– Ну, полно тебе, – небрежно сказал Сюркуф, показывая рукой, что вошедший может сесть, – я всего лишь честно делал свое дело. Того же самого потребуют и от тебя, когда ты покинешь Эврисаллу. Наш долг – преданно служить Авидронии и Инфекту. Ты уже провел здесь несколько месяцев и имел возможность убедиться в том, что даже самые обычные наши методы не вполне безупречны. Чего же ты хочешь от меня, можно сказать, ветерана Круглого Дома, владеющего в совершенстве всеми теми приемами, которые ты сейчас изучаешь? Я просто хорошо исполнял волю моих начальников. Кстати, я и сам пострадал из-за тебя: меня более двух дней продержали взаперти без крошки хлеба. Или скажешь, что ты ни в чем не был виноват?

ДозирЭ опустил голову, он по-прежнему стоял у двери с бледным, ничего не выражающим лицом.

– Вот видишь, и ты признаешь, – в дружеской манере погрозил пальцем Сюркуф, принимая молчание за знак согласия. – Как бы ты поступил на моем месте? А я тебе скажу: сделал бы то же самое… Я, конечно, не знаю, почему тебя отпустили. Да и не мое это дело: отпустили – значит, так надо. Я лично раскрыл заговор, и раскрыл самым выдающимся образом, и своего, как ты видишь, не упустил… – И Сюркуф, красуясь, указал на хвостики цинитая: – Ни о чем другом я и не мечтал.

– Так ты теперь, стало быть, эжин? – спросил ДозирЭ, по-прежнему не выказывая никаких чувств.

– Очевидно, так, – отвечал Сюркуф. – Да сядь же ты.

ДозирЭ присел на краешек скамьи и положил руки на колени.

– Послушай, мой друг, – продолжал Сюркуф чуть более серьезным тоном. – Волею высших сил ты теперь один из нас. Как бы то ни было, нам нынче служить вместе, и все старые обиды лучше выкинуть из головы. Я это сделал – дело за тобой… Так как?

Возникла неловкая пауза. Наконец ДозирЭ, сжав зубы, едва заметно кивнул. Сюркуф облегченно вздохнул и откинулся на спинку сиденья, закинув ногу на ногу.

– Постой, ты же не знаешь о самом главном! – встрепенулся он, заставив собеседника насторожиться. – Теперь ты мой подчиненный, и от меня будет зависеть, куда и зачем тебя послать. Как тебе это нравится?

ДозирЭ ожидал чего угодно, но только не этого. Его огорчение не осталось незамеченным и, видимо, доставило Сюркуфу некоторое удовольствие.

– Я буду делать все, что от меня потребует Инфект или поставленные им военачальники, – отвечал молодой человек, преодолев замешательство.

– И это правильно! – Сюркуф вдруг вскочил со своего места. – Ты будешь делать все, что потребуют поставленные над тобой Инфектом военачальники…

В скором времени в Эврисалле Вишневых плащей подошел срок очередного выпуска. ДозирЭ миновал только первый этап обучения и поэтому был несказанно удивлен, когда обнаружил свое имя в списке воинов, допущенных к Испытанию. Он стал было обращаться с расспросами к своим наставникам, но те лишь туманно намекали на что-то, отказываясь прямо назвать истинные причины своего решения. ДозирЭ был в смятении. Если в других случаях он еще мог положиться на свою силу и ловкость, в конце концов, на смекалку, то здесь, чтобы пройти всё с честью, этих качеств явно не хватало: недостаток знаний и умений был очевиден.

Наступил день Испытания. ДозирЭ, как и ожидал, провалил все главные дисциплины. Каково же было его недоумение, когда он узнал, что военачальники Эврисаллы закрыли глаза на пробелы в его знаниях, что его способностями довольны и позволяют ему участвовать в заключительном этапе…