Текст книги "Непокорная"

5

Не зная, что Ильдар погиб, а его план провалился, второй сын хана Азада Джимала Ринат приближался к деревянной крепости Османьского. Последний участок пути он проделал ночью, чтобы не быть обнаруженным в степи.

Ринат не мог знать, что, к большому недовольству остальных, Йоханна настояла на том, чтобы выставить ночью на каждой башне по часовому. Никто из мужчин не мог предположить, что татары осмелятся приехать сюда сейчас, когда они в любой момент рискуют встретиться в степи с отрядом Османьского. Некоторые повиновались Йоханне лишь после того, как одноногий Лешек встал на ее сторону. Но едва оставшись с ней наедине, старый ветеран упрекнул ее:

– Я считаю, что двух часовых в ночное время было бы достаточно. А теперь некоторым из нас придется подниматься на башню каждую вторую ночь.

– Я не просто так отдала этот приказ, – ответила Йоханна. – Если кто-нибудь из стражников заснет, часовой, стоящий на противоположной башне, не сможет осмотреть все окрестности. И не говори мне, что этого не случится. Вчера во время контрольного обхода я лично видел, как страж дремал на посту. Это недопустимо! Впредь я буду внимательнее относиться к нашей безопасности.

Йоханна похлопала Лешека по плечу и вышла из здания. Она взобралась на одну из башен и посмотрела вдаль. Никого – ни татар, ни всадников из польского отряда.

«Возможно, до возвращения Османьского ничего и не случится», – подумала девушка, зная, что ее чрезмерная осторожность позабавит Фадея и остальных. Адам же промолчит, но бросит на нее такой уничтожающий взгляд, что ей захочется спрятаться в ближайшую мышиную нору.

– Османьский должен понимать, что лучше проявить чрезмерную бдительность, нежели быть застигнутыми врасплох, – сердито пробормотала Йоханна себе под нос.

– Ты прав, малыш! – Лешек последовал за девушкой и теперь стоял рядом с ней. – Капитан Османьский оторвет нам головы, если мы позволим татарам неожиданно напасть на крепость.

– Если наши головы к тому времени все еще будут на плечах! Возможно, к приезду Османьского татары уже успеют их отрубить…

Лешек усмехнулся, но тут же снова стал серьезным:

– Капитан вернется через три дня. Пару ночей мы продержимся.

– С сегодняшнего дня я тоже буду стоять на страже.

Эта мысль только что посетила Йоханну.

Лешек нерешительно покачал головой:

– Если бы ты уже был офицером, Ян, я бы сказал «нет». Но, возможно, мужики перестанут жаловаться, если увидят, что ты не отправляешься вечером в мягкую постель, в то время как они вынуждены проводить ночи без сна. Я тоже займу пост, но на другой башне. Не хочу, чтобы мы с тобой заболтались и прозевали приближение татар.

Он снова улыбнулся и неуклюже спустился вниз.

Йоханна была рада, что ветеран принял такое решение: он пользовался авторитетом у остальных и мог за нее заступиться. Без Лешека она рисковала оказаться в безвыходном положении.

Девушка тоже спустилась с башни и созвала мужчин:

– Я знаю, что некоторые из вас не согласны с моим решением. Но на время своего отсутствия капитан Османьский поручил командование мне, поэтому вы должны подчиняться моим приказам. До возвращения Османьского я и мой слуга тоже будем нести караул, а в это время двое из вас смогут поспать.

– Трое. Я тоже буду стоять на страже, – вставил Лешек.

Мужчины смущенно понурились.

– Мы не это имели в виду, – сказал один из них.

– Знаю, – ответила Йоханна и вздохнула с облегчением: с помощью пары слов ей удалось наладить с подчиненными хорошие отношения.

Оправдывая оказанное ей доверие, вечером девушка поднялась на южную башню. Далеко на западе солнце садилось за горизонт. Мерцающий красный закат напоминал световой сигнал, и Йоханна посмотрела в том направлении, откуда приближение татар было наиболее вероятным. Но затем она сказала себе, что, скорее всего, враги, описав дугу, зайдут с другой стороны.

– Смотри в оба! – крикнула она часовому на северной башне.

– Так точно, малыш!

«Я никогда не избавлюсь от этого прозвища, даже если подчиненные будут выполнять мои приказы», – подумала Йоханна.

Она действительно походила на гнома рядом с остальными обитателями крепости, несмотря на то что как женщина была не такой уж низкорослой. Йоханна вспомнила, что была выше своей мачехи Геновевы, которая, в свою очередь, превосходила ростом бóльшую часть женщин в Аллерсхайме.

Девушка отбросила воспоминания о прошлом и вгляделась в ночь. Вокруг было темно, на небе уже сияли первые звезды; около полуночи луна должна была подняться над горизонтом. «Если бы мне нужно было атаковать, когда бы я это сделала? – спросила себя Йоханна. – Наверное, перед самым рассветом, когда охранники уже устали и строят планы на предстоящий день».

Девушка уже хотела покинуть пост и отправиться в северную башню, послав на свое место кого-то из мужчин. Но тогда остальные наверняка подумают, что она пытается увильнуть от своих обязанностей, и Йоханна осталась на посту.

Долгое время ничего не происходило, но в какой-то момент она услышала тихий свист. Девушка тут же подняла голову. Часовой с западной башни подошел к ней через боевой ход.

– Добромир что-то обнаружил, – сообщил мужчина. – Он говорит, что на мгновение увидел в свете звезд человека, ведущего лошадь под уздцы.

– Побудь здесь! Я схожу в северную башню и посмотрю, – сказала Йоханна и поспешила туда через боевой ход.

Несмотря на темноту, девушка с легкостью нашла Добромира Капусту, которому травма помешала выехать вместе с Адамом.

– Что ты увидел? – спросила у него Йоханна.

Капуста указал на северо-восток. Сначала девушка ничего не могла рассмотреть. Но затем чья-то тень на мгновение закрыла собой звезду, висевшую над самым горизонтом. И снова, и снова.

– Там всадники, и их больше, чем в отряде разведчиков, – прошептала Йоханна.

– Это могут быть только татары. Разбудить остальных? – спросил Добромир.

Девушка на мгновение задумалась, а затем покачала головой:

– Пускай еще поспят. Враг находится на расстоянии нескольких миль от крепости и наверняка подъедет к ней не раньше полуночи. Просто продолжай за ним следить.

– Это я могу, – ответил воин.

Йоханна задумалась, каких действий ожидал бы от нее и остальных Османьский.

– Я обойду другие башни и скажу, чтобы часовые смочили водой коровьи шкуры.

– Для этого нам понадобится свет, – возразил Добромир.

Йоханна покачала головой, хоть он едва ли мог увидеть это в темноте.

– Придется обойтись без света. Если мы зажжем хотя бы один факел, враг заметит, что здесь что-то происходит.

– Но без света у нас все ноги будут в синяках!

– Это лучше, чем остаться без головы, – ответила Йоханна с наигранным спокойствием и удалилась.

6

Следующие несколько часов оказались настоящим испытанием. Время от времени Йоханна замечала вдали что-то, указывающее на приближение врагов. Однако она не могла оценить, как далеко они находились. Если она и дальше будет колебаться, противник доберется до крепости, прежде чем ее люди успеют подготовиться к обороне. Через два часа после полуночи Йоханна приказала разбудить остальных, но велела сделать это как можно тише.

– Если враг действительно к нам подкрадывается, он не должен услышать ни звука! И не зажигайте свет, понятно? – приказала Йоханна.

– Нам что, заряжать пушки в темноте? – озадаченно спросил один из мужчин.

– Лешек говорит, что может это сделать. Кроме того, луна светит ярче, чем хотелось бы нашим врагам. Так что поторопись!

Йоханна подтолкнула мужчину и снова посмотрела на север. Прищурившись, она различила в лунном свете очертания всадников, которые упорно приближались к крепости.

– Вам не повезло: мы вас ждали, – пробормотала девушка, а затем услышала шум на лестнице.

Лешек забрался наверх. Один из мужчин нес за ним костыль.

– Что-нибудь видно? – тихо спросил старый ветеран.

Йоханна кивнула:

– Враги уже недалеко.

Времени оставалось мало. Одноногий ветеран подошел к парапету и посмотрел в степь:

– Я вижу лишь несколько теней.

– Я мог бы их сосчитать. Там, должно быть, около ста человек. Нам нужно застать врагов врасплох, иначе они возьмут крепость штурмом, – ответила Йоханна.

– Сто человек? Это немало!

Лешек тяжело вздохнул и заковылял к своей пушке. Его помощники торопливо принесли наверх порох. Словно предвидя подобную ситуацию, Лешек заранее взвесил его и теперь высыпал содержимое небольшого мешочка в дуло. За порохом последовал пыж, после чего ветеран осторожно положил в пушку несколько горстей рубленого свинца.

Йоханна надеялась, что артиллеристы на трех других башнях работали так же осторожно, как и он. Лешек зарядил пушку так тихо, что никто из татар не смог бы этого услышать.

Девушка увидела, что противник почти достиг крепости.

– Стреляй, прежде чем они рассредоточатся, – приказала она Лешеку слишком громко.

Несколько татар остановились и посмотрели на башню. В этот момент Лешек чиркнул огнивом, подул на пламя и поднес его к запальному отверстию. Раздался выстрел. Хоть пушка и была легкого калибра, ее действие на столь близком расстоянии оказалось разрушительным. Кусочки свинца пронеслись сквозь войско татар, сбивая с ног и людей, и коней.

– Зажгите факелы и выбросьте их наружу! – приказала своим подчиненным Йоханна.

Послышались трескучие выстрелы пистолетов, и в небольших чашах, наполненных порохом и смолой, зажегся огонь. Мужчины засунули факелы в пламя и, как только те загорелись, побросали их через палисад. Один факел попал прямо в татарина, и его кафтан тут же загорелся. Враг в ужасе бросился на землю и с криками покатился по траве, пытаясь загасить пламя.

Теперь и на других башнях артиллеристы смогли прицелиться и выстрелить. Татары один за другим падали на землю. Среди них был юноша в дорогой синей одежде. Его тут же подхватили товарищи и оттащили от крепости.

Лешек перезарядил пушку и выстрелил в кучку татар, которые вели лошадей к палисаду, намереваясь перебраться через него.

– Стреляйте! – крикнула Йоханна своим подчиненным, и они тут же поспешили к стене с заряженными мушкетами.

Она сама пальнула из пистолетов в двух татар, которые уже добрались до вершины палисада.

Пораженные столь решительным отпором, люди Рината отступили. Еще дважды прогремели пушки; татары падали. Вскоре остатки вражеского войска оказались на безопасном расстоянии. Снова атаковать татары не осмеливались. Они собрались вокруг своего предводителя. Он лежал на земле и стонал, прижимая правую руку к животу, в который попал кусок свинца.

– Лучше бы я умер! – выдавил из себя Ринат с перекошенным от боли лицом. – Теперь слава достанется Ильдару, в то время как я потерплю неудачу.

Его люди обеспокоенно переглянулись.

– Поляки знали о нашем приближении! Как это могло произойти? – спросил один из них.

– Должно быть, шайтан нашептал им об этом на ухо, – ответил его товарищ. – Другого объяснения нет!

– Почему? Разве Османьский не мог узнать, что сообщение о торговом караване – это уловка, и остаться в своей крепости?

Превозмогая боль, Ринат покачал головой:

– Если бы это было так, поляки стреляли бы в нас из десятков мушкетов и наверняка бросились бы за нами в погоню.

– То есть Османьский со своим отрядом может быть впереди нас? О Аллах, помоги Ильдару его уничтожить!

Мысль о возможной встрече с отрядом Адама привела поредевшее войско в ужас. В то же время татары боялись появляться на глаза хану. Однако никто не предлагал снова атаковать крепость. Поляки там, возможно, уступали татарам в численности, но никто не был застрахован от рубленого свинца и мушкетных пуль.

Сперва Йоханна не могла поверить в то, что враг потерпел поражение. Лишь когда татары, забрав уцелевших лошадей, отступили, увозя с собой раненых, девушка поняла, что одержала победу.

Чувствуя облегчение, Йоханна опустилась на колени и перекрестилась:

– Пресвятая Матерь Божья, благодарю Тебя!

– Теперь они нескоро вернутся, – ухмыльнулся Лешек. – Твоя уловка удалась, паренек. Несмотря на невысокий рост, из тебя получится отличный офицер.

– Ежи Володыевский тоже не был исполином, но он убил татар и турок больше, чем любой другой поляк, – сказал Добромир и похлопал Йоханну по плечу так крепко, что она невольно вскрикнула от боли.

– Думаю, этой ночью мы все заслужили по стакану водки! С завтрашнего дня будет достаточно двух часовых, – крикнула Йоханна своим подчиненным.

Те возликовали. Лешек провозгласил тост. Затем он указал на мертвых и раненых татар, которых можно было разглядеть в свете все еще горящих факелов:

– Что будем делать с ними?

– Как только рассветет, похороним мертвых татар подальше от крепости. Раненых же нужно заключить под стражу. Либо хан Азад Джимал заплатит за них выкуп, либо мы обменяем их на наших соотечественников.

– Хорошее решение, паренек! Капитан Османьский поступил бы так же.

Это была наивысшая похвала из уст Лешека, но Йоханна лишь тихо фыркнула. Османьский по-прежнему оставался для нее загадкой. С одной стороны, он возложил на нее ответственность за безопасность крепости, с другой, относился к ней более сурово, чем к кому-либо еще. Девушка пожала плечами. «Пусть Османьский думает обо мне все что угодно. Он не сможет отнять у меня победу, которую мы одержали этой ночью».

7

В случае успеха татары въезжали в лагерь с ликующими криками, стреляя в воздух из ружей и пистолетов, поэтому, когда они спешились у входа и молча завели внутрь лошадей, все поняли: случилось что-то неладное. При этом воины привезли с собой пленника.

– Это и есть злой Османьский? – с любопытством спросила какая-то девчушка.

Татарин, который тащил за собой на веревке Карла, покачал головой:

– Хотел бы я, чтобы это было так. Нет, это обычный паршивый поляк!

– Он убил Ильдара! – крикнул другой воин.

Толпу словно поразило молнией. Женщины безудержно зарыдали, а затем стали собирать грязь и сухой помет и швырять ими в Карла. Дети последовали их примеру. Некоторые плевали в него, а несколько подростков накинулись на пленника с кулаками.

Все больше шатаясь, Карл продолжал идти вперед. На протяжении пути татары морили его голодом и почти не давали пить. Измученный до полусмерти, Карл надеялся лишь на то, что Османьский позаботится о его сестре, ведь он сам больше не сможет ее защитить.

Хан вышел из своей юрты и, нахмурившись, осмотрел войско.

– Это Османьский? – спросил он резко, когда воины подтащили к нему Карла.

Предводитель отряда покачал головой:

– Нет, мой хан. Этот неверный был послан шайтаном, чтобы погубить твоего сына. Своими волшебными глазами злодей увидел одного из наших воинов, хотя тот тщательно спрятался, и предупредил неверных псов Османьского. Мы сражались изо всех сил, но полякам удалось вырваться и сбежать от нас. А этот пес, – его рука ударила Карла подобно копью, – ослепил заклинанием твоего сына и убил его!

– Ильдар мертв? – Хан Азад Джимал побледнел и сжал кулаки.

Стоявший рядом с ним Исмаил-бей покачал головой. Он предчувствовал беду. Слишком уж ханские сыновья стремились отличиться. При таком настрое трудно было избежать ошибок. Однако чтобы не раздражать хана, Исмаил-бей промолчал, глядя на то, как Азад Джимал с яростью избивает пленника кнутом.

Мунджа стояла у входа в отведенную им юрту, наблюдая за происходящим. Услышав о смерти Ильдара, она содрогнулась. Неужели она невольно прокляла ханского сына, когда тот пару недель назад прошел мимо нее возле ручья и даже прикоснулся к ней? «Я не хотела этого», – подумала девушка, но тут же поняла, что это неправда. Будучи соотечественником ее мертвой матери, Османьский был ей ближе, чем хвастливые ханские сыновья.

Пленник тоже был поляком, но казался слишком молодым для воина. Засохшая кровь покрыла его лицо, а петля вокруг шеи повредила кожу. Пленник покачивался под ударами Азада Джимала, но оставался на ногах.

«Какой сильный мужчина», – подумала Мунджа и почувствовала, что ее душу переполняет сострадание к незнакомцу. Но что она могла сделать? Ее отец был гостем у татар, и только их родство с султаном заставляло хана проявлять к Исмаил-бею некоторое уважение. Но отношение Азада Джимала к ее отцу могло резко измениться. Мунджа знала, что великий визирь Кара-Мустафа-паша будет рад, если ее отец погибнет здесь, на татарской земле. В этом случае ей пришлось бы стать рабыней хана или одного из его воинов. Эта мысль настолько потрясла девушку, что она вернулась в юрту и без сил опустилась на подушку. Однако рабыня Бильге продолжала выглядывать из палатки.

– Хан говорит! – воскликнула она.

Мунджа снова вскочила на ноги и стала рядом с ней. Из-за плеча Бильге она могла наблюдать за Азадом Джималом. Тот передал кнут одному из своих людей и подошел к пленнику так близко, что их лица почти соприкоснулись.

– Пес, ты заплатишь за смерть моего сына! – крикнул хан и указал на пустое место в десяти шагах от юрты Мунджи. – Привяжите его там! Пускай он лежит, пока не сдохнет от жажды. Не давайте ему ни воды, ни еды. Пусть днем его оплевывают женщины, а ночью мучает отчаяние.

Татары приветствовали решение хана дикими криками. Несколько человек схватили Карла, подтащили его к указанному месту и вбили в землю четыре столба. Затем пленника освободили от пут и привязали его руки и ноги к столбам. Карл беспомощно лежал на спине, в полной власти своих мучителей.

Сначала он чувствовал только боль от ударов и от слабости закрыл глаза. Карл спрашивал себя, сколько пройдет времени, прежде чем он умрет? Два дня? Три? Или же ему придется терпеть муки и унижения четыре или даже пять дней? Карл открыл глаза и увидел перед собой море враждебных лиц. Лишь одна девушка, казалось, испытывала к нему жалость.

«Хорошо, что здесь есть хоть кто-то, кто меня не осуждает», – подумал Карл, но потом сказал себе, что это никак не повлияет на его судьбу.

8

Раньше по вечерам Азад Джимал звал Исмаил-бея к себе для разговора, но на этот раз захотел побыть в одиночестве и оплакать своего первенца. Исмаил-бей ужинал в своей юрте. Дочь присоединилась к нему, но у нее не было аппетита.

– Хан жесток, – тихо сказала она. – Он мог бы казнить пленника, но осуждать его на долгую и мучительную смерть недостойно человека.

– Ты называешь Азада Джимала человеком? – спросил отец с горькой улыбкой. – Хоть у него и людское обличье, на самом деле он – дикарь. Мурад Герай считает его способным лишь на то, чтобы не давать покоя полякам по ту сторону границы. Однако даже здесь хану не удалось преуспеть. Он мог бы поймать Османьского, но не захотел прислушаться к моему совету и поплатился за это жизнью сына.

– Как ты думаешь, окажется ли Ринат более удачливым? – спросила Мунджа.

Исмаил-бей пожал плечами:

– Если на то будет воля Аллаха.

– А если нет?

– Ты задаешь странные вопросы, – сказал Исмаил-бей и погладил дочь по волосам. – Если нет, то печаль и гнев в этом лагере станут еще сильнее. А теперь ешь. Я сожалею, что нам приходится жить в этой жалкой юрте. Пусть Аллах накажет за это Кара-Мустафу!

Мунджа знала отца достаточно хорошо, чтобы понимать, когда его следовало оставить в покое; она взяла свою тарелку и вернулась за занавеску. Там Бильге готовила постель на ночь. Служанка была на год моложе своей госпожи и чуть ниже ее ростом, но сил ей хватало.

– Если бы мы были дома, вы могли бы принять сейчас ванну, госпожа, а потом уснуть на мягких подушках. Но здесь вместо постели у нас зловонные козьи шкуры, – вздохнула Бильге.

Мунджа кивнула, молча разглядывая плов с бараниной. Девушка ничего не имела против этого блюда, но татары ели плов с бараниной каждый день. Они привыкли к такому питанию, но Мундже не терпелось ощутить на языке другой вкус. Для этого должна осуществиться мечта ее отца о том, чтобы его отозвали обратно в Константинополь.

Внезапно Мунджа осознала, что размышляет как эгоистка. Она сетует на однообразную еду, в то время как в десяти шагах от нее лежит мужчина, осужденный на голодную смерть. При этой мысли на глаза девушки навернулись слезы и она оттолкнула тарелку.

– Мне это унести? – спросила Бильге.

Мунджа подняла руку, останавливая служанку:

– Нет, возможно, позже я еще немного поем.

Ей в голову пришла идея, и она посмотрела на большой кувшин, который Бильге каждый день должна была наполнять в роднике.

– У нас достаточно воды? Не хочу, чтобы случилось так, что отец захочет пить, а кувшин окажется пустым.

– Госпожа, где сегодня витают ваши мысли? Вы ведь сами видели, как я принесла воду!

Бильге удивилась: обычно Мунджа была более внимательной. Чтобы мухи не садились на еду, рабыня накрыла тарелку платком и приготовила все для вечернего туалета своей госпожи. Бильге также помогла ей вымыть спину, продолжая пристально следить за занавеской, которая отделяла часть палатки Мунджи от той, где спал Исмаил-бей. Несколько дней назад его слуга Назим пытался подсмотреть за Мунджей и ее служанкой во время омовения. К счастью, Бильге вовремя это заметила и прогнала нахального парня.

– Господину следовало бы кастрировать этого болвана, тогда он мог бы глазеть на нас, сколько захочет, – сердито прошипела служанка.

– Что случилось? – удивленно спросила Мунджа.

– Я вспомнила о Назиме и о том, как он пытался тайком наблюдать за вами во время купания. Лучше бы вместо него ваш отец взял с собой евнуха.

– Евнухи часто ленивы и недобросовестно выполняют порученную им работу, – напомнила Мунджа.

– Признаю, Назим проворен. Но есть поступки, которые он не имеет права совершать. Дома его за такое уже давно кастрировали бы!

Мунджа решила, что Бильге слишком сурова, но тоже рассердилась на молодого слугу. В Константинополе Назиму было бы запрещено входить в ее покои. Здесь же он в любую минуту мог приподнять занавеску и заглянуть внутрь.

– Я поговорю с ним, – пообещала Мунджа, чтобы успокоить Бильге, и стала готовиться ко сну.

Рабыня последовала ее примеру и легла. Вскоре Бильге задремала. С другой половины юрты доносился тихий храп Исмаил-бея. Но Мунджа не могла заснуть. Внезапно она усомнилась в правильности принятого решения. Освободить пленника было невозможно, ведь он ни за что не сможет проскользнуть мимо охранников, но даже если бы ему это удалось, татары быстро догнали бы его, ведь ему пришлось бы идти пешком. Лошадей слишком строго охраняли, чтобы можно было украсть одну из них.

– Прекрати думать об этой ерунде! – пробормотала Мунджа себе под нос и испугалась, услышав, как громко прозвучали ее слова.

Какое-то время она лежала неподвижно, не смея даже дышать, но в юрте было тихо. Когда девушка наконец уснула, ей приснилось, что это она пленница и на собственной шкуре испытывает мучения…

Внезапно Мунджа проснулась и села. Должно быть, было уже далеко за полночь, но вокруг все еще было темно. Девушка осторожно встала, накинула легкий шелковый плащ и пробралась к выходу. Лагерь был погружен в глубокий сон. Даже со стороны охранников, расположившихся у вала, не доносилось ни звука.

Мунджа растерянно отступила. Ее глаза уже привыкли к темноте, и она смогла различить силуэты отца и Назима, лежавших на козьих шкурах. На мгновение девушка снова засомневалась, но затем прокралась обратно в свою часть юрты и вынесла оттуда тарелку с едой. После этого Мунджа налила в чашку воды из кувшина и с припасами покинула юрту. Ей повезло, что хан Азад Джимал ненавидел собак и не терпел этих нечистых животных в своем лагере. Охранники же смотрели только вдаль, и она сумела избежать их взглядов.

«Но что, если пленник испугается и его крики разбудят людей?» – встревоженно спросила себя девушка. К ее радости, молодой поляк, похоже, спал. Мунджа опустилась на колени рядом с ним и закрыла его рот ладонью.

– Тихо, – прошептала Мунджа по-польски; она была рада, что мать научила ее языку своей родины. – Я принесла тебе воды и еды, но никто не должен этого заметить.

Ее слова разбудили измученного болью Карла. Он уставился на девушку, но с трудом видел ее. Наклонившись над юношей, Мунджа приподняла его голову и поднесла чашку к его губам. Карл почувствовал во рту прохладную, бодрящую жидкость.

Лежа ему трудно было глотать. При этом жажда Карла была настолько велика, что он мог бы выпить целую бочку. Он призвал на помощь всю свою волю и начал делать маленькие глотки. Затем Карл почувствовал, что ему в рот сунули шарик из риса и кусочков баранины. Юноша прожевал и проглотил его и сразу же почувствовал себя лучше.

– Спасибо! – сказал он сперва по-немецки, а затем повторил то же самое по-польски.

– Хочешь еще попить? – спросила Мунджа.

– Да.

Вода снова потекла ему в рот, и на этот раз Карл глотал ее без жадности.

– Как тебя зовут? – спросил он, когда девушка отняла чашку от его губ.

– Я не хочу называть свое имя, – испуганно прошептала Мунджа. – Если хан подвергнет тебя пыткам и ты скажешь ему, что это я дала тебе воду и еду, он жестоко накажет меня и моего отца.

– Можешь меня освободить? – спросил Карл.

– Боюсь, мне не удастся это сделать, – ответила Мунджа.

Она решила, что и так провела с пленником довольно много времени. Девушка забрала тарелку и чашку и прошмыгнула обратно к юрте. Прежде чем закрыть вход, Мунджа еще раз посмотрела на пленника. Пока этот юноша лежал здесь, связанный, она лишь отодвигала его смерть, давая ему воду и еду, и тем самым мучила его еще сильнее, чем хан. И все же Мунджа знала, что придет сюда и следующей ночью. «Возможно, – сказала она себе, – я смогу перерезать его путы». Даже если бы поляку не удалось убежать от татар, смерть в бою была для него в тысячу раз лучше, чем судьба, которую уготовил ему хан Азад Джимал.