Текст книги "Непокорная"

7

На обратном пути Карл удержал сестру за рукав:

– Нам нужно срочно поговорить!

Йоханна догадывалась, что он снова попытается убедить ее довериться королеве. Но девушка слишком боялась острого языка Марии Казимиры. Йоханна могла бы еще отважиться раскрыть свою тайну королю, но тот был слишком вдохновлен подвигами смелого Яна Выборского и наверняка был бы разочарован, узнав, что этого героя на самом деле не существовало.

– Давай встретимся через час в моей комнате, – предложила она.

К ее облегчению, король предоставил ей и ее товарищам отдельные комнаты. Теперь она сможет как следует выспаться, не опасаясь быть разоблаченной. Однако у Йоханны имелись сомнения по поводу предстоящего военного похода, – она была не уверена, что сможет долго скрывать свой истинный пол.

Поскольку Карл в любой момент мог раскрыть ее тайну королю, Даниловичу или, того хуже, Османьскому, Йоханна перечисляла в голове причины, по которым ему не следовало этого делать. Кроме того, она решила также сделать свидетелями своего разговора с братом Войслава и Лешека.

Войдя в комнату сестры и увидев там одноногого ветерана, Карл удивленно поднял брови.

– Лешек давно обо всем знает, – сказала Йоханна. – Он единственный из отряда Османьского, кто догадался о том, что я девушка.

– Я за то, чтобы ты снова стала ею для всех.

Карл старался говорить решительно. Раньше он почти всегда уступал сестре, но теперь ее маскарад мог оказаться слишком опасным.

Йоханна посмотрела на него с улыбкой:

– Я только «за», Карл, но так дело не пойдет. Что скажет король, если Ян Выборский, молодой герой, освободивший брата из татарского плена и захвативший вероломного казначея Морштына, не отправится вместе с ним в поход против турок?

– Все это чепуха! – вспылил Карл.

– Парень – пока назовем его так – прав, – возразил Лешек. – Если бы старому доброму Яну Собескому пришлось отречься от Яна Выборского, это стало бы для него тяжелым ударом.

– Но Йоханна не может поехать с нами в Вену!

– Я должна это сделать, Карл, – ради нас обоих! Если я раскрою свой секрет сейчас, то разочарую короля. От этого в немилости можешь оказаться и ты. Если же мы выступим против турок и победим, я смогу открыться всем как женщина, которая героически сражалась за Польшу. Сейчас же это было бы опрометчиво и лишь навредило бы нам.

– Но ты не можешь и дальше притворяться юношей! – в отчаянии воскликнул Карл. – Тебя ведь могут убить!

– Моя жизнь находится в руках Божьих, – ответила Йоханна.

– Кроме того, я думаю, что смогу уговорить Османьского определить нашего «парнишку» во второй ряд. В этом случае Ян, по крайней мере, не подвергнется опасности в первой атаке. С саблей он обращаться умеет. Ему просто нужно будет привыкнуть носить крылья на спине, – сказал Лешек.

– Хотела бы я знать, есть ли от них польза, – ответила Йоханна, хоть Адам уже объяснил ей их предназначение.

– Благодаря им гусар кажется больше, чем на самом деле. Такое преимущество тебе явно не повредит. – Лешек ухмыльнулся. – Кроме того, крылья защищают от ударов сзади и от арканов, с которыми татары отлично управляются, – твой брат успел испытать это на собственной шкуре. Татары предпочитают брать врагов живьем, а не убивать их, ведь мертвецов не продашь на невольничьем рынке.

У Карла не было доводов, с помощью которых можно было бы убедить Йоханну: он понимал, что она не сможет раскрыть свой истинный пол, не разозлив при этом короля.

– Мы должны следить за тем, чтобы в пути ты не привлекала к себе внимания, – тихо сказал он.

– Это первые мудрые слова, которые я услышала от тебя сегодня, – ответила Йоханна с улыбкой. – Лешек и Войслав мне помогут. Ты же оставишь его при мне?

– Да, Войслав останется с тобой. А ты тоже поедешь с нами?

Этот вопрос был адресован Лешеку. Тот закивал головой:

– Ну разумеется! Османьский назначил меня квартирмейстером и казначеем. Он сказал, что ему нужен надежный человек на этой должности.

– Значит, ты не сможешь помочь моей сестре, когда это будет необходимо, – обеспокоенно произнес Карл.

– Я поговорю с Добромиром. Он не болтун и хорошо относится к Яну. На него можно положиться.

– Надеюсь! – Карл был не уверен в этом, но у него не было иного выхода, кроме как согласиться с Лешеком. – Ты знаешь, когда мы отправляемся в путь? – спросил он у старика.

Тот покачал головой:

– Нет. Но вам следует попрактиковаться ездить с крыльями за спиной, чтобы лошади привыкли к их шуму. Кроме того, вам нужно научиться держать строй, чтобы вы могли вклиниваться в ряды противника подобно огромному копью.

– Это хороший совет, – сказала Йоханна и с вызовом посмотрела на брата. – До вечера еще несколько часов. Давайте потренируемся. Кто знает, удастся ли нам сделать это во время марша?

8

На родине близнецов известие о большой армии, которую собрал Кара-Мустафа, также взволновало всех. Единокровный брат Йоханны и Карла Матиас сидел за столом, держа в руках бокал с вином, и сердито смотрел на свою мачеху и любовницу.

– Я сдержу слово, данное Гунцбергу, и женюсь на одной из его дочерей! – заявил он раздраженно.

Геновева наклонилась вперед, так что стал хорошо виден ее бюст. До сих пор ее прелестей было достаточно, для того чтобы подчинить молодого человека, но на этот раз он отвел взгляд.

– Я решил остановить свой выбор на Кунигунде фон Гунцберг, – спокойно признес Матиас, хотя внутри у него все бурлило.

– Зачем торопиться? – колко спросила Геновева. – Девчонке всего четырнадцать лет, и она похожа на тощую курицу. Тебе придется подождать еще год или два, прежде чем ты сможешь разделить с ней ложе. – Она снова показала свою грудь, чтобы напомнить Матиасу, что с ней ему ждать не нужно.

Однако влияние мачехи на Матиаса стало заметно слабее. С тех пор как он узнал о военных приготовлениях турок, его мучила совесть. Бог наверняка взвесил грехи Матиаса, которых было немало, и решил, что он не достоин Царства Небесного.

Он переспал с женой отца еще при его жизни, лишил брата и сестру наследства и продолжал предаваться плотским утехам с мачехой. Все это казалось Матиасу настолько ужасным, что исповедь и покаяние больше не могли его спасти. Был лишь один способ примириться со своей совестью: он должен искупить свои грехи в борьбе с неверными. Только после этого можно будет жениться на Кунигунде фон Гунцберг и жить с ней в благословенном браке.

Не успел Матиас как следует обдумать все это, как его охватили сомнения. Мог ли он жениться до того, как Бог его простит? Не навлечет ли он этим гнев Господа на свою невесту, а возможно, и на ребенка, которого она зачнет?

Геновева почувствовала нерешительность пасынка. Она тут же встала и положила руку ему на плечо:

– Ты же знаешь, что я желаю тебе добра. Советую тебе облегчить свою душу, побеседовав с фратером Амандусом. Мой двоюродный брат уже несколько раз принимал у тебя исповедь и даровал тебе Божье прощение.

Сказав это, Геновева вспомнила, как они с Амандусом потешались над признаниями Матиаса. Ей нравилось чувствовать монаха в себе и одновременно слушать, как тот рассказывает об отчаянии ее пасынка и о своем совете быть сильным и противостоять соблазну.

«Возможно, Амандусу не стоило этого говорить?» – спросила себя Геновева. После этой исповеди прошло уже несколько недель, и пламя страсти Матиаса становилось все слабее. Раньше они совокуплялись несколько раз в неделю, но теперь все изменилось: в последний раз они были близки более полумесяца назад, и, судя по виду Матиаса, он не горел желанием предаваться с ней любовным утехам.

– Мои грехи слишком тяжелы, чтобы их мог отпустить простой монах, – мрачно произнес Матиас. – Тебе тоже следовало бы попросить Бога о прощении. Мы оба с тобой провинились, и я боюсь себе представить, что произойдет, если Господь нас не простит.

«Похоже, Матиас больше не собирается разделять со мной ложе, – возмущенно подумала Геновева. – Он хочет жениться на этой тощей девице только для того, чтобы иметь возможность удовлетворять с ней свою похоть».

Она понимала, что, женившись, пасынок полностью уйдет из-под ее влияния и ей придется довольствоваться ролью вдовы старого графа фон Аллерсхайма. После смерти мужа Геновева получила контроль над имением Аллерсхайм и была не готова так легко от него отказаться. Женщина выдавила из себя улыбку:

– Ты едешь на войну во имя Бога! Что может быть почетнее этого?

Матиас кивнул:

– Да, я буду сражаться во имя Бога.

«И ради прощения моих грехов», – добавил он про себя.

– Бог простит тебя и дарует тебе счастливое возвращение, – сказала Геновева нежным голосом.

– Вернувшись, я женюсь. И тогда ты со своим сыном…

– С нашим сыном! – тихо прошипела Геновева.

– …со своим сыном отправишься в имение, которое полагается тебе как вдове, и будешь жить там, – продолжил Матиас, не обращая внимания на ее недовольство.

На языке Геновевы вертелось с десяток резких ответов, но она не решалась произнести ни один из них. Узнав, что султан всех неверных собрал под свои знамена могущественную армию, чтобы завоевать государства Европы, ее пасынок увидел в этом следствие своих и ее грехов.

«Ты преувеличиваешь свою значимость, – подумала Геновева с насмешкой. – Ты явно не самый худший из грешников в этом мире».

– Ты меня поняла? – голос Матиаса снова стал резким.

Геновева кивнула:

– Поняла. Твоя любовь ко мне, в которой ты так часто меня уверял, была ложью. Ты просто хотел заполучить мое тело!

Матиас не поддался на ее упреки:

– Я поеду сегодня к соседям и скажу им, что готов возглавить часть франконского войска.

Они оба понимали, что на самом деле он пытается сбежать от собственной мачехи. Матиасу были знакомы ее хитрости во всем их разнообразии, и он боялся снова потерять над собой контроль и уступить Геновеве. Уж лучше он станет капитаном отряда.

Геновева сначала разозлилась на пасынка, но потом пожала плечами. Рано или поздно между ней и Матиасом должно было произойти отчуждение. Теперь она должна была сделать все возможное, чтобы себя обезопасить.

9

Едва Матиас успел покинуть комнату, как туда вошел фратер Амандус. Он обнял Геновеву и поцеловал ее.

Кузина резко оттолкнула его:

– Будь осторожен! Что, если одна из этих дур горничных ворвется сюда и увидит нас вместе?

– Разве мы с тобой не родственники? Разве мы не можем нежно приветствовать друг друга? – с преувеличенной манерностью спросил Амандус.

– Это слишком опасно, особенно если обо всем узнает Матиас…

Монах тихо засмеялся и махнул рукой:

– Вряд ли он сможет что-либо нам сделать. Матиас спал со своей мачехой еще при жизни отца. Это гораздо больший грех, чем тот, который мы с тобой совершили и продолжаем совершать…

– Он изменился, и я его боюсь, – призналась Геновева.

Амандус не воспринял ее слова всерьез:

– Замани его в свою комнату, задери юбки повыше, и он снова охотно в тебя войдет.

– К сожалению, теперь все не так просто. Матиас все больше от меня отдаляется и даже собирается жениться, прежде чем уйдет на войну. Меня же и моего сына хочет изгнать в имение, предназначенное для вдовы…

– Дорогая моя, ты само воплощение женственности. Даже Венера должна тебе завидовать. Как может этот олух Матиас от тебя сбежать?

– И тем не менее это так! Он все время твердит о том, что желает искупить свои грехи в битве с неверными. Черт знает, откуда у него взялась эта внезапная набожность? – сердито произнесла Геновева.

Услышав это, Амандус оторопел:

– Если я не ошибаюсь, Матиас говорил нечто подобное во время последней исповеди. Но я не воспринял это всерьез.

– Он чертовски серьезен, – сказала Геновева. – Если сейчас мой пасынок пойдет на войну, а затем вернется, я больше не буду иметь над ним власти. Дай бог, чтобы он хотя бы не отправил меня в монастырь!

Амандус успокаивающе погладил ее по плечу:

– Не унывай! Дорога до Вены долгая, а турки – отчаянные головорезы. Многие из тех, кто отправится на войну, не вернутся обратно.

– Я надеюсь, что Матиас окажется в их числе! – прошипела Геновева.

– Он ищет прощения грехов и потому будет стремиться в самый центр сражения. Таких людей почти всегда настигает смерть, – ответил Амандус со злобной усмешкой.

– Я была бы этому рада! Тогда наш сын, которого все считают потомком старого Аллерсхайма, стал бы преемником Матиаса, а мы с тобой смогли бы жить припеваючи как его опекуны. – От этой мысли лицо Геновевы прояснилось, но в душе все же осталась капля горечи. – Но что, если Матиас выживет и вернется?

– Тогда мы должны подготовиться к его возвращению, – сказал монах и подмигнул кузине. – Воины часто подхватывают на чужбине какую-нибудь болезнь и по возвращении домой умирают от нее. Почему бы этому не случиться с Матиасом фон Аллерсхаймом?

– Я тоже задаю себе этот вопрос, – ответила Геновева брату и разразилась смехом. Успокоившись, она провела рукой по его гладко выбритой щеке. – Матиас хочет отправиться сегодня к нашим соседям. Я была бы рада, если бы вечером ты предался молитве вместе со мной.

– Мы обязательно помолимся, – заверил ее Амандус, энергично двигая тазом.

10

Матиаса фон Аллерсхайма терзали сомнения. Такого с ним еще не случалось. Прежде он мало интересовался религией и даже посмеивался над своим благочестивым отцом. Но теперь тот являлся ему во сне и грозил страшнейшими адскими муками. Матиас также вспомнил, что старый граф выдворил двоюродного брата Геновевы Амандуса из своих владений и запретил ему когда-либо снова тут появляться. Однако монах уже много месяцев находился в замке и даже взял на себя роль священника, не будучи назначенным на эту должность.

Матиас подумал, что его отец перевернулся бы в гробу, если бы об этом узнал, и почувствовал, что бремя грехов стало еще тяжелее. Чтобы избежать этого ощущения, молодой человек обратил свои мысли на предстоящую кампанию.

Известие об огромной армии османов, которая должна была выступить против западных стран, распространилось по Франконии несколько недель назад подобно лесному пожару. Теперь нужно было срочно создать франконское войско, которое станет частью имперской армии. Высокородные господа из Вюрцбурга, Бамберга, Байрейта и Ансбаха, которые считались самыми влиятельными людьми во Франконии, уже назначили командира – Георга Фридриха Вальдекского, опытного человека, и доверили ему привести франков в Вену. Прежде всего, этот выбор помог предотвратить мелочную ревность князей-епископов и маркграфов во Франконском имперском округе. Вюрцбург и Бамберг никогда бы не допустили, чтобы командование принял Гогенцоллерн, а господа в Байрейте и Ансбахе не передали бы свою часть войска под управление человека, подчинявшегося князьям-епископам.

Матиас покачал головой, удивляясь себялюбию франконцев, ведь речь шла о защите христианского Запада от язычников. Но в подобных вопросах мелкому имперскому графу вроде него разбираться необязательно. Он должен был отправиться на войну и надеяться, что бремя его грехов будет уменьшаться с каждым расколотым им черепом неверного.

Погруженный в размышления, Матиас направился в конюшню, подозвал к себе шталмейстера и приказал оседлать его коня и еще четырех лошадей.

– Могу ли я спросить, господин, кто поедет с вами? – произнес шталмейстер. – У каждого есть свои предпочтения, и я хотел бы правильно подобрать лошадей.

Матиас подумал и назвал четыре имени, которые первыми пришли ему на ум:

– Хайнер, Шорш, Альбан и Фирмин.

Лишь после этого он вспомнил, что Фирмин был доверенным лицом отца и резко осудил его, Матиаса, после исчезновения близнецов. На мгновение он задумался, стоило ли брать с собой именно этого слугу. Однако Фирмин уже бывал на войне вместе со старым графом и обладал опытом, которого не хватало Матиасу и остальным слугам, которые должны были сопровождать его в Вену. Поэтому молодой человек не изменил своего решения и послал одного из конюхов за слугами.

Трое из них вскоре явились. Это были молодые ребята, горевшие желанием отправиться на войну. Для них это было приключение, которое позволило бы им избежать монотонной жизни в замке. Никто из них не задумывался о ранах и смерти.

Фирмин пришел чуть позже. Он стал рядом с Матиасом и скрестил руки на груди, ожидая приказа.

– Мы поедем сначала в Гунцберг, а затем в другие владения, где должны предоставить деньги и людей для нашего войска, – сказал Матиас четырем слугам.

– Значит, мы все-таки отправимся на войну! – воскликнул Шорш с сияющими глазами.

Фирмин поморщился:

– Поверь мне: война отвратительна, даже когда ты оказываешься победителем.

– Не каркай, старик, – усмехнулся Шорш.

– Если тебе страшно, лучше останься дома, – сказал Альбан и ухмыльнулся.

– Если позволит господин. – Впервые за долгое время Фирмин посмотрел прямо в глаза Матиасу.

– Фирмин поедет с нами. Более того, он будет моей правой рукой, – заявил тот и увидел изумление на лицах слуг. – На коней! – велел Матиас и запрыгнул в седло.

Его жеребец, немного нервный, но быстрый и выносливый, родился от лошади, которую его отец привез из Польши более двух десятилетий назад. При мысли о Польше и о лошадях Матиас вспомнил красивую молодую женщину, которая сопровождала тогда его отца. Она была очень дружелюбна с ним, пятилетним мальчиком, который оплакивал свою мать, и позже никогда не отдавала предпочтения собственным детям.

Вспомнив Йоханну и Карла, Матиас задрожал. После смерти матери близнецы были очень уязвимы и нуждались в его защите. Но он позволил мачехе затянуть себя в сети, а брата и сестру воспринимал исключительно как нарушителей спокойствия и претендентов на наследство.

– Боже, где же вы? Живы ли еще или ваша кровь на моей совести? – прошептал Матиас побледневшими губами и только теперь осознал, что все еще находится в замке, и увидел направленные на него взгляды озадаченных конюхов и слуг, выбранных им для военного похода. – Вперед! В Гунцберг! – крикнул он и пустил лошадь рысью.

11

Когда Матиас добрался до Гунцберга и вошел в рыцарский зал, он обнаружил там всех соседей, которых собирался навестить. Он коротко поздоровался с ними и с раздражением подумал, что они могли уже что-то решить, не вовлекая его в обсуждение.

Кунц фон Гунцберг, который по настоянию Геновевы должен был жениться на Йоханне, подошел к Матиасу с приветливой улыбкой и обнял его:

– Рад вас видеть, Аллерсхайм! Мы хотели наведаться к вам завтра и узнать, не желаете ли вы согласно старинному обычаю возглавить наше войско. В конце концов, ваши отец, дед и прадед когда-то были нашими капитанами.

Это предложение развеяло недовольство Матиаса, и он кивнул:

– Господа, я с радостью приму на себя руководство нашим войском и именно поэтому собирался навестить каждого из вас. Но раз уж мы собрались все вместе, то можем прямо сейчас обсудить, сколько лошадей, обозных повозок и припасов каждый из нас должен будет предоставить.

Гунцберг нахмурился:

– Почему это мы должны предоставлять припасы? Было сказано, что об этом позаботится император!

– Для начала нам нужно добраться туда, где император сможет обеспечить нас всем необходимым. По дороге нам придется либо питаться собственными припасами, либо покупать продовольствие, – ответил Матиас.

– Разве об этом не должен позаботиться капитан? – спросил один из присутствующих.

– Я позабочусь о своих людях, а вы о своих! – Матиас готов был оплатить часть расходов, но прокормить двести человек, а также их верховых и тягловых лошадей было не под силу даже ему.

На лице Гунцберга промелькнула тень. До сих пор он считал, что Матиас довольно наивен и легко поддается влиянию. Но теперь рыцарь Кунц понял, что тот обладал таким же непреклонным нравом, как и его отец.

– Мы сделаем все, что понадобится, – смягчился Гунцберг. – Но где вы планируете собрать людей? В своем имении? – спросил он, надеясь, что Матиасу придется хотя бы частично оплатить продовольствие для отряда.

Матиас немного подумал и кивнул:

– Вы и другие господа приведете своих людей ко мне за два дня до запланированного отъезда. Тем временем я подготовлю все к выступлению.

Имперские рыцари и заместитель настоятеля монастыря Святого Матфея вздохнули с облегчением, услышав, что Матиас с готовностью принял должность капитана. Дорога в Вену была долгой, и то, что они слышали о турках, ни у кого не вызывало желания ехать туда в одиночку. Поэтому они охотно согласились с предложением Матиаса и подняли бокалы, чтобы выпить за здоровье нового капитана.

– Перед отъездом вам следует жениться, – сказал рыцарь Кунц.

Он сам недавно в очередной раз сочетался браком, и живот его новой жены уже заметно округлился. Скоро в имении Гунцберг должен был появиться еще один ребенок, и старик надеялся, что это наконец-то будет мальчик. Поскольку Матиас (в качестве компенсации за потерю Йоханны) пообещал ему жениться на одной из его дочерей и при этом даже не потребовал приданого, рыцарь Кунц определил для него Кунигунду, которой было всего четырнадцать лет. Она была наименее привлекательной из его девочек, и таким образом ему удалось обеспечить ей богатого жениха.

Несколько друзей Кунца согласились с его предложением, но Матиас покачал головой. Он не хотел прикасаться к девушке отягощенными грехом руками, поэтому решил подождать с женитьбой до возвращения с войны.

– Я сочетаюсь браком с фройляйн Кунигундой после возвращения, – твердо сказал Матиас.

– Если бы вы поторопились, то, возможно, успели бы зачать наследника еще до отъезда, – заметил рыцарь Кунц.

Матиас подумал о своей мачехе. Девушке вроде Кунигунды не удалось бы выдержать противостояние с Геновевой, и он решил избавить свою будущую супругу от этой борьбы.

– Это окончательное решение, – заявил Матиас, снова удивив соседей своей непреклонностью.