Текст книги "Непокорная"

12

В далекой Польше Йоханна внимательно посмотрела на кольцо, которое висело перед ней на стойке, и поскакала вперед. Кончик копья, которое она до этого держала ровно, тут же начал покачиваться. Стиснув зубы, девушка протянула копье в направлении кольца, которое предстало перед ней слишком быстро, и что есть силы метнула. Раздался тихий звон, и кольцо соскользнуло с копья в ее правую ладонь.

– Очень хорошо! – похвалил сестру Карл.

Йоханна улыбнулась, но затем Адам вышел вперед и все испортил:

– Иногда даже слепая курица находит зерно. Так-то легко попасть в кольцо. А ты попробуй сделать это с закрытыми глазами.

Йоханна развернула коня и с возмущением посмотрела на Османьского:

– Это никому не под силу!

– Откуда ты знаешь? – насмешливо спросил Адам.

– В таком случае я требую показать пример. Или вы себе не доверяете?

Адам продемонстрировал бы этот трюк, даже если бы Йоханна над ним не насмехалась. Он сел на коня и направил конец копья к небольшому кольцу, которое Войслав снова повесил на стойку.

– Завяжешь мне глаза, Кароль? Если я просто закрою их, твой брат решит, что я подсматриваю.

– Пусть это сделает пан Игнаций. Меня могут обвинить в том, что я действую в интересах брата.

Карл бросил на Йоханну испепеляющий взгляд, поскольку тоже не верил, что Адам попадет в кольцо. Однако если капитан промахнется, его репутация изрядно пострадает.

Игнаций вскочил на коня и направился к Адаму.

– Вы что, с ума сошли? Как вы могли позволить этому малышу бросить вам вызов? – прошептал он.

На лице Османьского промелькнула улыбка.

– Не волнуйся. Я знаю, что делаю. Просто не отвлекай меня.

– Как скажете. – Игнаций взял у Войслава платок и завязал Адаму глаза. – Вы что-нибудь видите? – наконец спросил он.

Османьский покачал головой и, тихо щелкнув языком, погнал жеребца вперед. Животное тут же помчалось прямо к стойке с кольцом. Кончик копья точно указывал на цель.

– Ему и вправду это удастся! – выдавила из себя Йоханна.

Острие копья попало в кольцо. На мгновение показалось, что оно упадет на землю, но затем кольцо скользнуло по древку копья и оказалось в руке у Адама. Тот сорвал с головы платок, сам с трудом веря в то, что у него все получилось.

Вокруг послышались ликующие крики. Добромир засмеялся и похлопал Лешека по плечу:

– Ну, что скажешь? На такое способен только Османьский!

– Он – настоящий сармат! – согласился с ним одноногий ветеран.

– Игнаций и братья Выборские тоже сарматы. Нам повезло, что они наши офицеры, – радостно добавил Добромир.

– Можно и так сказать, – ответил Лешек и тихо усмехнулся.

«Даже если Йоханна научилась обращаться с саблей и копьем, она будет кем угодно, только не сарматом. Разве что сарматкой», – подумал он.

Тем временем Адам, наслаждавшийся всеобщим ликованием, ухмыльнулся и подъехал к Йоханне:

– Ну и что ты теперь скажешь?

– Вы говорили про слепую курицу и зерно? – с улыбкой произнесла Йоханна. – Признайтесь, капитан, вам просто повезло!

– Возможно. На, держи кольцо. Можешь оставить его себе на память.

Быстрым движением Адам бросил кольцо Йоханне. Та невольно поймала его и в замешательстве посмотрела на Османьского, а затем передала кольцо Войславу:

– Повесь его на прежнее место. Я тоже попробую!

– Ты что, с ума сошел? – крикнул ей Карл.

Йоханна коротко рассмеялась:

– Возможно! Но это в любом случае лучше, чем просто сидеть и ждать отъезда.

– Вообще-то мы каждый день отрабатываем атаку в строю, – напомнил ей Карл.

– Вот поэтому-то я и хочу заняться чем-нибудь еще – пусть даже кому-то это кажется безумием! – Йоханна взяла в руки копье и направила его так, как до этого сделал Адам.

Игнаций завязал ей глаза, и девушка поехала вперед, ничего не видя и отчаянно пытаясь вспомнить, где именно висит кольцо.

Остальные застонали, когда острие ее копья не попало в кольцо. Йоханна на мгновение разочаровалась, но затем увидела одобряющие взгляды окружающих и поскакала обратно.

– Ты молодец, хоть и не попал в цель. Еще чуть-чуть, и тебе бы это удалось, – сказал ей Адам.

– Чертовски трудно вспомнить, где висит кольцо, – призналась Йоханна.

– Я тоже попробую! – крикнул Игнаций и занял позицию.

Карл завязал ему глаза и заявил, что хочет быть следующим.

Адам поморщился.

– Видишь, что ты наделал? – с упреком спросил он у Йоханны. – Теперь мои всадники не остановятся, пока каждый из них не попробует попасть в кольцо, а их более семидесяти человек!

– Могло бы быть и больше, если бы прибыло обещанное господином Даниловичем подкрепление. – Девушка улыбнулась и заняла место в очереди, состоявшей из тех, кто хотел попытаться вслепую попасть в кольцо.

Адам посмотрел на нее и тихо выругался:

– Вот ведь упрямая девчонка!

Единственным, кто это услышал, был Лешек. Старик довольно улыбнулся. «Значит, капитану все-таки обо всем известно, – подумал он. – Хорошо, что я наконец-то в этом убедился. В любом случае теперь защитить юную даму будет гораздо легче и ее точно не отправят в первом ряду против турок».

13

Татары были на марше. Мунджа радовалась, ведь это означало, что изгнание ее отца закончилось. За последние несколько дней она познакомилась с Бахчисараем, столицей Крымского ханства, и осознала разницу между Мурадом Гераем и Азадом Джималом. Первому не приходилось жить в юрте, ведь у него был собственный дворец, который, по словам ее отца, мог бы находиться в одном из пригородов Константиние. Его жены и дочери носили шелковые одежды и тяжелые золотые украшения. Они также умели читать и писать и превосходно играли на гусле.

Мунджа переняла у них несколько песен и теперь напевала одну из них. Речь в ней шла о возлюбленном, который отправился в степь, чтобы снискать себе славу и завоевать богатую добычу, а затем предстать перед отцом любимой девушки и попросить ее руки. Мунджа подумала, что татарские девушки пользуются большей свободой, чем дочери османских сановников, которым разрешалось появляться за пределами своих жилищ только в широких одеждах, скрывавших фигуру, и с закрытым лицом. При этом она поняла, как тяжело ей будет снова привыкнуть к жизни в Константиние.

Верблюд, на спине которого был установлен паланкин, в котором сидели Мунджа и ее рабыня, внезапно остановился. Мунджа с любопытством выглянула наружу и увидела татар, которые присоединились к войску Мурада Герая. Наездники сильно отличались друг от друга внешним видом и снаряжением. Так, бóльшая часть воинов Мурада Герая носила кольчуги и остроконечные шлемы и была вооружена саблями, пистолетами и длинными ружьями искусной работы. Другие же татары были одеты в длинные стеганые кафтаны, а их головы венчали либо шлемы с меховой оторочкой, либо меховые шапки. Из оружия преобладали короткие копья, сабли, луки и стрелы. Хотя лишь у некоторых имелось огнестрельное оружие, все выглядели довольно воинственно.

Мунджа заранее жалела людей, на которых эти мужчины собирались напасть. Для них было важно не завоевание территорий и политическое господство, а военная добыча, особенно рабы. Не смущаясь присутствием светловолосой Мунджи, всадники хвастались тем, сколько красивых белокурых девственниц они захватят в Австрии и продадут в рабство.

«Бог устроил так, чтобы были хозяева и слуги. Но действительно ли Он хотел, чтобы незнакомцев, которые никому не сделали ничего плохого, уводили с родной земли и принуждали к рабской жизни вдали от дома?» – спросила себя Мунджа. Бильге тоже была рабыней, но темнокожая девушка родилась в Константиние и не была похищена.

Исмаил-бей подъехал ближе и остановил жеребца рядом с их паланкином. Мунджа с радостью заметила, что отец улыбается. Она знала, каким сильным ударом стало для него изгнание, но теперь он мог встретиться с падишахом в Белграде и передать ему свою просьбу. После этого Мехмед Четвертый, несомненно, вернет ему прежнюю должность, и Кара-Мустафа-паша не сможет этому помешать.

– О чем задумалась, дитя мое? – спросил Исмаил-бей у непривычно молчаливой дочери.

– О том, что султан примет тебя обратно к своему двору, – ответила Мунджа.

– Да будет на то воля Аллаха! Но Кара-Мустафа постарается этому помешать. – На мгновение лицо Исмаил-бея стало серьезным, но затем он прогнал мрачные мысли и засмеялся. – Все будет хорошо, дочь моя. Если великий визирь одержит победу, он должен будет проявить великодушие.

– А если он потерпит поражение?

– Даже не думай об этом, дочь моя! Войско падишаха, да продлится его правление тысячу лет, непобедимо. Посмотри хотя бы на эти тысячи татар. Этого войска достаточно, чтобы опустошить земли врага и заставить его истечь кровью в бесчисленных схватках. Прибавь сюда армии господарей Валахии и Молдавии, а также бесчисленное множество других народов великой империи сынов Османа. Наши янычары обратят неверных в бегство, превратив их в заикающихся трусов.

Мунджа не знала, действительно ли ее отец верил в это или же просто хотел, чтобы доносчики сообщили о его словах Мехмеду Четвертому и Кара-Мустафе. Чтобы вернуть себе благосклонность великого султана и положить конец вражде с великим визирем, Исмаил-бей вынужден был расхваливать их обоих, хотя в случае с Кара-Мустафой это давалось ему нелегко. Мундже отец приказал держать язык за зубами и в разговорах с женами Мурада Герая и его военачальниками не произносить о великом визире ни одного худого слова.

– Будем надеяться, что это будет быстрая и успешная кампания, отец, – сказала Мунджа и еще сильнее отодвинула занавеску паланкина, чтобы лучше видеть, как к войску присоединяется новый отряд.

Это были всадники Азада Джимала, и, несмотря на свой преклонный возраст, хан лично вел их на войну. «Если бы его старший сын Ильдар был жив, Азад Джимал наверняка поручил бы это ему», – подумала Мунджа. При этой мысли она вспомнила молодого поляка, который убил татарина. Ей было немного жаль, что она больше никогда не увидит этого юношу. Девушка часто представляла себе его лицо и восхищалась смелостью, с которой он бросил вызов жестокому хану.

– А что будут делать поляки? – невольно спросила она.

Ее отец пожал плечами:

– Этого не знает никто. Но если они вступят в войну на стороне алманлар, то пожалеют об этом. Могущественный Кара-Мустафа сотрет их в порошок.

Мунджа подумала, что это было одно из высказываний, которые, как надеялся Исмаил-бей, дойдут до слуха Кара-Мустафы и заставят его проявить милосердие. Девушка понимала, что ее отец отчаянно пытается вернуть себе прежнее положение. Мунджа молилась, чтобы он в этом преуспел, но сейчас ее больше интересовал военный поход, и она задала вопрос о дунайских княжествах:

– Разве люди, живущие там, не христиане?

– Христиане. Но они греются в лучах милости падишаха, – ответил Исмаил-бей. – Они подчиняются ему и обязаны платить налоги, а также предоставлять воинов, когда он им это приказывает.

– Станут ли они сражаться со своими единоверцами, если в этом возникнет необходимость? – снова спросила Мунджа.

– Если они этого не сделают, то навлекут на себя гнев падишаха. Их господари будут обезглавлены или посажены на кол, а простые люди должны будут платить более высокие налоги и поставлять рабов. Поэтому они будут сражаться.

Исмаил-бей был достаточно хорошо знаком с валахами и молдаванами, чтобы знать: за славу Османской империи они будут бороться без особого рвения. Значит, Кара-Мустафа вынужден будет за ними следить. Во время этого военного похода самодовольный великий визирь мог навредить османам больше, чем немцы. Пока он разумно руководил своей армией, она была непобедима, но любая ошибка с его стороны могла дать противнику именно то преимущество, которое необходимо, для того чтобы защитить свои позиции от мусульманской армии.

Мунджа задала отцу еще несколько вопросов, и он ответил на них – настолько подробно, насколько посчитал необходимым. Пока что военный поход напоминал развлекательную поездку, и Исмаил-бей надеялся, что так будет хотя бы еще какое-то время. Но как только они достигнут пограничных регионов, ему тоже придется взять в руки саблю.

14

Многие говорили, что в этом году антихрист должен был прийти в мир и принести с собой смерть и разрушение. Польскому королю Яну Третьему с трудом удалось победить своих противников и собрать войско, которое могло бы защитить Краков и Малую Польшу и отправиться в Австрию, чтобы выступить вместе с союзниками против турок. Но именно союзников императору Леопольду не хватало. Большинство немецких князей отказались предоставить войска, хоть и были обязаны сделать это. Многие из них испугались угроз Людовика Четырнадцатого или же купились на французское золото.

Пруссия прислала лишь несколько тысяч талеров, но ни единого мушкетера, а другие северогерманские князья и вовсе проигнорировали призыв императора. Напротив, саксонский и баварский курфюрсты Иоганн Георг Третий и Максимилиан Эмануэль предоставили свои войска, да и во Франконском имперском округе звучали барабаны, призывающие рекрутов. Хотя их войска уже стояли на границе с Францией, франконцы выставили еще восемь тысяч человек, спеша прийти на помощь императору.

Матиас фон Аллерсхайм был одним из капитанов франконцев. Он выполнял свои обязанности с упорством, которое удивляло всех, кто думал, что хорошо его знает. Его соседи были рады, что именно он вел их на войну, ведь Матиас добился, чтобы его войско было оснащено как можно лучше, и следил, чтобы ни один человек из его отряда не страдал от холода или голода. Тем не менее его люди стонали от усталости, ведь в дополнение ко всему капитан заставлял их каждый вечер перед ужином упражняться с пикой. Мушкетерам же, составлявшим четвертую часть от всего войска, приходилось в это время стрелять по мишеням.

Из франконских дворян к Матиасу присоединились только двое. Он следил за тем, чтобы им было чем заняться, но держался во время марша поближе к Фирмину, чей опыт мог ему пригодиться. Слуга постепенно стал доверенным лицом Матиаса и даже мог иногда позволить себе быть откровенным.

В этот вечер Фирмин подсел к хозяину по окончании муштры и сказал:

– Хоть ребята и ворчат, но скоро они поймут, как важно уметь обращаться с пикой и мушкетом.

Матиас кивнул:

– Когда мы встретимся лицом к лицу с отрядами неверных, каждый из наших солдат должен быть готов убить как можно больше врагов.

– Они не разочаруют вас, господин! – заверил его Фирмин. Взяв миску с супом, который был сегодня на ужин, слуга задумчиво посмотрел на Матиаса. – Позволите вас спросить?

– Валяй. – Матиас полагал, что Фирмина интересует что-то, связанное с военным походом.

– Не сердитесь на меня, господин, но этот вопрос вертится у меня на языке уже долгое время. Правда, до сих пор я не осмеливался заговорить об этом с вами…

Матиас удивленно поднял глаза:

– О чем ты?

– О милостивой госпоже графине, то есть о вашей мачехе. На время своего отсутствия вы доверили ей управлять имением.

– У меня не было другого выхода, – сказал Матиас.

– Вам следовало жениться, – укоризненно произнес Фирмин.

– У меня были причины не спешить с этим.

Матиас разозлился на слугу. Фирмин не имел права травить ему душу, напоминая о причинах его мучений. Сначала он не женился, потому что попал под пагубное влияние Геновевы, а затем не пожелал вести невесту к алтарю, оставаясь грешником.

– Тем не менее вы должны вскорости жениться, чтобы вашим преемником стал истинный Аллерсхайм, – продолжал Фирмин.

– Но ведь у меня есть маленький брат…

«Точнее, сын», – добавил про себя Матиас.

Фирмин печально покачал головой:

– Знаете, господин, у вашего отца были сомнения относительно того, кто отец этого ребенка.

«Это все моя вина. Ребенок был зачат в грехе, в грехе и родился», – подумал Матиас, исполненный презрения к себе.

– Так вышло, господин Матиас, что за девять месяцев до рождения вашего эээ… младшего брата я сопровождал графиню в Фирценхайлиген, где она хотела помолиться за выздоровление своего мужа. Граф Аллерсхайм приказал мне не спускать с нее глаз, и я выполнил его повеление. И не зря, господин Матиас. В то время фратер Амандус тоже находился в Фирценхайлигене и был весьма рад встретить там свою кузину. Не буду ходить вокруг да около – эти двое провели ночь вместе.

Я хотел утаить это от вашего отца, но он сказал мне прямо в глаза, что подозревает жену в измене с Амандусом. Видите ли, вскоре после свадьбы ваш отец застал графиню Геновеву в объятиях ее двоюродного брата. Что именно произошло в тот вечер, я не знаю, но граф прогнал монаха из замка и запретил ему когда-либо возвращаться в Аллерсхайм. Вашему отцу не понравилось бы, если бы он узнал, что этот черноризец снова слоняется по имению и, скорее всего, их любовная связь с вашей мачехой продолжается. Амандус довольно часто является в покои графини, чтобы помолиться вместе с ней. Однако Гретель, служанка с кухни, однажды проходила мимо ее комнаты… Звуки, которые доносились оттуда, вовсе не напоминали молитву…

Фирмин увлеченно продолжал, не замечая, что Матиас становится все бледнее. Амандус любовник Геновевы? Это известие поразило молодого человека, как удар по голове. Услышав об этом от Фирмина, Матиас задался вопросом, почему он сам ничего не замечал. Ведь все признаки были налицо!

Однако еще больше его потрясло другое. Фирмин заявил, что визит Геновевы в Фирценхайлиген состоялся ровно за девять месяцев до рождения ее сына. В то время Матиас вступал с ней в половую связь лишь дважды – за три недели до ее поездки в Фирценхайлиген, когда его отец отправился на охоту, будучи гостем маркграфа Иоганна Фридриха Бранденбург-Ансбахского, и примерно четыре недели спустя, когда старый граф оправился после болезни и поехал к настоятелю Северинусу, чтобы пожертвовать деньги на нужды монастыря в честь своего выздоровления. Следовательно, если Матиас действительно был отцом этого ребенка, тот провел в материнской утробе либо десять, либо всего восемь месяцев. Матиас вспомнил: повитуха утверждала, что ребенок выглядит так, как и положено выношенному новорожденному.

В порыве гнева Матиас приказал конюху оседлать жеребца. Он собирался поехать домой и призвать к ответу этих двух негодяев. Но когда конюх привел коня, Матиас уже немного остыл. У него был долг перед подчиненными, которых он не мог оставить на произвол судьбы. Кроме того, Вальдекский мог счесть его ненадежным и даже поставить сзади, где он не сможет искупить свои грехи ценой горы из языческих черепов.

С трудом взяв себя в руки, Матиас приказал конюху отвести жеребца на место и обратился к Фирмину:

– Спасибо, что открыл мне глаза, и прости за то, что я пренебрегал тобой и оскорблял и тебя, и других, таких же преданных, как ты, слуг.

– Ничего страшного, – ответил Фирмин не совсем искренне, ведь он был оскорблен до глубины души, когда его понизили до статуса обычного слуги. – Жаль только, что графиня довела Йоханну и Карла до отчаяния и им пришлось сбежать, – добавил он, разбередив очередную, еще более болезненную рану.

Молодой граф подумал о завещании отца, которое фратер Амандус подделал по наущению Геновевы. Он, Матиас, мог бы предотвратить это, но вместо этого дал мачехе полную волю. Из-за страха перед ней близнецы сбежали, а их мать незаслуженно получила репутацию прелюбодейки.

При этом настоящей прелюбодейкой была именно Геновева. Отец Матиаса знал об этом, потому и лишил ее и тогда еще не родившегося ребенка наследства. Как, должно быть, потешалась над старым графом его вдова, когда ей удалось подделать завещание и получить долю наследства для себя и своего сына.

«Должно быть, я безумец», – промелькнуло в голове у Матиаса. В этот момент он отдал бы половину Аллерсхайма, лишь бы узнать, что случилось с близнецами. «Карл – умный парень, – сказал себе молодой граф, – он наверняка нашел какой-нибудь выход». Однако это была лишь смутная надежда, которая не могла успокоить его совесть.

15

Земля задрожала под копытами семидесяти лошадей, скачущих галопом бок о бок по лугу; звук, похожий на шум бури, наполнил воздух. Он исходил от орлиных перьев на гусарских крыльях, которые выступали высоко над головами всадников.

Йоханна посмотрела на кончик своего копья и с удовлетворением заметила, что оно было на одном уровне с копьями остальных гусаров. Справа от нее ехал Добромир, а слева молодой человек, который лишь недавно присоединился к отряду Османьского, но тоже хорошо справлялся с оружием.

Прозвучал сигнал трубы, и весь отряд повернул направо. Это был трудный маневр, ведь солдатам, скачущим с внешней стороны, приходилось преодолевать большее расстояние, чем остальным. Но и с этим заданием гусары справились. Наконец Османьский поднял руку. Снова раздался сигнал трубы, и отряд остановился.

– Это было неплохо! – похвалил Адам своих людей. – На сегодня хватит. Позаботьтесь о лошадях, а затем возвращайтесь к себе. Офицеры, за мной!

Последнее предложение было адресовано Йоханне, Карлу и Игнацию, которого Адам официально назначил своим заместителем. Все трое спешились и передали поводья слугам. Йоханне по-прежнему прислуживал Войслав, в то время как ее брат нашел себе нового слугу.

– Интересно, чего хочет от нас капитан? – спросил Карл, но ни его сестра, ни Игнаций не смогли ответить на этот вопрос.

Заинтригованные, офицеры вошли в маленький замок, который король назначил им в качестве временного жилища, и собрались вокруг Адама. Тот уселся за стол, приказал слуге принести вина и по очереди оглядел офицеров, пока его взгляд не остановился на Йоханне:

– С завтрашнего дня ты больше не будешь ездить в первом ряду. Ты возглавишь второй ряд, как только прибудет подкрепление.

– Но это затронет мою честь! – воскликнула Йоханна, словно обиженный мальчишка. – Я Выборский! Ни один Выборский никогда не ездил во втором ряду, как обычный слуга.

– Ты будешь не слугой, а капитаном второго ряда, – спокойно пояснил Адам.

– Османьский прав, – подхватил Карл. – Ты не вписываешься в первый ряд из-за роста.

– Может, я и ниже тебя, но уж точно не трусливее! – вспылила Йоханна.

– Ребята, вы спорите из-за бороды императора, как сказали бы немецкие наемники, – заметил Игнаций. – Пока что мы получили подкрепление, которое составляет менее десяти человек. Этого хватило лишь на то, чтобы возместить наши потери.

– Подкрепление еще прибудет.

В голосе Адама прозвучала надежда. Он знал, что королю нелегко создавать боевую армию, но времени было в обрез. Турки уже покинули Белград и продвигались к границам Австрии. Однако вместо того чтобы отправиться на юг, его величество все еще был в Варшаве.

– В крайнем случае нам придется повести в бой тех всадников, которые у нас есть, – сказал Карл, который мог рассуждать о сложившейся ситуации спокойнее, чем остальные.

– Это будет позором! Все станут смеяться над нами, – сердито выпалил Адам.

– Даже если и так, только до первой битвы! – Карл улыбнулся, но сестра, знавшая его достаточно хорошо, понимала: он сделает все возможное, чтобы одержать победу под знаменем, которое Ян Третий передал их отряду.

– Я не думаю, что какой-то другой отряд будет сражаться лучше, чем наш, – поддержал Карла Игнаций.

Адам невольно рассмеялся:

– Пресвятая Богородица, пошли мне такую же уверенность, как у вас! Да, мы будем хорошо сражаться, в этом я уверен. Тем не менее нам не помешало бы еще несколько всадников. У вас нет друзей, которых можно было бы привести в наш отряд?

Вопрос был адресован в первую очередь Игнацию, ведь Адам знал, что у близнецов почти не было знакомых в этой стране. Но, к его удивлению, Йоханна подняла руку:

– Когда мы с братом ехали в Польшу, мы познакомились с тремя молодыми людьми. Если не ошибаюсь, вчера я видел в городе одного из них. Это был один из братьев Смулковских. Он явно не выглядел счастливым в мундире простого пикинера.

Адам не знал Смулковских, но решил, что человек, который, по словам Йоханны, учился в Париже, вряд ли мог бы радоваться мундиру пикинера.

– Думаешь, тебе удастся его найти? – спросил он Йоханну.

Та кивнула:

– Их наверняка поселили недалеко от нас. Если хотите, я туда съезжу.

– Возьми с собой пять или шесть человек. Может случиться так, что офицеру Смулковского не захочется отдавать нам своего солдата.

Адам усмехнулся. Даже если речь шла об одном-единственном человеке, это было лучше, чем ничего.

– Ты поедешь с Яном! – сказал он Карлу.

– Я бы сделал это и без вашего приказа.

– Это был не приказ, а просьба.

Карл удивленно посмотрел на Адама. «Неужели он что-то заподозрил?» – спросил себя юноша. Но Османьский, продолжавший давать указания, выглядел так, будто совсем не думал о Яне Выборском.