Текст книги "В поисках духа свободы. Часть 2. Южная Америка"

Глава 18.4
Гуатапе. Башня тёмного стража

К чему обладать даже всей землёй, если после своей жизни ты не будешь хозяином ни единого волоса на своей голове?

Адриано Челентано

Отправляясь в то или иное место, мы не всегда представляем, что нас там ждёт и к чему надо готовиться, но если это путь к Эль Пеньолю (El Peñol), то главные задачи чётко определены: доехать до места, взобраться на скалу и смотреть, смотреть, смотреть. Но если первая часть предстаёт не такой уж сложной проблемой, поскольку от Медельина ходят прямые автобусы, то вторая треть задачи может загнать в тупик кого угодно. Эль Пеньоль – один из самых больших в мире цельных природных монолитов. Причём другие подобные ему находятся в откровенно гористой местности, и, впервые увидев эту махину среди озёрного края, навсегда сохраняешь недоумение, как природе пришло в голову создать что-либо подобное…

Ненасытный дождь встречал нас у самого основания утёса. Он скользил по телу и стекал по волосам, забирался под майку и пускал ручьи под изрядно вымокшими ногами. Нам было негде укрыться – и мы шли по дороге, делая вид, что вовсе не замечаем его, лишь бы поскорее добраться до подъёма. Но дождь, словно понимая это, становился всё сильнее, силясь привлечь к себе внимание и задорно барабаня по прогретому от полуденной жары асфальту. Воздух вмиг напитался влагой, и я ощутил себя в настоящей бане. И только пройдя стоянку туристических автобусов у самого начала подъёма, мы почувствовали, что он стихает, очевидно, понимая, что теперь мы в любой момент можем нырнуть под своды кафе, тесно прижавшихся кровлями друг к другу, и он уже ничего не сможет нам сделать.

Высокая доминанта скалы устремилась вверх чёрным силуэтом, резко контрастирующим с мягкими рюшами изумрудных джунглей, разросшихся в озёрной долине. Опираясь на узкую расселину в её теле, вверх поднимается бетонная лестница длиной в сотни ступеней, которая уводит к самой вершине башни, венчающей скалу. И пока свежий воздух и солнечный свет приветливо ласкают тебя на лоне природы, ты, кряхтя и обливаясь пóтом, в который раз мысленно проклинаешь себя за то, что так мало времени уделяешь своей физической подготовке. Однако едва ступени остаются позади, как проблема собственной выносливости отступает на второй план, а затем и вовсе улетучивается до следующего похожего приключения, так как природа с лихвой вознаграждает твои усилия потрясающими видами с бесконечным разнообразием деталей. В этот миг от усталости не остаётся и следа.

Эта высота стоила того, чтобы её покорить: множество протоков перемежается с островками терракотовых крыш на виллах, жгуты тропинок и дорог стягивают берега, клетки полей жмутся к квадратам лесных массивов. Огромная долина напоминает фракталы: какую бы деталь ты ни начал рассматривать, увидишь в ней ещё сотни и тысячи нюансов, способных сделать твоё созерцание ещё глубже.

Плюшевые холмы волнами накатывают на пространство, освободившееся от чёрной глади воды, и обнимают небеса. А там, в вышине, идёт своя игра: тучи театрально заслоняют солнце, изливая дожди на землю, и без того влажную от наигранных слёз, а затем, всхлипывая, покидают небосклон, словно в мелодраме. Одна мизансцена следует за другой, и кажется, что ты становишься свидетелем какой-то грандиозной репетиции, только никак не можешь уловить смысл происходящего – является ли это постановкой «дня общего благоденствия» или «страшного суда», но масштаб декораций и охват действующих лиц достоин внимания настоящего режиссёра. Отдохнув в открытом кафе и выпив освежающего сока с добавлением ледяной крошки, мы решили, что пришла пора спускаться с небес на грешную землю. После горы мы планировали осмотреть ещё близлежащую деревню, тем более что автобусы в обратный путь отправлялись именно оттуда.

Не польстившись на тук-туки, поджидавшие туристов у подножья скалы, мы пошли пешком, чтобы сделать несколько фотографий горы со стороны озера. Большие разноцветные автобусы скучали в ожидании своих туристических групп, а те, кто уже вернулись, коротали время, высунув из окон руки и распевая песни. Идти вниз было намного легче, чем взбираться на вершину, и мы радовались нашей прогулке, пока настырный дождь снова не вонзил прозрачные нити воды в ненасытную землю. К счастью, мы быстро справились с намеченным планом, а за мостом нам посигналил проходящий транспорт, в котором нашлась пара свободных мест. Вскоре мы вышли на одной из деревенских улиц.

Гуатапе похож на карамельный десерт: его дома будто сложены из плиток шоколада с фруктовыми вкусами, а по цоколю облицованы листами бельгийских вафель, украшенных разнообразными рисунками. Здесь хочется попробовать всё: откусить маленьких купидончиков в фонтанах, испить нектар из вазонов, полизать висящие под карнизами цветочные горшки. Очень трогательно, что горожане так нежно заботятся об облике своего селения, особенно когда подумаешь, сколько труда было вложено в каждый фасад. Цветные орнаменты скачут вдоль мостовой, бросаясь в глаза яркими кляксами: ослики, голуби, булочники, кузнецы, цветочные рисунки и геометрические фигуры.

В ярких солнечных лучах нарядные сооружения сияют оптимизмом и радостью. В этой атмосфере и сам заряжаешься позитивной энергией. Каждое здание лучится любовью к своему родному месту, и, глядя на них, проникаешься уважением к людям, не жалеющим внимания и времени на красоту и опрятность. Мы с удовольствием бродили узкими улочками, чувствуя, что попали в какую-то сказку. Благожелательные люди, размеренный ритм жизни, спокойные воды водохранилища – мы и не заметили, как пролетело время, остававшееся до отправления транспорта, и настала пора возвращаться в мегаполис. Закрываясь, двери автобуса захлопнули для меня и этот волшебный мир, перенося меня обратно в реальность большого города.

Глава 18.5
Картахена. Испанский Эльдорадо

Внутри каждого человека идёт борьба злого волка с добрым. Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.

Индейская притча

Каждый человек, услышав знакомое название, запускает в своей голове ассоциативный ряд. Он может быть как огромным и ярким, если с этим местом связана длинная цепочка воспоминаний, так и коротким, как вспышка пороха, если знакомство с местом было мимолётным. Всё, что я знал о Картахене, шло из хорошего старого фильма «Роман с камнем», где Майкл Дуглас в роли героя-одиночки спасает даму и её сестру, а также мимоходом наказывает нескольких злодеев и отбирает у них огромный изумруд. Конечно, я понимал, что художественный образ города, затерянного где-то в зелёной кудрявой кроне гор, вряд ли соответствует реальности, но из моей памяти всё равно не выходили узкие мощёные улицы и цветастые облупленные фасады колониальных зданий, а в лучах луны поблёскивал гранями крупный изумруд, завораживая мой взгляд своими волшебными зелёными бликами.

Подступы к старой Картахене ничем не отличались от других городов Латинской Америки, и если бы меня привезли сюда с закрытыми глазами, а перед этим изрядно опоили снотворным, я бы ни за что не догадался, в каком городе нахожусь сейчас. Очередной автобус выплюнул нас из своей металлической пасти, и мы со своими большими рюкзаками оказались в гуще плавящихся от жары улиц. Полчаса ходьбы примирили нас с мыслью, что тяжёлый груз ответственности поиска жилья – это совсем не метафора, а суровая действительность. Истекая по́том, мы прорывались к намеченному кварталу сквозь плотный людской поток, заливший узкие тротуары. Вокруг нас выстроились рядами стандартные дома на одинаковых улицах, но едва мы просочились в тощие проулки квартала Хестемани (Gestemani), как поток необычных мелочей, каких-то почти незаметных деталей и сочетаний красок дали нам понять, что у этого города есть своё лицо.

Обойдя несколько отелей со спрятанными в тени патио и будучи уже на последнем издыхании, мы решили всё же остановиться в одном из них, не в силах продолжать поиск более подходящего места. Гостиница обладала двумя несомненными плюсами: нам был предоставлен кондиционер в номере площадью четыре квадратных метра, где кроме койки ничего не помещалось, и место в общем холодильнике, куда можно было положить пиво, успевавшее нагреться за то время, пока его несли из ближайшего магазина. Были здесь и два небольших минуса: встречавший нас на пороге таракан и нестабильная подача горячей воды. Впрочем, от первого минуса мы легко избавились, а со вторым быстро смирились.

Жаркий воздух казался жгучим парафином, стекавшим сверху прозрачными нитями и заливавшим всё свободное пространство, не охваченное тенью. Мы не нашли в себе сил больше сдвинуться с места и после продолжительного душа, который подарил облегчение лишь на миг, выбрались недалеко – во внутренний дворик, где расположились на пластиковых сиденьях едкого жёлтого цвета. Это были единственные детали, нелепо выделявшиеся своими неестественными цветами. Остальные предметы прикрывались скромными бежевыми, зелёными и терракотовыми оттенками, совсем не претендуя на экстравагантный стиль чуждых им инородных предметов.

Этому дворику больше подошли бы плетёные кресла, матерчатые шезлонги и витиеватые чугунные столики с прозрачными столешницами, где можно было гармонично расставить металлические ведёрки, отороченные белыми накрахмаленными полотенцами. В них бы нежились притягательные тёмные бутылки прохладного вина, запотевшие от долгого томления в неволе, однако ещё не настолько продолжительного, чтобы тонкий аромат утратил свежесть и энергию. Но, к сожалению, стоимость нашего пристанища не предполагала таких изысков, поэтому дневное время мы проводили с минимумом комфорта и максимумом фантазии, заменяя вино пивом, а лозу – пластиком.

Впрочем, ближе к вечеру, когда рассудок, одурманенный лучами тропического солнца, стал возвращаться к реальности, а густая ночь – проникать во все доступные ей дворы, мы собрали волю в кулак и, ненадолго задержавшись у магазина, с лёгким алкогольным амбре проследовали к старой крепости. По легенде, её осаждал ещё сэр Френсис Дрейк. Правда, тогда она не была так обширна и высока. До него за превосходство на этом побережье безуспешно бились англичане. Неизвестно, что именно: слава бескомпромиссного моряка, правильная тактика или стечение обстоятельств – позволили пирату захватить город под покровом ночи. А так как Картахена славилась богатейшими караванами драгоценностей, отсылаемых из Америки в старый свет, город был вожделенной целью для многих солдат удачи. За выкуп крепости обратно под власть испанской короны флибустьер затребовал грандиозную сумму, но, так и не дождавшись ответа, спустя некоторое время опустошил местную казну и оставил город. Этот урок пошёл испанцам на пользу, так как после этих событий в Картахене и её окраинах десятилетиями интенсивно строились крепостные валы, береговые укрепления и орудийные редуты, впоследствии неоднократно уберегавшие город от вторжений англичан и французов.

Я же в полной уверенности, что если кто и будет противостоять мне в покорении городских укреплений, так это продавцы всяких безделиц, не терзаясь сомнениями, вступил на территорию, находившуюся прежде в полном распоряжении испанских рыцарей. Вид города впечатлял: мощные стены зданий, вцепившись друг другу в плечи, замерли в хороводе исполинов ренессанса. Булыжник улиц, вздыбившись, словно пузыри лавы заснувшего вулкана, встряхивал внутренности любого, кто осмеливался с непривычки прокатиться по мостовым на праздничных каретах. Сидя на небольших табуретах около микроскопических прилавков, неутомимые торговцы ловили покупателей в сети своих призывов. Акцентный свет раскрывал малейшие неровности фасадов, делая их непревзойдёнными шедеврами колониальной архитектуры. Возле церкви Святого Петра (San Pedro Claver) странные скульптуры из поржавевшего металла вели свою стальную жизнь: швея строчила на старенькой машинке, разносчик фруктов предлагал свой товар, двое молодых людей застыли над шахматной доской. Словно злое колдовство окутало этих людей, заставив их навсегда замереть в неудобных позах.

Да, Картахена приодета и напудрена, чтобы заманить в свои силки доверчивых туристов, столь падких до мелочных преставлений и доступной роскоши, способных отбить чувство самосохранения и достоинства. Здесь всего вдоволь: свадьба в соборе, танцы на площади, прогулки под луной в экипаже, вожделенные бары и прелестные сувениры. Вся территория внутри каменных стен стала для посетителей крошечным Диснейлендом Средневековья, где для полного колорита не хватает, может быть, всего нескольких мелочей: запаха пороха, помоев и свежепущенной крови, стука деревянной ноги пирата, который спешит к отходящему в дальний путь кораблю, и пьяного гвалта матросов из таверн. Но это с лихвой компенсируют сами туристы, нередко пытающиеся в один момент сторговать у жизни месячный запас веселья и разнузданности, живя одним вечером, словно последним днём. Я смотрю в разверстые двери бара, где в тусклом свете мельтешат весёлые физиономии нетрезвых людей, увлечённых разговорами, и лица тех, кто сидит в одиночестве. Но им тоже не скучно – их силуэты подсвечены экранами мобильных телефонов, и они заворожены так же, а может, даже больше, чем первые. Они в сети. Где комфортно и хорошо, где есть друзья и темы для общения, где идёт другая жизнь, не та, что в реальном мире.

Мы все просто люди, мы ценим свою жизнь, любим семью, дорожим друзьями. Мы не плохие и не хорошие, мы всего лишь «стандартные», со своими достоинствами и недостатками, сомнениями и желаниями. Мы такие же, как все. В меру алчные и добродетельные, милосердные и жестокие, и, разумеется, немножко честолюбивые. Мы огорчаемся, если друзья забывают поздравить нас с днём рождения или отменяют встречу, когда у них появляются «более срочные дела». И мы думаем, что же может быть более важным, чем встреча с нами. А как мы радуемся, если о нас вспоминают бывшие: «значит, помнят и сожалеют, что расстались».

Мы хотим, чтобы о нас думали, чтобы нас замечали, чтобы о нас говорили. И пусть актёры и певцы прячутся от известности, маскируют свою жизнь, пытаются остаться наедине с собой – это просто глупости, странные желания избалованных славой людей. Зачем скрываться, если известность – это всеобщее благо? Мы рады выступать на публику, говорить о себе, блистать своими талантами. Да, мы часто стесняемся выйти на сцену или выступить при большом скоплении людей, однако втайне нам так этого хочется: чтобы все говорили, шептались, показывали пальцем, восторгались.

Тебе будут завидовать бывшие обидчики, те, кто тебя не замечал или игнорировал, кто ещё недавно считал тебя бездарным. Популярность даст возможность восхищать всех, одновременно презирая их, подарит власть над людьми и чувство собственного превосходства, предоставит шанс выделиться среди огромной толпы «стандартных» людей. Мы все, так или иначе, жаждем известности, и даже те, кто ведёт замкнутый, затворнический образ жизни грезят стать знаменитыми своей недоступностью и отрешённостью от мира. Мы мечтаем быть суперзвёздами, моделями, певцами или просто публичными людьми, не помышляя, какие проблемы и неприятности повлечёт этот статус. Однако рынок готов к любым просьбам, чаяниям и желаниям клиентов. И вот уже каждый из нас имеет доступ к социальным сетям.

Когда-то, на заре развития общения через Интернет, существовали тысячи видов чатов, где люди, выбирая интересующие их сферы, могли обсудить абсолютно любые темы: начиная от строения Вселенной и заканчивая смакованием очередного развода какой-нибудь поп-звезды. Вторых при этом, конечно, насчитывалось намного больше. Это давало чувство раскрепощённости, анонимности, но не открывало возможности понять свою позицию в жизни, оценить популярность среди собеседников, важность своего мнения. Поэтому появился «ЖЖ». «Живой журнал» подарил людям возможность публично высказывать свои мысли, делиться событиями и эмоциями. В сеть потекли тысячи стихов, зарисовок из бытовой жизни, абстрактная проза – всё это любой человек теперь при желании мог найти в свободном доступе. Здесь были настоящие и вымышленные герои, переживания, перипетии событий, жизненные и не очень сюжеты, отдельный виртуальный мир, способный частично заменить настоящий. Но и этого людям было недостаточно: не хватало динамики, всеохватного пространства общей эмоциональной сети, и даже всемирно известные протоколы «IRC», «ICQ» и «Jabber» не справлялись с такой масштабной задачей. Тогда на арену вышел всем известный «Facebook». А за ним полились копии, объединённые одной и той же идеей: «Одноклассники», «Вконтакте» и масса других последователей в разных странах.

Социальные сети предоставляют человеку полную свободу действий. Можно «добавлять друзей», «выкладывать фотографии», «смотреть новости». Можно рассказать о себе всё, что до этого было скрыто, оставалось в тени, а теперь стало доступным для всех. Больше нет секретов: все люди стали публичными личностями с сотнями и тысячами просмотров. То, до чего раньше было невозможно добраться следственным органам, теперь стало доступным за несколько минут. Практически о любом человеке в мгновение ока можно собрать всю основную информацию: адреса, телефоны, интересы, род занятий, а при особой открытости клиента и намного больше.

Вся наша жизнь сконцентрировалась в статусе, который мы ставим в зависимости от текущего момента. Мы можем быть «в гостях», «не в духе», «желать пообщаться» или даже сидеть «в туалете», можем сообщить миллионам потенциальных «подписчиков» о каждом своём шаге, любом происходящем событии. Мы в зоне внимания, мы под наблюдением, за нами следит «Большой Брат» – и нам это нравится. Вся наша жизнь, как на ладони: сотни друзей, событий, мест. И мы рады поддерживать это: рассказывать ещё больше, делиться всей своей жизнью. Сейчас стало немодно скрывать что-либо, соблюдать приватность, иметь личную информацию. Намного выгодней конвертировать всё это в рейтинг, такой важный для нашей популярности. Давно ушли в прошлое почтовые письма, стали ненужными телефонные звонки, а личные встречи и вовсе можно считать пустой тратой времени. Всю информацию о своих знакомых можно прочитать в «Facebook», а основные новости узнать в «Twitter». Мы стремимся к упрощению, примитивизму. Больше не нужно реагировать на сообщение, хмурясь или улыбаясь, теперь достаточно поставить нужный «смайлик».

Наша жизнь превратилась в безумный нарастающий гул информации, и время на его изучение и освоение мы выделяем за счёт разговоров и встреч со своими друзьями и родственниками. Но не стало ли наше общение слишком примитивным, не придём ли мы в итоге к сетевому одиночеству, забыв о посиделках с друзьями, выездах на природу и семейных обедах? Не замкнёмся ли мы в своём маленьком мире, восполняя его безбрежным виртуальным, не вцепится ли в нас веб-паутина смертельной хваткой, не оставляя сил для реальных дел? Сможет ли выжить наша человечность, не перейдёт ли она в разряд архаизмов, останутся ли традиции актуальными и востребованными не только в исторических трудах и кружках по изучению древних обрядов, но и в сердцах и поступках обычных, «стандартных» людей? Ведь треть россиян сейчас ежедневно выходят в социальные сети, неустанно трудясь над обновлением своих статусов.

Я смотрю на людей, увлечённо водящих пальцами по небольшому экрану, чтобы вывалить в глобальную сеть очередной мусор. Нет, это не болезнь. Это не плохо и не хорошо, в этом есть наша жизнь, одна из её граней, которую человечество так усиленно шлифует в последнее время, пытаясь придать ей больше блеска, чем многим другим вопросам. Но засияла ли она ярче от безудержного натирания экранов планшетов и телефонов или же стала лишь чернее, утянув в свою бездну миллионы людей?

Я сворачиваю за угол, подальше от ярких огней, и ищу ворота, которые выведут меня из каменной клети и укажут укромное место, откуда можно будет любоваться тёмными водами Карибского моря. Впереди видна арка, заглатывающая каменную мостовую, и я понимаю – это мой выход. Два открытых автобуса сворачивают с гладкой дороги на бугристый проезд, упирающийся в городские ворота. Новые люди выходят из двух стальных ковчегов на улицу, спеша к городской цитадели. Я же направляюсь к небольшому пирсу, короткой иглой вонзающемуся в Карибское море. Гирлянда огней повисает чуть выше границы горизонта – за ней начинается новая часть Картахены: с бетонными небоскрёбами, променадами, торговыми центрами и пляжами. Жёлтые и красные сигналы немного подрагивают в пространстве, словно удаляющиеся машины. Но отсюда некуда скрыться, поскольку на севере – бескрайнее море, украшенное венцом островов, а по сторонам – космы неприступных джунглей.

С моря город защищают лабиринты рифов, а с земли – несколько фортов, вздымающихся, словно каменные вулканы посреди городской застройки. Один из них особо выделяется своим размахом и неординарной формой. При приближении к этому нагромождению камней не сразу осознаёшь, что это фортификационное укрепление, поскольку издали оно выглядит как пирамида майя, сложенная во славу богов, а не ради защиты своих жизней. А между тем форт Сан-Фелипе-де-Барахас (San Felipe de Barajas) возводился в течение сотни лет и был, вероятно, самым масштабным и передовым укреплением своего времени. Даже проникнув внутрь, нескоро разберёшься в хитросплетении его ходов, соединяющих казармы, казематы и склады припасов.

Покатые стены с едва различимыми бастионами приводили к тому, что ядра рикошетили, не причиняя серьёзного ущерба. Укрепления поражали воображение своей толщиной. И лишь несколько башен, словно усмехаясь в лицо вражеской артиллерии, возвышались над массивом каменных валунов. Так что если Дрейку удалось захватить Картахену с войском чуть более тысячи человек, то с появлением этого «гвардейца» испанский город стал неприступным даже для тридцатитысячной армии Вернона. Жизнь цитадели потекла в неге и спокойствии вплоть до гражданской войны, когда форт стал кочевать из рук революционеров к королевским войскам и обратно. Наконец, последняя осада, длившаяся более года, вынудила испанцев спустить стяг монаршего дома, а на его месте обосновался триколор, который уже больше никогда не менял своих цветов. Сейчас огромное полотнище высотой в два человеческих роста развевается на массивном флагштоке, и к нему день и ночь течёт тоненький людской ручей желающих прикоснуться к истории и оставить себе на память несколько фотографий. Говорят, что английский историк, побывав здесь, заявил, что именно из-за Картахены Южная Америка не говорит по-английски.

Столь успешное защитное сооружение сегодня не менее благополучно выполняет функцию музейного экспоната под открытым небом, и мы вместе с другими желающими провели несколько часов, забираясь в узкие лазы, спускаясь по крутым лестницам и заглядывая в пушечные дула. Возможно, в глубине катакомб форта и по сей день покоится множество сундуков с золотыми эскудо и серебряными талерами, скрытыми здесь от глаз недостойных, но когда-нибудь они ещё станут вершителями человеческих судеб, попав в руки новых владельцев несметных богатств.

На следующий день мы решили посетить новую часть города, которую наблюдали с пирса в первый вечер. Строящиеся бетонные башни с этажами, нанизанными на штыри колонн, слоёными пирогами поднимались к пасмурному серому небу. Песок пепельного цвета испуганно метался вдоль берега, зажатый между морской пеной и бетонной мостовой. Его тут и там безжалостно прорезали каменные насыпи, выступающие в океан бежевыми полосами колотого тростникового сахара. Млея под белой и голубой глазурью парадных фасадов, многоэтажки первой линии стыдливо пытались прикрыть собой неопрятных собратьев, только ещё встающих с колен при помощи башенных кранов. Там, где это им не удавалось, было видно, как стройка оккупирует и без того неоправданно узкую набережную.

Рядом с одной из таких площадок мы заметили прораба, расхаживающего в резиновых сапогах по кромке воды. Очевидно, он ожидал разгрузку очередного бетоновоза. А так как сейчас в России множество компаний празднует День строителя, то мы не могли обойти стороной этот праздник и, попросив у него белую каску с противошумными наушниками, сняли пару кадров для поздравительных открыток. Он с недоумением смотрел, как мы фотографировались, а получив экипировку обратно, скорее ретировался на строительную площадку. Мы же ещё немного погуляли по людным пляжам и повернули домой.

В какой-то момент мне показалось, что за этой смазанной линией тяжёлой воды и невесомого неба больше ничего нет, что здесь край мира, за которым в безбрежном пространстве может находиться только пустота. Возможно, когда-то так же думали и индейцы, стоя у кромки воды и вглядываясь в таинственный север, откуда раз за разом приходили облака, поливая тропические леса обильными дождями. Конечно, они не могли и представить, что когда-нибудь гигантские деревянные лодки с крыльями из прочной парусины принесут на их земли «бородачей». Теперь уже нет ни индейцев, ни их покорителей, но всё же день ото дня кто-то из нас выходит к самому краю, чтобы смотреть вдаль и размышлять, что ещё может принести нам неизвестность. И будет ли это подарком или наказанием за пройденный путь…